2. Изменение среды безопасности и новые глобальные угрозы

В условиях распада жесткой биполярной структуры, определявшей степень и характер участия акторов не только в «высокой» (касающейся вопросов безопасности, войны и мира), но и в «низкой» политике (охватывающей вопросы культурных обменов, научных и профессиональных контактов...), вторжение новых действующих лиц в обе эти сферы приобрело поистине обвальный характер1. Это касается традиционных международных акторов — государств и межгосударственных институтов, и в еще большей мере новых участников, таких, как субнациональные структуры, транснациональные корпорации, неправительственные организации, различного рода ассоциации, устойчивые группы (вплоть до мафиозных структур) и выдающиеся личности. Но, пожалуй, еще более впечатляющими являются те изменения, которые вносит сегодня в характер и состояние международных отношений участие в них различного рода временных объединений и «неорганизованных» частных лиц. Как уже было показано в главе 8, такоеучастие становится источником абсолютной случайности в сфере международных отношений и влечет за собой переход от ситуации риска свойственной периоду «холодной войны», к ситуации сомнения и связанному с ней парадоксу участия (Allan. 1994. Р. 65).
Процессы взаимозависимости стирают грань между внутренними и внешними, между государственными и общественными интересами. Внутренняя и внешняя политика становятся тесно связанными. Соответственно происходят изменения и в сфере безопасности. Как подчеркивается в Хартии Европейской безопасности, принятой в Стамбуле в ноябре 1999 г., «стало все более очевидным, что угрозы нашей безопасности могут быть следствием конфликтов как между государствами, так и внутри государств» (Хартия Европейской безопасности. 1999). Учитывать национальные интересы становится все труднее. Традиционные максимы международной политики, которые используются государствами в их национальных интересах или те, с помощью которых они пытаются увеличить свою силу, становятся сомнительными.
С другой стороны, свою неприспособленность к новым реалиям обнаружили фактически все международные институты безопасности — ООН, ОБСЕ, НАТО (последняя была создана в целях противостояния СССР, и с его распадом утратила противника, а следовательно, и первоначальный основной смысл своего существования).
Относительно ООН следует сказать следующее. Дело не в том, что она была создана с целью предотвращения новой мировой войны и внезапного нападения одного государства или группы государств на другое, а сегодня столкнулась с ситуацией, в которой «в настоящий момент нет опасности мировой войны или даже большой войны между государствами» (Ротфельд. 1997. С. 38). Дело также не в том, что право вето стало главным препятствием для принятия решений, которые способны быстро и эффективно помочь выйти из кризисной ситуации или предотвратить угрозу нетрадиционного характера (см. там же). Обоснованность этих двух моментов вызывает определенные сомнения. В первом случае сомнения вызваны, например, принятием Конгрессом США решения о развертывании новой системы ПРО (в отсутствие угрозы войны это выглядит совершенно бессмысленным). А во втором сомнения возникают относительно того, что решение о военной операции в Косово (принятое без мандата ООН именно с целью избежать вето со стороны РФ и Китая) позволило радикально улучшить ситуацию в Косово (см., например: Ramses 2000. Р. 347).
Право вето, действительно, далеко не идеальный инструмент для выработки и принятия согласованных решений. Но до тех пор пока в системе ООН не удастся выработать более совершенного механизма сдержек и противовесов, именно право вето выполняет эту роль в У°" яовиях, когда большинство в составе постоянных членов СБ принадлежит западным странам и именно у них есть возможность оказывать давление на страны, избираемые в него лишь на двухлетний срок1. Возможно, что как раз использование данного инструмента будет стимулировать интенсивные поиски легитимных путей разрешения Косовской проблемы.
Несоответствие ООН новым требованиям в области безопасности связано с другим обстоятельством, а именно с противоречием между провозглашаемыми в Уставе ООН правом наций на самоопределение и ценностью неотъемлемых прав человека, с одной стороны, и незыблемостью принципа государственного суверенитета, сохранения целостности государств и нерушимости государственных границ — с другой. То же можно сказать и о «Хельсинкском декалоге». Провозглашенные в нем принципы суверенитета, нерушимости границ, территориальной целостности государств и невмешательства во внутренние дела вступают в конфликт с такими принципами, также отраженными в декалоге, как уважение прав человека и основных свобод, равноправие и право народов на самоопределение. Что же касается НАТО, то, во- первых, несмотря на проведенные реформы, создание и начало осуществления новых программ (ПРМ, ССАС и т.п.) и стремительное расширение на восток, Альянс продолжает испытывать проблемы, связанные со все еще не найденной новой самоидентификацией. Во- вторых, окончание холодной войны и исчезновение советской угрозы вывели на первый план различие интересов США и их европейских союзников и обострили проблему доверия между ними. Кроме того, судьба и жизненный опыт нового поколения американской и европейской элиты, сменяющего у власти старое поколение, уже не связаны с прежней преданностью идеям Атлантического сообщества. Усиление Европейского союза усложняет связи с Соединенными Штатами. Отмечая эти обстоятельства, С. Уолт не исключает того, что «со временем американцы, возможно, будут рассматривать такую Европейскую супердержаву, как своего главного глобального соперника» (Walt. 1998/99). Подчеркивая, что альянсы, рожденные в дни воины, Редко переживают разгром врага и что в этом смысле НАТО уже является аномалией, Уолт заключает: «Вместо бессмысленной раздачи гарантий в каждой потенциальной «горячей точке», вместо того, чтобы основывать нашу внешнюю политику на презумпции постоянного
В данной связи ситуацию не решит и механическое расширение состава СБ за счет Германии и Японии: при отмене нрава вето западные страны просто получат большие фактически ничем неограниченные) возможности проводить через СБ ООН любое нужное им решение и игнорировать мнение других стран-членов партнерства, для Соединенных Штатов и Европы пришло время медленного и постепенного процесса разъединения. Этот процесс неизбежен, и мудрость управления государством заключается в умении предвидеть и использовать ход истории, а не ввязываться в бесполезные попытки его остановить» (там же. Р. 10). Подобные мысли возникают и в Европе. Вот что пишет французский исследователь А. Жокс: «Американский антйэтатизм и европейский антиимпериализм объединялись против СССР; но евро-американский союз оказался почти лишенным общих политических принципов после падения Советского Союза. Европейские страны целиком поглощены созданием чего-то вроде супергосударства, ЕС, который для американцев имел смысл только в антисоветской борьбе» (Зохе. 1997. Р. 335).
Возможно, данные выводы слишком категоричны. Вместе с тем вряд ли можно отрицать, что в них обозначены действительные проблемы, с которыми сталкивается сегодня Атлантический альянс. Кроме того, несмотря на постоянные утверждения о том, что НАТО не только и, не столько военная, сколько политическая организация, целью которой является предупреждение и разрешение кризисов, остается фактом то, что она слабо приспособлена для участия в спасательных и гуманитарных операциях в случае стихийных бедствий и природных катастроф и не проявляет заинтересованности в таком участии.
Между тем большая часть современных вызовов и угроз международной безопасности требует для своего решения новых, прежде всего невоенных подходов. Это относится не только к решению экономических проблем и проблемы деградации окружающей среды, но и к совместному поиску правового разрешения противоречия между стремлением к самоуправлению и групповой самоидентификации и сохранением целостности государств, между ростом сепаратизма и нерушимостью границ, между стремлением субнациональных групп и регионов к суверенитету и суверенитетом нации-государства, частью которого они являются. В этом отношении нельзя не согласиться с выводом о том, что «война создает больше проблем, чем она может решить. Спорный триумф НАТО в Косово создает больше проблем, чем решает их» (см об этом: Цыганков. 2000).
Сегодня основные вызовы безопасности связаны с глобальным кризисом систем общественной и политической организации и идеологических устоев. Обобщая выводы, касающиеся данной проблемы и содержащиеся в отечественной и зарубежной литературе, можно выделить четыре группы вызовов.
Вызовы, относящиеся к первой группе, касаются меняющегося места государства в составе акторов международных отношений. Особую тревогу вызывают некомпетентность и неэффективность государств во взаимодействии с новыми акторами. Как мы уже видели, в условиях глобализации всюду наблюдается снижение значимости роли государства. Но особенно это относится к государствам, применительно к которым французский социолог Б. Бади использовал термин «импортированные государства» (Badie. 1995). Примеры таких государств — Заир, Афганистан, Сомали, Бурунди... Б. Бади доказывает, что государство — это исторический продукт социокультурного развития. Оно должно формироваться постепенно и органично. Насаждение европейских по своему происхождению государственных институтов на иную культурную почву не приносит быстрых положительных плодов. А, например, Р. Каплан пишет: «Не будем забывать, что государство — чисто западное понятие, которое до двадцатого века относилось к странам, покрывающим только три процента земной суши. Не существует достаточно убедительных свидетельств того, что государство как идеал правления может привиться в регионах, находящихся за пределами индустриального мира. Даже Соединенные Штаты Америки, по словам одного из лучших ныне живущих поэтов Генри Снайдера, состоят из произвольных и неточных конструкций, наложенных на объективно существующие реальности» (Kaplan. 1994. Р. 68). Функции государства связаны с накоплением общественного богатства путем создания эффективной экономической системы; с содействием созданию в обществе единства интересов, ситуации компромисса и согласия, личной ответственности за всеобщее благо. Только монополии на насилие сегодня уже недостаточно, к тому же ее значительно труднее обеспечить.
Ситуация обостряется и вследствие роста антигосударственных тенденций. Воздействие СМИ ведет к разрыву между ожиданиями граждан и возможностями государств. Сегодня возможности масс-медиа выходят далеко за рамки государственных границ. Предлагая людям своего рода новый «опиум для народа», нечто вроде «лучшего Из миров», новейшие и все более соблазнительные развлечения, частные и транснациональные электронные СМИ объективно, а иногда и целенаправленно отвлекают людей от негативных последствий глобализации, от национальных гражданских задач, противопоставляя «подавляющее воздействие государства на личность» «освободительным» процессам «планетарной культуры», разрушая лояльность людей по отношению к «своему» государству (см. об этом: Катопе1999).
Дестабилизирующее влияние на государства оказывают трансграничные переливы краткосрочных капиталов, действия международных финансовых спекулянтов. Теневая экономика подрывает хозяйственную деятельность государства как на. внутриобщественном, так и на международном уровне (преступники договариваются быстрее и эффективнее, чем государственные деятели, а договариваются они против государства). Все чаще наблюдается симбиоз преступных групп с государственными структурами, в которые эти группы проникают. Возникают взаимопереплетающиеся структуры, которые, подобно государству, осуществляют социальный контроль, распределение благ и так же, как государство (а по сути, за его счет), требуют лояльности к себе. География таких структур редко совпадает с государственными границами. Это сопровождается распространением финансовых преступлений среди транснациональных деловых кругов, работников крупнейших банков с ежегодным оборотом, превышающим суммы в тысячу млрд долларов, т.е. больше, чем национальный доход стран, представляющих треть человечества (Яатопе1. 2000).
Формируются архаические общности на основе племенной, этнической, религиозной идентификации. Это несет в себе угрозы сепаратизма, этнического и религиозного экстремизма. Нередко такие общности сращиваются с терроризмом, используют террористические способы достижения личных целей. С этим связана угроза локальных войн и выхода вооруженных конфликтов на региональный уровень.
Вторая группа вызовов международной безопасности связана с нарастанием экономического разрыва и социальной разобщенности между странами, народами и социальными группами. Завоевание транснациональными компаниями все новых рынков сопровождается разрушениями целых отраслей промышленности во всех регионах мира с такими социальными последствиями, как безработица, неполная занятость, которые охватывают сегодня около 1 млрд человек. Большинство из них проживают в беднейших странах мира. В 1960 г. 20% самых богатых людей мира обладали доходом, который превышал доход 20% самых бедных в 30 раз. Сегодня эта цифра увеличилась до 82. Из 6 млрд населения мира только 500 млн людей живут в достатке, в то время как остальные 5,5 млрд испытывают потребности в самом необходимом (см. там же). «Золотой миллиард», в свете этих цифр, выглядит преувеличенным ровно вдвое.
Реальным становится риск вытеснения беднейших стран на обочину мирового развития. Возрастают тенденции миграции из бедных в более богатые государства. Последние стремятся отгородиться от мигрантов из бедных стран ужесточением погранично-визового контроля.
Если в прошлом недовольство людей своим бедственным положением и несправедливостью в распределении богатства сдерживалось религией, незнанием того, как хорошо живется другим, и надеждами на лучшее будущее, то в наше время ситуация меняется коренным образом. Как пишет Р. Питере, сегодня обитатели трущоб Логоса хотят жить так же, как миллионеры и знаменитости, а надежд на благополучие (даже для будущих поколений) становится все меньше. В развитых странах Запада это размежевание привело к существованию архипелагов неблагополучия в море благополучии. В остальном мире имеются лишь крохотные островки благополучия в бушующем океане неблагополучия. Накапливающееся в результате этого недовольство и раздражение обращается на ближайшие объекты — другие племена, кланы, этносы, на неэффективные государственные структуры (см.: Peters. 1995/96). Расширяется почва для организованной преступности и политического насилия.
Третья группа глобальных вызовов международной безопасности является следствием научно-технологической революции. Открытия в области генетики создают беспрецедентные возможности манипулирования жизнью и сознанием людей.
Расширение круга пользователей глобальной сетью Интернет, которая становится основным каналом распространения информации, знаний, идей и товаров, способствует, тому, что сознание людей все более выходит из-под влияния национальных политических и государственных институтов (Стратегия для России. 2.7). Одновременно рождаются и новые формы зависимости: компьютерный вирус, созданный, предположительно, филиппинским студентом, нанес финансовый ущерб государственным и частным компаниям мира на сумму около Ю млрд долларов.
Новые средства связи, транспорта, коммуникаций усиливают опасность навязывания глобализации на основе американо- и западноцент- Ристских моделей без учета культурной специфики и конкретных экономических условий разных стран. Это влечет за собой кризис самосознания, разжигание потребительских аппетитов, которые невозможно удовлетворить.
Наконец, четвертая группа глобальных вызовов международной безопасности связана с дефицитом ресурсов в условиях перенаселения планеты. Перетекание избыточного населения в города ведет к росту урбанизации, разрушению традиционных устоев и структур. Невозможность трудоустройства — к накоплению «взрывчатого материала». Неудовлетворенность масс людей своим положением — к применению насилия.
В целом изменения в среде безопасности характеризуются ростом невоенных угроз и трансформацией структуры безопасности. При относительном снижении веса и уменьшении значения военного и оборонительного компонентов происходит нарастание угроз жизнеобеспечению системы как на уровне государств, так и в глобальном масштабе. Безопасность в традиционной трактовке во многом утратила то принципиальное значение, которое она имела ранее для правительств.
В такой обстановке со все большей очевидностью стала проявляться недостаточность имеющегося в международно-политической науке теоретического багажа. Возникла необходимость в новых концептуальных построениях, которые позволили бы не только рационально осмыслить меняющиеся реалии, но и могли бы выполнять роль операциональных инструментов влияния на них в целях снижения рисков и неуверенности, с которыми столкнулись международные акторы. Попыткой ответа на эту потребность становится пересмотр прежних и разработка новых концепций безопасности.

< Назад   Вперед >
Содержание