Наконец-то твердая валюта!
И наконец, Германия намеревалась сохранить твердую валюту, чтобы воспользоваться преимуществами «добродетельного круга», который я описывал в гл. б. Такая политика требует отдать на короткий срок приоритет финансовым равновесиям, с тем чтобы укрепить экономику в среднесрочном периоде. Прежде всего нужно было укрепить немецкую марку, ограничить бюджетный дефицит и поднять при необходимости процентные ставки. Это была драконовская дисциплина, но немцы извлекали из нее прибыль.
225
Тогда Германию обвиняли тогда в том, что она проводила политику твердой валюты вследствие своей демографической слабости. Престарелым остаткам кейнсианства, продолжавшим существовать на континенте и прятавшимся в Соединенном Королевстве за ложными добродетелями тэтчеровских монетаристов, еще удавалось убедить людей, что экономический динамизм требует некоторого валютного послабления. Такого рода критика была особенно острой со стороны европейских партнеров, находившихся в тисках безработицы и демографического роста, требующего создания новых рабочих мест. Действительно, через европейскую валютную систему строгость немецкой валютной политики распространилась на ЕЭС. В системе фиксированного денежного курса, где существует полная свобода циркуляции капиталов, денежная политика не может быть независимой. Ни одна страна в этих условиях не сможет длительное время отходить от общей тенденции в области процентных ставок. Если какая-либо страна в одностороннем порядке снизит свои процентные ставки, то капиталы перекочуют в более выгодные места и, следовательно, ее валюта снизится по отношению к другим. Ва-лютная политика самой могущественной страны, владеющей ведущей валютой, сказывается на других странах — членах европейской валютной системы. Посредством изменения процентной ставки немецкая ортодоксальность сказывалась, таким образом, на соседях.
8 Зак 904
В те времена некоторые партнеры Германии клеймили ее за непримиримость, ставили ей в упрек накопление торговых избытков и использование валютного могущества, чтобы «диктовать им свои законы».
Но критика смягчалась по мере того, как эти страны, традиционно инфляционистские, учитывали, какого развития сможет достичь их экономика благодаря дисциплине европейской валютной системы. Прогресс в экономике был особенно поразителен в латинских странах, управляемых социалистами: во Франции, Италии, Испании, Португалии. Среди социалистов англосаксонская пресса часто называла французского министра экономики и финансов Пьера Береговуа, считая его «человеком — символом твердого франка». На-конец!
2. Второй упрек, адресованный Германии, касался самой немецкой модели капитализма. Суровой критике подвергалась неподвижность промышленных и финансовых структур, особенно со стороны тех, кого заворожила неоамериканская модель, с ее лихорадкой поглощения предприятий и биржевыми потрясениями, с ее мечтами, направленными по всем азимутам, и перестройками с помощью топора.
На их взгляд, немецкая модель больше не выдерживала сравнения. Ее финансовый рынок был узок и вял; ее промышленные объединения были пленниками слишком боязливо закрытого капитала. Что касается социально-рыноч- ной экономики, ответственной за подобную неподвижность, то ее считали анахронизмом. Некоторые критики доходили до предсказания неизбежного отставания немецкой экономики и ослабления зарейнских предприятий. Я храню жгучее воспоминание, связанное с распространением этого мнения. Я стал президентом Центра перспективных исследований и международной информации в Париже (СЕРП), который благодаря замечательному составу и ряду выдающихся директоров часто рассматривали, в том числе и в США, как один из лучших институтов этой категории. Итак, в октябре 1981 г. научный журнал СЕРП опубликовал статью, заголовок которой сегодня вызывает улыбку: «Деиндустриализация в центре немецкой модели».
В целом немцы были представлены как рантье, сидящие на своих излишках и озабоченные только проблемами эгоистического использования своих богатств. Потребление на душу населения в 1985 г. было самое высокое в Европе: 8000 долларов в год. Размеры сбережений, в отличие от того, что наблюдалось повсюду, имели тенденцию к росту. Торговый баланс шел от рекорда к рекорду, и в 1988 г. был зарегистрирован торговый избыток в 130 миллиардов марок.
И эта блаженствующая от успеха и комфорта Германия приняла воссоединение, как электрошок