§ 3. Геоюриспруденция (К. Шмитт)

Одним из наиболее небезобидных в политическом плане порождений геотеорий в Германии, несомненно, была геоюриспруденция. Геоюриспруденция явилась закономерным итогом геополитической унификации всех отраслей науки в нацистской Германии64. По своему концептуальному содержанию геоюриспруденция стала развитием учения Челлена, согласно которому «политическая целесообразность, а не право» должна быть «действительным принципом государства». Так, Манфред Ланганс-Рацебург пытался перестроить юриспруденцию в духе геополитических идей под углом зрения «зависимости от земли» частных и публичных правовых отношений. При этом он сформулировал понятие «географической науки о праве, или геоюриспруденции»65. Согласно Адольфу Грабовски, геоюриспруденция есть «учение о том, как право порождается пространством»66.

В Германии этого периода активно пропагандировалось, прежде всего геополитикой, «священное право арийцев на жизненное пространство», При этом все большими становились претензии на территорию других государств. Многие геополитические конъюнктурщики говорили при этом столь откровенно экспансионистским языком, что нацистское руководство из дипломатических соображений должно было их приструнять. Например, «геоюридическая» работа немецкого географа Эвальда Банзе «Пространство и народ во время мировой войны» появилась в английском издании под заглавием «Германия готовится к войне». Этот факт произвел сенсацию и привел даже к тому, что нацисты официально отмежевались от книги Банзе и изъяли ее из сферы германской книжной торговли. Дело зашло так далеко, что вынужден был вмешаться сам главный идеолог Третьего рейха, позже казненный в Нюрнберге, Альфред Розенберг. В мае 1938 г. он отдал следующее распоряжение, относящееся к геополитике; «Большое внимание, которое стало уделяться геополитике со стороны науки и преподавания внутри страны и за рубежом, привело к тому, что геополитическими проблемами внутри страны стали заниматься непригодные для этого работники, в то же время за границей фальсифицированные принципы геополитики стали использоваться в целях пропаганды против Германской империи.

Тем важнее, чтобы в Германии разработку геополитических вопросов взяли на себя годные для этого лица.

Я обращаю внимание на то, что единственным признанным национал-социалистской партией объединением германских геополитиков

является «Союз геополитики» в Гейделъберге под руководством оберфюрера СС доктора Р. Вагнера. Для того чтобы обеспечить ясную линию германской геополитики, следует при проведении докладов по геополитике в системе обучения национал-социалистского движения и при опубликовании геополитических сочинений во всех сомнительных случаях вступать в контакт с указанным Союзом.

Члену партии доктору Вагнеру вменяется в обязанность все принципиальные вопросы согласовывать со мной»61.

Главный представитель геоюриспруденции Карл Шмитт (1888— 1985) — немецкий юрист, политолог, философ, историк. Отношения Шмитта с национал-социалистическим режимом были двойственными. С одной стороны, его теории, безусловно, повлияли на нацистскую идеологию. Особенным успехом пользовались его политологические книги «Политическая теология»68 и «Понятие политического»69 , в которых Шмитт дал развернутую критику либерального права и идеи «правового государства». Вместе с тем вся концепция Шмитта была основана на фундаментальной идее «прав народа» (Volksrechte), которые он противопоставлял либеральной теории «прав человека». В его понимании всякий народ имел право на культурную суверенность, на сохранение своей духовной, исторической и политической идентичности. Такой же подход был характерен для некоторых национал-социалистов, считающих эту идеологию универсальной и применимой для всех народов земли. Но доминирующей линией режима стал именно пангерманизм, основанный на шовинизме и узко националистическом подходе. Поэтому Шмитт с его теорией «прав народов» подвергался резкой критике, особенно со стороны идеологов СС (в 1936 г. в органе СС «Черный корпус» («Schwarze Korps») была опубликована угрожающая статья в его адрес).

На Нюрнбергском процессе против Карла Шмитта было выдвинуто обвинение, причисляющее его к «военным преступникам» на основании фактов сотрудничества с гитлеровским режимом. В частности, ему инкриминировалось «теоретическое обоснование легитимности военной агрессии». После детального знакомства судей с сутью дела обвинение было снято. Тем не менее Шмитт, как и Мартин Хайдеггер, Эрнст Юнгер и другие «консервативные революционеры», стал персоной нон грата в мировом научном сообществе и его труды совершенно игнорировались. Только в 70-е гг. благодаря влиянию на юридическую мысль некоторых теоретиков левого толка труды Шмитта стали постепенно реабилитировать.

Идейное формирование Шмитта происходило в той же атмосфере идей «органицистской социологии», что и у Ратцеля и Челлена, но на него повлияли также романтические теории «Света Севера» (Nordlicht), согласно которым социально-политические

формы и государственные образования коренятся не в механическом функционировании атомарных личностей, соединенных в математические конгломераты, но в мифологии, в сакральном мире «стихий и духов»70. В теориях Шмитта повсюду наличествует парадоксальное сочетание «политического романтизма» и «строгого рационализма».

Практически все идеи Шмитта неразрывно связаны с геополитическими концепциями, и основные его работы — «Номос Земли»71 , «Земля и Море»72 и другие — посвящены именно осмыслению геополитических факторов и их влияния на цивилизацию и политическую историю. Шмитт подчеркивал, что целью геополитики являются «применение науки и поиск направлений политического курса» и что она лежит в основе «подготовки к политическим акциям»73.

Шмитт, совершенно в духе геополитического подхода, утверждал изначальную связь политической культуры с пространством. Не только государство, но вся социальная реальность и особенно право проистекают из качественной организации пространства. Отсюда Шмитт вывел концепцию «номоса». Этот греческий термин обозначает «нечто взятое, оформленное, упорядоченное, организованное» в смысле пространства. Термин близок к понятиям «рельеф» у Ратцеля и «месторазвитие» у русских евразийцев. Шмитт показывает, что «номос» есть такая форма организации бытия, которая устанавливает наиболее гармоничные соотношения как внутри социального ансамбля, так и между этими ансамблями. «Номос» — выражение особого синтетического сочетания субъективных и объективных факторов, органически проявляющихся в создании политической и юридической систем. В «номосе» проявляются природные и культурные особенности человеческого коллектива в сочетании с окружающей средой.

В книге «Номос Земли» Шмитт показывает, каким образом специфика того или иного земного пространства влияла на развившиеся в нем культуры и государства. Он сопоставляет между собой различные исторические «номосы», особенно подчеркивая фундаментальный дуализм между отношением к пространству кочевников и оседлых народов.

Но самый важный вывод из анализа «Номоса Земли» заключается в том, что Шмитт вплотную подошел к понятию глобального исторического и цивилизованного противостояния между цивилизациями суши и цивилизациями моря. Исследуя «номос» Земли, он столкнулся с его качественной, сущностной противоположностью «номосу» Моря. Это привело к созданию особой геополитической методологии для осмысления политической истории мира. «Суша — Море» — с помощью этой пары противоположностей Шмитт надеялся внушить необходимость перейти от «планетарного мышления категориями силы» (planetarisches Machtdenken) к «мышлению законами организации пространства» (raumgesetzliches Ordnungs-denken), с тем чтобы осуществилась «глобальная организация пространства», соответствующая «планетарному пространственному сознанию»74.

В 1942 г. Шмитт выпустил труд — «Земля и Море», который вместе с более поздним текстом «Планетарная напряженность между Востоком и Западом и противостояние Суши и Моря» (1959)75 составляет важнейший документ геополитической науки.

Смысл противопоставления суши и моря у Шмитта сводится к тому, что речь идет о двух совершенно различных, несводимых друг к другу и враждебных цивилизациях, а не о вариантах единого цивилизационного комплекса. Это деление почти точно совпадает с картиной, нарисованной Маккиндером, но Шмитт дает основным ее элементам — талассократии (морская сила) и теллурократии (сухопутная сила) — углубленное философское толкование, связанное с базовыми юридическими и этическими системами. Любопытно, что Шмитт использует применительно к «силам суши» имя «Бегемот», а к «силам моря» — «Левиафан», как напоминание о двух ветхозаветных чудовищах, одно из которых воплощает в себе всех сухопутных тварей, а другое — всех водных, морских.

«Номос» Земли существует безальтернативно на протяжении большей части человеческой истории. Все разновидности этого «номоса» характеризуются наличием строгой и устойчивой моральной и правовой формы, в которой отражается неподвижность и фиксированность суши, Земли. Эта связь с Землей, пространство которой легко поддается структуризации (фиксированность границ, постоянство коммуникационных путей, неизменность географических и рельефных особенностей), порождает сущностный консерватизм в социальной, культурной и технической сферах. Совокупность версий «номоса» Земли составляет то, что принято называть историей «традиционного общества».

В такой ситуации море, вода являются лишь периферийными цивилизационными явлениями, не вторгаясь в сферу «этического» (или вторгаясь эпизодически). Лишь с открытием Мирового океана в конце XVI века ситуация меняется радикальным образом. Человечество (и в первую очередь остров Англия) начинает привыкать к «морскому существованию», начинает осознавать себя островом посреди вод, кораблем.

Но водное пространство резко отлично от сухопутного. Оно непостоянно, враждебно, отчуждено, подвержено постоянному изменению. В нем не фиксированы пути, не очевидны различия ориентации. «Номос» Моря влечет за собой глобальную трансформацию сознания. Социальные, юридические и этические нормативы становятся «текучими». Рождается новая цивилизация. Шмитт считает, что Новое время и технический рывок, открывший эру индустриализации, обязаны своим существованием геополитическому феномену — переходу человечества к «номосу» Моря.

Так, геополитическое противостояние англосаксонского мира «внешнего полумесяца» приобретает у Шмитта социально-политическую дефиницию. «Номос» Моря есть реальность, враждебная традиционному обществу. Геополитическое противостояние сухопутных держав с морскими обретает важнейший исторический, идеологический и философский смысл.

Шмитт разработал еще одну важнейшую геополитическую теорию — теорию «Большого пространства», рассматривающую процесс развития государств как стремление к обретению наибольшего территориального объема. Принцип имперской интеграции является выражением логического и естественного человеческого стремления к синтезу. Этапы территориального расширения государства, таким образом, соответствуют этапам движения человеческого духа к универсализму.

Этот геополитический закон распространяется и на техническую, и на экономическую сферу. Шмитт показывает, что, начиная с некоторого момента, техническое и экономическое развитие государства требует количественного и качественного увеличения его территорий. По словам Отто Маулля, «полное экономическое проникновение имеет тот же эффект, что и территориальная оккупация». При этом не обязательно речь идет о колонизации, аннексии, военном вторжении. Становление «Большого пространства» может проходить и по иным законам — на основании принятия несколькими государствами или народами единой религиозной или культурной формы.

По Шмитту, развитие «номоса» Земли должно привести к появлению государства-континента. Этапы движения к государству-континенту проходят от городов-государств через государства-территории. Появление сухопутного государства-континента, материкового большого "пространства является исторической и геополитической необходимостью.

В работе 1940 г. «Пространство и большое пространство в праве народов» Шмитт так определил «большое пространство»: «Сфера планификации, организации и человеческой деятельности, коренящаяся в актуальной и объемной тенденции будущего развития»76. Уточняя эту несколько расплывчатую формулировку, Шмитт указывал как на пример волевого создания «большого пространства» проведение в жизнь американской доктрины Монро.

Хотя «Большое пространство» можно в определенном смысле отождествить с государством, а точнее, с империей (Reich), эта концепция выходит за рамки обычного государства. Это новая форма наднационального объединения, основанного на стратегическом, геополитическом и идеологическом факторе.

В отличие от унификационной пангерманистской модели Гитлера и от советского интернационализма «Большое пространство» Шмитта основывается на культурном и этническом плюрализме, на широкой автономии, ограниченной лишь стратегическим централизмом и тотальной лояльностью к высшей властной инстанции. При этом Шмитт подчеркивал, что создание нового большого пространства не зависит ни от научной ценности самой доктрины, ни от культурной компетентности, ни от экономического развития составляющих частей или даже территориального и этнического центра, давшего импульс к интеграции. Все зависит только от политической воли, распознающей историческую необходимость такого геополитического шага.

Геополитические мотивы различимы у Шмитта практически во всех темах, которые он рассматривает. В частности, он исследовал связь трех концепций — «тотальный враг, тотальная война, тотальное государство». Согласно учению Шмитта, людям суждено в силу происхождения, расовых особенностей и географических связей относиться друг к другу дружественно или враждебно77.

С его точки зрения, «тотальное государство» — это самая совершенная форма государства традиционного типа, то есть пик развития сухопутного «номоса». Несмотря на возможности исторической эволюции такого государства вплоть до масштабов большого пространства, в нем сохраняется неизменным сущностное качество. «Тотальное государство» исключает принцип «тотального врага» и «тотальной войны», так как представление о противнике, «враге» (а Шмитт придавал огромное значение формулировке понятий «друг/враг», amicus/hostis) оно выстраивает на основании себя самого, а следовательно, выдвигает концепцию «войны форм», в которой действует «закон войны» и участвуют только ограниченные контингенты профессиональных военных. Мирное население и частная собственность, в свою очередь, находятся под охраной закона и устранены (по меньшей мере теоретически) из хода военных действий.

Либеральная доктрина, которую Шмитт однозначно связывал с Новым временем и, соответственно, с «морской цивилизацией», с «номосом» Моря, отрицая, что «тотальное государство» открывает тем самым дорогу «тотальной войне» и концепции «тотального врага». В 1941 г. в статье «Государственный суверенитет и открытое море» он писал: «Война на суше была подчинена юридическим нормам,

так как она была войной между государствами, то есть между вооруженными силами враждующих государств. Ее рационализация проявлялась в ее ограничении и в стремлении вывести за ее пределы мирное население и объекты частной собственности. Война на море, напротив, не является войной между строго определенными и подчиняющимися юридическим нормативам противниками, так как основывается на концепции тотального врага»78.

Общая геополитическая картина, описанная Шмиттом, сводилась к напряженному цивилизационному дуализму, к противостоянию двух больших пространств — англосаксонского (Англия и Америка) и континентального (Евразия). Эти два «больших пространства» — талассократическое и теллурократическое — ведут между собой планетарное сражение за то, чтобы сделать последний шаг к универсализации и перейти от континентального владычества к мировому. При этом Шмитт с пессимизмом относился к возможности свести этот конфликт к какой-то строгой юридической базе, так как цивилизационные макроконцепции обоих «больших пространств» основываются на взаимоисключающих «номосах» — «номосе» Земли и «номосе» Моря. Последний разрушительный элемент вносится развитием воздухоплавания, так как воздушное пространство еще менее поддается этико-правовой структуризации, нежели морское.

В кратком очерке «Историческая структура современной всемирной противоположности между Востоком и Западом» Шмитт стремился обнаружить «сущность всемирной противоположности между Востоком и Западом, которая в настоящее время держит нас в напряжении»79. По его мнению, нельзя найти эту сущность всемирной противоположности, производя историческую, этическую, культурную и экономическую инвентаризацию современного Востока и современного Запада и сопоставляя результаты80. «Если отвлечься от всех многочисленных особенностей, проявляющихся столь разнообразно при сопоставлении Востока и Запада на протяжении мировой истории, то в настоящее время становится очевидным простое, элементарное различие: противоположность между сушей и морем. То, что мы сегодня называем Востоком, представляет собой единую массу суши: Россия, Китай, Индия, «величайший остров», «сердце Земли», как назвал эту область Маккиндер. А то, что мы сегодня называем Западом, — это полушарие, покрытое океанами, Атлантическим и Тихим. Противоположность континентального и морского миров — это реальная глобальная действительность, из которой мы должны исходить, чтобы вообще правильно поставить вопрос об исторической структуре напряженности, связанной с современным всемирным дуализмом»81 .

Сохранение в неизменном виде существующего в настоящее время всемирного противоречия Шмитт считает невозможным, так же как и победу одной стороны над другой. Наличие атомного оружия у обеих сторон сделает, мол, гигантов скромными и заставит их отказаться от претензий на мировое господство. Однако, согласно Шмит-ту, наряду с двумя мировыми системами существуют еще массы целых континентов, которые колеблются между полными противоречий исключающими друг друга противоположностями, внезапно подаваясь то в одну, то в другую сторону. «Противоречия возникают из нерешенных проблем пространственного развития, которое вынуждает или найти переход к ограниченным великим пространствам, допускающим наряду с собой существование других великих пространств, или же превратить войну в рамках до сих пор существовавшего международного права в глобальную всемирную гражданскую войну»82.

Сторонники Шмитта, приветствовавшие эти идеи, более конкретно разъяснили их смысл. Так, Эрнст ван Лоэн пишет: «При новом устройстве мира, основанном на межконтинентальном равновесии, Европа будет одним из будущих великих пространств. Эта Европа будет простираться от Финляндии до Гибралтара, от Нарвика до Черного моря, от Атлантического океана до западнославянских или восточнославянских областей. На это пространство не будет иметь права претендовать ни одна империалистическая мировая держава. Общеевропейское пространство в эпоху ближайшего будущего, которая зримо, со всех сторон надвигается на нас, будет выполнять функцию рычага, сегодня — между двумя застывшими атомными колоссами, завтра — между Азиатским и Африканским континентами. Эта Великая Европа не будет ни чисто морской, ни чисто континентальной»63.

В конце жизни Шмитт сосредоточил свое внимание на фигуре «партизана». Эта фигура, по Шмитту, является последним представителем «номоса» Земли, остающимся верным своему изначальному призванию вопреки «разжижению цивилизации» и растворению ее юридически культурных основ. «Партизан» связан с родной землей неформальными узами, и исторический характер этой связи диктует ему основы этики войны, резко отличающиеся от более общих и абстрактных нормативов. По мере универсализации «морской модели» и «торговой этики», которые, естественно, охватывают и сферу военных действий, фигура «партизана» приобретает все большее цивилизационное значение, так как «партизан» остается последним действующим лицом истории, которое защищает всеми средствами «сухопутный порядок» перед лицом тотального наступления талассократии.

< Назад   Вперед >
Содержание