ГРАНИЦЫ ГЛАВНЫХ РАСТЕНИЙ МИРОВОГО ХОЗЯЙСТВА

Рассмотрение границ главных растений мирового хозяйства (например, пшеница и рис в Индии, просо и рис в Китае), обусловленного ими столкновения различных хозяйственных форм друг с другом (например, превалирующее пастбищное и луговое хозяйство против зернового, орошаемое или суходольное, на террасах и мотыжное, или засеянное льном и на живом тягле), наконец, исследование основных сопутствующих человечеству культурных растений как свидетелей границ — съедобного каштана и винограда для романской культуры, бамбука для малайцев, риса, чая и бамбука для японцев, маиса, какао и картофеля для перуанцев и тому подобное — лишь частная область большой проблемной зоны растительной границы в ее обратном воздействии на разграничения человеческих общностей.

Однако для эмпирики границы и ее научного рассмотрения это одна из тончайших областей наблюдения и еще далеко не исчерпанная. Даже о понятиях экстенсивного и интенсивного использования земли, о границах постоянных или подвижных, меняющих свое местоположение культур в экономической географии нет единодушия.

Определенный ключ [в подходе к проблеме] дает нам более простая и более очевидная возможность наблюдения за культурами окраинных хозяйственных областей, в особенности пояса пустынь Старого Света. Окраины пустынь, степные переходы, кромки лугов направляют быстрее и беспрепятственнее как антропогеографические образования (пояс кочевников севернее понтийского, кавказского, алтайско монгольского ландшафтов), так и перемещения культурных растений . И даже сами границы мы часто изучаем по определенным формам их прорыва или перехода, которые закономерно совершаются, легче различаются.

Границы ледникового периода и вечной мерзлоты, как и границы распространения пустынь, надолго запечатлеваются в уплотнениях на извилистых тропах кочевий, даже если они уже устарели, даже исчезли.

Распространение границ отдельных культурных растений далеко за первоначальные оптимальные области их произрастания часто, как у рас человека, навязывается при особом раскрытии [с.180] постоянной ценности и испытанных качеств именно на отвоеванных границах: пример тому — распространение oryza sativa и чая из исконных областей в Ассаме , охватившее весь муссонный ландшафт, винограда, фруктов (из верхней долины Инда, из Пянджа). Пшеница — всеобщее достояние потянувшихся на запад и юг из Внутренней Азии арийских племен , переселявшихся на восток китайцев; лишь позже они переходят на рис.

Широкое развертывание пшеничного пояса показывает, сколь актуальна проблема перестройки обширных земельных пространств и соперничества с культурой риса и проса в его попытках найти опору в северной анэйкумене. Так следует понимать стремление русских распространить пшеничный пояс на всю умеренную зону на Севере в более крупной связности. В русско японской войне и ее предыстории становится ясным внутреннее переплетение границ главных растений мировой экономики с границами господства человека; становится очевидным и противоположное устремление извилистого потока русских переселенцев в сторону Тихого океана, просачивающегося на Запад китайского через Внутреннюю и Северную Азию к хозяйственным растениям.

Именно другу мира непреложный факт вездесущности этого соперничества между главными растениями мирового хозяйства и его воздействия на столкновение различных хозяйственных форм дает весьма обильную пищу для размышлений. История свидетельствует о постоянных перемещениях границ культурных растений, о регулярном в ранние периоды расширении пахотных полей на высотах, где ныне больше занимаются животноводством, виноградниками на горных террасах (Кельгейм — Винцер! берег Дуная! Заале!), а маис или овощи растут лишь в ухоженных огородах. Тщательное наблюдение за нынешними границами в районе Вогез и Гарда, где давно исчезли следы римской культуры земледелия, обнаруживает все еще рассаженные строго в квадрате на полосах и участках виноград, каштаны и пинии, кроны пиний над тремя другими сопутствующими растениями римских “Георгик” — виноградной лозой, оливковым деревом, каштанами! Это — земля позднеримского времени, где занимаются виноградарством, с примыкающими к ней участками под вспомогательными средствами (откорм скота), с обустроенными виноградниками (каштанами — поскольку съедобный каштан, согласно Шарфеттеру, является типичным сопутствующим романским народам на германо романской границе деревом) и пиниями как прочной опорой для этого растения.

Симптомом ослабления или обновления силы народов и рас на границах служит также продвижение и отступление вызывающих соблазн культурных растений. Существует взаимосвязь между выращиванием мака и порочным потреблением опиума, выращиванием конопли и потреблением гашиша.

Соперничеством между пшеницей, просом, рисом до краев заполнен мир, и это неразрывно связано с переносом границ [с.181] силовых и экономических организмов. Соперничают друг с другом и волокнистые растения, хлопок пробивается вперед! Внутри кажущихся исключительными по значимости областей имеют успех, например, маис в тех районах Соединенных Штатов, где не бывает заморозков , или овес (Северная Европа), гречиха, рожь с более или менее ограниченным, переменным экономическим влиянием. Волокнистые культуры также борются не только между собой, но и с другими сырьевыми продуктами животного происхождения (шелк, шерсть). (Хлопковый пояс, отделение Судана от Египта в имперско британском духе главным образом из за дохода от хлопка .) Как безжалостно вытесняет бразильская каучуконосная гевея смешанный, богатый древесиной девственный лес на Индокитайском полуострове, особенно в объединенных Малайских провинциях, и переносит нажим вывозящих древесину и каучук ландшафтов на другие места при посредстве экспортирующих рис ландшафтов. Какой глубокий отпечаток налагает, например, на наполеоновское и более позднее время соперничество между сахарным тростником и сахарной свеклой, приводя к континентальным блокадам, передвижкам границ, таможенной системе с новыми крупномасштабными ограничениями . К перемещению границ вели кофейные, чайные и опиумные войны.

Именно в наше время мы испытали огромные передвижки в Калифорнии, решительные изменения плотности населения и перенесение расовой и государственной границ в Маньчжурии, Судане в ходе изменений в географии растительного мира.

Но здесь речь идет о том, чтобы не только видеть убедительные многочисленные примеры силы, политики, но и обнаруживать господствующий над всей природой феномен и в нашей крайне ограниченной отечественной сфере наблюдения, видеть его в борьбе за существование между буком и елью, в чудодейственной борьбе наших лугов, во мхах на пне дерева, дабы убедиться в закономерности происходящего.

Лишь из осознания вездесущей силы борьбы за существование в пространстве и во времени, ее всеобщей необходимости и неизбежности поднимается ввысь в полной убежденности и осознание необходимости продуманной пригодности и факта симбиоза животных и человеческих рас с растениями в рамках известных границ; в связи с этим убежденность в поучительности [с.182] сравнительного наблюдения за природой среди обоих и понимание, что многие жизненные формы и народы — которые в силу своей индивидуальности научились яснее видеть самих себя — пошли в этом намного дальше, чем большинство жителей Внутренней Европы, так что и им, следовательно, предстоит добиться значительных успехов в этом направлении. Прежде чем забавляться мыслью о закате некоего культурного круга, непременно приходит требование сначала наполнить его так же хорошо на весьма существенных направлениях, как это сделали многие другие [народы] со своим культурным пространством. Поэтому для нас основой ценности является столь красиво доказанный Шарфеттером целенаправленный симбиоз римлянина со съедобным каштаном и виноградом, араба — с финиковой пальмой, жителя островов Южных морей — с кокосовой пальмой, малайца — со столь свойственным морской и прибрежной культуре бамбуком, континентального германца — с непременной суходольной растительностью, чеха — с andropogon ischaemum степных лугов, мадьяра — со stipa capillata, ковылем понтийских степей, палеоазиата — с ивой (магическим реквизитом), западнотихоокеанской культуры — с триадой: рис, чай, бамбук, восточнотихоокеанской — с маисом, какао, картофелем, чьи регулярные прямоугольные посадки удивили уже первых конкистадоров. Для германцев, особенно на их разбросанной границе (Streugrenze) на Востоке, следует поставить в такие отношения бук, как для славян — липу, для англосаксов — дуб, для кельтов — тис.

Со старой индо яванской культурой переместились определенные виды трав, подтверждая свое прошлое присутствие еще и сегодня в местах, из которых их спутник человек давно удалился. Лишь остатки строений еще свидетельствуют об этой связи. Мировые религии или локальные культы, возникшие в определенных земных пространствах, также перенесли с собой сопутствующие растения как свидетелей границы. Так, с исконными культурами Средиземноморья были перенесены плющ, лавр и масличное дерево, христианство почитает пришедшую из средиземноморских стран пальму, а кельтские жрецы — тис; буддизм заботливо опекал ficus religiosa — священный баньян, который он повсюду забирал с собой и насаждал (распространяя его благодаря цепкости многоствольного дерева), и цветок лотоса, а японская религия — синто оберегала вечнозеленую ветку сакаки как тотем и украшение могилы, которую в чужих ландшафтах заменял лавр.

Свидетели границ из царства растений зачастую раскрывают самим народам в затяжных исторических испытаниях неосознанные границы их оптимального расселения как рабочую область, в которой еще многое можно было бы создать из начал. Из растительного мира нашей наиболее стесненной баварской [с.183] родины Тролль называет несколько таких пограничных свидетелей, и его высказывания побуждают нас к серьезным размышлениям . Ибо биогеографическая граница растений сухолюбов (xerothermen), распространяющихся по континенту вопреки океанскому влиянию побережья, — проблема, которая для Германии вообще могла бы дать и антропогеографический повод к размышлениям о преобладании ее континентального или океанского предопределения и наклонности. Скромный adonis vernalis является таким свидетелем границы для преимущественно сухопутного основного направления немецкого жизненного пространства.

“Немец не понял моря”, — негодующе сетовал однажды Тирпиц . Да, сугубо континентальному человеку вообще труднее понять море, чем океанскому, и, если хотели, чтобы немец вел себя более понимающе, подобно другим континентальным народам, следовало бы понимание этого лучше привить и внушить большинству преимущественно континентальных немцев!

Аналогичное положение, но в еще более узких рамках, betula nana (карликовой березы ледникового периода, не путать с betula humilis!) — типичного свидетеля границы того, что мы понимаем под “нагорьем”. Мы еще находим ее во всей пограничной зоне нагорья: в Шенрамской топи около Рейхенхалля, в окаменелых останках в Кольбер, в Галлерфильц и Оппенридер к юго западу от Бернрида, у Эшенлохе, Штепперга, Эминга у Гармиша, Роттенбуха, Виггенсбаха у Кемптена, Рейххольцрида. Мы делаем акцент на остатке таких свидетелей, ибо он доказывает, что добросовестно составленное краеведение вполне может содействовать этой значительной области жизни.

Важным связям между растениями и людьми, о многих из которых догадывались и которые неоднократно затрагивали, все еще недостает тщательного обсуждения. Лишь частично выяснено отношение между границами культуры и ядами для народа, например табаком, вином, гашишем, опиумом, грибным отваром, в их окутанном тайной, обоюдном размежевании между странами производителями и кругами потребителей. Все еще отсутствует естественно научное объяснение факта, почему дар природы в одном месте Земли — всегда только умеренно используемое лекарство, в другом — истребитель людей; все еще нуждается в объяснении экономическая подоплека таких нарушений границ, как опиумные войны.

Нам хорошо освещают путь отдельные удачные работы: об огромном числе потребителей, интересующихся распространением культуры садового риса и размерами его урожая, о столь [с.184] решающем в качестве основы мощи белой расы северном и южном поясах пшеницы вокруг Земли .

Возможность постепенного иссушения важных культурных областей Старого Света напугала человечество , и оно обратилось к поиску исчезающих границ ранее имевшейся жизни и ее растительно географических свидетелей. Или внутренняя борьба между текстильными и продовольственными растениями (хлопок против других плантационных культур), между чувствительными к холоду и морозоустойчивыми видами злаков (маис против пшеницы) позволила создать работы, подобные американским атласам.

Но, несмотря на испытания мировой войны, в области исследований связей между главными растениями мирового хозяйства и обусловленного их распространением соперничества различных хозяйственных форм, таких, как орошаемое и суходольное выращивание риса, длительное время не проводилась работа, которой они заслуживали; лишь в отношении немногих ландшафтов Земли в условиях нужды, вызванной экономической блокадой, было ясное представление, чем, собственно, жила поселившаяся там масса людей. Это не достойное человечества состояние, и оно сулит мало надежд на решение в течение ближайших столетий его неслыханных, но подлежащих решению задач будущего, пожелай человечество ограничить и справедливо распределить перенаселенность, навстречу которой оно идет, если будет и дальше расти так, как сейчас.

Именно вопросы границы наиболее продуктивных областей, важнейших и, стало быть, по доходности существенных для расширяющихся хозяйственных растений, распределение и разграничение особенно плодородных субтропических и тропических земель, которые могут дать значительный рост доходов, будут затем играть решающую роль . Незначительная серьезность, с которой массы ведущих культурных стран стараются только лишь увидеть проблему перенаселенности Земли, но к которой с необычайной строгостью присматриваются знатоки, дает мало надежд, что эта обширная проблема границы будет своевременно осознана во всей ее масштабности.

Верно лишь одно: обладатели резервных пространств Земли обманулись бы, поверив, что зажатые в тиски на своей народной почве миллионы китайцев, немцев, итальянцев и японцев без попытки справедливого проведения границ добровольно согласятся голодать перед лицом пустующей колонизованной земли, занятой приблизительно 6 млн. австралийцев, владеющих [с.185] пространством, где могут жить 60 млн. человек. Но даже если Внутренняя Европа решится на это, сотрудничающие со 143 миллионным Советским Союзом 448 млн. китайцев, яванцы, плотность которых составляет 300 человек на 1 кв. км , уже показали, что у них нет такой доброй воли.

< Назад   Вперед >
Содержание