§ 58. Общее и более точное определение духа
Л. Фейербах: История философии. Том
I. Ренэ Декарт
“Из того, что я существую, хотя во всем сомневаюсь и от всего отвлекаюсь, —
говорит далее Декарт, — я познаю в то же время, что я не что иное, как мыслящее
существо. Ибо только одно мышление неотделимо от меня, и если я даже признаю
все иллюзией, отвлекусь от всего, то все-таки я существую, когда и поскольку я
мыслю; так что мышление есть моя субстанция, я мыслящая сущность. Но что она
представляет? Сомневающееся, понимающее, утверждающее, отрицающее, нежелающее,
также представляющее и ощущающее существо. Ибо разве не я сам, который во всем
сомневаюсь, но понимаю нечто, что утверждаю как истинное, а остальное отрицаю,
желаю знать больше, не хочу быть обманутым, многое представляю себе даже против
своей воли и получаю многие чувственные представления? Что из этого можно
назвать отличным от моего мышления, отделенным от меня самого? Ибо что может
быть яснее и достовернее, чем то, что я сам сомневаюсь, понимаю, хочу? Но я же
тот, кто представляет; ибо, хотя бы не существовал ни один представленный
предмет, тем не менее эта моя способность представления имеет положительное
существование и принадлежит моему Мышлению и точно так же я тот, кто чувствует”.
“Таким образом, я уверен в том, что я мыслящее существо. Но что требуется для
того, чтобы я был уверен в чем-либо? Что даст мне эта уверенность? Ничего
иного, кроме познания, что это первое положение содержит только ясное и
отчетливое понятие о том, что я утверждаю. Но это понятие было бы недостаточно,
чтобы дать мне уверенность в истине этого положения, если бы было возможно,
чтобы нечто понимаемое мной ясно и отчетливо было ложно; и потому для моего
познания я могу установить как общее правило, что все истинно, что я понимаю
ясно и отчетливо”.
“Так как я при отвлечении от всего чувственного и телесного и через это
отвлечение, через отрицание их бытия нашел свою сущность, познал, что я не могу
отвлечься только от мышления, следовательно, это моя сущность, то отсюда я
заключаю, что познание меня самого как духа или мыслящей сущности, то есть
именно познание духа, вовсе не может зависеть от познания чувственных вещей, о
которых я ещё вовсе не знаю, что они существуют, и что ничто из того, что я могу
воспринять посредством воображения, то есть чувственных представлений, ничто из
всех чувственно-представимых вещей не принадлежит к понятию духа или меня
самого”. “Поэтому дух может быть познан сам по себе вполне и отчетливо без
всяких форм и атрибутов, относящихся к телу; понятие о нем не содержит ничего
принадлежащего к понятию тела”. Поэтому дух и в действительности отличен от
тела, ибо я могу понять его ясно и отчетливо без тела. Из того, что я знаю, что
существую, и познаю, что к моей природе или сущности не принадлежит ничего,
кроме того, что я мыслящая сущность, я вывожу с полным правом, что моя сущность
состоит лишь в том, что я мыслящая сущность. Ибо, хотя, как окажется ниже, я
имею тесно связанное со мной тело, тем не менее я все-таки уверен, что
действительно отличен от тела и могу существовать без него, так как, с одной
стороны, имею ясное Я отчетливое понятие о себе самом как мыслящей,
непротяженной сущности, а с другой стороны, ясное понятие о теле, поскольку оно
есть протяженное, немыслящее существо. Поэтому наш дух не имеет ни цвета, ни
запаха, ни вкуса, ни чего-либо иного относящегося к телу; поэтому его нельзя
воспринять чувственным представлением или составить себе его образ, ибо душа,
или дух, воспринимает себя лишь чистым интеллектом. Однако дух не непонятен;
напротив, так как мы все понимаем через него, то он более понятен, чем все вещи.
Да, дух познаваем скорее и достовернее, чем какая-либо телесная вещь, ибо мы
уже восприняли его, а в существовании чего-либо иного мы ещё сомневаемся. Он
есть самое достоверное, самое ясное в мире, самое известное. Но это
обнаруживается в следующем: чем более атрибутов субстанции мы познаем, тем
совершеннее мы понимаем её природу; и как мы, например, в воске можем различать
разные атрибуты, твердость, белизну и так далее, точно так же мы можем различать
многое в духе: во-первых, свойство или Силу познавать белизну, затем способность
познавать твердость и так далее. Но отсюда следует, что ни в одной вещи нельзя
познать столько атрибутов, как в нашем духе; ибо, сколько бы мы ни познавали их
в каком-либо другом предмете, столько же можно их насчитать и в нашем духе, ибо
он познает их; и потому его природа самая известная. Ибо и осязание и зрение
суть определения, атрибуты духа. Здесь не идет речь о наших ощущениях с помощью
органов (то есть об ощущениях, поскольку они, будучи направлены на чувственные
объекты, выражают их определения, утверждают чувственное в отличие от меня), но
о сознании ощущения, то есть о чувстве, поскольку оно едино с мышлением, с
самодостоверностью, с моим отношением к себе самому. В результате отвлечения
духа от чувственного оказывается далее, что о чисто духовных объектах нет
собственно воспоминания, так как они одинаково хорошо мыслимы в первый раз,
когда они появляются, как и во второй, и что мыслящая сущность для выполнения
своей деятельности не нуждается ни в каком другом объекте, даже если она Может
распространить её на материальные вещи, когда она испытывает их.