Хаусхофер К. Границы в их географическом и политическом значении

Глава XV Оценка границ по качеству и типам

Первую группу (I) можно было бы образовать из отчетливо продвинутых вперед, ставших опорным органом (Greiforgan) с военно-географической точки зрения наступательных границ. Опорные пункты на границе (Wachslumsspitzen), горловины коммуникаций (Verkehrskopfe), как их великолепно описывает Ратцель в книге Gesetzen des raumlichen Wachstums der Slaaten («Законы пространственного роста государств»), характерны для много объемлющей жизни такой границы: Гонконг (Сянган) с Коулупом (Шюлуи) по отношению к Южному Китаю, Пешавар и Кветта по отношению к Восточному Ирану; так ощущается Мексикой граница по Рио-Гранде, а нынешней Германией – Страсбург.

К I группе примыкает высокоорганизованная, насыщенная коммуникациями, всегда успешно продвигающаяся, развивающаяся граница (II). Ее можно было бы назвать с военно-географической точки зрения границей начеку. Насколько широко можно было бы рассматривать таковой западную государственную границу [Германии], русскую с ее построенной на французские деньги по чисто стратегическим соображениям железнодорожной сетью в канун 1914 г., именно с присущими им соответственно такими тонкостями, как военно-географическая западня – «шармская дыра» (trou de Chanties) и польская железнодорожная сеть? Виделись ли они такими, когда германский штаб придерживался еще возможности русского отступления в глубь [страны] и оставления на произвол судьбы всей этой пограничной организации, когда левое крыло [немецкого] войска после битвы в Лотарингии бегом устремилось прямо на Эпинал и шармскую западню?

Средняя, третья, ступень (III) – граница равновесия, с обеих сторон одновременно и разграничивающая, и соединяющая инстинктивно верные или осознанные жизненные формы, и одна из прочнейших пограничных жизненных форм, которая может быть создана только при обоюдном понимании. Временами ее двусторонняя безопасность – симптом прочности благодаря состоянию кондоминиума, как казалось длительное время для Люксембурга и Мореснета, особенно пока Люксембург был в руках голландцев, как примерно могло бы быть с широко задуманной автономией, предоставленной пограничному ландшафту в Эльзасе, Южном Тироле, если бы... по ту сторону осознали ее преимущество.

Четвертый тип (IV) – укрепленная граница (Schutzgrenze) в состоянии обороны. Она часто имеет сильные, подкрепленные крупными средствами оборонительные сооружения с обеих сторон, известную предрасположенность к поощрению враждебных переходных коммуникаций и защитных зон. Опытный глаз очень легко отличит высокоразвитую в военно-техническом отношении оборонительную границу от границы начеку. В первом случае основу составляют добротно отстроенные долговременные укрепления: крепости не могут маршировать! Так, именно укрепление Верхнего Рейна было явным симптомом нежелания немецкой стороны нападать в этом месте. Оно, следовательно, могло скорее успокоить, чем возбудить Базель. Выдвинутые вперед рампы, подготовка коммуникаций, проложенные железнодорожные пути (как в Пешаваре, Мерве, Кветте) и уже подведенные к чужим крупным рекам средства для наведения мостов – признаки намерения перейти границу! Закладка Англией пирсов в Зебрюгге (Бельгия) и Эсбъерге (Дания), подготовленные возможности для высадки десанта, предмостные укрепления, принудительный демонтаж крепостей у соседей, как на германском Рейне, – недвусмысленные признаки того, что речь идет не только о защите и безопастности.

Наконец, пятый тип (V) – распадающаяся граница (Zersetzungsgrenze), разоруженная, брошенная на произвол судьбы, открытая для проникновения, подрыва, вылазок, вторжения в чужие опорные пункты и центры сношений. Промежуточные области с неустойчивым состоянием населения, расчлененность на малые пространства (дезорганизация) делают ее распознаваемой. Со своей стороны она будет разлагаться именно более сильными, растущими жизненными формами благодаря центрам сношений и опорным пунктам, в результате воздействия на душевное состояние ее жителей.

Агрессивные и оборонительные сооружения средств сообщения легко различимы при равной грузонапряженности сети коммуникаций (плотности (интенсивности движения) железных дорог).

Еще один тип, который следует скорее рассматривать как подвид третьего, как разновидность границы равновесия, – спокойная, близкая к анэйкуменной граница.

Границы тем надежнее и безопаснее, чем больше они одновременно окаймляют области с сырьевыми ресурсами и заселенные; иными словами, спокойная, инертная граница (Trag-heitsgrenze), удобная для пограничных сношений, может долго оставаться неизменной, как и совсем не вызывающим соблазна, замкнутым видом границы. На противоположной стороне существует, естественно, повышенная опасность, где впадают и искушение узнать, что находится на поверхности земли и под ней; признаки выходящих пластов (соль, калий, каменный уголь, железная руда) оказывают свое воздействие. Именно так могут возникать авантюристические отношения на границе: проходы, соединяющие залежи (Берхстесгаден – Халлейн), штольни, которые с военно-технической точки зрения должны быть отгорожены, как между калийными копями в Верхнем Эльзасе севернее Мюльхаузеиа; и здесь, разумеется, любому доступны пределы величин (залежи калийных солей между Мюльхаузеном и Баденом, бассейн Брие, каменный уголь Верхней Силезии, золотой прииск на Амуре). Насколько сильно противостоит таким отношениям соблазна разделяющая способность меридиональных русел крупных рек между Китаем и Индией, скажем, в противоположность уже больше не разделяющим сегодня афганским пограничным горным районам. Там, где геология, морфология ландшафта, климат, биогеография взаимодействуют в установлении границ, мы имеем как раз наилучшие границы; но самые лучшие всегда там, куда не приходит человек, – в аиэйкумене!

Противопоставляя чрезмерно полнокровную, тонизирующую, легко возбуждающую границу (Reizgrenze) спокойной или закостеневшей, малокровной, застойной границе, можно также, вероятно, прийти к плодотворным антропогеографическим (т.е. геополитическим) выводам.

Тонизирующие, вызывающие искушение границы активно или пассивно обнаруживают по отношению к той или иной жизненной форме аналогичные состояния. Они показывают с антропогеографической точки зрения повышенный подвод связи, внезапное изменение давления населения, его более свободное отношение к земле, более ранний, чем в ее «хинтерланде», переход от натурального хозяйства, от автаркии к чисто денежному хозяйству или к состоянию монокультуры, более раннюю социальную дифференциацию, разделение труда, но и порчу нравов, более быстрое и более глубокое смешение рас, в том числе в животном мире и в мире хозяйственных растений, о дальнейшем распространении которых заботятся затем области свободных портов, открытых портовых зон, транзитных вокзалов, передовые опорные пункты всех видов, горловины коммуникаций, колонии портов (как в Китае), международные колонии (шанхайский сеттльмент). Они часто образуют почти самостоятельные миниатюрные транзитные государства, настоящие центры и подцентры распределения, к которым имеет обыкновение прицепляться система ячеек (по образцу большевистской).

При этом географические проявления родственны, идет ли речь о размещении опорных пунктов на море (Данциг, Гонконг, Сингапур), на озерах и реках (Линдау, Констанц, города на реке Инн, Зальцбург), на горных перевалах (Партенкирхен, Клеве-Плюре), на кромке горных зон (Пешавар, Верона, Беллуно, Герц), в проломах лесных зон (Москва), на проходах через зыбуны (персидские торговые пункты по окраине солончаковых пустынь Биканер, Джайпур).

Повсюду неудержимо усиливающаяся жизненность проявляется также культурно-географически в чрезвычайно богатом смешении стилей, поглощении и дальнейшем распространении местночуждых образцов строений и изделий и лейтмотивов культуры (отражение греческого в культуре Гандхары, турфанские находки, англо-индийский колониальный стиль, новокаталонский стиль в архитектуре). Антропогеографические, покрытые многими рунами пограничные знаки народов и культур особенно поучительны в пространственно связанных, хорошо обозреваемых местах. Таковы Гвалиор, Ангкорват. Пекин и Мукден (Шэньян), Анурадхапура, Москва, в особенности Кремль, а также Вена и Мюнхен.

Часто имеет место изоляция особо возбуждающих пунктов в противовес политико-географическим жизненным формам, очень сильным по характеру и здоровым. Так поступала Япония по отношению к Осима и Хирадо, Китай в случае Кантона против Шамьяна, столь же внушает опасения как фильтр Восточный Лондон в Англии, Вена в отношении австрийских альпийских земель. Имперские города создавались как сепаратные районы (Нюрнберг – Фюрт!), но и у государств иногда вырастает на такой почве стремление формироваться как особые органы. На этой основе выросли альпийские государства на перевалах: Савойя, древние кантоны, Тироль, распространившие свое господство над Альпами крупные епископства – Зальцбург и Фрейзинг.

Совсем иную картину являет окостеневшая или окостеневающая инертная граница. Она обнаруживает большие различия, смотря по тому, возникает ли граница вследствие внутреннего застоя (Япония между 1636 и 1854 г., старевшая Венеция) или же окостеневает, испытывая давление в результате принуждения извне или же блокады или же создавая препятствие любым возможностям внешнего воздействия, которое внутри становится причиной, мешающей естественному общению и кровообращению. Подобными проявлениями изобиловали старые и новые австрийские границы, отношения между Сербией и Центральной Европой были таким образом отравлены из-за венгерских препятствий на границе.

< Назад   Вперед >
Содержание