Глава 1 История возникновения и развития геополитики как науки

К концу XIX в., когда “лакомый колониальный пирог” был поделен между сильнейшими державами, на мировую арену стремительно вырвалась молодая Германская империя, в силу объективных исторических причин опоздавшая к колониальному разделу мира. В результате политика ее правящих кругов определялась программой усиления экономической мощи страны и подготовки армии и флота к войне за передел мира и установление мирового господства. Программа, поддержанная различными слоями немецкого общества, тем не менее нуждалась в идеологической подпитке в имперский период и годы нацистской диктатуры. Колониальные идеи и идеология экспансии “пангерманизма”, по сути, и способствовали выполнению общественного заказа на создание сначала геополитической концепции, а затем и геополитической науки. Необходимо подчеркнуть, что в Германии геополитика как наука была призвана оправдать предстоящий передел мира, представить его как вполне закономерное и прогрессивное явление в развитии цивилизации. Кстати, начиная с эпохи Великих географических открытий, в европейских государствах в качестве средства уменьшения потенциала внутренних противоречий в подобном оправдании нуждались колониальные захваты.

В Советском Союзе термин “геополитика”, по существу, не употреблялся, так как был надолго скомпрометирован его интерпретацией нацистскими идеологами. Во многих публикациях [c. 11] послевоенного периода геополитика трактовалась как американо-фашистская экспансионистская доктрина.

Взвешенный подход к геополитике впервые нашел отражение в Советском энциклопедическом словаре (1989), где геополитика определяется как западная политологическая концепция, согласно которой “политика государств, в особенности внешняя, в основном предопределена географическими факторами: пространственным положением, наличием либо отсутствием определенных природных ресурсов, климатом, плотностью населения и темпами его прироста и т. п.”.

Сегодня геополитика – одна из бурно развивающихся общественных наук, ее терминология прочно вошла в речи политиков, военных, дипломатов, журналистов.

Геополитика рассматривает пространство с точки зрения политики государства или коалиции государств, причем понятие пространства постоянно расширяется. Вначале пространство рассматривалось как пространство земли (суши) и воды (океанов и морей). Поэтому для геополитики принципиальное значение имеет дихотомия “суша – море”, обозначающая два различных типа освоения территориального пространства. Первый связан с землей, второй – с морем. Отсюда деление стран на морские и континентальные. Затем, с появлением авиации и космонавтики, пространство стало восприниматься не только в горизонтальном, но и в вертикальном измерении: наземное (морское) пространство, воздушное, космическое. Выделяют и другие виды пространства, к примеру информационное пространство.

Как наука геополитика начала складываться на рубеже XIX и XX столетий, а системно оформляться в конце XX столетия. Сегодня, т. е. в XXI в., процесс ее становления еще далек от завершения.

В конце XIX в. под геополитикой понималась пространственная концепция живого, укорененного в пространстве организма, в природных рамках нахождения которого происходили его экспансия и развитие, без чего государство в конечном счете слабело и умирало (Ф. Ратцель).

В первой половине XX в. идеи биолого-организационной сущности концепции Ф. Ратцеля получили развитие в трудах Р. Челлена, К. Хаусхофера, О. Мауля, К. Шмитта и др. Они [c. 12] считали, что борьба государства за пространство складывается из завоеваний и последующей колонизации захваченных территорий. Так как борьба за пространство подчинена вечным законам природы, то ведущим ее фактором выступает сила государства. С ее помощью оно способно объединить вокруг себя слабые этносы и тем самым создать новое экономическое пространство, географическим центром которого станет Германия.

В результате геополитического сжатия России в конце XX в., которое привело к геополитическому дисбалансу в мире, стал возможен передел ее ресурсной составляющей с помощью современных средств экспансии. И государства, богатые ресурсами, но не обладающие ни экономической, ни военной мощью, чтобы не допустить дележа своих богатств, стали стремиться к восстановлению своего геополитического поля путем создания региональных интеграционных объединений и союзов.

Таким образом, если выстроить историческую трансформацию понятия “геополитика”, то можно заключить, что на протяжении всей истории человечества в ходе освоения геопространства происходили изменения и в составе участников международных отношений, и в их интересах. Это соответственно изменяло и содержание понятия “геополитика”, что напрямую воздействовало на становление и развитие национальных геополитических школ.

Термин “геополитика” ввел в научный оборот шведский исследователь Р. Челлен. Продолжая развивать учение Ф. Ратцеля о “борьбе государства за пространство”, он сформулировал определение геополитики как науки: “Геополитика есть учение о государстве как географическом организме или явлении в пространстве: как о земле, территории, области или, что более содержательно, о территориальной форме власти”1.

В 20-х гг. XX в. автор оригинальной геополитической концепции континентального блока К. Хаусхофер утверждал, что “геополитика служит обоснованию права на почву, на землю”, не только на землю, “находящуюся в пределах имперских границ (Германии. – С.Ф.), но и на землю в более широком смысле…”2. [c. 13]

В 1962 г. один из авторов концепции индустриального общества, французский социолог и теоретик в области международных отношений Раймон Арон, пришел к выводу, что “геополитика сочетает географическую схематизацию дипломатиче-ско-стратегических отношений с экономико-географическим анализом ресурсов, с интерпретацией дипломатических отношений, учитывая образ жизни (оседлый, кочевой, земледельческий, мореходный) и среду обитания данных народов”3.

Сегодня, когда мир вступил в эпоху глобализации, существует множество трактовок содержания понятия “геополитика”. В отечественной популярной энциклопедии “Геополитика”, изданной в 2002 г., дана следующая формулировка: “Геополитика – теория и практика современных международных отношений и перспектив их развития с учетом широкомасштабного системного влияния географических, политических, экономических, военных, демографических, экологических, научно-технических и других факторов”4.

В концептуальном контексте положений данного учебника представляется возможным определить геополитику как науку о политических особенностях развития пространства и как практику контроля над ним субъектов мировой политики (Л.О. Терновая, С.В. Фокин).

Категориальный аппарат современной геополитики активно использует как понятия, пришедшие из военных наук, – граница, буферная зона, баланс сил, блок, так и философские категории – национальная идея, цивилизация, национальная идентичность. Основным в геополитике является понятие национального интереса, которому должны подчиняться все другие интересы, в том числе и политические.

В геополитике часто употребляется категория “экспансия”, означающая территориальные приобретения или установление военно-политических сфер влияния. Экспансия может быть не только военно-силовой, но и экономической, торговой, идеологической, информационной и т. д.

Развиваясь, геополитическая наука вводила в оборот новые специфические геополитические категории. К ним относится [c. 14] прежде всего категория “геостратегия”, которая обозначает полный спектр геополитического анализа – анализ силы и значения государств на международной арене, возможности стратегического наступления, готовности к стратегической обороне.

Представление о геополитике (греч. ge – Земля, politike – искусство управления государством) существовало уже в античные времена. Взаимосвязь почвы и крови, пространства и власти, географии и политики была отмечена древними учеными; античные авторы изложили теорию влияния среды на политическую историю. Считается, что концепция географического детерминизма является наиболее древним источником геополитических знаний. Идеи о влиянии климата, почв, рек, морей на историю и человека можно встретить у Гиппократа, Полибия, Фукидида, Аристотеля, Цицерона и др.

Следующим этапом в развитии геополитических идей стали эпоха Великих географических открытий и век Просвещения. Французский ученый Жан Боден (1530–1596) в работе “Шесть книг о государстве” (1577) вновь пробудил интерес к концепции географического детерминизма. Различия и изменения в государственном устройстве он объяснял тремя причинами: Божественной волей, человеческим произволом, влиянием природы. Главное место он отводил географическим причинам, особое значение придавая при этом климату.

Шарль Монтескьё (1689–1755) в работе “О духе законов” (1748) сформулировал кредо географического детерминизма: “Власть климата есть первейшая власть на земле”5. Он писал: “Малодушие народов жаркого климата всегда приводило их к рабству, между тем как мужество народов холодного климата сохраняло за ними свободу”6.

Начиная с XIX столетия пальма первенства в развитии географического детерминизма переходит к немецким ученым – Г.-В.-Ф. Гегелю, К. Риттеру, А. Гумбольдту. Эти исследователи выступили с критикой вульгарного геополитического детерминизма, подойдя более зрело и взвешенно к интерпретации природных факторов и их влияния на политическую историю. Так, Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) в специальном разделе введения к своим лекциям по философии истории, озаглавленном [c. 15] “Географическая основа всемирной истории”, подчеркивал: “Не стоит ни преувеличивать, ни умалять значения природы; мягкий ионический климат, конечно, очень способствовал изяществу поэм Гомера, но один климат не может порождать Гомеров, да и не всегда порождает их; под властью турок не появлялось никаких певцов”7.

Континентально-европейская школа геополитики в конце XIX – начале XX в. послужила основой геополитики как науки. В трудах европейских геополитиков этого периода – Ф. Ратцеля, Р. Челлена, Ф. Науманна и других были разработаны основные идеи континентальной школы: теория жизненного пространства, законы территориальной экспансии, идея “Срединной Европы”, концепция континентального блока.

С начала своего становления континентально-европейская школа заявила о своей приверженности идее нации и национального пространства. Для европейских ученых пространство обладало культурной значимостью. Культуроцентризм европейской геополитики был основан на идее неразрывной связи веры, почвы и крови.

При всем разнообразии европейских геополитических построений центральной для европейской школы является концепция континентального блока государств. На разных этапах она приобретала специфические конкретно-исторические черты: “страны оси” (Р. Челлен), “Срединная Европа” (Ф. Науманн), ось “Берлин – Москва – Токио” (К. Хаусхофер), “Европа от Дублина до Владивостока” (Ж. Тириар). На практике концепция континентального блока в XX в. нашла свое воплощение в Европейском союзе.

Общепризнано, что геополитическая мысль в собственном понимании этого слова начинается с немецкого географа Фридриха Ратцеля (1844–1904). К главным его трудам относятся “Народоведение” (1886–1888), “Законы пространственного роста государства” (1896), “Политическая география” (1897), “Море как источник могущества народов” (1900), “Земля и жизнь” (1901–1902), которые имели большое значение для формирования немецкой геополитической школы.

В “Политической географии” Ф. Ратцель сделал вывод, что государство – это связанный с землей духовный и моральный [c. 16] организм. Оно, также как и биологический организм, возникает, растет и исчезает. А так как для развития государства необходимы обширные континентальные территории, то населяющему государство народу необходимо научиться переходить от восприятия небольшой территории к восприятию территории более обширной. Ф. Ратцель выдвинул “основные” законы экспансии, или пространственного роста государства:

охват политически ценных мест;

непрерывное изменение масштаба политических пространств;

соревнование с соседними государствами, в ходе которого государство-победитель в качестве награды получает часть территорий проигравших государств;

рост численности населения и, как следствие, потребность в новых землях вне пределов страны.

В следующих своих трудах Ф. Ратцель довел количество этих законов до семи, включив в качестве периферийного органа государства еще и границу как признак роста, силы или слабости и изменений в его организме и стремления вобрать в себя наиболее ценные элементы физического окружения: береговые линии, русла рек, районы, богатые ресурсами8.

Территориальное расширение государств Ф. Ратцель считал “всеобщей, универсальной тенденцией. Развитие контактов людей, обмен, торговля – это прелюдия к установлению политического контроля государства над новыми колонизируемыми территориями”9. С учетом этого он ввел в научный оборот понятия внутренней и внешней колонизации. Все начинается с внутренней колонизации. Следующая за ней внешняя колонизация становится определяющей, и новое пространство, в которое будет “врастать” численно растущий народ, явится источником, из которого он будет черпать новые силы10.

Ф. Ратцель доказывал, что “борьба за существование… обыкновенно сводится к борьбе за обладание пространством”11 и географические характеристики государства являются главными в жизни народов, влияя на их развитие и определяя ход мировой [c. 17] истории. Все, что утверждал Ратцель, относилось в первую очередь к Германии, ибо все ее основные экономические и политические проблемы, по его мнению, были связаны с тесными и несправедливыми государственными границами, которые служили преградой для динамического развития страны. Так как “естественные границы – это преграда для распространения органических форм… и пограничные линии часто проводятся совершенно произвольно”12, то “пограничные области – области наиболее тесного соприкосновения государств – оказываются естественной ареной борьбы”13. Поэтому “установление соответствия между территорией и все возрастающим количеством людей”, считал ученый, является высшей целью государства14.

Наряду с этим Ф. Ратцель подчеркивал, что существуют различные типы народов и государств – слабые и сильные, господствующие и подчиненные, “народы-руководители и народы-исполнители”15. В немецком народе он, естественно, видел черты народа-руководителя, за которым будущее.

Последователь Ф. Ратцеля профессор истории и политических наук Гёттеборгского (1901–1916) и Упсальского (1916–1922) университетов Рудольф Челлен (1864–1922) в работе “Государство как форма жизни”, развивая идеи биологического учения Ратцеля, утверждал, что, как и люди, государства являются чувствующими и мыслящими существами16. Известность в Европе и за ее пределами Челлен получил благодаря разработанной им философской системе изучения международных отношений, которую он связывал с “естественными законами” международной политики, когда “государства, развиваясь в постоянных или меняющихся границах, вырастая или погибая, при любых обстоятельствах сохраняют определенные личностные черты”17. Он подчеркивал, что, “подобно политической науке, геополитика держит в поле своего зрения единство государства, способствуя тем самым пониманию его сущности, в то время как политическая география изучает земную поверхность [c. 18] в качестве места обитания человечества в его отношении к прочим свойствам Земли”18.

В ходе научного поиска Челлен пришел к выводу, что, как и в природе, для государства, включающего в себя географическое пространство, народ, хозяйство (экономику), общество и управление, борьба за свое существование является борьбой за пространство: “Территория может расширяться посредством экспансии, сжиматься из-за внешнего давления и т. п., но в каждый отдельный момент она определяет собой закон жизненной необходимости, ограничивающий свободную волю государства в истории”19.

В австрийском журнале “Zeitschrift fur die gesamte Staatswissenschaft” (Журнал общей науки о государстве) № 81 за 1925 г. в статье “Рудольф Челлен и его значение для немецкого учения о государстве” подчеркивалось, что, в сущности, геополитика, по Челлену, это наука “о политике, занимающейся пространством”20.

Научные концепции Ф. Ратцеля и Р. Челлена вызвали в Германии поток геополитических публикаций, которые объединяла основная идея: государство – сознательный организм, ведущий борьбу за жизненное пространство.

Развитие геополитической идеи о расширении жизненного пространства было продолжено германским отставным генералом, профессором географии Карлом Хаусхофером (1869–1946), который на базе существовавших теорий создал научную геополитическую школу и основал при Мюнхенском университете Институт геополитики. Вместе с геополитиком Е. Обстом он в 1924 г. основал “Zeitschrift Geopolitik” (Журнал геополитики), превратив его в сотрудничестве с единомышленниками О. Мауллем, X. Лаутензахом и С. Термером в центральный орган германской геополитики21.

Опираясь на идеи Ф. Ратцеля “о государстве как живом существе”, проходящем, подобно живому организму, свой цикл существования от рождения до смерти, а также на взгляды немецкого философа О. Шпенглера “о независимых культурах в [c. 19] истории общества” с их индивидуальными судьбами и циклами в тысячелетие, К. Хаусхофер научно обосновал свою теорию биогеографической сущности границы с ее физическими, биологическими и антропогеографическими рубежами и многообразными пограничными зонами с переходными формами. Его выводы “о чувстве психологии границы” и о том, что ее проведение (“интенсивная разработка”) во время войны выдающимися представителями географии является положительным решением вопроса о “ликвидации существующих упущений”22, были связаны с обоснованием идеи о назревшем возврате всех германских территорий и колоний, отнятых согласно грабительскому Версальскому мирному договору 1919 г. у побежденной в Первой мировой войне Германии.

Хаусхофер доказывал, что пограничные рубежи имеют свою градацию по политической важности, величине и ценности пространства, которая настоятельно требует “политико-географических форм переноса границ” и их проведения. Данный тезис должен был обосновать важный для Германии результат, полученный после завершения конфликтов и войн конца 30-х гг. XX в. Лихорадочная деятельность “по устранению чертополосицы границ” приведет в дальнейшем к тому, что немцы почти ничего не потеряют, зато вернут очень многое23.

Вывод К. Хаусхофера о “пространстве как факторе силы” был использован гитлеровским руководством для “пробуждения храброго народа от спячки”, с тем чтобы он “справедливым обновлением границ” смог наконец-то “создать более устойчивую структуру будущего… не только в мирное, но и в военное время, не только пером или карандашом, но и оружием на Востоке и Западе”24.

К. Хаусхофер – автор концепции континентального блока. Блок (или ось) “Берлин – Москва – Токио” должен был помочь Германии, заключившей союз с Россией и Японией, дать достойный ответ стратегии морских держав. Однако национал-социалистический гитлеровский режим по-своему ““скорректировал” хаусхоферовскую идею, создав вместо оси “Берлин – Москва –Токио” ось “Берлин – Рим”, а с Токио заключив [c. 20] Антикоминтерновский пакт, к которому присоединилась Италия. Школа Хаусхофера считалась самой модной в послевоенной Германии, а ее основополагающий тезис о необходимости расширения “жизненного пространства” стал мощным побудительным мотивом для подготовки германской нации к реваншу за поражение в Первой мировой войне.

К. Хаусхофер предугадал ориентацию геополитических устремлений США по линии “Запад – Восток” и считал, что эта геополитическая экспансия создает серьезную угрозу миру, так как может привести к установлению господства Соединенных Штатов над миром. Геополитическое будущее планеты, по Хаусхоферу, будет зависеть от того, сможет ли англо-американская экспансия вдоль параллелей подавить сопротивление восточно-азиатской экспансии вдоль меридианов.

Важно отметить, что в первой половине XX в. в германской геополитике наряду с националистическим свое развитие получило и либерально-демократическое направление, представителями которого были И. Парч, Ф. Науманн, К. Шмитт и др. Оно зародилось в период наполеоновского нашествия, похоронившего Священную Римскую империю германской нации. Тогда образованная часть немцев пришла к убеждению, что формирование будущего политического порядка и будущее Германии должны зависеть от влияния и установок не политиков, а интеллектуальной элиты государства в лице поэтов и писателей, историков и философов.

Начало формированию концепции “Срединной Европы” положил воспевший “битву народов” под Лейпцигом немецкий поэт и историк Эрнст Мориц Арндт (1769–1860). Он определил немецкий народ как сердце Европы, именно он по праву самого старого и большого в регионе призван стать воспитателем других народов. Арндт подчеркивал: “…страсть нашего народа (немецкого. – С.Ф.) к чести, власти и величию – это процесс исторический”25.

В разработке концепции “Срединной Европы” принимали участие многие немецкие ученые и политики. Ее научное обоснование и структура были предложены немецкой общественности профессором географии в Бреславле (Breslau) Йозефом Парчем (1851–1925) и бывшим пастором, а в будущем [c. 21] организатором Германской демократической партии Фридрихом Науманном (1860–1919) в изданных в 1906 и 1915 гг. книгах под одним названием – “Mitteleuropa” (Срединная Европа).

Геополитическая идея Ф. Науманна предполагала возрождение Германии в границах Священной Римской империи германской нации путем создания нового субъекта мирового сообщества – “Срединной Европы”, где бы “для всех больших групп (населения. – С.Ф.), представляющих духовные и материальные интересы, были стушеваны границы союзных государств, как это отчасти уже свершилось путем установления общности банков, синдикатов, профессиональных союзов, ремесленных представительств, сельскохозяйственных камер, союзов историков, докторов и многих других”26. Ф. Науманн считал, что для создания этого “государственного, экономического и личного сожития в добровольном и организованном слиянии одного организма с другим, в общности идей, культуры, работы, правовых понятий и тысячи других великих и малых вопросов”27 потребуется не менее полувека.

Согласно проекту Европейского союза государств Науманна, Прага становилась срединно-европейским центром, Гамбург оставался центром морской торговли, Берлин – биржевым центром, а Вена – юридическим28. Этот свободный интеграционный межгосударственный союз должна была возглавить занимающая срединное региональное положение Германия, которой, предполагалось, по силам объединить народы Центральной Европы в единое геополитическое и экономическое пространство. Науманн подчеркивал, что “Срединная Европа” должна быть немецкой. Для “мировых сношений” она будет пользоваться немецким языком, но при этом “считаться также с национальными особенностями входящих в нее народов”, которые объединятся “в одно целое в преследовании общих экономических целей”, а основой для их внутренней связи будет служить военный союз29.

В то же время Науманн считал, что на этом формирование “Срединной Европы” не завершится. Для обеспечения ее [c. 22] сырьем и продуктами питания необходимы прилегающие к ней аграрные области и, насколько возможно, “расширение ее северного и южного побережий”30.

Профессор истории права, юрист Карл Шмитт (1888–1950) в своей книге “Международно-правовой порядок Большого пространства с запретом интервенции пространственно чужих сил” (Volkerrechtliche Grossraumordnung mit Interventionsverbot fur Raumfremde Machte) теоретически обосновывал геополитическую идею Большого пространства (Grossraum). Стержнем данной идеи был выдвинутый германским государством принцип “национальной жизни”, основанный на принципе “национального уважения”31. Согласно принципу “национального уважения”, отношения между большими пространствами должны строится с учетом нового международного права с его превалирующим принципом невмешательства во внешней политике и принципом уважения каждого народа и каждой национальности в политике внутренней.

К. Шмитт подверг сокрушительной критике геополитическую цель американского правительства установить господство США над миром. Он считал, что послевоенная Германия создаст в центре Европы свое “большое пространство”; его “узнаваемые и установленные территориальные границы и пределы” станут преградой экспансионистским устремлениям США, помешают этой великой державе вмешиваться в дела Европейского континента.

Основателем французской школы геополитики был профессиональный географ Видаль де ла Бланш (1845–1918), возглавлявший в течение 20 последних лет жизни кафедру географии в Сорбонне. Он резко критиковал Ф. Ратцеля за переоценку природного и пространственного факторов в развитии государства. В основу геополитической концепции Видалем де ла Бланшем были положены “непрерывные отношения между почвой и человеком”32. Им был разработан новый подход к оценке геополитических процессов – поссибилизм (от франц. possible – возможный), согласно которому географическое положение может [c. 23] стать действительно геополитическим фактором, но зависит это от человека, живущего в пределах данного пространства.

Последователями и учениками де ла Бланша были такие известные французские геополитики, как Жак Ансель (1882–1943) и Альберт Деманжон (1872–1940), выдвинувшие в соответствии с требованиями времени концепции условности границы и европейской интеграции, на которых базируется геополитическая идеология Европейского союза.

Англо-американская школа геополитики с самого начала имела ярко выраженный прикладной характер. Важной ее особенностью является атлантистская (или талассократическая) ориентация – развитие концепции морской силы, что объясняется географическим положением англо-американского мира, господствующего на морях и опирающегося на силу морского флота.

Морская сила рассматривалась англо-американской школой как неотъемлемая черта цивилизации, наиболее подходящая для установления мирового господства. Именно поэтому в данной геополитической традиции в наибольшей мере получили развитие концепции мировой державы, мирового господства, имперской геостратегии и однополюсного мира.

Основоположником американской школы геополитики является военно-морской теоретик и историк, практик военно-морской стратегии и активный политический деятель контр-адмирал Альфред Тайер Мэхен (1840–1914). Он практически одновременно с английским военно-морским теоретиком и историком вице-адмиралом Филипом Хауардом Коломбом (1831–1899) создал теорию так называемой морской силы, согласно которой господство на море является главным условием победы в войне.

Придя к выводу, что “обладание морем или контроль над ним и пользование им являются теперь и всегда были великими факторами в истории мира”33, Мэхен выдвинул идею преимущества морской державы перед континентальной, а также идею постоянного противостояния “латинской расы и славянской”. Согласно его концепции, географическое положение морской державы “может не только благоприятствовать сосредоточению ее сил, но и дать другое стратегическое преимущество – центральную [c. 24] позицию и хорошую базу для враждебных операций против ее вероятных врагов”34. Географическое положение державы как морской обязывает ее иметь могущественный военно-морской флот, ибо “если воюющая сторона будет иметь флот, значительно превосходящий по своей силе другие флоты, то она может с успехом настаивать на своих требованиях”35. Мэхен дал верный прогноз: “морская судьба” выведет США на уровень значимого игрока в мировой политике и поэтому Соединенным Штатам необходимо развернуть строительство мощного военно-морского флота.

Главную опасность для “морской цивилизации”, т. е. для США, Мэхен видел в континентальных государствах Евразии, в первую очередь в России и Китае, во вторую – в Германии. Поэтому борьба с Россией, с этой, по его словам, “непрерывной континентальной массой”, является для США долговременной стратегической задачей.

А. Мэхен наиболее эффективной считал стратегию “удушения” противника, которую применил американский генерал Мак-Клеллан в период Гражданской войны (1861–1865) между 11 рабовладельческими штатами Юга и федеральным правительством Соединенных Штатов. Суть ее заключалась в блокировании территорий противника с моря быстроходными судами, благодаря чему все внешние коммуникации южан были перекрыты. В результате экономического “удушения” Юга Север добился победы.

А. Т. Мэхен определил “главные условия, влияющие на морскую силу наций”: 1) географическое положение, 2) физическое строение (сюда он включил естественную производительность и климат); 3) размер территории; 4) численность населения; 5) характер народа; 6) характер правительства (сюда вошли национальные учреждения); позднее он добавил к ним еще одно важное физическое условие – форму материка36.

Теоретические труды Мэхена – “Влияние морской силы на историю: 1660–1783” (1890) и “Заинтересованность Америки в морской силе” (1897) оказали влияние на политику США, способствовали их превращению в одну из сильнейших [c. 25] военно-морских держав мира. Его наследие было востребовано не только в островной Англии, но и в континентальной Германии, принявшей 28 марта 1898 г. проект Имперского большого закона о флоте, в результате реализации которого германский флот к 1913 г. вышел на второе место в мире после британского.

Большой вклад в развитие геополитической мысли внесла британская геополитика. По своей долговечности в общем спектре достижений геополитической мысли и воздействию на международную политику достойное место занимает концепция английского географа Хэлфорда Маккиндера (1861–1947). Впервые ее основные положения о “ключевом районе” (core area) глобальной геополитической системы были изложены в докладе, сделанном им 25 января 1904 г. в Королевском географическом обществе и позднее опубликованном под названием “Географическая ось истории” в английском “Географическом журнале”37. До настоящего времени концепция Маккиндера вызывает жаркие споры. Тем не менее в XX в. в течение так называемого межвоенного периода к советам Маккиндера прислушивались все правительственные кабинеты Великобритании.

Маккиндер первым дал полную геополитическую картину мира того времени. Он разделил государства с точки зрения их политической системы на две группы – северную и южную, подчеркнув, что мировая история свидетельствует о непрерывной конфронтации между континентальными и морскими державами38. Его теория, названная позже теорией “хартленда” (сердцевинной земли), оказала большое влияние на формирование геополитики в англоязычном мире, а вместе с теориями Ратцеля и Челлена – на дальнейшее развитие немецкой, и не только немецкой геополитики. Следует отметить, что если ранее ученые-геополитики мыслили категориями конкретного государства, то Маккиндер в научных суждениях об организме Земли, о геополитической целостности мира одним из первых предложил глобальный подход.

Евразийский континент, по Маккиндеру, – “Мировой остров”, занимающий центральное место на планете Земля. В центре его находится “сердце мира” (Heartland) – регион, недоступный [c. 26] для вооруженных сил морских держав. Его точные границы Маккиндером не проводились; более того, он менял их от работы к работе (1904, 1919, 1943 гг.). Но всегда в центре “хартленда” располагалась значительная часть России – от Белого и Балтийского морей до Каспия, Байкала и Северо-Восточной Сибири. “В мире в целом, – отмечал Маккиндер, – Россия занимает центральную стратегическую позицию… Она может наносить удары во все стороны, со всех сторон, кроме севера, может получать удары… Ни одна социальная революция в России не изменит географических условий ее существования”39.

В модели Маккиндера на материковом пространстве Европы и Азии “хартленд” окружен “внутренним полумесяцем” (Германия, Австрия, Турция, Индия и Китай). Именно эти обширные территории, служащие ему защитой, могут стать объектом экспансии со стороны морских держав. В свою очередь, “внутренний полумесяц” окружен “внешним полумесяцем”, включающим Британию, Южную Африку, обе Америки, Японию40.

“Мировой остров” в модели Маккиндера благодаря своему географическому положению должен стать главным местом размещения человечества на планете. Следовательно, государство, которое займет господствующее положение на “Мировом острове”, будет господствовать и в мире. Дорога к господству над “Мировым островом” лежит через овладение “хартлендом”.

Исходя из своих пространственно-структурных построений, Маккиндер вывел три максимы:

Кто управляет Восточной Европой, тот управляет “хартлендом”.

Кто управляет “хартлендом”, тот командует “Мировым островом”.

Кто управляет “Мировым островом”, тот командует всем миром.

В связи с этим, подчеркивал Маккиндер, доминирующим державам “внутреннего полумесяца” необходимо поддерживать баланс между славянским миром “хартленда” и Германией, так как их объединение может подорвать господство морских держав, а их открытое столкновение чревато опасными последствиями [c. 27] для всего мира41. Ученый подчеркивал, что баланс политических сил особенно актуален, так как представляет, с одной стороны, продукт географических условий, влияющих на экономику и стратегию государств, а с другой – продукт соответствующего числа, зрелости, оснащения и организации конкурирующих народов42.

В 30–40-х гг. XX столетия крупнейшим теоретиком новой американской политики стал географ Николас Спайкмен (1893–1944), возглавлявший Институт международных отношений в Йельском университете. Он интегрировал идею Мэхена о морской мощи и теорию “хартленда” Маккиндера с позиции интересов США. Геополитику он определил как научную дисциплину, разрабатывающую основы безопасности страны.

Спайкмен, окончательно порвав с теорией традиционного американского изоляционизма, отстаивал идею активного вмешательства США в дела Евразии. Он также определил основные направления американской геополитической деятельности (1942 г. – “Стратегия Америки в мировой политике”). Характерно, что если Маккиндер считал ключевой зоной мира “хартленд”, то Спайкмен к таковой в Евразии относил “римленд”. По географическому местоположению эта зона соответствует “внутреннему полумесяцу” Маккиндера. Она включает прибрежные государства Евразии. Этот “спорный пояс”, или “буферная зона конфликта между континентальными и морскими державами”, подлежал “совместному контролю”, поскольку здесь наблюдалось противостояние между океанической державой-гегемоном (США) и владельцем “хартленда” (СССР).

Модель Спайкмена получила название “хартленд – римленд”. В подражание Маккиндеру Спайкмен выдвинул свою максиму: “Тот, кто господствует над римлендом, господствует над Евразией, а тот, кто господствует над Евразией, держит судьбу мира в своих руках”43, т. е. контролирует положение в мире.

Наряду с развитием геополитики в Англии, Франции, Германии, США шел процесс разработки геополитических концепций и теорий в других странах. В настоящее время геополитика [c. 28] практически охватывает планетарное и космическое пространство, затрагивает все сферы человеческой деятельности. В структурно-функциональном плане мировое поле включает в себя политическое, экономическое, информационное, конфессиональное, военно-силовое и другие виды пространства, в границах которого на практике реализуются геоинтересы субъектов мировой политики. Поэтому учет специфики каждого вида пространства имеет важное, а порой и определяющее значение. Вперед >
Содержание