3.5 Попытки реформ в 1950–1970 гг.

Понимание необходимости реформ в экономике проникает в умы советской элиты едва ли не сразу после смерти Сталина. Но, разумеется, речь могла идти только о реформах в пределах системы и ради ее упрочения. Убрать те перекосы, которые обусловлены политикой тирана, – о большем никто в СССР не думает. Считается, что плановый социализм еще не показал всего, на что способен.
Инициативы реформ поначалу исходят от Н.С. Хрущева и отражают его видение проблем, во многом узкое и непрофессиональное. Первое из изобретений – смена в 1958 г. организационной структуры управления, переход от отраслевых министерств к совнархозам, т.е. к территориальному принципу. Давая некоторые преимущества для организации производства на местах, это преобразование нарушало сложившееся разделение хозяйственной власти, баланс сил смещался в сторону региональной партократии. Министерства критиковали за то, что они плохо знают реальную жизнь, злоупотребляют бюрократическими методами, способны заволокитить любое дело. Но критика, понятно, инициировалась и поддерживалась секретарями обкомов.
Как только реорганизация завершилась, стало ясно, что никаких проблем она не решила, но зато породила новые. Появилась новая критика: в планировании и управлении потеряны отрасли. Сразу же приходит на ум: "а вы, друзья, как ни садитесь..." Тем не менее вплоть до 1965 г. возврат к отраслевому принципу управления оставался одним из наиболее популярных в номенклатурной среде, а отказ от него трактовался как одно из проявлений волюнтаризма Хрущева. Правда, когда отраслям вернули их роль, среди местных кадров всякий раз вспоминали добрым словом совнархозы. И вообще страсть к решению проблем путем реорганизаций, заменяющих глубокое проникновение в суть дела, была характерна все эти годы для "советского" экономического и управленческого мышления.

В этом отношении любопытно одно из последних «изобретений» Хрущева–разделение городских и сельских обкомов партии, которое, пожалуй, окончательно убедило его коллег, что "Никиту пора менять".
Анекдот того времени: «Говорят, что в Англии теперь две королевы: одна по промышленности, другая – по сельскому хозяйству».
Но, возможно, в этом на первый взгляд алогичном шаге был свой смысл. Вероятно, убедившись в чрезмерном усилении территориальных парторганов и не желая возвращаться к отраслевым министерствам как их противовесам, Хрущев пошел на шаг, ослаблявший власть партии.

Так или иначе, но реорганизации не могли заменить реформы, необходимость которых ощущалась все настоятельней. Хрущев, позволивший открыть публичную дискуссию по реформам, в частности о товарном производстве (читай – рыночных отношениях) при социализме, все чаще считался их тормозом.
Поэтому почти сразу после снятия Н.С. Хрущева была предпринята самая масштабная попытка реформирования советской экономики, получившая название реформы Косыгина.
Почему так, я могу только догадываться. Но можно предположить, что А.Н. Косыгин, как хозяйственник, хорошо понимавший необходимость перемен, сделал реформу условием своего участия в антихрущевском заговоре. Иначе трудно объяснить, зачем на нее согласилась партийная камарилья во главе с Л.И. Брежневым, совершенно чуждая экономическим проблемам, хотя и заинтересованная в доказательстве своей прогрессивности по сравнению с Н.С. Хрущевым.
Реформа Косыгина сейчас может показаться мелкой возней, заранее обреченной на неудачу. Во всяком случае, такое впечатление может возникнуть у современного читателя, знакомящегося с материалами сентябрьского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС и другими документами по косыгинской реформе. На самом деле речь шла о серьезных вещах, о модели рыночного социализма.
Стоит напомнить, что уже в то время имелся опыт рыночных отношений в социалистической Югославии. В СССР была издана книга Г. С. Лисичкина "План и рынок", сыгравшая в экономике примерно ту же роль, что и "Один день Ивана Денисовича" А. И. Солженицына в литературе. Впервые в идеологической плотине образовалась течь, слово "рынок" было произнесено не в контексте критики буржуазных экономических теорий, а как обозначение механизма, который следует вернуть в экономику. Конечно, автора подвергли остракизму, как и других его коллег-рыночников: Н.Я. Петракова, Б. В. Ракитского.
Практика же реформы Косыгина была вполне в русле "развития социализма". Самое главное в ней – некоторая децентрализация управления и распределения финансовых потоков, сокращение числа планируемых сверху показателей. Предприятия получали большую самостоятельность. Им дозволялось самостоятельно что-то производить и продавать помимо государственного плана. Появились термины "прямые хозяйственные связи" и "оптовая торговля средствами производства", за которыми стояло по-разному трактуемое право реализовать продукцию без фондов и нарядов.
Прежде предприятия были практически лишены финансовых ресурсов, если не считать фонда предприятия за счет не более 5% прибыли. Сейчас им было дозволено образовать три фонда стимулирования: фонд материального поощрения, фонд развития производства и фонд социального развития. Вопросы правил образования этих фондов, фондообразующих показателей стали предметом многолетних дискуссий и исследований, так и не приведших, по понятным причинам, к каким-либо плодотворным результатам.
Цель формирования этих фондов – создать стимулы повышения эффективности – не была достигнута. Напротив, последствия появлялись неожиданные: денег на предприятиях оставалось больше, но зачастую они использовались хуже. Материальное обеспечение их либо отсутствовало, либо нуждалось в оформлении централизованно выдаваемых фондов и нарядов.
Правда, стал развиваться неформальный бартерный обмен. Восстановленный Госснаб СССР метал громы и молнии, ибо при этом он утрачивал контроль над обращением фондируемых ресурсов. Придумывались кары в адрес тех, кто нарушал "дисциплину снабжения и сбыта". Тем не менее какой-то неплановый товарооборот стал развиваться.
Еще некоторые новшества. Вместо валовой продукции в качестве главного обобщающего показателя объема производства вводится показатель "реализуемой продукции". Смысл – засчитывать в выполнение плана лишь то, что продано, уйти от "вала", который до реформы беспощадно критиковался за то, что ради его увеличения можно было производить продукцию на склад, и притом из как можно более дорогих материалов.
Однако "смена вывески" ситуации не изменила. Потребитель не проявил большей требовательности, как на то рассчитывали. Напротив, он нередко выручал смежника, переводя ему деньги до поставки, чтобы тот зачел их в объем реализации. Тем не менее показательно желание сделать как на Западе (там использовался показатель "объем продаж"), но не меняя сути системы. Интересно, что при подготовке реформы долго шел спор: "реализованная" или "реализуемая" продукция? Ясно, что второй вариант отражал амнистию тем, кто не мог или не желал удовлетворить заказчика – лишь бы отгрузить. Этот вариант и прошел.
Кроме отчислений от прибыли в бюджет была введена "плата за фонды" – своего рода налог, уплачиваемый из прибыли в процентах к стоимости основных производственных фондов и нормируемых оборотных средств, призванный стимулировать более эффективное использование применяемых ресурсов. Это была своего рода дань сторонникам теории оптимального планирования, в которой ресурсные платежи играли ключевую роль. Ожидавшегося эффекта и эта мера не принесла.
И, конечно, в качестве одного из элементов реформы рассматривался возврат к отраслевой структуре управления. Возврат состоялся, реформа – нет.
В целом меры косыгинской реформы оказались весьма противоречивыми. С одной стороны, появлялись зачатки рыночных отношений, крайне зарегламентированных. С другой стороны, они вносили диссонанс в слаженную логику планового управления. Разлагать они его разлагали, но практического эффекта в рамках системы явно не давали. Некоторое ускорение темпов роста в 1965–1969 гг. было следствием инфляционного разогрева: большую свободу предприятия использовали для формальной смены ассортимента и, стало быть, повышения цен.
Короче, возникали новые проблемы. Если бы реформы развивались дальше и эти проблемы всякий раз разрешались бы в пользу большей экономической свободы и рынка, то сложился бы эволюционный путь к рыночной экономике и, видимо, затем, в начале 1990-х гг., не понадобилась бы шоковая терапия. Об этом говорит и опыт других социалистических стран. Венгрия начала подобную реформу в 1968 г. и ее не прерывала. В итоге в 1989–1991 гг. ее переход к рыночной экономике прошел почти безболезненно. В Чехословакии после ликвидации "пражской весны" правительство Гусака – Штроугала, клянясь в идеологической и политической верности социализму, почти ничего не поменяло в экономических конструкциях, внедренных А. Дубчеком, О. Черником и О. Шиком и очень близких венгерским конструкциям. В этих странах реформы реально, хотя и медленно, продвигались, подготавливая будущие более радикальные перемены.
В СССР случилось наоборот. Чехословацкие события 1968 г. крайне напугали верхушку партийной номенклатуры, она почувствовала, что, начав реформу, вступила на опасный для себя путь. Началось постепенное тихое шельмование Косыгина и сторонников реформы, оттеснение их от принятия принципиальных решений. Короче, реформа остановилась, а точнее, при сохранении ее фразеологии дело пошло вспять. Шаг за шагом решения принимались не в духе развития реформы, а в духе ее свертывания и возврата к старым сталинским рецептам. Возможности эволюционного пути в основном оказались перекрыты именно тогда.
1970-е гг. были названы годами "застоя" прежде всего потому, что, поглощая потоки нефтедолларов, советское руководство ничего не желало делать в области трансформации экономических механизмов. Стабильность, как выговаривал это слово один из кремлевских лидеров того времени, оказалась лозунгом на 15 лет.
Все же какие-то попытки структурных изменений предпринимались, если была уверенность, что в итоге основы системы не будут затронуты.
Одна из них – кампания по формированию объединений. В ее основе лежала здравая мысль, что заводы и фабрики как производственно-технологические единицы не могут быть во всех случаях и организационно-экономическими и финансовыми единицами. Как всегда, оглядывались на Запад и видели там четкое различие между заводами и компаниями (корпорациями), которые, собственно, и действовали на рынках товаров и капиталов.
Что-то подобное посчитали целесообразным создать и у нас, рассчитывая на то, что объединение ряда заводов окажется более приспособленным к самостоятельной жизни, к инвестициям, к научно-техническому прогрессу.
Однако логика рыночной и плановой экономик в принципе различна. Крупная корпорация естественна в рыночной среде, и пойди реформа посерьезному, объединения и у нас приобрели бы уже тогда права гражданства. Но производственные и научно-производственные объединения (ПО и НПО) стали создавать, когда реформа уже выдохлась. Поэтому и прижились они в планово-административном варианте, определяемом сверху. Кроме них взамен главков появились ВПО – всесоюзные промышленные объединения, взявшиеся за управление "подотраслями" с видимостью так называемого "отраслевого хозрасчета". Суть его – образование финансовых фондов и известная самостоятельность на уровне подотрасли, т.е. горизонтально интегрированной монополии. Это была достаточно естественная подвижка в условиях реально происходившего процесса ослабления командной экономики и частичного замещения механизмов субординации тем, что ВА Найшуль и Е.Т. Гайдар позднее назвали бюрократическим рынком. Иначе говоря, усиливалось влияние бюрократического аппарата на всех уровнях в ущерб формальным центрам власти. Объединения – шаг на этом пути. Но, конечно, от исходной здравой идеи ничего не осталось, да и не могло остаться.
Между тем нужда в переменах усиливалась и многими осознавалась как все более настоятельная. Было решено начать подготовку материалов к специальному Пленуму ЦК, и для этого были созданы соответствующие рабочие группы, подтянуты специалисты. Работа затягивалась, поскольку никак не удавалось найти решения, которые устраивали бы и авторов предложений, и хозяев, не желавших идти на сколько-нибудь значительные изменения в экономических механизмах. Повторялась история с попытками С.Ю. Витте убедить царя в необходимости либеральных реформ в начале XX в. В итоге, поскольку пришли к выводу, что преувеличивать значение выхолощенных предложений и вообще вопроса о хозяйственном механизме не стоит, дело свели к выпуску 12 июля 1979 г. очередного постановления ЦК и правительства под названием "Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы". Гора родила мышь. И все же судьба этого постановления весьма любопытна.
Прежде всего, идеи этого постановления не выходили за рамки косыгинской реформы, а, скорее, пытались как бы вернуть те из ее решений, которые по сути были отменены после 1968 г.
Центральная идея и определенное нововведение, пожалуй, состояли в том, чтобы завязать экономические стимулы не вообще на выполнение плана по валовым показателям, а на "конечные результаты". Можно сказать, что под "конечными результатами" понималось удовлетворение спроса. Но для социалистической экономики это оказывается неверным уже потому, что государственные цены, дефицит, монополизм, несвобода потребителей и производителей делают выявление платежеспособного спроса практически невозможным. Стало быть, и удовлетворение его не оценишь, тем более в формах, которые позволили бы точно подсчитать, сколько за это положено начислить данному предприятию в фонды стимулирования.
Поэтому критерием было выбрано выполнение плана поставок продукции в соответствии с заключенными договорами. Этот показатель становился и фондообразующим, т.е. в зависимости от него начислялись фонды стимулирования. Кроме него надо было учитывать повышение производительности труда, улучшение качества продукции и рост прибыли.
Другая идея, отнюдь не новая и менее радикальная, чем решения 1965 г., – образование фондов по стабильным нормативам, утверждаемым в дифференцированных размерах по годам пятилетки. Для передовиков – повышенные нормативы. Но образованные фонды можно использовать только по целевому назначению. Смысл этого ограничения состоял в том, чтобы вышестоящие организации не изымали средства предприятий с завершением планового периода. Но одновременно средства, предназначенные на выплату премий, нельзя было направить на инвестиции.
Как показал опыт после 1965 г., начисленные в фонды стимулирования финансовые ресурсы лишаются смысла (кроме фонда поощрения), если под них в плане не выделяются материальные ресурсы (материальные фонды и наряды), вследствие чего предприятия охотно передавали эти средства вышестоящим организациям, убивая тем самым идею фондов стимулирования. Теперь под образованные фонды стимулирования ведено было выделять материальные ресурсы в первую очередь. Полная ерунда, если иметь в виду, что главным обоснованием пользы от централизованного распределения материальных ресурсов всегда было соблюдение народнохозяйственных приоритетов, а какие же это приоритеты, если в первую очередь в плане обеспечивать деньги предприятий, а не государства.
Сейчас кажется смешным, несуразным и заведомо бесплодным образ мыслей тогдашних экономистов, обреченных искать выходы из тупиков, созданных командной экономикой, без права выйти за установленные ею рамки. Сейчас ясно, что такое постановление не могло ничего поправить. Но тогда люди питали какие-то надежды: может быть, на этот раз что-то выйдет.
Конечно, не вышло. Более того, постановление практически было проигнорировано. Его по существу просто не стали выполнять. Только в 1983 г. уже при Ю.В. Андропове к его идеям вернулись еще раз при организации так называемого "широкомасштабного экономического эксперимента", предвестника перестройки.
О характере продвижений в совершенствовании хозяйственного механизма социалистической экономики с 1965 по 1979 г. говорит сопоставление утверждаемых предприятиям сверху плановых показателей, определенных решениями ЦК и правительства в эти годы, приведенное в табл. 3.5.

Таблица 3.5. Сопоставление состава плановых показателей, доводимых до предприятий по решениям о реформе 1965 г. и по постановлению 1979 г. (годовой план)
1965г. 1979 г. По производству Общий объём реализуемой продукции в действующих ценах (в отдельных отраслях – отгруженная продукция);
важнейшие виды продукции в натуральном выражении (в том числе с указанием доли экспорта и показателей качества) Для оценки выполнения обязательств по поставкам на основе договоров и заказов-нарядов – объём реализуемой продукции;
производство продукции в натуральном выражении, в том числе для экспорта и товаров народного потребления, включая товары для детей;
объём чистой продукции (нормативной) или другой показатель продукции для измерения производительного труда;
рост производства продукции высшей категории качества По труду и социальному развитию Общий фонд заработной платы Рост производительного труда;
лимит численности рабочих и служащих;
норматив заработной платы на рубль продукции (фонд заработной платы для отраслей, где такой норматив не утверждается) По финансам Общая сумма прибыли;
платежи в госбюджет и ассигнования из госбюджета;
рентабельность (к сумме основных фондов и оборотных средств) Общая сумма прибыли;
Платежи в госбюджет и ассигнования из госбюджета По капитальному строительству Общий объём централизованных капитальных вложений, в том числе объём строительно-монтажных работ;
ввод в действие основных фондов и производственных мощностей за счёт централизованных капитальных вложений


Ввод в действие основных фондов, производственных мощностей и объектов, в том числе прирост мощностей за счёт технического перевооружения и реконструкции По внедрению новой техники Задания по освоению производства новых видов продукции и по внедрению новых технологических процессов, комплексной механизации и автоматизации производства, имеющие особо важное значение для отросли Задания по разработке, освоению и внедрению новых высокоэффективных технологических процессов и видов продукции, выполнению научнотехнических программ, а также по внедрению передового опыта в области технологии, научной организации труда, производств и управления По материально-техническому снабжению Объём поставок предприятию сырья, материалов и оборудования, распределяемых вышестоящей организацией Объём поставок материально-технических ресурсов, необходимых для выполнения годового плана
Задание по среднему снижению норм расхода важнейших видов материальных ресурсов
Вывод можно сделать один: практически никаких продвижений. Застой! В том числе в мозгах советских экономистов. Если кто-то хочет уяснить, что такое застой тех лет, пусть посмотрит на эту таблицу.
В 1982 г. умер Л. И. Брежнев. Страна ждала перемен, жаждала их. Пришедший к власти Ю.В. Андропов хорошо ощущал приближение кризиса и явно хотел что-то сделать. Но что? Этого он не знал, хотя твердо знал, чего не хочет – ослабления власти компартии и развала социалистической системы. Отсюда и характер его действий: отлавливание "тунеядцев" в магазинах и кинотеатрах в рабочее время, выпуск дешевой водки "андроповки", аресты высокопоставленных воров и коррупционеров – истории с директором Елисеевского магазина в Москве Соколовым, руководителем московской торговли Трегубовым, министром внутренних дел Чурбановым и т.д.
Народу это нравилось, Андропов завоевал популярность. Но он был слишком умным человеком, чтобы думать, что подобный популизм даст долгосрочные результаты. В своей статье, опубликованной в журнале "Коммунист", он вдруг заявил: "Мы не знаем общества, в котором живем". Неожиданное заявление в устах генсека и бывшего шефа КГБ! Оно усилило надежды на грядущие реформы.
Андропов дал указание готовить серьезные меры в сфере экономики. Итогом и стал широкомасштабный экономический эксперимент, начатый в 1983 г. в двух союзных министерствах (Минтяжмаше и Минэлектротехпроме) и в трех республиканских.
Как уже отмечалось, он повторял основные идеи постановления 1979 г., но усиливал их. Например, снова во главу угла было поставлено выполнение обязательств по поставкам. Только теперь при выполнении их на 100% фонд материального поощрения разрешалось увеличить на 15% вместо прежних 10%. Ранее был льготный процент недовыполнения, при котором отчисления в ФМП разрешались, но в меньшем размере. Теперь эту льготу ликвидировали. Правда, вскоре выяснилось, что такой порядок ведет к тому, что предприятия отказываются от сложных заказов, набирают только те, которые можно выполнить в срок и наверняка.
Поскольку работа предприятий – и, стало быть, чистота эксперимента – зависела не только от них, но и от качества снабжения, участники эксперимента стали получать приоритеты в снабжении (так называемые наряды с красной полосой). В итоге стало неясно: если результаты улучшились, то отчего – из-за новых экономических условий или из-за улучшения снабжения?
Короче говоря, через год эксперимента надежды его творцов и участников снова стали таять.

В те годы в ЦЭМИ АН СССР под моим руководством изучался ход эксперимента в Минэлектротехпроме. В частности, было проведено два тура опросов руководителей предприятий по сопоставимой программе: первый – в октябре 1984 г. (10 месяцев эксперимента), второй – в августе 1985 г.
Итоги опросов показали снижение доли положительных оценок во втором туре и усиление уверенности в том, что условия эксперимента не будут выдерживаться и его вскоре свернут. Так оно и вышло.
Был задан вопрос: можно ли ожидать от эксперимента качественного скачка в развитии и повышении эффективности производства. В первом туре доля положительных ответов составила 78%, во втором – только 63%. Доля уверенных в обратном выросла с 16 до 34%. На вопрос о том, необходимы ли дополнительные крупные и комплексные меры по перестройке хозмеханизма, ответ был почти единодушным: первый тур – 86%, второй – 93%.
Была попытка прощупать в ходе опросов отношение директоров к подлинным рыночным реформам: либерализации цен и демонтажу планово-распределительной системы. За договорные (свободные) цены взамен предусмотренных экспериментом надбавок к прейскурантным ценам, за знак качества или "новую высокоэффективную продукцию" высказались 42% в первом туре (22% не выразили мнения), во втором туре – 55% (не имели мнения 10%). За отмену фондирования своей продукции высказались в первом туре 48%, во втором – 46%, противников этой меры было в первом туре 30%, во втором – 42%; видимо, почувствовали опасность самостоятельной организации сбыта. Но от планирования производства сверху хотели отказаться во втором туре 67% против 53% в первом. Отказ от фондов и нарядов в снабжении поддерживали в первом туре 41% директоров, во втором– 35%, тогда как против новшеств высказались 58%, на 10% больше, чем в первом туре, – боялись дефицита.
Я привел данные давно забытых обследований не только потому, что сам их проводил, но и еще по одной причине: когда сейчас критикуют рыночные реформы, забывают настроения того времени. А они в среде руководителей предприятий явно склонялись именно в сторону рыночных реформ, хотя и не без сомнений.

Приближался качественно новый этап развития российской экономики

< Назад   Вперед >
Содержание