Глава 3. Классики элитологии конца Х I Х

Глава 3. Классики элитологии конца Х I Х – первой трети ХХ веков

До сих пор речь шла о предшественниках элитологии. Теперь речь пойдет о формировании собственно элитологии. Признанными основателями элитологии и ее "патриархами" являются итальянские социологи Г.Моска и В.Парето. Симптоматично, что еще один патриарх элитаризма - Роберт Михельс - по национальности немец, уроженец Германии, переехал в Италию, где получил профессорскую кафедру в Туринском университете и принял итальянское гражданство (его и звали в Италии Роберто Михельс). К представителям первого поколения элитологов, творчество которых попадает на конец XIX – первую треть ХХ века, относится также российский политолог М.Я.Острогорский, теория которого, как мы увидим, опередила построения Р.Михельса, причем выходила за элитаристскую парадигму [1], французский политолог Ж.Сорель, выдающийся немецкий социолог и политолог М.Вебер, знаменитый австрийский психиатр, психолог, культуролог З.Фрейд.

Они сформулировали азбуку доктрины, и последующие элитаристы развивали, переосмысливали отдельные положения, но фундаментальные основания оставались незыблемыми. Это элитарная структура общества как необходимость и как норматив. Именно они сделали элиту предметом своего исследования, попытались дать ей дефиницию, раскрыть ее структуру, законы ее функционирования, роль элит в социальной и политической системе, мобильность в элиту представителей других страт общества, закономерности смены элит.

Пальма первенства в формулировании современных теорий элиты принадлежит Гаэтано Моске и Вильфреду Парето. Причем между этими авторами и их последователями шел и продолжается спор о приоритете. Для противников элитаризма этот спор кажется мелким и смешным, как спор Бобчинского и Добчинского по поводу того, кто первый сказал «э». Но для сторонников и последователей Моски и Парето спор о приоритете представляется принципиальным. В.Парето стал знаменит, пользовался европейской известностью как экономист, статистик, социолог задолго до того, как приобрел известность Моска. Но целостную концепцию правящего класса, его роли в социально-политическом процессе (в первых трудах Моски термин "элита" отсутствует, зато его широко использует Парето) впервые выдвинул именно Моска. Позднее Моска обвинял Парето (не без некоторых оснований) в принижении его заслуг в разработке теории политической элиты, сетовал на то, что тот не сослался должным образом на его работы, которые знал и в значительной мере использовал. Во всяком случае, и Моска, и Парето высказали ряд сходных идей.

Концепция правящего класса как субъекта политического процесса была сформулирована Г.Моской в книге «Элементы политической науки", вышедшей в 1896 г. и получившей широкую известность после второго переработанного и расширенного издания в 1923 г. Но особенно возросла популярность Моски после перевода его книги «Правящий класс» на английский язык и издания ее в США. Обратимся к этой книге – классике элитологии.

Исходный пункт концепции Моски – деление общества на господствующее меньшинство и политически зависимое большинство (массу). Вот как формулирует Моска свое кредо: "Одно становится очевидным даже при самом поверхностном взгляде (обратим внимание на эту мысль с прилагательным «поверхностный», которой обычно не придают значения и в которой, может быть, больше смысла, чем первоначально вкладывал в нее автор: элитарист фиксирует то, что очевидно уже для обыденного сознания – наличие в обществе управляющих и управляемых; то есть обыденному сознанию, которому не ясны причина деления общества на классы, сущность социально-политических отношений, уже очевидна эта в общем тривиальная истина – есть власть имущие и есть безвластные, некая констатация, которую еще предстоит интерпретировать на уровне научного понимания, Г.А.). Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными передовыми и мощными обществами, всегда возникают два класса людей – класс, который правит, и класс, которым правят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, в то время как другой, более многочисленный класс, управляется и контролируется первым, причем таким способом, который обеспечивает функционирование политического организма... В реальной жизни мы все признаем существование этого правящего (или политического) класса" [2] . Эту цитату приводит большинство исследователей элитаризма как "классическую" формулировку основ теории политической элиты. Заметим также, что отождествляя правящий и политический классы, Моска совершает ошибку – это близкие, но отнюдь не тождественные понятия, можно быть членом политического класса (каким является ныне Г.Зюганов и др. лидеры КПРФ), но не быть членом правящего класса, правящей элиты.

Поскольку управление общественными делами всегда "находится в руках меньшинства влиятельных людей", с которыми сознательно или бессознательно считается большинство, Моска ставит под сомнение сам термин "демократия". "То, что Аристотель называл демократией, было просто-напросто «аристократией для довольно большого числа членов общества". Моска считает демократию камуфляжем той же власти меньшинства, плутократической демократией, признавая, что именно в опровержении демократической теории "заключается в основном задача данной его работы". Причем власть меньшинства над большинством в той или иной степени легитимизируется, т.е. осуществляется с согласия большинства (иначе ситуация была бы обратной, т.е. большинство управляло бы меньшинством). Как же объяснить этот феномен? Прежде всего, это связано с тем, что правящее меньшинство всегда является организованным меньшинством (во всяком случае, по сравнению с неорганизованной массой). "Суверенная власть организованного меньшинства над неорганизованным большинством неизбежна. Власть всякого меньшинства непреодолима для любого представителя большинства, который противостоит тотальности организованного меньшинства. В то же время меньшинство организованно именно потому, что оно меньшинство» [3]. Однако есть и еще одно обстоятельство, легитимизирующее эту власть меньшинства: "оно так обычно сформировано, что составляющие его индивиды отличаются от массы управляемых качествами, которые обеспечивают им материальное, интеллектуальное и даже моральное превосходства... Другими словами, представители правящего меньшинства неизменно обладают свойствами, реальными или кажущимися, которые глубоко почитаются в обществе, в котором они живут" [4]. (Это – обоснование ценностного подхода к элите, который в будущем будут оспаривать сторонники функционального подхода).Более убедителен тезис Моски не о "моральном превосходстве" власть имущих и не о "военной доблести" их (на чем он настаивает применительно к ранним стадиям развития общества), а о связи управленческого меньшинства с богатством: "Доминирующей чертой правящего класса стало в большей степени богатство, нежели воинская доблесть; правящие скорее богаты, чем храбры". И далее: "В обществе, достигшем определенной стадии зрелости, где личная власть сдерживается властью общественной, власть имущие, как правило, богаче, а быть богатым – значит быть могущественным. И действительно, когда борьба с бронированным кулаком запрещена, в то время как борьба фунтов и пенсов разрешается, лучшие посты неизменно достаются тем, кто лучше обеспечен денежными средствами" [5]. По Моске связь тут двусторонняя: богатство создает политическую власть, точно так же, как политическая власть создает богатство.

Тем не менее Моска, в отличие от Маркса, утверждал, что фундаментом общественного развития служит не экономика, а политика. Правящий или политический класс концентрирует руководство политической жизнью в своих руках, так как объединяет индивидов, обладающих "политическим сознанием" и влиянием. С переходом от одной исторической эпохи к другой изменяется состав правящего класса, его структура, требования к его членам, но как таковой этот класс всегда существует, более того, он определяет исторический процесс. А раз так, то задача политической науки состоит в исследовании условий существования политического класса, удержания им власти, взаимоотношений с массами. Моска различает автократический и либеральный принципы организованного меньшинства в зависимости от характера политической ситуации и критикует концепции народного суверенитета и представительного правления. На вопрос о том, какой тип политической организации является лучшим, Моска отвечает: "Тот, который дает всем элементам, обладающим какой-либо политической ценностью (т.е. элите, Г.А.) возможность развиваться, подвергаться взаимному контролю и соблюдать принцип индивидуальной ответственности" [6]. Власть элиты он ставит в зависимость от того, в какой степени качества его членов соответствуют потребностям эпохи; правящее меньшинство рекрутируется различными способами, но главным критерием являются способности, желательные для политического управления в определенную эпоху. Важнейшей задачей политологии Моска считал анализ состава, организации правящего класса. Изменения в структуре общества, полагал он, можно суммировать изменениями в составе элиты. Итальянский социолог Э.Альбертони отмечает, что для Моски политический класс – не сила, грубо господствующая над массой, но то организованное меньшинство, которое обладает "моральным превосходством перед пассивным большинст-вом" [7], и поэтому его власть "оправдана". По Моске, правящее меньшинство всегда более или менее консолидируется, имеет тенденцию превратиться в закрытый класс. "Все правящие классы стремятся стать наследственными, если не по закону, то фактически" [8]. В этой фразе – большая доля истины, относящаяся к элитам самых разных политических систем – от восточной деспотии до партноменклатуры "реального социализма". Впрочем, Моска справедливо отмечает тенденцию перехода от более закрытых правящих классов к менее закрытым, от наследственных привилегированных каст, где элита или, как предпочитает писать Моска, правящий класс явно ограничен числом семейств, и рождение является единственным критерием принадлежности к нему, – к более открытому обществу, где, в частности, образование открывает путь к правительственным постам. Однако и тут господствующий класс обнаруживает тенденцию монополизировать обучение (думается, что было бы точнее сузить это положение до монополизации именно элитного обучения,), и "тем самым отнюдь не устраняется то особое преимущество для определенных индивидов, которое французы называли преимуществом poisitions deja prises » [9] (уже занятого положения). Для Моски определенный приток в элиту новых людей – залог здоровья общества. Впрочем, Моска оговаривается, что это только при условии преобладания стабилизирующей общество консервативной тенденции, сохранения преемственности и обновления элит за счет лучших выходцев из масс. Таким образом, Моске явно ближе концепция трансформации, а не смены элит. Можно упрекнуть Моску в принижении роли народных масс в истории, в нигилистическом отношении к демократии (хоть это не совсем так: в своих последних работах его отношение к демократии несколько меняется, о чем речь пойдет ниже). Моска отметил две тенденции в правящем классе: аристократическую и демократическую. Первая ведет к окостенелости, к отсутствию мобильности в элиту и к вырождению общества (что особенно подчеркивал Парето), вторая имеет место главным образом в периоды социальных изменений, когда происходит пополнение правящего класса наиболее динамичными и способными представителями социальных низов. Завершая обзор взглядов Моски, отметим, что для него правление элиты – идея, с помощью кото-рой правящее меньшинство стремится оправдать свою власть и старается убедить большинство в ее легитимности.

Другим основателем элитологии считается Вильфредо Парето– итальянский экономист и социолог, один из виднейших представителей позитивистской социологии конца XIX - начала ХХ века, заявлявший, что его цель – создать "исключительно экспериментальную социологию", подобно химии и физике; он способствовал широкому проникновению в социологию математических и статистических методов исследования. Но, как и другие социологи-позитивисты, претендовавшие на строгую научность и беспартийность своей теоретической системы, он сплошь и рядом заимствовал догмы и предрассудки того социального слоя, к которому принадлежал и интересы которого отстаивал. На творчество Парето оказали влияние, с одной стороны, либеральные установки позитивистов Кона, Милля, с другой стороны – индивидуалистические и "аристократические" установки Ницше. Общество Парето рассматривал как целостность, а его части - как функциональные элементы целого (отметим, что ведущий социолог школы американского структурного функционализма Т.Парсонс считал его одним из предшественников функциональной теории). Парето исходит из того, что фундаментальным социальным законом является закон "социальной гетерогенности", внутренней дифференцированности, сердцевиной которого является противопоставление массы управляемых индивидов небольшому числу управляющих, которых он и называет элитой. Социальная система, по Парето, стремится к равновесию, причем это равновесие не статичное, а динамичное, и динамика социальной структуры инициируется и даже детерминируется элитой – правящим меньшинством.

Вычленение элиты – исходный пункт социального анализа Парето: "Не упоминая об исключениях, немногих и недолговечных, повсюду мы имеем немногочисленный правящий класс, удерживающийся у власти частично с помощью силы, частично с согласия управляемого класса, более многочисленного" [10] . Для выявления того, кто может быть отнесен к элите, Парето предлагает статистический метод: "Допустим, что во всех областях человеческой деятельности индивиду дается индекс, являющийся как бы оценкой его способностей, подобно тому, как ставят оценки на экзаменах по разным предметам в школе. Дадим, например, тому, кто превосходно делает свое дело, индекс 10. А тому, чьи успехи сводятся только к наличию единственного клиента – индекс I, так, чтобы можно было поставить 0 кретину. Тому, кто сумел заработать миллионы (неважно, честным или бесчестным путем), мы поставим 10; человеку, зарабатывающему тысячи франков, – балл 6, тем, кто едва избежал дома для бедных – 1, оставив 0 тем, кто туда попал... Совокупность людей, каждый из которых получил в своей области деятельности самую высокую оценку, назовем элитой. Для цели, которой мы задаемся, подошло бы любое другое название или даже простая буква алфавита" [11] .

Итак, богатые образуют вершину социальной пирамиды, бедные – ее основание. Впрочем, классифицировать общество можно, по мнению Парето, и по иным критериям, к примеру, по способностям в любой области деятельности. "Дадим, например, крупнейшему юристу балл 10; тому, кто не заполучил ни одного клиента - 1, резервируя 0 для идиота. Ловкому жулику, который обманывает людей и не попадается под уголовный кодекс, мы поставим 8, 9 или 10 в зависимости от числа простофиль, которых он заманил в свои сети или количества денег, которые он у них выманил. Нищему мелкому жулику, крадущему столовые предметы у трактирщика и вдобавок схваченному за шиворот жандармами, мы поставим 1... Шахматистам можно присваивать более точные индексы, основываясь на количестве и качестве выигранных партий. И так далее для всех сфер деятельности..." [12]. Подход Парето нейтрален в ценностном отношении, в его понятии элиты не следует искать моральный или метафизический смысл, а лишь попытку объективного постижения социальной дифференциации. Элиту составляют те, кто оказываются наверху в реальной борьбе за существование. Таким образом, Парето стремится очертить социальную страту тех, кто имеет наивысшие индексы в своей сфере деятельности, которую он называет «избранным классом, элитой ( elite ); подразумевается, что граница, отделяющая ее от остального населения, не является и не может являться точной, подобно тому как неточна граница между юностью и зрелым возрастом, что, однако, не означает, что бесполезно рассматривать эти разграничения» [13] .

Графики иерархического деления людей по разным показателям (авторитет, умение, образование) будут частично совпадать с графиком распределения богатства, и все же последний оказывается "осевым". Неизбежность деления общества на элиту и массу Парето выводил из неравенства индивидуальных способностей людей, проявляющегося во всех сферах социальной жизни. Индивиды, обладающие большим влиянием, богатством образуют "высшую страту общества, элиту". К ней Парето относит прежде всего коммерческую, политическую, военную, религиозную верхушку. Причем не имеет смысла задаваться вопросом о том, подлинна или неподлинна элита и имеет ли она право на данное название, это элита де-факто.

Как видим, это предельно широкая трактовка элиты. Но мы встречаем у Парето и понимание элиты в узком смысле. Это та часть элит, которая играет определяющую роль в политике, которая является правящей элитой (т.е. элита в узком смысле слова оказывается аналогом политического класса Г.Моски). Итак, не все члены элиты входят в элиту в узком смысле слова, т.е. в правящую элиту, некоторые из них образуют неправящую элиту. Так, выдающиеся ученые входят в элиту, но не оказывают значительного влияния на правительство. Социальная структура, по Парето, приобретает следующий вид: «1) низшая страта, неэлита... 2) высшая страта, элита, делящаяся на две части: (а) правящая элита; в) неправящая элита» [14]

Материальные и духовные ценности распределяются в обществе в высшей степени неравномерно, и особенно власть, богатства, почести. "Неравенство в распределении богатства, по-видимому, зависит гораздо больше от самой природы человека, чем от экономической организации общества" [15] ; неравное распределение богатства есть неточное отражение социальной гетерогенности, т.е. неравного распределения евгенических свойств, поскольку адекватному соответствию препятствуют социальные перегородки (жаль, что Парето при этом не добавляет, что в них в первую очередь заинтересована как раз элита, Г.А.). Указанная неравномерность связана с тем, что меньшинство управляет большинством, прибегая к силе и хитрости, причем оно стремится легитимизировать свою власть, внушая управляемым, что она выражает интересы общества, что долг массы – подчиняться элите.

Для объяснения социальной динамики Парето формулирует свою известную теорию "циркуляции элит": социальная система стремится к равновесию и при выводе ее из равновесия с течением времени возвращается к нему; процесс колебания системы и прихода ее к "нормальному состоянию" равновесия образует социальный цикл; течение цикла зависит от характера циркуляции элит. И тут можно «поймать» Парето на внутренней противоречивости его теории. Ведь исходный принцип социологии Парето – подход к обществу как к целостной системе, каждый их элементом этой системе задается этой целостностью. Это – весьма плодотворный подход. Но в своей теории элит он и вступает в противоречие со своим системным подходом, так как полагает, что часть социальной структуры, ее элемент – элита – задает программу обществу как целостности. Это – не только противоречит его системному подходу, но и оборачивается гипертрофированием, абсолютизацией роли элит в развитии общества, недооценкой роли других элементов социальной структуры и, прежде всего, недооценкой роли народных масс в социальном процессе. Функционирование элит, их структура, формы рекрутирования элит задаются социальной системой как целостностью, и потому поведение элит различно в различных социальных системах.

Элиты, особенно закрытые, со временем деградируют. «Первоначально военная, религиозная аристократии, торговцы, плутократия, за небольшим исключением, непременно должны были входить в элиту...Победоносный воин, процветающий торговец, обогащающийся плутократ являлись в обыденном смысле людьми высшего уровня, каждый в своем деле. Тогда этикетка соответстввовала действительному качеству, но затем, со временем, произошел разрыв, часто значительный;... в то же время некоторые аристократии, поначалу являвшиеся существенной частью правящей элиты, превратились в конце концов в ее самый незначительный элемент, как это в особенности произошло с военной аристократией. Аристократии не вечны...через какое-то время они исчезают. История – это кладбище аристократий» [16]. Но свято место пусто не бывает. «Правящий класс восстанавливается не только численно, но, что более важно, и качественно благодаря семьям из низших классов...» [17]

Парето стремится представить исторический процесс в виде вечной циркуляции основных типов элит. Схема этой циркуляции имеет мало общего с историческим подходом к общественному развитию, весьма спекулятивна в своих претензиях на универсальность: "Элиты возникают из низших слоев общества и в ходе борьбы поднимаются в высшие, там расцветают и в конце концов вырождаются, уничтожаются и исчезают... Этот кругооборот элит является универсальным законом истории" [18]. История для Парето – это история преемственности привилегированных меньшинств, которые формируются, борются, достигают власти, наслаждаются властью, приходят в упадок и заменяются другим привиле-гированным меньшинством. Именно Парето ввел термин «элита» в социологию, и он стал общеупотребительным, хотя и применяет, в качестве синонимических, и такие понятия, как «правящий класс», «высший слой общества» и, конечно, следуя традиции, «аристократия». Причем, как и Моска, Парето справедливо считает что высокая степень закрытости элит замедляет исторический процесс и, если элита является закрытой – это верный путь к ее деградации, как и деградации общества в целом. Ведь в неэлитных стратах общества накапливается все большее количество людей, способных к управлению обществом, и, не имея возможности выхода в элиту, возможности реализации своих творческих потенций, они превращаются в крнтр-элиту, превосходящую по своим качествам старую элиту.

Почему происходит смена элит, а их господство, как правило, неустойчиво и непродолжительно? Во-первых, потому, что многие аристократии являются преимущественно военными (во всяком случае опирающимися на военную силу), и они истребляются в бесконечных войнах. А самое главное, через несколько поколений аристократия становится изнеженной, теряет жизнестойкость и решительность в использовании силы. Качества, обеспечивающие элите господство, меняются в ходе цикла социального развития; отсюда меняются и типы элит, а история оказывается кладбищем аристократии.

По Парето, существует два главных типа элит, которые последовательно сменяют друг друга. Первый тип – "львы" (Парето, как видим, использует терминологию Макиавелли), для них характерен крайний консерватизм, грубые, "силовые" методы правления. Второй тип – "лисы", мастера обмана, политических комбинаций, интриг. Стабильная политическая система характеризуется преобладанием элиты "львов". Напротив, неустойчивость состояния политической системы требует прагматически мыслящих энергичных деятелей, новаторов, комбинаторов. Каждой элите свойственен один из двух основных методов управления: элите "лис" – манипулятивный, включающий компромиссы, социальную демагогию, и элите "львов" – метод грубого подавления. Постоянная смена одной элиты другой является результатом того, что каждый тип элит обладает определенными преимуществами, которые, однако, с течением времени перестают соответствовать потребностям руководства обществом. Поэтому сохранение равновесия социальной системы требует постоянного процесса замены одной элиты другой по мере того, как перед элитами возникают иные, но в общем-то повторяющиеся ситуации. Общество, где преобладает элита "львов", представляет собой общество ретроградов, оно неподвижно, застойно. Напротив, элита "лис" динамична. Представители первой любят спокойствие, вкладывают свои капиталы в ренту, представители второй извлекают прибыль из любых колебаний рыночной конъюнктуры. Механизм социального равновесия функционирует нормально, когда обеспечен, в соответствии с требованиями ситуации, пропорциональный приток в элиту людей первой и второй ориентации. А прекращение циркуляции приводит к вырождению властвующей элиты, к революционной ломке системы, к выделению новой элиты с преобладанием в ней элементов с качествами "лис", которые с течением времени вырождаются во "львов", сторонников жесткой реакции, и соответствующий "цикл" повторяется.

При этом, предупреждал Парето, не следует смешивать силу элиты с насилием, которое часто есть спутник слабости. "Пока французские правящие классы в конце XVIII века занимались развитием своей "чувствительности", затачивался нож гильотины" [19] . Революции, по Парето, всего лишь смена и борьба элит: правящей элиты и потенциальной элиты (контрэлиты), которая, правда, маскируется тем, что говорит якобы от имени народа, но это лишь обман для непосвященных. Парето отмечает, что высшая и низшая страты (элита и массы) неоднородны. В низшей имеются люди, обладающие способностями к управлению обществом. В элите же постоянно накапливаются элементы, не обладающие качествами, необходимыми для управления, и прибегающие к насилию, террору. "Аристократия переживает не только количественный, но и качественный упадок". Вместе с тем история – не только кладбище аристократии, но и преемственность аристократии. "Правящий класс пополняется семьями, происходящими из низших классов". Элита, борясь с контрэлитой, может использовать один из двух способов (или оба сразу): либо уничтожить ее, либо абсорбировать, причем последний способ – не только более гуманный, нои более эффективный, поскольку дает возможность избежать революций.Для Парето общественный процесс связан с распространением конкуренции как способа отбора в элиту в экономике, политике, управленческих структурах [20].

Следует сказать, что английская элита оказалась, пожалуй, наиболее преуспевшей в абсорбции потенциальных контрэлит: несколько веков она держит открытыми (или лучше сказать, приоткрытыми) двери для наиболее мобильных представителей непривилегированных классов. Значительно ниже социальная мобильность в элиту в Испании, Португалии, странах Латинской Америки. Всякое общество чревато нестабильностью. Закрытость элит рано или поздно приводит к старению общества и его закату.

Интересен анализ Парето нелогических (иллогических) поступков людей, когда объективная последовательность событий, совершаемых людьми, не соответствует их субъективным намерениям. Известный французский социолог и политолог Р.Арон, иллюстрируя мысль Парето, пишет: "Так, революционеры-большевики скажут, что они хотят взять власть, чтобы обеспечить свободу народа. Совершив насильственным путем революцию, они самим непреодолимым ходом вещей вовлекаются в установление авторитарного режима" [21] .

К демократическим теориям Парето относился с недоверием и скептицизмом. Демократические режимы Парето называл плутодемократическими, считая их властью элиты "лис", предпочитающих хитрость и изворотливость голому насилию и поддерживающих свою власть пропагандой и политическими комбинациями и маневрированием. Он лояльно отнесся к установлению фашистского режима в Италии, ограничившись абстрактной рекомендацией режиму быть более либеральным. Муссолини считал Парето своим учитеоем (хотя в еще большей мере он считал своим учителем другого элитариста –Ж Сореля).

В своем фундаментальном труде "Социалистические системы" Парето соглашается с Марксом в том, что классовая борьба – важнейшее явление мировой истории, но утверждает, что неверно полагать, что классовая борьба порождается экономическими причинами, вытекающими из отношений собственности на средства производства. Он считает, что борьба за политическую власть может быть первопричиной как столкновения элиты и масс, так и соперничества правящей и неправящей элит. Следствием классовой борьбы в современную эпоху будет не установление диктатуры пролетариата, как утверждал Маркс, а господство тех, кто выступает от имени пролетариата, т.е. опять-таки привилегированной элиты (сходную мысль сформулировал в свое время М.Бакунин. Отметим, между прочим, что первой женой В.Парето была Александра Михайловна Бакунина). "В наше время социалисты отлично усвоили, что революции конца XVIII века просто поставили у власти буржуазию на место прежней элиты, ...но они искренне считают, будто новая элита политиков будет крепче держать свои обещания, чем те, которые сменяли друг друга до сих пор. Впрочем, все революционеры последовательно провозглашают, что прошлые революции в конце концов заканчивались только надувательством народа, что подлинной станет та революция, которую готовят они. "Все до сих пор происходившие движения, – говорится в "Манифесте Коммунистической партии" – были движениями меньшинства или совершались в интересах меньшинства. Пролетарское движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах огромного большинства". К сожалению, эта подлинная революция, которая должна принести людям безоблачное счастье, есть лишь вводящий в заблуждение мираж, никогда не становящийся реальностью. Она похожа на золотой век, о котором мечтали тысячелетиями" [22]. Что ж, можно поздравить Парето почти через столетие за его проницательность. Американский социолог П.Бергер пишет, что Парето считал, что интеллектуалы, идентифицирующие себя с социализмом, связывают с ним свои надежды на то, что в будущем они превратятся в элиту [23].

Сравнимы взгляды Моски и Парето. Мы убедились в том, что они достаточно близки. Но и при жизни обоих основателей элитологии, и ныне, в среде их последователей, продолжается спор о приоритете. Некоторые авторы относят этот спор к курьезам, подобно спору Бобчинского и Добчинского о том, кто первым сказал "э", другие относятся к нему более серьезно. Р.Арон изложил суть этого спора следующим образом: "Использовал ли Парето идеи Моски в большей степени, чем требовало приличие, ссылаясь на него несколько меньше, чем требовала справедливость" [24]. Моска начал разработку своей теории правящей элиты (в книге "Теория управления и парламентское правление", Турин 1884 г.) раньше чем на десятилетие основных трудов Парето по этой проблематике. Причем Парето отказался признать требование Моски подтвердить его приоритет, ссылаясь на "банальность" положений Моски, изложенных ранее Берком, Тэном и другими политическими мыслителями.

Наряду со сходством исходных положений Парето и Моски можно отметить и их различия. Если Парето делал упор на замене одного типа элит другим, то Моска подчеркивал постепенное проникновение в элиту "лучших" представителей массы. Если Моска абсолютизирует действие политического фактора, то Парето объясняет динамику элит во многом психологически: элита господствует над массой, насаждая политическую мифологию, сама же она возвышается над обыденным сознанием. Для Моски элита – политический класс, у Парето понимание элиты шире, оно более антропологично.

Многие крупные современные политологи критиковали определенные стороны концепции Парето. Р.Арон писал, что его теории перегружены ценностными суждениями. Виднейший английский элитолог Т.Боттомор писал о том, что из работ Парето не ясно, относится ли понятие "циркуляция элит" к процессу динамики неэлит в элиты или же к замене одной элиты другой. Действительно, обе интерпретации присутствуют у Парето, и он часто пишет о том, что наиболее способные индивидуумы рекрутируются из низшей страты в высшую, а отдельные элементы элиты деградируют, опускаясь на дно общества. Но и тот, и другой политологи свободны от недооценки вклада Парето в теорию элитологии.

Перечисление основоположников элитологии было бы неполным, если бы мы не остановились на трудах Р.Михельса. Немецкий политолог, он во многом примыкает к итальянской школе основоположников элитологии. В зрелом возрасте он переезжает в Италию, получает итальянское гражданство, работает профессором политических наук в Турине. В контексте элитологии нас больше всего будет интересовать главный труд Р.Михельса "Социология политических партий в условиях демократии", изданная в Лейпциге в 1911 году. Мы находим здесь уже знакомые нам положения о том, что "общество не может существовать без господствующего, или политического класса, хотя элементы его подвергаются обновлению", и что наличие такого класса – "постоянно действующий фактор социальной эволюции" [25] . Известность Михельса связана главным образом со сформулированным им "железным законом олигархических тенденций". Суть этого закона состоит в том, что "демократия, чтобы сохранить себя и достичь известной стабильности", вынуждена создавать организацию, а это связано с выделением элиты – активного меньшинства, которому массе приходится довериться ввиду невозможности ее прямого контроля над этим меньшинством. Поэтому демократия неизбежно превращается в олигархию, и люди, совершая социальный переворот, убегают от Сциллы, чтобы попасть к Харибде. Таким образом, демократия сталкивается с "неразрешимым противоречием": во-первых, она "чужда человеческой природе" и, во-вторых, неизбежно содержит олигархическое ядро [26] .

Нужно сказать, что первоначально Михельс отличался руссоистско-синдикалистским максимализмом, утверждая, что подлинная демократия – непосредственная, прямая; демократия представительная несет в себе зародыш олигархичности. Затем Михельс приходит к выводу о том, что олигархия – неизбежная форма жизни крупных социальных структур. Основная работа Михельса посвящена главным образом анализу деятельности социалистических и социал-демократических партий стран Западной Европы, прежде всего – СДПГ. Михельс показывал, что власть в этих партиях принадлежит фактически узкому кругу лиц, находящихся на верхних ступенях партийной иерархии. Необходимость управления организацией требует создания аппарата, состоящего их профессионалов, и партийная власть неизбежно концентрируется в их руках ("причина образования олигархии в демократических партиях лежит в технической невозможности обойтись без лидеров").

У Михельса мы встречаем элементы исторического подхода к демократии. "На нижней ступени человеческой культуры господствовала тирания. Демократия могла возникнуть только на более поздней и высокоразвитой стадии общественной жизни". Однако олигархичность присуща «самой природе человеческого общества». .Исследуя развитие политических систем, «...замечаешь, что по мере развития демократия вновь оборачивается вспять... Институт вождей был известен во всех прежних эпохах. И когда сегодня, особенно среди ортодоксальной социал-демократии приходится слышать, что в социал-демократии нет вождей, а есть лишь чиновники ... это ведет к усилению вождизма, поскольку, отрицая его, не позволяет массам разглядеть действительную опасность" [27] . Партийная элита обладает преимуществами перед рядовыми членами (имеет больший доступ к информации, возможности оказывать давление на массы). "Чем более расширяется и разветвляется официальный аппарат, чем больше членов входит в организацию, ...тем больше в ней вытесняется демократия, заменяемая всесилием исполнительных органов. Формируется строго обособленная бюрократия со множеством инстанций. Таким образом, нет сомнения в том, что бюрократизм олигархической партийной организации вытекает из практической формальной необходимости, ...демократия – всего лишь форма. Но форму нельзя ставить выше содержания" [28] .

Михельс с сочувствием цитирует мысль Руссо о том, что масса, делегируя свой суверенитет, перестает быть суверенной, для него представлять – значит выдавать единичную волю за массовую. "Масса вообще никогда не готова к господству, но каждый входящий в нее индивид способен на это, если он обладает необходимыми для этого положительными или отрицательными качествами, чтобы подняться над нею и выдвинуться в вожди" [29] . Причем партийная элита оказалась подверженной всем соблазнам обладания властью и настроенной "использовать массы в качестве трамплина для достижения своих целей и планов". Особое внимание Михельс уделяет борьбе элит за позиции власти. "Редко борьба между старыми и новыми вождями заканчивается полным устранением первых. Заключительный акт этого процесса состоит не столько в смене элит, сколько в их реорганизации. Происходит их слияние" [30] .

Невозможность демократии существовать без организации, управленческого аппарата и профессиональной элиты неизбежно ведет к закреплению постов и привилегий, к отрыву от масс, фактической несменяемости лидеров. "Вожди, как правило, невысоко ставят массы. Вожди делают ставку на безмолвие масс, когда устраняют их от дел. Представитель ...превращается из слуги народа в господина над ним. Вожди, являясь первоначально творением масс, постепенно становятся их властелинами. Одновременно с образованием вождизма, обусловленного длительными сроками занятия постов, начинается его оформление в касту" [31] .

Михельс доказывает "формально-техническую невозможность прямого господства масс". Невозможность прямой демократии вытекает прежде всего "из численности". Гигантские митинги стремятся без подсчета голосов и учета различных мнений принимать резолюции целиком, не вникая в детали. Толпы заменяют и вытесняют индивида. Причем харизматических лидеров, поднимающих массы к активной деятельности, сменяют бюрократы, а революционеров и энтузиастов – консерваторы и приспособленцы. Руководящая группа становится все более изолированной и замкнутой, защищает, прежде всего, свои привилегии и в перспективе превращается в интегральную часть правящей элиты. Профессиональные функционеры профсоюзов, социалистических и левых партий, особенно ставшие членами парламента, меняют свой социальный статус, становятся членами правящей элиты. Таким образом, лидеры масс, став частью элиты, начинают защищать ее интересы и тем самым свое собственное привилегированное положение. Но интересы масс не совпадают с интересами бюрократических лидеров массовых организаций. Поэтому партийная элита склонна проводить консервативную политику, не выражающую интересы масс, хотя она и действует от их имени, конкурируя с другими фракциями политической элиты, а именно с элитой аристократии, менеджеров и т.д. Жизнь лидеров социал-демократических партий становится буржуазной или мелкобуржуазной, и они защищают свое новое положение.

При этом Михельс отнюдь не отрицает способность элитарной структуры к демократической мимикрии. «Даже консервативные партии приняли в современном государстве демократический облик,... встретившись с натиском демократически настроенных масс» [32]. И далее развтвает эту мысль: «...в современной партийной жизни аристократия охотно демонстрирует себя в демократическом облачении, а в содержении демократии явно проступают аристократические признаки. Здесь мы встречаем аристократию, принявшую демократическую форму, там – демократию с аристократическим содержанием» [33]. Михельс делает вывод: «Господство в нашем обществе отношений сильной экономической и социальной зависимости делает невозможным в нынешних условиях появление идеальной демократии... Но тогда нам следует задать также второй вопрос о том, ... имеются ли в зародыше силы, которые бы приблизили общество к идеальной демократии, и пробиваются или вытесняются эти силы» [34].

Итак, поскольку элита "организуется и консолидируется, управляя массой", Михельс считает неизбежным элитарную структуру любой общественной организации. "Формальная специализация, являющаяся необходимым следствием любой организации", порождает необходимость профессионального руководства. А это приводит к тому, что "вожди становятся независимыми, освобождаясь от влияния масс". Сущность любой организации (партии, профсоюза и т.д.) содержит в себе "глубоко аристократические черты... Отношение вождя к массам они превращают в свою противоположность. Организация завершает окончательное разделение партии или профсоюза на руководящее меньшинство и руководимое большинство" [35] . Причем руководящее меньшинство – отнюдь не лучшие, высокоморальные люди, а чаще всего честолюбцы и демагоги. "Демагоги, эти льстецы массовой воли, вместо того, чтобы поднимать массу, опускаются до ее самого низкого уровня, но опять лишь для того, чтобы ложным, искусно изобретенным прикрытием... надеть на них ярмо и господствовать от их имени" [36]. Как видим, Михельсу нельзя отказать во многих тонких наблюдениях и обобщениях. Но можно разглядеть и "белые пятна" в его концепции. Описывая действительную трансформацию лидеров социал-демократии, он абсолютизирует этот феномен, выводя его из "вечных" механизмов управления, с неизбежностью выливающихся в олигархическое правление. Главный довод Михельса заключается в том, что неолигархическое управление большими организациями невозможно технически. Но ведь технические препятствия рано или поздно могут быть преодолены. Михельс не был знаком с возможностями современных (и тем более будущих) ЭВМ. Возможна ли демократия и неолигархическое управление большими организациями, если технические препятствия для этого преодолены, если существует развитая система прямой и обратной связи между руководителями и членами больших организаций – проблема, которая еще ждет своего решения.

К элитологам первого поколения западные историки политической науки не без оснований относят и Жоржа Сореля, французского теоретика анархо-синдикализма, критика буржуазной демократии, которую он называл "раем для финансистов". Сорель с большим темпераментом доказывал, что демократия (буржуазная) – обман, что теория власти народа и капиталистическая практика разительно противоречат друг другу, что подобная политическая система, именуемая ее апологетами демократией, в действительности есть олигархия финансовых тузов [37] . При этом неизбежно возникает вопрос, с каких позиций критикуется буржуазная демократия – слева, с леворадикальных или марксистских позиций, или справа, с позиций правого радикализма и фашизма. Сорель же, которого Ленин называл "известным путаником" [38], (хотя их позиции в критике буржуазной демократии во многом пепесекаются) с его политической неуравновешенностью, все более склонялся к критикам справа (отметим, что Муссолини называл именно Сореля своим "духовным отцом"). Сорель писал, что в "век масс" углубляется противоречие между утопией (идеологией элиты) и "популярными мифами" (идеологией масс). Первая апеллирует к умам с высокоразвитой способностью к рассуждениям (специфическое качество элиты) [39] . Напротив, воздействие "популярных мифов" основано на внушении, на гипнотизировании масс; чем глубже они воздействуют на "массовые инстинкты", чем больше щекочут нервы толпы, чем активнее провоцируют слепое, стихийное начало, тем они действеннее [40]. Сорель во многом следует за концепцией массовой психологии Г.Лебона [41] . В свою очередь, ряд идей Сореля развил К. Маннгейм в своей известной книге "Идеология и утопия". "Известный путаник" Сорель совершил ряд сальто-мортале в своей идейно-политической эволюции. С одной стороны, он развивал идеи анархо-синдикализма, с другой, оказался одним из идейных предшественников фашизма (что ряд политологов считает одним из свидетельств близости ультра-левых позиций с ультра-правыми). Однако вопрос о том, можно ли проследить связь между основоположниками элитаризма и фашизмом, мы рассмотрим ниже.

Большой вклад в элитологию внесли крупнейшие социальные мыслители конца XIX – первых десятилетий ХХ века М.Вебер и З.Фрейд. Однако их взгляды также будут рассмотрены нами особо в связи с проблемой бюрократии, классический анализ которой дал Вебер, и социально-психологическим обоснованием элитаризма, оригинальная трактовка которого дана Фрейдом.

Еще раз отметим, что заслуга основателей элитологии в том, что они вычленили объект и предмет науки, систематизировали накопленные знания о правящих меньшинствах, попытались сформулировать законы структуры, функционирования, развития и смены элит. При этом они могли, увлекшись, что вполне естественно, предметом своего исследования, гипертрофировать роль элит в историческом процессе, недооценить роль неэлит, прежде всего, роль народных масс.

• [1] Напомним, что понятие «элитолог» шире, чем «элитарист»; оно включает и тех политологов, которые, признавая особую роль элит в политическом процессе, не считают элитарную структуру общества единственно возможной или хотя бы желаьельной; ряд элитологов подчеркивают, что существование элиты противоречит демократии.

• [2] Г.Моска. Правящий класс // Социс, 1994, № 10, с187.

• [3] Там же, с.189.

• [4] Там же.

• [5] Там же, с.191.

• [6]M osca G . Elementi di scienza politica , Bari , 1953, p. 212.

• [7]Allbertoni E .Gaetano Mosca e la teoria della classe politica. Firenze , 1974, p.9.

• [8]Социс , 1994, № 10, с .193.

• [9]Там же , с .193.

• [10] Pareto V. Trattato di sociologia generale. Firenze , 1916, v. 1, p. 317.

• [11] Pareto V. Mind and Society. NY, 1935, v. 1Y, p.p.2027–2031.

• [12] Ibid. p. 2031.

• [13] Pareto V. Compendio di sociologia generale, Torino , 1978 // Антология мировой политической мысли , т .2, с .61.

• [14]Там же .

• [15] Pareto V. Trattato..., par.1012.

• [16]Антология ..., т .2, с .65–66.

• [17]Там же .

• 1[8]Pareto V. Les systeves socialistes. Lausanne , 1965, p.60–61.

• [19]Ра reto V. Les systemes sociflistes, p. 276.

• [20]Ibid , p .6.

• [21] Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М .,1993, с .405.

• [22] Pareto V. Les systemes socialistes, p.p. 61–62.

• [23] См: Бергер П.Л. Социалистический миф. Социс, 1990, № 3.

• [24] Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М ., 1993, с . 405.

• 225] Michels R. Political Parties. A Sociological Study of the Oligarchical Tendences of Modern Democraciy. NY ,1962, p .340.

• [26]Ibid ., p . 6.

• [27] Р. Михельс. Социология политической партии в условиях демократии. Диалог. № 3, 1990, с.с.58,59.

• [28] Там же, с.59.

• [29] Диалог, № 7, 1990, с.76.

• [30] Там же, с.77.

• [31 Диалог, № 5, 1990, с.с. 84–85.

• [32] Михельс Р. Демократическая аристократия и аристократическая демократия // Социс. № 1, 2000, с.107.

• [33] Там же, с.112.

• [34] Там же, с.113.

• [35] Диалог № 3,1990,с.58.

• [36] Диалог № 7, с.76.

• [37] См: Сорель Ж. Размышление о насилии. И.,1907 г.

• [38] См.: Ленин В.И. ПСС, т.18, с.310.

• [39] Отметим его близость к взглядам М.Шелера, одного из основоположником социологии познания, который также считал, что именно элита определяет ценностную ориентацию человеческих коллективов: масса принимает идеологические установки, выраьртанные элитой. Причем, поскольку идеология, по Шелеру, – искаженное понимание мира ( это близко определению тдеологии, ланного К.Марксом и Ф.Энгельсом в «Немецкой идеологии»), то «освобождение человеческого сознания» можно ожидать только он «новой элиты», спопобной противостоять стихийно складывающимся предрассудкам масс.

• [40] Близких взглядов придерживается и рад современных исследователей. Сошлемся на американского политолога Ч.Макнейла, который гипертрофирует роль мифа как главной движущей силы истории. Он пишет: «Миф лежит в основе человеческого общества» ( Foreign Affairs ,№ 1, 1982, р.1).

• [41]C м. Подробнее: Г.Ашин. Доктрина «массового общества». М.,1971

< Назад Вперед >
Содержание