Как Америка руководила?

Если ответить кратко, то плохо. Несмотря на то, что по ряду параметров - таким, как военная сила, - американская мощь в 2006 году, вероятно, стала больше, чем в 1991-м, способность страны привести в действие, воодушевить, задать общее направление и таким образом формировать глобальные реальности значительно ослабла. Пятнадцать лет спустя после своей коронации в глобальные лидеры Америка становится одинокой, внушающей страх демократией в политически враждебном ей мире.





ОСНОВНЫЕ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ, НЕБЛАГОПРИЯТСТВУЮЩИЕ СОЕДИНЕННЫМ ШТАТАМ, 2006 ГОД

Усиление враждебности к Западу во всем мире ислама.

Взрывоопасный Ближний Восток.

Доминирующий Иран в зоне Персидского залива.

Неустойчивый, имеющий ядерное оружие Пакистан.

Нелояльная и недовольная Европа.

Разобиженная Россия.

Китай, занятый организацией восточноазиатского сообщества.

Япония, более изолированная в Азии.

Популистская антиамериканская волна в Латинской Америке.

Развал режима нераспространения ядерного оружия.





Оглядываясь назад, следует признать, что действия Америки на трех главных направлениях ее глобального лидерства не достигли возможного. Ощущение небезопасности стало более всепроникающим, несмотря на то, что число происходящих в мире конфликтов после окончания холодной войны в действительности уменьшилось. Ядерные потенциалы появились еще у четырех стран - у двух совершенно явно, а у двух замаскировано. Прогресс в сфере социального благосостояния был ограниченным и случайным, а проблемы охраны окружающей среды не стали высокоприоритетными. Частично в результате всех этих неудач американское лидерство утратило во многом свою легитимность, доверие к американскому руководству во всем мире было подорвано и моральная позиция Америки стала неубедительной.

Если бы в начале 90-х годов мировое общественное мнение получило возможность выбрать одно государство в качестве наиболее желаемого организатора глобальной безопасности, то подавляющее большинство выбрало бы Америку. В 2006 году, безусловно, было бы иначе. Вина за это ложится на плечи трех президентов, руководивших первой глобальной сверхдержавой каждый по-своему. Первый не сумел воспользоваться возможностью, предоставившейся Америке, второй был слишком благодушен, пытаясь это делать, а третий превратил имевшуюся у него возможность в нанесенную им самим незаживающую рану, опрометчиво вызвав всеобщую враждебность по отношению к Америке.

Буш Первый правильно реагировал на опасный процесс распада Советского Союза, проявив искусство и дипломатическую тонкость. Главный недостаток его администрации заключался в том, что она не сумела придать какое-либо серьезное содержание столь часто используемому ею лозунгу «новый мировой порядок» в то время, когда вся мировая система была не только податливой, но и активно откликавшейся на политическое и моральное лидерство Америки.

Парадоксально, что Буш Первый потерпел неудачу в сфере, где он имел явное превосходство, - в силовой политике. Он допустил, что его главный успех - изгнание Саддама Хусейна из Кувейта в 1991 году, осуществленное с поразительной военной эффективностью и поддержанное искусно организованной им политической коалицией, включавшей арабские государства, оказался стратегически незавершенным. Эту победу нужно было использовать для прорыва возникшего ближневосточного тупика. Вместо этого израильско-палестинская вражда обострилась и нерешенные конфликты были унаследованы преемниками Буша несмотря на то, что регион в тот момент был восприимчив к решительной дипломатической инициативе, подкрепленной успешным применением силы. Ирак в состоянии раздоров был предоставлен самому себе. Поражение Саддама не было использовано для того, чтобы начать диалог с Ираном. Афганистан, только что освобожденный от советского вторжения, был вообще проигнорирован. В регионе продолжал распространяться антиамериканизм.

Клинтон, первоначально менее заинтересованный в мировых делах, заменил новый мировой порядок концепцией «необратимой» глобализации. Но утверждения о ее неизбежности удобно освобождали нового глобального лидера от обязательства создать целенаправленную стратегию и заниматься ее претворением в жизнь. Тем не менее он удачно преодолел две геополитические проблемы. После продолжительных колебаний в течение своего второго срока он приступил к расширению НАТО, прокладывая путь к последующему расширению Евросоюза, и постепенно организовал коллективную военную операцию на Балканах в ответ на происходившие там жестокие этнические чистки.

Однако в отсутствие более решительной стратегической определенности он поддался возобладавшему в то время «врагу сегодняшнего дня» - непостоянству, поощряемому различными группами давления, и лишь время от времени уделял внимание Ближнему Востоку. Его ответ на каждую из трех тлевших в регионе ситуаций был серьезно осложнен внутренними давлениями, оказывавшимися в Америке: иранская проблема была искусственно связана с Ливией законотворческой деятельностью Конгресса, предоставленный самому себе Ирак плыл по течению, а нерешенный израильско-палестинский конфликт после убийства премьер-министра Рабина находился в состоянии тупика.

Смерть Рабина была в Израиле сигналом для поворота вправо, который постепенно вел в Соединенных Штатах к союзу, быстро, как грибы после дождя, возникавшему между неоконсервативными группами давления и христианскими правыми. В ходе этого процесса позиция США, опять-таки под воздействием внутренних обстоятельств, особенно израильского лобби, сместилась от беспристрастного посредничества к поддержке Израиля в его желании затянуть окончательное урегулирование. В результате посредническая способность Америки значительно понизилась.

Клинтон унаследовал Америку без глобального соперника, но не использовал имевшуюся возможность создать более широкую основу для урегулирования, которое могло бы предотвратить некоторые нависающие опасности. Подход к проблеме распространения ядерного оружия также был нерешительным. Серьезная попытка заняться глобальными социальными проблемами означала бы для американского народа необходимость некоторого самоограничения, но собственные наклонности президента едва ли могли способствовать такому изменению настроения граждан. Страна вряд ли сознавала поднимавшуюся во всем мире волну возмущения и возраставшего нетерпения в ожидании перемен, причиной которой она являлась.

При Буше Втором внешняя политика в течение шести месяцев находилась в дремотном состоянии, прежде чем была гальванизирована террористическим нападением 11 сентября. Мир сплотился вокруг Америки, предоставляя Вашингтону уникальную возможность выковать глобальную коалицию. Увы, внешняя политика, которую ковал президент, становилась откровенно односторонней («кто не с нами тот против нас»), демагогической, порожденной страхом и порождающей страх, политически эксплуатирующей лозунг «мы - нация, ведущая воину». Это окончательно погрузило Америку в войну в одиночестве, выбор которой был сделан в Ираке.

Из-за одностороннего, самоуверенного курса внешней политики Буша после 11 сентября Статуя Свободы перестает быть символом Америки в глазах многих людей во всем мире, и этим символом становится концентрационный лагерь в Гуантанамо. Америка оправдывает свою войну в Ираке демагогией, которая подкрепляется сомнительными голословными утверждениями и сопровождается дорогостоящими самообманами, усиливающими многие конфликты в регионе, несмотря на декларации, что все это ведет к рождению нового, более демократического Ближнего Востока. Американское общественное мнение, сначала горячо поддержавшее воинственную риторику президента, раскололось на противоположные группы по своим большей частью не очень ясным взглядам на будущее. Прошлые тревоги и опасения еще более усиливались.



ГЛОБАЛЬНОЕ ЛИДЕРСТВО: ОТЧЕТНАЯ КАРТА

В связи с этим теперь уместно задать вопрос: а что вообще могло бы быть? Мог ли мир стать иным, если бы три глобальных лидера вели себя по-другому? Хотя историю невозможно перемотать как ленту магнитофона, вдумчивое размышление, основанное на известных фактах, имеет свои плюсы.

Можно, например, считать, что в период, начавшийся после холодной войны, политика США упустила две великие исторические возможности. Первая, вина за которую должна быть поделена с другими, состоит в том, что не удалось извлечь выгоду из победы, одержанной в холодной войне, сформировать - или даже в некотором роде организационно оформить - Атлантическое сообщество с общим стратегическим видением глобальной перспективы. После 1991 года были моменты, когда обе части Атлантического сообщества были заняты общим делом: во время первой войны в Заливе, в период вмешательств НАТО в Боснии и Косово и в Афганистане после 11 сентября. В этих случаях предпринимались сознательные усилия к укреплению сотрудничества, и это обеспечивало успех.

Расширение НАТО и Европейского Союза создало оптимистическую историческую перспективу, которая могла бы более целенаправленно побуждать к трансатлантическому процессу принятия решений, нацеленных на поддержание мира и нераспространение ядерного оружия. Таким путем могла бы быть закреплена привычка вырабатывать политику сообща и разделять бремя ее осуществления. То же самое можно сказать и о долговременных интересах Америки и Европы в совместном создании глобального экономического порядка, который становился бы все более восприимчивым к требованиям большего равенства и возможностей, выдвигаемых развивающимися странами.

Америка и Европа вместе могли бы навсегда стать решающей силой в мире. Действуя раздельно, и особенно споря друг с другом, они окажутся в тупике и вызовут беспорядки. В течение пятнадцати лет своего превосходства Соединенные Штаты, к сожалению, не предприняли согласованных усилий к тому, чтобы привлечь Европейский Союз к совместной попытке придать организованную форму глобальному сотрудничеству, осуществляя сообща более продуманное планирование и принятие решений в сфере внешней политики. Более того, в ряде случаев реакция США на процессы расширения и укрепления Европы указывала на беспокойство и даже страх, вызываемые тем, что Европа, руководимая совместно Германией и Францией, может не отвечать интересам Америки. Эти опасения побудили Вашингтон исподтишка поощрять Великобританию быть более «атлантической», чем «европейской». (Лондон с готовностью шел на это.)

По общему признанию, европейцы нуждались в американском побуждении соединить усилия в подлинном партнерстве. Стремление к политической интеграции быстро пошло на спад после введения евро, и в конечном счете результатом стал отказ принять предлагавшуюся Европейскую конституцию. Франция почувствовала, что ее роль основоположника европейского единства принижена с появлением объединенной и политически целеустремленной Германии и поддалась искушению разыграть карту особых отношений Парижа с Москвой. В конце концов она возглавила движение за неприятие Европейской конституции, которую ранее она и продвигала.

Более сознательное сотрудничество между США и Евросоюзом могло бы получить развитие и по другим стратегическим направлениям. Попытка втянуть Россию в более тесные отношения с Атлантическим сообществом могла бы быть более успешной, если бы Соединенные Штаты и Европейский Союз проявили общее стремление к этому, лишая в то же время Россию иллюзий, вызываемых ее имперской ностальгией, в отношении новых независимых государств, образовавшихся на месте бывшего Советского Союза.

С обеих сторон позиция Запада была двусмысленной и разноречивой. Хотя было ясно, что Россия не готова к подлинному членству ни в Европейском Союзе, ни в НАТО, ей ни разу не дали почувствовать, что она могла бы иметь хотя бы какие-то особые отношения с ключевыми институтами этих сообществ. И что еще хуже, западные союзники никогда не разъясняли Москве, что она рискует оказаться в изоляции, если изберет восстановление авторитаризма в качестве пути своего внутреннего развития и будет следовать неоимпериалистической тактике в отношении Молдовы, Украины и Грузии, не говоря уже о трагической проблеме Чечни. Вместо этого Россию постоянно восхваляли как новую демократию, а ее лидерам постоянно оказывалась поддержка.

Единая и подлинно скоординированная трансатлантическая политика могла бы также иметь своим результатом своевременный, более эффективный ответ на угрозу ядерного распространения.

В середине 2006 года международная комиссия, организованная Швецией, информировала генерального секретаря ООН, что усилия воспрепятствовать распространению ядерного оружия застопорились главным образом из-за отсутствия лидерства США. Позиция Вашингтона в отношении распространения была подвергнута критике, и доклад предупреждал, что, если Америка «не будет выполнять роль лидера, будут иметь место новые ядерные испытания и новая гонка ядерных вооружений».



ЦЕНТРАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ АТЛАНТИЧЕСКОГО СООБЩЕСТВА В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ





НАТО/гос-ва ЕС

Но вместо того, чтобы принять на себя руководящую роль. Соединенные Штаты молчаливо одобрили наращивание ядерного вооружения Индией и стойко противились попыткам Ирана сделать то же самое. Европейские союзники Америки выступили за проведение переговоров с Ираном, но убедили Вашингтон рассмотреть эту возможность только в 2006 году. Согласованные трансатлантические усилия решить ближневосточный конфликт могли бы также послужить основой для создания на Ближнем Востоке зоны, свободной от ядерного оружия, что могло бы помочь решению взаимосвязанных проблем, вызванных наличием необъявленного ядерного арсенала у Израиля и сомнительным намерением Ирана продолжать свою ядерную программу.

Привычная процедура откровенных трансатлантических консультаций, сознательно направленных на усиление взаимного доверия, могла бы также способствовать преодолению не поддающегося решению тупика, который возник в отношениях Севера и Юга по вопросу о правилах глобализации. «Раунд Дохи» - переговоры в рамках ВТО - «застрял» в основном из-за разногласий между Америкой и Европой, которые облегчили для таких стран, как Япония и Китай, защиту их непосредственных интересов в ущерб глобальному благополучию. Большая гибкость, проявленная Атлантическим сообществом, могла бы воздействовать на Японию (в вопросе о сельскохозяйственных субсидиях) и Китай (в вопросе девальвации национальной валюты и экспорта промышленных товаров), чтобы они заняли более справедливую позицию в переговорах о торговле.

В атлантическом понимании «как все должно было бы быть» есть также аспект, связанный с обеспечением безопасности. Если бы Япония непосредственно участвовала в осуществлении трансатлантической стратегии, и она, и США были бы менее склонны концентрировать внимание на повышении обороноспособности Японии, чтобы противостоять растущей мощи Китая. А это, в свою очередь, дало бы возможность избежать усиления настроений внутри китайской политической элиты, в особенности военной, в пользу укрепления китайско-российских связей по вопросам безопасности.

Тот факт, что Америке не удалось добиться более решительного продвижения в израильско-палестинской проблеме в течение пятнадцати лет ее глобального руководства, представляет еще одно значительное «если бы». Если бы такое продвижение имело место и если бы оно сопровождалось совместным усилием двух сторон принять сбалансированную компромиссную формулу, четко изложенную Соединенными Штатами и Европейским Союзом, то на Ближнем Востоке удалось бы избежать последующего ухудшения положения и роста насилия и трансатлантические отношения определялись бы общей стратегической целью и завершенностью.

Решительный и успешный трансатлантический нажим в 90-х годах в пользу израильско-палестинского урегулирования позволил бы избежать рискованного военного предприятия в Ираке, ставшего поражением для самих Соединенных Штатов. Вместо этого возник израильско-палестинский тупик, за которым последовало вторжение США в Ирак, вызвавшее американо-европейский раскол. Утверждать, что усилившийся израильско-палестинский конфликт не был причиной враждебности к США, охватившей арабов, могут только те, кто лично заинтересован в этом. Дестабилизирующий эффект этой враждебности, усиленный войной в Ираке, создает в перспективе риск постепенного выдавливания США из этого региона. Ни правящие в регионе элиты, ни китайцы не проигнорируют эту перспективу. Уязвимые элиты Ближнего Востока нуждаются в иностранном защитнике, а Китай нуждается в стабильном доступе к источникам нефти, которые эти элиты контролируют. Каждая из сторон, таким образом, имеет что предложить другой. То, что соглашение, не отвечающее интересам США, может появиться, не следовало бы игнорировать.

< Назад   Вперед >
Содержание