6.4 Шопронский семинар
Первый семинар в рамках проекта состоялся в начале марта 1990 г. при довольно слабом представительстве, прежде всего с советской стороны. Не было наиболее заметных из заявленных фигур – С. С. Шаталина, ГА. Явлинского. Я выступил с докладом «Современные рыночные институты и проблемы экономической реформы в СССР»: О его содержании будет еще разговор в следующей гл. 7, но сам доклад выглядел столь пессимистичным, проблемы трансформации советской экономики изображены столь сложными, что мой оппонент с западной стороны профессор Р. Купер спросил: но если это все так сложно, то, может быть, не стоит проводить никаких реформ? Ведь как-то ваша экономика работает, производит продукты, люди как-то живут, зачем их подвергать таким испытаниям?
Я потом часто возвращался к этому вопросу, естественному не только в устах западного профессора, но и для многих российских обывателей.
Следующий семинар, Шопронский, на мой взгляд, явился историческим событием. Прежде всего потому, что его состав был гораздо более представительным. С западной стороны участвовали видные ученые-экономисты, такие, как Дж. М. Пек, У. Нордхауз (Йель), Р. Купер (Гарвард), Р. Дорнбуш (MIT), Я. Ростовски, Р. Лэйрд (Лондонская школа экономики) – почти без советологов. А с советской стороны по стечению обстоятельств – практически все будущее российское правительство 1992 г.: Е. Гайдар, А. Чубайс, А. Шохин, П. Авен, К. Кагаловский, С. Васильев, Л. Григорьев, а также из числа лиц, занимавших посты в правительственных ведомствах, – Хандруев, Алексашенко и я.
Что же дал этот семинар?
1. Центральным на нем был вопрос: радикальная реформа (шоковая терапия, или big bang – большой скачок в тогдашних терминах западных участников) или постепенные преобразования. Все понимали опасности big bang, тем не менее подавляющее большинство с учетом складывавшихся обстоятельств высказалось за big bang. Конечно, можно было говорить об однобоком подборе советских участников (только я и Хандруев пытались проявлять умеренность), но западные ученые тоже были единодушны исходя из хорошо известного им опыта многих стран: постепенные изменения на деле оказываются менее управляемыми и более мучительными.
2. Ключевое звено радикальной реформы – либерализация цен. После многочисленных споров пришли к допустимости поэтапной либерализации, из опасений чрезмерных неожиданностей и стремления сохранить контроль. Однако ведущие западные авторитеты, например У. Нордхауз, отмечали, что параллельное существование твердых и свободных цен приводит к слабо регулируемым диспропорциям, вызываемым ущербным положением тех, кто обязан применять твердые цены, а так же к увеличению натурального обмена и уклонению от исполнения заказов по твердым ценам. Из нашей практики, впрочем, это уже было известно.
Нордхауз предложил план D-day, где D – день либерализации цен. Вся программа должна была состоять в подготовке к этому дню и затем в управлении последствиями.
3. Крайне жесткая финансовая политика, резкое сокращение бюджетных расходов. Гайдар обращал внимание на то, что до сих пор ни военные расходы, ни капитальные вложения практически не были затронуты, правительство боялось задеть интересы могущественных ведомств. Выплачивались огромные субсидии к ценам.
Резкое сокращение расходов, в несколько раз, невзирая на все возражения, – главный шаг к приостановке инфляции и оздоровлению финансов. Политически это было едва ли не самое опасное дело. Но в этом и радикализм, скорее достижимый в силу внезапности.
4. Никаких индексаций, особенно автоматических. Планирование бюджетных ассигнований только в номинальных суммах с последующим торгом с бюджетополучателями, страдающими из-за роста цен. Циничный отказ в удовлетворении их справедливых требований до крайней степени возможностей. При неизбежности – только частичные компенсации потерь.
Р. Дорнбуш, который участвовал в программах стабилизации по меньшей мере в десятке стран, говорил: есть тысячи доказательств того, что именно у вас, при ваших особых условиях нужна более мягкая финансовая политика. Но это самообман. Хуже гиперинфляции нет ничего, поэтому если есть ее опасность, правильная финансовая политика – это только предельно жесткая политика. Нужна железная воля. Это работа хирурга, ампутирующего ногу на поле боя без анестезии, чтобы спасти жизнь.
Дискуссия с такими авторитетными специалистами заряжала уверенностью: хотя мы действительно такие особенные, как никто, но первые шаги необходимых действий уже много раз применялись и всегда приносили успех.
Потом у нас будут споры о пригодности в России условий Вашингтонского консенсуса, о неправильности западных советов в силу неудачного, как считали многие, хода реформ. Но никто ничего более практичного и работоспособного так и не предложил. Тогда уже уверенность в правильности намечаемого пути, который нащупывался и в наших собственных изысканиях, стала полной. Среди специалистов на этот счет уже не было сомнений.
5. Немедленная налоговая реформа, введение налога с продаж и затем налога на добавленную стоимость, чтобы избежать распада бюджета вследствие опережающего роста расходов над доходами в условиях инфляции. Я. Ростовски подробно рассказал мне о так называемом эффекте Оливейры – Танзы, хорошо известном по латиноамериканскому опыту и, вероятней всего, способном возникнуть у нас, поскольку налоги и сборы не приспособлены к инфляции и их рост отстает от роста расходов. Даже поступления от налога на прибыль, не говоря уже о плате за фонды, идут с опозданием и в величинах, не вполне учитывающих инфляцию.
Эти предложения показались мне настолько важными, что я тут же отбил шифротелеграмму в Москву. Уверен, она сыграла определенную роль во введении с 1 января 1991 г. налога с продаж (так называемый горбачевский налог, вызывавший той зимой всеобщую ненависть).
6. Немедленная корпоратизация для крупной промышленности (преобразование в АО с постепенной продажей акций) и скорейшая приватизация мелких и средних предприятий (это уже было по сути и в нашей последней программе).
7. Открытие экономики. Скорейший переход к свободному плавающему курсу рубля взамен практиковавшейся тогда раздачи валютной выручки министерствам и республикам. Сначала конвертируемость только по текущим операциям.
Общий итог: план перехода приобрел большую ясность. Появилось больше уверенности вследствие подкрепленности его зарубежным опытом и теорией.
Этот семинар имел мало публичных следов. Только труды, изданные IIASA на английском языке. В конце года в Нью-Хейвене (США) был подготовлен итоговый меморандум по проекту, изложенный у нас в статье в "Известиях". И еще мы с П. Авеном в начале 1991 г. подали записку Горбачеву, которая ему уже была безразлична, набежали другие заботы