Красная стратегия

В первые годы советской власти в среде партийных и государственных руководителей распространилась троцкистская геополитическая доктрина, основанная на авантюристической теории “перманентной революции”. Собственно говоря, даже называть троцкистские идеи геополитической доктриной можно с большой натяжкой. Россия рассматривалась как “куча хвороста для разжигания мирового пожара”, а о ее долговременных интересах не могло быть и речи.

Только следуя такой антигосударственной концепции, можно было хлопать дверью в Бресте на тяжелых переговорах и бросать эффектное: “Ни мира, ни войны”. Только презирая Россию, можно было произвольно проводить границы, ибо с точки зрения задач “перманентной [c.125] революции” проблема границ не имела значения. Короче говоря, троцкистская доктрина исключала понятие ответственности за судьбу “этой страны”, т.к. революцию можно было организовать в любом государстве*.

Впрочем, жизнь все же брала свое. По мере преодоления воинствующего мировоззрения радикал-революционеров менялось и геополитическое сознание советской элиты. Теория “перманентной революции” сменилась теорией “построения социализма в одной отдельно взятой стране”. Так постепенно сформировалась геополитическая доктрина, которую правомерно назвать сталинской.

Известно, что Советская Россия после революционного урагана и трагедии братоубийственной гражданской войны оказалась в очень сложном геополитическом положении. С одной стороны, молодой стране в наследство от царской России досталось немало проблем. Укрепление границ, развитие сети внутренних коммуникаций, становление военной и промышленной инфраструктуры окраин – вот задачи, которые было необходимо решить для обеспечения целостности и надежной безопасности государства. При этом и без того тяжелое положение усугублялось катастрофическими последствиями первой мировой войны и интервенции.

С другой стороны, страна оказалась в гораздо более уязвимом, чем до революции, положении с точки зрения внешних угроз. Был потерян выход к Балтике, часть российских земель оказалась аннексирована Польшей и Румынией, а западноевропейские державы проявляли к государству рабочих и крестьян откровенную враждебность. [c.126]

Однако критическая ситуация в который раз пробудила к жизни лучшие творческие способности нашего народа. Новая геополитическая доктрина Советской России сумела сформулировать (а государственный аппарат Москвы – практически обеспечить) адекватный и быстрый ответ Кремля на возросшие угрозы и риски. Сталинская модель российской геополитики в ее полном развитии к середине XX века явилась долгожданным синтезом двух традиционных русских геополитических концепций: имперской – с ее идеей государственной самодостаточности и панславистской – с ее идеей славянского Большого пространства.

Так, скажем, политика форсированной индустриализации была призвана не просто обеспечить подъем экономики, но создать именно самодостаточную, независимую от внешней конъюнктуры хозяйственную систему страны. Иными словами, индустриализация решала главную геополитическую задачу. И Великая Отечественная война показала, что это был единственно правильный путь.

В ходе индустриализации было положено начало решению еще одной стержневой геополитической задачи, о значении которой писал еще в 1915 году В.П.Семенов-Тян-Шанский. Ахиллесовой пятой континентальной геополитической системы России является растянутость территории и ее деление на развитый центр и отсталую периферию. Реальный путь устранения этого недостатка Тян-Шанский видел в создании сети опорных культурно-экономических баз58. Индустриализация как раз и была подчинена логике решения этой геополитической проблемы.

Итак, сегодня можно уверенно утверждать, что создание самодостаточного типа хозяйства и установление прочного контроля над собственным внутренним [c.127] пространством явились двумя важнейшими основами сталинской геополитической модели.

О том, что это была осознанная политика советского руководства, можно судить хотя бы по содержанию знаменитого тоста Сталина, произнесенного им 7 ноября 1937 года в узком кругу близких соратников за праздничным столом в доме у Ворошилова. Судя по дневниковой записи Георгия Димитрова, присутствовавшего на этой неформальной встрече, Сталин сказал, что русские цари “сделали одно хорошее дело: сколотили огромное государство до Камчатки. Мы получили в наследство это государство, сплотили и укрепили это государство, как единое, неделимое целое не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех великих народов, составляющих это государство. Мы объединили это государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только нанесла бы ущерб последнему, но и не смогла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу”59.

Третий постулат сталинской геополитической доктрины в полной мере выявился несколько позже – в ходе разработки Ялтинско-Потсдамской системы мироустройства. После второй мировой войны с помощью поддержки в сопредельных странах политических элит, ориентированных на Советский Союз, Сталин создал новое геополитическое Большое пространство – “социалистическое содружество государств” во главе с СССР.

Следует признать, что в XIX веке идеологи панславизма о таком не могли и мечтать. Это Большое пространство основывалось на двух принципах: географическом - оно было континентальным, и идеологическом – наднациональная коммунистическая идеология обеспечивала внутреннюю устойчивость “соцлагеря”. При этом нелепо [c.128] было бы не замечать, что именно претворение в жизнь этой сталинской геополитической доктрины упрочило безопасность нашей страны столь существенно, что превратило ее в мировую сверхдержаву и позволило СССР в кратчайшие сроки преодолеть послевоенную разруху и развить уникальную систему социального обеспечения своих граждан.

К сожалению, эта геополитическая концепция не получила дальнейшего развития. Идеологическая неразборчивость Хрущева, принесшего в жертву текущей политической конъюнктуре фундаментальные интересы страны, привела к возникновению новой геополитической доктрины, которая в 70-е годы с легкой руки западных советологов получила название “доктрина Брежнева”, хотя ее становление пришлось на годы хрущевской “оттепели”. Эта доктрина отражала новые реалии и зиждилась на двух постулатах.

Во-первых, превращение СССР в сверхдержаву и логика биполярного мироустройства превращали в арену противоборства весь земной шар и, следовательно, требовали не только сохранения континентальной евразийской системы безопасности, но и создания геополитических опорных точек на иных континентах. Актуальность этой задачи усугублялась тем, что США фактически “оседлали” евразийскую дугу, или, в терминологии Н.Спайкмена, стратегически важную область Rimland’a.

Во-вторых, на геополитическую доктрину Советского Союза оказывала пагубное влияние тенденция бездумной идеологизации всех областей общественной и государственной жизни, проявившаяся в годы “застоя”. Ослепленное идеологическими догмами, советское руководство взяло курс на оказание помощи всем [c.129] политическим режимам “третьего мира”, которым только вздумалось заявить о своем “социалистическом выборе”. В общественных науках появился даже термин “страны социалистической ориентации”, который был абсурдом с точки зрения марксистской теории, ибо предполагал возможность строительства социализма не только минуя капитализм, но даже и феодальную стадию развития.

“Доктрина Брежнева” была лишена здорового государственного прагматизма, что неизбежно приводило к колоссальным затратам общественного богатства, причем зачастую совершенно бессмысленным, ибо некоторые страны с легкостью переходили от “социалистического выбора” к “капиталистическому”, стоило только американцам предложить им более выгодные условия финансирования.

И все же преемственность русской истории не была прервана. Все российские геополитические концепции, от “Москвы – третьего Рима” до “доктрины Брежнева”, в меру собственного понимания ориентировались на достижение двух главных целей русской геополитики, которые гарантированно обеспечивали безопасность страны. Вот эти цели: достижение Россией государственной самодостаточности и создание вокруг нее самостоятельного Большого пространства.

В соответствии с духом эпохи менялись лишь способы достижения самодостаточности и принципы организации Большого пространства: духовно-религиозный – “союз православных народов”, кровно-родственный – “славянский союз” или идеологический – “социалистическое содружество”. И это не случайное совпадение. Любая геополитическая доктрина, нацеленная на обеспечение безопасности России, должна преследовать именно эти цели и может быть основана только на таких принципах. [c.130]



< Назад   Вперед >
Содержание