Глава 8
Комплексные области кратологии (Окончание)

Помимо всех охарактеризованных нами областей кратологического знания, образованных на стыке с уже сложившимися науками, есть все основания остановиться и на общей принципиальной оценке некоторых других, негуманитарных областей формирующегося кратологического знания.

Одни из них уже возникали в научном поиске, другие родились из публицистической практики образного осмысления феномена власти. Такого рода научные экскурсы отнюдь не несут угрозы возвращения вспять, упрощения или отставания в научном осмыслении власти. В самом деле, если мы сегодня говорим о физике власти, или физиологии власти, или анатомии власти и т. д., то это не означает опрокидывания современного знания в эпохи XVII—XIX веков, когда формировались первоначальные социальные представления нового времени. Социальная физика и социальная физиология тех времен закономерно сменились социологией, но они же и позволили постепенно подготовить восхождение общественного знания к новым высотам, в частности, помогли переходу к социологии.

Сегодня же попытка поставить вопрос об анатомии власти, физиологии власти, физике власти, археологии власти и т. д. позволяет, во-первых, полнее осмыслить в период оформления кратологии опыт становления других областей социального знания. Во-вторых, этот подход дает возможность внимательно искать резервы, ресурсы знания для полнокровного оформления кратологии как науки, вышедшей теперь на первый план и требующей энергичной поддержки и всесторонней разработки. В-третьих, сегодня обращение к смежным естественным и техническим областям знания в интересах развития кратологии, как и других областей гуманитарного знания, в конечном счете служит перспективам углубленного развития всей системы научного знания вообще, науки в целом.

Названные и другие области кратологии еще не заняли прочного места в системе науки и не располагают пока обстоятельным материалом для их предметной разработки и развернутой характеристики. Несомненно, однако, что в ходе развития властной теории и практики они могут сыграть свою необходимую позитивную роль.

В данной книге мы обозначим и покажем эти области знания, оставив будущему непростую задачу решить окончательно вопрос о судьбе указанных областей кратологических знаний и представлений.

1. Биомедикосоциальный и антропоцентрический блок знаний о власти (антропология, анатомия и физиология власти, здоровье и власть)

Власть в обществе во всех ее разновидностях и сами проявления власти хотя и связаны своим происхождением прежде всего с социальным организмом, его спецификой, состоящей в регуляции жизни и взаимодействия людей, но к одной этой сугубо социальной природе не сводятся.

Власть порождается и естественной природой человека, его инстинктами, потребностями, чувствами, интересами. Их отпечаток несут на себе в той или иной мере власти всех видов. В свою очередь, уже в самой власти как феномене, рожденном функционированием живых, мыслящих существ, непроизвольно проявляются качества, черты, оттенки, воспроизводящие аналоги качеств человека, высшего создания природы, во всем их спектре — от наиболее ценных до самых отвратительных черт и проявлений.

От человека, от антропоса (греч. anthropos — человек) и ведут свое происхождение 1) антропология как наука о происхождении и эволюции человека и о нормальных вариациях его строения и 2) антропология как наука о человеке во множестве форм его жизнедеятельности (доисторическая антропология, культурная антропология, физическая антропология и т. д.).

Отсюда и проистекает возможность постановки вопроса об антропологии власти (англ. anthropology of power) как науке о власти над людьми, опирающейся на социоприродные данные, способности и возможности человека, необходимой и важной для жизни человека науке, специально отражающей обилие и специфику его проявлений, достоинства и недостатки этого творения природы и общества.

Антропология власти выступает в качестве кратологической концепции, охватывающей совокупность представлений о существовании человека непосредственно в мире власти, о накладываемых на него властью ограничениях, о его обязанностях и вместе с тем даваемых ему широких правах и привилегиях.

В этой области также могут формироваться знания об отношении человека к миру власти как в целом, так и в ее конкретных проявлениях.

Великое создание природы anthropos вызвал к жизни такие явления и области знания, как антропология, антропософия, антропометрия, антропогеография, антропогенез, антропоцентризм, антропоморфизм, антропологизм. По-видимому, он породит и другие феномены, к примеру антропоинформатику или антропоклонирование (не дай Бог).

Антропология власти может рассматриваться как своего рода аналог философской антропологии, основателями которой считают немецкого философа Отто Касмана (1562—1607), а также немецкого философа Макса Шелера (1874—1928). О политической антропологии писал немецкий философ и социолог Л. Вольтман (1871—1907), основатель журнала Politisch-Anthropologische Revue (1902). См.: Вольтман Л. Политическая антропология / Пер. с нем. Спб., 1905. В настоящее время в международной практике речь идет также и о социологической, педагогической, теологической и других разновидностях антропологии.

Но это повод и для серьезных раздумий в практически не тронутой „ока мыслью целине — сфере анализа взаимодействия антропоса и кратоса, человека и его порождения — власти, его союзника и его оппонента и соперника. А в число порождений человеческих сразу просятся и упоминавшиеся уже кратософия, кратоцентризм, кратогенез и т. д. И это значит, что обходившаяся до сих пор вниманием антропократия, или антропология власти, должна, наконец, дождаться теперь своих мыслителей и создателей, архитекторов и строителей.

По крайней мере, среди исследовательских трудов и проектов нашего времени заслуживают серьезного внимания работы В. С. Степина, Ю. Д. Железнова, В. В. Ильина, А. С. Панарина, Д. В. Бадовского.

Интересны следующие суждения А. С. Панарина о сути и новизне политической антропологии.

"Политическая антропология — наука о "человеке политическом": о субъекте политического творчества, его возможностях, границах, специфике его воздействия на социальную и духовную среду общества. В рамках дихотомии "субъект — система" политическая антропология представляет субъекта, тогда как другие отрасли политической науки акцент делают на системе, институциональных сторонах политики. Политическая антропология противостоит "системному" фетишизму — представлению об автоматически действующих механизмах власти и управления, о человеке как "исчезающе малой величине" в политическом процессе, а также узколобому прагматизму, упускающему из виду гуманистическое, ценностное измерение политики.

Ценностные приоритеты политической антропологии выражаются в принципе: не человек для общества, общество для человека.

В политической антропологии анализируются актуальные проблемы гуманизации политики, защиты человека от жестких политических технологий, "мегамашины" власти, возможности творческой самореализации личности в политической деятельности. Проблемы человеческого измерения политики, соотношения целей "большой политики" с запросами личности, ценностями индивидуального блага требуют гуманитарной экспертизы, которую, в частности, обеспечивает политическая антропология.

Политическая антропология — новая для нашего научного сообщества дисциплина. Несомненна ее связь с культурной и философской антропологией, социальной психологией, теорией "человеческого фактора" в управлении и т. п. Тем не менее становление политической антропологии как самостоятельной дисциплины только намечается. А между тем вопрос о специфике "человека политического", его отношениях с "экономическим человеком", с человеком быта и досуга, другими ипостасями общественного человека приобретает важнейшее значение, в том числе в решении проблем разделения власти, разумного разграничения экономики и политики, политики и культуры, политики и идеологии".

Такой новаторский подход, открывающий нетрадиционные пути к осмыслению политического мира и политического знания человека и человечества, позволяет в антропологии власти полнее охватить, глубже осмыслить роль человека на самом переднем крае его деятельности и самопроявления — во власти, и прежде всего в государственной власти.

Анатомия власти (от греч. anatome — рассечение) — система представлений о внутреннем строении власти, ее органов, механизмах и принципах ее формирования и функционирования.

В 1984 году известный американский ученый и общественный деятель Дж. Гэлбрейт опубликовал на Западе книгу "Анатомия власти" ("The Anatomy of power"), обстоятельно анализирующую природу, структуру, роль, источники, орудия, формы, диалектику власти.

В структуре социальной власти Гэлбрейт выделяет три основных орудия ее осуществления и соответственно три формы власти: 1) наказывающая власть, при которой подчинение достигается наказанием (или, чаще, угрозой наказания); 2) вознаграждающая власть, когда подчиненная сторона сознательно избирает подчинение и признает претензии субъекта (индивида или группы) на господство, руководствуясь соображениями выгоды; 3) условная власть, которая характеризуется отсутствием такого осознания и осуществляется благодаря вере подчиненного в естественность (разумность, правильность) подчинения воле другого.

К источникам власти Гэлбрейт относит личность, собственность и организацию. Естественной реакцией на власть, по его мнению, является сопротивление, стремление к созданию контрвласти. Конечно, уже такого рода проблематика обрисовывает серьезные проблемы этой области властного знания и открывает перед ней надежные перспективы на XXI век. Вместе с тем вопросы такого рода обретают обширную сферу для анализа с учетом многообразия властей (помимо государственной) — общественной, экономической, церковной, а также родительской, школьной и т.д.

Выход на ту или иную проблематику, связанную с положением и проявлениями власти, с позиций анатомических может правомерно восприниматься как образное осмысление анализа (анатомирования) явлений, процессов, событий. Следует и такого рода точку зрения иметь в виду, характеризуя развитую кратологическую проблематику.

Примером может служить книга Л. А. Оникова "КПСС: анатомия распада". Проработавший более 30 лет в аппарате ЦК КПСС автор излагает свое видение причин быстрого распада СССР. Он анатомирует процесс этого распада, фактически связывая его с природой и спецификой власти КПСС, ее анатомией.

Уже первая глава названной книги содержит интереснейшую информацию, в прошлом никогда не становившуюся известной ни "рядовым членам КПСС", ни тем более "рядовым советским гражданам". Назвав главу "От политической партии к ордену меченосцев. Была ли КПСС партией?", автор действительно "анатомирует" принципы ее построения, ее властной деятельности. Параграфы этой главы именуются так:

1. Бесправие членов партии;
2. Секретность — основа аппаратного беспредела;
3. Присвоение партаппаратом функций государственного управления;
4. Штаты партийного аппарата;
5. Вместо коллегиальности — единоначалие.

Несомненно, это — попытка объективной характеристики "анатомии власти" КПСС, являвшейся фактической главной властью в системе Советской власти. Об этом Л. А. Оников пишет на первых же страницах своей книги:

"Начинается и анализ причин распада СССР на суверенные государства, осмысление его последствий. Но вот что примечательно: ни зарубежные исследователи, несмотря на объективность и научную ценность ряда серьезных публикаций о нашей стране в послеоктябрьский период, ни отечественные авторы еще не подвергли всестороннему рассмотрению ключевые проблемы, без которых невозможно получить ответ на возникшие вопросы. Одна из таких ключевых проблем связана с внутрипартийной жизнью, с тем, что происходило в скрытых от всех недрах высших органов партии — Политбюро, Секретариата и, что особенно важно подчеркнуть, в немногочисленной верхушке аппарата ЦК КПСС, а точнее, в руководстве Орготдела ЦК КПСС и Общего отдела, ибо там практически сосредоточивалась вся полнота власти партии.

В исследованиях отечественных и зарубежных аналитиков о страшных последствиях распада СССР просматривается явное недопонимание прямой связи между распадом КПСС и распадом СССР. Далеко не все осознали, почему распад КПСС начался раньше, чем фактический распад Советского Союза, какова взаимосвязь между этими процессами. Причина, на мой взгляд, кроется в том, что исследователям неведома святая святых партийной жизни — ее совершенно секретные инструкции, регламенты партийных комитетов и другая подобная закрытая документация — эти "альфа и омега" повседневной деятельности всех партийных комитетов от райкома до ЦК КПСС.

Этих документов не было ни в Центральном партийном архиве, ни в архивах Политбюро или НКВД. Совершенно секретные документы КПСС — "политического ядра общества" хранились только в архиве общего отдела ЦК КПСС.

В свое время мне, ответственному работнику аппарата ЦК КПСС, -ак и не удалось узнать, как изменялось содержание нормативных партийных документов начиная с 1930 г. В разные годы я просил ознакомить меня с этими документами четырех заведующих Общим отделом ЦК, которых хорошо знал, был, как говорится, с ними на "ты". И каждый раз натыкался на один и тот же вопрос: "А для чего тебе это надо?"

Тогда я попытался найти хотя бы косвенные свидетельства тех изменений, которые произошли после того, как Сталин окончательно ввел режим абсолютной секретности. Два месяца летом 1986 г. просидел в Центральном партархиве, изучая документы о секретном делопроизводстве в парткомах с 1930 по 1937 г. Нашел с десяток так называемых сопроводиловок. Это немногословные сопроводительные записки, прилагавшиеся к рассылавшимся секретным документам. Все они были стандартного содержания: "С такого-то числа вводится в действие новое положение о секретном делопроизводстве. Старое положение сдать в трехдневный срок в вышестоящий партком". Тогда же в архиве МК и МГК КПСС я неожиданно обнаружил совпадавшие по датам с этими сопроводиловками акты, подтверждавшие, что действовавшие ранее положения были уничтожены.

Режим маниакальной секретности, который утверждался после смерти Ленина, породил целую систему приемов, искусно использовавшихся верхушкой Орготдела и Общего отдела ЦК КПСС. Об этой порочной практике знают лишь те, кто был ее свидетелем. И сказать о ней нужно, ибо эти нюансы внутрипартийной жизни помогут уяснить общую картину — почему и как такая беда обрушилась на мою Родину, одну из самых великих держав мира.

История в конечном счете всегда воспроизводила объективную картину прошлого. Но она никогда не знала и не могла знать всех деталей, ибо неминуем уход из жизни очевидцев исторических событий, память которых хранила многие факты, известные лишь небольшому кругу лиц".

Столь длинная цитата приведена с учетом того, что именно прямые, откровенные признания и свидетельства очевидца серьезно помогают в понимании сути власти КПСС (и в КПСС), прикрытой, как мы теперь начинаем осознавать, очень хитрой и лживой ("диалектически" противоречивой) формулой власти: "демократический централизм".

Логика раздумий над практикой властвования и попытка предложить теоретический анализ феномена власти подводят к необходимости резких суждений о КПСС, ее анатомии, ее патологии, ее физиологии и т. д.

Перспективной для осмысления феномена власти представляется и область физиологии.

Физиология (от греч. physi.s — природа и logos — учение) — наука о жизнедеятельности как целостного организма, так и его отдельных частей (функциональных систем, органов, клеток) с помощью физических и химических методов. Принято различать физиологию человека, животных, растений, а также физиологию нервов, мышц, обмена веществ. Мировую известность приобрели имена таких физиологов, как И. М. Сеченов, Н. Е. Введенский, И. П. Павлов, А. А. Ухтомский, Г. Гельм-гольц, Ч. Шеррингтон и др.

Но в целом вопросы физиологии — это область, к которой не только в XX веке, но и веками раньше обращался пытливый человеческий ум. И конечно же нельзя игнорировать теоретические попытки, относящиеся к предыдущим столетиям, использовать физиологическое знание для проникновения в суть и для углубленного анализа во многом и по сей день загадочного социального (тем более властного) организма.

Именно физиология дала повод для возникновения социальной физиологии в ту пору, когда мыслители были заняты поиском названия области знания, освещающего природу и функционирование социального организма. С 40-х годов XIX века сначала во Франции, а затем и в России появился особый литературный жанр "физиологии различных сословий", в котором преуспевали сторонники натуральной школы. Достаточно назвать сборник очерков "Физиология Петербурга" (Спб., 1845). Это время принесло известность Дж. Г. Льюису (1817—1878), автору труда "Физиология обыденной жизни". В связи с этой работой Льюиса известный русский философ П. Д. Юркевич (1827—1874), занимавший 13 лет кафедру в Московском университете, опубликовал в 1862 году очерк "Язык физиологов и психологов".

О чем же почти полтора века назад рассуждал П. Д. Юркевич? "В настоящее время физиология имеет очень заметное влияние на ход и характер общего образования и довольно сильно определяет наши ежедневные суждения о жизни, ее явлениях и условиях. Говорят, на пример, о физиологии общества, о физиологии известного литературного или политического кружка, о физиологии нравов. Этим предполагается, что физиологические понятия, благодаря современному развитию этой науки, получили значение категорий очевидных и простых, — категорий, которые осмысляют для нас пестрые явления жизни. Соответственно этому каждый образованный человек чувствует ныне потребность знакомиться по крайней мере с главнейшими основаниями и общими выводами физиологии. Образование, которое доставляет человеку возможность толковать на досуге, в обществе снисходительных друзей, об истории, литературе, политике, о народностях, — это образование, обогащающее нас общими местами из различных наук, признается уже недостаточным: оно хорошо для наполнения наших досугов ' легкою и приятною болтовней, но оно не годится для жизни. По мере , того как цивилизация вносит в наши ежедневные отношения порядок, !• правильность и смысл, по мере того как простор жизни непосредственной, не рассчитывающей, движущейся наудачу стесняется, по мере того как потребность ясно сознанного плана в жизни и деятельности чувствуется настойчивее и настойчивее, каждый образованный человек приходит к убеждению, что нужно прежде всего изучить свои естественные потребности, нужно изучить самые первые заповеди, которые предписала нам природа в устройстве нашего телесного организма и нарушение которых наказывается страданиями и безнравственностью". Р” Наконец, еще одно суждение П. Д. Юркевича: "Физиология в особенности развивает многозначительное для воспитания лиц и народов убеждение, что и в области телесной жизни человеческое искусство, которое на практике оказывается тожественным со свободою человека, может сделать многое, что и здесь оно может пользоваться общими законами природы для достижения личных, свободно поставленных целей человеческой жизни. Раскрывая перед нами то, что сделала из человека природа, а не личный произвол, физиология дает нам средства пользоваться делом природы для успеха наших : человеческих дел, для исполнения наших сознательных планов и намерений... Человек, занятый вопросами общего образования, стремящийся дать смысл и правильность своему душевному развитию, чувствует необходимость изучать общие законы человеческого тела, знакомиться с теми средствами и препятствиями к своему развитию, которые находятся уже в его телесном устройстве. Физиология, наука о жизни, делается для него потребностью жизни; он будет изучать ее если не в качестве специалиста, то по нуждам человека".

Если исходить из суждений П. Д. Юркевича и признать истинность сказанного о роли физиологии в самопознании человека и уяснении им своих потребностей, то, разумеется, мы сможем глубже и полнее понять как потребность во власти у конкретных людей, так и специфику устройства власти и ее применения по отношению к другим людям, разнообразие проявлений человеческой власти, во многом обусловленной в конечном счете психофизиологической природой властителей от низших до высших этажей.

Учиться у наших предшественников никогда не грех, пусть даже это суждения давно ушедших времен и неизбежно в чем-то устаревшие к настоящему дню. Нельзя не учитывать, что в свое время они пролагали дорогу человеческой мысли и по сей день подают пример творчества и несут потенциал научного поиска.

Интересен в качестве примера и Э. Дюркгейм. Систематизируя в 1902 году основные подразделения социологии, он специально выделял социальную физиологию и определял ее составляющие:

• Социология религии;
• Социология морали;
• Юридическая социология;
• Экономическая социология;
• Лингвистическая социология;
• Эстетическая социология.

Вот куда восходят современные 250 областей социологического знания. Это прекрасный пример и для полноценного и масштабного взгляда на кратологию. Попутно заметим, что Э. Дюркгейм считал необходимым выделять и общую социологию и ориентировать ее подобно общей биологии на обнаружение наиболее общих свойств и законов жизни. Для нас это еще один хороший и убедительный довод в пользу общей кратологии.

Достойны внимания в рассматриваемой сфере знания идеи социальной физиологии, получившие в XIX веке распространение в России (П. Л. Лилиенфельд, А. И. Стронин), Германии и Франции. В этой связи заслуживают упоминания и социальная анатомия, социальная морфология и социальная патология, подводящие к вычленению аналогичных областей знания применительно к властной практике и собственно кратологии.

Существует и такая область знаний, как физиология труда — наука, исследующая функционирование человеческого организма во время трудовой деятельности. Она способствует изучению и выработке принципов и норм, способствующих развитию и оздоровлению условий труда.

Вот почему можно утверждать, что сегодня в науке о власти целесообразно ставить вопрос о физиологии власти и исследовать ее предмет, круг ее проблем, возможности ее практического применения.

Можно утверждать, что физиология власти (англ. physiology of power, от греч. physis — природа) есть образно и предметно осмысливаемая область знаний о жизнедеятельности власти (властей), о процессах, протекающих в системе власти, ее органах, структурных элементах, своего рода тканях и клетках, о регуляции функций власти и функционировании власти как целого в ее единстве с окружающей социальной средой, о приспособлении власти к ее меняющимся условиям. Интересна на перспективу и тема своеобразия физиологии человека (монарха, вождя и т. д.) во власти.

Система власти (властей различных видов) позволяет по аналогии с физиологией вести речь, во-первых, о властвовании как процессе, как специфическом роде человеческой деятельности (и жизнедеятельности), а во-вторых, о рассмотрении власти как совокупности ее разнообразных частей, функционирующих органов. Эти-то элементы сходства и позволяют в интересах всесторонности познания власти вести речь и о физиологии власти.

Таким образом, как нам представляется, физиология власти — это 1) область кратологического знания на стыке наук о власти и о жизнедеятельности целостного организма, позволяющая выяснять общие закономерности и принципы функционирования власти и ее органов, элементов, специфику их динамики в различных видах власти; 2) область знания, исследующего характер, особенности и процедуры функционирования властного организма в ходе его деятельности и эволюции, а также своеобразие деятельности и физиологического функционирования самих людей и их объединений, включенных во властные структуры.

Разумеется, при анализе такого рода тематики можно выделить много общих, сходных проблем с социологией власти, физикой власти, ; психологией власти, а также с другими областями кратологии.

Подобные подходы к осмыслению природы и особенностей власти уже имеют место в России в постсоветский период. Так, В. Д. Тополянский в названии своей книги прямо отметил, что она посвящена проблематике физиологии власти. Начинается книга следующим кратким вступлением:

"Когда настоящее кажется безотрадным, а будущее угрожающим, велик соблазн предъявить счет прошедшему за все нынешние беды и неурядицы. Но все упреки и обвинения прошлого без поиска его корней и первопричин так же бесплодны и несуразны, как проклятия, обращенные к наводнению, землетрясению или извержению вулкана. Если же .попытаться выяснить подоплеку давних событий и мотивы поступков влиятельных некогда персон, то вполне уместен и медицинский ключ к "шифрограмме минувшего. При таком подходе начинают распадаться идеологические легенды, физиология вытесняет мистику, а революция обретает черты "религиозной истерии", по определению Максимилиана Волошина"

Перед читателем книги проходят аномалии и поворотные вехи судеб попадавших под жернова "рабоче-крестьянской" власти И. П. Павлова, П. К. Штернберга, М. А. Рейснера, М. Н. Покровского, Д. Д. Плетнева, В. Н. Розанова, А. В. Луначарского, М. В. Фрунзе, многих других деятелей, ученых, врачей, эмигрантов, преследуемых и самих преследователей, выживших иди казненных. Автор дает яркое изображение физиологических и патологических проявлений в сфере власти в 20—30-е годы.

Своего рода "медицинский" подход к анализу деяний властителей конечно же оправдан в столь сложной теме, как облик властных лиц и характер их деяний. И исторические романы, и театральные трагедии и драмы, и научные изыскания, и в целом искусство, наконец, и мемуарная литература далеко не случайно в той или иной мере касаются этой темы.

Например, всемирно известный врач-терапевт, лектор, популяризатор науки и пианист Антон Ноймайр после трехтомного труда "Музыка и медицина" недавно опубликовал исследование "Диктаторы в зеркале медицины", ярко рисующее связь власти с медико-психологическими характеристиками властителей. А. Ноймайр пишет:

"Всемирная история знает немало личностей, подобно кометам появившихся на ее небосклоне, энергия которых была подобна стихийному бедствию, а сила убеждения позволяла поставить огромные массы людей на службу собственным эгоистическим интересам. Однако именно с личностью Наполеона в историю вошел тип одержимости властью, который не имел себе равных в прошлом по степени презрения к людям в действиях и их мотивациях. Выбранные мною исторические личности были готовы без малейших колебаний принести гекатомбы человеческих жизней на алтарь своего властолюбия, жажды славы, садистской жажды мести и бредовых идей, бесстыдно прикрываясь при этом высокими национальными и идеологическими мотивами".

И далее А. Ноймайр высказывает очень поучительную для поколения XXI века мысль:

"Сегодня совершенно невозможно понять, особенно молодым людям, каким образом можно настолько попасть под власть нереальных и просто бредовых идей какого-либо индивидуума, причем настолько, чтобы, поддавшись массовой истерии, стать готовым с радостью отдать собственную жизнь за осуществление идей своего идола.

Предлагаемый вниманию читателя медицинский анализ должен поэтому содержать не только и не столько распознавание соматических заболеваний, ставшее с большой определенностью возможным на основе биографического анамнеза с учетом современных медицинских знаний, хотя в случае Наполеона такой анализ уже сделал необходимым исправление ряда медицинских ошибок. Куда более интересным представляется построение психограмм и психиатрические, историко-психиатрические и, что важнее всего, судебно-психиатрические исследования, позволяющие прежде всего в случае Гитлера и Сталина сделать их поступки и преступления доступнее для нашего понимания. Любое медицинское исследование требует беспощадной правдивости и объективности, и не исключено, что какой-нибудь шовинистически настроенный или излишне заидеологизированный читатель лишится части своих иллюзий".

Можно назвать и ряд других поучительных публикаций последнего времени.

Чтобы понять суть власти, роль власти, тягу к власти, специфику поведения обладателя власти, разумеется, одними историко-социологическими изысканиями не обойдешься. Нужен также и подлинно современный взгляд — и физиологический, и анатомический, и психофизиологический. Так поступил, например, Д. Ранкур-Лаферриер, исследовавший психику Сталина и привлекший для этого более 300 разнообразных источников. Понятно, что с позиций нетрадиционного для кратологии взгляда этот автор как психоаналитик стремится разобраться во множестве вопросов, и в том числе в таких, которые ранее или не ставились, или не получили правильного ответа:

"Как обращался Сталин с теми, кто совершал против него агрессивные действия, например со своим отцом? Каков онтологический статус его паранойи, мегаломании (мании величия) и нарциссизма? Каково было его отношение к женщинам? Что он думал о гомосексуализме? Почему он доверял Гитлеру? Каковы были психологические последствия его физических недостатков? Какую роль сыграл мимикрический талант Сталина в его политической жизни? И так далее".

Поневоле возникают и многие другие вопросы, прямо касающиеся судеб общества, именующего себя демократическим: можно ли избирать во властные структуры, на высшие государственные посты, в парламенты лиц, не прошедших медицинское обследование; вместе с тем можно ли предавать огласке те или иные медицинские показатели; как быть с наследственными заболеваниями; как распоряжаться имеющейся генетической информацией в практике династического правления;

каким образом такого рода деликатные вопросы должны согласовываться в международной практике, находить отражение в деятельности ООН, ЮНЕСКО и т. д.?

Как видим, и теория, и практика власти стоят сейчас перед проблемами, которые могут возникать впервые за десятки веков более или менее осмысленной истории. В этой связи встает и проблема возможного оформления других областей знаний в сфере власти. И еще раз подчеркнем: политологией, социологией и культурологией здесь не обойтись. Нужна именно кратология во всем богатстве ее содержания, ее наук.

Одной из таких областей является генеалогия власти. ', Генеалогия власти (от греч. genealogia — родословная) — вспомогательная кратологическая дисциплина, изучающая своего рода родословную, историю власти как социальное явление вообще и ее конкретные типы, виды, формы, их происхождение, пути и этапы эволюции.

Объектом для заимствования опыта научного исследования генеалогии власти способна послужить собственно генеалогия как область исторического знания, изучающая родословие властных персон и их семей в различных проявлениях.

Перейдем к следующему блоку знаний.

2. Естественно-научный блок знаний о власти (физика власти, география власти и геополитика, археология власти, топография власти)

Как накопленный к нашим дням опыт, так и насущные задачи науки о власти побуждают обратиться к проблематике, изначально рожденной сферой естествознания и современными новаторскими поисками в этой области, а также заимствованиями полезных идей для кратологии. Названные нами физика, география, археология и другие науки позволяют это сделать. Но, разумеется, обретение и приращение научного знания происходит здесь в русле основательной социализации. Об этом говорит хотя бы предварительное упоминание о социальной физике, политической географии и тем более о геополитике.

Таким образом, естественные области знания, выполнив роль исходного побудительного мотива назревшего научного поиска, вооружив исследователя суммой фундаментальных научных идей, как бы отходят в сторону, открывая простор и поприще для общегуманитарного, в частности кратологического, знания.

Иметь дело с физикой и географией, алгеброй и геометрией и другими областями науки для формирующейся кратологии в высшей степени интересно и полезно. Дело в том, что здесь, уже начиная с общеметодологической точки зрения, мы имеем дело с науками точными, строгими, не терпящими неясности посылок и путей решения, неопределенности ответов и всегда устремленными в будущее, к инновациям и открытиям.

Мы не беремся исчерпать выдвинутую тему, а ставим перед собой задачу более скромную — привлечь внимание ученых, очертить круг возможных изысканий и наметить перспективы творчества, перекинуть мосты в завтрашний день, всегда интересующий науку.

Начнем с физики как науки о природе, рожденной в древности, восходящей к одноименному труду Аристотеля, состоящему из восьми книг, получившему в греческих рукописях и у древних комментаторов название "Лекции по физике".

Физика власти (англ. physics of power, от греч. physika от physis — природа) — совокупность общих представлений (по аналогии с общей физикой) о природе власти, ее строении (элементах, полях, структурах, механизмах), о взаимодействии различных форм власти в динамике их процессов, а также о согласовании усилий и взаимодействии кратологии с другими гуманитарными и иными науками.

Дорогу к физике власти открывает не сегодняшняя кратология, а социальная физика. Следует отметить, что о физике социальной речь заходила еще в XVII веке для обозначения обществоведения, согласно существовавшим в ту пору представлениям об обществе как части природы. Термин "социальная физика" употреблялся Л. А. Ж. Кетле (1796—1874) — франко-бельгийским ученым-математиком, создателем математических методов обработки социальной информации. "Социальной физикой" первоначально называл свое учение и Огюст Конт (1788—1857), который впоследствии (в 1838 году) первым ввел в употребление термин "социология". Осмыслением такого научного феномена, как социальная физика, занимались ученые в прошлом; сохранился к нему интерес и у современных исследователей, по крайней мере, мы встречаем его в словарях разных направлений.

Физика власти на сегодняшний день еще не может считаться ни состоявшейся наукой, ни крайне актуальной областью кратологии. Ее в большей мере следует отнести к сфере поиска наиболее полного и всестороннего познания самого явления власти и публицистического осмысления сути и своеобразия власти. Но можно с определенностью утверждать, что проблематика физики власти рано или поздно получит должное освещение.

В интервью "Общей газете" в мае 1995 года Ю. М. Батурин заявил, что в случае окончания его работы как помощника Президента Российской Федерации по национальной безопасности он, видимо, вернется к своей работе.

Елена Дикуль его спросила:

— И к чему же Вы вернетесь? Батурин ответил:

— Возможно, напишу книгу "Физика власти", в которой попытаюсь осмыслить свой опыт наблюдений за политической жизнью.

И это не единственное высказывание Ю. М. Батурина. Он и ранее упоминал в печати о своем интересе к физике власти. Конечно, находясь в недрах, а точнее, в эпицентре российской власти, трудно писать исследовательские работы, да еще с изрядной долей собственных соображений и суждений мемуарного плана. Но, по всей вероятности, придет пора, когда читатель получит еще одну книгу известного автора.

Требующие глубоких раздумий проблемы физики власти конечно же можно основательно охарактеризовать лишь с учетом знаний, сообщаемых Московским физико-техническим институтом, а также с опорой на проблематику современного права, социологии, политологии, всех гуманитарных и естественных наук, которые обращаются к сегодняшним общественным, и в частности властным, полям, пространствам, сферам, их эволюции, их иерархии.

Весьма показательны в этом отношении различного рода социальные конфликты и сформировавшаяся особая область знания — конфликтология (социальная, экономическая, политическая, идейная, историческая, семейная, школьная, региональная, глобальная, юридическая и т. д.). Она рано или поздно неизбежно выходит в сферу власти, в теорию и практику применения возможностей власти, ибо любая власть К в качестве одной из главных своих целей, оправдывающих ее существование, признает разрешение конфликтов. Правда, есть еще власти и властители, которым нравится создавать конфликты, да к тому же такие, что потом они и сами не знают, как из них выпутаться.

О конфликтах и конфликтологии нам уже приходилось вести речь. Приведем лишь несколько заслуживающих внимания примеров. -Повод к тому — недавно изданная книга "Основы конфликтологии" (М., 1997), обращенная по преимуществу к юридической конфликтологии, связанной с общественными, государственными коллизиями, нуждающимися в положительном исходе через осмысление их специфики и динамики.

Разрешение юридических, как и иных, конфликтов происходит в жизни в разных формах: путем парламентских и иных конституционных процедур; посредством рассмотрения уголовных, гражданских и других дел в суде и арбитраже; через выработку и принятие решений в административных комиссиях, налоговой инспекции, милиции, полиции и других учреждениях, которые руководствуются нормами права. При всех функциональных различиях между этими институтами, органами, учреждениями и осуществляемыми ими процедурами разрешение ими конфликтов юридическим путем имеет, по крайней мере, четыре общих признака:

• конфликт рассматривается и разрешается конкретным органом, уполномоченным на это самим государством;
• соответствующий орган, разрешающий конфликт, действует на основе и во исполнение норм права;
• сами конфликтующие стороны наделяются в период рассмотрения спора определенными, предусмотренными законодательством правами и обязанностями;
• решение, принятое по конфликту, обязательно для конфликтующих сторон и, как правило, для других организаций и граждан.

В нынешней жизни принцип разделения властей является одной из конституционных основ государства, в том числе в России. Его цель в том, чтобы избежать единовластия, диктатуры одного лица или группы лиц, построить систему "сдержек и противовесов" против возможного возвышения какой-либо одной из ветвей власти над другими и тем гарантировать соблюдение демократических начал в управлении обществом.

Вместе с тем на деле функции трех ветвей власти порой перекрещиваются или даже вступают во взаимные противоречия. Возникают споры о компетенции и конфликты, вплоть до самых серьезных (вспомним конфликт между президентом и парламентом осенью 1993 года). Тут уже не просто физика, а и сверхфизика и метафизика власти.

Авторы книги "Основы конфликтологии" ставят очень серьезные вопросы: как рассматриваются и разрешаются конфликты в области самой власти, в условиях разделения властей? Они указывают пять их особенностей:

1. Конфликты между ветвями власти должны всегда разрешаться легитимными, конституционными средствами. Ведь именно конституция описывает с достаточной полнотой компетенцию каждой из властей и тем самым представляет собой базу для разделения их функций. Нарушение конституции как раз и порождает конфликт между властями.

2. Даже если конфликт между ветвями власти разрешился неконституционным путем (как это и было в 1993 году), все же его завершение приобретает юридическую форму. Принимается новая конституция, назначаются новые парламентские выборы, сменяются президент или правительство — все это закрепляется в официальных решениях, имеющих юридическую силу.

3. Над тремя ветвями власти нет никакого более высокого арбитра, чем сам суверенный народ. Поэтому конфликт в сфере разделения властей может быть рассмотрен и разрешен либо самими этими же властями, либо народом — путем референдума или такого непосредственного волеизъявления, которое характерно для революционных ситуаций.

4. Затянувшийся конфликт между властями создает политический и социальный кризис в обществе и болезненно сказывается на различных сторонах жизни. Поэтому и разрешение такого конфликта предполагает достаточно широкое привлечение различных политических сил к участию в сложившейся ситуации.

5. Конфликты между ветвями власти надо не только своевременно разрешать, но и вовремя предупреждать. Бесконфликтная деятельность властей, несомненно, предпочтительнее, чем споры и разногласия между ними. Но для этого необходимо главное условие: четкое соблюдение каждым из органов власти своей компетенции, предусмотренной конституцией и законами. Нужно своевременно обращать внимание на зарождающиеся конфликтные ситуации между властями и предотвращать их развитие. На высшем государственном уровне это функция президента как гаранта соблюдения конституции, на нижестоящих уровнях такую сдерживающую роль могут и должны играть главы администрации, представительные и судебные органы и другие учреждения.

И в конфликтологии власти, и в кратологии применительно к проблематике собственно физики власти большой научный интерес представляют такие проблемы, как понятие конфликта, восприятие конфликта, реакция на конфликт, стадии конфликта, внутренние и внешние силы, влияющие на конфликт, динамика конфликта, эскалация конфликта, механизмы его разрешения, соответствующие методы, каналы, контакты и подобные физические меры физических властей, возможности управления конфликтом, его пространственный размах, геометрия и алгебра его преодоления.

Не случайно П. Н. Милюков еще в 1905 году в книге "Исконные начала" и "требования жизни" в русском государственном строе" обращал внимание на физическое состояние самой власти, на возможность и причины ослабления власти, на разграничение собственно физической власти и нравственной власти правительства.

Пожалуй, без ошибки можно сказать, что и о "физике власти" идет речь в известных книгах Д. А. Волкогонова о Ленине, Сталине, Троцком или в таких изданиях, как: А. А. Громыко "Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля" (М„ 1997); Ф. Д. Бобков "КГБ и власть" (М., 1995) или Ю. И. Стецовский "История советских репрессий" (в 2 т.; М., 1997).

Не только физика рождает массу идей, полезных для кратологии, это относится и к другим областям знания, из которых мы кратко скажем лишь о географии, археологии и топографии власти, учитывая, что к этим областям знания уже обращались исследователи разных стран и времен.

На наш взгляд, география власти (англ. geography of power) — это межотраслевая прикладная дисциплина, перспективная, формирующаяся наука в системе кратологии, включающая комплекс знаний о географическом, административно-территориальном, федеральном устройстве государства и региональном распределении государственной власти, ее структур, звеньев, о размещении населения по регионам власти.

Именно география послужила формированию геополитики, успешно преодолевшей многочисленные критические выпады и обличения со стороны ученых-марксистов и переживающей в настоящее время свое второе рождение.

Геополитика (англ. geopolitics, от греч. ge — земля и politike— искусство управления государством) — политическая концепция, возникшая в конце XIX — начале XX века и использующая географические факторы (территория, положение, природные, климатические и другие особенности стран, государств, их блоков и т. д.) для обоснования тех или иных планов и расчетов: экономических, политических (нередко экспансионистских).

В настоящее время геополитика переживает пору повышенного интереса к ней и больших возможностей, открываемых перед нею (естественно, без идей территориальных притязаний). В соответствии с регламентом нынешней Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, в числе ее комитетов имеется комитет по вопросам геополитики.

Среди наиболее интересных публикаций последнего времени заслуживают внимания книги С. Н. Бабурина, А. Г. Дугина, А. В. Митрофанова, К. С. Гаджиева. Эти исследования содержат ответы конкретных авторов на запросы дня. Все они изданы во второй половине 1997 года и, хотя и разнопланово, освещают вопросы, вышедшие на первый план и в науке, и во властной деятельности. Наконец, что еще более существенно, указанные издания обращаются к тематике, которая, по всей видимости, станет центральной в XXI веке — кратологической тематике глобальных масштабов, а также роли России сегодняшнего и завтрашнего дня.

А. В. Митрофанов, например, заканчивает свою книгу приложением — прогнозом "Мир, каким он может быть в XXI веке" и публикует политические карты мира наступающего века, какими они ему представляются в грядущие времена, с их радикальными отличиями от наших дней. Разумеется, мы можем ответить автору не банальными возражениями, а пониманием его права рисовать ту картину, которая кажется ему наиболее вероятной — с множеством изменений сегодняшних границ.

К. С. Гаджиев правомерно завершает свое обстоятельное и высококвалифицированное исследование размышлениями над проблемами национальных (государственных) интересов и приоритетами национальной (общегосударственной) безопасности России.

А. Г. Дугин, воздавая должное отцам-основателям геополитики Ф. Ратцелю, Р. Челлену и Ф. Науманну, X. Макиндеру, А. Мэхену, В. де ля Бланшу, Н. Спикмену, К. Хаусхоферу, К. Шмитту, П. Савицкому, рисует содержательную картину современных геополитических теорий и школ, а главное, обращается к анализу основных тенденций эволюции существующего планетарного образования — человечества. В плане кратологии и ее связей с геополитикой представляют интерес нетрадиционные аналитические размышления автора по поводу власти Суши — теллурократии, власти Моря — талассократии, власти Воздуха — аэрократии, власти Эфира—эфирократии.

А. Г. Дугин пишет:

"Традиционная атлантистская геополитика, полагая в центре своей концепции Sea Power (власть моря. — В. X.), является "геополитикой моря". Глобальная стратегия, основанная на этой геополитике, привела Запад к установлению планетарного могущества. Но развитие техники привело к освоению воздушного пространства, что сделало актуальной разработку "геополитики воздуха"...

Перенос вооружений на земную орбиту и стратегическое освоение космического пространства были последним этапом "сжатия" планеты и окончательной релятивизации пространственных различий.

Актуальная геополитика помимо Суши и Моря вынуждена учитывать еще две стихии — воздух и эфир (космическое пространство). Этим стихиям на военном уровне соответствуют ядерное оружие (воздух) и программа "звездных войн" (космос). По аналогии с теллурократией (власть Суши) и талассократией (власть Моря) эти две новейшие модификации геополитических систем могут быть названы аэрократией (власть Воздуха) и эфирократией (власть Эфира).

Карл Шмитт дал эскизный набросок этих двух новых сфер. При этом самым важным и принципиальным его замечанием является то, что и "аэрократия", и "эфирократия" представляют собой дальнейшее развитие именно "номоса" Моря, продвинутые фазы именно "талассократии", так как весь технический процесс освоения новых сфер ведется в сторону "разжижения" среды, что, по Шмитту, сопровождается соответствующими культурными и цивилизационными процессами — прогрессивным отходом от "номоса" Суши не только в стратегическом, но и в этическом, духовном, социально-политическом смыслах".

С точки зрения кратологии и оценки глобальных перспектив России власти и граждане нашей страны должны намного основательнее анализировать и прогнозировать будущее человеческого общества в целом и тенденции такого фундаментального явления, как власть в планетарных масштабах.

Время выявило новаторство и правоту разработки геополитики как науки и вместе с тем заблуждения и ошибки былой неуклюжей критики геополитики. На очереди дня стоят проблемы усиления внимания к появлению и проявлению феномена власти в планетарных и все чаще нетрадиционных подходах и масштабах. Следует также отметить, что в лоне геополитики все более зримо дает о себе знать геократия. Вот что такое власть, если глубоко осмысливать этот социофеномен не только с позиций прошлого и настоящего, но и с позиций будущего.

Правда, и о прошлом еще не сказано всего, что мы вправе ожидать с точки зрения кратологии. Воздадим должное поиску французского исследователя М. Фуко (1926—1984), обращавшегося в своих трудах к археологии власти.

Археология власти (англ. archaeology of power, от греч. archaios — древний) — совокупность знаний о власти в древности, получаемых в результате изучения общества по материальным остаткам жизни и памятникам. Археология власти возникла на стыке кратологии с археологией и оформилась в качестве самостоятельной науки в начале XX века.

Французский ученый М. Фуко в своих работах фактически распространил данную область знания на средневековье и современность, а центр внимания перенес на отношение к человеку в разные эпохи. Идеи археологии власти нашли отражение в таких трудах М. Фуко, как "Археология знания" (1969), "Надзирать и наказывать. История тюрьмы" (1975), "Воля к знанию" (1976) и др.

По свидетельству В. А. Подороги, в своих трудах М. Фуко требовал осознать, что теория власти как основа глобального политического анализа еще не создана и все реальные проявления власти продолжают и по сей день оставаться чем-то загадочным, неопознанным, демоническим. Как "познать этот предмет, — вопрошает Фуко, — столь таинственный одновременно видимый и невидимый, присутствующий и скрытый, распространенный повсюду, тот предмет, который мы называем властью? Теория государства, традиционный анализ институтов государства, без сомнения, не исчерпывают область существования и функционирования власти. Вот действительно великое неизвестное: кто осуществляет власть и где?".

Следует отметить, что ряд исследователей называют систему взглядов М. Фуко также и "генеалогией власти".

Наконец, несколько слов, касающихся постановки вопроса о власти в других областях знания.

Топография власти (от греч. topos — место, местность) —. возможная совокупность знаний о власти, характеризующих размещение, расположение властей различного рода, их взаимосвязи. В этой сфере открыты возможности для разработки научного направления, которое в перспективе может стать продуктивным. Пока можно отметить лишь упоминание идеи о "топографии современной власти" авторами монографии "Философия власти" (1993).

Таким образом, еще один рассмотренный нами блок знаний о власти позволяет полнее, масштабнее и в растущем объеме охватить совокупность кратологических знаний. Обычно физические знания идут в комплексе с математическими и именуются физико-математическими. Нам же представляется, что в настоящее время, в условиях информатизации общества, возможным и устремленным в будущее может быть осмысление информационно-математического комплекса знаний о власти.

3. Информационно-математический блок знаний о власти (арифметика, алгебра и геометрия власти, информатика власти)

Важной и перспективной характеристикой и тенденцией любой власти, как и любой области науки о власти, является стремление к определенности, точности, четкости. Разумеется, речь здесь идет о властных лицах, заинтересованных в конечном успехе осуществления властных функций. Что же касается реальной практики властвования, то в ней нередко используются любые способы и методы, в том числе хитрости, уловки, обман. Но это уже относится к путям прихода к власти, удержания власти и т. д.

В данном блоке знаний мы хотим отметить те области науки, которые могут и должны способствовать укреплению власти и ее реализации. Это блок математического знания, а теперь в растущей степени — математически-информационного. Здесь на первом плане стоит сама математика (от арифметики до высшей математики). Здесь же и информатика, получившая за последние полвека огромное развитие как наука.

Арифметика власти (англ. arithmetic of power, от греч. arithmos — число) — образное осмысление, а также поддающееся теоретическому описанию изложение начал, основ власти, которые должны быть xopoшо знакомы каждому гражданину и позволять ему понимать, подсчитывать свои выгоды, трудности и неудачи, плюсы и минусы, обусловленные реальной властной практикой. Без преувеличения можно сказать, что в случае серьезного выделения наук о власти, системы ее областей, несомненно, речь пойдет и об арифметике власти как изначальной комплексной области кратологии, подобно тому как правомерно и обращение к азбуке власти.

Арифметика, математическое осмысление и классификация знаний о власти, об обществе в целом — процедура, восходящая к истокам древнего мира, мыслителям прошлых веков.

Т. Гоббс (1588—1679) не зря писал: "Искусство строительства и сохранения государства, подобно арифметике и геометрии, основано на определенных правилах, а не только на практике (как игра в тен-. нис)".

Через века проходят попытки выдвижения и обдумывания философии математики, философии физики, философии геометрии, а вслед за ними и философии власти, философии политики и философии права.

Нидерландский философ Б. Спиноза (1632—1677), будучи последовательным сторонником французского философа — математика и естествоиспытателя Р. Декарта (1596—1650) и следуя его методу, считал, что только математический способ мышления ведет к истине. Это позволяет человеку лучше познавать свои собственные силы и порядок природы, помогает ему руководить собой, устанавливать для себя правила и воздерживаться от бесполезных вещей. Эти идеи пронизывают главный труд Б. Спинозы "Этика, доказанная в геометрическом порядке" (1677).

Путем такого рода математико-геометрического анализа Б. Спиноза приходил к выводу, что "общество может утвердиться только в том случае, если оно присвоит себе право каждого мстить за себя и судить о том, что хорошо и что дурно. А потому оно должно иметь власть предписывать общий образ жизни и установлять законы, делая их твердыми не посредством разума, который ограничить аффекты не в состоянии, но путем угроз. Такое общество, зиждущееся на законах и власти самосохранения, называется государством, а люди, находящиеся под защитой его права, — гражданами".

Для нас подобные экскурсы особенно полезны потому, что они показывают, как самыми разнообразными путями и с применением на каждом этапе истории возможностей всех наук шло нелегкое познание таких сложных и загадочных феноменов, как общество, государство, власть.

Сегодня можно как угодно воспринимать В. И. Ленина, судить о нем, критиковать и его мысли, и его дела, но остается фактом, что у него есть немало оценок, суждений и характеристик, вошедших в арсенал (особенно кратологический, политический) человеческой мысли.

Увлеченный, подчас излишне увлеченный, собственно политикой, он сказал немало интересного о том, что относится к самой власти. "Политика больше похожа на алгебру, чем на арифметику, и еще больше похожа на высшую математику, чем на низшую". Это из знаменитого в свое время ленинского труда "Детская болезнь "левизны" в коммунизме". Чуть раньше на страницах этого же труда он писал: "...политика есть наука и искусство, которое с неба не сваливается, даром не дается..." Хотя в центре высказываний здесь звучит политика, но к власти это относится даже в еще большей мере.

Власть больше похожа на алгебру, чем на арифметику. Но трудность пока еще в том, что теория власти с позиций ее социального смысла и роли толком еще не осмыслена и не разработана. Поэтому пока можно сказать так: алгебра власти (algebra of power) — это формирующаяся область знания, образное выражение, характеризующее .сложности познания и функционирования механизмов власти, и прежде всего государственной власти, трудности освоения политическими лидерами своих обязанностей, обретения опыта властвования и умения ориентироваться в коридорах власти.

В перспективе алгебра власти может и должна оформиться в качестве одной из комплексных областей знаний о власти наряду с анатомией власти, географией власти, философией власти, физикой власти и другими областями знаний о власти. Алгебра власти вполне может быть представлена в виде определенной суммы знаний высокого порядка сложности в области теории и практики власти. В ней правомерно применение и использование математического аппарата и математического моделирования.

Больше того, можно пользоваться и этими, и другими понятиями в теории власти. Таков, например, алгоритм власти — заимствованное в высшей математике понятие, позволяющее применительно к сложной сфере власти и государственной службы характеризовать набор правил, опирающихся на знания, опыт и интуицию властвующего субъекта и дающих ему возможность практически без дополнительных усилий решать ту или иную государственную (политическую) задачу из некоторого класса однотипных задач.

Поскольку с вычислительными процедурами связаны такие науки, как геометрия и тригонометрия, мы упоминаем и о них в этом блоке знаний.

Геометрия власти (англ. geometry of power, от греч. geometria—землемерие) — межотраслевая прикладная дисциплина, формирующаяся наука о пространственном распространении и распределении власти, ее объемах, а также способах их изучения и измерения.

Ученые разных эпох и направлений не раз обращались к проблематике геометрии при осмыслении общественных и естественных явлений и процессов. Так, о геометрии вел речь Д. Юм (1711—1776) в "Трактате о человеческой природе".

Особенно много рассуждал о геометрии Т. Гоббс. В своем знаменитом произведении "Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского" (1651) он писал: "...если арифметика учит нас сложению и вычитанию чисел, то геометрия учит нас тем же операциям в отношении линий, фигур (объемных и плоских),узлов, пропорций, времен, степени скорости, силы, мощности и т. д.".

Т. Гоббс не зря называл геометрию "матерью всех естественных наук" и отмечал, что "Платон, величайший из греческих философов, не принимал в свою школу тех, кто не был уже в той или иной мере знаком с геометрией". А еще ранее в "Основах философии" (1655) Т. Гоббс прямо называл геометрию частью философии, говорил и о физике как части философии, о философии морали и философии государства, подчеркивал важность геометрии и физики для понимания философии государства.

Есть основания полагать, что рано или поздно эта проблематика будет способствовать более глубокому и обстоятельному познанию феномена власти.

На базе математического знания, его методологии и процедур наиболее серьезные перспективы для власти открывает информатика, представляющая собой крупнейший социокультурный феномен современности.

Входя в XXI век, государства, наука, граждане стремятся понять, уяснить, установить, какие ориентиры, какие маяки должны быть для них главными, из чего исходить, чтобы устроить благополучную, обеспеченную, безопасную, стабильную жизнь человека и общества. В числе этих маяков на переломе столетий, эпох и тысячелетий можно назвать по меньшей мере семь важнейших ключевых факторов, слагаемых, проблем, являющихся определяющими и для России, и для человечества. Это — Экономика, Власть, Информатика, Образование, Наука, Культура, Право. Вокруг этих вопросов идут и будут идти обсуждения и споры, вокруг них будут сосредоточены усилия, направленные на то, чтобы получить иной мир, более полно отвечающий интересам и надеждам людей всех возрастов, наций, сословий, людей богатых и тех, кто хочет уйти от бедности и нищеты, изменить жизнь к лучшему.

Столь многопланово охватить насущные ключевые вопросы в одной книге, конечно, вряд ли возможно. Поэтому мы обратились лишь к некоторым, но очень важным вопросам, прямо связанным с властью, а в данном случае и с информатикой. Безусловно, власть должна становиться все более демократичной и стабильной и обеспечить успокоение и подъем России. И служить ей должно такое относительно новое явление, как информатика, открывающая перспективы благополучного информационного общества.

Недавние наши публикации последнего времени в условиях существования новой Конституции Российской Федерации и многих законодательных актов, регулирующих функционирование властной сферы и местного самоуправления, позволяют, как нам представляется, по-новому взглянуть на власть, глубже ее осмыслить, полнее понять ее определяющую роль в политической жизни, в выработке и проведении в жизнь различных направлений политики и строить собственно власть по-новому.

Сегодня главным помощником, условием успехов власти становится информация, информатика, информатизация. Именно развитие информации, новаторское осмысление информатики, осуществление информатизации различных сторон жизни людей, создание воистину нового информационного общества создают совершенно новые, особые условия и перспективы жизни общества, развития его экономики, власти, образования, науки, культуры и в целом движения к будущему. Причем надо обратить внимание на то, что, как уже отмечалось в печати, информация и информатика играют всевозрастающую социальную роль. Именно эта мысль и лежит в основе настоящей главы.

Информация (от лат. informatio — разъяснение, изложение) — одно из фундаментальных понятий современной науки и политики; первоначально — сведения, передаваемые людьми устно, письменно или иным способом; с середины XX века — обмен сведениями между людьми, человеком и автоматом, автоматом и автоматом, обмен сигналами в животном и растительном мире, передача признаков от клетки к клетке и т. д. Сбор, получение, анализ, хранение, выдача, использование информации — важнейшее условие функционирования общества, государства и власти.

В нынешних средствах массовой информации, особенно работающих в интересах властей, принято различать информацию достоверную, надежную, объективную, т. е. новости, подтвержденные видеокадрами или ежедневными сообщениями о событиях, являющихся темой регулярных передач программ новостей без комментариев; информацию разоблачительную; кратологическую, политическую информацию с анализом событий.

Российский ученый И. И. Юзвишин предложил название новой универсальной науки — информациология и опубликовал монографии под таким названием (1993, 1996). По его мнению, это — наука, включающая фундаментальное исследование процессов и явлений микро- и макромиров Вселенной, обобщение практического и теоретического материала физико-химических, астрофизических, ядерных, биологических, гуманитарных и других исследований с единой информационной точки зрения.

В интересах общества и власти выделяют отдельные классы информации: научная, техническая, технологическая, социальная, политическая, экономическая, психологическая, нормативная, экологическая, космическая, гуманистическая, военная, оборонная, разведывательная и др. Целесообразно, на наш взгляд, специально выделять кратологическую информацию.

Сегодня одной из важнейших сторон деятельности государственной власти в России является решение проблем информатизации страны. В соответствующем федеральном законе указывается, что информатизация представляет собой организационный, социально-экономический и научно-технический процесс создания оптимальных условий для удовлетворения информационных потребностей и реализации прав граждан, органов государственной власти, органов местного самоуправления, организаций, общественных объединений на основе формирования и использования информационных ресурсов. Правомерно считать, что именно здесь проверяется и оценивается уровень зрелости общества, развитости страны, степень готовности государственной власти к наилучшему исполнению своего предназначения, своей роли.

Вступая в XXI век, народ — властитель в демократическом обществе — и может, и должен обладать всеобъемлющей информацией, уверенно ориентироваться в информатике как системе знаний и совокупности технических средств и систем, активно участвовать в процессах информатизации своей жизни.

Сегодня лидирует тот, кто владеет полной и своевременной информацией. Целенаправленная информация важна для создания имиджа властей, политики и политиков, она способна организовывать и направлять поведение больших групп людей. Возрастание роли такой информации привело к появлению политического маркетинга (рынка).

В последние годы в России проблемы информации, информатики, информатизации выделяются на государственном уровне во многих документах властей — законах, указах, постановлениях, ориентирующих деятельность министерств и ведомств. Эти документы предусматривают создание и функционирование многочисленных информационных (информационно-аналитических) центров, управлений, иных подразделений во властно-административных, научных, образовательных структурах.

В настоящее время информатика вышла на широкие социальные просторы, ее роль постоянно растет и будет расти.

Информатика (information sciences) — отрасль науки, изучающая структуру и свойства научной информации, вопросы ее сбора, хранения, поиска, обработки и использования. Она многое дает обществу и власти, но и многого от них требует. Во главе процесса внедрения и развития информатики должны стоять главные действующие субъекты общества и государства, олицетворяющие реальную (в том числе информационную) власть.

Для власти настала пора информационного реализма, деловитости, системного научного подхода. Именно реализм побуждает признать, что сегодня в России школьники знают об информатике больше, чем взрослые. Место информатики теперь не только в рядах технических, но и среди гуманитарных наук. Наряду с общей информатикой нужны история информатики, теоретическая и практическая информатика, социальная информатика, экономическая, прикладная, сравнительная, экспериментальная, вспомогательная, военная информатика, социология и философия информатики, психология информатики и даже этика и эстетика информатики и, наконец, правовая информатика и информатика власти.

Информатика для власти — это предмет неустанных забот и хлопот. Необходим поворот внимания к ней общественных наук, системы образования и простых граждан.

Крайне важное значение приобретает информационная безопасность — защита информации, программ и информационных сетей от несанкционированного доступа к ним, осуществляемого с целью раскрытия, изменения, использования или разрушения тех или иных данных. Такая безопасность необходима в системе государственной власти, особенно в ее высших сферах и силовых структурах. Достигается она посредством применения программных, аппаратных и криптографических методов и средств защиты, а также путем использования комплекса соответствующих организационных действий и мер.

Информатика как важнейшая сфера деятельности требует основательного правового оформления. Можно вспомнить, в частности, что еще в 1991 году в стране вышла в свет книга Ю. М. Батурина "Проблемы компьютерного права". К настоящему времени издано много правовых документов в области информатизации. На повестке дня — оформление самостоятельной области права — информационного права. Такие шаги делаются и на Западе, и в России. У нас появились свои первые научные и учебные издания по информационному праву, действуют кафедры, лаборатории в целом ряде вузов. Это проблема, которая сейчас рассматривается и изучается в высшей школе самых различных государств.

Информация, информатизация, информатика, информационное право для общества, для государственной власти — это область безоговорочно приоритетная, открывающая перед властью, перед всеми гражданами впечатляющие перспективы решения важнейших проблем, сохранения России в ряду уважаемых стран мирового сообщества. Только чрезвычайно важно не допустить информационной диктатуры, ибо растущий уровень информатики делает все более реализуемой задачу отслеживания каждого крупного шага каждого человека на планете, и станет посильным управление всей планетой из мощного по информационным ресурсам центра.

Завершая информационно-математический блок знаний о власти, мы переходим теперь к заключительному блоку данной главы и практически всей книги. Мы выходим на технико-технологический блок знаний, который фактически связан со всей наукой о власти в широком смысле слова. Дело в том, что он питается от всех других комплексов знаний и во многом важен для них и полезен, так как сам насыщает их мыслями, идеями, предложениями, прямо относящимися к технике и процедурам правления. Как же с учетом технико-технологических соображений строить власть, что учитывать, с чем считаться, из чего исходить, чем руководствоваться, чего достигать?

4. Технико-технологический блок знаний о власти (техника и процедуры власти, технологии власти)

Нам предстоит остановиться на вопросах теории и практики собственно технико-технологических процедур реализации власти, стратегии и тактики осуществления власти. Они еще ждут своих обстоятельных, развернутых, систематизированных разработок и исследований, особенно в интересах XXI века, в целях упрочения, стабилизации, прогресса демократической власти во имя благополучия и устойчивости общества.

Это, однако, не значит, что проблематика техники и технологии власти, стратегии и тактики властвования — явление исключительно новое, современное. Отнюдь нет. Это проблемы, о которых сказано немало и в трудах, и в речах, и в беседах в прошлом, да и масштабно продемонстрировано самими делами.

Стоит и здесь вспомнить Платона и Аристотеля, древних мыслителей Египта, Китая, Индии, Персии, Рима, Греции, мыслителей нового и новейшего времени. Не оставим здесь в стороне и Макиавелли, Гоббса, Локка, Наполеона, властителей разных стран, а также Сталина, Гитлера, множество других фигур калибром поменьше с их заслугами или делами, а нередко и злодеяниями.

Проблематика такого рода получает в последнее время все большую разработку. Это также и современная проблематика, которая в растущей мере опирается на материалы социологических исследований и данных. Она заимствует их методику и процедуры и заинтересована в разработке социологии власти, прикладной кратологии и прикладной социологии.

От техники, технологии, процедур в системе власти всегда зависело и будет зависеть очень многое, а в конечном счете — успехи, триумфы властей или же их провал, бесславный финал с уходом властвующих лиц и их окружения с авансцены.

Определяющими субъектами здесь служат сами обладающие властью персоны и их свита, окружение, а также системы, структуры власти с их механизмами и технологиями. В этом случае властная система предстает перед нами как 1) форма организации власти во всеоружии ее техники и технологии; 2) определенный порядок расположения и функционирования органов власти, их взаимосвязи и действий; 3) совокупность органов власти, однородных по своим управленческим качествам и образующих единое целое. От того, как действует и эволюционирует эта система, ее звенья, механизмы, силы и структуры, зависят судьбы и обществ, и государств, и конкретных граждан.

Властные структуры характеризуются определенным строением, внутренним устройством того или иного типа власти, ее органов и механизмов во всей вертикали сверху донизу. Органы и подразделения в общественном организме, относящиеся к системе власти, наделены властными правами, имеют ряд обязанностей властного характера и проявляют постоянную заботу о совершенствовании техники осуществления властных функций.

В этих системах и структурах крепнет властность, возникают властное сознание, соответствующие идеалы и интересы, властные отношения, определяются полномочия, рождаются решения и стратегия власти приводится в действие. Здесь необходима своего рода машина власти, механизмы власти, пульты, рычаги и кнопки управления, которым недостаточно собственно гуманитарных знаний и характеристик, а требуется также и их техническое, информационно-технологическое оснащение и информационно-электронное подкрепление.

Существующие механизмы власти реализуются во властных действиях — конкретных проявлениях активной деятельности властей и властителей, их делах и поступках, отражающих и воплощающих их миропонимание, интересы, способности, настроения и убеждения, их рассчитанные или вынужденные ходы, которые должны представлять власть в выгодном для нее свете и обеспечивать ее дальнейшее существование.

Фактически показом этих элементов власти мы даем возможность образно представить машину власти, воспринять власть как действующий аппарат, систему огромного, мощного и нередко жестокого механизма наряду с совокупностью различного рода подсистем, двигателей, рычагов, валов, приводных ремней и т. д. В самом деле, не зря же используют термины "государственная", "политическая", "военная", "судебная машина", "машина голосования" и т. п. Конечно, в осмыслении власти можно обойтись и без такого рода символов, как машины. Однако в жизни все это делается для того, чтобы полнее осмыслить и осознать феномен власти, его потенции, резервы, ресурсы и дела.

Разумеется, с позиций технико-технологического подхода интересно не просто констатировать существование "машины", но и фиксировать так называемые механизмы власти—системы, внутреннее устройство, слагаемые структуры власти, приводящие ее в действие и поддерживающие ее функционирование. Можно различать механизмы а) создания; б) действия, взаимодействия, осуществления, существования, функционирования; в)передачи власти.

Имеет достаточные основания и указание на пружины власти, в переносном смысле — движущие силы, приводящие власть в действие. Их спектр, иерархия, потенции весьма широки и разнообразны (от воли властителей до действий социальных сил.

Вот каким образом мы подходим к пониманию правомочности разговора о технике власти и властвования, о технологии власти и многозначности этих явлений, этих терминов и понятий.

Технология власти может быть охарактеризована как совокупность тех или иных приемов деятельности власти (властей), рассчитанная на достижение необходимого результата. Разнообразные технологии властвования (управления) включают приемы достижения как немедленного, локального, краткосрочного эффекта (здесь порой говорят и о тактике властей), так и результата решающего, крупномасштабного, фундаментального, длительного, стратегического, рассчитанного на долговременную перспективу и ведущего к ней.

На переломных этапах, как в современной России, порой не до стратегических расчетов: и граждане, и власти часто живут одним днем, но ведь нельзя же все время жить в одних "переходах" — ни одно поколение такой жизни не хочет и в конечном счете не выдержит.

Техницизм в осмыслении власти и процессов властвования, естественно, подводит к рождению технократических идей.

Технократия (англ. technocracy, от греч. techne — искусство, мастерство и kratos — власть) — власть, согласно ряду концепций и представлений, сосредоточенная в руках профессионалов — специалистов в области техники и технических наук, менеджмента и т. д. в целях наилучшего использования результатов и возможностей технико-технологической революции и реалий.

Первоначально идеи технократии были выдвинуты американским социологом и экономистом Т. Вебленом (1857—1929) в расчете на "улучшение" капитализма путем привлечения специалистов и руководителей производственного процесса к властной деятельности, а также активизации государственного регулирования и контроля. Эти идеи нашли продолжение в трудах американского социолога Дж. Бёрнхема— автора "Революции управляющих" (1941). Технократическая теория стала частью современной западной социологии и нашла отражение в концепциях индустриального общества, постиндустриального общества и др.

Несомненно, в сфере власти, порой даже больше, чем в любой другой, должен быть высоко ценим профессионализм как совокупность знаний, навыков поведения и действий, свидетельствующих о профессиональной подготовке, выучке, пригодности кого-либо. Это — важнейшее условие работы в государственном аппарате, во властных структурах особенно ведущих, руководящих деятелей.

Техника и технология властной деятельности воплощаются в первую очередь в функциях и методах лиц, наделенных властью. Как уже отмечалось, функции власти — это круг деятельности лиц, стоящих у власти, и ее направления; основные обязанности, предназначение, роли власти — организация, управление, контроль, обеспечение устойчивой двусторонней информации, проектирование, прогнозирование, воспитание и др. Они должны гармонично согласовываться с методами власти, т. е. теми приемами, которые с помощью современных информационно-технических средств широко используются в процессе властвования лиц, сил, организаций.

Именно этот взгляд, сложившийся и устойчиво закрепившийся в последние десятилетия, позволяет вести речь об аппарате в системе и структуре власти, т. е. о совокупности привлекаемых в целях организационной работы государственных служащих. С неожиданным бороться трудно, со всем предвиденным заранее — легко.

Люди, оружие, деньги и хлеб — вот жизненная сила войны. Из этих четырех условий всего важнее первые два, ибо с людьми и оружием всегда можно достать деньги и хлеб, но с одним хлебом и деньгами ты не достанешь ни людей, ни оружия.

Обезоруженный богач — награда бедного солдата.

Приучай своих воинов презирать изнеженную жизнь и богатую одежду.

Таковы основы войны, с которыми я хотел вас познакомить".

В этой обширной цитате, в которой Н. Макиавелли суммирует свои суждения, не хотелось делать возможных сокращений, ибо мысли автора ведут ко многим раздумьям, а обладателей власти — ко многим решениям и действиям.

Несомненна известная условность сравнения войны и властвования, а также искусства власти и военного искусства. Но не следует забывать, что человечество еще не выбросило из своего лексикона понятия "война", а граждане России еще не так давно широко толковали о "войне властей", и не только в октябре 1993 года.

Приведем следующие суждения А. Авторханова, также ссылающегося на Макиавелли.

"Исследователи давно обратили внимание на родство тактики Ленина с Макиавелли. Однако руководством к действию макиавеллизм стал у Сталина. Б. Суварин — этот известный знаток СССР и лучший биограф Сталина — писал: "Комбинация хитрости и насилия, предложенная Макиавелли на пользу Государя, практикуется генеральным секретарем ежедневно".

В связи с этим Б. Суварин сослался на почти неизвестный "Диалог в аду между Макиавелли и Монтескье" (анонимная книга эмигранта Второй империи Мориса Жоли).

Поистине поразительным является в этом "Диалоге" как раз то место, в котором пророчество писателя превзойдено лишь практикой Сталина.

Приведу его здесь, тем более что после разоблачения Сталина сталинцами "Диалог" Жоли приобретает не только актуальность ("культ Сталина"), но и значение классической характеристики советского диктатора. (Для большего подчеркивания отдельных тезисов я ввожу в текст нумерацию.)

"Тактик" Макиавелли учит в этом "Диалоге" "законника" Монтескье:

1. Отделить политику от морали.
2. Поставить силу и хитрость вместо закона.
3. Парализовать индивидуальную интеллигентность.
4. Вводить в заблуждение народ внешностью.
5. Соглашаться на свободу только под тяжестью террора.
6. Потакать национальным предрассудкам.
7. Держать в тайне от страны то, что происходит в мире, и от столицы, что происходит в провинции.
8. Превращать инструменты мысли в инструменты власти.
9. Безжалостно проводить экзекуции без суда и административные депортации.
10. Требовать бесконечной апологии для каждого своего действия.
11. Самому учить других истории своего правления.
12. Использовать полицию как фундамент режима.
13. Создавать преданных последователей, награждая их всякими лентами и безделушками.
14. Возводить культ узурпатора до степени религии.
15. Создавать пустоту вокруг себя, чтобы таким образом быть самому незаменимым.
16. Ослаблять общественное мнение, пока оно не погрузится в апатию.
17. Запечатлевать свое имя везде и всюду, так как капля воды точит гранит.
18. Пользоваться выгодой превращения людей в доносчиков.
19. Управлять обществом посредством его же пороков.
20. Говорить как можно меньше.
21. Говорить не то, что думаешь.
22. Изменить истинное значение слов.

Когда это нравоучение создавалось, будущий диктатор еще не родился, а он весь в этих тезисах. Нельзя ничего добавить, но и нельзя ничего выкинуть. Суварин привел этот "Диалог" в книге, написанной до войны. Коммунисты объявили ее клеветой на "гения" коммунизма и "классика" марксизма".

Как видим, техника и технология властвования — вещь необычайно острая, поучительная и все еще очень опасная для подвластных, соперников, конкурентов, претендентов и даже для самих власть имущих.

Остановимся еще на некоторых вопросах, относящихся к характеристике эволюционирующих технологий и процедур власти.

Процедура — установленный порядок ведения, рассмотрения какого-либо вопроса, дела. В цивилизованных странах большое значение имеют властные процедуры. Многие из них, в том числе дипломатические, регулируются соответствующими установлениями, нормами, традициями, протоколами. В интересующей нас властной практике протоколы суть процессуальные документы, в которых в письменном виде фиксируются ход и результаты различного рода властных обсуждений, процедур, а также процессуальных действий, осуществляемых в сфере судебной власти следователем — лицом, производящим дознание.

По мере своего развития властная практика обогащается разнообразными исследовательскими процессами и приемами. В их числе моделирование, модернизация, модификация власти, использование, как и в социологии, мониторинга, мотивационного анализа, анкетирования и т. д.

Так, например, моделирование представляет собой исследование каких-либо процессов (в том числе политических действий властей), явлений, систем или объектов путем построения и изучения их моделей, с тем чтобы определить или уточнить их характеристики, рационализировать способы их построения и управления ими. Это один из основных путей познания власти, в том числе ее сферы, субъектов,объема и носителей, их решений, действий и последствий (ближних, отдаленных).

Руководители государств и систем всегда считают своей целью модернизацию власти, т. е. обновление, совершенствование власти, ее структур и механизмов, превращение их в более современные, отвечающие новым требованиям, технико-технологическим и информационным возможностям.

Нередко речь идет и о модификации власти, т. е. видоизменениях данной власти, выработке ее вариантов, моделей, различающихся между собой существенными особенностями в форме, функциях, структуре, но сохраняющих в главном данный тип или вид власти и рекомендуемых к практическому использованию. ,

Интересам современной власти служит и мониторинг политических событий — одна из перспективных систем их отслеживания, выявления, раннего предупреждения и упреждения нежелательных событий. Мониторинг применяется властями в системе интеллектуальной поддержки и принятия политических решений как автоматизированный мыслительный поиск или в ходе реализации политических решений в обстановке встречаемого ими сопротивления.

Среди конкретных исследовательских приемов назовем мотивационный анализ — психологически ориентированный вид исследования (нередко используемого властями или в интересах властей), при проведении которого применяются различные методики косвенного опроса с целью выявить скрытые мотивы человеческих побуждений и поведения.

В России в конце XX века широкое распространение получило анкетирование различных видов, а также интервью, в том числе интервью эксклюзивные, даваемые только одному представителю прессы, телевидения, радио или репортеру одной страны, что нередко позволяет раздувать шумиху вокруг этого факта. Преобладание такого рода интервью во властных сферах — косвенный показатель того, что подлинная демократизация жизни общества еще не достигнута.

В наше время можно говорить об очень многих проблемах, в том числе технико-технологических, во властных сферах. Нас интересует сейчас не их исчерпывающий перечень, а сложность их выявления, изучения, преодоления. Нередко их рождает сама природа власти — явления, как правило, авторитарного в своей основе, связанного с волюнтаризмом, со всем своеобразием "кухни власти", с закулисными соображениями и происками. Явления беззакония, волокиты, превращения власти в кормушку, как и безграничность власти, ее бездушие, а также проявления беспомощности власти и властей требуют возрастающего внимания в демократическом информационном обществе. Все это настоятельно побуждает поднимать вопросы о бедах, болезнях, недугах властей, их антитехнологиях, об "антивласти", о методах борьбы за власть очередных претендентов.

Антитехнология власти, как нам представляется, есть совокупность и последовательность действий (иногда система действий) тех или иных органов власти, позволяющая, с одной стороны, быстрее и с меньшими усилиями достичь первичных результатов на пути к намеченной цели, но одновременно усложняющая или вообще блокирующая выход на последующие этапы и реализацию самой цели. Если мы хотим считаться с властью и противодействием тем или иным властям, следует обращать серьезное внимание на вопросы такого рода. Надо смотреть на жизнь с учетом всей многоплановости и многогранности власти, всех ее огромных технических возможностей, но и всех ее не менее серьезных и нередких социальных и технических препятствий.

Кстати говоря, крушение Советской власти, так же как и крах в прошлом и настоящем других властей, побуждает ставить и исследовать вопрос: не являются ли они примером и подтверждением провала антитехнологий власти, даже если эти власти существуют десятилетия.

И наконец, заключительный вопрос всей властной проблематики и технологии, фактически являющийся главным для власти любого рода. Это вопрос о ее безопасности.

Безопасность — это положение, при котором кому-либо, чему-либо не угрожает опасность (любого вида). Проблема обеспечения надлежащей безопасности — важнейшая и труднейшая для всех властей и органов власти начиная с древних времен.

Принято выделять три уровня безопасности: безопасность личности, безопасность общества, безопасность государства. Вместе с тем различают непрерывно возрастающее число видов безопасности: внешнюю, международную, внутреннюю, национальную, государственную, информационную, личную, военную, общественную, региональную, хозяйственную, экономическую, продовольственную, радиационную, противопожарную, экологическую и т. п.

В государственной властной практике разных стран создаются министерства, комитеты, советы национальной (государственной) безопасности, соответствующие органы, структуры и службы. Эта область деятельности, несомненно, заслуживает самостоятельной науки.

Таков в основном тот круг вопросов, который надо иметь в виду при оценке технико-технологической проблематики власти и в целом проблематики негуманитарной.

Несомненно, что теперь, когда выявлены, поставлены и в принципиальном плане систематизированы и охарактеризованы разнообразные области наук о власти, можно безоговорочно убедиться в том, с каким гигантским, многоликим явлением — властью и наукой о власти имеют дело человек и общество. Без жизни и без общества не может быть власти, но и без власти не может быть общества и общественной жизни, а значит, и человека как существа общественного.

Содержание

Дальше