Прикладные формы социологического исследования не исчерпываются средствами, обеспечивающими логический переход от абстрактного к конкретному (от общего к единичному, от сущности к явлению). К прикладным исследованиям относятся и разработка методик частного характера — методик сбора и анализа социальных фактов, процедур измерения социальных явлений и др.

Обращение к фактическому материалу диктуется не только необходимостью использования в прикладной социологии методов эмпирических исследований, но и ее собственными нуждами — прежде всего, требованием тщательного изучения объекта приложения теории. В прикладном исследовании нет необходимости создавать гипотетическую модель объекта. Предполагается, что его концептуальная модель уже содержится в прилагаемой теории. Знание же фактов здесь нужно главным образом для установления точного значения теории применительно к исследуемой области, а не для проверки выдвинутой гипотезы, ее эмпирического обоснования.

Изучение фактов предполагает, в свою очередь, обращение к эмпирическим формам и методам социологического исследования как к важному средству получения прикладных результатов. Необходимо, следовательно, оценить место и функции эмпирических форм в прикладных исследованиях, т.е. их роль в превращении фундаментальных теоретических принципов в прикладные разработки.

С необходимостью использования эмпирического знания мы встречаемся тогда, когда совершаем переход от живого созерцания конкретной действительности в ее целостности к абстрактным определениям на основе ее расчленения и анализа. Здесь эмпирическое служит первичным познавательным материалом, из которого выводятся простейшие абстрактные определения, приемлемые в определенных рамках в качестве эмпирических правил социального поведения. Кроме того, к эмпирическому изучению социальной действительности, к фактам социальной жизни мы обращаемся при переходе от абстрактных определений к конкретным, т.е. когда на базе изучения фактического материала осуществляется конкретизация уже имеющихся абстрактных положений, полученных в первом цикле познания. Такого рода конкретные определения позволяют на практике не ограничиваться правилами, выведенными из изучения эмпирических обстоятельств, а руководствоваться законами этих обстоятельств и, следовательно, переходить к практике “от теории”, от знания законов социальной действительности.

Названные функции эмпирического познания существенно отличаются друг от друга. Неодинаковы их роль и место как в общем познавательном процессе, так и в прикладной его части, поскольку речь идет о двух способах, или путях, исследования и перехода к практике. В прикладной социологии эмпирические исследования должны быть подчинены требованиям перехода от теории к практике, их следует рассматривать как звено этого перехода. Иначе они превращаются в простое средство получения абстрактных определений или эмпирических правил, следуя которым, мы неизбежно вынуждаем себя действовать тоже эмпирически, методом проб и ошибок. Эта ситуация довольно часто встречается в исследовательской практике социологов и нуждается в соответствующей критике с тем, чтобы ее преодолеть.

§ 1. Изучение социальных фактов — условие и средство применения теории

На пути от абстрактных определений к конкретным положениям, как и при движении от живого созерцания к абстрактному мышлению, познание отталкивается от одной и той же реальной, объективной действительности. Поэтому и социальные исследования должны исходить из процессов самой жизни, из действительных фактов. Очень важно поэтому выяснить природу социального факта.

Здесь, как и в понимании эмпирического, мы встречаемся со взглядами на социальный факт как на элемент сознания. Полагают, что в логико-гносеологическом плане фактами выступают обоснованные знания, полученные путем описания отдельных фрагментов действительности в некотором строго определенном пространственно-временном интервале. Факты в этом смысле — элементарные компоненты системы знания, некоторые абстракции, коль скоро они описываются в общих понятиях. Это — “описания” действий индивида, продуктов его деятельности или вербальных действий людей. Как таковые они получают смысл лишь благодаря включению в ту или иную систему понятий, в которой они описываются. С этой точки зрения социальный факт не фрагмент реальной действительности, а ее описание, т. е. компонент описания, сознания, наблюдения. Факт сам по себе, вне сознания вроде бы не имеет смысла; он приобретает его лишь постольку, поскольку охватывается человеческим сознанием, включается в систему человеческих понятий. В таком виде, т.е. только как нечто субъективное, и принимается факт за основу эмпирического исследования.

Вполне очевидно, что таким образом понятый факт не может составить исходное начало социологического исследования. Факт как элемент сознания является итогом познавательного процесса, а не его исходным пунктом. Для социолога-материалиста исходными выступают факты как фрагменты социальной действительности, которые подлежат изучению. Если же исследование не соприкасается с такого рода объективными фактами, компонентами самой реальной социальной действительности, то оно перестает быть эмпирическим, опытным исследованием. Равным образом перед социологом, стоящим на позициях материализма, “компоненты сознания”, “описания” человеческой деятельности и ее продуктов предстают вторичным образованием, возникающим на основе отражения фактов реальной действительности. Такого рода вторичные “факты” сознания составляют эмпирический уровень познания, являются его элементами, т.е. представляют собой составную часть разного рода наблюдений, эмпирических описаний, некоторых эмпирических обобщений. Из них извлекается опытный материал, представляющий собой результат эмпирического изучения реальных, объективных фактов. Чтобы не было недоразумений, необходимо сказать, что когда речь идет о сборе фактов, то имеются в виду лишь данные о фактах.

Развитие познания от изучения фактов к теоретическим обобщениям по существу совпадает с движением познания от явления к сущности. В эмпирическом исследовании прежде всего изучается все многообразие проявлений сущности, чтобы в них обнаружить закономерность, используя всю силу теоретического мышления. Соответственно, имея в виду эмпирический этап социологического исследования, мы должны его началом рассматривать изучение фактов, а его концом — переход к теоретическим, сначала достаточно абстрактным, а затем конкретным обобщениям. Это и есть его принципиальный путь.

Чтобы служить основанием для научных выводов, исходный фактический материал должен отвечать определенным условиям. Первое из них — его принадлежность к объективной социальной действительности, а не субъективному миру людей. Из этого материалистического подхода вырастает и соответствующее методологическое требование — необходимость строгого разграничения объективных фактов и их отражения в головах людей, в индивидуальном и общественном сознании. Исследователь, чтобы добиться объективной истины, должен исходить не из того, что люди думают о себе, а из того, что они есть на самом деле. Такой подход позволил Марксу найти действительное место разного рода идеологическим и субъективным сторонам жизни капиталистического общества: “...объясняя строение и развитие данной общественной формации исключительно производственными отношениями, он тем не менее везде и постоянно прослеживал соответствующие этим производственным отношениям надстройки, облекал скелет плотью и кровью”.

Другим столь же важным методологическим требованием, вытекающим из материалистического метода, выступает необходимость различия первичных, определяющих фактов, относящихся к производственным отношениям и общественным действиям людей, от вторичных, характеризующих личностные отношения и обычное поведение людей в малых группах. Между тем, иногда в исследованиях, особенно социально-психологических, факты поведения и межличностных отношений, характерных для малой группы, выдаются за характеристику коллектива как части общества или общества в целом, т. е. преподносятся как факты общественных отношений и общественных действий. Критикуя такого рода выводы, А.В. Петровский справедливо указывает, что в коллективе “межличностные отношения опосредуются общественно ценным и личностно значимым содержанием совместной деятельности”. С этой точки зрения ошибочно игнорировать факты, характеризующие состояние “общего” (общественных отношений, целей общества и т. д.) в данном коллективе, которое “как бы выталкивается из множества социально-психологических категорий”, как термин, не имеющий своего “референта” среди социально-психологических явлений и поэтому ненужный в социально-психологическом исследовании. Субъективизм неизбежен, когда исследователь отвлекается от фактов и тенденций общественной жизни и замыкается в кругу субъективных проявлений и мнений отдельных людей.

Эмпирическое социальное исследование в собственном смысле, имеющее дело с фактами действительности, чаще всего представляет собой особым образом организованное наблюдение. К такого рода эмпирическим исследованиям можно отнести переписи (общие и специальные), всевозможные обследования, разного рода учеты, составление разных форм отчетов, выборочные или монографические наблюдения, анкетирование и т.д. С непосредственной действительностью, поставленной в определенные искусственные условия, сталкивается исследователь при проведении социального эксперимента.

Большинство названных эмпирических исследований проводится специальными органами или учреждениями. Что же касается представителей социальной науки, то ими могут быть проведены самостоятельные наблюдения, чаще всего в форме опроса (анкетного опроса или интервью), выборочного иди монографического наблюдения какого-либо социального объекта. Основная же часть научных работников гуманитарного профиля в своих исследованиях пользуется уже готовыми данными статистической отчетности, результатами экспериментов, подготовленными документами, газетными материалами и т.д. В совокупности этого вторичного материала имеются предварительно систематизированные части, например, так называемые статистические факты. Это — обобщенные показатели каких-либо процессов, величины тех или иных социально-экономических результатов и др. К систематизированным видам вторичных данных могут быть отнесены материалы эмпирических социальных исследований, которые получают предварительно обобщенную форму данных социальной науки (иногда их называют социологическими фактами). Подобного вида вторичный фактический материал, прежде чем быть использованным в качестве исходных данных, доджей отвечать определенным критериям достоверности, соответствовать реальной действительности. В методологическом отношении здесь важно исключить те ошибки в данных, которые “вкрадываются” из-за использования неадекватных методов исследования и других погрешностей.

Итак, результатом изучения социального объекта с его фактической стороны в прикладном исследовании является приспособление теории к специфике объекта ее приложения, установление ее точного значения применительно к объекту. Эта особенность прикладного анализа не совпадает с процедурой уточнения понятий как поиском их эмпирических эталонов. В прикладном исследовании речь идет о знании того, в какой мере социальный объект подчиняется известным законам и принципам науки и какие новые обстоятельства в реальной действительности надо учесть, чтобы более точно установить условия успешного применения теории к решению практических задач.

§ 2. Функции методологии в разработке методик анализа социальных фактов

Методология при изучении объекта ее приложения реализуется прежде всего в методах анализа фактов и в соответствующих методиках.

Как в процессе познания вообще объективная действительность предстает перед человеком сначала с качественной стороны, так и в социологическом исследовании при осмысливании полученного фактического материала, в первую очередь, производится его качественный анализ. Методологические требования к этому анализу предопределяются философскими принципами качества. Условием применения качественного анализа, вытекающим, например, из понятия (определения) качества, выступает несоизмеримость вещей и явлений друг с другом с качественной стороны. И это вполне понятно, ибо если качество вещи заключено в том, что отличает ее от других вещей, то для их соизмерения не существует однородного эталона, единицы измерения.

Качественный анализ в социологическом исследовании чаще всего выступает в виде классификации или группировки социальных явлений и фактов по признаку подобия, сходства, т. е, разнородные факты и явления расчленяются и собираются в однокачественные группы. Вполне очевидно, что факты и явления могут быть сведены в тот или иной класс (группу) лишь благодаря тому, что они обладают единым для всех качеством или признаком, т. е. логически можно синтезировать лишь то, что обладает в действительности единым качеством.

Здесь довольно важным методологическим вопросом является проблема значимости эмпирических критериев, служащих для различения социальных явлений и выделения их типов. Эмпирическая социология обычно выступает против применения сущностных оснований для выделения типов и классов социальных явлений. Ее представители, как правило, настаивают на эмпирических критериях, якобы наиболее основательных и очевидных для выделения социальных типов. Так, П. Лазарсфельд полагает, что социальные страты (классы) людей могут быть расчленены на основе измеряемых эмпирических признаков — денег и профессий. На подобных методологических основаниях выросли многочисленные варианты теорий социальных страт, которые выделяются по тем или иным эмпирическим признакам — от наличия телефона до вида источника дохода в его эмпирическом выражении: доход от земли, труда, средств производства и т. д. Это одностороннее выпячивание и переоценка значимости эмпирических признаков, лежащих на поверхности социальной жизни, встречается и в нашей социологической литературе. В связи с этим типологизация на основе сущностных признаков и группировки на базе эмпирически проверяемых признаков выставляются совершенно разными подходами, причем утверждается, что эмпирическая типологизация начала лидировать в социальных исследованиях и у нас, и за рубежом.

Издержки такого рода “лидерства” не заставили себя долго ждать. Они выявились прежде всего в попытках заменить сущностные основы классовых и внутриклассовых различий эмпирически “нащупываемыми” признаками. Подобные методологические приемы в свое время заставили некоторых социологов зачислить интеллигенцию в состав рабочего класса. Для этого достаточно было социальные группы сформировать на основе трех эмпирических признаков: профессии, квалификации и образования. Эмпирически “проверяемые” признаки труда в виде уровня его механизации и профессиональных особенностей, выставленные в основу социальной классификации, обычно сопровождаются подменой социально-экономических различий между классами и социальными группами профессионально-техническими различиями между работниками.

Выделение классов и типов социальных явлений предполагает использование надэмпиричсских средств, т. е. средств, связанных с движением к обобщенным характеристикам. Такое выделение сопровождается нахождением сущностных признаков, переходом к сущности. Эмпирический же уровень знания, останавливающийся на перечислении индикаторов, не поднимает познания до раскрытия общего свойства как свойства типа. Решение вопросов, связанных с выделением типов социальных явлений, в частности выделение общего свойства, существенных признаков, подгрупп исследуемой совокупности, возможно лишь на основе глубокого и ясного понимания теоретической сущности тех фактов, которые необходимо подвергнуть группировке.

Методики качественного анализа данных не могут базироваться лишь на эмпирических основаниях. Эмпиризм никогда не был надежным фундаментом социатьных управленческих решений. Их эффективность в решающей мере зависит от теоретического обоснования классификационных процедур, согласно которым принимаются эти решения.

Классификация и классификационные понятия с самого начала имеют теоретический, а не эмпирический характер. Это не исключает того, что объединение определенных качественных явлений в однородные классы или группы является предпосылкой количественных измерений. Сама же классификация непосредственного отношения к количественному измерению не имеет. Соответственно классификационные понятия подлежат приложению как теоретические.

§ 3. Методологические основы измерений в социологии

Переход от качественного анализа к количественному сопровождается дальнейшим усилением роли теоретического, абстрактного мышления, поскольку уже элементарные измерительные процедуры предполагают отвлечение от качественной определенности социальных процессов и явлений. Недаром математика считается наиболее абстрактной наукой.

Противоположной позиции придерживается неопозитивизм, в частности его представители в социологии. Исходя из концепции сведения абстрактного к эмпирическим индикаторам, они соответственно процедуру редукции общего к эмпирическому превращают в процедуру измерения, а всякий анализ, в том числе и качественный, рассматривают как проблему измерения. “Испытываем ли мы какие-то чувства, или принимаем какие-то решения, мы используем при этом определенные измерения”, — утверждает П. Лазарсфельд.

Для позитивиста подобная точка зрения является типичной, поскольку его исходным методологическим принципом выступает нахождение “операциональных” определений, эмпирических индикаторов, способных служить измерителями теоретических конструктов. Вполне очевидно и то, что в этом случае количественная мерка должна быть приложена в первую очередь к качественным признакам и соответствовать им. Количественные эталоны не могли бы оказаться этими измерителями, ибо в процессе измерения они функционируют как абстрактные величины. Сводить же конкретное к абстрактному — значит противоречить исходному методологическому принципу самого позитивизма. Вот почему, с точки зрения позитивиста, социальные явления должны быть объектом измерения в виде эмпирически наблюдаемых фактов, а не со стороны своих абстрактных свойств, т.е. количественных характеристик. Явление, взятое абстрактно, со стороны его общих свойств, считается, следовательно, эмпирически неизмеримым, а как качественное образование — якобы подлежит измерению через свои эмпирические индикаторы.

Если следовать указанному принципу, то мерой меновой стоимости, например, следовало бы взять не количество общественно необходимого, т.е. абстрактного, труда, а полезность, потребительную стоимость, конкретный труд. Конечно, сравнивая одни потребительские блага с другими, мы ставим их в известный ряд сообразно иерархии своих потребностей, т.е., если угодно, “измеряем” их. Но здесь речь идет не о действительной мере этих благ, не о величине их стоимости, т. е. “не о том, что вообще понимается под "измерением стоимости"”. Сторонники этой точки зрения, как отмечает В. А. Штофф, думают, очевидно, “что если мы приписали числа разным объектам, классам или различным степеням какого-либо свойства и расположили их в некотором порядке, то этого уже достаточно, чтобы считать, что сами объекты и их свойства независимо от этой операции относятся объективно друг к другу так же, как и числа, которые мы им приписывали. Эта серьезная ошибка основана на предположении, что измерение не требует ничего, кроме приписывания чисел объектам”. Ничего предосудительного, конечно, нет в том, чтобы, например, качество спектакля оценивать числом его повторных постановок, а степень страха — уровнем адреналина в крови. Эту процедуру, однако, никак не следует истолковывать в духе эмпирического редукционизма — как игнорирование специфики качества, сведение его к количеству. Утверждение, что классификация качественных признаков является одним из случаев измерения или что измерение есть некий вид классификации, ошибочно, ибо предполагает необоснованное расширение сферы понятия измерения.

В действительности социальные явления и процессы могут быть измерены лишь с количественной стороны. Причем условием их измерения и соизмерения, т.е. предпосылкой приложения к ним количественных форм, является безразличие их качественных различий и подход к ним как качественно однородным явлениям. “Что является предпосылкой всякого липа количественного различия вещей?”, — спрашивал К. Маркс и отвечал: “Одинаковость их качества. Стало быть, количественное измерение работ предполагает однородность, одинаковость их качества”. Поэтому различные в качественном отношении вещи соизмеряются не со стороны их качества, а лишь с позиций того общего основания, к которому они должны быть сведены, когда их качества одинаковы. Только как выражение этого общего основания вещи выступают одноименными и соизмеримыми величинами. Отсюда понятно, что сведение явлений к однородному в качественном отношении состоянию предполагает абстрактный подход к ним, и, следовательно, количественное измерение осуществляется абстрактными формами, которые с самого начала относительно безразличны к качеству измеряемых объектов, его эмпирическим индикаторам. В противном случае невозможно их измерение и соизмерение.

К сожалению, переход от качества к количеству как необходимое условие измерения не всегда соблюдается не только в теоретическом познании, но и в эмпирических социальных исследованиях. Можно встретить немало анкетных опросов, осуществленных на основе непосредственного соизмерения качественных признаков, т.е. без предварительного выявления их однородности. Нередко в анкетах опрашиваемому предлагают непосредственно соизмерить в численных масштабах различные качества или степень какого-то его свойства, например, “честность”, “душевность”, “целеустремленность”, “коллективизм”, “оптимизм”, “скромность” и др.; оценить в баллах такие социальные ценности, как “любимая работа”, “здоровье”, “семейное счастье”. Несостоятельность всех этих измерительных процедур и вытекающих из них выводов доказывается не только философскими аргументами, в частности использованием категорий “количество” и “качество”, но и тем, что они не соответствуют элементарным требованиям теории измерения. “Признаки качественной переменной, — пишут Л. Мюллер и К. Шусслер, — не могут быть упорядочены на шкале или расположены по порядку величины”. Скажем, у качественной переменной “личное счастье” признак “хорошие друзья” не может быть “больше или меньше”, “выше или ниже” признака “здоровье”.

Отношения между качеством или градациями (степенями) данного качества как такового, если и обозначаются числами в определенном порядке (шкалы порядка), то объективно не предстают как количественные отношения. Числа 10 и 1, обозначающие, например, различную степень твердости двух тел, не означают, что мы в данном случае измеряем количества “твердости” или “мягкости”, т.е. отношение 10 к 1 есть мера количества “твердости” или “мягкости”. Если, например, алмазу приписывается число 10, а тальку — 1, то из этого вовсе не следует, что алмаз всего в 10 раз тверже талька или тальк в 10 раз мягче алмаза. “Поэтому процедуру установления шкал порядка нельзя толковать как измерение количества соответствующего свойства и установление того, "во сколько раз" количество этого свойства у исследуемого объекта больше (или меньше) соответствующей величины, принятой за единицу (т. е. твердость талька — 1), не является единицей измерения твердости металлов”. Еще более неприемлемым будет “измерение” количества какого-либо социального качества.

Измерение количественных сторон социальных процессов и явлений, как и их качественную классификацию, нельзя сводить к эмпирическим процедурам, а проблему измерения решать в рамках соотношения теоретического и эмпирического. Измерение в прикладном исследовании, особенно когда речь идет о приложении теории к практике, — нечто другое, чем эмпирическая операция. Оно неизбежно подчиняется теории, нуждается в разработке теории объекта измерения, измеряемой величины.

Многие производные измерения, проводимые на базе фундаментальных, вообще не требуют обычных эмпирических измерительных процедур, а теоретические принципы в этом случае применяются без какой-либо операционализации, не теряя своих метрических функций.

§ 4. Теоретические предпосылки объективной оценки социальных фактов и явлений

Познание социальных фактов и общественных явлений сопровождается оценками не только с точки зрения истинности знаний о фактах, но и с позиций того — полезны ли эти явления и факты для человека. Человек не только познает социальную действительность, но и оценивает ее и действует согласно как своим знаниям, так и оценкам. Последние составляют каждодневный, повторяющийся акт жизни человека и общества. Без ценностного подхода, без отбора и оценки того, что человеку нужно, невозможны ни деятельность человека, ни жизнь общества. Соответственно социальные факты и явления по отношению к человеку выступают не просто как объекты познания, но и как определенные ценности жизни и культуры, нуждающиеся в соответствующих оценках. Такие оценки нужны и для определения достигнутого состояния и результатов социального развития, ориентации общества и людей на те или иные ценности с точки зрения того, в какой мере они удовлетворяют потребности человека. Эти оценки образуют необходимый элемент и посредствующее звено перехода от социальной теории к практике.

Ориентация в мире социальных ценностей, столь необходимая для практики, требует придания теории кроме задач поиска истины свойств и функций, предназначенных для выполнения практической, прикладной задачи, т.е. для осуществления оценок творимой человеком социальной действительности в плане ее соответствия человеческим потребностям. В функции прикладного социологического исследования входит соответственно разработка принципов этих оценок, причем с прямым назначением — служить нуждам практики.

В анализе ценностного отношения человека к социальной действительности нельзя ограничиваться лишь субъективными критериями, важно найти лежащие в их основе объективные принципы и соответственно ценностный подход обосновать и объяснить научными предпосылками. Научное понимание мира ценностей и ценностных ориентации не лишает их собственной специфики, их особенностей как иного, отличного от научного способа освоения социального мира. Но без науки, научно-социологического подхода невозможно выйти на объективные оценки мира человеческих ценностей.

Экономические ценности являются одновременно социальными и могут, следовательно, оцениваться на основе объективных критериев, присущих первым, т. е- затратами общественного труда и времени, их структурой. Больше того, стоимость в своей сущности и для определенного общества выступает социальным отношением и социальным критерием не в меньшей степени, чем полезность благ, имеющая непосредственное отношение к нуждам человека, его жизненным потребностям. Так, стоимостными мерками объективно оценивается состояние социального равенства и неравенства, причем не только в качественном, но и в количественном отношении.

Социология при анализе социальных ценностей или ценностных ориентации человека обычно не пользуется категорией затрат труда. Социологи довольствуются ранжированием субъективных оценок: те или иные социальные ценности (социальные функции, роли) ставятся по их значимости для человека на первое, второе, третье и т. д. места, и это считается их “измерением”. Такое “измерение”, конечно, далеко от того, чтобы отражать объективную количественную сторону социальной действительности. Имея в виду подобную процедуру при оценке экономических благ, К. Маркс не согласился с тем, чтобы назвать ее измерением стоимости (полезности) этих благ. “...Человек, — писал он, — накладывая на известные предметы внешнего мира... штемпель "благ", все более и более сравнивает эти "блага" между собой и ставит их в известный ряд сообразно иерархии своих потребностей, т. е., если угодно, измеряет их”.

Социальные ценности, полезность социальных результатов могут быть измерены количеством той экономии социального времени, которая достигается благодаря этим ценностям внутри сферы социального. Причем их социальная эффективность будет тем выше, чем больше экономии достигается применением той или иной ценности по сравнению с затратами труда и времени на ее создание или освоение. С одной стороны, полезность социальных средств оценивается их способностью “при наименьшей затрате сил дать наибольшие и наиболее прочные результаты”, с другой — этого рода результаты получаются при “максимальной экономии сил”. Так, полезность научного знания как духовной ценности сводится к тому, что его использование дает обществу больше, чем общество затрачивает на его создание. По мнению Ф. Энгельса, “только один такой плод науки, как паровая машина Джемса Уатта, принес миру за первые пятьдесят лет своего существования больше, чем мир с самого начала затратил на развитие науки”.

Можно и нужно ввести в социальную науку наряду с понятием производительной силы труда категорию “социальной силы” человеческой деятельности, научить ее измерять, как измеряем производительную силу экономических полезностей: средств и предметов труда, самого человеческого труда, приемов и форм организации экономической деятельности и т. п. Сила ценностей социального порядка, начиная от средств и приемов социальной деятельности, форм ее организации и кончая самой деятельностью, измеряется тоже экономией времени, но уже не экономического, а социального. Она возникает из того, что социальные полезности при их использовании человеком способны высвободить социального времени больше, чем его затрачивается. Проблема, стало быть, сводится к тому, чтобы научиться, во-первых, определять высвобождаемое, сэкономленное время в сфере собственно социальной деятельности и, во-вторых, измерять затраты социального времени на получение указанного эффекта. Сопоставление сэкономленного социального времени с его затратами позволяет устанавливать эффективность как самой социальной деятельности человека, его социальных качеств, так и средств и форм этой деятельности.

Решение этой задачи или, вернее, подходы к этому решению можно проиллюстрировать рядом примеров. Так, ценности науки могут измеряться сопоставлением затраченного труда на ее освоение. Школьник, например, может освоить за несколько часов теорему, на разработку которой потребовались годы. Точно так же высококвалифицированный научный работник может в течение года выполнять исследовательскую работу и решить задачу, на решение которой потребовался бы 5-летний труд 10 младших научных сотрудников, обладающих среднеразвитыми способностями. Классный ученый, следовательно, по причине своей высокой подготовленности и более развитых познавательных способностей в течение года замещает труд 50 обычных научных работников. Его полезность как научного работника будет равна разнице между количеством высвобождаемого им и сэкономленного обществу труда 10 работников и затратами на развитие его собственных способностей и собственного труда.

Силу, ценность социальной или иной организации людей можно определить подобным же образом. Так, качество отдельного военного всадника, его умелость оценивается тем, что он одерживает победу над одним или большим количеством менее искусных и подготовленных наездников. Например, два мамлюка, обладающих высоким индивидуальным искусством верховой езды, по словам Наполеона, всегда побеждали трех французских кавалеристов. Однако тысяча французских всадников всегда побивала полуторатысячную конницу мамлюков. Сила организованности полка французской конницы в отличие от иррегулярной конницы мамлюков в этом случае измерялась бы пятьюстами замещаемыми всадниками, т.е. французы на каждый полк конницы за счет определенной системы организации экономили пятьсот кавалеристов. Затраты же на создание организационных преимуществ регулярной конницы не идут ни в какое сравнение с указанной экономией.

Можно было бы привести еще много примеров измерения социальных ценностей, своеобразной общественной силы социальной деятельности экономией тех или иных затрат и ресурсов общества. Однако частные случаи такого рода измерений должны быть выведены из общего принципа и обоснованы им. Этим принципом, как следует из сказанного, является экономия времени как формы бытия общества, меры его жизни и деятельности. Полезность всего того, что создается и используется человеком, сводится к тому, в какой мере экономится время при получении того или иного экономического или социального результата. Его полезность измеряется экономией времени, оставшейся после вычета из этой экономии затрат времени, связанных с ее достижением. В общем виде полезность или ценность блага П можно выразить формулой: П = Э — З, в которой Э будет обозначать объем полученной экономии времени, а 3 — затраты времени на создание того или иного блага с указанным эффектом — экономией (на единицу или весь объем этого эффекта).

Сведение полезности результатов деятельности человека и общества к экономии времени позволяет соизмерять самые различные общественные явления, в том числе экономические и социальные, переводить оценки с экономического языка на социологический и обратно. Вместе с тем общий принцип каждый раз должен быть конкретизирован, должны быть найдены производные из него формулы, пригодные для его приложения к специфическим областям общественной жизни.

Применительно к обществу в целом, рассматриваемому абстрактно, вне классов, принцип экономии времени как способ измерения уровня социального развития общества может быть выражен распределением времени общества между занятым в материальном производстве населением и остальным населением. Время занятых в материальном производстве будет рабочим временем общества, а время занятых вне материального производства — свободным временем. В этом случае последнее было бы сэкономленным от материального производства временем, а рабочее время — затрачиваемым на то, чтобы обществу иметь свободное время для других дел, для собственного социального развития. Сэкономленное время за вычетом рабочего времени представляет собой меру экономического и социального развития общества.

Литература

1. Ахлибининский Б. В., Храленко II. И. Теория качества в науке и практике: методологический анализ. Л., 1989.
2. Берка К. Измерения. Понятая, теории, проблемы. М., 1987.
3. Ленин В. И. Статистика и социология // Полн. собр. соч. Т. 23.
4. Овсянников В. Г. Методология и методика в прикладном социологическом исследовании. Л., 1989.
5. Подкорытов Г. А. О природе научного метода. Л., 1988.