§ 94. О воле
Л. Фейербах: История философии. Том
I. Бенедикт Спиноза
Так как порядок и связь вещей всегда остаются те же, рассматривается ли природа
как атрибут мышления или протяжения, то отсюда следует, что порядок
деятельностей и страстей тела и порядок деятельностей и страстей духа по природе
одновременны. Определение воли или решение духа и определение тела по природе
одновременны, или, скорее, это одна и та же вещь, которая называется решением,
когда она рассматривается как свойство мышления, и определением, когда она
рассматривается как свойство протяжения и выводится из законов покоя и движения.
Люди верят, конечно, твердо и упорно, что покой и движение и другие действия
тела зависят только от воли и духа и способности мышления; но они не знают и
никто ещё не показал, что может делать и творить одно тело по законам своей
природы, поскольку она рассматривается исключительно как телесная. При этом они
хотят также опираться на опыт и утверждают как факт, что тело было бы инертно,
если бы человеческий дух не был расположен к мышлению, и что вполне во власти
духа, например, говорить или молчать. Но что касается первого, то разве не
показывает нам, напротив, опыт, что когда тело инертно, то и дух не расположен к
мышлению. Ибо когда тело покоится во сне, то одновременно с ним и дух пребывает
в бездеятельности и не имеет способности мыслить, как в бодрственном состоянии.
Конечно, все уже испытали, что способность мыслить в различное время также
различна и что способность духа зависит от расположения и способности тела. Что
же касается второго, то, конечно, било бы лучше для человеческой жизни, если бы
молчание находилось во власти людей в такой же степени, как и речь. К несчастью,
мы знаем слишком хорошо из опыта, что люди меньше всего способны укрощать свои
влечения. Конечно, дитя думает, что оно желает молока по собственной воле;
мальчик в гневе думает, что он хочет мести; трус — что он хочет бегства; пьяный
— что он говорит по свободному определению духа то, в чем он потом, находясь в
трезвом состоянии, раскаивается. Дитя, глупец, болтун и большинство людей этого
рода придерживаются того же мнения, именно что они говорят по свободному решению
духа, тогда как они не могут противостоять своему стремлению говорить. Поэтому
так же ясно показывает опыт, как и разум, что люди лишь потому верят, что они
свободны, что хотя и сознают свои действия, но не знают причин, которыми они
определяются.
Относительно возможности по желанию молчать и говорить скажем ещё следующее. Мы
не можем ни на что решиться, если мы не вспомним этого. Мы не можем, например,
сказать слова, если его не вспомним. Но вспоминать или забывать не зависит от
воли духа. Поэтому решение духа, которое считается свободным, не отличается от
самого представления или воспоминания и не содержит ничего, кроме такого
утверждения, которое содержит идею как идею. Поэтому решения духа возникают в
нем с той же необходимостью, с которой возникают в нем идеи действительно
существующих вещей.
Из того, что люди сознают свои влечения и действия, но не знают причин, которыми
определяются их желание и влечение к предмету, происходит также их представление
о конечных причинах. Но конечная причина в действительности не что иное, как
стремление или желание человека, поскольку оно считается принципом или первой
причиной чего-либо. Если мы, например, скажем, что обитание было конечной
причиной или целью того или иного дома, то это значит лишь, что человек имел
желание построить дом, так как он представлял себе выгоды жизни в доме. Поэтому
обитание, поскольку оно считается, конечно, причиной, есть не что иное, как это
отдельное желание, которое в действительности является внешней причиной, но лишь
потому считается первой, что люди обыкновенно не знают причин своих стремлений.
Дух не имеет абсолютной или свободной воли, но он определяется к той или иной
воле причиной, которая также определяется другой, а эта в свою очередь — опять
другой и так далее, ибо дух есть известный и определенный способ мышления, и он
не может быть свободной причиной или иметь абсолютную способность хотеть или не
хотеть. Но точно так же не может быть в духе абсолютной способности к пониманию,
стремлению, любви и так далее Эти и подобные способности суть не что иное, как
общие отвлечения от отдельных и единичных явлений.
Воля есть не что иное, как способность утверждать и отрицать. Но дух не имеет в
себе воли, то есть утверждения и отрицания, кроме той, которую содержит идея как
идея. Ибо в духе нет абсолютной возможности хотеть и не хотеть, но лишь
отдельные акты воли, именно то или иное утверждение, то или иное отрицание. Дух,
например, утверждает, что три угла треугольника равны двум прямым. Это
утверждение заключает в себе понятие или идею треугольника и не может мыслиться
без идеи треугольника; но так же мало оно может существовать без нее, ибо
утверждение предполагает, как все другие способы мышления, идею как более раннее
по природе. Но идея треугольника также сама должна содержать в себе это
утверждение, именно что его три угла равны двум прямым. Поэтому и, наоборот,
идея треугольника не может ни существовать без этого утверждения, ни мыслиться,
и потому это утверждение относится к сущности идеи треугольника и не
представляет ничего вне нее. Но что имеет силу для этого отдельного акта волн,
верно также для всякого, именно что вне идеи нет ничего. Воля и разум поэтому
одно и то же. Ибо воля и разум не составляют ничего помимо отдельных волевых
актов и идей. Но отдельная воля и идея тождественны, следовательно, и воля и
разум также тождественны. Но чтобы понять, что сама идея содержит утверждение и
отрицание, надо точно отличать её от чувственного изображения. Ибо идея не
такова, как мертвая картина на доске; она есть понятие духа, вид и способ
мышления, разум, познание или деятельность самого познания.