<< Пред.           стр. 8 (из 9)           След. >>

Список литературы по разделу

  Во-вторых, произошло смещение классовой борьбы из сферы производства в государственную сферу. Нельзя сказать, в каком-то абстрактном смысле, что формы и функции государства предопределяются классовой борьбой. Правильнее будет утверждать, что они являются историческим выражением этих отношений в форме классовой борьбы. В рамках концепции государства как стратегического плацдарма, государственная политика объясняется с точки зрения стратегических причин. Это процесс, предполагающий стратегический расчет, не принимающий во внимание расчеты индивидуальных субъектов.
  Как мы видим, концепция относительной автономии имеет для Пуланзаса важное значение, однако способ ее применения, равно как и смысл, претерпели существенные изменения между выходом двух его книг - "Власть и социальные классы" (1974) и "Государственная власть и социализм" (1978). В более ранней работе концепция относительной автономии относилась к уровню институциональной автономии, предполагавшей необходимость организации единства фракций господствующего класса с тем, чтобы защитить их гегемонию над нацией-народом.
  Среди авторов, которые обнаруживают склонность к "левым", общепризнанной практикой стало "сокрытие" классовой борьбы под грудой метафор, позволяющих представить более широкое и гибкое объяснение разных элементов, составляющих социалистический проект. Сегодня модно говорить об "альтернативных местах борьбы" или подчеркивать значение социальных движений. Эта тенденция, по-видимому, во многом стала следствием систематических попыток освободить мар-
  253
  ксизм от редукционизма и разработать концепции, обосновывающие хотя бы частичную связность природы социальной реальности. В сущности, это довольно серьезный отход от "классического" марксизма, поскольку, помимо всего прочего, современные марксисты отказываются и от положения, что общество неизбежно будет развиваться по вполне определенному пути, и что классовая борьба неизбежно ведет к "конечной цели истории - к Коммунизму. Такой теоретический пересмотр основополагающих положений марксизма связан с фундаментальными изменениями в развитии капитализма - трансформацией трудовых отношений, ростом Кейнсианского "государства всеобщего благоденствия", упадком влияния профсоюзов и т.д. Во всех этих явлениях классовая борьба прослеживается не столь очевидно, и решающая роль рабочего класса в борьбе за социализм отнюдь не гарантирована. Подъем движений за охрану окружающей среды, а также феминизма, представляются современным марксистам огромным потенциалом и новым источником политической борьбы, способным трансформировать общество. Лишь немногие авторы-марксисты и сегодня защищают "классическую" марксистскую теорию государства. Большинство же предлагают специфически исторический анализ в рамках универсалистской концепции отношений между государством и экономикой. Отброшен инстру-менталистский интерес к тому, кто правит государством. Значительно более популярен подход, предполагающий, что либо классовая природа государства находит свое выражение в "структуре" капиталистического развития, либо государство является политическим аппаратом, с помощью которого осуществляется контроль над конкуренцией господствующих и подчиненных классов и социальными движениями.
  10.3. НЕОМАРКСИЗМ: КРИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
  Критическая теория является продуктом группы немецких неомарксистов, неудовлетворенных состоянием марксистской мысли в первой половине XX века, в особенности тенденцией к экономическому детерминизму. Авторами критической теории стала группа исследователей, работавших в начале 20-х годов в Институте социальных исследований во Франкфурте (Германия). Позднее они получили название "Франкфуртской школы". После прихода к власти нацистов в 1933 году институт был закрыт, а многие из его сотрудников вынуждены были эмигрировать в Соединенные Штаты и продолжить работу в институте при Колумбийском университете (Нью-Йорк). После окончания Второй мировой войны некоторые из группы вернулись в Германию
  254
  (М.Хоркхаймер, Т.Адорно), другие, например, Маркузе, остались в США. Следует сказать, что критическая теория вышла за пределы Франкфуртской школы и имеет большое влияние в американской политической теории. Тем не менее, по своим ориентациям она носит прежде всего европейский характер. Среди наиболее известных участников Франкфуртской школы следует назвать основателя школы Теодора Адорно, а также ее видных представителей - М.Хоркхаймера, Г.Маркузе, Э.Фромма, Ю.Хабермаса, Ф.Поллока и других.
  Критическая теория направлена главным образом на различные аспекты социальной и интеллектуальной жизни. Марксизм, одухотворивший критическую теорию, как известно, сформировался прежде всего как критический анализ философских идей, а позднее - природы капиталистической системы. Поэтому критическая "школа" с самого начала занималась как проблемами общества, так и различными системами познания. Несмотря на критическую форму, основной целью этой группы исследователей был тщательный анализ природы общества. Как бы там ни было, все сторонники течения всегда заявляли о своем оппозиционном положении по отношению к господствующим идеям и мнениям.
  Будучи одной из вариаций марксистской теории, критическая теория начала с критики именно марксизма. В наибольшей степени ее пафос был направлен против экономического детерминизма, или, иначе, механистического марксизма. Некоторые из критиков (например, Юрген Хабермас) попытались обнаружить экономический детерминизм в оригинальных трудах самого Маркса, однако большинство занималось критикой неомарксизма, воспринявшего многие из марксистских положений в механистическом ключе. Критики не считали, что экономический детерминизм был ошибочным, поскольку обращал приоритетное внимание на экономическую сферу, но они считали его односторонним, поскольку следовало бы обратить не меньшее внимание и на другие сферы социальной жизни. Стремясь восстановить баланс, критическая "школа" перенесла акцент на культурную сферу. Критика была обращена не только к марксистским теориям, но и к практике, например, Советского Союза, которая, как они полагали, строилась на основании марксизма (например, Маркузе).
  Объектом критики стали также некоторые методы философского исследования, в частности, позитивизм. Отчасти эта критика связана с критикой экономического детерминизма, признающего в какой-то степени позитивистскую теорию познания. Как известно, одним из важных постулатов позитивизма является утверждение, что один и тот же научный метод может применяться во всех сферах знания. В качестве стандарта точности и определенности позитивисты взяли естественные науки и распространили его на все остальные науки. Позитивисты считали,
  255
  что знание по природе своей нейтрально. Они считали, что необходимо изъять человеческие ценности из процесса исследования. Это убеждение, в свою очередь, привело их к выводу, что наука не может давать какие-либо рекомендации в отношении того или иного социального действия.
  Критическая "школа" выступала против позитивизма по нескольким основаниям.
  Во-первых, позитивизм обнаруживал тенденцию к упрощению.
  Во-вторых, тот факт, что социальный мир рассматривается ими по аналогии с естественным. Представители критической теории делали акцент, в отличие от позитивистов, на человеческой деятельности и ее влиянии на социальные структуры. Иными словами, по мнению Хабер-маса, позитивизм упускал действующих лиц (актеров) из виду, низводя их, по существу, до пассивных элементов, приводимых в движение "природными силами". Поэтому Хабермас полагал, что нельзя согласиться с тем, что общие законы науки могут быть прямо применены для объяснения человеческих действий.
  В-третьих, позитивизм уделял особое внимание средствам, используемым для достижения определенных целей, но он не сумел осмыслить сами цели. В результате критики пришли к выводу, что позитивизм по сути своей весьма консервативен и не способен бросить вызов существующей системе. Позитивизм обрекает актера и исследователя на пассивность. Марксисты, даже новейшего типа, разумеется, не могли согласиться с теорией, которая не связывает теорию и практику.
  Многие неомарксисты вообще отвергали позитивизм (например, адепты структурализма, аналитического марксизма) и даже полагали, что сам Маркс грешил позитивизмом.
  Тем не менее, большая часть критической литературы посвящена анализу современного общества и различных его компонентов. Ранние труды Маркса были посвящены главным образом изучению экономики. Критическая теория перенесла свой акцент с экономики на уровень культуры в свете того, что сегодня считается реальностью капиталистической системы. Иными словами, центр господства сместился из экономики в сферу культуры. Критическая ""школа", таким образом, сохранила свой интерес к проблеме господства, хотя и считает, что в современном мире это, скорее, будет господство, состоящее из культурных, а не экономических, элементов. Она говорит о культурной репрессии по отношению к индивиду в современном мире.
  Критическая теория сформировалась не только под влиянием марксизма, но также и теории Макса Вебера, акцентировавшего значение рациональности в формировании современного мира. Представители критической теории сделали вывод, что экономическая репрессия сменилась репрессией со стороны рациональности, и именно это стало до-
  256
  минирующей социальной проблемой. Они приняли веберовское различие между формальной и субстантивной рациональностью, а также его взгляд на значение разума. Для представителей критической теории формальная рациональность связана с вопросом о выборе эффективных средств для достижения поставленной цели. Такой подход рассматривается как "технократическое мышление", в котором цели служат цели господства, а отнюдь не освобождению людей от этого господства. Технократическое мышление противостоит разуму, который, по мнению теоретиков, является надеждой общества. Разум предполагает оценку средств достижения цели с точки зрения высших человеческих ценностей справедливости, мира и счастья.
  Сторонники критической теории рассматривали нацизм в целом и концентрационные лагеря в особенности как примеры формальной рациональности в смертельной борьбе с разумом. Иными словами, Освенцим - рациональное место, но отнюдь не разумное.
  Несмотря на кажущуюся рациональность современной жизни, критическая теория воспринимает ее как наполненную иррациональностью. Таким образом, ее сторонники говорят об иррациональности рациональности, а точнее - иррациональности формальной рациональности. Так, например, Герберт Маркузе считает, что, хотя современность и кажется воплощением рациональности, на самом деле общество в целом иррационально. Это происходит потому, что рациональный мир разрушает индивида, деформирует его потребности и способности. Мир поддерживается благодаря постоянной угрозе войны. И, несмотря на наличие вполне достаточных ресурсов, в мире сохраняется нищета, эксплуатация, репрессии и по-прежнему далеко не всякий человек имеет шанс на самореализацию.
  Критический метод был направлен главным образом только на одну форму формальной рациональности - современную технику. Маркузе, например, посвятил немало страниц своих трудов суровой критике техники, по крайней мере, в том виде, как ее использует капиталистическое общество. Он полагал, что господство техники в современном мире ведет к тоталитаризму. По его мнению, развитие техники неизбежно ведет к появлению новых, весьма эффективных и даже более "приятных" методов внешнего контроля за индивидом. Например, телевидение служит не только социализации, но и "умиротворению" населения. Той же цели служит спорт и секс. Маркузе отверг идею о том, что техника может быть нейтральной в современном мире, и рассматривал ее как средство господства над людьми. Она эффективна, поскольку кажется нейтральной, в то время как на самом деле она служит закабалению. Она служит подавлению индивидуальности. Внутренняя свобода подверглась нападению и слому благодаря современной технике. В результате, пишет Герберт Маркузе в работе "Одномерный человек", сформировалось
  257
  "одномерное общество", в котором живут "одномерные люди". В таком обществе люди теряют способность мыслить об обществе критично и негативно. Для Маркузе не техника сама по себе является врагом, а то, каким образом она используется в современном капиталистическом обществе. Таким образом, Маркузе подтвердил идею Маркса о том, что проблему составляет не сама по себе техника, а то, каким образом она может быть использована для построения лучшего общества.
  Кроме того, Франкфуртская "школа" много внимания уделяла сфере культуры. Мишенью критики стало то, что они называли "культурной индустрией", то есть рационализированные, бюрократизированные структуры (например, телевизионные сети), которые контролируют современную культуру. Вспомним, что Маркс называл культуру "надстройкой" над "экономическим базисом". Сторонники критической теории не отвергали этот марксистский тезис. Они полагали, что "культурная индустрия", занимающаяся производством того, что обычно называют "массовой культурой", это бюрократизированная, искусственная структура, а отнюдь не реальный феномен. При этом они делали акцент на двух аспектах проблемы:
  1. Они полагали, что она носит фальшивый характер. На эту мысль
  наводит наличие заранее подготовленной совокупности идей, которые затем доносятся до масс с помощью СМИ.
  2. "Культурная индустрия" осуществляет "умиротворяющую" репрессивную, оглупляющую функцию по отношению к людям.
  Рассмотрим, например, работу телевидения, показанную Дугласом Келлнером. Он связал телевидение с корпоративным капитализмом и соответствующей политической системой. Более того, он рассматривал телевидение не как монополию или организацию, контролируемую какой-то корпорацией, а как высоко конфликтное средство массовой информации, в котором пересекаются конкурирующие экономические, политические и культурные интересы. Таким образом, хотя Келлнер и работал в рамках критической теории, он не признал ее положения о том, что капитализм - это полностью управляемый мир. Тем не менее, для Келлнера телевидение - угроза демократии, индивидуальности и свободе, и он предлагает несколько способов борьбы с этой напастью. В частности, он считает, что для борьбы с этим "злом" необходимо добиваться большей демократической открытости, большего политического участия со стороны граждан, более широкого разнообразия телевизионных компаний и программ.
  Эта теория столь же критична была по отношению к "индустрии знания" (университетам и научно-исследовательским институтам), которые стали, по существу, автономными структурами в современном западном обществе. Их автономность позволила им выйти далеко за пределы поначалу установленных функций. Они превратились в струк-
  258
  туры подавления, в структуры, стремящиеся распространить свои влияние на все общество.
  Критический анализ капитализма Марксом вызвал у него надежду на будущее. В отличие от него многие представители критической теории пришли к разочарованию и безнадежности. Они рассматривали проблемы современного мира не как специфически присущие капитализму, а как неизбежные в рационализированном мире. Они видели будущее, если употребить терминологию Вебера, как "железную клетку", состоящую из все более рационализированных структур, что лишает человека всякой надежды на свободу.
  Для критических теоретиков вообще характерно давать больше критики, нежели конструктивных предложений.
  Представители критической теории попытались переориентировать марксистскую теорию в направлении субъективности. Гегелевские источники теории Маркса представляют особый интерес с точки зрения проблем субъективности. Их легко заметить, например, в одной из ранних работ Маркса "Экономико-политические рукописи 1844 года". Такой угол зрения был и до критической теории. Еще в 20-е годы XX века Карл Корш и Джордж Лукач, которые пытались соединить интерес к субъективному с объективными структурами, описанными Марксом. Однако Корш и Лукач еще не пытались осуществить фундаментальный пересмотр теории Маркса. Представителей критической теории отличала куда большая амбициозность.
  Это легче всего увидеть на подходе критической теории к проблеме культуры. Как уже было показано выше, критическая теория перенесла свой интерес с экономического базиса на культурную "надстройку". Один из факторов, спровоцировавших этот переход, заключался в том, что критическая "школа" сочла, что Маркс и его последователи переоценили значение экономических структур и в результате они уделили недостаточное внимание другим аспектам социальной реальности, в особенности культуре. Кроме того, в обществе произошел целый ряд внешних изменений. В частности, процветание в американской экономике после окончания Второй мировой войны создало впечатление, что внутренние экономические противоречия исчезли в целом, и классовые конфликты в том числе. Ложное сознание представлялось почти универсальным: все социальные классы, включая и рабочий класс, начали восприниматься как участники и сторонники капиталистической системы. Еще одним фактором было то, что хотя в Советском Союзе существовала социалистическая экономика, в целом государственный строй, по мнению критической теории, был столь же репрессивным, как и капиталистический. А поскольку экономические системы были разными, то пришлось искать источник подавления где-то еще. В конце концов, они обратились к культуре.
  259
  Таким образом, к уже перечисленным интересам "Франкфуртской школы" - рациональности, культурному производству и индустрии знаний - можно добавить еще одну группу интересов, причем одним из наиболее важных является интерес к идеологии. Не случайно философия Франкфуртской школы поначалу и называлась "критикой идеологии" (Ideologiekritik). Под идеологией критическая теория понимает систему идей, часто ложных, которую производит элита общества. Все эти специфические аспекты "надстройки" могут быть объединены под названием "критика господства".
  Поначалу интерес к проблеме господства стимулировался фашизмом в 30-40-е гг., но постепенно он сместился на проблему господства в капиталистическом обществе. Современный мир достиг стадии ничем не ограниченного подавления индивида. Фактически контроль является столь полным, что он больше уже не предполагает продуманных, осмотрительных действий со стороны власть предержащих. Контроль охватывает все аспекты культурного мира и, что еще более важно, входит во внутренний мир граждан. Как следствие, люди господствуют над самими собой от имени более широкой социальной структуры. При этом господство достигло настолько полной стадии, что оно вообще не выглядит как господство. Поскольку господство больше уже не рассматривается в качестве угрозы личности или предпосылки отчуждения, оно вообще сплошь и рядом воспринимается как данность. Фактически люди вообще теряют ориентации, они уже не знают, каким должен быть окружающий их мир. Таким образом, пессимизм критических теоретиков получает сильную поддержку, поскольку они тоже не видят, каким образом рациональный анализ может способствовать изменению ситуации.
  Важную роль в критической теории играет понятие, обозначенное Ю.Хабермасом как легитимация. Под ним он понимал системы идей, генерируемые политической системой, ради поддержки существующей системы. Они создаются таким образом, чтобы "мистифицировать" политическую систему так, чтобы было непонятно, что происходит.
  Кроме того, критическая теория проявляет интерес к актерам, их сознанию и тому, что происходит с ними в современном мире. Сознание масс находится под контролем со стороны внешней силы (в частности, культурного производства). В результате массы не в состоянии развить в себе революционное сознание. Тем не менее, представители критической теории, равно как и все марксисты, часто не различают индивидуальное сознание и культуру, а также не определяют связи между ними.
  Некоторые представители критической "школы", например, Герберт Маркузе, попытались соединить взгляды Фрейда на сознание и подсоз-
  260
  нание с интерпретацией культуры в критической теории. Из теории Фрейда представители критической теории взяли три основных постулата:
  1) положение о структуре психики, прямо положенное в основу критической теории;
  2) чувство психопатологии, которое позволило им понять как негативное влияние современного общества, так и неспособность граждан сегодня развить революционное сознание;
  3) способность психического освобождения.
  Интерес к индивидуальному сознанию позволил несколько снизить пессимизм критической "школы" и перенести акцент на культурные ограничители. Хотя люди и находятся под контролем, их сознание наполнено ложными потребностями и деэстетизировано, если использовать понятие Фрейда, у них есть либидо (в широком смысле, сексуальная энергия), которая оказывается главным источником энергии, способной преодолеть основные формы господства.
  Диалектика. Еще одним важным предметом интереса критической теории является диалектика. На наиболее общем уровне диалектический подход означает фокус на социальной тотальности. По их мнению, никакой частный аспект социальной жизни и никакой изолированный феномен не может быть понят до тех пор, пока он не увязан с исторической целостностью как глобальным единством. Такой подход предполагает отказ от фокусирования на каком-либо специфическом аспекте социальной жизни, в особенности, на экономике, вне более широкого контекста. Он также предполагает исследование взаимосвязей различных уровней социальной реальности и прежде всего индивидуального сознания, культурной надстройки и экономического базиса. Диалектика содержит в себе также методологическое предписание: один компонент социальной жизни не может быть исследован в изоляции от остальных.
  Диалектика имеет диахронический и синхронический компоненты. Синхронический компонент заставляет нас интересоваться взаимоотношениями между различными частями общества в рамках современной тотальности. Диахронический взгляд содержит в себе интерес к историческим источникам нынешнего общества, равно как и к его будущему. Господство над людьми со стороны социальных и культурных структур - то есть "одномерное" общество (Маркузе) является результатом специфического исторического развития, а отнюдь не универсальная характеристика человечества. Историческая перспектива опровергает широко распространенное мнение о том, что капитализм - это естественный и неизбежный феномен. С точки зрения представителей критической теории, равно как и остальных неомарксистов, люди привыкли рассматривать общество как "вторую природу". Для них оно - чуждое,
  261
  бескомпромиссное, постоянно что-то требующее от них, проявляющее на них свою власть и силу, то есть нечто, имеющее нечеловеческое содержание. Следовать правилам разума, вести себя рационально, добиваться успеха, даже быть свободным - значит сегодня приспособить себя к этой "второй природе".
  Будущее представляет некоторый интерес для критической теории, хотя вслед за Марксом она боится и отрицает утопизм. Теория предпочитает заниматься критикой современного общества и возможностями его изменения. Тем не менее, вместо того, чтобы направить свое внимание на экономическую структуру общества (как это сделал Маркс), они сконцентрировались на культурной надстройке. Диалектический подход привел к интересу к реальному миру. Прежде всего это означает, что теоретики не удовлетворены поиском истины в научных лабораториях. Высшей проверкой своих идей они считают степень их принятия и использования на практике. Этот процесс они называют аутентификацией, означающей, что люди - жертвы искаженной коммуникации - признают критическую теорию и используют ее для освобождения от системы. Здесь мы подходим к другому аспекту интересов критических мыслителей - проблеме освобождения человечества.
  Иными словами, критическая теория занимается также взаимодействием и отношениями между теорией и практикой. По мнению "Франкфуртской школы", при капитализме произошел разрыв между теорией и практикой. Теоретизированием занимается одна группа людей, а практикой - совсем другая. Во многих случаях теоретик оказывается недостаточно хорошо информированным относительно происходящего в реальном мире, именно это и приводит к появлению далеких от жизни теорий, к которым они относили также марксизм. Значит, необходимо вновь объединить теорию и практику. Теория должна обогащаться практикой, а практика - формироваться на основе теории. В процессе такого взаимодействия мощный толчок к развитию получат и теория, и практика.
  Несмотря на провозглашение этой весьма амбициозной цели, большинство представителей критической теории так и не смогли увязать теорию и практику. Если уж за что и критиковали их чаще всего, так это за то, что критическая теория обычно излагается таким языком, что остается непонятной массам людей. Кроме того, интерес критической теории к культуре как надстройке выразился в том, что она исследовала целый ряд весьма экзотических тем, не имеющих отношения к обыденной жизни.
  В сущности, резюмируя, можно сказать, что представители Франкфуртской школы ставят вопрос, сформулированный вполне в ленинском духе: как можно перейти из нынешней ситуации идеологического обмана, экономического и социального рабства - к просвещению и
  262
  освобождению? И дают на него следующий ответ: люди должны подвергнуть себя критической процедуре с тем, чтобы выяснить источник их верований о мире.
  10.3. ЮРГЕН ХАБЕРМАС
  "Франкфуртская школа" на удивление богата громкими именами. Среди них следует назвать Юргена Хабермаса - одного из крупнейших современных философов и теоретиков политики.
  Среди философских отметим его работы, посвященные исследованию отношений между знанием и интересами человека - пример более широкой проблемы отношений между субъективными и объективными факторами. По его мнению, субъективные и объективные факторы не могут рассматриваться в изоляции друг от друга. Системы познания существуют на объективном уровне, в то время как интересы человека в большей степени являются субъективным феноменом.______________
  ХАБЕРМАС, Юрген (род. в 1929 г.) - социолог, философ и политический теоретик. Один из наиболее значительных представителей "второго поколения" Франкфуртской школы. В 1971-1983 гг. содиректор Института по исследованию условий жизни научно-технического мира имени М.Планка в Штарнберге, затем профессор Франкфуртского университета имени И.В.Гете.
  Хабермас различает три системы знания и соответствующих им интересов. Интересы, которые лежат в основе каждой из систем знания, обычно неизвестны людям, поэтому задачей критической теории является их открытие.
  Первый тип знания - это аналитическое знание, или классические позитивистские научные системы. С точки зрения Хабермаса, лежащий в основе этого типа знания интерес - это технический контроль, который находит применение по отношению к окружающей среде, другим обществам, а также людям внутри общества. Он полагает, что аналитическая наука легко превращается в подавляющий контроль.
  Второй тип системы знания - это гуманистическое знание, и его интерес сводится к пониманию мира. Он исходит из общего представления, что понимание нашего прошлого в целом помогает нам понимать происходящее сегодня. Такая система знания имеет также практический интерес в понимании друг друга и понимании самого себя. Он не подавляет, но и не освобождает.
  Наконец, третий тип - критическое знание, которое представляет сам Хабермас и "Франкфуртская школа" в целом. Интерес, породивший этот тип знания, - это освобождение человека. Как предполагалось,
  263
  критическое знание, разрабатываемое Хабермасом и другими теоретиками, будет способствовать подъему самосознания масс (через механизмы, разработанные фрейдизмом), что приведет к возникновению социального движения, которое и обеспечит желаемое освобождение.
  Хабермас неоднократно указывал в своих работах, что его целью на протяжении многих лет была разработка теоретической программы, которая могла бы быть понята как реконструкция исторического материализма. Хабермас принял важное положение Маркса (человеческий потенциал) как свое собственное. Тем не менее, по его мнению, Маркс не сумел увидеть различие между трудом (работой, целенаправленно-рациональной деятельностью) и социальным (символическим) взаимодействием (или коммуникативным действием). С точки зрения Хабер-маса, Маркс проигнорировал последнее, что привело к определенной ограниченности его теории. По Хабермасу, проблема работ Маркса в ограничении самогенерирующего действия человеческого существа только трудом. Теоретик прямо говорит, что в качестве начальной точки своего рассуждения он принимает различие между работой и взаимодействием. В сущности, это различие проходит красной нитью через все труды Хабермаса, хотя с течением времени он начал использовать другие термины: целерационалъное действие (работа) и коммуникативное действие (взаимодействие).
  В свою очередь, рассматривая целерациональное действие, Хабермас вводит еще одно различие: инструментальное действие и стратегическое действие. И то, и другое, направлено на рассчитанную реализацию собственного интереса. Инструментальное действие предполагает наличие одного действующего лица (актера), который рационально анализирует наилучшие средства для достижения поставленной цели. Стратегическое действие предполагает наличие двух или трех индивидов, которые координируют свои целерациональные действия ради достижения какой-то цели. Целью и инструментального и стратегического действия является инструментальное господство.
  Наибольший интерес для Хабермаса представляет коммуникативное действие, то есть действия людей, которые координируются не с помощью эгоцентрических калькуляций успеха, а через акты достижения понимания. Участники коммуникативного действия не просто прежде всего ориентированы на свой собственный успех; они реализуют свои индивидуальные цели при условии, что они могут гармонизировать свои планы действий на основе общего определения ситуации. Иными словами, индивидуальная цель не достижима без коммуникативного взаимопонимания.
  В коммуникативном действии имеется важный речевой компонент. Однако оно не сводится только к речи и невербальной коммуникации, оно значительно шире.
  264
  Основное отличие Хабермаса от Маркса заключается в утверждении, что именно коммуникативное действие, а отнюдь не целерацио-нальное действие (работа), является отличительной особенностью феномена человека. Хабермас говорит о неискаженной коммуникации, то есть коммуникации без принуждения. Отталкиваясь от этого требования, Хабермас подверг критике искаженную коммуникацию. Хабермаса интересовали такие социальные структуры, которые и осуществляют искажение коммуникации, подобно тому, как Маркс исследовал структурные источники искажения труда. Однако Маркса и Хабермаса сближает то, что у них обоих была основная идея и это позволило им избежать релятивизма и выносить суждения относительно различных исторических феноменов.
  Хабермас подверг серьезной критике Макса Вебера и многих представителей критической теории именно за отсутствие основной идеи. Кроме того, для обоих мыслителей основная идея представляет не только аналитическую точку отсчета, но и политическую цель. Иными словами, если для Маркса такой целью было коммунистическое общество, в котором будет иметь место неискаженный труд людей, то для Хабермаса политической целью будет общество неискаженной коммуникации (ккоммуникативного действия). Маркс стремился к уничтожению капиталистических барьеров на пути к неискаженному труду. Хабермас был заинтересован в уничтожении барьеров для свободной коммуникации. Аналогичным образом, с помощью терапевтической критики, то есть формы аргументации, которая помогает прояснить систематическое самовосприятие, критический теоретик пытается помочь людям в целом преодолеть социальные барьеры на пути к неискаженной коммуникации. Таким образом, существует аналогия между психоанализом и критической теорией. Психоаналитик помогает пациенту во многом тем же способом, что и критик помогает угнетенным группам общества.
  Как и у Маркса, хабермасовский идеал будущего общества находится в современном мире. Мы подходим к проблеме рационализации в трудах Хабермаса. Здесь чувствуется влияние не только Маркса, но и Вебера. Хабермас вводит различие между целерациональным действием и коммуникативным действием. Более ранние теоретики концентрировали свое внимание, считает Хабермас, на рационализации целера-ционального действия, которое привело к росту производительных сил и расширении технологического контроля над жизнью. Эта форма рационализации, как об этом писали и Вебер, и Маркс, является главной, возможно, самой главной проблемой современного мира. Однако проблемой является рационализация целерационального действия, а не рационализация как таковая. Фактически он предпочитает рационализацию коммуникативного действия. Рационализация коммуникативного действия, собственно, и делает его свободным от господства. Рациона-
  265
  лизация, тем самым, воплощает эмансипацию, снимает ограничения с коммуникации. Именно здесь находится место для легитимации и идеологии. Именно они и являются двумя наиболее важными причинами искажения коммуникации и должны быть поэтому уничтожены.
  Развитие новой, менее ограничивающей нормативной системы лежит в центре теории социальной эволюции Хабермаса. Вместо новой производительной системы рационализация приводит к новой, менее искаженной нормативной системе.
  Конечной точкой эволюции, по Хабермасу, является рациональное общество. Под рациональностью он понимает устранение барьеров, искажающих коммуникацию, а в более широком смысле она означает систему коммуникации, в которой идеи представляются открыто и защищаются от критики, а с помощью аргументации достигается соглашение.
  Хабермас вводит и еще одно различие между коммуникативным действием и дискурсом. Если коммуникативное действие имеет место ежедневно, то дискурс - эта такая форма коммуникации, которая выведена за пределы контекста опыта и действия и структура которой убеждает нас, что рекомендации, предупреждения и утверждения являются эксклюзивным объектом дискуссии; а также, что ее участники, равно как и темы, ничем не ограничены, разве что только отсылкой к цели обсуждения поставленных вопросов; что не применяется никакая иная сила, кроме еще лучшего аргумента, и что всякие мотивы, за исключением совместного стремления к истине, исключены.
  В теоретическом мире дискурса спрятанная под миром коммуникативного действия существует "идеальная речевая ситуация", в которой не сила и не власть, а наилучший аргумент празднует победу. Чем убедительнее аргументы и надежнее свидетельства, тем ближе к истине подходят говорящие. Аргументы, которые вытекают из дискурса (и относительно которого участники приходят к согласию) являются истинными. Тем самым, Хабермас признает консенсусную теорию истины. Такая истина является частью всей коммуникации, а ее полным воплощением становится цель эволюционной теории.
  Консенсус теоретически возникает из дискурса, когда все четыре типа обоснования признаются всеми участниками, а именно:
  1) утверждения говорящего воспринимаются как понятные и продуманные;
  2) предложения говорящего истинны; его текст содержит достоверное знание;
  3) говорящий выглядит правдивым в момент, когда выдвигает предложения - ему верят;
  4) говорящий имеет право выдвигать соответствующие предложения.
  266
  Консенсус и возникает, когда все эти требования приняты, и он разрушается, если одно из условий оказывается сомнительным. В современном мире действуют силы, которые разрушают этот процесс, не допуская возникновения консенсуса, и именно эти условия должны обеспечить идеальное общество Хабермаса.
  Таким образом, в рамках традиции критической теории Хабермас разработал свою собственную. Он и сегодня остается ведущим теоретиком левого политического спектра.
  Вопросы для самопроверки <Р
  1. По каким признакам Грамши и Пуланзаса можно отнести к марксизму? Что у них общего, что их различает?
  2. Как Грамши и Пуланзас понимают государство?
  3. Какова роль классовой борьбы в современной марксисткой
  4. интерпретации?
  5. Что Пуланзас понимает под "относительной автономией"?
  6. Маркс описывал государство как инструмент правящего капиталистического класса. Сохраняет ли это положение свое значение и сегодня?
  7. Какова роль новых социальных движений в оценке современных марксистов?
  8. В чем смысл критической теории?
  9. Объясните основные идеи теории коммуникативного действия Ю.Хабермаса.
  10. Что такое дискурс?
  Дополнительная литература
  1. Грамши А. Тюремные тетради в трех частях. Часть 1. М., 1991.
  2. Пуланзас Н. Политическая власть и социальные классы капиталистического государства // Антология мировой политической мысли в 5 томах. Т. 2. С. 807 - 825.
  3. Власть. Очерки современной политической философии Запада / Под ред. В.В.Мшвениерадзе. М.: Наука, 1989. С. 65-94.
  4. Хабермас Ю. Демократия, разум, нравственность. М., 1995.
  5. Гайда А.В., Вершинин С.Е., Шульц В.Л. Коммуникация и эмансипация: критика методологических основ социальной концепции Ю.Хабермаса. Свердовск, 1988.
  6. Давыдов Ю.Н. Критика социально-философских воззрений Франкфуртской школы. М., 1977.
  267
  Лекция 11
  СТРУКТУРАЛИЗМ И ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ
  Структурализм - это общее название методов гуманитарных наук, связанное с обнаружением и описанием структур в разных областях культуры. Становление структурализма происходило в 20-50 гг. XX в. Он начался в лингвистике, затем распространился на философию и, наконец, на сферу специальных теорий, в том числе и политическую теорию.
  СТРУКТУРА - совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих воспроизводимость при изменяющихся условиях.
  11.1. СТРУКТУРАЛИЗМ:
  КЛОД ЛЕВИ-СТРОСС
  Структурализм происходит от латинского слова "strao", что означает "класть рядами одно на другое, строить, располагать в порядке". Структурализм, как это явствует из названия, концентрирует свое внимание на структурах, причем его интересуют сегодня уже не столько социальные структуры, как это было поначалу, сколько струтуры лингвистические. Такая смена интересов получила название "лингвистического переворота", который весьма радикально изменил природу практически всех общественных наук.
  Структурализм явился продуктом разнообразных веяний в нескольких предметных областях. Основы структурной лингвистики и структурализма заложил швейцарский ученый Фердинанд де Соссюр (1857- 1913). В 1916 году он издал работу под названием "Курс общей лингвистики", в которой он поставил вопрос о необходимости рассмотрения языка как знаковой структуры. Заслуга де Соссюра заключается в том, что он ввел различие между языком (lingue) и речью (parole). Язык - это формальная, грамматическая система. Это система фонетических
  268
  элементов с управляемыми отношениями. Де Соссюр верил в существование предопределенных законов. Многие его последователи занимались преимущественно поиском этих законов.
  Наличие языка делает возможной речь. Речевое высказывание является также индивидуальным актом воли и понимания. Хотя де Соссюр и признавал значение использования людьми языка субъективным образом, он полагал, что использование речи отдельным индивидом не может представлять интерес для интересующегося наукой лингвиста. Предметом интереса для лингвиста должен стать язык как формализованная система, а не субъективный способ его использования отдельными людьми.
  Язык, таким образом, может рассматриваться как система знаков и смысл каждого знака становится понятным благодаря изучению отношений между знаками в системе. Особое значение имеют отношения различия и, в частности, бинарные оппозиции. Например, смысл слова "горячий" становится понятным по контрасту со словом "холодный", а вовсе не из общих представлений о мире. Смысл, разум, а в конечном счете и весь социальный мир, формируются благодаря структуре языка.
  Интерес к структуре перерос интерес просто к языку и распространился на всю знаковую систему. Такое направление исследований получило название "семиотики" и у него появилось много сторонников. Семиотика шире, чем структурная лингвистика, поскольку интересуется не только языком, но и другими знаками и символами, например, выражением лица, языком телодвижений, практически всеми формами коммуникации, а также литературными текстами.
  Основателем семиотики считается Ролан Барт, который распространил идеи де Соссюра на все сферы социальной жизни. Не только язык, но и поведение в обществе, в политике является своего рода знаками. Знаковыми процессами можно считать телевизионные программы, моду, кулинарию, то есть практически все, что нас окружает в повседневной жизни.
  Во французском структурализме наиболее крупной фигурой, безусловно, является Клод Леви-Стросс, которого также часто, наряду с Бартом, называют "отцом-основателем" структурализма. Леви-Стросс попытался применить понятие структуры к самым разным темам своих исследований, но для политической теории наибольшее значение имеет структурализм в антропологии. Например, Леви-Стросс для того, чтобы понять структуру мифов, обратился к исследованию примитивных обществ. В более широком смысле Леви-Стросс применил структурализм ко всем формам коммуникации. Его главная заслуга заключается в том, что он реконструировал широкий спектр социальных феноменов (например, кровное родство) как систему коммуникаций, что позволило сделать их предметом структурного анализа.
  269
  Леви-Стросс в работах "Структурная антропология" (1958), "Мифо-логики" (1964-1971), "Структурная антропология-2" (1973) и других изложил основные принципы структурной методологии. Кратко их можно сформулировать следующим образом:
  1) изучая явления культуры, следует обратить преимущественное внимание не на их элементы, а на структуры;
  2) исследуя культурные феномены, следует делать это синхронно (т.е. одновременно, в их совпадении во времени), а не диахронно (т.е. последовательно);
  3) приоритет в исследовании принадлежит структурам, а не субъектам.
  Леви-Строссу удалось показать, что в мифах народов, даже никогда не вступавших друг с другом в контакт, отражаются одни и те же структуры. Он также доказал, что первобытное мышление в своей основе не отличается от мышления современного.
  Проиллюстрируем сказанное примером. Леви-Стросс сравнил лингвистическую структуру со структурой кровного родства. В результате он пришел к следующим выводам:
  во-первых, термины описания кровного родства аналогичны фонемам языка;
  во-вторых, ни термины родства, ни фонемы не имеют смысла сами по себе. Они обретают этот смысл только будучи помещенными в более широкую систему. Леви-Стросс использовал целый ряд бинарных оппозиций в своих антропологических исследованиях (например, сырое/вареное), подобно тому, как де Соссюр применил их в лингвистике;
  в-третьих, он признал, что существуют эмпирические вариации в зависимости от места как в системах фонем, так и в описании кровного родства, но даже эти вариации могут быть прослежены вплоть до общих, имплицитно присутствующих знаков.
  Самое важное то, что, по его мнению, и система фонем, и система кровного родства являются продуктами структур разума. Однако они - вовсе не продукт сознательного мышления, а следствие бессознательной, логической структуры разума. Эти системы, равно как и структуры разума, который их сформировал, действуют на основе общих законов.
  Еще один пример. Брачные правила и системы родства сформулировали ряд процессов, позволяющих установить определенный тип коммуникации между индивидами и группой. Опосредующим фактором в этой коммуникации выступает женщина, которая, также как слова в системе языка, циркулирует между кланами, родами и семьями. Право обмена женщинами как противовес кровосмешению, может функционировать лишь в замкнутой системе нескольких брачных классов, передающих женщин "по кругу", так что все время сохраняется равновесие. Внутри этих систем Лео-Стросс выделили минимальные единицы как
  270
  элементарные структуры общества. Эти структуры являются не биологическими данными, представляют культурный символизм.
  "Система родства существует только в человеческом сознании; она представляет собой произвольную систему"1.
  Эту модель Лео-Стросс распространил на экономику, которая под рубрикой обмена товаров формирует символическую систему, сравнимую с обменом женщин в системе родства и обменом слов в системе языка.
  11.2. ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ: ЖАКДЕРРИДА
  Многие исследователи называют в качестве конкретной даты рождения постструктурализма лекцию, впоследствие одного из лидеров этого течения - Жака Дерриды, прочитанную им в 1966 году. В этой лекции он провозгласил приход новой эры - эры постструктурализма. Вопреки структуралистам, в особенности тем, кто поддерживал "лингвистический переворот" и полагал, что люди ограничены структурой языка, Дерида свел весь язык к "тексту", ни в чем не ограничивающему субъекта. Более того, Деррида даже социальные и политические институты начал также рассматривать в качестве "текста". Как он говорил сам, он произвел деконструкцию языка и социальных институтов. После завершения деконструкции стало ясно, что остался только текст.
  Структуралисты видели в языковой системе закон и порядок. Для Дерриды язык стал воплощением беспорядка и нестабильности. Бесполезно искать в языке какие-либо законы. Поэтому для постструктуралистов столь важна деконструкция. Позднее она не только станет отличительным признаком и смыслом постструктурализма, но также станет основанием для постмодернизма.
  ДЕКОНСТРУКЦИЯ - критика метафизического способа мышления от Платона до Гуссерля и Рикера, основанная на понимании бытия как присутствия, данности, абсолютной полноты смысла и т.д. Деконструкция критикует метафизическую традицию по нескольким направлениям (Деррида понимает под ней всю европейскую традицию мышления). Общая стратегия деконструкции связывается в основном с двумя основными ходами: 1) переворачивание (любая бинарная оппозиция предполагает иерархическую структуру).
  1 Цит. по: Керимов Т.Х. Структурализм // Современный философский словарь / Под ред. В.Е.Кемерова. Панпринт. 1998. С. 872-873.
  271
  Переворачивание означает "не просто отменить всякую иерархию, ведь анархия всегда лишь упрочивает существующий строй, метафизическую иерархию, не изменить или поменять местами термины определенной иерархии, но преобразовать саму структуру иерархии" (Деррида); 2) реконструкция - реконструкция иерархии предикатов и понятия и обобщения. В результате появляются понятия, которые в рамках метафизического дискурса не мыслились и не формулировались.
  Объектом неприязни со стороны Дерриды стал логоцентризм (поиск универсальной системы мышления, способной раскрыть, что такое истина, красота, правда и т.д.), преобладавший в западной политической мысли. Логоцентризм в немалой степени способствовал репрессиям в истории и подавлению свободы письма, по крайней мере, со времен Платона. Логоцентризм привел к "закрытию" не только философии, но и всех гуманитарных наук. Деррида поэтому поставил перед собой задачу деконструкции источников этого "закрытия", то есть репрессий, а также освобождения письма от того, что его закрепощало. Иными словами, речь идет о деконструкции логоцентризма.
  Хорошим примером рассуждений Дерриды является дискуссия, которую он называет "театр жестокости". Деррида начинает с рассуждений о традиционном театре, который, по его мнению, находится под влиянием системы мышления, которую он называет репрезентативной логикой. Иными словами, то, что происходит на сцене, представляет то, что происходит в "реальной жизни". Такая "репрезентативность" - Бог театра и она привносит в традиционный театр теологичность. Теологический театр - это подконтрольный, порабощенный театр.
  Сцена, по мнению Дерриды, является теологичной, поскольку - это структура, включающая в себя по традиции автора-творца, который издали наблюдает за тем, как воплощается его текст, регулирует время и смысл представления. Он позволяет спектаклю представлять его самого. Режиссеры и актеры, по существу, - просто интерпретаторы, которые более или менее непосредственно воплощают замысел Творца. Наконец, теологическая сцена включает и пассивную, сидящую публику - наблюдателей, или, иначе, потребителей зрелища, тех, кто получает от него удовольствие.
  Деррида предлагает альтернативную сцену (или альтернативное общество?), на которой речь перестанет управлять сценой. Это означает, что сцена больше не будет подконтрольна автору и его тексту. Автор потеряет свою диктаторскую функцию по отношению к тому, что происходит на сцене. Актер полностью раскрепощен, никто не указывает ему, что и как нужно делать. Но это вовсе не означает, что сама сцена
  272
  становится анахронизмом. Деррида говорит об альтернативной сцене, предлагая, по существу, деконструкцию традиционного театра.
  В более широком смысле Деррида распространяет этот подход на общество в целом. Подобно тому, как он хочет освободить театр от диктатуры автора, он хочет видеть общество свободным от идей всех интеллекутальных авторитетов, которые создали господствующий дискурс. Иными словами, Деррида хочет видеть всех нас настолько свободными, чтобы мы сами стали авторами своей пьесы.
  Здесь мы встречаемся с еще одной важной для постструктуралистов и постмодернистов концепцией - понятием децентрализации. Деррида хочет, например, чтобы театр дистанцировался от своего традиционного центра - автора, дав возможность актерам свободно выразить себя. Это положение также можно распространить на все общество. Деррида ассоциирует центр с окончательным ответом и, в конечном счете, со смертью. Центр связан с отсутствием того, что особенно важно для Дерриды, - игры и разнообразия. Будь то театр или общество, но если в них отсутствуют игра и разнообразие, то это будет статичный театр и статичное общество, - они мертвы. Наоборот, театр и мир в целом, не имеющие центра, будут открытыми, динамичными и саморефлексивными. По его мнению, не следует ожидать будущего или пытаться его прогнозировать. Иными словами, невозможно найти разгадку будущего в прошлом. Однако не следует и пассивно ожидать свою судьбу. Будущее создается и пишется нашими делами.
  Таким образом, отбросив типично западную приверженность к логике, равно как и интеллектулаьные авторитеты, в конце концов, Деррида так и не дает нам своего ответа, точнее, единственного ответа, поскольку сам по себе поиск ответа, поиск Логоса, был деструктивным и порабощающим. Все, что нам остается, так это только процесс письма, представления, игры и разнообразия. Довольно трудно описать стиль письма Жака Дерриды, поэтому для того, чтобы познакомиться с ним поближе, возьмем отрывок из его работы "Эссе об имени"2:
  "Представим себе ученого. Специализируясь в изучении ритуальности, он немедленно ухватился за это произведение, по крайней мере тот, кто не будет знать, что оно ему преподнесет. Как бы то ни было, он делает из него что-то свое, ему кажется, что он узнает в нем ритуальное развитие церемонии, даже литургии, и это становится его темой, объектом анализа. Конечно, ритуал не определяет сферу деятельности. Он присутствует везде. Без него нет общества, нет институтов, нет истории. Кто угодно может специализироваться в анализе ритуальности, следовательно, - это не специальность. Этот ученый, назовем его аналитиком, может оказаться, например, социологом, антропологом, историком или,
  2 Деррида Ж. Эссе об имени. М, 1998. С. 15-17.
  273
  если угодно, искусствоведом, литературным критиком, а может даже философом. Вами или мной. В какой-то степени, опираясь на свой опыт и более или менее непроизвольно, каждый из нас может играть роль исследователя или критика ритуалов: никто не лишает себя полностью этой возможности. Впрочем, чтобы играть роль в данном произведении и вообще играть роль где бы то ни было, необходимо вписаться в логику ритуала и, одновременно, быть способным в определенной степени относиться к ней критически, чтобы правильно вести себя, избегать ошибок и нарушений. Нужно понимать нормы и интерпретировать правила функционирования.
  Граница между действующим лицом и аналитиком, как бы они ни были далеки друг от друга, каким бы ни было различие между ними, представляется весьма нечеткой и всегда проницаемой. В какой-то степени она даже должна быть пересечена, чтобы стали возможными, с одной стороны, анализ, а с другой - соответствующее поведение, подчиненное общепринятой ритуальности.
  Однако "критический читатель" (critical reader) справедливо возразит, что не все типы анализа эквивалентны: разве нет существенного различия между анализом того или той, кто, желая исполнить ритуал как нужно, должен разбираться в его нормах, и анализом того, кто не ставит своей целью приспособиться к ритуалу, но стремится объяснить его, "объективировать", представить его сущность и цели? Точнее, не существует ли между ними критического различия? Вполне возможно, но что есть критическое различие? Ведь если участник обязан анализировать, читать, интерпретировать, он также должен придерживаться некоторой критической и, в какой-то мере, "объективирующей" позиции. Даже если его активность часто граничит с пассивностью и даже со страстью (passion), он все же прибегает к критическим и критериологическим актам: по отношению к тому, кто в том или ином качестве становится участником ритуального процесса проводится строгое разделение (агент, пользователь, священнослужитель, лицо, совершающее жертвоприношение, аксессуарист-бутафор и даже отверженный, жертва, маргинал или pharmakos3, который сам может стать объектом приношения, так как приношение никогда не является просто вещью, но скорее дискурсом или, по крайней мере, возможностью дискурса, введением символически). Участник ритуала должен делать выбор, различать, дифференцировать, оценивать. Он должен приступить к некоему krinein4. Даже "сторонний наблюдатель", в данном случае - читатель, внутри произведения или вне его, оказывается в этом смысле в той же ситуации. Вместо того чтобы противопоставлять критика и некритика, вместо того чтобы выбирать между критичностью и некритичностью, между объективностью и ее противоположностью, следовало бы, с одной стороны, обозна-
  3 Pharmakos - греч. - служащий очистительной жертвой за грехи народа; козел отпущения.
  4 Krinein - греч. - отделять, разбирать, судить.
  274
  чить различия между критиками, а, с другой, поставить некритика в такое положение, которое бы не противопоставлялось и может быть даже не являлось чем-то внешним по отношению к критику. Критик и некритик, конечно, не идентичны, но в сущности они - единое целое. Во всяком случае, они - соучастники".
  11.3. МИШЕЛЬ ФУКО
  Наряду с Деррида, одним из крупнейших представителей постструктурализма является Мишель Фуко. В отличие от структуралистов, интересовавшихся, главным образом, проблемами лингвистики, Мишель Фуко работал по целому ряду теоретических представлений. Разумеется, Мишель Фуко испытал влияние своих предшественников, однако он не просто опирался на их идеи, а сумел их трансформировать таким образом, что сумел интегрировать их в свою весьма необычную теоретическую ориентацию. Например, он анализирует веберовскую теорию рационализации, но делает из нее другие выводы: никакой "железной клетки" нет, поскольку рационализация повсюду встречается с сопротивлением. В работах Фуко можно встретить и марксистские идеи, однако его больше интересовала "микро-политика власти", нежели власть на уровне общества. Нередко он прибегал и к методам герменевтики для того, чтобы лучше понять социальные и политические феномены. В трудах Фуко ощущается, кроме того, влияние феноменологии, однако он отрицал идею автономного, придающего смысл субъекта. В его текстах мы находим также элементы структурализма, но он не признает формальную модель поведения в соответствии с правилами. Что еще важнее, Фуко разделял интерес Ницше к отношениям между властью и знанием. Именно такое многообразие теоретических подходов и позволило причислить Фуко к постструктурализму.
  ФУКО, МИШЕЛЬ (1927-1984) - один из наиболее известных французских философов и политических мыслителей второй половины XX века. Славу ему обеспечило несколько неординарных произведений, оказавших сильное влияние на развитие современной социальной и политической мысли. Среди работ Фуко заметное место занимают не только его труды о власти, но также и трилогия, посвященная проблемам сексуальности - "История сексуальности" (1976), "Забота о себе" (1984) и "Использование удовольствия" (1984). В этих работах ясно отразился интерес Фуко к проблемам сексуальности, в особенности нетрадиционной сексуальной ориентации. Известно, что он приобщился к наркотикам в известном месте - Забриски пойнт в долине Смерти в Калифорнии.
  Фуко стремился дойти до края не только в своей личной жизни, но и в работе. Именно это позволило ему стать одним из наиболее известных мыслителей нашего времени. "Не спрашивай меня, кто я, и не проси меня остаться
  275
  таким же, - написал он однажды. - Больше, чем одна личность, без сомнения такая же как я, писала для того, чтобы не иметь своего лица". Фуко умер в 57 лет от СПИДа.
  В ранних трудах Фуко влияние структурализма было особенно заметным. Однако с течением времени оно несколько ослабло, замещаясь другими теоретическими подходами. Остановимся более подробно на эволюции взглядов Фуко.
  Фуко начал с разработки проблем методологии и того, что он назвал "археологией знания". Предметом его исследования были элементы знания - идеи, кредо, типы дискурсов. Он противопоставил свою "археологию знания" истории познания и истории идей, считая их излишне рациональными. По его мнению, в истории познания слишком много внимания уделяется преемственности. "Археология знания" стремилась установить определенные правила формирования условий того, что может быть сказано в рамках конкретного дискурса в любое данное время. Здесь ясно прослеживается влияние структурализма. Фуко проявлял особый интерес к проявлению дискурсивных событий, высказываемых в письменных утверждениях. В особенности его привлекали ранние формулировки того или иного положения. Он стремился вскрыть основные условия, сделавшие данный дискурс возможным. Совокупность этих утверждений и то, каким образом они формируют науку, проистекает не из предмета, а из основных правил дискурса и сложившихся практик. Точнее, Фуко интересовался основными практиками дискурса, которые, собственно, и создали основу для научного дискурса, в особенности в гуманитарных науках. Позднее Фуко отказался от этого типично структуралистского подхода, поскольку он ничего не мог сказать с его помощью об отношениях между властью и знанием - ницшеанской проблемой, которая имела особое значение для Фуко.
  Область интересов "позднего" Фуко может быть охарактеризована одной фразой - "генеалогия власти". Он многое берет у Ницше как философа, писавшего прежде всего о власти. Фуко начал размышлять о том, каким образом люди управляют собой и другими. В частности, он проследил, каким образом знание генерирует власть, превращая людей в подданных, и затем позволяет управлять ими с помощью знания. Он критиковал иерархизацию знания. Поскольку наиболее высоко ценимые формы знания (например, наука) обладают наибольшей властью, они и заслуживают самой серьезной критики. Фуко интересовали технологи, выводимые из знания (в особенности научного знания) и то, каким образом они используются различными институтами для осуществления власти над людьми. Хотя Фуко и сумел выявить связь между знанием и властью, "заговор элиты" оказался вне сферы его интересов, поскольку мыслителя больше привлекали структурные отношения. В истории Фу-
  276
  ко не увидел прогресса от жестокости примитивных обществ к современному гуманизму, основывающемуся на более широкой системе знаний (об этом много писали в 50-60 гг.). По его мнению, история развивалась от одной системы господства (основанной на знании) к другой. Причем всегда знание-власть подвергается "вызовам", поскольку сопротивление им неизбежно. Фуко часто обращается к историческим примерам, но по-настоящему его интересует только современность. Фуко пишет историю настоящего.
  В работе "Сумасшествие и цивилизация" (1965) он представил "археологию знания" на примере психиатрии. Фуко начинает свое исследование с эпохи Возрождения, когда разум и безумие еще не были разделены. Между 1650 и 1800 гг., то есть в "классическую эпоху", между ними устанавливается различие и в конце концов разум подчиняет себе безумие. Иными словами, Фуко описывает "прерванный диалог" между разумом и безумием.
  Разум торжествует в самом чистом виде, он одерживает триумф над застывшим безумием, которое выбрасывается из сферы воображаемой свободы. Время процветания безумия осталось в эпохе Возрождения. В Модерне для него уже нет места. "Кажется, еще совсем недавно оно, не стесняясь, выходило на белый свет, - пишет Фуко, - вспомним, хотя бы, короля Лира или дон Кихота. Но не прошло и полвека, как безумие оказалось заточенным в крепость".
  Здесь очевидно влияние образа "железной клетки", описанного Максом Вебером. Безумные (иррациональное) отгорожены прутьями "железной клетки", построенной из разума (рационального).
  Научная психология XIX века выросла именно на основе введения разделения между человеком безумным и находящимся в здравом уме, осуществленном в предыдущем столетии. Фуко даже назвал психиатрию "монологом разума о безумии". Поначалу медицина была ответственна за физическое и моральное лечение безумных, однако позднее научная психиатрия преодолела моральные барьеры. Иными словами, подлинно психологическая медицина стала возможной только тогда, когда безумие было противопоставлено норме в качестве вины. По мнению Фуко, то, что считается сегодня психиатрической практикой, - это вполне определенная современная моральная тактика, берущая свое начало в XVIII столетии, которая заключается в поддержке права на жизнь в сумасшедшем доме, и, по существу, воплощающая мифы позитивизма. Таким образом, для Фуко психология и психиатрия - моральное начинание, а не научная сфера, и направлено против безумных, которые не в состоянии защитить себя от такой "помощи". Практически безумцы приговорены так называемым научным прогрессом к заключению в "гигантской моральной тюрьме".
  277
  Фуко, как уже понятно, не признавал никакого научного, медицинского или гуманитарного прогресса в лечении душевнобольных. Однако он заметил другой прогресс: нормальные люди усиливают подавление и угнетение душевнобольных, а ведь еще в XVII веке права здоровых и больных ничем не отличались друг от друга. Кроме того, в последние годы душевнобольных даже перестали судить по законам здоровых, мол, сумасшествие само себя осудит. Во многих отношениях такой внутренний контроль - это наиболее репрессивная форма контроля. Таким образом, "археология знания" приводит мыслителя к совсем иным выводам, чем делают историки. Такой метод исследования позволил Фуко сделать весьма важные выводы относительно роли гуманитарных наук в усилении морального контроля над людьми.
  Структурализм Фуко нашел свое выражение в том, что он выделил два типа безумия и показал, что на наиболее глубоком уровне безумие - это форма дискурса. Сумасшествие, особенно в "классическую" эпоху еще не связывалось с какими-либо психическими или физическими изменениями. Бессвязный язык бреда считался высшей истиной безумия Вспомним, хотя бы, с каким почтением на Руси относились к юродивым.
  Фуко использовал структуралистский метод и в более поздней книге "Рождение клиники", в которой он обратился к медицинскому дискурсу и лежащей в его основе структуре. Фуко писал:
  "В вещах, сказанных людьми, имеет значение не только то, что они могли бы думать по эту или ту сторону вещей, но и то, что их с самого начала систематизируют, делая для последующего времени бесконечно доступными новым дискурсам и открытыми задачам их трансформа-
  В книгах "Сумасшествие и цивилизация" и "Рождение клиники" Фуко доказал, что медицина была предшественницей гуманитарных наук. Вплоть до XIX столетия медицина была наукой классифицирующей и ее основной фокус был направлен на установление упорядоченной системы болезней. Лишь с XIX века медицина начала обращать внимание на сами болезни, на то, как именно они проявляются у отдельных индивидов и у более широкого общества (эпидемии, пандемии). Медицина, которая до этого занималась болезнью, теперь расширила сферу своего применения и начала заниматься также здоровьем людей - профилактикой заболеваний. Она встала на нормативную позицию, введя различие между здоровыми и больными людьми, то есть между нормой и патологией. Тем самым она подготовила почву для гуманитарного знания, которое перенесло эту дихотомию норма/патология на людей вообще, а также общество и государство.
  5 Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998. С. 22.
  278
  ДИХОТОМИЯ - последовательное деление на две части.
  Однако клинической структуры у медицины в то время еще не было. Ключом к пониманию процесса эволюции является момент зарождения клиник, в которых пациенты наблюдались в условиях постельного режима. Здесь Фуко ввел очень важное для понимания его теории понятие - "взгляд", то есть такой взгляд, который одновременно является знанием. Иными словами, знание выводится из того, что врач видит, а не из книг. Будучи структуралистом, Фуко рассматривал взгляд как своего рода язык без слов. Неудивительно, что его заинтересовала глубинная структура этого языка без слов. Способность видеть и трогать (в особенности во время аутопсии) больных и даже мертвых привела к важнейшим изменениям и стала важным источником знания. Фуко рассматривает анатомо-клинический взгляд как "великий прорыв" в западной медицине. Таким образом, имела место не эволюция знания, а эпистемологический переворот. Врачи перестали играть по старым правилам. У новой игры были новые правила. Эта игра заключалась в том, что люди (пациенты) превратились в объекты научного знания и практики. Или, если говорить в структуралистских терминах, изменилась природа дискурса - названия болезней, их типология, сфера объектов и т.д.
  Значение медицины для формирования гуманитарных наук, по Фуко, не только методологическое, но и онтологические, поскольку человек превращается в объект позитивного знания. Приведем отрывок из текста Фуко в книге "Рождение клиники":
  "...Речь идет только об области медицины и о способе, которым в течение нескольких лет структурировалось особое знание о больном индивиде. Чтобы клинический опыт стал возможным как форма познания, была необходима полная реорганизация больничной сферы, новое определение статуса больного в обществе и установление определенного отношения между содействием и опытом, между помощью и знанием. Необходимо было поместить болезнь в коллективное и однородное пространство. Необходимо было также открыть язык совершенно новой области: постоянной и объективно установленной корреляции наблюдаемого и высказываемого. Итак, было определено абсолютно новое использование научного дискурса: использование безусловной верности и покорности многоцветному содержанию опыта - говорить то, что видится; но также использование формирования и установления опыта - побуждать увидеть, говоря о том, что наблюдается. Таким образом, медицинский язык было необходимо расположить на этом внешне поверхностном, но, на самом деле, глубоко скрытом уровне, где формула описания есть в то же время разоблачающий жест. И это разоблачение
  279
  включает в себя в свою очередь дискурсивное пространство трупа как область первопричины и проявлений истины: раскрытую внутренность. Формирование патологической анатомии в эпоху, когда клиницисты определяли свой метод - не простое совпадение: равновесие опыта требовало, чтобы взгляд, устремленный на индивида, и язык описания покоились на устойчивом, видимом и разборчивом основании смерти.
  Эта структура, где артикулируется пространство, язык и смерть - то, что в совокупности называется клинико-анатомическим методом - образует историческое условие медицины, которое представляет себя и воспринимается нами как позитивное. Позитивное - приобретает здесь глубокий смысл. Болезнь отрывается от метафизики страдания, которому на протяжении веков она была родственна, и обретает в наблюдаемости смерти законченную форму, где ее содержание появляется в позитивных терминах. Болезнь, мыслимая по отношению к природе, была неоднозначным негативом, причины, формы и проявления которого объявляли себя не иначе как окольным путем и всегда издалека; болезнь, воспринимаемая по отношению к смерти, становится исчерпывающе разборчивой, без остатка открытой эффективному рассечению речью и взглядом. Именно тогда, когда смерть была эпистемологически интегрирована в медицинский опыт, болезнь смогла отделиться от контрприроды и обрести плоть в живой плоти индивидов.
  Без сомнения, для нашей культуры решающим останется то, что первый научный дискурс, осуществленный ею по поводу индивида, должен был обратиться, благодаря этому моменту, к смерти. Именно потому, что западный человек не мог существовать в собственных глазах как объект науки, он не включался внутрь своего языка и образовывал в нем и через него дискурсивное существование лишь по отношению к своему опыту "безумия" дал начало всем видам психологии; от выделения места для смерти в медицинском мышлении родилась медицина, которая представляет собой науку об индивиде. И возможно, в целом, опыт индивидуальности в современной культуре связан с опытом смерти: от вскрытых трупов Биша до фрейдовского человека упрямая связь со смертью предписывает универсуму свой особенный облик и предуготовляет речи каждого возможность быть бесконечно услышанной; индивид обязан ей смыслом, который не прекращается вместе с ним. Разделение, которое она проводит, и конечность, метку которой она предписывает, парадоксально связывают универсальность языка с хрупкой и незаменимой формой индивида. Чувственный и неисчерпаемый для описания по истечении стольких веков, он находит, наконец, в смерти закон своего дискурса. Она позволяет увидеть в пространстве, артикулированном речью, телесное изобилие и его простой порядок.
  Исходя из этого, можно понять важность медицины для создания наук о человеке: важность не только методологическую, в той мере, в ка-
  280
  кой она касается человеческого существа как объекта позитивного зна-
  Многие темы, затронутые ранее, вновь появились в еще одной работе Фуко - "Дисциплина и наказание" (1979), однако в ней больше внимание уделено генеалогии власти и существенно меньше структурализму, дискурсу и т.д. Знание и власть, по мнению Фуко, прямо и непосредственно предопределяют друг друга. В этой работе Фуко обратился к периоду между 1757 и 1830 годами, то есть к тем временам, когда пытки заключенных были заменены контролем над ними на основании тюремных правил. Эти изменения происходили отнюдь не по рациональным основаниям. Считается общепринятым, что отказ от пыток и переход к правилам тюремного содержания означал гуманизацию обращения с криминальными элементами. Отношение к ним стало более доброжелательным, менее болезненным и менее жестоким. Реальность же, считает Фуко, заключается в том, что наказание стало более рационализированным. Возможно, пытки в давние времена и были публичным зрелищем, однако это была дурная политика власти, поскольку среди зрителей нередко возникали бунты, то есть пытки провоцировали изрядные неприятности для власти.
  В случае пыток связь между знанием и властью очевидна. По мере развития правил эта связь становится все менее ясной. Новая система правил была более регулярной, более эффективной, более постоянной и более детализированной. Иными словами, эффективность делала наказание дешевле. Новая система создавалась отнюдь не с целью более гуманного обращения с заключенными, а, наоборот, с целью усиления наказания. Так появилась новая технология власти и наказания. Она была более многообразной, более эффективной, более бюрократизированной по сравнению с пытками. Но, что самое главное, она была более безличной и предполагала слежку уже не только за преступниками, но и за всем обществом.
  Новая технология дисциплинарной власти воспроизводила военную модель. Она представляла собой не столько всеобъемлющую систему власти, сколько систему множество микро-властей. Фуко описал "микрофизику" власти с присущими ей бесчисленными точками противоречий. Дисциплинарная власть включает в себя три инструмента:
  1. Иерархическое наблюдение, или способность официальных инстанций охватывать всю сферу своего контроля одним взглядом.
  2. Способность выносить нормализующие суждения и наказывать тех, кто нарушает нормы. О человеке могут судить в негативном ключе и даже наказать по причинам временных отклонений в
  ' Фуко М. Указ. соч. С. 292-294.
  281
  правилах (опоздание), в деятельности (невнимательность) или поведении (невежливость).
  3. Способность наблюдения за субъектами и вынесения суждений о людях и их поведении. Последний инструмент дисциплинарной власти включает в себя два предшествующих.
  Однако Фуко отнюдь не ограничивается негативным отношением к росту дисциплинарного общества, он видит в нем и положительные моменты. Например, он считает, что дисциплина совершенно необходимо в военной области, равно как и на производстве. Тем не менее, Фуко выражает серьезные опасения в связи с расширением сферы дисциплины, когда она, например, распространяется на государственную сферу, тем самым, превращая все общество в объект дисциплины.
  По его мнению, дисциплина разлита по всему обществу, затрагивая практически все его части и аспекты. Можно сказать, что она затрагивает большинство главных институтов. Фуко риторически вопрошает: стоит ли удивляться, что тюрьмы напоминают фабрики, школы, бараки, больницы, которые, в свою очередь, напоминают тюрьмы? В конце концов, делает вывод Фуко, происходит распространение дисциплинарной системы и уголовно-пеницетиарных институтов на все общество. Здесь очевидно присутствует образ "железной клетки", хотя и в несколько другом смысле, чем у Вебера.
  В этой работе Фуко снова обращается к проблеме происхождения гуманитарных наук - своей любимой теме. Переход от пыток к тюрьме означает переход от наказания тела к наказанию разума и души. Этот переход стал возможным с появлением понятия "нормы", нормальности, а также зарождением морали заключенного. В конце концов способность "судить" нашла свое проявление в появлении множества мелких "судей", таких, например, как психиатры и преподаватели. Это дало толчок к зарождению новых отраслей знания. Люди стали рассматриваться в качестве объектов познания. Так родился новый научный дискурс. Из этого Фуко сделал вывод, что гуманитарные науки, всего за сто лет возвысившие человека, выросли из дисциплины, ограничивающей человека.
  Необходимо упомянуть и еще один важный вопрос, раскрытый Фуко в "Дисциплине и наказании". Он обратился к проблеме, каким образом знание превращается в технологию власти. Для примера он взял Паноптикум (круглую тюрьму, в которой помещение надзирателя находится в центре). Такое устройство тюрьмы дает возможность тюремщикам полностью держать заключенных под контролем. Более того, надзиратели даже не обязаны постоянно присутствовать в своем помещении - уже сам факт наличия подобной структуры изрядно ограничивает заключенных. Если Паноптикум построен в форме круглой башни, охрана видит все камеры. Таким образом, Паноптикум оказывается
  282
  мощным источником власти для тюремщиков, поскольку обеспечивает им возможность тотального наблюдения за заключенными. Власть увеличивается еще больше, так как заключенные сами начинают себя контролировать, предполагая возможность наблюдения в любой момент. На этом примере, как считает Фуко, ясно прослеживается связь между знанием, технологией и властью. Он даже рассматривает Паноптикум как своего рода лабораторию по сбору информации о людях. На более высоком уровне абстракции Паноптикум становится для Фуко основанием всякого дисциплинарного общества.
  Коротко остановимся и на еще одной работе Фуко -"Истории сексуальности" (1980). Здесь также акцент сделан на генеалогии власти. Сексуальность, с точки зрения Фуко, - это крайняя точка перехода во властных отношениях. Он рассматривает, каким образом секс вписывается в дискурс человеческого общества и то, каким образом власть воздействует на этот дискурс.
  Фуко не согласился с широко распространенным мнением, что Викторианская эпоха в Англии означала подавление сексуальности в целом и сексуального дискурса в особенности. Вспомним, хотя бы, известный роман Фаулза "Женщина французского лейтенанта" и снятый по нему фильм. Наоборот, эта эпоха вызвала настоящий взрыв в развитии сексуального дискурса. Именно в те годы началось систематическое изучение сексуальности, ее классификация, накопление данных, проводились количественные и причинно-следственные исследования. По мнению Фуко, вся жизнь английского общества в эпоху королевы Виктории была пронизана сексуальностью, особенно в школах.
  Особое внимание Фуко уделяет медицине и медицинскому дискурсу по поводу сексуальности. По-видимому, именно медицине в наибольшей степени свойственен научный подход к этой проблеме. Однако Фуко видит в медицинском подходе больше морали, чем науки. Он более чем критичен по отношению к медицине, утверждая, что она не столько стремится к истине, сколько старается не допустить ее раскрытия. Не меньшую роль в искажении нашего отношения к сексуальности сыграла и религия, в особенности западное христианство. По мнению Фуко, все это самым непосредственным образом связано с гуманитарными науками и их стремлением обрести знание по этому вопросу. Подобно тому, как верующие исповедуются священнику, они раскрывают все свои секреты перед врачом, психиатром или социологом. Исповедь, в особенности на сексуальную тему, неизбежно приобретает научную форму. На Западе, пожалуй, больше, чем где-либо еще, наука тяготеет к вопросам секса. Короче, секс может объяснить все, или почти все.
  С точки зрения Фуко, научное исследование сексуальности предполагает, прежде всего, выяснение отношений между сексом и властью.
  283
  Власть представлена здесь не как единое целое, а в виде множества микроэлементов. Власть и сопротивление этой власти - всюду.
  До XVIII столетия общество контролировало преимущественно смерть. Но с начала этого века контроль был распространен и на жизнь, и, прежде всего, на секс. Власть над жизнью (сексом) имела две формы:
  1) "анатомическая политика человеческого тела", целью которой было дисциплинирование человеческого тела (и, главным образом, секса);
  2) "био-политика в отношении населения", целью которой является контроль и регулирование роста населения с помощью заботы о здоровье, жизненных ожиданиях (сначала нужно закончить университет, а потом уже думать о женитьбе...) и т.д.
  В обоих случаях общество начинает рассматривать жизнь как объект политики. На современном Западе секс стал важнее души и сравнялся по значимости с самой жизнью. С помощью познания сексуальности общество начинает использовать все большую власть по отношению к жизни. Однако несмотря на постоянное усиление контроля, Фуко видит также возможности для эмансипации (освобождения) через преодоление увлечения сексуальностью. Он видит возможности для роста сопротивления как со стороны тела, так и со стороны знания.
  Фуко скончался в 1984 году, а его современник Деррида продолжает работать и сегодня. Тем не менее, течение философско-политической мысли, которое символизировали эти две фигуры, - постструктурализм, ушло в прошлое, будучи замещенным очень тесно связанным с ним постмодернизмом. Между постструктурализмом и постмодернизмом всегда было крайне трудно провести демаркационную линию. Постмодернизм может быть рассмотрен как продолжение и преувеличение постструктурализма. По-видимому, на сегодняшний день - это одно из наиболее влиятельных течений в социально-политической мысли Запада.
  Вопросы для самопроверки Ф
  1. Сравните структурализм и постструктурализм: что между ними общего и что их отличает друг от друга?
  2. Что такое антропологический структурализм Леви-Стросса?
  3. Что такое деконструкция?
  4. Каким образом Деррида критикует логоцентризм?
  5. Что означает понятие децентрализации у Дерриды?
  6. Что такое "археология знания" и как ее применяет Фуко?
  7. Объясните понятие "генеалогия власти".
  8. Что позволяет объединить Дерриду и Фуко под одной шапкой постструктурализма?
  284
  Дополнительная литература
  1. Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998.
  2. Власть. Очерки современной политической философии Запада / Под ред. В.В.Мшвениерадзе. М.: Наука, 1989. С. 206-255.
  3. Подорога В.А. Метафизика ландшафта. М., 1992.
  4. История современной зарубежной философии: компаративистский подход / Под ред. МЛ.Корнеева. СПб.: Лань, 1997. С. 462-472.
  285
  Лекция 12
  МОДЕРНИЗМ И ПОСТМОДЕРНИЗМ: СПОР О СОВРЕМЕННОСТИ
  Сегодня в политической теории идет острая дискуссия о том, продолжает ли нынешнее общество принадлежать к эпохе Модерна (Современности) или же произошедшие в нем фундаментальные изменения уже привели его в пост-Современность (постмодерн). Рассмотрим эти теоретические позиции.
  12.1. ЭНТОНИ ГИДДЕНС:
  МОДЕРН - ОБЩЕСТВО РИСКА
  Крупнейшие политические и социальные мыслители XIX-XX веков Карл Маркс, Макс Вебер, Эмиль Дюргейм, Георг Зиммель и другие много внимания уделяли проблемам критического анализа общества Современности. Всех их отличало стремление определить точку зарождения Современности. Отдавая должное преимуществам, связанным с этим периодом в человеческой истории, они все, главным образом, занимались его критическим анализом.
  ГИДДЕНС, Энтони (род. 1938) - один из крупнейших социальных теоретиков и политических мыслителей Великобритании. Гидденс родился 18 января 1938 года. Он учился в Галльском университете, Лондонской школе экономики и Лондонском университете. Поначалу он занимался эмпирическими проблемами и его первые труды были посвящены проблеме самоубийства. С 1969 года он преподавал социологию в Кембриджском университете. Он принимал активное участие в международном сотрудничестве, результатом чего стала публикация в 1975 году книги "Классовая структура современных обществ", принесшая ему известность. В следующее десятилетие он опубликовал ряд немаловажных теоретических трудов. В 1984 года после многих лет работы он издал свое теоретическое кредо - "Устройство общества: очерк теории структуризации". В 1985 году он был назначен профессором
  286
  социологии Кембриджского университета. В настоящее время он является ректором престижной Лондонской школы экономики и политической науки.
  Для Маркса Современность была связана, прежде всего, с капиталистической экономикой. Он признавал прогресс, достигнутый капиталистическим обществом по сравнению с более ранними обществами, однако большая часть его работ посвящена критике данной экономической системы и ее недостатков (отчуждения, эксплуатации и т.д.).
  Для Вебера отличительной чертой современного мира стала экспансия формальной рациональности за счет других типов рациональности, что привело в конце концов к появлению "железной клетки" рациональности. Люди во все большей степени оказываются запертыми в этой клетке и, как следствие, все в меньшей степени оказываются в состоянии выражать присущие человеку черты. Разумеется, Вебер признавал преимущества прогресса рациональности, например, усиления бюрократии по сравнению с более ранними организационными формами, но больше всего его волновали проблемы, связанные с рационализацией. Конечно, современный мир рубежа XX и XXI веков сильно отличается от того, который анализировал Вебер столетие назад.
  Из сегодняшних теоретиков, сохранивших определенную преемственность с "классикой", следует назвать Энтони Гидденса - нынешнего ректора знаменитой Лондонской школы экономики и политической науки. Начало Модерна он прослеживает с XVII столетия и определяет его индийским словом Джагернаут1. Точнее, он использует этот термин для обозначения развитой стадии Современности (позднего, или высокого Модерна). Тем самым, Гидденс выступил против тех, кто утверждает, что мы уже вошли в постмодернистский мир,хотя и допускает возможность какого-то типа постмодернизма в будущем. Мы все еще живем в современном мире, но он сильно отличается от современности Вебера и Маркса, полагает Гидденс.
  Вот как Гидденс описывает "Джагернаут" Современности:
  "...неуправляемый мотор огромной мощи, которым мы можем будучи людьми управлять до определенной степени, но угрожающий выйти из-под контроля и разлететься на части. Джагернаут громит тех, кто сопротивляется ему, и хотя иногда кажется, что он движется по прямой дороге, время от времени он вдруг бросается в разные стороны, предвидеть эти броски невозможно"2.
  1 Джагернаут - в индийской мифологии одно из воплощений бога Вишну. Обычно этим понятием обозначается безжалостная, неумолимая сила.
  2 Giddens A. The Consequences of Modernity. L., 1990. P. 136.
  287
  Современность как форма Джагернаута - исключительно подвижна. Это "неуправляемый мир", который ни по своим масштабам, ни по динамике не имеет аналога ни в одной предшествующей системе. Кроме того, Гидденс полагает, что этот новый мир отнюдь не однолинеен. Он состоит из множества конфликтующих частей. Джагернаут движется сквозь время и пространство.
  Современность может быть определена через пять основных институтов:
  1. Капитализм, который характеризуется товарным производством,
  частной собственностью на капитал, наемным трудом и классовой системой.
  2. Индустриализм, предполагающий использование колоссальных энергетических ресурсов и машин для производства товаров. Влияние индустриализма не ограничивается сферой потребления, он оказывает воздействие и на другие сферы жизни - транспорт, коммуникацию!, даже быт.
  3. Надзор - новая характеристика, присущая именно Модерну, ко-
  торая была впервые отмечена Мишелем Фуко. Гидденс определяет ее как способность наблюдать за поведением подданных.
  4. Контроль над инструментами насилия, в том числе военной си-
  лой. Сюда входит также индустриализация войны.
  5. Национальное государство, радикально отличающееся от форм
  государственности эпохи до-Модерна. Для исследований нашей эпохи характерен больший акцент на национальном государст-ве,нежели на обществе.
  Что же обеспечивает динамизм Современности? Гидденс называет три характеристики Модерна, предопредляющие характер его развития. Во-первых, разделение времени и пространства. Оно, как и все положения у Гидденса, носит нелинейный характер. Оно диалектично. В обществах, предшествующих Современности, время всегда было связано с пространством (например, два дня пути). С развитием модернизации время было стандартизировано, а тесная связь между временем и пространством нарушилась. С этой точки зрения, и время, и пространство "утратили" свое содержание; никакое время или пространство уже не могло быть предпочтительным. Они превратились в чистые формы. В обществах до-Модерна пространство в значительной степени определялось физическим присутствием, то есть локальными местностями. С наступлением Современности время и пространство начали все больше отдаляться друг от друга. Поддержание отношений с теми, кто отсутствует или находится далеко, становятся обычным делом. Гонца сменила хорошо организованная почта. На смену почте пришел телефон, во всех его статичных, мобильных или спутниковых разновидностях.
  288
  Разделение между временем и пространством привело к некоторым немаловажным последствиям:
  1) оно сделало возможным создание рационального способа организации (например, бюрократии) и национальных государств, обладающих большой внутренней динамикой (в отличие от обществ до-модерна), и способных увзяывать локальную и глобальную сферу;
  2) оно привело к рационализации взглядов на всемирную историю и позволило искать в истории то, что сформировало настоящее;
  3) подобный раскол является важнейшей предпосылкой высвобождения, придающего динамизм развитию.
  Во-вторых, высвобождение означает выход социальных отношений локального контекста взаимодействий и их рекрутирование в неопределенном времени-пространстве. В современном обществе действуют два типа механизмов высвобождения:
  1. Символы (например, деньги). Мы можем взаимодействовать с другими людьми, находящимися далеко от нас во времени и пространстве. Так, мы можем из Москвы перевести деньги через банк "Барклай", штаб-квартира которого находится в Англии, нашему приятелю, который в это время путешествует по Индонезии. Или, например, воспользоваться деньгами от продажи домика, который наш дедушка купил на южном берегу Крыма лет 50 назад.
  2. Системы технических достижений или профессиональных экспер-
  тиз. Например,международное сообщество политологов - Международная ассоциация политической науки (IPSA). Экспертные системы помогают строить дома, в которых мы живем, и автомобили, на которых мы ездим. Без профессиональной экспертизы не обходится почти ни одно действие в человеческом обществе. Эксперты, таким образом, помогают преодолевать время и расстояние. Однако здесь важнейшую роль играет доверие. Так, для того, чтобы финансовая и правовая системы были работоспособными, необходимо, чтобы люди им доверяли.
  В-третьих, Гидденс называет в качестве еще одной характеристики динамизма современности рефлективность. Она имеет особый смысл, поскольку социальная и политическая практика постоянно изучается и реформируется в свете новой информации. В современном мире все открыто для рефлексии, включая и саму рефлексию. Рефлективность предполагает доверие к абстрактным системам, в частности, к экспертным оценкам. А это, по Гидденсу, предполагает возникновение зоны риска, ибо не всякая абстрактная система верна (позитивисты сказали бы, что никакая - не верна). Риск - глобальный феномен (ядерная война может уничтожить нас всех), и все большее число событий оказывает влияние на громадные массы людей. Поэтому Гидденс и называ-
  289
  ет Современность Джагернаутом, то есть нашему миру сегодня присуще онтологическое отсутствие безопасности.
  Что же случилось? Почему мы должны страдать от негативных последствий наступления Современности? Гидденс называет четыре основные причины:
  1. Ошибки создателей этого мира.
  2. Ошибки управляющих современным миром.
  3. Ненамеренные последствия благих намерений.
  4. Ошибочность нашего знания об обществе.
  Гидденс полагает, что никакой точный социальный прогноз о дальнейшем развитии общества невозможен в принципе. Поэтому современный мир не контролируем. Однако это не означает, что мы обречены на вечные ошибки вследствие недомыслия. Гидденс предлагает в качестве панацеи утопический реализм. Иными словами, он пытается найти баланс между утопическим идеалом и реальностью жизни в современном мире. Он высоко оценивает роль социальных движений, способных снизить риски Современности. Таким образом, Гидденс все же остается оптимистом.
  Гидденс полагает, что Модерн - это культура риска. Дело не в том, что социальная жизнь носит более рискованный характер, чем следовало бы. Скорее, концепция риска становится фундаментально значимой для того способа, с помощью которого действующие лица и технические специалисты организуют социальный мир. Модерн ограничивает риск в целом ряде сфер общественно-политической жизни, но в то же время он создает новые зоны риска, неизвестные в другие времена.
  Дальнейшее развитие эта проблема получила в нашумевшей работе Ульриха Бека "Общество риска: к новой Современности".3 По мнению Бека, мы продолжаем жить в условиях Модерна, однако в его новой форме. Предшествующая "классическая" стадия Модерна ассоциировалась с индустриальным обществом, а зарождающаяся новая Современность связана прежде всего с обществом риска. Мы еще не живем в обществе риска, но уже ушли из индустриального общества. Это означает, что современное общество содержит в себе элементы обоих Модернов. Более того, общество риска вообще можно рассматривать как форму индустриального общества, поскольку многие риски вытекают из деятельности промышленности.
  "Подобно тому, как модернизация разрушает структуру феодального общества в девятнадцатом веке и создает индустриальное общество, -
  3 Beck U. Risk Society: Toward a New Modernity. L., 1992.
  290
  пишет Бек, - модернизация сегодня разрушает индустриальное общество, и приходит другая Современность"4.
  Иными словами, мы наблюдаем сегодня не конец, а начало Современности, то есть Модерна, выходящего за пределы "классической" версии.

<< Пред.           стр. 8 (из 9)           След. >>

Список литературы по разделу