<< Пред.           стр. 21 (из 44)           След. >>

Список литературы по разделу

 Опровержение механицизма и учение о монадах
 
 "Примечательная ошибка" Декарта
 
 На основе всего вышеизложенного становится ясно, что Лейбниц не ограничивается различением планов механицизма и философского "финализма" с последующим наложением одного на другое, но идет намного дальше, подрывая устои механицизма. Согласно Лейбницу, протяженность и движение, фигура и число оказываются в действительности только внешними определениями реальности, не дальше плана видимости.
 
 Протяженность (Декартовы res extensa) не может быть сущностью тел, потому что ее одной недостаточно для объяснения всех свойств, присущих телам; инерции, т.е. определенного сопротивления. Это означает, что по ту сторону протяженности и движения существует нечто, обладающее не механико-геометрической природой (а значит, и не физической); напрашивается вывод, что его природа метафизична; именно она и является "силой". От такой силы происходит движение.
 
 Лейбниц считал, что он выиграл партию у Декарта, поскольку нашел у того "физическую ошибку". Декарт действительно утверждал, что в механических явлениях постоянным остается количество движения (mV, т.е. произведение массы на скорость), т.е. "мертвая сила". По Лейбницу, это научно не доказуемо: постоянной остается кинетическая энергия ("живая сила", как ее называет Лейбниц), которая определяется произведением массы на квадрат скорости (mV2).
 
 Между тем исправление физической ошибки Декарта приводит Лейбница к очень важному философскому заключению: составные элементы реальности и ее основа представляют собой нечто, находящееся вне пространства, времени и движения, т.е. в тех самых проклинаемых "субстанциях". Таким образом, Лейбниц вновь вводит в обиход субстанции как силовые начала, но теперь в качестве так называемых метафизических точек - деятельных, духовных единиц.
 
 389
 
 К этому решению Лейбниц пришел не сразу, а после интенсивного анализа картезианства, сначала заставившего его отказаться от Аристотеля, а затем через атомизм (вновь вспомнив Гассенди) - к преодолению влияния Декарта и восстановлению соответствующим образом продуманного, измененного и сокращенного аристотелевского понятия о субстанции.
 
 В цитируемом ниже отрывке из "Новой системы природы" Лейбниц с образцовой ясностью показывает последовательность своих умозаключений: "Вначале, едва освободившись от ига Аристотеля, я обратился к пустому пространству и атомам - наиболее пригодным для удовлетворения воображения. Однако, изменив мнение, после долгих размышлений я убедился, что невозможно найти принцип истинного единства в одной только материи, иначе говоря, в том, что является исключительно пассивным, ибо она представляет собой всего лишь бесконечное скопление частей. Но все же множество может обрести реальность только из действительных единиц, имеющих другое происхождение и представляющих собой нечто совершенно иное, нежели точки, относительно которых несомненно, что непрерывное не может состоять из них; дабы найти эти реальные единицы, я вынужден прибегнуть к атому формальному, ибо что-либо материальное не может быть в одно и то же время и материальным, и совершенно неделимым, иными словами, обладать истинным единством. Таким образом, пришлось снова обратиться к субстанциальным формам и, так сказать, восстановить их репутацию, столь поколебленную в настоящее время, но это надо было сделать таким образом, чтобы они стали доступны пониманию и чтобы пользование ими было свободно от тех злоупотреблений, которые делались. Итак, я нашел, что природа этих форм состоит в силе; а отсюда вытекает нечто аналогичное сознанию и стремлению, и, следовательно, их нужно понимать наподобие того, как мы представляем себе душу. Но как к душе нельзя прибегать для объяснения частностей в устройстве тел животных, точно так же, я думал, нельзя прибегать к этим формам для объяснения частных проблем природы, хотя они и необходимы для установления общих истинных принципов. Аристотель называет их первыми энтелехиями. Я, может быть, более понятно называю их первичными силами (forces primitives), которые содержат в себе не только акт или осуществление возможности, но и первичную деятельность".
 
 Лейбниц последовательно принимает на вооружение "энтелехию", обозначающую субстанцию, поскольку она содержит в себе собственную детерминацию и сущностное совершенство, т.е. собственную внутреннюю цель. Однако более типичным термином для обозначения первобытных сил-субстанций стало слово "монада" (от греч. monas - единица), неоплатонического происхождения (его ввел в обиход, хотя и в ином значении, еще Джордано Бруно).
 
 390
 
 
 
 
 
 
 
 
 Следствия из открытия Лейбница
 
 Прежде чем мы перейдем к рассмотрению учения о "Монадах", необходимо пояснить некоторые важные последствия, возникшие на основе открытия Лейбница.
 
 1. "Пространство" не может совпадать с природой тел, как того хотел Декарт, и еще менее может быть sensorium Dei, как считал Ньютон, или даже абсолютным свойством Божества, как казалось последователю Ньютона Кларку. По Лейбницу, "пространство" становится феноменом, иначе говоря, способом проявления реальности. Речь идет не о простой иллюзии, а о phaenomenon bene fundatum ("хорошо обоснованном феномене"). Пространство представляет собой порядок вещей, сосуществующих в одно и то же время, т.е. нечто, рождающееся из их соотношений. Значит, это не онтологическая величина (сущность) или онтологическое свойство вещей, а результат связей между вещами, смысл которого мы понимаем. Итак, он bene fundatum, потому что зиждется на действительных отношениях между вещами, но не будучи самостоятельным реальным существом, это - производный феномен. Полемизируя с Ньютоном и Кларком, Лейбниц прямо говорит, что пространство не "идол" в бэконовском смысле, а субъективный способ проявления вещей, хотя и на объективной основе (отношений между вещами).
 
 2. Аналогичные выводы Лейбниц делает и для "времени", которое становится, точно так же, как и пространство, чем-то вроде ens rationis (разумной сущности). Время не онтологическая река с реальным течением, равномерным и однородным, оно представляет собой bene fundatum - феномен. Как пространство берет начало во взаимоотношениях вещей, так и время есть феноменальный результат, вытекающий из последовательности вещей. Объективная основа времени заключается в факте нынешнего и последующего существования вещей, следующих одна за другой. Отсюда мы выводим идею времени. (Расценивать время как абсолютную сущность означало бы создавать "идола" в бэконовском смысле, что недопустимо.)
 
 391
 
 Короче говоря, пространство и время не реальности, существующие сами по себе, а феномены, вытекающие из существования других реальностей. Вот самое лаконичное определение, даваемое Лейбницем: "Пространство представляет собой порядок размещения тел, посредством чего они, сосуществуя, обретают определенное местоположение относительно друг друга; таким же образом и время - аналогичный порядок, относящийся к последовательности тел. Но если бы не было живых созданий, пространство и время остались бы как идеи Бога".
 
 Этот этап важен в дискуссии вокруг феноменальной природы пространства и времени для понимания последующей "революции", совершенной Кантом в данной области.
 
 3. Если дело обстоит таким образом, то разработанные механикой законы теряют характер математических, т.е. логически непреложных истин, и приобретают характер "законов соответствия", т.е. законов, основанных на правиле выбора лучшего варианта, по которому Бог сотворил мир и все вещи в нем. Это - еще один удар по механицизму, освобождающий место для лучшей теории - "финализма". Лейбниц пишет в "Началах природы и благодати". "Высочайшая мудрость Бога помогла выбрать, в частности, наиболее подходящие и соответствующие абстрактным или метафизическим основаниям законы движения. По этим законам всегда сохраняется одно и то же количество общей и абсолютной силы, или действия, одно и то же количество относительной силы, или противодействия, наконец, одно и то же количество направляющей силы. Кроме того, действие всегда равно противодействию, и полный эффект действия всегда равен его полной причине. Удивительно, но, принимая в расчет только действующие, или материальные, причины, невозможно правильно понять законы движения, открытые в наше время, причем часть их найдена мною. Я обнаружил, что необходимо прибегнуть к конечным причинам, не зависящим от принципа необходимости (как это происходит с логическими, арифметическими и геометрическими истинами), они зависят от принципа соответствия, т.е. мудрого выбора. Это одно из самых убедительных и явных доказательств существования Бога для тех, кто может углубляться в подобные вопросы".
 
 4. Картезианское видение мира и живых тел с механистических позиций отвергнут. Мир в своей совокупности действительно напоминает "огромный механизм", и механизмами являются, равным образом, все отдельные организмы вплоть до мельчайших частей; но механизм вселенной, как и механизмы-детали, реализуют Божественную волю, выполняя "конечную цель", намеченную Богом путем "выбора лучшего варианта". Таким образом, на смену механицизму пришел высший "финализм".
 
 392
 
 Разъяснение из "Монадологии": "Так, органическое тело каждого живого существа представляет собой что-то вроде Божественного механизма, или естественного автомата, бесконечно превосходящего любой искусственный автомат. Действительно, механизм, построенный с помощью человеческого искусства, не является сложным в каждой из своих частей: например, зубец латунного колеса состоит из частей или фрагментов, которые уже совсем не искусственные, в них нет больше ничего, что сохраняло бы характеристики машины, относящиеся к цели ее предполагаемого применения. Однако природные механизмы, т.е. живые тела, все же являются механизмами в своих мельчайших частях, и так - до бесконечности. В этом скрыта разница между природой и искусством, т.е. между Божественным искусством и нашим".
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Основы монадологической метафизики
 
 Нам уже известно, что, по Лейбницу, действительность состоит из "силовых центров", иными словами, из деятельных сил, метафизических и нематериальных точек, или атомов. "Силовые центры" представляют собой "простые неделимые субстанции", которые Лейбниц назвал "монадами" именно для того, чтобы указать на их простоту и неделимость, а "энтелехией" - для обозначения присущего внутреннего совершенства.
 
 Все существующее является либо одной простой монадой, либо совокупностью монад. Одним словом, монады представляют собой "элементы всех вещей", поэтому, если мы сумеем познать природу монады, то равным образом познаем природу всего сущего в мире. Но здесь рождаются новые проблемы.
 
 
 
 
 393
 
 
 
 Природа монады
 
 Какова природа монады? Или, лучше, если установлено, что монада - не материя, а "сила", то какова природа этой силы?
 
 Монаду следует понимать в общих чертах по аналогии с нашей психической деятельностью. Монада абсолютно неделима и вместе с тем обладает богатым и многообразным содержанием. Наш разум также един, но, одновременно с этим, богат и разнообразен по своему содержанию, состоящему из различных "представлений". Кроме того, наш разум переходит от одного представления к другому и от одного желания к другому, "стремится" к постоянному обновлению.
 
 И все-таки основными видами деятельности монады являются: а) деятельность восприятия и представления и б) тенденция к последовательным восприятиям. Собственно, эти два вида деятельности и определяют различия монад:
 
 "Монада сама по себе реально отличается от других только посредством внутренних качеств и действий, которые не могут быть ничем иным, как восприятиями (т.е. представлениями о сложном и простом или же о том, что является внешним) и стремлениями переходить от одного восприятия к другому: таковы принципы изменения. В действительности простота субстанции не исключает многообразия изменений, которые находятся вместе в той же простой субстанции и заключаются в разнообразии ее отношений с внешними вещами. Так, например, в точке, какой бы простой она ни казалась, находится бесчисленное множество углов, образованных пересекающимися линиями".
 
 Вот один из наиболее деликатных моментов монадологии (и это хорошо понимает сам автор). Построение Лейбница рискует превратиться в нонсенс или пустую игру парадоксальных суждений. Когда Лейбниц говорит, что природа деятельности всех монад состоит в восприятии (или в представлении), он не имеет в виду восприятие (или представление), сопровождаемое сознанием или пониманием. Между простым и сознательным восприятиями - большая разница. Лейбниц старается подчеркнуть это даже лексически, называя сознательное восприятие психологическим термином апперцепция. Итак, апперцепция свойственна только особым монадам, т.е. относящимся к душе и разуму, поэтому можно сказать, что воспринимают все монады, но лишь некоторые, кроме восприятия, обладают еще и апперцепцией. Но даже в монадах, обладающих апперцепцией, количество бессознательных восприятий бесконечно больше числа осознанных апперцепций.
 
 394
 
 Лейбниц изобретателен, доказывая положения своего учения. Он приводит пример: мы сами, хотя и обладаем апперцепцией как разумные существа, во многих случаях воспринимаем без апперцепции, иными словами, не отдаем себе отчета в том, что именно перед глазами: "Часто мы испытываем состояние, при котором ничего не помним и воспринимаем неотчетливо, например когда находимся в обмороке или погружены в глубокий сон без сновидений. В таком состоянии душа не очень заметно отличается от простой монады, однако, поскольку подобное состояние длится недолго, душа освобождается и становится чем-то большим".
 
 Еще более хитроумны замечания и умозаключения философа, изложенные в "Новых опытах о человеческом разуме", где он говорит о мелких восприятиях (petites perceptions). Это "незаметные восприятия", т.е. неосознаваемые нами восприятия, которыми наполнена наша повседневная жизнь, чему можно привести множество примеров. Вот один из них, ставший известным: "Есть тысячи признаков, заставляющих считать, что в нас ежеминутно существует бесконечное множество восприятий, но без апперцепции и обдумывания, т.е. в душе происходят изменения, которых мы не замечаем, потому что впечатления либо слишком незначительны, либо очень тесно связаны друг с другом, либо многочисленны, вследствие чего удается различать их только частично. Несмотря на это, впечатления беспрестанно заставляют ощущать их действие и даже чувствовать растерянность от их множества. Таким образом, мы не обращаем внимания на движение мельницы, шум воды, если проводим некоторое время поблизости и привыкаем к ним. Не потому, что это движение не затрагивает наших органов чувств и не вызывает никакого отклика в душе благодаря гармонии души и тела, а вследствие того, что лишенные новизны впечатления, находящиеся в душе и теле, недостаточно сильны, чтобы вновь привлечь наше внимание и нашу память. В самом деле, всякое внимание требует памяти и часто, когда мы не предупреждены, что надо обратить внимание на одно из наших сиюминутных восприятий, мы пропускаем его, не только о нем не задумавшись, но даже не заметив. Однако если кто-нибудь вдруг предупредит нас и обратит наше внимание на некое явление, допустим, шум, то мы его заметим и вспомним сразу после предупреждения, что уже слышали этот шум. Так, если мы не сразу замечаем какие-либо свои восприятия, то апперцепции от них образуются только по истечении некоторого времени (хотя и очень короткого) после предупреждения. Чтобы лучше судить о мелких восприятиях, которые нам трудно различать в общей массе (восприятий), я привык пользоваться примером звучания морского прибоя, всегда производящего впечатление на приходящих к берегу людей. Чтобы понять
 
 395
 
 это звучание, необходимо воспринять его составные части, т.е. шум и плеск каждой отдельной волны, несмотря на то, что любой из этих звуков можно узнать только в скоплении звуков всех других волн, т.е. в общем звучании, а если только одна волна производит шум, то звук невозможно заметить. Поэтому нужно, чтобы человек был хоть немного взволнован движением каждой отдельной волны, чтобы имелось какое-то восприятие каждого из этих звуков, какими бы легкими они ни оказались, в противном случае не помогут даже сто тысяч волн.
 
 Никто никогда не спит так глубоко, чтобы не почувствовать неясного и слабого ощущения; и мы никогда не проснемся от самого сильного шума в мире, если прежде не получим восприятия его начала, каким бы незначительным оно ни было. Равным образом веревка, никогда не порвется даже от очень большого усилия, если она не будет натянута и напряжена хотя бы минимальным усилием. Следовательно, эти мелкие восприятия по своим последствиям имеют большее значение, чем можно полагать. Именно они образуют это "неизвестное", т.е. ощущения, вкус, образы свойств, чувства, ясные в своей совокупности; но неясные по отдельности, они формируют впечатления, производимые на нас предметами извне и заключающими в себе бесконечность, - любое существо связано со всей остальной вселенной".
 
 Возвращаясь к утверждению Лейбница о том, что всякой монаде свойственно восприятие, можно сказать, что всякой монаде свойственно быть expressio multoum in uno (выражением многого в едином), где expressio обладает разными уровнями и только на самом высоком достигает сознания.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Каждая монада представляет вселенную
 
 Решение первой и основной проблемы, касающейся природы монады, немедленно выдвигает второй, не менее важный вопрос: что воспринимает и представляет каждая монада? Ответ Лейбница четок. Каждая монада представляет все остальные, иными словами, вселенную целиком. "Каждая субстанция с точностью выражает сущность всех остальных в силу существующих между ними связей", сотворенная монада представляет всю вселенную как целокупность.
 
 396
 
 Вот два отрывка с примерами, первый - из "Рассуждения о метафизике": "Всякая субстанция - как целый мир, как живое зеркало Бога или же всей вселенной, она отражает ее (вселенную) по-своему, особо, так же как один и тот же город представляется по-разному в зависимости от местонахождения наблюдающего. Поэтому мы можем сказать, что вселенная умножается во столько раз, сколько существует субстанций, а Божья слава умножается с ней наравне, пропорционально различным представлениям о Его творениях. <...> Можно сказать, что всякая субстанция каким-либо образом несет в себе особенности бесконечной мудрости и всемогущества Бога, подражая Ему по мере своих возможностей: она отражает, хотя и смутно, все происходящее во вселенной, прошлое, настоящее и будущее, а также все, имеющее определенное сходство с восприятием или бесконечным познанием. Поскольку все другие субстанции отражают, в свою очередь, эту субстанцию и приспосабливаются к ней, можно сделать вывод, что она распространяет свою силу на все остальные субстанции по аналогии с всесильным Творцом".
 
 В следующей цитате из "Монадологии" Лейбниц уточняет: "Впрочем, в том, что я сказал, видны априорные основания, почему не может быть иначе: Бог, приводя в порядок целое, заботится о каждой части, о каждой монаде, а представляющую природу монады ничто не может ограничить так, чтобы она представляла лишь одну часть вещей; смутно она представляет детали всей вселенной, а отчетливо - только небольшую часть того что наиболее близко к каждой монаде или превосходят ее по размерам; в противном случае любая монада была бы Божеством. Значит, монады ограничены не предметом, а способом познания предмета. Все монады смутно относятся к бесконечному, ко всему, но они ограничены и различаются между собой восприятиями". Это то, что греки называли "заговором всех вещей", а философы Возрождения обозначили выражением omnia ubique (все везде), иными словами, присутствие и отражение всех вещей в каждой из них.
 
 Следовательно, можно сказать, что учение Лейбница, согласно которому всякая монада представляет все остальные, является новым вариантом классической доктрины "все во всем", впервые изложенной греческими естествоиспытателями и медиками, а затем дополненной и разработанной с метафизических позиций античными неоплатониками и учеными Возрождения. Кроме того, выясняется, что античное учение о человеке как микрокосме теперь распространилось на субстанции: всякая монада есть микрокосм.
 
 397
 
 По Лейбницу, если любая монада стала "постоянным живым зеркалом вселенной", зеркалом всех событий вселенной, достаточно проницательный пытливый ум, может распознать в мельчайшей монаде все, что произошло, происходит и произойдет в будущем, сможет увидеть то, что отдалено во времени и пространстве, полную историю вселенной. В душе каждого из нас (как во всякой монаде) представлена единая "связь вселенной", но только в неопределенном будущем станет возможным объединение того, что пока от нас сокрыто.
 
 Смысл этой концепции Лейбниц передал выразительной формулировкой: "Настоящее всегда несет в себе зародыш будущего". В каждом мгновении присутствует совокупность времен и событий во времени, в хронологическом срезе.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Принцип тождества неразличимых
 
 Из всего вышеизложенного вытекает третья проблема: если все монады представляют всю вселенную, как же они различаются между собой? Сам вопрос частично подсказывает ответ, его надо лишь дополнить. Каждая монада представляет всю вселенную, но с разным (большим или меньшим) уровнем различения восприятий и под разными углами рассмотрения, и именно тип перспективы делает каждую монаду не схожей с другими.
 
 По Лейбницу, разнообразие перспектив в представлениях настолько велико, что различные вещи не только отличаются друг от друга по видам, но даже в пределах одного и того же вида не существует хотя бы двух вещей, абсолютно одинаковых при сравнении. "Точно известно, что, несмотря на принадлежность к одному и тому же виду, два листа, два яйца, два тела никогда не бывают совершенно сходными, и бесчисленное множество разновидностей, которые не могут быть включены в существующее понятие, определяются как другие особи, но не другие виды. Удивительно, что Высшая мудрость нашла средство с помощью субстанций бесчисленными способами разнообразить один и тот же мир в одно и то же время; поэтому мир, уже обладая бесконечным многообразием в себе и будучи многообразным и по-разному выраженным посредством бесконечного числа различных представлений, продолжает получать бесчисленное их множество..."
 
 398
 
 Все, что говорит Аейбниц в примерах, относящихся к листьям, яйцам, телам, и в ранее цитировавшемся примере о каплях воды, представляющих собой совокупности монад, точно подходит для каждой отдельной монады.
 
 Отсюда Лейбниц выводит принцип "тождества неразличимых", согласно которому не существует двух неразличимых субстанций (иначе говоря, абсолютно не дифференцированных, а следовательно, тождественных), или, другими словами, если допустить, что могут существовать две неразличимые субстанции, то они неизбежно совпадут и станут единой тождественной субстанцией. По мнению Лейбница, этот принцип крайне важен и способен изменить "положение метафизики" (вместе с принципом достаточного основания, о котором мы поговорим ниже). Таким образом, философия Лейбница, во-первых, представляет новый способ объяснения индивидуальности каждой субстанции, во-вторых, дает обоснование бесконечного разнообразия субстанций и гармонии вселенной.
 
 1. Касательно первого принципа Лейбниц говорит: "Принцип индивидуализации относительно особей сводится к принципу различения. <...> Если бы две особи были во всем одинаковы и равны - одним словом, неразличимы между собой, не было бы и принципа индивидуализации и, осмелюсь сказать, в этих условиях не было бы никакого индивидуального различения и отличия особей".
 
 2. Второй принцип допускает чрезвычайное богатство действительности. Если даже две монады, какими бы скромными и малыми они ни были, не тождественны, тогда вселенная не только в своей совокупности, но и в мельчайших простых элементах даст бесконечную дифференциацию, что означает бесконечное многообразие, безграничное богатство: величайшее из возможных.
 
 И, наконец, следует подчеркнуть, что различные ракурсы, в которых монады представляют вселенную и разный уровень познания, позволяют Лейбницу установить иерархию монад. На самой низкой ступени находятся монады, у которых ни одно восприятие не достигает уровня апперцепции; за ними следуют монады с повышающимися уровнями восприятия, доходящими до памяти на верхних уровнях и разума - на самых высоких. В Боге все представления на уровне абсолютной ясности и осознанности, поэтому Бог совершенным образом видит все во всем.
 
 
 
 399
 
 
 
 
 
 
 Закон непрерывности и его метафизическое значение
 
 Лейбниц всегда особо выделял закон непрерывности. Вот что он пишет в "Новых опытах": "Ничего не происходит одним махом, и одним из моих наиболее проверенных принципов является убеждение, что природа никогда не делает скачков; когда я говорил о нем впервые в Nouvelles de la Republique des Lettres ("Новости республики ученых"), то назвал этот принцип законом непрерывности, его значение в физике очень велико. Он устанавливает, что переход от малого к большому и от большого к малому всегда совершается через промежуточные величины как по отношению к степеням, так и по отношению к частям, и движение никогда не берет начало непосредственно из состояния покоя, а возвращение к состоянию покоя возможно не иначе как через меньшее движение, подобно тому как никогда нельзя пройти некоторого пути или длины, не пройдя предварительно меньшей длины..."
 
 Этот закон имеет ценность не только для физики, но и для геометрии (между параболой и эллипсом целый ряд бесконечно малых разностей, следующих друг за другом по градации, аналогично случаю перехода от движения к покою), и для метафизики: между субстанцией и субстанцией (так же, как между, состоянием и состоянием) бесконечно малые разности с совершенной непрерывностью переходят одна в другую.
 
 Закон непрерывности дополнителен закону тождества неразличимых: Закон непрерывности устанавливает, что в ряду сотворенных вещей любая возможная позиция может быть занята, тогда как принцип тождества неразличимых устанавливает, что любая возможная позиция занята только один раз.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Монады и строение вселенной
 
 Единая простая первичная монада, последнее основание вещей - Бог. Все остальные монады произведены или сотворены Богом: "Они возникают из беспрерывных эманаций Божества". Этот термин неоплатонизма применен здесь Лейбницем, чтобы отразить сотворение из ничего.
 
 Кроме того, единожды сотворенные, монады не могут умереть: они могли бы погибнуть, только уничтоженные сотворившим их Богом. "Субстанция не может возникнуть иначе как сотворенная, а погибнуть - путем уничтожения. Одну субстанцию нельзя разделить на две, а из двух субстанций нельзя сделать одну, так что число субстанций естественным путем не увеличивается и не уменьшается."
 
 400
 
 Монады включают элементы всех вещей. Как следует понимать это утверждение в контексте учения Лейбница? Ошибочно предполагать, что монады размещены в каком-либо пространстве (например, как атомы Демокрита) и могут механически и физически скапливаться в определенном месте пространства. Ведь они не могут быть ни физическими точками (так как физическая точка делима), ни геометрическими (так как геометрическая точка, будучи неделимой, все же находится в пространстве). Пространство - феномен, образованный из монад, следовательно, не является исходным началом сущего; поэтому монады - "метафизические точки", или центры деятельной силы.
 
 Итак, из этих метафизических субстанций Лейбниц выводит целую вселенную, в частности, разъясняя следующие важнейшие пункты: 1) каким образом зарождается материя из нематериальных монад, как образуется телесность монады, которая сама по себе не является телом; 2) как из простой монады образуются животные; 3) как и почему, учитывая принцип непрерывности (согласно которому природа не делает скачков), разнятся души.
 
 Посмотрим, как Лейбниц ищет и находит решения каждой из этих проблем, от чего зависит вразумительность всей его системы.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Объяснение материальности и телесности монад
 
 Монада как исходное начало сущего является началом силы и способности действия. Но активность самостоятельна только у Бога. У всех остальных монад способность к действию ограничена, т.е. несовершенна: причина - в "материальности" монады. Значит, именно "первоматерия" монад препятствует им быть самостоятельными в действиях. Даже сам Бог своим абсолютным могуществом не смог бы отобрать у монады первоматерию в вышеизложенном смысле. Можно также добавить, что "первоматерия" монады состоит в смутных восприятиях - в это источник ее пассивности.
 
 Очевидно, что первоматерия, понимаемая в этом новом смысле (т.е. в качестве неясной сущности каждой монады, ограничивающей ее восприимчивость), становится чем-то совершенно новым: масса, непроницаемость и протяженность, вначале считавшиеся ее определяющими характеристиками, теперь становятся "следствием", "проявлением". Неясность восприятии монады проявляется в виде массы, непроницаемости, протяженности.
 
 401
 
 Телесность и протяженность (называемые Лейбницем также "вторичной материей") и вообще все вещи представляют собой "агрегаты монад". Однако следует обратить внимание на то, что телесность понимается не в онтологическом значении, как реальность для себя, а представляется феноменом, основа которого заключена в монадах. Телесность - "хорошо обоснованный феномен", так охарактеризованы и время, и пространство.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Объяснение строения живых организмов
 
 По Лейбницу, всякая телесная субстанция вообще не является простым скоплением монад, а агрегатом, унифицированным одной высшей монадой как доминирующей энтелехией. В животных доминирующая энтелехия - душа в классическом смысле, у человека же доминирующая монада - духовное начало, умственные способности.
 
 Телесность у Лейбница виталистически окрашена, каждая монада - живая. Ввиду того что монады бесчисленны (их количество превышает любое мыслимое число), можно предположить, что в каждом скоплении есть целый ряд уменьшающихся по градации других агрегатов, которые повторяют все характеристики более крупных, но в уменьшенном масштабе. Это напоминает бег в бесконечность в постоянно уменьшающейся перспективе. Во всякой мельчайшей части материи есть мир творений, живых существ, животных, энтелехий, жизненных начал (подразумевается вторичная материя, или телесность).
 
 Каждый фрагмент материи может символизировать сад с цветущими растениями или полный рыбы пруд. Но каждая ветвь растений, каждый орган животного, любая капля представляют собой еще один, подобный им, сад или пруд. И несмотря на то, что земля и воздух в саду между растениями или вода в пруду, где плавают рыбы - уже не растения и не рыбы, тем не менее они содержат их в себе, хотя и в настолько мелкой форме, что мы этого не замечаем.
 
 402
 
 "Во вселенной нет ничего необработанного, бесплодного, мертвого, как нет хаоса и беспорядка, - они нам только кажутся; ведь если смотреть издалека на пруд, то видно только неясное движение плавающих в нем рыб. Всякое живое тело обладает доминирующей энтелехией, образующей душу животных (жизненное начало); однако члены живого тела полны других живых существ, растений, животных, каждое из которых, в свою очередь, обладает собственной доминирующей энтелехией, или жизненным началом".
 
 В заключительной части своей смелой теории Лейбниц делает следующие выводы: "Относительно телесных субстанций я считаю, что масса (если под ней рассматривать только делимое) является чистым феноменом; всякая субстанция обладает истинной целостностью в строго метафизическом смысле; что она неделима, нетленна и способна к размножению; что всякая материя должна быть полна духовных или, по меньшей мере, живых субстанций; что рождение и распад представляют собой видоизменения от меньшего к большему и наоборот, что нет такой частицы материи, которая бы не содержала бесчисленного множества скопившихся в ней органических созданий. Творения Бога бесконечно более прекрасны, многочисленны, велики и лучше упорядочены, чем мы обычно считаем, и главным для этих мельчайших частей является механизм или организация, т.е. порядок. Поэтому нет другой гипотезы, которая показала бы мудрость Творца лучше, чем наша, идея субстанции как зеркале вселенной, где ничто не остается пустым, бесплодным, необработанным и неусовершенствованным".
 
 Эта концепция Лейбница приводит к трем важным выводам.
 
 Во-первых, нельзя говорить ни об абсолютном рождении, ни об абсолютной смерти. То, что мы называем "рождением", "размножением", есть прирост и развитие, тогда как явление, называемое нами "смертью", есть снижение и регресс.
 
 Лейбниц отмечал, что античный автор книги "О диете", приписываемой Гиппократу, частично предугадал правду, когда утверждал: живые существа не рождаются и не умирают, и то, что называется рождением и смертью, в действительности есть появление и исчезновение. Позднее эту точку зрения разделяли Парменид и Мелисс, как пишет Аристотель; античные философы мыслили гораздо глубже, чем мы полагаем.
 
 Во-вторых, следует говорить не об эпигенезе, т.е. размножении животных, а о преформации. В половых клетках уже имеются все части и органы будущего организма, и развитие состоит лишь в развертывании уже существующих зачатков.
 
 В-третьих, следует говорить об определенной неразрушимости живого (в корне отличающейся от личного человеческого бессмертия):
 
 403
 
 "Еще можно сказать, что не только душа (зеркало вечной вселенной) неразрушима, но неразрушимо также само живое существо, несмотря на то, что его организм частично умирает, покидая или сбрасывая органическую оболочку".
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Отличие духовных монад от остальных
 
 Мы подошли к последней из круга рассматриваемых проблем: чем отличаются души, или мыслящие субстанции, от всех других монад? Еще в общих пояснениях начал монадологической метафизики мы отметили первое отличие: низшие монады обладают просто восприятием, в то время как высшие помимо восприятия обладают также апперцепцией. Однако апперцепция присуща как тупым, так и умным животным: первые ощущают, чувствуют, а вторые думают и познают причины. Но Лейбниц не довольствуется этим отличием и предъявляет второе, весьма важное: низшие монады представляют скорее мир, чем Бога, тогда как мыслящие субстанции представляют в большей мере Бога, чем мир.
 
 В одном из писем к Арно Лейбниц скрупулезно подводит итог своим исследованиям: "Относительно духовных, или мыслящих субстанций, способных познать Бога и открыть вечные истины, я считаю, что Бог управляет ими иначе, чем остальными субстанциями. Если формы субстанций действительно отражают всю вселенную, то можно сказать, что грубые субстанции отражают скорее мир, чем Бога, тогда как духовные субстанции отражают в большей мере Бога, чем мир. Поэтому Бог управляет грубыми субстанциями согласно материальным законам силы и передачи движения, а духовными - по духовным законам справедливости, которые недоступны остальным субстанциям. На этом основании сырые субстанции можно назвать материальными, по отношению к ним Бог ведет себя как рабочий или механик, тогда как с духовными субстанциями Бог выполняет обязанности господина или законодателя, намного превосходящие уровень первых. И если по отношению к материальным субстанциям Он - их творец, то по отношению к духовным играет другую роль, в которой Его воспринимают наделенным волей и моральными качествами. Как один из нас, будучи главой общества, Он устанавливает общественные связи. Это общество, или республика духовных субстанций под властью высшего Монарха является самой благородной частью вселенной, состоящей из множества маленьких богов под началом великого Бога. Действительно, можно
 
 404
 
 сказать, что сотворенные духовные субстанции, души отличаются от Бога только тем, чем меньшее отличаются от большего, а конечное - от бесконечного. Можно воистину утверждать, что вся вселенная создана только для того, чтобы содействовать счастью и умножение красоты Града Божьего. Все устроено таким образом, что законы силы, т.е. чисто материальные законы содействуют во всей вселенной исполнению законов справедливости и любви, и ничто не может повредить душам, находящимся в руках Бога, и все должно вести к большему благу тех, кто его любит. Поэтому души должны сохранять свою индивидуальность и моральные качества: чтобы Град Божий не потерял ни одного человека, нужно, чтобы люди особо берегли нечто вроде воспоминания того, кем они являются. От этого зависят их страдания и кары; нужно, чтобы люди избегали вселенских переворотов, делающих их неузнаваемыми для самих себя. С другой стороны, достаточно, чтобы грубые субстанции оставили неизменным индивида в строго метафизическом смысле. Как лишенные сознания или способности мыслить они подвержены всем мыслимым изменениям".
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Предустановленная гармония
 
 Основное свойство монад (в свете которого становится понятной вся система Лейбница) отражено в следующем суждении из "Монадологии": "У монад нет окон, через которые что-либо может войти или выйти". Это означает, что каждая монада - замкнутый в самом себе мир, невосприимчивый к каким-либо побуждениям или влияниям извне. Иными словами, ни одна монада не может оказать физического влияния на внутреннее бытие другой, и никакая монада не испытывает воздействия другой.
 
 Это самый щекотливый пункт монадологии - что не преминули отметить комментаторы - противоречие, ставшее источником целого ряда апорий. Все же хотелось бы напомнить, что теория изолированных субстанций, тщательно разработанная Декартом и в дальнейшем окказионалистами, особенно Спинозой, укоренилась в сознании многих.
 
 405
 
 У Лейбница этот вопрос максимально усложняется по очень простой причине. После устранения дуализма res cogitans и res extensa Лейбниц не снял проблему влияния одной субстанции на другую, а невольно удвоил ее. С одной стороны, введя бесконечное число монад в качестве самостоятельных силовых центров (бесчисленное множество изолированных центров), он должен был объяснить, каковы отношения между ними, а с другой стороны, определив, что тела как агрегаты простых монад управляемы монадой-гегемоном (у животных гегемон - душа), он должен был еще разъяснить связь души и тела (не только человека, но и всех тел, ибо, согласно его собственной теории, в конечном счете все тела являются живыми, а значит, одушевленными).
 
 В результате напряженных исследований Лейбниц нашел для обеих проблем одно и то же, в высшей степени остроумное решение. Оно получило название (с 1696 г.) "системы предустановленной гармонии", что стало ее своеобразной эмблемой. Что представляет собой "предустановленная гармония"? Для объяснения связи и согласованности монад вообще, и в особенности духовной и монадой материальной, существует три возможных допущения:
 
 - допустить взаимодействие монад;
 - обратиться за помощью к Богу, попросив его вмешиваться во всех необходимых случаях, поскольку Он - Творец монад;
 - допустить, что извлекаемое из каждой монады идеально соответствует тому, что достают из себя все остальные. Создаваемая в результате совершенная гармония - часть их собственной природы, задуманной Творцом.
 
 Лейбниц использовал популярный пример двух маятниковых часов (напомним, что маятник был открытием века). По условиям, совершенная синхронность работы двух маятниковых часов могла иметь место в трех случаях:
 
 - построить их таким образом, чтобы первые часы воздействовали на вторые;
 - поручить часовщику непрестанно приводить их в соответствие;
 - предварительно сконструировать настолько совершенную пару часов, чтобы они самостоятельно всегда могли показать одинаковое время.
 
 Первое решение кажется Лейбницу банальным и тривиальным, поэтому он его отвергает (равно как и современная ему философия рационализма). Второе является решением в духе окказионализма, непрерывно предполагающим чудо, при внимательном анализе оно оказывается противным и Божественной мудрости, и порядку вещей. Третий путь - это выбор "предустановленной гармонии".
 

<< Пред.           стр. 21 (из 44)           След. >>

Список литературы по разделу