<< Пред. стр. 66 (из 78) След. >>
в человеке состарятся страсти, тогда, наконец, возникает счастливоеспокойствие невинной души и безмятежность сердца -- будто это вековечный
пир. И так же как сам отец не был мягок к супруге, так и в детях
подозрителен ему сговор Исаака с Измаилом, он не хочет, чтобы в этом
возрасте сын служанки сошелся с сыном свободной. До тех пор пока кипит
юность, Измаила отсылают с глаз долой, чтобы он под видом ласковости не
склонил мальчика Исаака к своим привычкам. И уже состарился Авраам, уже
стала старухой Сара, уже родила Исаака, но он не поверил бы, если бы
божественный голос не одобрил совета жены. Он не доверял женщине, пока не
услышал от Господа: "Во всем, что скажет тебе Сара, слушайся ее голоса". Как
счастлива старость тех людей, в которых земной человек до такой степени
мертв, что он не доставляет духу никаких забот!
Я бы, конечно, не стал утверждать, что человеку в этой жизни доступно
полное согласие во всем. Возможно, в этом и нет пользы. Ведь и у Павла было
мучение плоти -- ангел сатаны, который колотил его; а когда он в третий раз
просил Господа, чтобы Тот увел его, Он ответил только: "Павел, довольно для
тебя Моей благодати, ибо сила проявляется в немощи". Действительно, новый
вид исцеления! Для того чтобы Павел не возгордился, его искушают гордыней;
для того чтобы он стал крепок во Христе, его вынуждают быть немощным. Ведь
он носил сокровище небесного откровения в глиняном сосуде для того, чтобы
величие было в силе Божьей, а не в нем самом. Этот один пример апостола
равно напоминает нам о многом. Во-первых, о том, что, когда нас преследуют
пороки, следует постоянно молить о Божьей помощи. Затем для совершенных
людей искушения иногда не только не опасны, но даже необходимы для
сохранения добродетели. Наконец, после победы над всеми остальными пороками,
если среди них затаится только всего лишь один порок тщеславия, то его,
вроде той Геракловой гидры -- живущего чудища, сильного своими ранами, при
всех условиях едва можно одолеть в самом конце. Однако упорный труд все
побеждает. Пока же душа пылает от сильных потрясений, ты всяческим образом
подавляй этого своего Протея, сокрушай, грози ему, стягивай его крепкими
оковами, когда он
Стал превращаться опять в различные дивные вещи:
В страшного зверя, в огонь и в быстротекущую реку.
До тех пор, покуда он не примет свой первозданный вид, Но что Протей по
сравнению со страстями и желаниями глупцов, которые то в звериной похоти, то
в диком гневе, то в ядовитой зависти выказывают всевозможные чудеса пороков!
Разве не подходит к ним прекрасно то, что сказал просвещенный поэт:
Станет выскальзывать, вид принимая различных животных,
Станет щетинистым вдруг кабаном иль тигром свирепым,
Львицею с желтым хребтом, чешуйчатым станет драконом,
Будет шипеть, как огонь, пронзительно и вырываться.
Помни и то, что за этим следует:
Но чем он пуще начнет к своим прибегать превращеньям,
Тем ты крепче, мой сын, на пленнике стягивай путы.
Чтобы не скатиться нам снова к рассказам поэтов, возьми для примера
святого патриарха Иакова, который бросился ночью до тех пор, пока заря не
осветила божественного могущества и он не сказал: "Не отпущу Тебя, пока не
благословишь меня".
Весьма важно услышать, какую награду за свою доблесть получил этот
наихрабрейший борец. Сначала Бог здесь же благословил его. Ведь после победы
над искушением человеку дается особенно преувеличенная божественная
благодать, с помощью которой он гораздо более, чем прежде, будет вооружен
для будущего вражеского натиска. Затем, после того как Он коснулся бедра,
захирела сила победителя и он начал хромать на одну ногу. Устами пророка Бог
проклял тех, которые хромают на обе ноги, т.е. тех, которые хотят
одновременно и быть плотскими, и угодить Богу: в то время как они и то и
другое делают плохо, они хромают на обе ноги. Счастливы же те, в ком Бог
своим прикосновением умертвил плотскую страсть, и они больше всего опираются
на правую ногу, т.е. на дух. И наконец, ему поменяли имя. Из Иакова он стал
Израилем, из сражающегося стал миролюбцем. Когда очистишь свою плоть и
распнешь ее вместе с пороками и вожделениями, коснется тебя без помех покой
и досуг, чтобы было у тебя время и ты увидел Господа, чтобы ты вкусил и
увидел, сколь Господь сладостен. Ибо это и значит Израиль. Он видится не в
огне, не в вихре и смятении искушений; если, однако, ты выдержишь дьяволову
грозу, то за ней следует нежное дуновение духовного утешения. И лишь только
он подует слегка, напряги свой внутренний взгляд-- и ты станешь Израилем и
скажешь вместе с ним: "Я увидел Господа, и сохранилась душа моя". Ты увидишь
Того, Кто сказал: "Никакая плоть не увидит Меня". Испытай сам себя: если ты
плоть, не увидишь Господа; если не увидишь, то не сохранится твоя душа.
Поэтому твой забота -- стать духом.
О ТРЕХ ЧАСТЯХ ЧЕЛОВЕКА-- О ДУХЕ, ДУШЕ И ПЛОТИ
Об этом уже говорилось более чем достаточно, однако, для того чтобы ты
лучше это знал и понимал, мне хотелось бы кратко повторить тебе Оригеново
разделение человека. Ведь он, следуя Павлу, считает, что есть три части: дух
душа и плоть, которые апостол объединял вместе, когда писал
фессалоникий-цам; он говорил: "Чтобы ваше тело, и душа, и дух сохранились в
целости в день Господа нашего Иисуса Христа". Исайя же, оставив низшую
часть, упоминает о двух; он говорил: "Душа моя устремится к Тебе ночью, и
дух мой в груди моей пробудится для Тебя с утра". Также и Даниил; он
говорил: "Дух и души их [праведных], хвалите Господа!" Из этих мест Ориген
справедливо вывел троякое разделение человека. Тело, или плоть, -- низшая
часть, на которой из-за первородного греха старикан-змей начертал закон
греха; она призывает нас к постыдному и в качестве побежденных связывает с
дьяволом. Затем дух, в котором выражается подобие наше божественной природе,
на котором всеблагой Создатель по первообразу своему запечатлел перстом,
т.е. Духом своим, вечный закон добродетели. Это скрепляет нас с Богом,
делает единым с Ним. С другой стороны, третьей и средней между ними он
считает душу, которая способна к чувствам и естественным порывам. Она,
словно в каком-нибудь мятежном государстве, не может не примкнуть к одной из
двух сторон; ее тянут и туда и сюда; она вольна склониться куда хочет. Если
она, отказывалась от плоти, перейдет на сторону духа, то и сама станет
духовной, если же откинет сама себя к вожделениям плоти, то и сама выродится
в тело. Ведь это то, что разумел Павел, когда писал коринфянам: "Или вы не
знаете, что связывающийся с блудницей становится одним телом [с нею]? Кто
соединяется с Господом, есть один дух [с Ним]". Блудницей он называет
ненадежную часть человека. Это и есть та соблазнительная, обольстительная
женщина, о которой ты читаешь во второй главе Притчей: "Дабы спасти тебя от
жены другого, от чужой, которая умягчает свои речи, оставляет водителя
юности своей, и забыла заветы Бога своего. Ибо дом ее ведет к смерти и стези
ее -- в ад. Все, кто входят к ней, не возвращаются и не овладевают путями
жизни". И в главе шестой: "Дабы остеречь тебя от злой женщины и от льстивого
языка чужой. Да не пожелает сердце твое красоты ее, да не поймают тебя
мановения ее. Ибо цена блудницы едва ли такая, как у одной ковриги, а
женщина похищает драгоценную душу". Когда он упоминает о блуднице, сердце,
душе, разве он не называет поименно три части человека? И снова в главе
девятой: "Женщина глупая, шумливая, полная соблазнов и вовсе ничего не
знающая. Сидит на стуле в дверях дома своего на высоком месте города, чтобы
зазывать проходящих по дороге и чужеземцев на их пути. Кто молод? Заверни ко
мне! И неразумному она сказала: "Краденые воды слаще, и утаенный хлеб
вкуснее". И он не знает, что там чудовища и что в глубинах ада ее гости".
Ведь кто сочетается с ней, пойдет в ад. А кто уйдет от нее, спасется. Я
спрашивают тебя, какими красками можно было отчетливее обрисовать и
изобразить ядовитые соблазны плоти, побуждающей душу к постыдному,
бесчестность, восстающую против духа, или несчастный конец победителя?
Следовательно, дух делает нас богами, плоть -- скотиной. Душа определяет
людей вообще; дух -- благочестивых; плоть -- нечестивых; душа -- ни тех ни
других. Дух стяжает небесное, плоть -- сладкое, душа -- необходимое. Дух
возносит на небо, плоть опускает до ада, душе не приписывают ничего. Все
плотское -- постыдно, все духовное -- совершенно, все душевное -- среднее и
неопределенное.
Надо ли, чтобы я, как говорится, невеликий умелец, показал тебе
пальцем, в чем различие между этими частями? Давай попробую. Ты почитаешь
родителей, любишь брата, любишь детей, очень ценишь друга. Не столь
добродетельно делать все это, сколь преступно не делать. Почему бы тебе,
христианину, не делать того, что по наущению природы делают и язычники или
даже делает и скотина? Свойственное природе не вменяется в заслугу. Но ты
попал в такое место, где надо пренебречь почтением к отцу, преодолеть любовь
к детям, отбросить расположение к другу или оскорбить Бога. Что ты делаешь?
Душа стоит на распутье? Плоть побуждает к одному, а дух -- к другому. Дух
говорит: "Бог могущественнее, чем отец. Тому ты обязан только телом, а Этому
-- всем". Плоть внушает: "Если ты ослушаешься, отец лишит тебя наследства,
люди скажут, что ты бесчестный. Подумай о пользе, подумай о своей славе. Бог
тебя либо не видит, либо закрывает на тебя глаза, либо, конечно, Его легко
умилостивить". Душа уже недоумевает, уже колеблется. В какую сторону она ни
склонится, она станет тем, к чему примкнет. Если она, пренебрегнув духом,
послушает эту блудницу -- плоть, то она -- только тело. Если, отвергнув
плоть, подымется к духу, она преобразится в дух. Привыкай к тому, чтобы
искусно наподобие этого испытывать самого себя. Ибо велико заблуждение тех
людей, которые нередко видят совершенное благочестие в том, что присуще
природе. Некоторые страсти, по виду более достойные и как бы надевшие личину
добродетелей, обманывают неосторожных людей. Строгий судья неистовствует по
отношению к преступнику и считает себя правым. Хочешь о нем поговорить? Если
он потворствует своим склонностям и служит своей врожденной жестокости без
всякой душевной печали, а возможно, и с некоторым удовольствием, нисколько,
однако, не отклоняясь от обязанности судьи, но не для того, чтобы потом себе
нравиться, то он совершает нечто среднее. Если же он злоупотребляет законом
либо по личной ненависти, либо по сильному желанию, то дело это -- плотское
и он совершает человекоубийство. Если душу его охватывает большая печаль,
потому что он вынужден погубить того, кого предпочитает увидеть исправленным
и невредимым, и он предлагает заслуженное наказание с тем чувством, с каким
отец приказывает сечь и бить дражайшего сына, -- то, что он делает, будет
как раз духовным. Большинство людей по природной склонности или по свойствам
их разума из-за некоторых вещей радуются или отвращаются от них. Есть такие,
которых нисколько не прельщают любовные наслаждения. Пусть они не считают
это сразу своей добродетелью, потому что это -- равнодушие. Добродетель не в
том, чтобы не иметь похоти, а в том, чтобы победить ее. Одного радует пост,
радует -- присутствовать на богослужении, радует -- часто бывать в храме,
радует -- проговорить как можно больше псалмов, но в духе. Обсуди то, что он
делает, по этому правилу: если он думает о славе, о выгоде, то знает плоть,
а не дух. Если он следует только своему характеру, делает что душе его
угодно, тогда у него есть не то, из-за чего он мог быть весьма доволен, а
гораздо более то, чего он должен бояться. Вот тебе опасность: ты молишься и
осуждаешь того, кто не молится. Постишься и обвиняешь брата, который ест. Ты
считаешь себя лучше каждого, кто не делает того, что ты делаешь? Смотри, не
относится ли твой пост к плоти? Твой брат нуждается в твоей помощи, а ты тем
временем бормочешь свои молитвы Богу, пренебрегая нуждой брата. Бог отклонит
эти молитвы. Ибо как станет Бог слушать тебя молящегося, когда ты сам не
слушаешь -- человек человека? Возьми другой пример: ты любишь жену только
потому, что она твоя жена. Ты не свершаешь ничего великого. Ведь это
объединяет тебя и с язычниками. Да и любишь ты не из-за чего-нибудь, а из-за
своего собственного удовольствия. Твоя любовь тяготеет к плоти. Но если ты
больше всего любишь жену, потому что видишь в ней образ Христов, например
благочестие, скромность, умеренность, стыдливость, тогда ты любишь не только
ее саму по себе, но во Христе; более того, ты в ней любишь Христа; ты любишь
как раз духовное. Об этом я хочу сказать много, но в своем месте.
НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ ПРАВИЛА ИСТИННОГО ХРИСТИАНСТВА
Нам кажется, что, так как мы кое-как открыли путь к тому, что задумали,
и как бы проложили просеку, теперь следует поспешить к остальному, не то
получится не Энхиридион, а огромный том. Мы попытаемся коротко дать
некоторые плавила -- вроде гимнастических приемов; они, словно Дедалова
нить, помогут тебе легче выпутаться из заблуждений этого мира, как из
какого-то непроходимого лабиринта, и достигнуть чистого света духовной
жизни. У любой науки нет недостатка в своих порядках, и только для способа
жить счастливо не найдешь никаких наставлений? Вообще существует некое
искусство или же наука добродетели; тем, кто усердно в ней упражняется, как
раз и пособляет дух -- помощник святых намерений. Они же говорят: "Отойди о
нас, мы не хотим знать путей Твоих"; таких людей божественное милосердие
отвергнет, потому что они сами отвергли знание.
Эти правила будут зависеть частично от Бога, дьявола и от нас, частично
же от обстоятельств, т.е. от добродетелей и пороков, которые с ними связаны,
частично от предмета добродетелей и пороков. Более всего они предохранят от
трех зол -- остатков первородного греха. Ибо, несмотря на то что крещение
смыло пятно, в нас, однако, до сих по застрял остаток старой болезни то ли
для поддержания смирения, то ли в качестве основы и начала добродетели. Это
-- слепота, плоть и немощность. Слепота незнания покрывает туманом суждение
разума. Как вина прародителей несколько затемнила тот чистейший свет
божественного лика, который излил на нас Творец, так превратное воспитание,
дурное общество, извращенные страсти, тьма пороков, привычка к греху
настолько покрыли его ржавчиной, что едва возможно различить кое-какие следы
закона, начертанного Богом. Поэтому слепота (чтобы с этого начать) ведет к
тому, что при выборе мы плохо видим и следует вместо самого лучшего самому
худшему, ставя более важное после менее полезного. Плоть подстрекает
страсть, так что мы, даже если и понимаем, в чем заключается наилучшее,
любим при этом противоположное. Немощность ведет к тому, что, побежденные
отвращением или искушением, мы отказываемся от однажды усвоенной
добродетели.
Слепота вредит суждению; плоть искажает желание; немощность разбивает
стойкость. Поэтому прежде всего надлежит знать, к чему тебе не следует
стремиться; слепоту надлежит устранить, чтобы мы при выборе не ошибались.
Затем важно ненавидеть то, что ты понимаешь как зло, и любить добро. Плоть
должна быть в этом побеждена, дабы мы вопреки суждению разума не любили
приятное взамен спасительного. Третье заключается в упорстве по отношению к
тому, что ты хорошо начал; поэтому в немощи необходима помощь, дабы не уйти
нам с позором со стези добродетели, как если бы мы и не вступали на нее.
Незнание надлежит врачевать, дабы ты видел, куда бы тебе следует идти. Плоть
надлежит подчинять, дабы она не увела с нужного пути на окольные. Немощь
надлежит воодушевлять, дабы, вступив на узкий путь, ты не шатался, не
задерживался, не уклонялся и не оглядывался, если ты уже однажды взял в руку
плуг, а радоваться бы, как герой, которому предстоит путь: всегда
устремляясь к тому, что перед тобой, забывая о том, что позади, до поры,
пока не получишь награду и венок, обещанный упорным. <...>
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ, ДОСТОЙНЫЕ ХРИСТИАНИНА
Пусть навсегда в тебе останутся эти противоречащие общепринятым мнения
истинного христианства. Пусть никто не думает, что христианин родился для
себя и пусть никто не желает жить для себя, но все, что он имеет и чем сам
является, он обязан приписывать не себе, а Богу-Творцу, и все свое добро
обязан считать общим. Христианская любовь не знает собственности. Да полюбит
он благочестивых во Христе, а нечестивцев -- ради Христа, который первый нас
-- еще врагов -- полюбил так, что всего себя отдал нам для искупления. Да
посвятит христианин себя одним, потому что они добры, а другим не менее
того, чтобы сделать их добрыми. Пусть ни к кому не питает ненависти за то,
каков он; во всяком случае, не больше, чем надежный врач ненавидит больного.
Он только враг пороков. Чем тяжелее болезнь, тем больше заботы станет
проявлять чистая любовь. Прелюбодей, святотатец, турок -- пусть проклинает
прелюбодея, а не человека; пусть отталкивает святотатца, а не человека;
пусть убивает турка, а не человека. Пусть постарается, чтобы погиб
нечестивец, который сам создал себя таким, но пусть спасет человека,
которого создал Бог. Пусть всем от души желает добра, молится об этом,
благотворит. Пусть не вредит заслужившим и помогает тем, у кого нет заслуг.
Пусть радуется удачам всех людей, как своим собственным. Пусть скорбит о
неудачах всех людей, как о своих собственных. Несомненно, это то, что велит
апостол: "плакать с плачущими, радоваться с радующимися". Более того, пусть
чужую беду сноситтяжелее, чем свою. От счастья брата пусть будет веселее,
чем от своего. Не по-христиански думать: "Какое мне до этого дело? Не знаю,
черен ли ты или бел". Он мне чужой, неизвестный, ничем ничего от меня не
заслужил; когда-то причинил вред, никогда не помог. Ничего не значит!
Вспомни только, за какую твою заслугу одарил тебя Христос, который пожелал,
чтобы за Его благодеяние по отношению к тебе не Ему воздали, а ближнему.
Смотри только, в чем человек нуждается и что ты можешь. Думай только об
одном: Он -- брат во Господе, сонаследник во Христе, член того же тела,
искуплен той же кровью, сотоварищ общей веры, признанный к той же благодати
и счастью будущей жизни. Подобно тому как сказал апостол: "Одно тело и один
дух, как вы и призваны к одной надежде вашего призвания; один Господь и одна
вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, который надо всеми, и чрез всех,
и во всех нас". Как может быть чужим тебе тот, с кем ты так многим связан
воедино? У язычников немалое значение имеют обстоятельства, которые
побуждают оратора к благоволению или неблаговолению. Он -- согражданин,
свойственник, родственник или наоборот; он -- приятель, отцовский друг,
заслуживший добро, любимый, почетного происхождения, богатый или наоборот.
Во Христе все это ничего не значит или, следуя Павлу, все одно и то же.
Пусть одно стоит у тебя перед глазами, и этого достаточно: он -- плоть моя,
брат во Христе. То, что относится к члену, разве не распространяется на все
тело и потом на главу? Все мы, в свою очередь, члены. Члены, связанные друг
с другом, составляют тело; глава тела -- Иисус Христос; глава Христа -- Бог.
Все доброе или злое, что происходит с каким-либо членом, происходит с тобой,
происходит с каждым в отдельности, происходит с Христом, происходит с Богом.
Все это -- одно; Бог, Христос, тело и члены. У христиан нет места выражениям
"равные с равными" и "несходство -- мать ненависти". Зачем слова о
расхождении там, где такое единство? Христианство не знает того, что говорит
обычно придворный провинциалу, деревенский-- горожанину, патриций -- плебею,
знаменитый -- неизвестному, сильный -- слабому, итальянец -- германцу, галл
-- британцу, британец -- шотландцу, грамматик -- теологу, грамматику --
диалектик, юристу -- медик, ученый -- дураку, красноречивый -- неречистому,
холостой -- женатому, молодой -- старику, клирик -- мирянину, священник --
монаху, колетанин -- минориту, кармелит -- иакови-ту, и, дабы не перечислять
здесь все различия, несходному вовсе не подобает вышучивать несходное.
Где же любовь, которая почитает врага, если другое название, несколько
отличающийся цвет одежды, если пояс или сапоги и тому подобные человеческие
пустяки делают меня ненавистным тебе?
Почему мы не оставляем этот ребяческий вздор и то, что имеет к нему
отношение, почему не привыкаем смотреть на то, что вдалбливает нам Павел во
многих местах: что все мы -- члены одного тела во главе с Христом,
воодушевленные одним и тем же духом; если мы действительно в нем живет, то