<< Пред.           стр. 7 (из 14)           След. >>

Список литературы по разделу

 Среди осмеянных якобы достижений алхимии числятся вечно горящие лампы. Если мы скажем читателю, что мы видели такую лампу, нам могут задать вопрос (в том случае, если искренность нашей собственной веры не ставится под сомнения): как мы можем утверждать, что лампы, осмотренные нами, вечно горящие, когда мы их наблюдали только короткое, ограниченное время? Да просто потому, что мы знаем ингредиенты и принцип их конструкции, а также естественный закон в этом случае используемый; и мы уверены, что наше сообщение нашло бы подтверждение, если бы были предприняты исследования в надлежащем направлении. Какое это направление и от кого можно получить такие знания - это наши критики сами должны узнать, приложив такие же усилия, какие были приложены нами. Между тем, однако, мы назовем нескольких из 173 авторитетов, которые писали по этому предмету. Поскольку мы помним, ни один из них не утверждал, что эти лампы гробниц будут гореть вечно, но только неопределенно долгое время, многие годы, и отмечены случаи, когда они горели многие века. Никто не станет отрицать, что если существует закон природы, по которому можно заставить лампу гореть в течение 10 лет без пополнения горючим, то нет причины сомневаться, что можно заставить такую лампу гореть сотню и тысячу лет.
 Среди многих хорошо известных лиц, которые твердо верили и горячо уверяли, что такие лампы гробниц горели в течение нескольких сотен лет и продолжали бы гореть, может быть, вечно, если бы их не погасили и если бы их сосуды не были разбиты по несчастной случайности, - мы можем рассчитывать на следующие имена: Климент Александрийский, Гермолай Барбаросский, Аппиан, Бураттин, Цитезий, Коэлий, Фоксий, Костэо, Касалий, Кедрин, Делрий, Эриций, Гесснер, Джакобоно, Леандер, Либавий, Лазий П. де ла Мирандолла, Филалет, Лицет, Майол, Матуранти, Баптиста Порта, Панциролло, Русцеллино, Скардоний, Лудовико Виве, Волатеран, Парацельс, несколько арабских алхимиков и, наконец, Плиний, Солин, Кирхер и Альберт Магнус.
 Открытие этих ламп приписывается древним египтянам, сыновьям Страны Химии.<<162>> По крайней мере, они те люди, которые пользовались этими лампами гораздо больше любой другой нации из-за своих религиозных учений. У них считалось, что астральная душа мумии пребывает около нее в течение целых трех тысяч лет круга необходимости. Она прикреплена к мумии магнетической нитью, которую она может порвать только собственными усилиями, и египтяне надеялись, что вечно горящая лампа, символ нетленного и бессмертного духа, заставит более материальную душу расстаться со своим земным обиталищем, и она навсегда соединится со своим божественным Я. Поэтому в гробницах богатых людей подвешивались такие лампы. Часто находят такие лампы в подземных пещерах захоронения мертвых, и Лицет написал большой фолиант, доказывая, что в его время каждый раз, когда открывали гробницу, в середине ее находили горящую лампу, но она сразу же гасла вследствие осквернения. Тит Ливий, Бурратин и Михаил Шатта в своих письмах к Кирхеру [219, с. 544] подтверждают, что они находили много ламп в подземных пещерах древнего Мемфиса. Павсаний говорит о золотой лампе в храме Минервы в Афинах, которая, по его словам, была сделана Каллимахом и горела целый год. Плутарх [220] подтверждает, что он видел лампу в храме Юпитера Аммона, и что жрецы уверяли его, что она горит уже многие годы, несмотря на то, что стоит под открытым небом и что ни ветер, ни вода не могут ее погасить. Св. Августин, католический авторитет, также описывает лампу в храме Венеры, которая такого же рода, как и другие - непогасимы ни сильнейшим ветром, ни водой. В Эдессе была найдена лампа, говорит Кедрин, "которая будучи спрятанной в верхней части каких-то ворот, прогорела 500 лет". Но изо всех таких ламп наиболее чудесной является упоминаемая Олибием Максимом из Падуи. Ее нашли близ Аттисты, и Скардониус [Lib. I, Class 3, Cap. ult.] дает блестящее ее описание:
 "В большой глиняной урне помещалась меньшая урна, и в последней находилась горящая лампа, продолжающая гореть уже 1500 лет с помощью чрезвычайно чистой жидкости, содержащейся в двух бутылках: одна бутылка из золота, другая из серебра. Их хранит Франциск Матуранти и дорожит ими чрезвычайно".
 Не обращая внимания на преувеличения и оставляя в стороне, как голословные бездоказательные отрицания, утверждения современной науки о невозможности существования таких ламп, мы спросим, как быть в том случае, если действительно подтвердится, что такие негасимые лампы существовали в век "чудес" - следует ли тогда по-разному рассматривать лампы христианских святилищ (ибо последние тоже претендуют на обладание такими лампами) и лампы, посвященные Юпитеру, Минерве и другим языческим богам? По высказываниям некоторых богословов, получается, что первые (т. е. христианские лампы) горели благодаря божественной, чудодейственной силе, а свет последних, т. е. зажженных искусством "язычников", поддерживался сатанинскими уловками. Кирхер и Лицет показывают, что их устройство двоякое. Горящая лампа в Антиохии, которая прогорела 1500 лет над церковной дверью в открытом людном месте, сохранялась "силою того Бога", который "заставил бесчисленные сонмы звезд светить неугасимым светом". Что касается языческих ламп, то святой Августин уверяет, что они плод работы Дьявола, "который обманывает нас тысячью способами". Что стоит Сатане создать вспышку света или яркое пламя перед теми, кто впервые спускается в такую подземную пещеру? Этот вопрос был произносим всеми хорошими христианами во время папства Павла III, когда при открытии древней гробницы на Аппиевой дороге в Риме было обнаружено тело молодой девушки, плавающее в прозрачной жидкости, которая так хорошо сохранила девушку, что лицо ее было прекрасно и живо, как сама жизнь. У ног ее горела лампа, которая погасла после открытия гробницы. По вырезанным надписям было установлено, что девушка была похоронена 1500 лет тому назад, и что она - Туллиола или Туллия, дочь Цицерона.<<163>>
 Химики и физики отрицают возможность существования вечно горящих ламп, утверждая, что все, что бы то ни было, будучи превращенным в испарения или дым, должно быть поглощено. И так как масляное питание лампы превращается в испарение, то, следовательно, огонь лампы не может быть вечным из-за недостатка питания. С другой стороны, алхимики отрицают, что все питание зажженного огня обязательно должно превращаться в испарения. Они говорят, что в природе существуют вещества, которые не только способны противостоять силе огня, оставаясь несжигаемыми, но и также и неугасимы - ни ветер, ни вода не погашают их. В одном старом труде по химии, опубликованном в 1700 г. и названном ???????????, ?втор выступает с рядом опровержении против утверждений алхимиков. Но, хотя он отрицает, что огонь можно заставить гореть вечно, он почти склонен верить в возможность, что лампа может гореть многие сотни лет. Кроме того, у нас много свидетельств от алхимиков, посвятивших годы такого рода опытам, что они пришли к заключению, что такие лампы возможны.
 Существует несколько способов особой обработки золота, серебра и ртути; также нефти и керосина и других битумных масел. Алхимики также называют камфорное масло и янтарь, Lapis asbestos seu Amianthus, Lapis Carystius, Cyprius и Linum vivum seu Creteum, которые использовались в работе таких ламп. Они утверждают, что такой материал может быть изготовлен или из золота или из серебра, приведенных в состояние жидкости, и указывают, что золото является наиболее подходящим питанием для их чудесного пламени, так как изо всех металлов золото при нагревании и плавке теряет меньше всех и, кроме того, его можно заставить втягивать обратно свою масляную влажность, как только она испарилась, и тем создавать непрерывное питание своего собственного пламени, раз оно возжено. Каббалисты утверждают, что этот секрет был известен Моисею, который узнал его от египтян, и что лампа, которая по велению "Господнему" должна была гореть в библейской скинии, была типа неугасимых.
 "И ты должен приказать детям Израиля, чтоб принесли они чистое масло, сбитое из олив для света, чтобы заставить лампу гореть всегда". [Исход, XXVII, 20].
 Лицет также отрицает, что эти лампы изготовлялись из металла, на 44-й странице своего труда он упоминает о приготовлении ртути, которая фильтровалась семь раз через белый песок с помощью огня, из которой, как он говорит, делались вечно горящие лампы. И Матуранти, и Цитесий твердо верили в создание таких ламп чисто химическими процессами. Эта жидкость из ртути была известна среди алхимиков как Aqua Mercurialis, Materia Metallorum, Perpetua Dispositio и Materia prima Artis, а также Oleum Vitri. Тритенхейм и Бартоломео Корндорф оба занимались изготовлением вечно горящих ламп и оставили свои рецепты изготовления.<<164>>
 Асбест, который был известен грекам под именем ????????, т. е. неугасаемый, представляет собою, как нам говорят Плиний и Солин, камень, который, если его разожгли, уже не может быть потушен. Альберт Магнус описывает, что это камень железного цвета, большею частью находимый в Аравии. Вообще, его находят покрытым едва ощутимой маслянистой влагой, которая, как только к ней подносят зажженную свечу, сразу воспламеняется. Много было проделано опытов химиками, чтобы извлечь это нерастворимое масло, но утверждают, что им не удавалось. Но могут ли наши химики сказать, что это совершенно невозможно? Если это масло когда-нибудь будет извлечено, то, несомненно, это и будет вечное горючее. Древние вполне могли хвастаться, что они обладатели этого секрета, ибо мы повторяем, и в наши дни есть экспериментаторы, которые успешно совершили то же самое. Химики, которые совершили напрасные попытки, утверждают, что извлеченная ими из камня жидкость была более похожа на воду, чем на масло, и такая нечистая и мутная, что и гореть неспособна; другие же, наоборот, утверждают, что это масло, как только приходит в соприкосновение с воздухом, становится таким густым и плотным, что едва течет, и будучи зажженным, не дает пламени, а испускает темный дым, тогда как лампы древних приписывают самое чистое и светлое пламя безо всякого дыма. Кирхер, который указывает на необходимость очищения, считает последнее настолько трудным, что оно доступно лишь высшим знатокам алхимии.
 Святому Августину, который все подобные искусства приписывал христианскому козлу отпущения Дьяволу, категорически возражает Лудовико Виве [221], который доказывает, что все такие, кажущиеся магическими феномены, являются продуктами трудолюбия человека и его глубокого изучения сокровенных тайн природы, какими бы удивительными и чудесными они нам ни казались бы. У Подокаттара, кипрского рыцаря,<<165>> были и волокна и полотно, сделанные из другого асбеста, который, как говорит Поркаччи [222], он видел в доме этого рыцаря. Плиний называет эти волокна linum vinum и индийским шелком, которое сделано из asbeston sive asbestinum, что-то вроде льна, из которого делают ткань, которую очищают, бросая ткань в огонь. Он добавляет, что эта ткань чрезвычайно дорогая - как жемчуг и алмазы, и не только потому, что этот материал редко встречается, но и потому, что его чрезвычайно трудно соткать из-за малой длины нитей. Сперва этот материал бьют молотком, расплющивают, вымачивают в теплой воде; и когда он высушен, его легко разделить на нити, как лен, и потом ткут. Плиний утверждает, что он видел сделанные из этого материала полотенца и сам участвовал в эксперименте их очищения огнем. Баптиста Порта также говорит, что нашел то же самое в Венеции во владении одной кипрской дамы. Это открытие алхимиков он называет secretum optimum.
 Доктор Грейв в своем описании редкостей Грешемского колледжа (семнадцатое столетие) выражает уверенность, что искусство выделки и употребления такого полотна навсегда утеряны; но оказывается, что это не совсем так, потому что мы находим, что музей Септалия еще в 1726 году хвастался, что он является владельцем нитей, веревок, бумаги и сети, сделанных из такого материала. Кроме того, некоторые из этих предметов, как мы узнаем из "Искусства бальзамирования" Гринхилла на стр. 361, были сделаны руками самого Септалия.
 "Грейв", - говорит автор, - "кажется, считает, что Asbestinus Lapis и Amianthus - одно и то же и называет их по-английски бахромчатым камнем";
 он говорит, что этот камень растет короткими нитями или бахромами длиною от одной четверти до полного дюйма; эти нити с блеском; они тонки, как те, что прядет червь-шелкопряд и гибкие, как лен или пакля. Что этот секрет не совсем еще утерян, также доказывается тем фактом, что некоторые буддийские монастыри в Китае и Тибете им обладают. Был ли он сделан из волокон того или другого камня, мы не можем сказать, но мы видели в буддийском женском монастыре желтый халат, какой носят буддийские монахи; в нашем присутствии его бросили в большую яму, полную горящих угольев; через два часа его вынули из ямы, и он был такой чистый, точно его выстирали водою с мылом.
 В наше время подобные суровые испытания асбеста производились в Европе и Америке, и теперь это вещество применяется в промышленности для изготовления кровельного материала, несгораемой одежды и огнестойких сейфов. Очень ценные залежи этого минерала на острове Стэйтен в Нью-Йоркской гавани, поставляют его в связках наподобие сухого хвороста, причем волокно иногда бывает длиною в несколько футов. Тончайшая разновидность асбеста, называемая древними ???????? (?еоскверненная), получила свое название вследствие своего белого сатино-подобного блеска.
 Также древние делали фитили для своих вечных ламп из другого камня, который они называли Lapis Carystius. Обитатели города Каристо, кажется, не делали из него никакого секрета, так как Маттей Радер говорит в одном сочинении [223]:
 "Они расчесывали, пряли и ткали из этого пушистого камня материю для плащей, столового белья и т. д., и когда эти вещи загрязнялись, то вместо воды очищали их огнем".
 Павсаний в "Аттике" и Плутарх [220] также утверждают, что фитили ламп делались из этого камня, но Плутарх добавляет, что в его время этого камня больше не находят. Лицет склонен верить, что вечные лампы древних, находимые в гробницах, совсем не имели фитилей, так как фитилей находили очень мало, но Лудовико Виве, наоборот, утверждает, что он видел их множество.
 Лицет, кроме того, твердо уверен, что
 "питание для огня может быть дано с таким уравновешенным характером, что оно может сгореть только после долгого ряда веков, и, ни материя не испаряется, а крепко противостоит огню, ни огонь не пожирается материей, но сдерживается ею, точно цепью, от улетучивания кверху".
 К этому Томас Браун [224, с. 124], говоря о лампах, которые прогорели многие сотни лет, добавляет:
 "Это происходит от чистоты масла, которое не выделяет никаких испарений, способных дать копоть и удушить огонь; ибо, если бы воздух питал пламя, то последнее могло бы просуществовать какие-то минуты, после чего весь воздух был бы израсходован". - Но он добавляет: "Искусство приготовления этого несгораемого масла утеряно".
 Не совсем, и время это докажет, хотя бы всё, что мы теперь пишем, было бы обречено, подобно многим другим истинам.
 От имени науки нам говорят, что она не признает других видов исследования, кроме наблюдения и опыта. Мы согласны. И не имеем ли мы записей наблюдений фактов, скажем, за три тысячи лет, фактов, доказывающих оккультные силы человека? Что касается опытов, то какие же лучше возможности можно для них требовать, чем те, которые представляются так называемыми современными феноменами? В 1869 году различные английские ученые приглашались Лондонским Диалектическим обществом оказать помощь в исследовании этих феноменов. Давайте посмотрим, что наши философы на это ответили. Профессор Гёксли написал:
 "У меня нет времени для таких исследований, которые сопряжены со многими хлопотами (если они не такие, какие мне известны) и ведут к неприятностям... Я не интересуюсь этим предметом... даже если феномены подлинные - они меня не интересуют" [225, с. 229].
 Джорж X. Льюис мудро выразился в следующем изречении:
 "Когда какой-нибудь человек говорит, что феномены производятся неизвестными физическими законами, он тем самым заявляет, что он знает эти законы" [225, с. 230].
 Профессор Тиндаль выражает сомнение в возможности получить хорошие результаты на каком-либо сеансе, где он будет присутствовать. Его присутствие, по мнению мистера Варли, приводит все в замешательство [225, с. 265]. Профессор Карпентер пишет:
 "Я удостоверился сам на моих личных исследованиях в том, что в то время, как большое количество того, что называют проявлениями духа, является результатом умышленного обмана, а многие другие - результатом самообмана, - имеются некоторые феномены, которые подлинны и должны быть рассматриваемы как неплохие предметы научного изучения... источник этих феноменов не находится в каком-либо сообщении ab-extra<<166>> но зависит от субъективного состояния индивидуума, который действует по некоторым признанным физическим законам... процесс, которому я дал название "бессознательной работы мозга"... совершает большую часть работы в производстве феноменов, известных под названием спиритуалистических" [225, с. 266].
 И таким образом получилось, что мир был осведомлен через орган точной науки, что бессознательная мозговая деятельность приобрела способность заставить гитары перелетать по воздуху, а мебель - выкидывать различные клоунские трюки!
 Это все, что касается мнений английских ученых. Американцы не поступили намного лучше. В 1857 году комитет Гарвардского университета предостерегал публику против исследований по этому предмету, который "разлагает нравственность и унижает разум". Далее они назвали его "заразительным влиянием, которое определенно уменьшает правдивость в мужчине и чистоту в женщине". Позднее, когда профессор Роберт Хэер, великий академик, не боясь мнений своих современников, стал исследовать спиритизм и уверовал в него, его немедленно объявили non compos mentis,<<167>> и в 1874 году, когда одна из нью-йоркских ежедневных газет обратилась с циркулярным письмом к ведущим ученым страны, прося их заняться исследованием спиритизма, и предлагало оплатить расходы, они, подобно гостям, приглашаемым на ужин, "единодушно начали извиняться и отказываться".
 Все же, несмотря на равнодушие Гёксли, шутливость Тиндаля и "бессознательную мозговую деятельность" Карпентера, многие ученые, столь же знаменитые, как они, исследовали этот неприятный предмет и, будучи побеждены неопровержимостью доказательств, сами стали новообращенными верующими в спиритизм. А другой ученый и великий писатель, хотя и не спиритуалист, дает это свое, заслуживающее уважения свидетельство:
 "Что духи умерших изредка снова посещают живых и появляются в своих прежних обиталищах, было во всех веках укоренившимся верованием во всех европейских странах не только у сельских жителей, но и у части интеллигенции... И если человеческие свидетельские показания по такому предмету имеют какую-либо ценность, то огромная масса их имеется налицо; они охватывают как отдаленнейшие века, так и нынешнее время и настолько же безупречны и обширны, как доказательства по всем другим предметам" [48, стр. 121].
 К сожалению, человеческий скептицизм - это крепость, способная не поддаваться никакому количеству свидетельских показаний. И, начиная с Гёксли, наши мужи науки принимают только такие доказательства, которые их устраивают, - не больше.
 "О, люди, позор вам! бес с бесом нечистым
 Договор нерушимо блюдут, - человек же
 Постоянно враждует с созданьем разумным..."<<168>>
 Чем объяснить такое расхождение во взглядах среди людей, учившихся по одним и тем же учебникам, черпавшим свои знания из одного и того же источника? Ясно, что это еще одно подтверждение старой истины, что нет двух людей, которые в точности одинаково видели бы одну и ту же вещь. Эта идея прекрасно сформулирована доктором Дж. Дж. Гартом Уилкинсоном в письме Диалектическому Обществу:
 "Я давно уже убедился", - говорит он, - "на моем жизненном опыте в качестве пионера исследователя нескольких ересей, которые быстро становятся правоверными верованиями, что почти все истины приемлемы для нас постольку, поскольку они свойственны нашему темпераменту, насколько они соответствуют нашим влечениям, нашей интуиции, и что дискуссии и разузнавание дает немногим больше, нежели питание темперамента".
 Этот глубокий наблюдатель мог бы еще добавить к своему опыту опыт Бэкона, который заметил, что:
 "...малая философия склоняет человеческий ум к атеизму, а глубокая философия приближает его к религии".
 Профессор Карпентер превозносит прогрессивную философию наших дней, которая "не игнорирует ни одного факта, каким бы странным он ни был, если он подтверждается достаточно вескими доказательствами", и все же он был бы первым, кто стал бы отрицать право древних на признание за ними философских и научных знаний, хотя они обоснованы на таких же достоверных показаниях как и те, которыми пользуются в своих научных и философских работах нынешние ученые. По отделу науки возьмем в качестве примера электричество и электромагнетизм, на которых имена Франклина и Морзе так возвысились на свитке славы. Сказано, что шесть столетий до христианской эры Фалес открыл электрические свойства янтаря; и все же последние исследования Швейгера в его обширных трудах по символизму вполне доказали, что все древние мифологии были обоснованы на науке натуральной философии и также, что наиболее сокровенные свойства электричества были известны теургам самых ранних мистерий Самофракии. Диодор Сицилийский, Геродот и Санхуниафон финикийский - древнейшие историки - говорят нам, что эти мистерии ведут свое происхождение с отдаленнейшей древности, сотни, вероятно тысячи лет до начала исторического периода. Одно из лучших доказательств этому мы находим на весьма замечательной картине Рауля Рошетта "Античные скульптуры", на этой картине, подобно "взлохмаченному Пану", у всех человеческих фигур волосы торчат во всех направлениях, за исключением центральной фигуры Кабирийской Деметры, из которой эта сила исходит и еще из одного коленопреклонного человека.<<169>> По Швейгеру, эта картина, по-видимому, и представляет часть церемонии посвящения. И все же не так уж много прошло времени с тех пор, как элементарные труды по натуральной философии стали украшаться гравюрами наэлектризованных голов с поднявшимися по всем направлениям волосами под влиянием электрического тока. Швейгер доказывает, что утерянная натуральная философия древности была связана с наиболее значительными религиозными церемониями. Он наглядно показывает, причем очень убедительно, что магия составляла часть доисторических мистерий и что величайшие феномены, так называемые чудеса, языческие, еврейские или христианские - фактически в своей основе имели сокровенное знание по физике, всем отраслям химии или, вернее, алхимии, каковыми знаниями обладали жрецы древности.
 В одиннадцатой главе, которая целиком будет посвящена удивительным достижениям древних, мы хотим продемонстрировать правдивость наших утверждений с большей полнотой. Мы покажем на основании свидетельств наиболее заслуживающих доверия классиков, что в период времени, далеко предшествовавший осаде Трои, ученые жрецы святилищ были основательно знакомы с электричеством и даже с громоотводами. Мы сейчас добавим только несколько слов, прежде чем покончим с этой темой.
 Теурги до того хорошо знали малейшие свойства магнетизма, что даже не владея утерянным ключом к их тайне, а основываясь только на том, что в их время было известно об электричестве. Швейгер и Эннемозер оказались в состоянии установить тождественность "братьев близнецов" Диоскуров с полярностью электричества и магнетизма. Символический миф, который до того считали неимеющим значения вымыслом, оказался, по Эннемозеру [62, т. II], умно составленным выражением строго научной истины природы.
 Наши физики гордятся достижениями нынешнего века и обмениваются гимнами восхвалений. Их выразительное чтение лекций в аудиториях, их цветистая фразеология требуют только небольших изменений, чтобы эти лекции превратились в мелодичные сонеты. Наши современные Петрарки, Данте и Тассо состязаются с трубадурами старины в поэтических излияниях. В своем, не знающем границ прославлении материи они влюбленно воспевают смешивание блуждающих атомов, любовные связи протоплазм и жалуются на кокетливое непостоянство "сил", которые так провокационно играют в прятки с нашими серьезными профессорами в великой драме жизни, называемой ими "корреляцией сил". Провозгласив материю единственной самодержавной царицей Беспредельной Вселенной, они насильно лишают ее супруга и помещают вдовствующую королеву на великий трон природы, покинутый изгнанным духом. А теперь они стараются заставить ее показаться такой привлекательной, как только можно среди воскурений и поклонений в святилище, которое они сами построили. Разве они забыли или совсем не знают того факта, что при отсутствии его законного владельца этот трон ничто иное, как гроб повапленный, внутри которого все гниль и разложение! Что материя без оживляющего ее духа есть только "грубое испражнение", выражаясь герметическим термином; что она ничто другое, как бездушный труп, чьи конечности для того, чтобы двигаться в нужном направлении, требуют присутствия разумного водителя в великой гальванической батарее, называемой ЖИЗНЬЮ!
 В чем же, в особенности, познания нынешнего века так превосходят познания древних? Когда мы говорим "познания", мы не имеем в виду блестящих и ясных определений, которые современными учеными присвоены даже самым пустяковым деталям по каждой отрасли науки, как бы мала она ни была; мы не имеем в виду названий для каждого нерва и артерии в человеческом и животном организмах, обозначений для каждой клетки и волокна в растении; мы имеем в виду философское окончательное выражение каждой истины в природе.
 Величайших философов древности обвиняют в неглубоком и поверхностном знании как раз этих деталей точной науки, которыми современники так много хвастают. Платон объявлен различными его комментаторами совершенным невежою по части знаний, касающихся анатомии и функций человеческого тела; он якобы не знал ничего о роли нервов в передаче ощущений и не был способен ни на что лучшее, как на высказывание необоснованных суждений по этому поводу. Он просто обобщал деления человеческого тела, говорят они, и не дал ничего похожего на анатомические факты. Что касается его взгляда на человека, как на микрокосмоса, являющегося, по его идее, изображением макрокосмоса в миниатюре, то это слишком трансцендентально, чтобы наши материалистические скептики стали уделять ему хотя бы малейшее внимание. Идея, что строение человека так же, как и вселенной, образовано из треугольников - кажется абсурдной и смешной нескольким его переводчикам. Один единственный из последних профессоров Джовитт в своем предисловии к "Тимею" честно замечает, что современный физик-философ "едва ли признает заслугу быть теми "костьми", из которых он сам поднялся к высшему знанию" [30, т. II, с. 508]; забывая, как много помощи получили физические науки сегодняшнего дня от метафизиков древности. Если, вместо споров и указаний на недостаточность и иногда отсутствие терминологии у Платона и также строго научных определений в его трудах, мы начнем тщательно анализировать их, то в одном только "Тимее" мы обнаружим, несмотря на его ограниченные размеры, зародыши всех новых открытий. Кровообращение и закон всемирного тяготения в "Тимее" ясно упомянуты, хотя первый из этих фактов, может быть, не так ясно обрисован, чтобы противостоять повторным атакам современной науки; ибо, по словам профессора Джовитта, открытие, что кровь вытекает с одной стороны сердца по артериям, чтобы вернуться в него с другой стороны по венам, не было ему известно, хотя Платон прекрасно был осведомлен о том, "что кровь находится в постоянном движении".
 Метод Платона, подобно геометрическому, был методом суждений, идущих от всеобщего к частному. Современная наука напрасно ищет первопричину в перемещениях молекул; Платон искал и находил ее среди величественно проносящихся миров. Ему было достаточно знать великий план творения и быть в состоянии проследить самые мощные движения вселенной через их изменения до их конечных состояний. Мелкие подробности вселенной, наблюдением и классификацией которых с такой старательностью занимается современная наука, не привлекали внимания философов старины. Отсюда получилось, что в то время как мальчишка-пятиклассник из английской школы может более учено болтать о мелочах физической науки, чем сам Платон, с другой стороны, самый тупой из учеников Платона мог сказать больше о великих космических законах и их взаимоотношениях и мог продемонстрировать гораздо лучшее знакомство с ними, а также управлять оккультными силами, скрытыми за этими законами, чем наиболее ученый профессор наиболее знаменитой академии наших дней. Этот так мало понятый факт, которого не заметили и не оценили переводчики трудов Платона, объясняет все это самовосхваление, в какое впадаем мы, современники, когда говорим об этом философе и о подобных ему. Приписываемые им ошибки по анатомии и физиологии преувеличены чрезмерно, чтобы удовлетворить наше самолюбие на идее о нашей превосходящей учености, и вследствие этого мы упускаем из виду блеск и красоту разума, которыми украшены века прошлого, словно кто-то в воображении стал увеличивать солнечные пятна до того, что это яркое светило оказалось полностью в затмении.
 Невыгодность современных научных исследований проявляется в том факте, что в то время, как мы имеем названия для наиболее незначительных частиц минералов, растений, животных и человека, - наимудрейший из наших учителей не в состоянии сказать нам ничего определенного о той жизненной силе, которая производит изменения в этих царствах природы. Нет необходимости приводить другие подтверждения к сказанному, чем те, которые по этому поводу высказаны самими высшими авторитетами науки.
 Немало требуется мужества человеку, занимающему видное положение в мире науки, чтобы справедливо воздать должное достижениям древних перед лицом широкой публики, которой не хочется ничего другого, как их унижения. Когда мы встречаемся с подобным случаем, мы с радостью кладем лавровый венок к ногам такого отважного и честного ученого. Такими являются профессор Джовитт, глава Болиолского колледжа, и профессор Региус из Оксфордского университета, знаток греческого языка, который в своем переводе трудов Платона, говоря о "физической философии древних в целом", отдает ей справедливость:
 1. "Что идея существования звездных туманностей была получена от физиков древности". Поэтому ее нельзя обосновывать на телескопических открытиях Гершеля, как это делает Дрейпер [48, с. 240] 2. "Что животные развились из переселившихся на сушу лягушек, а человек развился из животного - этого мнения придерживался Анаксимен в шестом веке до Р. X.". Профессор мог бы к этому добавить, что эта теория существовала за несколько тысяч лет до Анаксимена; что она пользовалась признанием среди халдейцев, и что дарвинская теория эволюции и обезьянья теория имеют допотопное происхождение. 3. "...что даже Филолай и ранние пифагорейцы верили, что земля - это небесное тело, вращающееся в космосе как и другие звезды".<<170>> Таким образом Галилей, изучая некоторые фрагменты Пифагора, которые, как доказывает Рюхлин, должны были еще существовать в дни флорентийского математика;<<171>> и, кроме того, будучи знаком с доктринами старых философов, только снова подтвердил доктрину, которая преобладала в Индии в отдаленнейшей древности. 4. Древние "...думали, что у растений имеется пол так же, как у животных". Таким образом нашим современным естествоиспытателям пришлось только следовать по стопам своих предшественников. 5. "Что музыкальные ноты зависят от относительной длины и натяжения струны, которая их испускает, и что они измеряются числом". 6. "Что математические законы царствуют во всем мире, и даже качественные различия имеют происхождение в числах"; и 7. "уничтожение материи ими отрицалось, и они признавали только трансформацию".<<172>> "Хотя одно из этих открытий можно бы и приписать удачной догадке", - добавляет Джовитт, - "все же их едва ли можно приписать просто совпадениям" [30, т. II, с. 508].
 Короче говоря, философия Платона представляла единую последовательную систему; она охватывает эволюцию миров и видов, корреляцию и сохранение энергий, трансмутацию материальной формы, неуничтожаемость материи и духа. Их положение по отношению к последнему далеко определило нашу современную науку; и свод этой философской системы был закреплен совершенным и нерушимым ключевым камнем. Если наука в последнее время сделала такие огромные шаги вперед, если наши знания законов природы гораздо выше знаний древних, то почему наши вопросы и поиски, касающиеся природы и источника жизни, остаются без ответа? Если современная лаборатория настолько богаче плодами своих исследований по сравнению с лабораторией древних, то почему так получается, что какой бы мы шаг ни делаем, он попадает на тропинку, давно протоптанную до христианской эры? Почему так происходит, что наиболее прогрессивная точка зрения, когда она нами достигнута, дает нам только возможность увидеть в затянутой дымкой дали на горной тропе к знанию, увековеченные доказательства, которые более ранние исследователи оставили как знаки, что они там были и занимали то место?
 Если уж современные мастера настолько опередили древних, то почему они не могут восстановить для нас утерянные умения, которыми обладали наши после-потопные прадеды? Почему они не дают нам неблекнущих красок Луксора - пурпура тирианцев; яркого вермильона и ослепительной сини, которыми украшены стены того места и которые сегодня так же ярки и свежи, как в день их нанесения; неразрушающегося цемента пирамид и древних акведуков; дамасского лезвия, которое можно было скрутить в его ножнах наподобие штопора и при этом не сломать; великолепных, ни с чем несравнимых оттенков крашеного стекла, которое находят среди песков древних руин и в оконных перекладинах древних соборов; и секрета подлинного ковкого стекла? И если химия почти неспособна состязаться по некоторым искусствам даже с ранним средневековьем, зачем тогда хвастать достижениями, которые, по всей вероятности, были хорошо известны тысячи лет тому назад? Чем дальше развиваются археология и филология, тем сильнее уязвляют нашу гордость открытия, которые они ежедневно совершают, и тем больше славных свидетельств они приносят в пользу тех, кто в силу своей отдаленности во времени считались невежами, погрязшими в трясине суеверия.
 Почему мы забываем, что за много веков до того, когда судна предприимчивого генуэзца разрезали западные воды, финикийские корабли уже совершали кругосветные плавания и распространяли цивилизацию в областях, ныне уже превратившихся в молчаливые пустыни? Какой археолог осмелится утверждать, что та же самая рука, которая возводила египетские пирамиды, Карнак и тысячи нынешних руин, в забвении рассыпающихся в пыль, не воздвигла монументальный Нагкон-Ват Камбоджи? или не начертала иероглифов на обелисках и дверях покинутой индейской деревни, недавно открытой в Британской Колумбии лордом Даферином? или знаки на руинах Паленке и Ушмаля и руинах в Центральной Америке? Разве реликвии, которые мы храним в наших музеях - последние памятники давно "утерянных искусств" - не свидетельствуют громогласно в пользу древней цивилизации? И разве они все не доказывают снова и снова, что исчезнувшие народы и континенты похоронили вместе с собою также свои науки и искусства, которых не смогли воскресить ни первый тигель, раскаленный в средневековом монастыре, ни последний, треснувший в лаборатории современного химика, - не воскресили и не воскресят, по крайней мере, в нынешнем веке.
 "У них были некоторые познания по оптике", - великодушно допускает профессор Дрейпер по отношению к древним; другие даже и эту малость отрицают - "Выпуклые линзы, обнаруженные в Нимруде, являются доказательством, что они были знакомы с увеличительными инструментами" [48, с. 14].
 В самом деле? Если бы это так не было - все классические писатели оказались бы лжецами. Ибо Цицерон нам говорит, что он видел всю "Илиаду" написанной на коже такого миниатюрного размера, что ее в скатанном виде можно было поместить в ореховую скорлупу; а Плиний утверждает, что у Нерона было кольцо со вделанным в него стеклом, через которое он издали наблюдал бои гладиаторов. Истинно, когда нам говорят, что Мауриций с помощью инструмента, называемого наускопит, мог с мыса Сицилии наблюдать через море берег Африки, - мы должны или думать, что все исторические свидетели солгали, или допустить, что древние были более, чем едва знакомы с оптикой и увеличительными стеклами. Уэндэлл Филлипс сообщает, что у него есть друг, который является обладателем чрезвычайно интересного кольца
 "приблизительно три четверти дюйма в диаметре, и на нем обнаружена фигура бога Геркулеса. С помощью увеличительных стекол вы можете различить переплетающиеся мускулы и сосчитать каждый отдельный волосок на бровях... Раулинсон привез домой камень длиною около 20 дюймов и 10 в ширину, на котором изложен целый трактат по математике. Без увеличительных стекол он совершенно не поддается чтению... В музее доктора Эбботта имеется кольцо Хеопса, которое Бунзен относит к 500 году до Р. X. Печатка на кольце размером в четверть доллара, а гравировка на ней невидима невооруженному глазу без помощи увеличительных стекол... В Парме вам покажут драгоценный камень, который когда-то носил на своем пальце Микеланджело; гравировка на нем двухтысячелетней давности и изображает фигуры семи женщин. Вам нужно иметь сильные увеличительные стекла, чтобы быть в состоянии их разглядеть... Таким образом", - добавляет ученый лектор, - "микроскоп, вместо того, чтобы считаться изобретением нашего времени, находит своих братьев в Пятикнижии Моисея - и это старшие братья".
 Вышеприведенные факты, кажется, не свидетельствуют о том, что древние обладали лишь "некоторыми сведениями по оптике". Поэтому совершенно не соглашаясь с этим и в особенности с профессором Фиске по поводу его критики трудов профессора Дрейпера "История конфликта" [48] и его "Незримый мир", - мы находим в прекрасных трудах профессора Дрейпера, как критика истории, только один единственный недостаток - он иногда злоупотребляет своими собственными оптическими инструментами с целью преувеличения атеизма пифагорейца Бруно, он рассматривает его через выпуклые линзы; когда же он говорит о познаниях древних, он, очевидно, смотрит через вогнутые линзы.
 Можно, просто, восторгаться, следя в различных современных трудах как набожных христиан, так и скептиков, хотя и очень ученых людей, как осторожно они проводят демаркационную линию между тем, в чем мы должны и в чем не должны мы верить древним авторам. Никакое доверие им не допускается без того, чтобы не сопровождалось определительным предостережением. Если Страбон говорит нам, что древняя Ниневия была 47 миль по периферии, и его свидетельство принимается как достоверное, то почему это должно быть по-другому, как только Страбон свидетельствует об исполнении пророчеств Сивилл? Где здравый смысл, когда Геродота называют "Отцом Истории", а затем тут же, не переведя дыхания, обвиняют его в глупой тарабарщине, как только он начинает повествовать об изумительных явлениях, которым он был очевидцем? В конце концов, возможно, что такая осторожность сейчас нужна более, чем когда-либо, так как наша эпоха окрещена "Веком Открытий". Разочарование может оказаться слишком жестоким для Европы. Порох, который долгое время считали изобретением Бэкона и Шварца, объявлен теперь в школьных учебниках изобретением китайцев, которые применяли его для сравнения холмов и взрывания скал много веков до нашей эры.
 "В музее Александрии", - говорит Дрейпер, - "была машина, которую изобрел Герон, математик, немного более, чем 100 лет до Р. X. Она вращалась силою пара и была такой конструкции, какую в наши дни мы назвали бы реактивным двигателем... Случай не имел никакого отношения к изобретению современной паровой машины" [48, с. 311].
 Европа гордится открытиями Коперника и Галилея, а нам теперь говорят, что астрономические наблюдения халдеев простираются назад на сотню лет до потопа; а Бунзен относит потоп не менее чем за 10000 лет до нашей эры [74, т. V, с. 88]. Мало того, один китайский император, живший более чем за 2000 лет до Р. X. (т. е. до Моисея), предал смертной казни двух своих главных астрономов за то, что они не предсказали состоявшегося солнечного затмения.
 Следует отметить в качестве примера неточности ходячих мнений в отношении претензии современной науки, что открытие неуничтожаемости материи и корреляции энергий, в особенности последней, должны считаться ее венценосным триумфом. Это "наиболее важное открытие нынешнего века", - выразился по поводу корреляции энергий Уильям Армстронг в своей знаменитой речи, как председатель Британского общества. Но это "важное открытие", в конечном счете, совсем не является открытием. Его источник, оставив неотрицаемые следы, находимые у философов древности, затерялся в густых сумерках доисторических дней Первые его следы открываются в неясных размышлениях ведической теологии, в учении об эманировании и абсорбировании, короче говоря, о нирване. Джон Ориген обрисовал его в своей смелой философии в восьмом веке, и мы приглашаем каждого, кто хочет убедиться в истине сказанного, прочесть его "De Divisione Naturae". Наука говорит, что когда теория неуничтожаемости материи (тоже, кстати сказать, очень, очень старая идея Демокрита) была продемонстрирована, ее пришлось распространить и на энергию. Никакая частица материи никогда не может быть утеряна; никакая часть существующей в природе энергии не может исчезнуть; следовательно, энергия так же оказалась неуничтожаемой, а ее различные проявления или силы в различных видах, как было показано, взаимно обратимы и являются только различными видами движения материальных частиц. И таким образом наука второй раз открыла корреляцию энергий. Мистер Гроу еще в 1812 г. приписал обратимость всем таким силам, как тепло, электричество, магнетизм и свет; придав им, таким образом, способность быть в одно время причиной, а в другое - следствием [227]. Но откуда приходят эти силы, и куда они уходят, когда мы теряем их из поля зрения? По этому вопросу наука молчит.
 Теория "корреляции энергий", хотя, может быть, по мнению наших современников, "является величайшим открытием века", - не может объяснить ни начала, ни конца одной из таких сил; также эта теория не в состоянии указать причину, из которой она возникает. Энергии могут быть обратимы, и одна может производить другую, и все же никакая точная наука не в состоянии объяснить альфу и омегу этого явления. И в чем же мы тогда опередили Платона, который, ведя дискуссию в "Тимее" о первичных и вторичных качествах материи [32, с. 22] и слабости человеческого интеллекта, вкладывает такие слова в уста Тимея:
 "Бог знает первоначальные качества всего; человек может только надеяться на достижение вероятного".
 Стоит нам только открыть одну из нескольких статей Гёксли и Тиндаля, чтобы найти в точности то же самое признание; но они улучшают свое положение против Платона тем, что даже не разрешают Богу знать больше, чем они сами; и, возможно, они основывают на этом свое превосходство над Платоном? Индусы древности обосновали свою доктрину об эманировании и абсорбции в точности на этом законе. To 'Ov изначальная точка в беспредельном круге, "окружность которого не находится нигде, а центр - везде", эманирует из себя все, все вещи, и проявляет их во видимой вселенной в разнообразнейших формах; формы перемешиваются и смешиваются, и после постепенной трансформации из чистого духа (или буддийского "ничто"), в самую грубую материю, начинают отступать, постепенно возвращаться в свое первоначальное состояние, которое есть абсорбция, поглощение в нирване<<173>> - что же это есть как не корреляция энергий?
 Наука говорит нам, что она может показать, как тепло превращается в электричество, и электричество в тепло; как магнетизм переходит в электричество и - наоборот. Движение, нам говорят, есть результат самого движения и т. д. до бесконечности. Это - азбука оккультизма и ранних алхимиков. Для науки, раз неуничтожаемость материи и энергии открыта и доказана, великая проблема вечности разрешена. Какая нам больше надобность в духе? его бесполезность отныне научно доказана!
 Таким образом, про современных философов можно сказать, что они ни на один шаг не двинулись дальше того, что было хорошо известно священнослужителям Самофракии, индусам и даже христианским гностикам. Первые показали свое знание в этом удивительно остроумном мифе о Диоскурах, "сыновьях неба"; это братья-близнецы, о которых говорил Швейгер, "которые постоянно умирают и воскресают вместе, тогда как абсолютно необходимо, чтобы один умер для того, чтобы другой мог жить". Они знали так же, как наши физики, что когда энергия исчезла, она, просто, была превращена в другую энергию. Хотя археология еще не открыла аппаратуры, специально созданной для таких превращений, тем не менее можно утверждать с полным правом на основании аналогических дедукций, что почти все древние религии были обоснованы на такой неуничтожаемости материи и энергии плюс эманирование всего из эфирного духовного огня - центрального солнца, которое есть Бог или дух, на знании, на чьем могуществе основана древняя теургическая магия.
 В рукописном комментарии о магии, составленном Проклом он дает следующее объяснение:
 "Подобно тому, как влюбленные постепенно продвигаются от той красоты, которая проявляется в чувственных формах, к той красоте, которая является божественной; жрецы древности, когда они размышляли о том, что существует некое родство и симпатия одного к другому между всем, что существует в природе, и о том, что проявляется в оккультных силах; они открыли, что все существует во всем, и создали священную науку, обосновываясь на этой взаимной симпатии и подобии. Таким образом они установили существование наивысшего в низшем и низшего в наивысшем; существование в небесных областях земных свойств, преобразившихся в небесные, и существование небесных свойств, преобразившихся в земное".
 Затем Прокл указывает на некоторые таинственные особенности растений, минералов и животных, которые все известны нашим естествоиспытателям, но никто из них не может этих особенностей объяснить. Одною из таких является вращательное движение подсолнуха, гелиотропа, лотоса, который перед восходом солнца складывает свои листья, втягивает лепестки в себя, так сказать, а затем раскрывает их постепенно по мере того как солнце поднимается, и опять втягивает их в себя, когда оно склоняется к западу; также особенности солнечного и лунного камней и гелиоселена, петуха, льва и других животных.
 "Итак, древние", - говорит он, - "поразмыслив над этой взаимной симпатией (небесного и земного), применили их для оккультных целей, как небесную, так и земную природу, посредством чего, через некое подобие, они усмотрели божественные силы в этой низшей обители... Все полно божественною природою; земные организмы получают полноту того, что является небесным, но небесное получает от сверхнебесной сущности, в то время как все категории сущего движутся в прекрасном снисхождении от самого высшего к низшему.<<174>> Ибо какие бы частности ни были собраны в какую-либо из вышеупомянутых категорий, они впоследствии расширяются в нисхождении, и различные духи направляются под управление их правящих божеств".<<175>>
 Очевидно, Прокл здесь не пропагандирует просто суеверие, а науку; ибо, несмотря на то, что она оккультна и неизвестна нашим ученым, которые отрицают ее возможности, магия все же наука. Она прочно базируется на таинственном родстве между органическими и неорганическими телами, видимой продукцией четырех царств, и незримыми силами вселенной. То, что наука называет тяготением, гравитацией, древние, а также средневековые герметисты называли магнетизмом, притяжением, родством. Это закон вселенной, понятый Платоном и объясненный в "Тимее" как закон притяжения меньших тел большими, и подобных тел подобными; в последних скорее сказывается сила магнетизма, нежели тяготения. Антиаристотелевская формула, что тяготение заставляет все тела падать с одинаковой быстротой, независимо от их веса, причем разница вызывается каким-то другим неизвестным фактором, кажется в значительной мере больше указывает на магнетизм, чем на тяготение, т. к. первый притягивает скорее в силу субстанции, нежели веса. Основательное знакомство с оккультными свойствами всего, что существует в природе как в видимой, так и в невидимой; их взаимоотношения, притягивания и отталкивания и их причины, прослеженные до духовного начала, которое насыщает и оживляет все; способность создавать наилучшие условия, чтобы это начало могло проявляться, другими словами, глубокое и исчерпывающее знание законов природы - вот, что было, есть и будет основанием магии.
 В своих записках по поводу "Духов и домовых", обозревая некоторые факты, приводимые в качестве доказательств некоторыми известными защитниками подлинности духовных феноменов, а именно, профессора Моргана, мистера Роберта Дэйла Оуэна, мистера Уоллеса; между прочим мистер Рихард А. Проктор заявляет, что он
 "не находит убедительности в следующих замечаниях профессора Уоллеса: "Как можно оправдаться за непризнание таких доказательств? (Речь идет об изложенном Оуэном феномене.) Десятки и сотни так же засвидетельствованных фактов зарегистрированы, и никаких попыток не предпринято, чтобы их объяснить. Их просто игнорируют и во многих случаях их признают необъяснимыми"".
 На это мистер Проктор шутливо отвечает, что
 "так как наши философы заявляют, что они давно уже решили, что все эти рассказы про явления духов - один обман, следовательно остается только проигнорировать их; и они чувствуют себя весьма "раздраженными", когда приводятся новые доказательства в пользу явлений и совершаются новые обращения людей, причем некоторые из новообращенных настолько безрассудны, что требуют новых проверок и испытаний на том основании, что прежние заключения по этим явлениям противоречили очевидности".
 "Все это", - продолжает он, - "служит нам прекрасным поводом для того, чтобы не смеяться над новообращенными за их веру. Но для этого срочно нужно что-то еще сделать прежде, чем наши "философы" решатся посвятить значительную часть своего времени предлагаемым исследованиям. Нужно наглядно доказать, что благополучие человеческой расы в значительной степени зависит от этого, тогда как незначительность зарегистрированного до сих пор поведения духов и так видна всем новообращенным".
 Эмма Хардинг Бриттен собрала из светских и научных журналов большое количество хорошо удостоверенных фактов, из которых видно, какими серьезными вопросами наши ученые иногда заменяют этот досаждающий им вопрос о "Духах и домовых". Она приводит цитату из одной вашингтоновской газеты, где помещен репортаж об одном из этих торжественных конклавов, состоявшемся вечером 29 апреля 1854 г. Профессора Хэера из Филадельфии, всеми уважаемого химика, заслужившего всеобщее уважение как своим поведением, так и своими пожизненными трудами для науки, профессор Генри "заставил замолчать", как только первый коснулся вопроса о спиритизме.
 "Нахальная акция одного из членов "Американского научного общества"", - по словам автора, - "была поддержана большинством этого ученого собрания и впоследствии занесена в протокол заседания" [230, с. 119].
 На следующее утро в репортаже по этой сессии газета "Спиричуэл телеграф" по поводу этого инцидента выразилась так:
 "Казалось бы, что подобная проблема (выдвинутая профессором Хэером) целиком относится к области "науки". Но Американская ассоциация<<176>> решила, что эта проблема или недостойна его внимания или опасна, чтобы вмешиваться в нее, и поэтому проголосовала за ее отклонение. В этой связи мы не можем не упомянуть, что Американская ассоциация на том же самом заседании провела очень ученую, продолжительную, серьезную и глубокую дискуссию о том, почему петухи кричат ночью между 12 часами и 1 часом!"
 Проблема, достойная философов! Кроме того, вероятно, будут доказывать, что она в очень значительной степени имеет отношение к "благополучию человеческой расы".
 Достаточно кому-либо сказать, что он верит в таинственную связь или симпатию между жизнью некоторых растений и жизнью человека, и, наверняка, сказавший это станет предметом насмешек. Тем не менее, установлены многие случаи, доказывающие реальность такого родства. Известны лица, заболевшие одновременно с выкорчевыванием дерева, посаженного в день их рождения и умершие, когда умерло дерево. И также наоборот, известны случаи, когда деревья, посаженные при таких обстоятельствах увядали и умирали одновременно с тем человеком, чьими братьями-близнецами они являлись. Первый случай мистер Проктор назвал бы "следствием самовнушения", а последний - "любопытным совпадением".
 Макс Мюллер приводит большое количество таких случаев в своем очерке "О манерах и обычаях". Он указывает, что эта популярная традиция сажать дерево-брат в день рождения ребенка существует в Центральной Америке, Индии и Германии. Следы ее он находит почти во всей Европе; находит среди воинов Маори, в Британской Гвиане и в Азии. Делая обзор Тэйлоровского "Исследования ранней истории человечества", труда, в котором приведено много таких примеров, великий филолог очень справедливо говорит следующее:
 "Если бы об этом говорилось только в индийских и германских сказаниях, то мы могли бы считать это только принадлежностью арийцев; но когда мы встречаемся с этим же в Центральной Америке, то нам остается только допустить существование сообщений между поселенцами Европы и американскими сказителями преданий... или же исследовать, нет ли, в самом деле, какого-то истинно человеческого элемента в этой предполагаемой симпатической связи между жизнью цветов и жизнью человека".
 Нынешнее поколение людей, которые ни во что не верят за пределами поверхностной очевидности их чувств, - несомненно отвергнет саму идею о такой силе симпатии, существующей у растений, животных и даже камней. Некий покров, закрывающий их внутреннее зрение, позволяет им видеть лишь то, чего никак нельзя отрицать. Автор "Диалога с Асклепием" знакомит нас с причиной этого явления, которая, возможно, подходит и к нынешнему периоду времени и дает объяснение нынешней эпидемии неверия. В нынешнем веке так же, как тогда,
 "имеет место прискорбный уход божественности из человека, когда он перестает прислушиваться и верить чему-либо относящемуся к небу или небесному, когда все небесные голоса для неге неуклонно затихают" [231, с. 553 и далее].
 Или, как сказал император Юлиан:
 "Маленькая душонка (скептика), действительно, сообразительна, но ничего своим крепким и здоровым зрением не видит".
 Мы находимся на низшей точке цикла и, очевидно, в переходном состоянии. Платон делил умственный прогресс вселенной в течение каждого цикла на плодоносный и неплодоносный периоды. В подлунных областях сферы различных элементов вечно остаются в совершенной гармонии с божественной природой, говорит он; "но их части", вследствие слишком тесной близости к земле и их смешивания со всем земным (что есть материя и поэтому область зла), "иногда согласуются с (божественной) природой, а иногда - нет". Когда те циркуляции, которые Элифас Леви называет "астральными токами", во вселенском эфире, содержащем в себе все элементы, протекают в гармонии с божественным духом, тогда наша земля и все относящееся к ней наслаждаются плодоносным периодом. Сокровенные силы растений, животных и минералов магически симпатизируют с "высшими натурами", и божественный дух человека в совершенстве осведомлен об этих "низших". Но в течение неплодоносных периодов последние теряют свою магическую симпатию, а духовное зрение большинства людей настолько слепнет, что человек теряет всякое понятие о высших силах своей собственной божественной души. Мы находимся в бесплодном периоде; восемнадцатое столетие, в течение которого с неотразимой силой разразился всеобщий скептицизм, перенес его, как заразную болезнь, в девятнадцатый век. Божественный разум затуманен в человеке; только его животный мозг один философствует.
 Прежде магия была всеобъемлющей наукой, целиком находящейся в руках священнодействующего ученого. Хотя основа ее ревниво охранялась в святилищах, ее лучи освещали все человечество. Иначе, как же объяснить эту чрезвычайную тождественность "суеверий", обычаев, традиций и даже сентенций, повторяющихся в народных пословицах и широко рассыпанных от одного полюса до другого, так что мы находим в точности те же самые идеи как у татар и лапландцев, так и у южных национальностей Европы, у обитателей российских степей и туземцев Северной и Южной Америки? Например, Тэйлор нам наглядно доказывает, что одно из изречений Пифагора: "Не вороши в огне мечом", - распространено среди ряда национальностей, которые не имели ни малейшего соприкосновения друг с другом. Он цитирует Де Плано Карпини, который обнаружил, что это изречение было в ходу у татар уже в 1246 г. Татарин ни за какие деньги не согласится ткнуть ножом в огонь и коснуться его любым отточенным или заостренным инструментом из боязни порезать "голову огня". Камчадалы северо-восточной Азии также считали это великим грехом. Индейцы племени сиу Северной Америки не осмеливаются коснуться огня ни иголкой, ни ножом, ни каким-либо другим острым инструментом. Того же самого опасаются калмыки, а абиссинец скорее обожжет свои локти в огне, чем использует поблизости огня нож или топор. Все эти факты Тэйлор так же называет "просто любопытными совпадениями". Макс Мюллер, однако, думает, что они много теряют в своей силе от того факта, что "на дне их покоится пифагорово учение".
 Каждое изречение Пифагора, подобно многим древним изречениям, имеет двойное значение; и в то время, как оно обладало оккультным физическим значением, выраженным буквально в его словах, оно заключало в себе нравственное наставление, которое объяснено Ямвлихом в его "О пифагорейской жизни". Это "Не вороши в огне мечом" является девятым символом в "Поучениях" неоплатоников.
 "Этот символ", - говорит он, - "призывает к благоразумию". Он указывает на "неуместность употребления резких слов по отношению к человеку, полного огня и гнева, на вред спора с ним. Ибо часто невежливыми словами вы возбуждаете невежественного человека, от чего страдаете сами... Гераклит также свидетельствует об истине, скрытой в этом символе, ибо он говорит: "Трудно побороть гнев, но что бы то ни было, это следует делать для искупления души". И правильно он говорит это. Ибо многие, дав волю своему гневу, изменили состояние своей души и предпочли смерть жизни. Но правильно управляя своим языком и сохраняя спокойствие, ты создашь дружбу из раздора, огонь гнева будет потушен, и вы докажете, что вы сами не лишены ума" [75].
 Иногда у нас возникали опасения; мы ставили под сомнение беспристрастность нашего собственного суждения, нашу способность к вызывающей уважение критике трудов таких гигантов, как некоторые из современных философов - Тиндаля, Гёксли, Спенсера, Карпентера и некоторых других. В нашей неумеренной любви "к людям далекого прошлого", мудрецам старины мы всегда опасались преступить границы справедливости и не воздать должного тому, кто это заслуживает. Постепенно мы отделались от этих опасений перед лицом неожиданно полученного подкрепления Мы узнали, что мы являемся лишь слабым эхом общественного мнения которое, хотя и подавлено, но иногда прорывается в хорошо написанных статьях, рассеянных по всей периодической прессе нашей страны. Одна из таких статей помещена в "Национальном квартальном обозрении" за декабрь 1875 г., под заглавием "Наши сенсуальные современные философы". Это очень талантливая статья, бесстрашно рассуждающая о претензиях некоторых наших ученых на новые открытия, касающиеся природы материи, человеческой души, ума, вселенной; каким образом возникла вселенная и т. д.
 "Религиозный мир был сильно удивлен", - говорит автор, - "и немало возбужден высказываниями таких людей, как Спенсер, Тиндаль, Гёксли, Проктор и некоторых других той же школы".
 Охотно признавая, как много наука обязана каждому из этих джентльменов, автор тем не менее "весьма настойчиво" отрицает, что они сделали какие-либо открытия. Ничего нового нет в их рассуждениях - даже у самых прогрессивных из них - ничего, что не было бы преподано в той или иной форме тысячи лет тому назад. Он вовсе не говорит, что эти ученые
 "выдвигают эти теории как принадлежащие им открытия, но они оставляют факты в таком виде, что эта принадлежность им этих открытий подразумевается, а остальное доделывают газеты... Публика, у которой нет ни времени, ни склонности проверять факты, воспринимает на веру сказанное в газетах... и ждет, что будет дальше!
 ...Предполагаемые авторы таких поразительных теорий подвергаются нападкам в газетах. Иногда подвергающиеся таким нападкам ученые начинают защищаться, но мы не можем припомнить ни единого случая, когда ученые откровенно заявили бы: "Господа, не сердитесь на нас, мы просто перекроили предания, почти такие же древние, как горы"". Это была бы простая истина; "но", - продолжает автор статьи, - "даже ученые и философы не всегда могут устоять против соблазна поддержать какое-либо мнение, которое, по их рассуждению, должно им обеспечить ниши среди бессмертных имен".<<177>>
 Гёксли, Тиндаль и даже Спенсер в последнее время стали великими оракулами, "непогрешимыми папами", по догмам протоплазмы, молекулам, первоначальным формам и атомам. Они пожали больше пальмовых веток и лавровых венков за свои великие открытия, чем было волос на голове у Лукреция, Цицерона, Плутарха и Сенеки. Тем не менее, труды последних кишат идеями о протоплазме, первоначальных формах и так далее, не говоря уже о Демокрите, который был прозван атомным философом. В том же самом "Обозрении" мы находим нижеследующее поразительное обличение:
 "Кто, включая профанов, не удивлялся еще в прошлом году удивительным результатам, добытым с помощью кислорода? Какое возбуждение произвели Тиндаль и Гёксли провозглашением в присущей им манере оракулов просто той самой доктрины, которую мы только что приводили из труда Либига; который как наиболее "выдающийся" из трудов барона Либига был переведен профессором Лионом Плэйфаером на английский язык в 1840 г."<<178>>
 "Другим недавним высказыванием", - говорит он, - "которое поразило большое количество невинных и набожных людей, было то, что каждая мысль, которую мы выражаем или пытаемся выразить, производит какое-то удивительное изменение в веществе нашего мозга".
 Но чтобы прочесть об этом и еще значительно большем, нашим философам следовало только полистать страницы барона Либига. Так, например, этот ученый провозглашает:
 "Физиология обладает достаточным основанием, чтобы утверждать, что каждая мысль и каждая эмоция сопровождается изменением в составе мозгового вещества; что каждое движение, каждое проявление силы есть результат какой-то трансформации его структуры или его вещества" [232, с. 151].
 Таким образом, через все лекции Тиндаля мы можем проследить почти постранично все суждения Либига с попадающимися время от времени вставками из еще более ранних взглядов Демокрита и других языческих философов. Это - попурри старых гипотез, вознесенных великим современным авторитетом в ранг квазидоказанных формул и произнесенных с живописным сладкоречивым пафосом и фразеологией, так ему присущими.
 Далее тот же самый обозреватель приводит многие тождественные идеи и весь нужный материал, чтобы доказать, что великие открытия Тиндаля и Гёксли фигурируют в трудах доктора Джозефа Пристли, автора "Исследований материи и духа", а также в "Философии истории" Гердера.
 "Пристли", - добавляет автор, - "правительство не досаждало просто потому, что у него не было честолюбивого устремления прославиться своими атеистическими взглядами, провозглашая их на всех перекрестках во всеуслышание. Этот философ... был автором 70-80 томов, и он также был открывателем кислорода". - В своих сочинениях он - "выдвинул тождественные идеи, которые впоследствии были восприняты, как "смелые", "поразительные" высказывания наших нынешних философов".
 "Наши читатели", - продолжает автор, - "помнят, какое возбуждение было вызвано высказываниями некоторых из наших современных философов по поводу происхождения и природы идей, но те высказывания, подобно тем, которые предшествовали им и последовали за ними, не заключали в себе ничего нового". "Идея", - по словам Плутарха, - "есть бестелесная суть, не имеющая существования сама по себе, но она дает тело и форму бесформенной материи и становится причиной ее проявления" (De Placitio Philosophorum).
 Действительно, ни один современный атеист, включая и мистера Гёксли, не может превзойти в материализме Эпикура; он может только подражать ему. И что такое его "протоплазма", как не перепев рассуждений индийских свабхавиков или пантеистов, которые утверждают, что все сущее, боги так же как и люди, и животные суть порождения свабхавы или собственной природы? [124, с. 118] Что же касается Эпикура, то вот какие слова приписывает ему Лукреций:
 "Душа, возникшая таким образом, должна быть материальной, ибо мы проследили ее возникновение из материального источника; так как она существует, то она существует только в материальной системе; она питается материальной пищей; увядает вместе с увяданием тела; и отсюда вывод - будь это душа человека или зверя - она должна умереть вместе с его смертью".
 Тем не менее, мы хотим напомнить читателю, что Эпикур здесь говорит об астральной душе, а не о божественном духе. Все же, если мы правильно поняли вышеприведенное, - "баранья протоплазма" мистера Гёксли очень древнего происхождения, ее место рождения - Афины, а колыбель - мозг старого Эпикура.
 Далее, будучи озабоченным, чтобы его правильно поняли и не увидели в его словах резких осуждений труду какого-либо из наших ученых, автор заканчивает свою статью следующим замечанием:
 "Мы только хотим показать, по крайней мере, той части публики, которая считает себя разумной и просвященной, что ей следует развивать свою память или помнить выдающихся мыслителей прошлого гораздо лучше, чем она это делает теперь. Особенно это следует делать тем, кто или из-за своего письменного стола, с трибуны или кафедры, как университетской, так и церковной, берутся наставлять всех, кто желает получить наставления от них. Тогда будет гораздо меньше необоснованных мнений, гораздо меньше шарлатанства, а самое главное, будет гораздо меньше плагиаторства, чем теперь".<<179>>
 Правильно говорит Кадворт, что величайшим невежеством, в каковом наши современные всезнайки обвиняют древних, является их вера в бессмертие души. Подобно древним скептикам Греции, наши ученые (мы употребим выражение того же самого Кадворта) боятся, что если они признают существование духов и привидений, то им придется признать Бога тоже; и нет ничего такого абсурдного для них, он добавляет, во что бы они не поверили лишь бы не допустить существования Бога. Великая корпорация древних материалистов, какими бы скептиками они нам ни казались теперь, думала по другому, и Эпикур, который отрицал бессмертие души, все же верил в Бога, и Демокрит полностью признавал реальность привидений. В предсуществование человеческой души и в богоподобные силы этой души верили почти все мудрецы древности. Магия Вавилона и Персии обосновывала на этом свои доктрины махаджистии. Халдейские оракулы, на которые Плето и Пселл написали так много комментарий, постоянно толковали и изъясняли свое свидетельство об этом Зороастр, Пифагор, Эпихарм, Эмпедокл, Кеб, Еврипид, Платон, Евклид, Филон, Боэций, Виргилий, Марк Цицерон, Плотин, Ямвлих, Прокл, Пселл, Синезий, Ориген и, наконец, сам Аристотель, далеки от отрицания нашего бессмертия и поддерживают его весьма настойчиво. Подобно Кардону и Помпанацию, которые "не были друзьями бессмертию души", как говорит Генри Мор, Аристотель ясно приходит к заключению, что разумная душа есть отдельная от души мира сущность, хотя она из той же самой субстанции, и что "она предсуществует до того, как обретает тело" [233, I, 3].
 Прошли годы с тех пор, как граф де Местр написал одно изречение, которое, вполне соответствуя вольтерьянской эпохе, в которой он жил, еще более приложимо к нашему периоду крайнего скептицизма.
 "Я слышал", - пишет этот выдающийся человек, - "я слышал и читал миллионы хороших шуток по поводу невежества древних, которые всегда, всюду и везде видели духов. Мне думается, что мы в значительной мере гораздо более слабоумны, чем наши прадеды, потому что не видим теперь таких духов нигде" [238].
 
 154 Письмо Гланвилу, автору "Триумфа саддукейства", Май, 25, 1678 г.
 155 Берлин, 1817.
 156 Было бы бесполезно и потребовало бы слишком много труда выступить здесь в защиту Кеплеровской теории о связи пяти правильных геометрических тел с величинами орбит пяти главных планет, высмеянной профессором Дрейпером в его "Истории конфликта" [48]. Много древних теорий уже получили подтверждение через новейшие открытия. Что же касается остальных - надо подождать.
 157 "Новые исторические сведения о Сиамском царстве", труд де ла Лоубэ, французского посла в Сиаме в 1687-88 гг.. Издание 1692 г. [205].
 158 См. главу о человеческих душах, обосновавшихся в восьмой сфере, которые кончают полным уничтожением индивидуальности.
 159 См. о чтении Уоллесом в 1871 г. доклада об этом перед Диалектическим обществом в [218].
 160 "?????????" (?ейли), второе издание.
 161 См. Art. on "?throbacy".
 162 Псалом CV, 22. "Земля Хамова", или chem, греческое ????, ?ткуда термины алхимия и химия.
 163 Подробности этого события можно найти в сочинении Эразма Франциска, который Цитирует Флаумера, Панцироллу и многих других.
 164 "Серу, квасцы ust. ? iv; ?чистить до цвета ? ij., добавить кристаллическую буру (измельченную) ?j.; затем полить очищенным винным спиртом и выпаривать его, перегонять и подливать свежего; повторять это до тех пор, пока сера не начнет плавиться, как воск, без всякого дыма на медной раскаленной тарелке: это для питания, фитиль изготавливается следующим образом: собрать обрезанные волокна Lapis asbestos в пучок толщиною в средний палец, длиною в мизинец; положите его в венецианский стакан и покройте его вышеупомянутой очищенной серой, или питанием; поставьте стакан на 24 часа в такой горячий песок, чтобы сера все это время пузырилась. Фитиль, после того как его пропитали и смазали, следует поместить в стаканоподобную створчатую раковину так, чтобы часть его находилась выше заготовленной серы; затем, поставив стакан на горячий песок, расплавить серу так, чтобы она охватила фитиль, и если его зажечь, он будет гореть вечным пламенем, и вы можете ставить эту лампу куда вам угодно".
 Другой рецепт таков:
 "R. Salis tosfi. lb. j.; залить крепким винным уксусом и выпаривать до консистенции масла; затем добавить свежего уксуса, размочить и перегонять снова, как прежде. Повтори это 4 раза подряд, затем клади в этот уксус vitr. antimonii subtilis loevigat. lb. j.; поставить это на золу в закрытом сосуде на 6 часов, выпарить раствор, удалить влагу, и налить свежую, и выпарить опять; повторять до тех пор, пока не уйдет вся краснота. Сгустите ваш экстракт до консистенции масла, затем очищайте его в Balneo Marie (пароварке). Затем взять выпаренную сурьму и, измельчив ее в очень мелкую муку, поместить в стеклянный сосуд с сжатой головкой; полить очищенным маслом, затем выпаривать и подливать свежего 7 раз до тех пор, пока порошок не впитает всего масла и не будет совершенно сухим. Полученный экстракт опять полить винным спиртом настолько, чтобы получить из него эссенцию, которую поместить в венецианскую колбу, хорошо закупорить бумагой, сложенной в пятеро, и затем выпаривать до тех пор, пока не выйдет весь спирт и на дне не останется неистребимое масло, которое следует использовать с помощью фитиля так же, как в вышеописанном случае с серой".
 "Это вечные огни Тритенхейма", - говорит Либавий, его толкователь, - "которые, в действительности, хотя и не имеют никакой связи с керосином, могут служить наглядным примером друг друга. Керосин не настолько стоек, чтобы его нельзя было сжечь, ибо он испаряется и сгорает, но если его закрепить соком Lapis asbestinos он мог бы дать вечное пламя", - говорит этот эрудированный человек.
 Мы можем добавить от себя, что мы сами видели лампу, изготовленную таким образом, и нам сказали, что с тех пор, как ее впервые зажгли 2 мая 1871 года, она не угасала. Так как мы знаем, что человек, проделавший этот опыт, не способен на обман и продвинулся в герметических науках, у нас нет оснований не доверять его словам.
 165 Автор "De Rebus Cypriis", 1566 г.
 166 Снаружи, - лат.
 167 Невменяемый, - лат.
 168 Мильтон, "Потерянный рай".
 169 См. [62, том II] и [60].
 170 Плутарх, в переводе Лангхорна.
 171 Некоторые ученые каббалисты утверждают, что греческие оригиналы пифагоровых изречений Сикста, про которые говорят, что они утеряны, еще существовали в то время в одном монастыре во Флоренции и что Галилей был ознакомлен с этим материалом. Кроме того, они добавляют, что один трактат по астрономии, рукопись Архитаса, непосредственного ученика Пифагора, в котором были отмечены все наиболее значительные доктрины пифагорейской школы, находились во владении Галилея. Если бы такая рукопись находилась во владении какого-либо Руфинаса, он, без сомнения, извратил бы ее, как пресвитер Руфинас извратил вышеупомянутые изречения Сикста, заменяв их поддельным текстом, авторство которого он стремился приписать некоему епископу Сиксту. См. "Предисловие" Тэйлора к "Пифагорейской жизни" Ямвлиха [75, с. xvii].
 172 Джовитт, "Предисловие" к "Тимею" - [30, т. II, с. 508].
 173 Начиная с Годфри Хиггинса и кончая Максом Мюллером, каждый археолог и филолог, который беспристрастно и серьезно изучал древние религии, ощущал, что взятые в их буквальном значении, они могут увести только на ложный путь. Др. Ларднер исказил и неправильно истолковал древние учения - неумышленно или иначе - но грубейшим образом. Праврити - это существование живой природы в активном состоянии, а ниврити или отдых - это состояние бытия неживое, неактивное по буддийской эзотерической доктрине. "Чистое ничто" или несуществование, небытие, будучи переведенным по своему эзотерическому смыслу, означает "чистый дух", безымянное, что-то такое, что наш ум не может охватить. Но об этом будем говорить в дальнейшем.
 174 Это находится в прямом противоречии с современной эволюционной теорией.
 175 Фицин, см. "Избранные отрывки" и "Трактат по магии"; [29, т. I, с. 63].
 176 Полное и точное наименование этого ученого общества - "Американская ассоциация по распространению науки". Однако, для краткости его часто называют: "Американская научная ассоциация".
 177 "Национальное ежеквартальное обозрение", дек. 1875.
 178 Там же, стр. 94.
 179 "Национальное ежеквартальное обозрение", дек. 1875, стр.96.
 Е.П. Блаватская. Разоблаченная Изида. Том 1
 ГЛАВА VIII
 НЕКОТОРЫЕ ТАЙНЫ ПРИРОДЫ
 "Нет, магия чудесная моя обязана
 Не ангелам стигийским из Ада вызванным;
 Позор тому, кто попытался
 Угрюмых дэвов и эфритов подчинить.
 Но ключ к разгадке тайны волшебства
 Лежит на дне прохладного истока,
 В цветущих зарослях укромных уголков,
 В движеньи звезд над горными хребтами".
 - Тассо, песнь XIV, XLIII.
 "Кто смеет думать не о том, что говорят уста,
 Моя душа клянет того, как адские врата!"
 - Александр Поп.
 "Если человек перестает существовать с момента, когда он исчезает в могиле, вы вынуждены утверждать, что он является единственным существом, кого природа, или провидение удостоили обманом, наделив способностями, которые нет возможности применить".
 - Бульвер-Литтон, "Странная история".
 В предисловии к последней работе по астрономии Ричарда А. Проктора, озаглавленном "Наше место в беспредельности", содержатся такие необычные слова:
 "Это их незнание места, которое земля занимает в беспредельности, привело древних к тому, что они считали небесные тела оказывающими благоприятное или неблагоприятное влияние на судьбы людей и народов, и к тому, что они посвятили семь дней недели, семи планетам их астрологической системы".
 Проктор в этой фразе делает два отчетливых утверждения: 1. Что древние не знали места, занимаемого землею в беспредельности и 2. Что они считали небесные тела, оказывающими благоприятное или неблагоприятное влияние на судьбы людей и народов.<<180>> Мы совершенно уверены в том, что имеется хотя бы веская причина предполагать, что древние были знакомы с движением, расположением и соотношением небесных тел. Свидетельства Плутарха, профессора Дрейпера и Джовитта достаточно ясны. Но мы спросим мистера Проктора, как могло случиться, если древние астрономы были настолько невежественны в законах рождения и смерти миров, что в отрывках фрагментов, которые рука времени сберегла нам от древнего знания, в них, - хотя и изложено непонятным языком, - такое обилие информации, которая подтверждается самыми современными научными открытиями? Проктор рисует нам теорию образования нашей земли и последовательные изменения, через которые она проходит пока становится обитаемой человеком. В ярких тонах он рисует картины постепенного превращения космической субстанции в газообразные сферы, окруженные "жидкой, непостоянной оболочкой"; конденсацию обоих; полного уплотнения земной коры; медленного охлаждения всей массы, картины химических реакций, сопровождающих воздействие большой температуры на первозданную земную материю; формаций почвы и ее распределения; изменений в составе атмосферы; появления растительной и животной жизни и, наконец, появления человека.
 Вернемся теперь к старинным письменам, оставленными нам халдеями, к герметической "Книге Чисел"<<181>> и посмотрим, что мы обнаружим на аллегорическом языке Гермеса, Кадмона или Тота, трижды великого Трисмегиста.
 "На заре времен руки великого, невидимого, единого были полны небесной материи, которую он разбрасывал в беспредельность, и вдруг, о, чудо! она превратилась в огненные и земляные шары; и они распадались, как подвижный металл [ртуть], на множество меньших шариков и начинали непрерывно вращаться и некоторые из них, которые были огненными шариками, становились шариками из земли, а шарики из земли становились огненными шариками; и огненные шарики выжидали время, чтобы стать шариками из земли, а те завидовали им и ждали благоприятного момента, чтобы стать шариком божественного огня".
 Можно ли просить более простого объяснения космических превращений, которые мистер Проктор так элегантно излагает?
 Здесь мы видим распределение материи в пространстве; затем ее концентрацию в сферическую форму; выделение маленьких сфер из больших; вращение вокруг оси; постепенное изменение сфер из неконденсированных до консистенции земли; и, наконец, полную утрату тепла, что означает вступление их в стадию планетной смерти. Превращение шаров земли в огненные шары будет понятно материалистам, как такой феномен, как внезапное воспламенение звезды в созвездии Кассиопея в 1572 г. после Р. X., и звезды в Змеевидной туманности в 1604 г., отмеченные Кеплером. Но утверждают ли халдеи этими фразами глубину своей философии в сравнении с философией наших дней? Указывает ли это превращение шаров в шары "чистого божественного огня" на бесконечное планетное существование, соответствующее жизни человеческого духа за пределами смерти? Если миры, как утверждают астрономы, имеют свои периоды: эмбриональный, младенчества, юности, зрелости, старения и смерти, не могут ли они, как и человек, продолжать свое существование в сублимированной, эфирной или духовной форме? Маги утверждают это. Они говорят нам, что наша плодородная мать-земля подчинена тем же законам, что и каждый из ее детей? В свое назначенное время она создает все свои творения; в пространстве времен она собирается в гробницу миров. Ее большое физическое тело медленно расчленяется на атомы под действием непреложного закона, который требует их нового объединения в других комбинациях. Ее собственный, совершенный, животворящий дух повинуется всемирному тяготению, которое притягивает его к центральному духовному солнцу, из которого он вначале возник, о котором мы имеем смутное представление и который известен нам под именем Бога.
 "И небо было видимо в семи кругах и планеты появились со всеми своими знаками, в форме звезд, и звезды делились и множились по законам, которые были в них, и их вращение было связано с воздухом и порождалось круговращением через посредство божественного духа".<<182>>
 Мы бросаем вызов каждому, кто укажет хоть одну сторону в труде Гермеса, доказывающую его виновность в итоговом абсурде Римской церкви, приписывающей себе геоцентрическую теорию и то, что небесные тела были созданы для наших потребностей и удовольствия и мы были достойны того, чтобы единственный сын Божий снизошел на эту песчинку космоса и умер, искупив наши грехи! Мистер Проктор говорит нам о жидкой непостоянной оболочке из незастывшего вещества, содержащей в себе "вязкий пластический океан", внутри которого "находится другой, внутренний, вращающийся плотный глобус". Со своей стороны мы обращаемся к "Академической магии" Евгения Филалета, изданной в 1650 г. и на стр. 12 мы найдем следующие строки, являющиеся цитатами из Трисмегиста:
 "Гермес утверждал, что вначале Земля походила на булькающую, зыблющуюся, желеобразную массу; она была ничем иным, как водой, затвердевшей в процессе созревания и под воздействием божественного духа; cum adhuc (говорит он) Terra tremuta esset, Lucente sole compacta esto".
 В том же самом труде Филалет повествует своим необычным, символическим стилем:
 "Земля невидима... для моей души это так, более того глаз человека никогда не видел Землю и не может быть она видима без особого искусства. Сделать этот элемент невидимым, есть величайший секрет магии... что касается этого загрязненного огромного тела, по которому мы ходим, то это компост, но не Земля, но он содержит Землю в себе... одним словом все элементы видимы, кроме одного, а именно Земли, и когда ты достигаешь такой степени совершенства, чтобы узнать почему Бог сделал Землю невидимой,<<183>> у тебя будет великолепный прообраз, по которому можно познать Самого Бога, каким образом Он видим, каким невидим" [241, с. 11].
 За столетия до появления ученых девятнадцатого века мудрецы Востока с такими словами обращались к невидимому божеству: "всемогущей руки Твоей, создавшей мир из необразного вещества" ["Премудрости Соломона", XI, 18]. В этих словах заключено гораздо больше того, что бы мы хотели объяснить, но мы желаем сказать, что тайна достойна поиска и, возможно в этой бесформенной материи, в до-адамической земле кроется "потенция", с которой господа Тиндаль и Гёксли были бы рады познакомиться.
 Но чтобы снизойти от целого к частному, от древней теории эволюции планет к эволюции растительной и животной жизни, в противовес теории об особом сотворении, как назовет Проктор следующие слова Гермеса, как не предварение современной теории об эволюции видов?
 "Когда Бог наполнил свои могущественные руки всем тем, что существует в природе в том, что ее окружает, затем, сжав их плотно, он сказал: "Прими от меня, о, священная Земля! этому предназначено быть матерью всего, чего бы ты не попросила" и тотчас открыв такие руки, какие подобает иметь Богу, он бросил вниз все, что было необходимо для сотворения вещей".
 Здесь мы имеем первичную материю, заключающую в себе "обещание и потенциальную возможность любой будущей формы жизни", и земля объявляется предназначенной матерью всего, что отныне будет рождаться из ее чрева.
 Более определенно выражается Марк Антоний в беседе с самим собой:
 "Природа вселенной не имеет большей радости, как изменять все существующее и являть его в разных формах. Это ее фантазия сыграть одну игру и начать другую. Материя лежит пред ней, как кусок воска и она придает ему различные формы и очертания. Сейчас она создала птицу, затем из птицы - животное, теперь цветок, потом лягушку, и она наслаждается своими магическими превращениями, как люди своими собственными фантазиями" [241].
 Раньше, чем кто-либо из современных учителей задумался об эволюции, древние учили нас через Гермеса, что ничто не возникает в природе внезапно, что она никогда не развивается скачками и рывками, что все в ее работе неторопливо, гармонично и там ничто не является неожиданностью - даже жестокая смерть.
 Медленное развитие из предшествующих форм было доктриной розенкрейцеров-иллюминатов. Tres Matres показали Гермесу таинственный успех их работы, прежде чем они снизошли и открылись средневековым алхимикам. Теперь на языке Гермеса эти три матери являются символом света, тепла и электричества или магнетизма, последние два, являются изменчивыми, также как и все силы или агенты, которые имеют определенное место в современном "соотношении сил". Синезий упоминает каменные книги, найденные им в храме Мемфиса, на которых было выгравировано следующее изречение:
 "Одно естество блаженствует в другом, одно превосходит другое, одно подчиняет другое, но все они едины".
 Постоянное движение, присущее материи, выражено в изречении Гермеса: "Действие есть жизнь Пта"; и Орфей называет природу ??????????? ?????, "?ать, которая создает множество вещей", или гениальная, затейливая, изобретательная мать.
 Проктор говорит:
 "Все, что на земле и внутри ее, все растительные формы и все животные формы, наши тела и мозги созданы из веществ, которые были притянуты из глубины окружающего нас со всех сторон пространства".
 Герметисты и поздние розенкрейцеры считают, что все вещи видимые и невидимые были созданы соревнованием света с тьмою, и что каждая частица материи содержит в себе искру божественной субстанции или света, дух, который, благодаря своей тенденции освобождаться от пут и возвращаться к центральному источнику, создает движение частиц и из движения рождаются формы. Цитируя Роберта ди Флактиба, Харгрейв Дженнингс говорит:
 "Так все минералы в этой вспышке жизни имеют рудиментарную возможность растений и растущих организмов, так все растения обладают рудиментарными чувствами, которые могут (через века) дать им возможность совершенствоваться и трансмутироваться в движущиеся новые создания низших или высших по своему развитию, обладающие добрыми или злыми функциями; так все растения и весь растительный мир может перейти (обходными путями) на более высокую ступень, чем они занимали, на независимое более совершенное продвижение, позволяющее их изначальной искре света разрастаться и трепетать более высокими вибрациями, гореть ярким пламенем и устремляться вперед к более обширной информации, будучи целиком захваченной планетными влияниями, управляемыми невидимыми духами (или работниками) великого Изначального Архитектора" [76].
 Свет - первое, что упоминается при Сотворении, называется каббалистами Сефира, или божественный разум, мать всех сефиротов, в то время как Непроявленная Премудрость есть отец. Свет есть первое проявление и первая эманация Всевышнего, и Свет есть Жизнь, говорит евангелист (и каббалист). И то и другое суть электричество - жизненный принцип, Anima Mundi - наполняющее вселенную, электрический жизнедатель всех вещей. Свет есть великий маг-Протей, всемогущие и разнохарактерные вибрации которого по божественному велению Архитектора рождают любую форму и любое из живущих существ; из его разверстого чрева рождается материя и дух. В его лучах покоятся начала всех физических и химических действий и всех космических и духовных феноменов; он оживляет и разлагает, он дает жизнь и несет смерть, и из его точки исхождения постепенно возникли к существованию мириады миров, видимые и невидимые небесные тела. От луча этой Первой Матери, единой в трех, "Бог", согласно Платону, "возжег огонь, называемый нами Солнцем" [32], и который не есть причина света или тепла, но лишь фокус, или, можно сказать, линза, посредством которой лучи предвечного света материализуются и сосредотачиваются на нашей Солнечной системе и производят все соотношения сил.
 Этого достаточно по поводу первого высказывания Проктора; теперь о втором.
 Труд, о котором мы упоминаем, включает в себя двенадцать очерков, последний из которых озаглавлен "Мысли об астрологии". Автор придает предмету гораздо большее значение, чем обычно принято среди людей его класса, такое, что становится очевидным, что он внимательно изучал его. Фактически он идет так далеко, что говорит:
 "Если мы считаем материю обоснованной, то мы должны допустить... что из всех заблуждений, в которые впадали люди в своем желании проникнуть в будущее, астрология является одним из наиболее заслуживающих уважение и, даже можно сказать, наиболее резонным" [242, с. 313].
 Он допускает, что
 "Небесные тела действительно управляют судьбами народов и наций самым безошибочным образом, поскольку без контролирующих и благотворительных влияний главного среди этих небесных тел - Солнца - каждое живое существо на земле должно погибнуть" [242, с. 313].
 Он допускает также влияние Луны, и не видит ничего странного в суждениях древних по аналогии, что, если среди небесных тел два имели могущественное влияние на землю, то будет
 "...естественно, что другие движущиеся тела, известные древним, тоже должны считаться обладающими своими особыми силами" [242, с. 314].
 Действительно, профессор не видит ничего безрассудного в их предположении, что влияния, оказываемые медленно движущимися планетами "могут быть даже более сильными, чем даже влияние самого солнца". Проктор думает, что астрологическая система "сформировалась постепенно, и вероятно, путем накопления опыта". Некоторые влияния могли быть выяснены путем наблюдения за событиями, судьбами того или иного короля или вождя, приводя астрологов к тому, что они начали приписывать особое значение тем планетным аспектам, которые были в момент рождения этих лиц. Некоторые возможно были выдуманы и позднее получили всеобщее признание, будучи подтвержденными каким-то случайном совпадением.
 Остроумная шутка может прозвучать красиво даже в научном трактате и слово "совпадение" может быть применено к чему-нибудь, что мы не желаем принять. Но софизм не труизм: еще меньше математическое доказательство, которое единственно должно служить маяком - хотя бы для астрономов. Астрология является наукой такой же непогрешимой, как и сама астрономия, при условии, однако, что ее интерпретаторы должны так же быть непогрешимыми; а это как раз то условие, sine qua non, настолько трудно достижимое, которое всегда являлось камнем преткновения для обоих. Астрология должна уточнять в астрономии то, что психология должна уточнять в физиологии. В астрологии и психологии некто должен шагнуть за пределы видимого материального мира и вступить в трансцендентальную область духа. Эта древняя борьба, существующая между школами Платона и Аристотеля, и не в наш век саддукейского скептицизма первая одержит верх над второй. Проктор со своим профессиональным мерилом подобен человеку из Нагорной проповеди, лишенному милосердия, который всегда готов привлечь внимание людей к соринке в глазу презираемого им соседа и не заметить бревна в своем глазу. Если мы начнем перечислять промахи и нелепые ошибки астрономов, то боимся, что они далеко превзойдут по числу ошибки астрологов. Настоящие события целиком оправдывают Нострадамуса, который подвергался таким насмешкам наших скептиков. В старинной книге пророчеств, изданной в пятнадцатом столетии (издание 1453 г.) мы читаем следующее, среди других предсказаний астрологов:<<184>>
 "В дважды двухсотом году Медведь
 Нападет на пребывающий Полумесяц;
 Но, если Петух и Телец соединятся,
 Медведь не победит.
 В дважды по десять лет опять, -
 Пусть ислам знает и убоится, -
 Крест будет стоять, а Полумесяц убывать,
 Растворится и исчезнет".
 Как раз дважды по двести лет со дня этого предсказания началась Крымская кампания, во время которой союз Французского Петуха и Английского Тельца являлись помехой для притязаний Русского Медведя. В 1856 г. война закончилась и Турция или Полумесяц едва избежала гибели. В текущем году (1876) самые неожиданные события политического характера, как раз имели место, и дважды по десять лет истекли с момента провозглашения мира. Как будто все подает надежду на исполнение старинного пророчества; будущее покажет действительно ли мусульманский полумесяц, который в самом деле убывает безвозвратно "будет убывать, растворится и исчезнет", как это вытекает из текущих событий.
 Продолжая объяснение разноверческих фактов, с которыми, по-видимому сталкивался Проктор, в погоне за знанием, он должен не однажды возвращаться к этим "курьезным совпадениям". Одно из них, наиболее курьезное, указано им в сноске (стр. 301), из которой следует:
 "Я не буду здесь подробно останавливаться на курьезном совпадении - если халдейские астрологи и в самом деле не открыли кольца Сатурна - то они изображали соответствующего бога внутри кольца и троичным... Очень посредственные познания в оптике - такие однако, как об этом можно сделать вывод из наличия оптических инструментов среди ассирийских останков - которые могли привести к открытию колец Сатурна и лун Юпитера... Бел, ассирийский Юпитер", - добавляет он, - "изображался с четырьмя окаймленными звездами крыльями. Но возможно все это были лишь простые совпадения".
 Короче говоря, теория Проктора о совпадениях, в конечном итоге, больше вызывает мыслей о чудесах, чем сами факты. На совпадения, наши друзья скептики, кажется, имеют неутолимый аппетит. В предыдущей главе мы представили достаточные доказательства, чтобы показать, что древние имели в употреблении такие же хорошие оптические инструменты, какие мы имеем теперь. Были ли инструменты, которыми владел Навуходоносор такой же силы, как современные, а знания его астрономов такими уж ничтожными, если, согласно глиняным табличкам, прочитанным Раулинсоном, Бирс-Нимруд, храм Борсиппа, имел семь ступеней, символизировавших концентрические круги семи сфер, каждая была построена из кафеля и металлов так что соответствовала по цвету правящей планете изображаемой сферы? Является ли это опять совпадением, что они присваивали каждой планете тот цвет, который оказался настоящим, как показали наши позднейшие телескопические открытия?<<185>> Или опять это совпадение, что Платон в "Тимее" обнаруживает свое знание закона сохранения материи, закона сохранения энергии и корреляции сил?
 "Последнее слово современной философии", - говорит Джовитт, - "это непрерывность и развитие, но для Платона это было началом и основанием науки".<<186>>
 Основным элементом древних религий был неотъемлемо сабеизм;<<187>> и мы считаем, что их мифы и аллегории - если таковые правильно и тщательно интерпретировать, могут быть увязаны с наиболее точными астрономическими данными наших дней. Скажем еще больше; вряд ли найдется научный закон - имеющий отношение к физической астрономии или физической географии - который нельзя было бы легко отыскать в гениальных комбинациях их мифов. Они изображают в виде аллегорий, как наиболее важные, так и совсем ничтожные причины движения небесных тел; природа каждого феномена персонифицировалась, а в мифологических биографиях Олимпийских богов и богинь каждый, хорошо знакомый с основами физики и химии последнего времени, сможет найти причины, внутренние агенты и взаимоотношения, воплощенные в манеру держаться, и поведение изменчивого божества. Атмосферное электричество в своем нейтральном и латентном состояниях олицетворяется обычно полубогами и богинями, чья сфера деятельности ограничена больше землей и, которые в своих случайных полетах в более высокие, божественные области выявляли свои электрические темпераменты, всегда в строгой пропорциональности с увеличением расстояния от поверхности земли: знамена Геркулеса и Тора никогда еще не были такими смертоносными как во времена, когда боги поднялись на облака. Мы должны помнить, что до того времени, когда олимпийский Юпитер был антропоморфизирован гением Фидия и превращен во всемогущего Бога, Maximus, божество богов и представлен для поклонения множествам, в ранней и непонятной науке символогии он олицетворял собой все космические силы в целом. Миф был не так метафизичен и сложен, а скорее правдиво-красноречивое выражение физики. Зевс - мужской элемент творения с Хтониа-Вестой (Землей) и Метис (водой), первой из Океанид, (женские принципы), согласно Прокла и Порфирия, были видны, как zoon-ek-zoon, главные из живых существ. В орфической теологии, самой древней из всех, выражаясь метафизически, он представлял обоих потенцию и действие, непроявленную причину и Демиурга или активного творца, как эманацию невидимой силы. В последующих возможностях демиурга в сочетании с его супругами мы находим все самые мощные агенты эволюции космоса - сродство химических элементов, атмосферное электричество, притяжение и отталкивание.
 По его последующим изображениям и физическим качествам мы обнаруживаем, как хорошо древние были знакомы со всеми доктринами физической науки в их современном развитии. В дальнейшем, в рассуждениях Пифагора, Зевс становится метафизической троицей; Монада развивающаяся из своего невидимого "Я" активная причина, действие и разумная воля - вместе составляют Тетраксис. Еще позднее мы находим, что ранние неоплатоники, оставив в стороне первичную монаду по причине ее полной непознаваемости для человеческого ума, размышляли просто о демиургической триаде этого божества, как видимого и познаваемого в его проявлениях; отсюда и метафизическое продолжение этого представления о Зевсе Плотина, Порфирия, Прокла и других философов. Зевс-отец, Зевс Посейдон или данамис, сын и сила, и дух или ноус. Эта триада была также принята в целом школой ириников<<188>> во втором столетии; наиболее существенное различие между доктринами неоплатоников и христианства было просто в насильственном смешении последним непознаваемой монады с ее приведенной в действие творческой троицей.
 В своем астрономическом аспекте Зевс-Дионис берет свое начало в зодиаке, древнем солнечном году. В Ливии он принимает форму барана и отождествляется с египетским Амоном, который рождает Озириса, бога тельца. Озирис является также олицетворением эманации Отца-Солнца, сам являясь Солнцем Тельца. Праотец-Солнце является Солнцем Овна. Как и последний, Юпитер является в облике барана, и, как Юпитер-Дионис или Юпитер-Озирис, он является быком. Это животное, как это хорошо известно, является символом творческой силы. Более того каббала поясняет через посредника, одного из ее главных толкователей - Симона бен Иохаи,<<189>> происхождение этого странного почитания быков и коров. И не Дарвин и не Гёксли - основатели доктрины эволюции и ее неизбежного дополнения, превращения видов - кто бы мог найти что-либо против рациональности этого символа, исключая, пожалуй, естественное чувство неловкости, что древние опередили их даже и в этом исключительно современном открытии. Где-нибудь мы приведем доктрину каббалистов, как ее излагал Симон бен Иохаи.
 Легко может быть доказано, что с незапамятных времен Сатурн или Кронос, чье кольцо, вернее всего, было открыто халдейскими астрологами и чей символизм не есть "совпадение", считался отцом Зевса, пока последний сам не стал отцом всех богов и был высшим божеством. Он был Бэл или Ваал Халдеев, первоначально завезенный к ним аккадийцами. Раулинсон настаивает на том, что последний пришел из Америки. Но если это так, то как мы можем считать фактом, что Бэл есть лишь вавилонское олицетворение индийского Шивы или Бала, бога огня, всемогущего созидающего и в то же время разрушающего божества, во многих отношениях выше самого Брахмы?
 "Зевс", - говорится в орфическом гимне, - "первый и последний, голова и конечности; от него произошли все вещи. Он человек и бессмертная нимфа (мужской и женский элемент); душа всех вещей, главный двигатель в огне; он есть солнце и луна; родник из океана; демиург вселенной; одна сила, один Бог; могущественный творец и правитель космоса. Все, - огонь, вода, земля, эфир, ночь, небеса. Метис - первый архитектор (София гностиков и Сефира каббалистов), красавец Эрос, Купидон, - все вмещается в необъятной протяженности его величественного тела!" [244]
 Этот короткий, хвалебный гимн лежит в основе каждой поэтической мифологической концепции. Воображение древних оказалось безграничным, как и видимые проявления самого божества, давшего им темы для их аллегорий. И хотя последние кажутся многообразными, все же они никогда не расстаются с двумя главными идеями, которые всегда можно заметить идущими параллельно в их сокровенных творениях; строгая приверженность к физической, в той же мере, как и к моральной или духовной стороне законов природы. Их метафизические исследования никогда не расходились с научными истинами и их религии, поистине, можно было бы назвать психофизиологическими убеждениями священнослужителей и ученых, построенные на традициях зарождающегося, таких какими получил их чистый ум примитивных и на их собственном экспериментальном познании убеленный сединами мудрости проходящих веков.
 Подобен солнцу - какой еще лучший образ можно найти для Юпитера, изображающего его золотые лучи, как не олицетворить эту эманацию в Диане, светоносной целомудренной Артемиде, чье старое имя было Диктина, дословно значит луч, от слова дикейн. Луна не светится и она сверкает только отраженным светом солнца; отсюда образ его дочери, богини луны и сама Луна, Астарта или Диана. Как и Критская Диктина она носит венок из волшебного растения диктамнон или диктамнус, вечнозеленого кустарника, соприкосновение с которым, говорят, вызывает сомнамбулизм и одновременно излечивает от него; и, как Элития, и Джуно Пронуба, она является богиней, управляющей рождением; она является богиней эскулапов и ассоциация венка из диктамнуса, еще раз показывает глубокую наблюдательность древних. Это растение известно в ботанике, как обладающее большой седативной силой, оно растет в изобилии на горе Дикти на Крите; с другой стороны, луна, согласно лучшим авторитетам, по животному магнетизму влияет на соки и нервные ганглии или клетки, места, откуда идут все нервные волокна, играющие такую важную роль в месмеризме. При родах критских женщин покрывали этим растением, а его корни назначались как лучшее средство для успокоения острой боли и чтобы уменьшить раздражительность, столь опасную в этот период. Кроме того, их помещали в пределах храма, посвященного богине и, если возможно, под прямыми лучами лучезарной дочери Юпитера - ясной и теплой Восточной луны.
 Индийские брахманы и буддисты усложнили теорию о влиянии солнца и луны (мужского и женского элементов), как содержащих негативные и позитивные принципы, противоположные магнитным полюсам. "Влияние луны на женщин хорошо известно", - писали все старые авторы по магнетизму; и Эннемозер, так же как и Дю Потэ, подтверждают теории индусских провидцев во всех отношениях.
 Явное уважение, оказываемое буддистами сапфиру, - тоже посвященному Луне, во всякой другой стране можно было бы считать основанным на каких-то более точных научных данных, нежели простым необоснованным суеверием. Они приписывали ему священную магическую силу, которую легко поймет каждый изучающий психологический месмеризм, так как его гладкая темно-голубая поверхность производит сомнамбулический феномен. Различное влияние цветов призмы на рост растений и особенно этого "голубого луча" было замечено, но совсем недавно. Академики спорили о различной силе тепла призматических лучей, пока целый ряд опытов, проделанных генералом Плеазонтоном, доказал, что под голубым лучом, самым богатым электричеством, рост животных и растений увеличивается до сказочных размеров. Таким образом, исследования Аморетти электрической полярности драгоценных камней показали, что алмаз, гранат, аметист - являются электроотрицательными, в то время как сапфир является электроположительным.<<190>> Таким образом, мы имеем возможность показать, что последние научные эксперименты только подтверждают то, что было известно индусским отшельникам еще задолго до того, как была основана любая из современных академий. И древняя индусская легенда гласит, что Брахма-Праджапати, влюбившись в собственную дочь Вач (Ushas, Небо, а иногда также и Заря), принял образ оленя (ris'ya), a Вач - образ лани (rohit), таким образом совершили первое грехопадение.<<191>> Видя такое святотатство, боги испытали чувство ужаса и, объединив свои самые страшные тела - каждый бог имеет столько тел, сколько он пожелает, - они создали бхутов (духов зла), с той целью, чтобы он разрушил воплощение первородного греха, совершенного самим Брахмой. Видя это, Брахма-Ираньягарбха<<192>> горько раскаялся и стал повторять мантры, или молитвы очищения и, в горе своем, уронил на землю слезу самую горячую, которая когда-либо падала из его глаз; и из нее образовался первый сапфир.
 Эта полусвященная, полународная легенда показывает, что индусы знали, какой из цветов призмы обладал наибольшим электричеством, более того, особое влияние сапфира было хорошо известно, так же как и других минералов. Орфей учит, как можно влиять на целую аудиторию с помощью магнита; Пифагор обращает особое внимание на цвет и природу драгоценных камней; а Аполлоний Тианский открывает своим ученикам скрытые качества и меняет каждый день перстни с драгоценными камнями, имея особый камень для каждого дня в месяце по законам прорицательной астрологии. Буддисты утверждают, что сапфир приносит спокойствие и хладнокровие ума и изгоняет все дурные мысли, делая здоровым кровообращение человека. Тоже делает и электрическая батарея с исправным током, говорят электрики.
 "Сапфир", - говорят буддисты, - "откроет запертые двери и помещения (для человеческого духа); он вызывает желание молиться и приносит умиротворение больше, чем другие камни, но тот кто его носит, должен вести чистую и праведную жизнь" [246].
 Диана-Луна, дочь Зевса и Прозерпины, представляет Землю в период ее активной деятельности и, согласно Гесиоду, как Диана Элития-Люцина, она является дочерью Юноны. Но Юнона, проглоченная Кроносом, или Сатурном, и воскрешенная к жизни океанидой Метис, также известна как Земля. Сатурн, в ходе Времен, проглатывает Землю в один из предысторических катаклизмов и только, когда Метис (вода), скрытая в своих многочисленных ложах, освобождает континент, тогда как говорят Юнона возрождается в своем прежнем облике. Эта идея выражена в 9 и 10 стихах первой главы "Бытия". В частых матримониальных ссорах между Юноной и Юпитером, Диана всегда представляется отворачивающейся от матери и улыбающейся отцу, хотя она бранит его за бесконечные проказы. Фессалийские колдуны, говорят, должны были, в периоды этих затмений, притягивать ее внимание к земле с помощью своих заклинаний и колдовства, а вавилонские астрологи и маги не прекращали колдовать до тех пор, пока им не удавалось достичь мира между рассорившейся парой, после чего Юнона "улыбалась, сияя сверкающей богине" Диане, которая, опоясав свой лоб полумесяцем, возвращалась на свое место охоты в горах.
 Нам кажется, что эта легенда указывает на различные фазы луны. Мы, живущие на земле, всегда видим только одну сторону нашего светящегося спутника, который, таким образом, поворачивается спиной к своей матери Юноне. Солнце, Луна и Земля постоянно изменяют положения в отношении друг друга. С новой луной постоянно наступает перемена погоды, а иногда ветра и штормы могут быть достаточным намеком на ссору между солнцем и землей, особенно если первое скрыто грозовыми тучами. Более того, новая луна невидима, пока ее темная сторона повернута к нам; и только после примирения солнца и земли, этот месяц ясный становится видимым на той стороне, которая ближе к солнцу, хотя в это время Луна не освещается прямыми солнечными лучами, но солнечным светом, отраженным от земли к луне и ее отражающей спиной к нам. Вот почему говорят, что халдейские астрологи и колдуны Фессалии, которые, по всей вероятности, наблюдали и, как и Бабинэ, точно установили пути небесных тел, своими чарами заставляли луну спуститься на землю, т. е. показать свой месяц, что она могла сделать только после получения "сияющей улыбки" своей матери-земли, которая дарила ее после примирения с супругом. Диана-Луна, украсив свое чело полумесяцем, возвращалась обратно охотиться в своих горах.
 Если подвергать сомнению знания, присущие древним, как основанные на "суеверных выводах, сделанных из естественных феноменов", то это соответствовало бы тому, как если бы, 500 лет спустя, наши потомки начали бы считать учеников профессора Балфура Стюарта древними невеждами, а его самого легковерным философом. Если современная наука в лице этого джентльмена соглашается ставить опыты, чтобы установить, связан ли как-то вид солнечных пятен с болезнями картофеля, и находит, что связан; и более того, "что земля находится под сильным влиянием происходящего на солнце" [28], то почему же древних астрологов нужно выставлять, как дураков, или отъявленных жуликов? Между описательной и прорицательной астрологией существует такая же связь, как между физиологией и психологией, физической стороной и моральной. Если в последующие века эти науки деградировали до шарлатанства, благодаря некоторым дельцам-самозванцам, разве справедливо распространять обвинение на тех великих людей прошлого, кто, упорным изучением и праведной жизнью, увековечил имена Халдеи и Вавилона? По истине, как теперь стало известно, тех, кто с вершины обсерватории Бэла "окутанной облаками", сделал точные астрономические вычисления во времена далекого прошлого, в период "около 100 лет с момента всемирного потопа", их, как и проф. Дрейпера, вряд ли можно считать обманщиками. Если их метод доводить великие астрономические истины до сознания масс отличался от "системы образования" нашего столетия и кажется некоторым смешным, то, все же, вопрос остается открытым, которая из двух систем лучше? У них наука шла рука об руку с религией и идея Бога была неотделима от его творений. В то время, как в нашем веке едва ли найдется один человек на десять тысяч, кто знает, что планета Уран, если он вообще знает о ее существовании, является следующей за Сатурном, что она обращается вокруг Солнца за 84 года, что Сатурн находится за Юпитером и требуется 29 с половиной лет, чтобы он сделал один полный оборот по своей орбите, в то время как Юпитер совершает свой круг за 12 лет; невежественные народные массы Вавилона и Греции запечатлели в своем сознании, что Уран был отцом Сатурна, а Сатурн отцом Юпитера и считали их, кроме того, божествами также, как и всех их спутников; из этого, пожалуй, мы можем сделать вывод, что поскольку европейцы открыли Уран только в 1781 г., то любопытным является это совпадение, подмеченное в вышеприведенных мифах.
 Стоит нам только открыть самую простую астрологическую книгу и сравнить "Описание Двенадцати Домов" с самыми современными открытиями, касающимися природы планет и элементарного строения каждой звезды, чтобы увидеть, что без всякого спектроскопа древние были отлично ознакомлены со всем этим. Если только этот факт снова не причислят к "совпадениям", мы можем узнать в какой-то мере о количестве солнечного тепла, света, о природе планет, просто изучая символическое описание Олимпийских богов и двенадцати знаков зодиака, каждому из которых в астрологии приписывается особое качество. Если богини нашей собственной планеты ни в чем особенно не отличаются от других богов и богинь, а все они схожи по своей физической природе, разве это не значит, что часовые, наблюдая с вершины башни Бэла, днем и ночью общаясь с эвгемеризированными<<193>> божествами, раньше нас обнаружили единство природы всего мира и что планеты, над нами, образованы точно из тех же химических элементов, что и наша собственная. Солнце в Овне, Юпитер показан в астрологии как мужской ежедневный, кардинальный, равноденственный, восточный знак, жаркий и сухой и вполне отвечает характеру, которым наделяют ветреного "Отца богов". Когда Зевс-Акриос гневается, он выхватывает из своего огненного пояса молнии и мечет их с небес, он разрывает тучи и обрушивается, как Юпитер Плювиус (дождевой) потоками дождя. Он величайший и высочайший из богов и его движения быстры, как сама молния. Юпитер, как известно, вращается вокруг своей оси так быстро, что область его экватора вращается 450 миль в минуту. Считают, что огромный переизбыток центробежной силы на экваторе явился причиной того, что планета чрезвычайно сплющилась у полюсов и на Крите бог Юпитер изображался без ушей. Диск планеты Юпитер пересечен темными поясами, различными по ширине, возможно, они связаны с его вращением вокруг оси и появились благодаря пертурбациям в его атмосфере. Лицо Зевса-Отца, по словам Гесиода, покрылось гневными пятнами, когда он обнаружил, что Титан готов восстать.
 В книге Проктора астрономы, как будто, обречены Провидением встречаться с разного рода забавными "совпадениями", так как он приводя многие случаи из "множества" и даже "тысячи фактов [дословно]". К этому списку можно добавить целую армию египтологов и археологов, которые за последнее время были избранными любимчиками капризного Его Величества Случая, который, кроме того, обычно избирает "состоятельных арабов" и других восточных джентльменов играть роль добрых гениев ученых ориенталистов в их трудностях. Профессор Эберс был одним из последних любимчиков. Это хорошо известно, что как только Шампольону не хватало важных звеньев, он находил их самыми различными и неожиданными путями.
 Вольтер, величайший из "язычников" восемнадцатого столетия, любил говорить, что если бы Бога не было, то люди бы его выдумали. Волни, другой "материалист", нигде в своих многочисленных писаниях не отрицает существование Бога. Напротив, он несколько раз ясно утверждает, что вселенная есть творение "Все-премудрого" и убежден, что существует Верховная Сила, вселенская и тождественная Причина, известная под именем Бог [247]. К концу своей жизни Вольтер становится пифагорейцем и в заключении говорит:
 "Я потратил сорок лет в своих скитаниях... ища философский камень под названием Правда. Я советовался со всеми адептами древности, Эпикуром и Августином. Платоном и Мальбраншем и остаюсь в неведении... Все, что я смог получить от сравнения и комбинации систем Платона, учителя Александра, Пифагора, и систем Востока: Случай - это слово, не имеющее смысла. Мир создан по законам математики".<<194>>
 Для нас является уместным утверждение, что камнем преткновения мистера Проктора является то, на чем спотыкаются все ученые материалисты, чьи взгляды он только повторяет; он путает физические и духовные проявления природы. Сама его теория о возможной индуктивной причинности древних, касающаяся тонких воздействий более удаленных планет в сравнении с известным и потенциальным воздействием солнца и луны на нашу землю, показывает направление его ума. Потому что наука утверждает, что солнце дает нам физическое тепло и свет, а луна влияет на морские приливы и отливы, он думает что древние должны были считать, что и другие небесные тела оказывают такого же рода физические воздействия на нас и косвенно и на наши судьбы.<<195>> Здесь мы позволим себе сделать отступление.
 Для незнакомого с эзотерическими доктринами древних очень трудно утверждать, что думали они о небесных телах. Хотя филология и сравнительная теология и начали трудную аналитическую работу, они все еще получили очень скудные результаты. Аллегорическая форма повествования часто уводила наших комментаторов настолько далеко в сторону, что они путали причины и следствия и наоборот. В обманчивом феномене корреляции сил, даже величайшие наши ученые испытывают большие затруднения, чтобы объяснить какая из этих сил причина, а какая следствие, поскольку, каждая может изменяться и поочередно быть тем и другим. Так если мы спросили бы физиков: "Свет ли генерирует тепло, или последнее производит свет?" то, по всей вероятности, получили бы ответ, что это, конечно, свет дает тепло. Отлично; но, как? Создает ли великая Причина сначала свет, или Она сначала создает солнце, которое считается единственным источником света, а, следовательно, и тепла? Эти вопросы, на первый взгляд, могут показаться невежественными, но если мы рассмотрим их глубже, они будут выглядеть иначе. В "Книге Бытия" сказано, что "Господь" вначале сотворил свет и три дня и три ночи прошло, пока Он сотворил солнце, луну и звезды. Этот величайший промах, с точки зрения точной науки, доставил много радости материалистам. Они бы могли смеяться вдоволь, если бы их доктрина о том, что наш свет и тепло получаемы от солнца, была бы неприкосновенной. До недавнего времени ничто не угрожало этой теории, которая, за неимением лучшей, по выражению проповедника "самоотверженно царствует в Империи Гипотез". Древние солнцепоклонники считали Великого Духа, как бога-природы, идентичного с природой, а солнце, как божество, "в котором пребывает Владыка Жизни". Гама, есть солнце, согласно индусской теологии, а "солнце является источником душ и всей жизни" [249, I, 290]. Агни, "божественный огонь", божество индусов, есть солнце,<<196>> ибо огонь и солнце это одно. Ормазд есть свет, Бог-Солнце или Жизнедатель. В индусской философии "души рождаются из мировой души и возвращаются к ней, как искры к огню".<<197>> А в другом месте сказано, что "солнце есть душа всего сущего, все произошло от него и вернется к нему",<<198>> это значит, что солнце подразумевается здесь аллегорически и это относится к центральному, невидимому солнцу, Богу, чье первое проявление есть Сефира, эманация Эн-Соф, короче говоря - Свет.
 "И я видел: и вот бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящейся огонь, и сияние вокруг него", - повествует Иезекииль (I, 4, 22 и т. д.), - "...а над подобием престола было как бы подобие человека вверх на нем. И видел я как бы пылающий металл, как бы вид огня внутри его вокруг". А Даниил говорит о "древних временах", о каббалистическом Эн-Соф, что "престол Его - как пламя огня, колеса Его - пылающий огонь. Огненная река выходила и проходила пред Ним" [Даниил, VII, 9, 10]. Как у язычников дворец Сатурна был из пламени и на седьмом небе, так и у еврейского Иеговы "дворец из огня на седьмом небе" [Енох, XIV, 7].
 Если ограниченный объем этого труда позволит, мы легко сможем показать, что никто из древних, включая солнцепоклонников, не считали наше видимое солнце иначе, как эмблему их невидимого метафизического бога-солнца. Более того, они не верили в то, чему учит нас современная наука, а именно, что свет и тепло происходят от нашего солнца, и что эта звезда наделяет жизнью всю нашу видимую природу.
 "Его сияние не меркнет", - говорит "Ригведа", - "интенсивно сияющие, всепроникающие, непреходящие, немеркнущие лучи Агни не прекращающиеся ни ночью, ни днем".
 По-видимому, это относилось к духовному, центральному солнцу, чьи лучи всепроникающие непреходящие, являющиеся вечным и безграничным жизнедателем. ОН - Точка, центр, (который есть везде) круга, (который нигде) вечный, огонь духа, душа и дух всепроникающего, таинственного эфира, отчаяние и загадка материалистов, которые поймут однажды, что то, что заставляет многочисленные космические силы проявляться в бесконечных взаимосвязях есть ни что иное, как божественное электричество, или скорее гальванизм, и что солнце есть лишь один из мириадов магнитов, рассеянных в пространстве - рефлектор - как назвал его генерал Плеазонтон. Что в солнце не больше тепла, чем в луне, или в сонмах сверкающих звезд, переполняющих пространство. Что не существует гравитации, так как ее понимал Ньютон,<<199>> а только магнитное притяжение и отталкивание, и только благодаря их магнетизму движение планет солнечной системы по своим орбитам регулируется еще более мощным магнетизмом солнца, а не их весом или гравитацией. Это и еще многое другое они могут узнать; но до тех пор мы должны быть довольны тем, что над нами просто смеются, а не сжигают живыми, как нечестивцев, или не прячут в дома для сумасшедших.
 Законы Ману являются доктринами Платона, Филона, Зороастра, Пифагора и Каббалы. Эзотеризм каждой религии может быть разрешен с помощью последних. Каббалистическая доктрина аллегорических Отца и Сына, или ????? ? ????? ?дентична с основоположением буддизма. Моисей не мог открыть толпам ни высокие тайны религиозных умозрений, ни космогонию вселенной; все это покоится на индусских Иллюзиях, умно маскирующих святая святых, и вводивших в заблуждение многих комментаторов теологии.<<200>> Каббалистические ереси получили неожиданную поддержку в иноверческих теориях генерала Плеазонтона. Согласно его мнениям (которые подкрепляются фактами, гораздо более бесспорными чем у ортодоксальных ученых), пространство между солнцем и землей должно быть заполнено материальной средой, которая, поскольку мы можем судить из его описания, отвечает нашему каббалистическому астральному свету. Прохождение света через эту среду должно создать огромное трение. Трение генерирует электричество; это и есть то электричество и его соотносительный магнетизм, которые создают те страшные силы природы, производящие в, на и вокруг нашей планеты различные изменения, с которыми мы везде встречаемся. Он доказал, что земное тепло не может быть прямо извлекаемо из солнца, ибо тепло поднимается. Сила, которая действует на тепло, является отражающей, говорит он, и поскольку она ассоциируется с положительным электричеством, она притягивается к высшим слоям атмосферы с их отрицательным электричеством, которое всегда связано с холодом, который противопоставляется положительному электричеству. Он укрепляет свою позицию, указывая, что земля, когда она покрыта снегом и на нее не могут действовать солнечные лучи, теплее всего там, где глубже снег. Это он теоретически обосновывает тем, что радиация тепла снаружи земли, будучи заряжена позитивным электричеством, встречаясь на поверхности земли со снегом, заряженным отрицательно, производит тепло.
 Таким образом, он доказывает, что совсем не солнцу мы обязаны светом и теплом, что свет является созданием sui generis, которое появляется и начинает существовать в тот момент, когда божество пожелало и повелело: "Да будет свет"; и что это и есть тот независимый материальный агент, производящий тепло трением за счет его огромной, бесконечной скорости. Короче говоря, это первая каббалистическая эманация, с которой знакомит нас генерал Плеазонтон, та Сефира и божественная мудрость (женский принцип), который в сочетании с Эн-Соф, божественным разумом (мужской принцип), создает все видимое и невидимое. Он смеется над распространенной теорией раскаленного солнца и его газообразного состояния. Отражение от солнечной фотосферы, говорит он, проходя через планетные и звездные пространства, должно, таким образом, создать огромные запасы электричества и магнетизма. Электричество, благодаря соединению его противоположных полярностей, выделяет тепло и наделяет магнетизмом любую субстанцию, способную воспринять его. Солнце, планеты, звезды, туманности - все является магнитами и т. д...
 Если этому мужественному джентльмену удастся доказать свои идеи, будущие поколения будут не склонны смеяться над Парацельсом и его звездным или астральным светом и над его доктриной магнетического воздействия звезд и планет, оказываемого на все живые существа, растения, минералы нашей планеты. Более того, если гипотеза Плеазонтона будет доказана, трансцендентальная слава профессора Тиндаля померкнет. Согласно общественному мнению, генерал совершает страшный удар по ученому физику, приписывающему солнцу теплопроводную способность, которую он испытал во время блуждания в Альпах и которая существовала просто за счет его собственного жизненного электричества.<<201>>
 Преобладание таких революционных идей в науке придает нам смелость спросить представителей науки: могут ли они объяснить, почему приливы и отливы сопутствуют луне в ее вращении? Фактически они не могут продемонстрировать даже такой известный феномен, как этот, в котором нет ничего таинственного даже для неофита алхимии или магии. Нам бы хотелось еще узнать, также ли они бессильны ответить нам почему лунные лучи так вредоносны и даже фатальны для некоторых организмов, почему в некоторых местах Африки и Индии человек, спящий в лунном сиянии, часто сходит с ума; почему кризис при некоторых заболеваниях совпадает с лунными фазами; почему сомнамбулы больше поражаются при полнолунии и почему садовники, фермеры и лесники так цепляются за идею, что рост растений подвержен лунному влиянию? Некоторые виды мимозы попеременно открывают и закрывают свои лепестки, если полная луна выходит из-за облаков или закрывается ими. У индусов из Траванкора есть популярная и весьма многозначительная пословица, которая говорит: "Нежные слова лучше чем грубые, море притягивается прохладной луной, а не жарким солнцем". Возможно, человек или люди, которые выпустили в мир эту пословицу, знали больше о причине такого притяжения воды луною, чем знаем мы. Так если наука не может объяснить причину этого физического притяжения, что может она знать о том моральном и оккультном влияниях, оказываемых небесными телами на людей и их судьбы, и зачем опровергать то, ложность чего она не может доказать? Если некоторые аспекты луны все время оказывают ощутимое влияние, хорошо знакомое людям по опыту, то не поступим же мы вопреки логики, если допустим возможности, что некоторые сочетания звездных влияний могут также обладать большей или меньшей силой?
 Если читатель вспомнит, что говорят ученые, авторы "Невидимой вселенной", по поводу определенного влияния, оказываемого на эфир вселенной такой незначительной причиной, как эволюция мысли одного человеческого мозга, то не должно ли показаться еще более убедительным то, что странные импульсы, сообщаемые этой всеобщей среде потоками мириадов огненных тел, несущихся через "межзвездные глубины", могут в сильной степени влиять на нас и на землю, на которой мы живем? Если астрономы не могут объяснить нам оккультный закон, по которому облака частиц космической материи собираются в миры, которые потом занимают свое место в величественной процессии, непрестанно движущейся вокруг какой-то центральной точки притяжения, как может кто-то осмелиться сказать, какие таинственные влияния могут или не могут быть испускаемы через пространство и оказывать воздействие на появление жизни на этой или других планетах? Почти ничего не известно о законах магнетизма и других невесомых агентах, почти ничего об их воздействии на наши тела и умы; и даже то, что известно и, более того, было отлично продемонстрировано, приписывается случаю или курьезным совпадениям. Но мы то знаем, благодаря этим совпадениям,<<202>> что "бывают периоды, когда некоторые болезни, склонности, удачи, несчастья человечества случаются чаще чем другие". Бывают времена эпидемий в моральной и физических областях. В одной эпохе "дух религиозной полемики вызывает самые жестокие страсти, на какие только способна человеческая натура, возбуждая преследования друг друга, кровопролития и войны; в других случаях эпидемии сопротивления авторитетам распространяются быстро и одновременно захватывая полмира (как в 1848 г.), как самые вирулентные телесные нарушения".
 Опять массовый характер ментальных феноменов поясняется ненормальными физиологическими условиями, влияющими на тысячи и завладевающими тысячами, автоматически лишая их всего и давая повод распространенному мнению об одержании дьяволом, мнению в какой-то мере оправданному теми сатанинскими страстями, эмоциями и поступками, сопровождающими эти условия. В один из периодов была массовая тенденция к уединению и созерцанию, отсюда и бесчисленные сторонники иночества и отшельничества; в другой период появилась мания действия, имеющая своей конечной целью какой-то утопический план, в равной мере непрактичный и непригодный, отсюда и множества покинувших свои родные места, дома, страны в поисках стран, где камни из золота, или чтобы начать истребительную войну за обладание бесполезными городами и непроходимыми пустынями [251, с. 159].
 Автор вышеприведенных цитат говорит:
 "Семена зла и преступления, будучи, как бы посеянными под поверхностью общества, всходят и дают плоды со страшной быстротой и поразительной последовательностью".
 Перед лицом этих поражающих феноменов наука безмолвствует, она даже не пытается разгадать их причину и естественно те скрытые воздействия, которым мы подвергаемся ежедневно и ежеминутно, поскольку она еще не научилась смотреть за пределы этого шара из грязи, на котором мы живем, с его тяжелой атмосферой. Но древние, с приписываемым им Проктором "невежеством" полностью осознали, что взаимная связь между планетными телами настолько же совершенна, как и между кровяными шариками, плавающими в одной жидкости, и что каждый подвергается сложным влиянием всех остальных и, в свою очередь, каждый воздействует на всех других. Так как планеты отличаются по величине, расстоянию и активности, так же различна и интенсивность их импульсов, сообщаемых эфиру или астральному свету и различна сила магнетизма и другие тонкие силы, излучаемые ими в различных небесных аспектах. Музыка есть комбинация и модуляция звуков, а звук есть следствие вибрации эфира. Теперь, если импульсы, сообщаемые эфиру различными планетами, сравнить со звуками, производимыми различными нотами музыкального инструмента, то не трудно понять, что "музыка сфер" Пифагора не просто фантазия, а что некоторые планетные сочетания могут вызывать нарушения эфира нашей планеты, а, следовательно, покой и гармонию других планет. Некоторые виды музыки приводят нас в бешенство, некоторые создают возвышенное религиозное настроение души. Наконец, вряд ли найдется человеческое существо, не реагирующее на определенные вибрации атмосферы. То же самое с цветом. Некоторые цвета возбуждают нас, некоторые успокаивают и радуют. Монахиня одевается в черное, символизируя этим отчаяние духа, подавленного сознанием первородного греха, невеста одевается в белое, красный цвет возбуждает ярость некоторых животных. Если мы и животные подвержены влиянию вибраций, занимающих на шкале ничтожное место, то почему же нам всем не быть подверженным влияниям вибраций, действующих в пределах огромной шкалы, какими являются комбинированные влияния звезд.
 "Нам известно", - говорит доктор Элам, - "что некоторые патологические условия имеют тенденцию превращаться в эпидемию под влиянием причин, еще не установленных... Мы видим, как сильна тенденция однажды высказанного мнения перерастать в эпидемию, - никакая точка зрения, никакое заблуждение не покажутся чересчур абсурдными, чтобы принять такой массовый характер. Мы наблюдаем также, как примечательно те же идеи воспроизводятся вновь и снова появляются в последующих веках... нет преступления самого ужасного, которое не получило бы широкого распространения: человекоубийство, детоубийство, самоубийство, отравление или другие дьявольские концепции людей... При эпидемиях причина быстрого распространения в определенные периоды остается тайной!"
 Эти несколько строк содержат неопровержимый психологический факт, описанный пером мастера и в то же время полу-признание полного невежества - "Причины еще не обнаружены". Почему не быть честным и не сказать сразу: не могут быть обнаружены современными научными методами?"
 Заметив эпидемию поджогов, доктор Элам цитирует из "Анналов санитарного общества" следующие случаи:
 "Девочка в возрасте 17 лет была арестована по подозрению... она созналась, что дважды подожгла жилища, повинуясь инстинкту, непреодолимой потребности... Юноша в возрасте около 18 лет совершил много подобных же деяний. Он не был во власти какой-то страсти, но вспышки пламени вызывали очень приятное чувство".
 Кто еще замечал в столбцах ежедневной прессы подобные инциденты? Они попадаются на глаза постоянно. В случаях убийств с различным описанием и других преступлений дьявольского характера поступок в 9 случаях, из 10 приписывается непреодолимому наваждению. "Кто-то нашептывал мне постоянно на ухо... Кто-то непрестанно подталкивал и вел меня". Таковы частые признания преступников. Врачи приписывают это галлюцинациям расстроенной психики и называют импульс к человекоубийству временным лунатизмом. Но сам-то лунатизм разве хорошо понятен психологам? Разве под причину его когда-нибудь подводилась гипотеза, способная противостоять вызову бескомпромиссного исследователя. Пусть сами за себя скажут противоречивые труды наших современных психиатров.
 Платон признает человека игрушкой стихии необходимости, в которую он вступает, появляясь в этом мире материи; на него влияют внешние причины и причины эти даймониа, как и у Сократа. Счастлив человек физически чистый, так как если его внешняя душа (тело) чиста, она укрепит и второе (астральное тело) или душу, называемую им высшей смертной душой, которая хотя и подвержена своим ошибкам, но будет всегда на стороне разума против животных стремлений тела. Вожделения у человека возникают вследствие его бренного материального тела, также и прочие болезни, и хотя он иногда считает преступления, как бы невольными, ибо они возникают, как болезни тела, в результате внешних причин. Платон четко разграничивает эти причины, и фатализм, который он признает, не исключает возможность избежать их, даже если боль, страх, гнев и другие чувства были даны людям по необходимости, "если они победят их, они будут жить праведно, а если будут побеждены ими, то неправедно".<<203>> Дуалистичный человек, то есть тот, которого покинул божественный бессмертный дух, оставив только животную форму и астральное тело (по Платону высшую смертную душу), отдав его во власть инстинктов, так как он был побежден всеми грехами, унаследованными от материи; с этого момента он становится послушным орудием в руках невидимых - тонких сущностей, носящихся в нашей атмосфере и готовых в любую минуту инспирировать тех, кто справедливо был покинут их бессмертным советником, божественным духом, называемым Платоном "гением".<<204>>
 Согласно этому великому философу и посвященному, тот, "кто жил правильно, тот в положенное ему время возвратится в обитель своей звезды и там испытает блаженство и счастье. Но если он потерпит поражение, то в следующем рождении он станет женщиной - и будет слабым и беспомощным, как женщина.<<205>> И если он не избавится от пороков в этом состоянии, он будет превращен в какое-то животное, которое напоминало бы во время совершения им отрицательных поступков; и эти превращения и тяжкий труд не прекратятся до тех пор, пока он не будет следовать заложенному внутри него изначальному закону подобия и тождественности и с помощью разума не преодолеет в будущем проявления беспокойных и неразумных злементалов (элементальных духов), порожденных огнем, воздухом, водой и землей и не обретет снова свою прежнюю форму и добрый нрав" [32].
 Но доктор Элам думает иначе. На 194 стр. своей книги "Проблемы врачевания" он говорит, что причина быстрого распространения некоторых эпидемических заболеваний, которые он наблюдал, "остается загадкой"; но что касается поджогов, он замечает, что "во всем этом нет ничего загадочного", хотя эпидемия мощно развивается. Страшное противоречие? Де Квинси в своей газете под заголовком "Обдуманное убийство как одно из утонченных искусств", рассказывает об эпидемии убийств между 1588 и 1635 годами, из-за которой семеро из самых выдающихся людей того времени пали от рук убийц, и ни он и никто из других комментаторов не могли объяснить загадочную причину этой человекоубийственной мании.
 Если мы будем настаивать на объяснении, то эти господа, как претендующие на звание философов, будут обязаны дать нам его и они ответят, что это гораздо более научно приписывать такие эпидемии "возбуждению умов", "... временам политических волнений (1830)". "...подражанию и порыву", "...легко возбудимым и ленивым парням", и "истерическим девицам", чем абсурдно искать подтверждения в суеверных преданиях и гипотетическом астральном свете. Нам кажется, что если бы, благодаря какой-то фатальной неизбежности, истерия полностью исчезла бы из человеческого организма, медицинское братство оказалось бы в полной растерянности и не смогло бы объяснить целый ряд феноменов, которые сейчас очень удобно объединяются под названием: "обычные симптомы определенных патологических условий нервных центров". Истерия была до сих пор якорем спасения для скептиков-патологов. Начинает ли чумазая крестьянская девочка внезапно бегло говорить на различных иностранных языках, до сих пор неизвестных ей, и сочинять стихи - "истерия!" Левитирует ли медиум на глазах дюжины свидетелей, выходя из одного окна трехэтажного дома и возвращаясь в другое окно - "расстройство нервных центров, сопровождающееся коллективной истерической манией" [252]. Пойманного в комнате во время манифестации шотландского терьера невидимая рука швырнула через всю комнату, тот в своем сальто-мортале вдребезги разбил люстру под потолком высотой восемнадцать футов и упал замертво [102] - "галлюцинация бешенства!"
 "В истинной науке нет веры", - говорит доктор Фенвик в "Странной Истории" Бульвер-Литтона; - "истинная наука знает три состояния: отрицания, убежденности и огромный интервал между этими двумя состояниями, которые не являются верой, а суеверным суждением".
 Такой, возможно, была истинная наука в дни доктора Фенвика. Но в наше время наука развивается иначе; она или отрицает категорически безо всякого предварительного исследования, или находится между отрицанием и утверждением и со словарем в руках изобретает новые греко-латинские названия для несуществующих форм истерии!
 Как часто великие ясновидящие и адепты месмеризма описывали эпидемические и физические (хотя и невидимые для других) проявления, так как их ясное зрение видело таковые в астральном свете и которые приписываются наукой эпилепсии, нейрогуморальным и прочим расстройствам, имеющим соматическое происхождение. Они утверждают, что "электрические волны" претерпевали сильные пертурбации и они замечали прямую связь между этим возмущением эфира и свирепствующими после этого умственными и физическими эпидемиями. Но наука не замечала их и продолжала свой энциклопедический труд придумывания новых названий старым вещам.
 "История", - говорит Дю Потэ, король французских месмеристов, - "слишком хорошо помнит печальные рекорды колдовства. Эти факты слишком реальны и слишком явно свидетельствуют об ужасных злодеяниях этого искусства, его чудовищных злоупотреблениях!.. Но как мне удалось обнаружить это искусство? Где я научился ему? В моих размышлениях? нет; это сама природа раскрыла мне эту тайну. И как? Представив перед моими очами, не ожидая пока я сам буду искать эти неоспоримые факты колдовства и магии... Что такое, в конце концов, сомнамбулический сон? Результат сильного магического воздействия. А что есть то, что создает эти притяжения, эти внезапные импульсы, эти свирепствующие эпидемии, неистовства, антипатии, кризисы; - эти конвульсии, которые вы можете сделать длительными?.. что же определяет их, как не та самая причина, о которой мы упоминали, тот агент, гак хорошо известный древним? То, что вы называете нервным флюидом или магнетизмом, в старые времена называлось оккультной силой, или могуществом души, подчинением, магией!"
 "Магия основана на существовании сложного мира вне, а не внутри нас, с которым мы можем вступать в общение с помощью известного искусства и практики... Стихия, существующая в природе, не известная большинству людей, завладевает человеком, иссушает и разрушает его, подобно урагану, сметающему тростинку, она рассеивает людей далеко, она наносит им удары одновременно в тысячу мест, в то время как они не могут обнаружить этого невидимого врага и защититься от него... все это демонстрируется; но что эта стихия может избирать друзей и фаворитов, и подчиняться их мыслям, отвечать на человеческий голос и понимать значение начертанных знаков, вот этого люди не могут осознать, это их разум отвергает, это то, что я видел; и я говорю здесь об этом, особо подчеркивая, что для меня это факт и истина, доказанные навечно" [159, с. 51-147].
 "Если я буду углубляться в большие подробности, всякий сразу поймет, что действительно существуют вокруг нас, как и в нас самих, таинственные существа, имеющие силу и форму, которые являются и уходят по желанию, несмотря на хорошо закрытые двери" [159, с. 201]. Далее великий месмеризатор учит нас, что способность управлять этим есть "физическое свойство, проистекающее из нашего организма... им наделены все тела... все может быть проводником магических действий и в свою очередь сохранять способность воздействия". Эта теория является общей для всех философов-герметистов. Сила этого флюида такова, "что никакие химические или физические силы не в состоянии разрушить его... Существует очень слабая аналогия между невесомыми флюидами, известными физикам и этим животным магнетическим флюидом" [160, с. 17-18].
 Если мы теперь обратимся к средним векам, то среди прочих мы встретимся с Корнелием Агриппой, который говорит нам абсолютно то же самое:
 "Постоянно изменяющаяся универсальная сила, "мировая душа" может оплодотворять что угодно, вселяя в них свои божественные свойства. Эти предметы приобретают дар передать нам свои качества, если их располагать согласно формуле, преподанной наукой. Достаточно поносить их, чтобы почувствовать их непосредственное влияние на душу так же как и на тело... Будучи частью той сущности, из которой состоит все созданное, человеческая душа обладает удивительной силой. Кто владеет этой тайной, может достичь в науке и познании таких высот, на какие его воображение способно поднять его; но он сможет сделать это только при наличии тесной связи с этой универсальной силой... Истина, даже будущее могут сделаться тогда вечно предстоящими перед очами его души; и это много раз было доказано имевшими место фактами, так как они были видимы и описывались ранее... время и пространство исчезают перед орлиным глазом бессмертной души... ее мощь становится безграничной... она может проноситься через пространство и окутывать своим присутствием человека, независимо от расстояния; она может входить и проникать и заставить его услышать голос того человека, которому она принадлежит, как будто этот человек находится в этой же комнате" [199, с. 332-358].
 Если нет желания искать доказательств и получить информацию в средневековой герметической философии, мы можем пойти еще дальше к глубокой древности и выбрать из большого числа философов дохристианского периода - Цицерона, того, кто менее всего может быть обвинен в суеверии и доверчивости. Рассказывая о тех, кого он называет богами, кто являются или духами людей или атмосферными духами, почтенный оратор говорит:
 "Мы знаем, что из всех живых существ человек создан совершеннее всего, и так как боги относятся к этому числу, они должны иметь человеческий облик... я не имею в виду, что боги имеют плоть и кровь; но я говорю, что они кажутся такими, как будто у них есть плоть и кровь... Эпикур, для которого невидимые вещи были также осязаемы, как будто бы он касался их своими пальцами, учит нас, что боги обычно не видимы, но что они познаваемы; они не являются телами, имеющими определенную плотность... но мы можем узнать их по их преходящим отображениям; и так как в бесконечном пространстве имеется достаточное количество атомов для создания этих отображений, то они и появляются перед нами... и помогают нам понять, что представляют собой эти счастливые, бессмертные существа" [198, кн. I, гл. XVIII].
 "Когда посвященный", - говорит со своей стороны Элифас Леви, - "становится совершенно светоносным, он сообщается и при желании, силой воли управляет магнетическими вибрациями астрального света... Трансмутируемыми в человеческий свет в момент зачатия он (свет) становится первым покровом души; в сочетании с тончайшими флюидами он формирует эфирное тело или звездный фантом, который полностью освобождается только в момент смерти".
 Проецировать это эфирное тело на любое расстояние; придавать ему большую объективность и осязаемость путем конденсирования вокруг его флюидической формы воли изначальной субстанции, является величайшей тайной адептов магии.
 Теургическая магия является последним проявлением оккультной психологической науки. Академики отвергают ее, как бред больного ума, или клеймят ее, как позорное шарлатанство. Мы решительно отказываем им в праве высказывать свое мнение по вопросу, исследованием которого они никогда не занимались. Их настоящий уровень знания дает им не больше прав судить о магии и спиритизме, чем островитянину с Фиджи высказывать свое мнение о трудах Фарадея или Агассиза. Все что они могут когда-нибудь сделать, это исправить ошибки предыдущего дня. Почти три тысячи лет тому назад, еще до Пифагора, древние философы утверждали, что свет имеет вес, следовательно, он - материален, и что свет является силой. Корпускулярная теория, благодаря некоторым ошибкам Ньютона, была осмеяна, а волновая теория, провозглашавшая свет невесомым, принята. А сейчас мир потрясен мистером Круксом, который взвесил свет в своем радиометре! Пифагорейцы придерживались мнения, что ни солнце, ни звезды не являются источниками света и тепла, и что первое есть лишь агент, но современные школы учат обратному.
 То же можно сказать и относительно ньютоновского закона гравитации. Следуя строго доктрине пифагорейцев, Платон считал, что гравитация не просто закон магнитного притяжения меньших тел к большим, но магнитное отталкивание подобных и притяжение противоположных.
 "Соединенные вместе вещи", - говорит он, - "противоположные по природе своей, естественно враждуют и отталкиваются друг от друга".<<206>>
 То, что отталкивание неизбежно проистекает от несхожести между телами, нельзя принять за основу, просто когда имеет место природный антагонизм тел, соединенных вместе, они отталкиваются друг от друга. Исследования Барта и Швейгера не оставляют почти никаких сомнений в том, что древние были хорошо знакомы с взаимным притяжением между железом и магнитом, так же как и с отрицательными и положительными полюсами электричества, под любыми названиями, которыми они могли их называть. Взаимная магнитная связь между орбитами планет, которые все являются магнитами, была для них установленным фактом, и аэролиты не только назывались ими магнитными камнями, но использовались в мистериях в тех целях, для которых мы теперь употребляем магниты. Поэтому, когда профессор А. М. Мэйер из Института технологии Стивенса заявил в 1872 г. в Научном Клубе в Яле, что земля является большим магнитом и что
 "при каждом волнении на поверхности солнца магнетизм земли претерпевает глубокое нарушение равновесия, порождающее судорожное дрожание магнитов в наших обсерваториях и производящее грандиозные вспышки северного сияния, полыхающее пламя которого пляшет в ритме с вибрацией",<<207>>
 - он только изложил вновь на хорошем английском языке то, что преподавалось на добром дорическом языке неисчислимые столетия до того, как первый христианский философ появился на свет.
 Чудеса, совершаемые служителями теургической магии, настолько достоверны и их очевидность, - если свидетельства людей вообще чего-нибудь стоят, - настолько ошеломляюща, что вместо того, чтобы признать, что языческие теургисты далеко превзошли в чудесах христианских, сэр Дэвид Брюстер благоговейно признает за первыми большие успехи в физике, а во всем, что касается естествознания наука оказывается в весьма неприятном положении между двух огней. Она или должна признать, что древние физики обладали большим знанием, чем их современные представители, или что в природе существует нечто, выходящее за рамки физической науки и что дух обладает силами, которые и не снились нашим философам.
 "Ошибку, сделанную нами в науке, развитием которой мы специально занимались", - говорит Бульвер-Литтон, - "часто можно увидеть лишь благодаря свету, пролитому другой наукой, развитием которой занимался кто-то другой" [25].
 Ничто не может быть так легко объяснено, как высшие возможности магии. Благодаря свету, излучаемому магнетическим океаном вселенной, чьи электроволны связывают весь космос воедино, и в своем непрестанном движении пронизывают каждый атом и молекулу беспредельного творения, ученики месмеризма, - какими бы незначительными их исследования ни были, - постигают альфу и омегу великой мистерии. Только изучение этого агента, являющегося божественным дыханием, может открыть тайны психологии и физиологии космических и духовных феноменов.
 "Магия", - говорит Пселл, - "сформировала последний раздел жреческой науки. Она изучала характер, силу и качество всего сущего под луной; химические элементы и их состав, животных, различные виды растений и их плоды, камни и злаки. Короче говоря, она исследовала квинтэссенцию и мощь всего. Поэтому она и производит свои воздействия. Она соорудила изваяния (намагниченные), которые приносят здоровье, создала фигуры и вещи (талисманы), которые в одинаковой мере могут приносить болезнь и также здоровье. Часто проявляется также божественный огонь и тогда изваяния смеются и лампы внезапно загораются".<<208>>
 Если современное открытие Гальвани может приводить в движение конечности мертвой лягушки и заставлять лицо мертвого человека, благодаря искажению его черт, выражать самые различные эмоции, от радости до дьявольского гнева, отчаяние, ужас, то полагаясь на объединенные свидетельства древних, которые заслуживают наибольшего доверия, языческие жрецы достигали еще больших чудес, заставляя свои каменные и металлические изваяния потеть и смеяться. Божественный, чистый огонь на языческом алтаре был электричеством, извлеченным из астрального света. Поэтому изваяния, если их правильно сделать, могут обладать способностью, без всякого обвинения в суеверии, наделять здоровьем или болезнью при прикасании к ним, так же как какой-нибудь современный гальванический пояс или батарея с большим зарядом.
 Ученые скептики, так же как и невежественные материалисты, последние два столетия весьма потешались над нелепостями, приписываемыми Пифагору его биографом Ямвлихом. По его словам, самосский философ убедил медведицу отказаться от употребления в пищу человеческого мяса. Подчинив белого орла своей воле, заставил его спуститься к нему из облаков и, тихонько поглаживая его рукой, беседовал с ним. В другой раз Пифагор заставил быка отказаться от еды бобов, просто прошептав ему что-то на ухо! [75] О, невежество и суеверие наших предков, какими смешными они выглядят в глазах просвещенных потомков! Тем не менее давайте проанализируем эту нелепость. Ежедневно мы встречаемся с необразованными людьми, владельцами бродячих зверинцев, приручающих и совершенно подчиняющих самых диких животных просто силой своей непреклонной воли. Более того, сейчас в Европе есть несколько молодых физически слабых девушек, младше двадцати лет, бесстрашно занимающихся этим делом. Каждый или был свидетелем или слышал о подобной магической силе некоторых магнетизеров и психологов. Они могут подчинять себе своих пациентов на какое-то время. Регазони, магнетизер, вызвавший большое удивление во Франции и Лондоне, достигал гораздо более удивительных фокусов, чем приписываемые Пифагору, о которых упоминалось выше. Зачем тогда обвинять древних биографов Пифагора и Аполлония Тианского в каком-то неправильном представлении или нелепом суеверии? Когда мы поймем, что большинство из тех, кто настроен скептически в отношении магических сил, которыми обладали древние философы, кто смеется над древними теогониями и заблуждениями мифологии, тем не менее они слепо верят в боговдохновенность Библии, и едва ли дерзнут усомниться тому чудовищному абсурду, что Иисус остановил солнце. Тогда мы можем уже сказать аминь справедливому упреку Годфри Хиггинса:
 "Когда я вижу", - говорит он, - "что ученые буквально понимают "Книгу Бытия", которую древние со всеми ее погрешностями с полным основанием воспринимали, как аллегорию, у меня возникает соблазн усомниться в реальности прогресса человеческого разума" [52, т. I, с. 807].
 Одним из немногих комментаторов древнегреческих и латинских авторов, который отдавал должное древним за их умственное развитие, является Томас Тэйлор. В его переводе Ямвлиха "О пифагорейской жизни" мы находим следующие строки:
 "Так как Пифагор, как нас информирует Ямвлих, был посвящен во все мистерии Библа и Тира, и в священнодействия сирийцев, в мистерии финикийцев, а также, что он провел 20 лет и 2 года в святилищах храмов в Египте, был связан с магами Вавилона и получил от них наставления в их древнем знании, то совершенно неудивительно, что он искусен в магии или теургии, а следовательно, мог совершать вещи, превосходящие простые человеческие силы и которые казались простым людям совершенно неправдоподобными"[75, с. 297].
 В их глазах вселенский эфир не есть что-то пустое, простирающееся через все небесное пространство, а это есть безграничный океан, населенный, как и известные нам моря, чудовищными и маленькими созданиями, в каждой молекуле которых имеется зерно жизни. Как океан и более мелкие водоемы кишат различными видами рыб, и каждый вид имеет местожительство в определенном месте, к которому он особо адаптировался, некоторые из них дружественны людям, другие враждебны, некоторые приятны, другие страшны на вид, некоторые ищут пристанища в тихих уголках и закрытых гаванях, другие пересекают обширные водные пространства Они верили, что различные виды элементальных духов населяют различные области огромного эфирного океана и что все адаптированы к особым условиям этих областей. Если мы только представим себе, что движение планет в пространстве безусловно должно вызывать изменение этой пластичной и разреженной среды, как пушечный выстрел вызывает в атмосфере, а пароход в воде, также и на космической скале, мы должны понять, что некоторые планетные аспекты, если допустить, что наши предпосылки правильны, могут производить более сильные волнения, порождать более сильные течения и устремлять их по заданному направлению, чем что-то другое. Допуская такие предпосылки, мы можем также понять, почему, благодаря таким различным звездным аспектам, толпы дружественных и враждебных "элементалов" могут проникать в нашу атмосферу или в какую-то ее часть и, в результате оказываемых ими воздействий, мы начинаем ощущать их.
 Согласно древним доктринам, элементальные духи, не имеющие души, возникли в результате непрестанного движения, присущего астральному свету. Свет есть сила, а последняя рождается волей, т. к. эта воля проистекает из разума, которому не свойственно ошибаться, ибо в нем нет никаких материальных органов человеческого мышления; будучи тончайшей, чистой эманацией высочайшего божества (платоновский "Отец") - она проистекает, согласно непреложным законам, чтобы создать элементарную материю, необходимую для последующих поколений, называемых нами человеческими расами. Все последующее, независимо от того принадлежит ли оно этой планете, или какой-то другой из мириадов планет в пространстве, имеет земные тела, получившие формы и развившиеся из тел определенного класса этих элементальных существ, исчезнувших в этих невидимых мирах! В древней философии не было недостающего звена, которое нужно было восполнять тем, что Тиндаль называет "развитым воображением", не было пробела, который нужно было заполнять целыми томами материалистических рассуждений, необходимых для абсурдной попытки решить уравнение только с одним рядом величин. Наши "невежественные" предки проследили закон эволюции, общий для всей вселенной. Закон этот остается незыблемый, как при постепенном развитии от звезды-облачка до физического тела человека, так и от универсального эфира до инкарнации человеческого духа; древние усматривали одну непрерывную серию существований, эти эволюции происходили из духовного мира в мир плотной материи и через нее опять обратно к источнику всего. "Происхождение видов" для них было нисхождением от духа, первичной причины всего к "деградации материи". В этой законченной цепи эволюции элементальные, духовные существа имели такое же определенное место посредине между началом и концом этой цепи, как недостающее звено Дарвина между обезьяной и человеком.
 Ни один литератор не дал более правдивого и поэтического описания этих существ как Е. Бульвер-Литтон, автор "Занони". Теперь его слова: "существо не материально", но "идея радости и света", звучат скорее, как правдивое эхо воспоминаний, нежели как безудержный поток простого воображения.
 "Надменность человека пропорциональна его невежеству", - заставляет он хитроумного Меджнура сказать Глиндону. - "В течение многих веков в бесчисленных мирах, сверкающих в пространстве подобно пене, кипящей в безбрежном океане, он видел лишь маленькие свечечки... которые Провидение было радо затеплить только для одной цели - сделать ночь более приятной для человека... Астрономия исправила это заблуждение человеческого тщеславия и теперь человек вынужден признать, что звезды являются мирами, гораздо большими и удивительными, чем его собственный... Таким образом, всюду великое предназначение науки открывать новую жизнь, чтобы она увидела свет... Убеждая тогда путем очевидной аналогии, что и листочек, и капля воды есть населенный и дышащий мир не меньший, чем та звезда, даже сам человек есть целый мир для других жизней, и миллионы и мириады живут в реках его крови и населяют его тело, как человек населяет землю. Достаточно здравого смысла (если он есть у наших схоластиков), чтобы понять, что окружающая бесконечность, которую мы называем пространством - беспредельное неосязаемое, отделяющее землю от луны и звезд, также заполнено свойственной и соответствующей ему жизнью. Не является ли явным абсурдом предположение, что жизнь, которая кишит вокруг каждого листочка, отсутствует в необъятном пространстве? Закон великого плана против потери даже одного атома; он не знает точки, где не дышала бы какая-то жизнь... Хорошо, тогда можете ли вы представить себе от такого пространства, которое будучи бесконечным пустое и безжизненное, пользы для существ вселенной меньше... чем от населенного места или кишащего жизнью шарика? Микроскоп показывает вам структуру листа; но не изобретена еще машина, могущая обнаружить более высокие и одаренные существа, несущиеся в безграничных воздушных просторах. Тем не менее между последними и человеком существует таинственное и страшное сходство... Но прежде, чем проникнуть через этот барьер, душа, которой вы служите, должна быть утончена сильным энтузиазмом и очищена от всех земных желаний... Пройдя такую подготовку, можно прибегнуть и к помощи науки, зрение можно сделать более тонким, нервы более чуткими, дух более живым и телесным, а стихию - воздушное пространство - пользуясь некоторыми секретами высшей химии, можно сделать более ощутимым и чистым. И это тоже не магия, как говорят легковерные; как я уже часто говорила раньше, магия (как наука нарушающая природу) не существует; это только с помощью науки можно контролировать природу. Так в пространстве существуют миллионы существ, не духовных в буквальном смысле, ибо все они имеют, как микроскопические животные, невидимые невооруженным глазом, какие-то материальные формы, хотя материя эта настолько деликатна, воздушна, утонченна, что она, как оболочка, как паутинка, облекающая дух... Тем не менее, в действительности эти расы сильно отличаются друг от друга... некоторые обладают большой мудростью, другие ужасно злобные; одни дружественные людям, другие благородные вестники между землей и небом... Среди обитателей порога есть одна превосходящая всех своей злобностью и ненавистью к своему классу; одна, чьи глаза парализовывали храбрейших и чья власть над духом возрастает пропорционально его страху" [26].
 Такова неполная зарисовка стихийных сущностей, лишенных божественного духа, данная одним из многих достойных доверия, знающего больше, чем он готов признать в лице недоверчивой публики.
 В следующей главе мы постараемся объяснить некоторые из эзотерических рассуждений посвященных святилищ о том, чем человек был, что он есть и чем может стать. Доктрины, преподаваемые ими в мистериях - источник, из которого возникли Ветхий и частично Новый Завет, принадлежали к наиболее передовым понятиям о морали и религиозным откровениям. Пока их буквальное значение было предметом фанатичного поклонения низших классов общества, высшие классы, большинство из которых были посвященными, продолжали изучение их в торжественной тишине храмов и поклонялись единому Богу на Небесах.
 Рассуждения Платона в "Пире" о сотворении первобытного человека и повествование о космогонии в "Тимее" мы должны воспринимать, как аллегорию, если мы можем воспринять это. Вот этот скрытый пифагорейский смысл в "Тимее", "Кратиле" и "Пармениде", и еще нескольких трилогах и диалогах, которые неоплатоники решили изложить постольку, поскольку позволяла им их теургическая клятва о сохранении тайны. Пифагорейская доктрина о том, что Бог есть универсальный разум, пронизывающий все сущее, и догма о бессмертии души являются ведущими чертами этих явно несовместимых учений. То благоговение и почитание, которое Платон оказывал МИСТЕРИЯМ, являются достаточной гарантией того, что он не позволит себе, чтобы неосторожность взяла верх над тем глубоким чувством ответственности, испытываемым каждым адептом.
 "Постоянно совершенствуясь в прекрасных МИСТЕРИЯХ, человек только в них становится поистине совершенным", - говорит он в "Федре".<<209>>
 Он не старался скрыть неудовольствие, что мистерии стали менее тайными, чем раньше, неуместное профанирование их делает доступными множествам. Он охранял их ревниво от всех, кроме наиболее старательных и достойных своих учеников.<<210>> Хотя он упоминает богов на каждой странице, его монотеизм вне всякого сомнения, ибо основная нить его бесед показывает, что под термином боги он подразумевает группу существ более низкого уровня чем божества и на одну ступень выше человека. Даже Иосиф заметил и подтвердил этот факт, несмотря на свойственные его расе предрассудки. В своем знаменитом нападении на Апиона этот историк говорит [152, II, 1079]:
 "Те из греков, кто философствует в соответствии с правдой, не совсем были невеждами... замечали они и холодную поверхность мифических аллегорий, за что они справедливо и презирали их... Платон, будучи задет этим, говорит, что необязательно допускать кого-то из других поэтов в "Республику"; после того, как он восхищался Гомером и лил елей на его голову, он вежливо отверг его, чтобы он в самом деле не разрушил своими мифами ортодоксальную веру, почитающую единого Бога".
 Тот кто может уяснить истинный дух философии Платона, едва ли будет удовлетворен такой оценкой его, какую предлагает читателям Джовитт. Он говорит нам, что влияние, которое оказал "Тимей" на потомков, частично обязано тому неправильному пониманию доктрин автора неоплатониками. Он хочет заставить нас поверить в то, что скрытый смысл, найденный ими в диалоге, "совершенно отличен от духа Платона". Это равносильно тому, что Джовитт понимает, что собой представлял в действительности этот дух; тогда как критикуя его по этому вопросу, Джовитт показывает, что он совершенно не проник в его суть. Если, как он говорит нам, христиане, как будто, находят в его труде свою троицу, мир, церковь и сотворение мира по-иудейски, то это потому, что все это там есть, поэтому естественно они и находят. Наружный вид здания тот же; но дух, оживляющий мертвую букву учения философа, отсутствует, и мы будем напрасно искать его в сухих догмах христианской теологии. И теперь Сфинкс все тот же, как и четыре столетия до христианской эры; но Эдипа уже нет. Он убит, потому, что он давал миру то, что мир, будучи недостаточно зрелым, не мог воспринять. Он был воплощением истины и должен был умереть, как и всякая великая истина должна умирать прежде чем она, как Феникс древних, возродится из собственной золы. Каждый переводчик трудов Платона отмечал странное сходство между философией эзотеристов и христианскими доктринами, и каждый из них старался интерпретировать их согласно своим религиозным убеждениям. Так Кори в своих "Древних фрагментах" старается доказать, что это сходство только внешнее и делает все возможное, чтобы унизить в глазах публики монаду пифагорейцев и превозносить на ее обломках последнее антропоморфизированное божество. Тэйлор, защищая предыдущего, поступает также бесцеремонно с Богом Моисея. Зеллер грубо высмеивает притязания отцов церкви, которые, вопреки истории и ее хронологии, и несмотря на то, хотят ли этого люди или нет, утверждает, что Платон и его школа украли у христианства его основные черты. Это счастье для нас и несчастье для Римской церкви, что такое ловкое жонглерство, к которому прибегает Евсевий, в нашем веке трудно осуществить. Во времена епископа из Цезарии было гораздо легче извратить хронологию, чем теперь и пока существует история, никто не поможет людям, знающим, что Платон жил 600 лет до того, как Иринею пришло в голову создать новую доктрину из руин старой платоновской академии.
 Эта доктрина о том, что Бог есть вселенский разум, проникающий все сущее, лежит в основе всех древних философий. Положения буддизма, которые лучше всего можно понять при изучении пифагорейской философии - его правдивые размышления - были извлечены из этого источника, так же как брахманизм и еще ранее христианство. Очистительный процесс трансмиграции - метемпсихоз - однако сильно антропоморфизированный в последнее время, должен считаться только как дополнительная доктрина, искаженная теологической софистикой с целью крепче держать верующих с помощью распространенных суеверий. Ни Гаутама Будда, ни Пифагор не имели намерения обучать пониманию этих чисто метафизических аллегорий буквально. Эзотерически это объяснено в "Мистерии" Кунбума,<<211>> и относится к чисто духовным странствованиям человеческой души. И не в мертвой букве буддийской священной литературы могут ученики надеяться получить разрешение всех тонкостей. Последние утомляют мышление своей непостижимой глубиной умозаключений, и ученик никогда не бывает так далек от истины, как в тот момент, когда он думает, что он уже у цели. Овладение каждой доктриной, запутанной буддийской системы может быть достигнуто только путем строгого следования методам пифагорейцев и платоников, как в большом, так и в мелочах. Ключ к ним лежит в возвышенных и мистических догматах.
 "Тот, кто никогда не был знаком с моим законом", - говорит Будда, - "и умирает в этом состоянии, он должен возвращаться на землю до тех пор, пока не достигнет совершенства саманеан. Чтобы достичь этой цели, он должен разрушить в себе троицу Майя,<<212>> он должен погасить свои страсти, соединить и отождествить себя с законом (учением тайной доктрины) и постичь религию полного уничтожения".
 Здесь уничтожение относится только к материи видимого и невидимого тела, ибо астральная душа (perisprit) все еще материя, хотя и сублимированная. В той же книге говорится, что Фо (Будда) хотел сказать,
 "что первичная материя вечна и неизменна. Ее высшее проявление есть чистый светоносный эфир, безграничное пространство, не пустота в результате отсутствия форм, но, напротив, основа всех форм, преддверие их. Но само наличие форм указывает на создание Майей, и все ее творения ничто перед несотворенной сутью, ДУХОМ, в чьем глубоком и священном отклике все движение должно остановиться навсегда".
 Таким образом полное уничтожение в буддийской философии означает только рассеивание материи в какую бы то ни было форму или подобие формы; ибо все, что имеет форму, было сотворено и, следовательно, рано или поздно должно погибнуть, то есть изменить эту форму, поэтому все временное, хотя и кажущееся вечным, есть лишь иллюзия, Майя; ибо как вечность не имеет ни начала, ни конца, более или менее длительно существующая форма исчезает, как таковая, подобно мгновенной вспышке света. Прежде чем мы успеем осознать, что мы видели ее, она исчезла навсегда, даже наши астральные тела, чистый эфир, всего лишь иллюзия материи до тех пор, пока они удерживают свои земные очертания. Последние изменяются, говорят буддисты, в соответствии с заслугами и поступками человека в течение его жизни, и это является метемпсихозом. Когда духовная сущность навсегда освобождается от всех частиц материи, только тогда, она вступает в вечную неизменяемую нирвану. Она существует в духе, в ничто; как форма, как вид, как подобие чего-то, она совершенно уничтожена и, таким образом, не будет больше умирать, ибо, только дух не является Майей, но только реальностью в иллюзорном мире вечнопреходящих форм.
 Эта буддийская доктрина легла в основу главных положений пифагорейской философии. "Может ли этот дух, который дает жизнь и движение и имеет свойства света, обратиться в небытие?" - спрашивают они. - "Может ли этот чувствующий дух в животных, развивающий память, одно из свойств разума, умереть и превратиться в ничто?" А Уайтлок Булстрод в своей умелой защите Пифагора излагает эту доктрину, добавляя:
 "Если вы говорите, что они (животные) выдыхают свои дух в воздух и там исчезают все это я подтверждаю. Воздух, в самом деле является подходящим местом, чтобы принять их, по утверждению Лаэрция, он полон душ; а по Эпикуру - полон атомами, составными частицами всех вещей; ибо даже то место, где мы передвигаемся, а птицы летают, имеет много духовного в своей природе, так как он невидим и поэтому является хорошим приемником для форм, так как формы всех тел также невидимы, мы можем видеть и слышать только их проявления, сам воздух слишком утончен и не подвержен воздействию времени. Каков же тогда эфир в высших сферах и каковы влияния или формы, нисходящие оттуда?"
 Духи созданий, считают пифагорейцы, являются эманациями самых высоких сфер эфира, эманациями, ДЫХАНИЕМ, но не формами. Эфир нетленен, все философы сходятся в этом мнении; а то что нетленно, то не подлежит уничтожению когда оно освобождается от формы и, следовательно, может претендовать на БЕССМЕРТИЕ. "Но что же это такое, что не имеет ни тела, ни формы; что невесомо, невидимо и неделимо, что существует и в то же время его нет?", - спрашивают буддисты. - "Это нирвана", - таков ответ. Это НИЧТО, не место, а скорее состояние. Однажды достигнув нирваны, человек освобождается от воздействия "четырех истин"; ибо воздействие это совершается через определенную причину, а все причины уничтожаются в этом состоянии.

<< Пред.           стр. 7 (из 14)           След. >>

Список литературы по разделу