<< Пред.           стр. 10 (из 20)           След. >>

Список литературы по разделу

 Гроза развратника, прибежище монаха!
 Ты - крышка черная гигантского котла,
 Где человечество горит, как груды праха!
 
 LХХХIV. ПОЛНОЧНЫЕ ТЕРЗАНИЯ
 
 
 Как иронический вопрос -
 Полночный бой часов на башне:
 Минувший день, уже вчерашний,
 Чем был для нас, что нам принес?
 - День гнусный: пятница! К тому же
 Еще тринадцатое! Что ж,
 Ты, может быть, умен, хорош,
 А жил как еретик иль хуже.
 
 Ты оскорбить сумел Христа,
 Хоть наш Господь, он - Бог бесспорный! -
 Живого Креза шут придворный, -
 Среди придворного скота
 Что говорил ты, что представил,
 Смеша царя нечистых сил?
 Ты все, что любишь, поносил
 И отвратительное славил.
 
 Палач и раб, служил ты злу,
 Ты беззащитность жалил злобой.
 Зато воздал ты быколобой
 Всемирной глупости хвалу.
 В припадке самоуниженья
 Лобзал тупую Косность ты,
 Пел ядовитые цветы
 И блеск опасный разложенья.
 
 И, чтоб забыть весь этот бред,
 Ты, жрец надменный, ты, чья лира
 В могильных, темных ликах мира
 Нашла Поэзии предмет,
 Пьянящий, полный обаянья, -
 Чем ты спасался? Пил да ел? -
 Гаси же свет, покуда цел,
 И прячься в ночь от воздаянья!
 
 LХХХV. ГРУСТНЫЙ МАДРИГАЛ
 
 Не стану спорить, ты умна!
 Но женщин украшают слезы.
 Так будь красива и грустна,
 В пейзаже зыбь воды нужна,
 И зелень обновляют грозы.
 
 Люблю, когда в твоих глазах,
 Во взоре, радостью блестящем,
 Все подавляя, вспыхнет страх,
 Рожденный в Прошлом, в черных днях,
 Чья тень лежит на Настоящем.
 
 И теплая, как кровь, струя
 Из этих глаз огромных льется,
 И хоть в моей - рука твоя,
 Тоски тяжелой не тая,
 Твой стон предсмертный раздается.
 
 Души глубинные ключи,
 Мольба о сладострастьях рая!
 Твой плач - как музыка в ночи,
 И слезы-перлы, как лучи,
 В твой мир бегут, сверкая.
 
 Пускай душа твоя полна
 Страстей сожженных пеплом черным
 И гордость проклятых она
 В себе носить обречена,
 Пылая раскаленным горном,
 
 Но, дорогая, твой кошмар,
 Он моего не стоит ада,
 Хотя, как этот мир, он стар,
 Хотя он полон страшных чар
 Кинжала, пороха и яда.
 
 Хоть ты чужих боишься глаз
 И ждешь беды от увлеченья,
 И в страхе ждешь, пробьет ли час,
 Но сжал ли грудь твою хоть раз
 Железный обруч Отвращенья?
 
 Царица и раба, молчи!
 Любовь и страх - тебе не внове.
 И в душной, пагубной ночи
 Смятенным сердцем не кричи:
 "Мои демон, мы единой крови!"
 
 LХХXVI. ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬ
 
 В груди у всех, кто помнит стыд
 И человеком зваться может,
 Живет змея, - и сердце гложет,
 И "нет" на все "хочу" шипит.
 
 Каким ни кланяйся кумирам, -
 Предайся никсам иль сатирам, -
 Услышишь: "Долга не забудь!"
 
 Рождай детей, малюй картины,
 Лощи стихи, копай руины -
 Услышишь: "Долог ли твой путь?"
 
 Под игом радости и скуки
 Ни одного мгновенья нет,
 Когда б не слышался совет
 Жизнь отравляющей гадюки.
 
 LXXXVII. НЕПОКОРНЫЙ
 
 Крылатый серафим, упав с лазури ясной
 Орлом на грешника, схватил его, кляня,
 Трясет за волосы и говорит: "Несчастный!
 Я - добрый ангел твой! узнал ли ты меня?
 
 Ты должен всех любить любовью неизменной:
 Злодеев, немощных, глупцов и горбунов,
 Чтоб милосердием ты мог соткать смиренно
 Торжественный ковер для Господа шагов!
 
 Пока в твоей душе есть страсти хоть немного,
 Зажги свою любовь на пламеннике Бога,
 Как слабый луч прильни к Предвечному Лучу!"
 
 И ангел, грешника терзая беспощадно,
 Разит несчастного своей рукой громадной,
 Но отвечает тот упорно: "Не хочу!"
 
 
 LХХХVIII. ДАЛЕКО, ДАЛЕКО ОТСЮДА
 
 Здесь сокровенный твой покой,
 Где, грудь полузакрыв рукой,
 Ты блещешь зрелой красотой!
 
 Склонив овал грудей лилейный,
 Ты внемлешь здесь благоговейно
 В тиши рыдание бассейна.
 
 Здесь, Доротея, твой приют;
 Здесь ветра вой и вод журчанье
 Тебе, коварное созданье,
 Песнь колыбельную поют!
 
 Твои все члены нежно льют
 Бензоя вкруг благоуханья;
 В углу, в истоме увяданья,
 Цветы тяжелые цветут.
 
 LХХХIХ. ПРОПАСТЬ
 
 Паскаль носил в душе водоворот без дна.
 - Все пропасть алчная: слова, мечты, желанья.
 Мне тайну ужаса открыла тишина,
 И холодею я от черного сознанья.
 
 Вверху, внизу, везде бездонность, глубина,
 Пространство страшное с отравою молчанья.
 Во тьме моих ночей встает уродство сна
 Многообразного, - кошмар без окончанья.
 
 Мне чудится, что ночь - зияющий провал,
 И кто в нее вступил - тот схвачен темнотою.
 Сквозь каждое окно - бездонность предо мною.
 
 Мой дух с восторгом бы в ничтожестве пропал,
 Чтоб тьмой бесчувствия закрыть свои терзанья.
 - А! Никогда не быть вне Чисел, вне Созданья!
 
 XC. ЖАЛОБЫ ИКАРА
 
 В объятиях любви продажной
 Жизнь беззаботна и легка,
 А я - безумный и отважный -
 
 Вновь обнимаю облака.
 
 Светил, не виданных от века,
 Огни зажглись на высоте,
 Но солнца луч, слепой калека,
 Я сберегаю лишь в мечте.
 
 Все грани вечного простора
 Измерить - грудь желанье жгло, -
 И вдруг растаяло крыло
 Под силой огненного взора;
 
 
 В мечту влюбленный, я сгорю,
 Повергнут в бездну взмахом крылий,
 Но имя славного могиле,
 Как ты, Икар, не подарю!
 
 XCI. ЗАДУМЧИВОСТЬ
 
 Остынь, моя Печаль, сдержи больной порыв.
 Ты Вечера ждала. Он сходит понемногу
 И, тенью тихою столицу осенив,
 Одним дарует мир, другим несет тревогу.
 
 В тот миг, когда толпа развратная идет
 Вкушать раскаянье под плетью наслажденья,
 Пускай, моя Печаль, рука твоя ведет
 Меня в задумчивый приют уединенья,
 
 Подальше от людей. С померкших облаков
 Я вижу образы утраченных годов,
 Всплывает над рекой богиня Сожаленья,
 
 Отравленный Закат под аркою горит,
 И темным саваном с Востока уж летит
 Безгорестная Ночь, предвестница Забвенья.
 
 XCII. САМОБИЧЕВАНИЕ
 
  К Ж. Ж. Ф.
 
 Я поражу тебя без злобы,
 Как Моисей твердыню скал,
 Чтоб ты могла рыдать и чтобы
 Опять страданий ток сверкал,
 
 Чтоб он поил пески Сахары
 Соленой влагой горьких слез,
 Чтоб все мечты, желанья, чары
 Их бурный ток с собой унес
 
 В простор безбрежный океана;
 Чтоб скорбь на сердце улеглась,
 Чтоб в нем, как грохот барабана,
 Твоя печаль отозвалась.
 
 Я был фальшивою струной,
 С небес симфонией неслитной;
 Насмешкой злобы ненасытной
 Истерзан дух погибший мой.
 
 Она с моим слилася стоном,
 Вмешалась в кровь, как черный яд;
 Во мне, как в зеркале бездонном
 Мегеры отразился взгляд!
 
 Я - нож, проливший кровь, и рана,
 Удар в лицо и боль щеки,
 Орудье пытки, тел куски;
 Я - жертвы стон и смех тирана!
 
 Отвергнут всеми навсегда,
 Я стал души своей вампиром,
 Всегда смеясь над целым миром,
 Не улыбаясь никогда!
 
 XCIII. НЕОТВРАТИМОЕ
 
  I
 Идея, Форма, Существо
 Низверглись в Стикс, в его трясину,
 Где Бог не кинет в грязь и в тину
 Частицу света своего.
 
 Неосторожный Серафим,
 Вкусив бесформенного чары,
 Уплыл в бездонные кошмары,
 Тоской бездомности томим.
 
 И он в предсмертной маете
 Стремится одолеть теченье,
 Но все сильней коловерченье
 И вой стремнины в темноте.
 
 Он бьется в дьявольской сети,
 Он шарит, весь опутан тиной,
 Он ищет свет в норе змеиной,
 Он путь пытается найти.
 
 
 И он уже на край ступил
 Той бездны, сыростью смердящей,
 Где вечной лестницей сходящий
 Идет без лампы, без перил,
 
 Где, робкого сводя с ума,
 Сверкают чудищ липких зраки,
 И лишь они видны во мраке,
 И лишь темней за ними тьма.
 
 Корабль, застывший в вечном льду,
 Полярным скованный простором,
 Забывший, где пролив, которым
 Приплыл он и попал в беду!
 
 - Метафор много, мысль одна:
 То судьбы, коим нет целенья,
 И злое дело, нет сомненья,
 Умеет делать Сатана.

<< Пред.           стр. 10 (из 20)           След. >>

Список литературы по разделу