<< Пред.           стр. 3 (из 20)           След. >>

Список литературы по разделу

 
 Мой дух - могильный склеп, где, пОслушник дурной,
 Я должен вечно жить, не видя ни одной
 Картины на стенах обители постылой...
 
 - О, нерадивый раб! Когда сберусь я с силой
 Из зрелища моих несчастий и скорбей
 Труд сделать рук моих, любовь моих очей?
 
 X. ВРАГ
 
 Моя весна была зловещим ураганом,
 Пронзенным кое-где сверкающим лучом;
 В саду разрушенном не быть плодам румяным -
 В нем льет осенний дождь и не смолкает гром.
 
 Душа исполнена осенних созерцаний;
 Лопатой, граблями я, не жалея сил,
 Спешу собрать земли размоченные ткани,
 Где воды жадные изрыли ряд могил.
 
 О новые цветы, невиданные грезы,
 В земле размоченной и рыхлой, как песок,
 Вам не дано впитать животворящий сок!
 
 Все внятней Времени смертельные угрозы:
 О горе! впившись в грудь, вливая в сердце мрак
 Высасывая кровь, растет и крепнет Враг.
 
 XI. НЕУДАЧА
 
 О если б в грудь мою проник,
 Сизиф, твой дух в работе смелый,
 Я б труд свершил рукой умелой!
 
 Искусство - вечность, Время - миг.
 
 К гробам покинутым, печальным,
 Гробниц великих бросив стан,
 Мой дух, гремя как барабан,
 Несется с маршем погребальным.
 
 Вдали от лота и лопат,
 В холодном сумраке забвенья
 Сокровищ чудных груды спят;
 
 В глухом безлюдье льют растенья
 Томительный, как сожаленья,
 Как тайна, сладкий аромат.
 
 
 XII. ПРЕДСУЩЕСТВОВАНИЕ
 
 Моей обителью был царственный затвор.
 Как грот базальтовый, толпился лес великий
 Столпов, по чьим стволам живые сеял блики
 Сверкающих морей победный кругозор.
 
 В катящихся валах, всех слав вечерних лики
 Ко мне влачил прибой и пел, как мощный хор;
 Сливались радуги, слепившие мой взор,
 С великолепием таинственной музыки.
 
 Там годы долгие я в негах изнывал, -
 Лазури солнц и волн на повседневном пире.
 И сонм невольников нагих, омытых в мирре,
 
 Вай легким веяньем чело мне овевал, -
 И разгадать не мог той тайны, коей жало
 Сжигало мысль мою и плоть уничтожало.
 
 
 ЦЫГАНЫ
 
 Вчера клан ведунов с горящими зрачками
 Стан тронул кочевой, взяв на спину детей
 Иль простерев сосцы отвиснувших грудей
 Их властной жадности. Мужья со стариками
 
 Идут, увешаны блестящими клинками,
 Вокруг обоза жен, в раздолии степей,
 Купая в небе грусть провидящих очей,
 Разочарованно бродящих с облаками.
 
 Завидя табор их, из глубины щелей
 Цикада знойная скрежещет веселей;
 Кибела множит им избыток сочный злака,
 
 Изводит ключ из скал, в песках растит оаз -
 Перед скитальцами, чей невозбранно глаз
 Читает таинства родной годины Мрака.
 
 
 XIV. ЧЕЛОВЕК И МОРЕ
 
 Как зеркало своей заповедной тоски,
 Свободный Человек, любить ты будешь Море,
 Своей безбрежностью хмелеть в родном просторе,
 Чьи бездны, как твой дух безудержный, - горьки;
 
 Свой темный лик ловить под отсветом зыбей
 Пустым объятием и сердца ропот гневный
 С весельем узнавать в их злобе многозевной,
 В неукротимости немолкнущих скорбей.
 
 Вы оба замкнуты, и скрытны, и темны.
 Кто тайное твое, о Человек, поведал?
 Кто клады влажных недр исчислил и разведал,
 О Море?.. Жадные ревнивцы глубины!
 
 Что ж долгие века без устали, скупцы,
 Вы в распре яростной так оба беспощадны,
 Так алчно пагубны, так люто кровожадны,
 О братья-вороги, о вечные борцы!
 
 XV. ДОН ЖУАН В АДУ
 
 Лишь только дон Жуан, сойдя к реке загробной
 И свой обол швырнув, перешагнул в челнок, -
 Спесив, как Антисфен, на весла нищий злобный
 Всей силой мстительных, могучих рук налег.
 
 За лодкой женщины в волнах темно-зеленых,
 Влача обвислые нагие телеса,
 Протяжным ревом жертв, закланью обреченных,
 Будили черные, как уголь, небеса.
 
 Смеялся Сганарель и требовал уплаты;
 А мертвецам, к реке спешившим из долин,
 Дрожащий дон Луис лишь показал трикраты,
 Что дерзкий грешник здесь, его безбожный сын.
 
 Озябнув, куталась в свою мантилью вдовью
 Эльвира тощая, и гордый взор молил,
 Чтоб вероломный муж, как первою любовью,
 Ее улыбкою последней одарил.
 
 И рыцарь каменный, как прежде, гнева полный,
 Взрезал речную гладь рулем, а близ него,
 На шпагу опершись, герой глядел на волны,
 Не удостаивая взглядом никого.
 
 XVI. ВОЗДАЯНИЕ ГОРДОСТИ
 
 В те дни чудесные, когда у Богословья
 Была и молодость и сила полнокровья,
 Один из докторов - как видно по всему,
 Высокий ум, в сердцах рассеивавший тьму,
 Их бездны черные будивший словом жгучим,
 К небесным истинам карабкаясь по кручам,
 Где он и сам не знал ни тропок, ни дорог,
 Где только чистый Дух еще пройти бы мог, -
 Так дико возопил в диавольской гордыне,
 Как будто страх в него вселился на вершине:
 "Христос! Ничтожество! Я сам тебя вознес!
 Открой я людям все, в чем ты не прав, Христос,
 На смену похвалам посыплются хуленья,
 Тебя, как выкидыш, забудут поколенья".
 
 Сказал и замолчал, и впрямь сошел с ума,
 Как будто наползла на это солнце тьма.
 Рассудок хаосом затмился. В гордом храме,
 Блиставшем некогда богатыми дарами,
 Где жизнь гармонии была подчинена,
 Все поглотила ночь, настала тишина,
 Как в запертом на ключ, заброшенном подвале.
 Уже не различал он, лето ли, зим
 На пса бродячего похожий, рыскал он,
 Не видя ничего, оборван, изможден,
 Посмешище детей, ненужный и зловещий,
 Подобный брошенной и отслужившей вещи.
 
 XVII. КРАСОТА
 
 О смертный! как мечта из камня, я прекрасна!
 И грудь моя, что всех погубит чередой,
 Сердца художников томит любовью властно,
 Подобной веществу, предвечной и немой.
 
 В лазури царствую я сфинксом непостижным;
 Как лебедь, я бела, и холодна, как снег;
 Презрев движение, любуюсь неподвижным;
 Вовек я не смеюсь, не плачу я вовек.
 
 Я - строгий образец для гордых изваяний,
 И, с тщетной жаждою насытить глад мечтаний,
 Поэты предо мной склоняются во прах.
 
 Но их ко мне влечет, покорных и влюбленных,
 Сиянье вечности в моих глазах бессонных,
 Где все прекраснее, как в чистых зеркалах.
 
 
 XVIII. ИДЕАЛ
 
 Нет, ни красотками с зализанных картинок -
 Столетья пошлого разлитый всюду яд! -
 Ни ножкой, втиснутой в шнурованный ботинок,
 Ни ручкой с веером меня не соблазнят.
 
 Пускай восторженно поет свои хлорозы,
 Больничной красотой прельщаясь, Гаварни -
 Противны мне его чахоточные розы;
 Мой красный идеал никак им не сродни!
 
 Нет, сердцу моему, повисшему над бездной,
 Лишь, леди Макбет, вы близки душой железной,
 Вы, воплощенная Эсхилова мечта,
 
 Да ты, о Ночь, пленить еще способна взор мой,
 Дочь Микеланджело, обязанная формой
 Титанам, лишь тобой насытившим уста!
 
 XIX. ВЕЛИКАНША
 
 В века, когда, горя огнем, Природы грудь
 Детей чудовищных рождала сонм несчетный,
 Жить с великаншею я стал бы, беззаботный,
 И к ней, как страстный кот к ногам царевны, льнуть.
 
 Я б созерцал восторг ее забав ужасных,
 Ее расцветший дух, ее возросший стан,
 В ее немых глазах блуждающий туман
 И пламя темное восторгов сладострастных.
 
 Я стал бы бешено карабкаться по ней,
 Взбираться на ее громадные колени;
 Когда же в жалящей истоме летних дней
 
 Она ложилась бы в полях под властью лени,
 Я мирно стал бы спать в тени ее грудей,
 Как у подошвы гор спят хижины селений.
 
 XX. МАСКА
 
 
  Аллегорическая статуя в духе Ренессанса
  Эрнесту Кристофу,
  скульптору
 Смотри: как статуя из флорентийской виллы,
 Вся мускулистая, но женственно-нежна,
 Творенье двух сестер - Изящества и Силы -
 Как чудо в мраморе, возникла здесь она.
 Божественная мощь в девичьи-стройном теле,
 Как будто созданном для чувственных утех -
 Для папской, может быть, иль княжеской постели.
 
 - А этот сдержанный и сладострастный смех,
 Едва скрываемое Самоупоенье,
 А чуть насмешливый и вместе томный взгляд,
 Лицо и грудь ее в кисейном обрамленье, -
 Весь облик, все черты победно говорят:
 "Соблазн меня зовет, Любовь меня венчает!"
 В ней все возвышенно, но сколько остроты
 Девичья грация величью сообщает!
 Стань ближе, обойди вкруг этой красоты.
 
 Так вот искусства ложь! Вот святотатство в храме!
 Та, кто богинею казалась миг назад,
 Двуглавым чудищем является пред нами.
 Лишь маску видел ты, обманчивый фасад -
 Ее притворный лик, улыбку всем дарящий,
 Смотри же, вот второй - страшилище, урод,
 Неприукрашенный, и, значит, настоящий
 С обратной стороны того, который лжет.
 Ты плачешь. Красота! Ты, всем чужая ныне,
 Мне в сердце слезы льешь великою рекой.
 Твоим обманом пьян, я припадал в пустыне
 К волнам, исторгнутым из глаз твоих тоской!
 
 - О чем же плачешь ты? В могучей, совершенной,
 В той, кто весь род людской завоевать могла,
 Какой в тебе недуг открылся сокровенный?
 
 - Нет, это плач о том, что и она жила!
 И что еще живет! Еще живет! До дрожи
 Ее пугает то, что жить ей день за днем,
 Что надо завтра жить и послезавтра тоже,
 Что надо жить всегда, всегда! - как мы живем!
 
 XXI. ГИМН КРАСОТЕ
 
 Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
 Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?
 Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
 Равно ты радости и козни сеять рада.
 
 Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
 Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;
 Героем отрок стал, великий пал во прах,
 Упившись губ твоих чарующею урной.
 
 Прислал ли ад тебя иль звездные края?
 Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;
 Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
 И все в тебе - восторг, и все в тебе преступно!
 
 С усмешкой гордою идешь по трупам ты,
 Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,
 Ты носишь с гордостью преступные мечты

<< Пред.           стр. 3 (из 20)           След. >>

Список литературы по разделу