<< Пред. стр. 1010 (из 1179) След. >>
которым не расставался уж более, пока великий философ не покинулнавсегда Афины. Жизнь Т. протекла сравнительно спокойно и счастливо. Это
был умный, богато одаренный человек, в то же время добрый, гуманный, с
отзывчивой душой. Он был превосходным оратором и, по преданию, за свое
красноречие получил от Аристотеля прозвание "Theophrastos", что значить
"божественный оратор"; оно заменило его первоначальное имя - Tyrtamos.
Так ли это было на самом деле или нет, во всяком случае Т. был самым
выдающимся и самым любимым учеником Аристотеля, получил от него в
наследство всю его библиотеку, все рукописи, а после смерти учителя стал
во главе школы перипатетиков. Число его учеников, по показаниям древних,
достигало 2000 чел. и слава о нем далеко распространилась за пределы
Греции. Ему приписывают 227 сочинений; большая их часть потеряна, и ни
одно не сохранилось вполне, не пострадав от времени и переписчиков. До
нас дошли два больших ботанических сочинения Т.; одно под названием
"История", или лучше, по смыслу - "Естественная история растений",
другое "О причинах растений" - трактат о жизненных явлениях у растений.
Естественная история растении состоит из 9 книг и по содержанию
соответствует нашей морфологии, анатомии и систематике растений. Речь в
нем идет прежде всего о главных частях растений, причем Т. различает
наружный и внутренние части. Наружные - корни, стебли, ветви и побеги,
листья, цветы, плоды. Семя Т. рассматривает, как и его предшественники,
за "яйцо" растений, но какая существует связь между семенем и цветком -
Т. не знал. Внутренние составные части - кора, древесина и сердцевина,
которые в свою очередь состоят из сока, волокон, жил и мяса. Что
подразумевал под этим Т. - не вполне ясно. Сок, это - в одних случаях
млечный сок, в других нечто иное, напр. смола пли камедь. Волокна и жилы
названы несомненно по сходству с соответствующими частями животных.
Волокна Т. - пучки толстостенного луба, но в других случаях, повидимому,
сосудистые пучки, напр. в листьях. Волокна не ветвятся. Жилы - ветвистые
трубки, наполненные соком: млечники, смоляные каналы и т. п., и
опятьтаки сосудистые пучки. Любопытно, что до сих пор в ботанике
говорится о "жилках" и о "нервах" листьев: интересное переживание
терминов, потерявших прямой смысл, интересные отголоски научной старины.
Наконец, мясо находится между волокнами и жилами и характеризуется тем,
что оно делимо по всем направлением, тогда как волокна напр.
расщепляются лишь вдоль. Различно комбинируясь, эти 4 основные или
первичные части образуют сердцевину, древесину и кору. Внешние части
растений охарактеризованы на примерах и довольно подробно. Классификация
и система растении Т. очень проста; он делит сначала все растительное
царство на 4 отдела: деревья, кустарники, многолетники и травы, и в
каждом отделе различает две группы: дикие и возделываемые растения.
Затем описывает деревья и кустарники, преимущественно греческие, но
также и иноземные, при этом касается многих важных теоретических и
практических вопросов, говорит о естественном и искусственном
размножении растений, о древесинах с технической точки зрения, о
способах распространения семян, даже об искусственном опылении, толкует
о продолжительности жизни, о болезнях и смерти растений. Когда очередь
доходит до многолетников, Т. сначала описывает дикие (их 2 категории - и
с "шипами" и "без шипов"), потом культурные: "растения для венков", т.
е. садовые "цветы" и декоративные растения. В эту группу вошли у Т. и
розы (стало быть и кустарники) и однолетние травы. Две книги сочинения
посвящены травам, главным образом хлебным злакам, бобовым, овощам и т.
и. Всего Т. было известно в большей или меньшей степени 400 растений, в
том числе и споровые: папоротники, грибы, водоросли. Из текста видно,
между прочим, что ему известны были не только средиземноморские
водоросли, но и крупный формы из Атлантики, по-видимому, ламинарии. В
общем, описания растений у Т. кратки и недостаточно ясны, поэтому в
большинство случаев нелегко отгадать, о каком именно растении идет речь.
Последняя (9-я) книга "Естественной истории", считаемая некоторыми за
особое сочинение Т., трактует о специфических соках и о целебных силах
корней. Она значительно слабее других, узко прикладного характера, а по
содержание своему и изложению - сочинение типа тех "materia medica",
которые в течете многих веков после Т. были единственными и жалкими
представителями ботанических знаний. Второй труд Т. - "О причинах
растении" или правильнее по смыслу "О жизненных явлениях у растений" -
представляет как бы обработку того же фактического материала, но с иной
точки зрения; по содержанию, это теоретическая и прикладная физиология
растении. Все сочинение состоит из 6 книг и начинается с описания
способов возникновения, размножения и роста растений. Т. допускает
самозарождение растении, как это допускали раньше и много веков после
него. "Самозарождаются, говорит он, те растения, которые поменьше и
главным образом однолетние и травянистые" (кн. 1, гл. V). Допуская этот
способ, как первичный, Т. тем не менее считает размножение растении
семенами и другими частями самым обыкновенным и самым распространенным,
так сказать, нормальным. Он подробно разбирает влияние внешних условий
на растения, преимущественно деревья - тепла, холода, ветров и почвы и
те изменения, которые претерпевают растения как под влиянием внешних
факторов, так и под влиянием культуры. Далее, говорит о возделывании
различных растений, начиная с деревьев и кончая хлебными злаками и
овощами, подробно толкует о размножении растений семенами, о прививках,
о купировки и других прикладных вопросах садоводства и сельского
хозяйства. Целая книга (5-я) посвящена ненормальным явлениям в жизни
растений; интересны главы о болезнях, естественной и искусственной
смерти растении. Последняя (шестая) книга, как и в первом сочинении,
значительно слабые других; она трактует о вкусе и запахе растении.
Таковы ботанические труды Т.
Быстро просматривая их. невольно поражаешься богатством содержания,
необычайным разнообразием и важностью затронутых проблем. Когда же
вникнешь в текст, чувствуешь разочарование и снова невольно удивляешься
несоответствию между грандиозностью задач и вопросов и жалкими ответами
на них, между необычайной, действительно "божественной" пытливостью ума
и убогим, тусклым ее удовлетворением. Критическая и беспристрастная
оценка Т. не легка. Не легка потому, что текст его сочинений не дошел до
нас в полной сохранности, во-вторых, потому, что вообще мало известно о
развитии и истории научной мысли в древней Греции. Прежде всего мы не
знаем, что принадлежит самому Т. и что его учителю, Аристотелю.
Сочинение Аристотеля о растениях (Qewria peri jutvn) потеряно. Т.
наследовал библиотеку, рукописи своего учителя, в числе которых весьма
вероятно были и неизданные еще сочинения, быть может, черновые записи,
содержания его мысли, заметки, им подобранные факты. Быть может, Т.
является более издателем трудов Аристотеля, проповедником его идей, чем
самостоятельным мыслителем и ученым. По меньшей мере он черпал обильно и
не стесняясь из этого источника. Тем более растет в этом уверенность,
что он нигде не цитирует Аристотеля, даже когда дословно повторяет
некоторые места из его сочинений. Возможно, как хотят некоторые
поклонники Т., что поступал он так с согласия и даже по воле самого
Аристотеля, но это не меняет сущности дела: мы не знаем, что принадлежит
ему и что не его. Во всяком случае, огромное влияние Аристотеля
очевидно. Анатомия растении Т. несомненно подражание анатомии животных
Аристотеля, - это сказывается как в общей идее, так и в мелочах. Он
старается приложить принципы, теорию, выработанную Аристотелем
касательно организации животных к строению растении и это предвзятое
стремление не могло не привести его в диссонанс с фактами. Теория царит,
а о достоверности фактов мало заботы. Вообще фактические сведения Т. о
растительном царстве мало чем возвышались над ходячими мнениями,
выработанными житейским обиходом, над тем, что знали земледельцы,
собиратели и продавцы целебных трав, купцы. Доверчивость Т. к рассказам
этих людей чрезвычайно велика, а его собственные наблюдения, его
непосредственное знакомство с растительным миром было крайне ограничено,
и в этом отношении, как и в ясности и определенности изложения, Т.
сильно уступает своему учителю - Аристотелю. Шпренгель справедливо
подчеркивает нередкие у Т.: "так говорят" или "так говорят аркадийцы".
Не менее прав он, указывая, что Т. по-видимому, кроме Аттики, Эвбеи и
Лесбоса, едва ли был где-нибудь, даже в Греции, хотя в его время это
можно было сделать с полным удобством. Попытка Мейера устранить этот
упрек предположением, что Т. собирал материалы - "по меньшей мере
большей частью во время путешествий" - не имеет под собой фактической
основы. Из описания многих растении видно, что Т. знал их лишь
понаслышке. По словам древних, Т. устроил ботанический сад, - быть
может, но мы не знаем. что росло в нем и что в нем делал Т. В Т., как и
в большинстве выдающихся ученых античного мира, мы видим громадную
эрудицию, великое и благородное стремление к истине, пламенную жажду
проникнуть в тайны природы и наряду с этим - полное неумение научно
изучать эту природу, более того - нелюбовь, нерасположение к
кропотливой, но необходимой работе по установлению и изучению фактов;
это остается позади, как что-то несущественное, низменное, а весь
талант, вся энергия уходит в область отвлеченного умствования и часто с
удивительным остроумием и безукоризненной логикой создается стройное, но
вполне ложное представление о физических явлениях природы, в других
случаях выходит просто игра словами, получается как бы иллюзия знаний, а
на самом деле один лишь самообман. Все это заставляет осторожнее и
объективнее отнестись к Т., а вместе с тем и ко всему тому, что дала
классическая древность для ботаники, тем более, что обыкновенно
переоценивают значение Т. и относятся к нему с преувеличенным восторгом.
Название "отец ботаники" стало ходячим. Фердинанд Кон называет его
"отцом научной ботаники", очевидно увлеченный разнообразием и глубиной
затронутых Т. вопросов. В этом отношении заслуга Т. несомненна. Но дело
в том, что ответы Т. несовершенны, туманны, наивны и далеки от того, что
зовется "научным". "Науки" собственно в трудах Т. еще очень мало и
ботаническая "наука" - не дитя Т. Два других историка ботаники, Э. Мейер
и К. Иессен, также склонны были преувеличить значение Т. и иногда для
поддержания яркости его ореола пускались в субъективные, мало вероятные
предположения. Строже отнеслись в нему К. Шпренгель и в короткой заметке
- Ю. Визнер. Итак, ботанические труды Т. нельзя назвать научными в
строгом смысле этого слова. Это свод наблюдений и сведений о растениях,
в различной степени достоверных, прилежно собранных, иногда удачно
сопоставленных, часто полезных для практической жизни. Это был лучший
сборник сведений о растительном царстве во всей древности и в
продолжение многих веков после Т. Это труд почтенный и полезный. Он
будил мысль, указывал ей на великие проблемы, будил интерес к
растительному миру и в этом его большое, неоспоримое значение. Наконец,
это для нас драгоценный памятник древнегреческой культуры, античной
мысли со всеми ее положительными и отрицательными сторонами. Впервые Т.
был переведен с греческого на латинский Теодором Газа и напечатан в
Тревизо в 1483 г.: "Theophrasti de historia et de causis plantarum
libros ut latinos legeremus", Theodorus Gaza (folio). Это первое
издание, с тех пор было много, подробный список их см. Pritzei,
"Thesaarus literatarae botanicae" (1851); подробности о Т. см.: Kurt
Sprengel, "Geschichte der Botanik" (1 ч., 1817) и "Theophrast's
Naturgeschichte der Gewachse, ubersetzt und erlautert von K. Sprengel"
(I-II, 1822); E. Meyer, "Geschichte der Botanik" (т. 1, 1854); "К.
Jessen, "Botanik der Gegenwart und Vorzeit in culturhistorischer
Entwickelung" (1864); J. Wiesner, "Biologie der Pflanzen. Mit einem
Anbang: die historische Entwicklung der Botanik" (1889, есть pycc.
перев.); F. Cohn, "Die Pflanze. Vortrage aus dem Gebiete der Botanik"
(т. I, 1896, переводится на русский язык).
Г. Нансон.
Теофраст оставил большое количество сочинений, из которых до нас
дошли лишь немногие. Нисколько более или менее крупных выдержек из
сочинений приводятся различными древними авторами - доксографами. Дошли
до нас: 1) 9 книг о растения и о их принципах ботаническое сочинение,
равного коему по значению нет ни в древности, ни в средние века; 2) о
камнях - отрывок минералогич. сочинения, трактующий о резьбе камней; 3)
характеры - наиболее известное из сочинений Т., вдохновившее Лабрюера;
представляет попытку индивидуальной характеристики пороков и комических
свойств, написанную, как это доказал Казаубон, под влиянием аттического
сценического искусства (Т. был другом Менандра) и имеющую значение для
изучения аттической сцены; 4) об ощущениях - отрывок из истории физики
Т., в котором изложены теории ощущения, бывшие в ходу до Т., и их
критика; 5) метафизика - отрывок, трактующий о началах бытия,
соответствующий второй книге Аристотелевской Метафизики. Т., в общем,
следовал за своим учителем Аристотелем, стараясь лишь быть его
истолкователем и пополнять его пробелы; по-видимому, естествознание
всего больше интересовало Т. Опыт, для Т., является основой философии. В
логических учениях Т. не отступал от Аристотеля. Вместе с Эвдемом он
ввел в логику учение о гипотетическом и разделительном умозаключении. По
дошедшим до нас отрывочным сведениям, о метафизики Т. нельзя составить
себе ясного понятия; видно только, что некоторые пункты метафизики
Аристотеля затрудняли Т., в том числе и телеологическое воззрение на
природу. Некоторое отступление от Аристотеля замечается у Т. в учении о
движении, которому Т. посвятил особое сочинение. Возражал Т. также и
против Аристотелевского определения пространства. Вместе с Аристотелем
Т. отрицал возникновение мира. В особом сочинении Т. защищал свободу
воли. В этике Т., по сравнению с Аристотелем, придает большее значение
внешним благам; тем не менее, упреки, которыми Т. осыпали стоики за
отступления от Аристотелевской этики, несправедливы. До сих пор хорошей
монографии о Т. и хорошего полного издания его сочинений не существует.
Казаубон (в 1592 г.) написал комментарий на "Характеры" Т. Историей
физики Т. занимался Н. Диедьс ("Doxographi Graeci", Б., 1889, стр. 102 и
след.); ему же принадлежит исследование: "Theoprastea" (Б., 1883).
Э.Р.
Тепе-Кермен - гора близ г. Бахчисарая, Таврической губ.,
Симферопольского у. Имеет форму конуса с плоской вершиной; скаты состоят
из светло-серого мелового мергеля, легко осыпающегося, верхняя часть из
отвесных скал (известняк), всюду пробитых пещерами (криптами),
состоящими из 10 с лишком тыс. помещений в 18 этажах, с окнами наружу.
Среди крипт самая большая служила очевидно храмом; в ней райдены
человеческие кости, принадлежащие, повидимому, обитателям,
дохристианских времен, хотя, судя по остаткам сильно стертых образцов,
можно думать что это помещение служило храмом и в христианский период.
Имеется еще малая церковь с сохранившимся алтарем, а на вершине скалы
развалины третьей, не пещерной церкви, окруженной некогда рядом
построек.
Тератология - отрасль биологии, занимающаяся изучением уродств и
аномалий и причин, их вызывающих. Многими эта отрасль рассматривается
как составная часть патологической анатомии, но с введением опыта в
эмбриологию, причем с изменением условий нормального развития, часто
получаются особи уродливые и аномальные, Т. снова сближается с
эмбриологией и все теснее и теснее примыкает к ней. В Т. различают
обыкновенно два подразделения: Т. собственно, занимающуюся изучением
самих уродств и аномалий и их классификацией, а затем тератогению или
учение о происхождении этих уклонений. Нетрудно видеть, что именно
тератогения может быть рассматриваема, как глава экспериментальной
эмбриологи. Между уродством и аномалией различие чисто количественное, а
не качественное. Аномалия есть легкая степень уродливости, не мешающая
важнейшим функциям организации и в свою очередь может быть
рассматриваема, как сильное индивидуальное уклонение, принимающее в силу
своего размаха или амплитуды патологический характер. Понятие об уродах
существовало и в древнем мире. Научное определение их дает уже
Аристотель: "Уродство есть явление противное природе или точнее не
природе, а тому, что в природе является обыкновенным. Противно природе
ничего не происходит, ибо все в природе является вечной необходимостью.
Уродство может иметь место только в таких явлениях, которые, совершаясь
обыкновенно определенным образом, могут, однако, иногда происходить и
иным путем". Если вспомнить, что как в древности, так и в средние века
уродства вызывали суеверный страх и происхождение их приписывалось
непосредственному вмешательству божественной или, еще чаще, Демонической
силы, то слова по этому предмету Аристотеля, а равно и идеи, защищаемые
Цицероном ("De divinatione"), заслуживают серьезного внимания историка.
Цицерон говорит: "не удивляются тому, что часто видят, хотя бы и не
знали причины явления. Но если случается факт доселе невиданный, его
считают чудом - ничто не происходит без причины и ничто не случается,
что не могло бы случиться". Те же идеи потом были защищаемы Монтенем и
Фонтенелем. Последний говорит, что многие считают уродства игрой
природы, но философы вполне убеждены, что природа не играет, а следует
всегда одним и тем же правилам. До начала XVIII стол. насчет уродства
высказываются большинством самые странные мнения и, конечно, настоящая
Т. могла возникнуть только по ознакомлении с законами нормального
развития или эмбриологии. Покуда в эмбриологии господствовало учение о
существовании заранее переформированных зародышей, коих поколения
вложены одно в другое в готовом виде, до тех пор и на уродство
установился взгляд, соответствующий этой теории: приходилось допустить,
что в ряду вложенных одно в другое поколения находятся заранее
преформированные уродливые зародыши. Стоявшего на почве этой теории
Сваммердама, однако, смущало одно обстоятельство: каким образом
Божество, творившее человека по образу и подобию своему, могло создать и
уродливых человеческих зародышей наряду с нормальными? Поэтому
Сваммердам допускает, что совершенно нормальный преформированный зародыш
может измениться в уродливого в момент оплодотворения. Также и Мальбранш
предполагает, что уродство есть следствие "вторичных причин", изменяющих
основной закон правильного роста (след. после оплодотворения)
преформированных зародышей. Нетрудно видеть, что эта точка зрения стояла
уже в противоречии с теорией преформации. Однако, медик-философ Режи
(Sylvain Regis), современник Мальбранша, полагал, что для всемогущего
Божества все возможно, а след. возможно создание и уродливых
преформированных зародышей. Эта точка зрения проводится рядом
исследователей, как Дюверней (Duverney), Гадлер, который в своем
сочинении "De monstris", собрал и дал изображения известных в его время
уродств и аномалий, Винслоу (Winslow) и др. Главным образом казалось
невозможным допустить участие случайных причин в создании уродств ввиду
постоянства и известной законности их формы, а равно казалось
невозможным ставить в зависимость от случая новообразование тканей и
органов, сопровождающее часть уродства. Однако, в 1724 г. Лемери,
описывая двойное уродство, высказал мысль, что оно могло возникнуть
через сростание двух нормальных зародышей под влиянием случайных, чисто
механических причин, напр. давления. В то же время Марко (Marcot, 1716
г.) допускал, что в некоторых случаях, напр. когда головной и спинной
мозг представлены пузырями, наполненными серозной жидкостью, уродство
является результатом патологического скопления серозной жидкости в этих
органах или водянки. Морганьи, в своих "Epistola anatomica", усвоил и
развил эту гипотезу патологического происхождения уродств. Однако, эти
взгляды встретили энергичный отпор со стороны преформистов. Спор Лемери
и Винслоу в стенах парижской академии длился почти 20 лет и окончился со
смертью Лемери, не имевшего под рукой надлежащих фактов, чтобы защитить
свою идею, верную по крайней мере по отношению к некоторым формам
уродств, после чего досталась победа Винслоу. После того как Вольф
устранил из эмбриологии теорию преформизма и показал, что зародыш есть
результат развития и дифференцировки первоначально индифферентной массы,
эти идеи, однако, не были последовательно перенесены и в Т. Меккель в
его "Handbuch der pathologischen Anatomic" (1812 и 1816 г.) и сам Вольф