<< Пред. стр. 1048 (из 1179) След. >>
огурцов. Ср. Рытов "Руководство к огородничеству"; Карцов,"Огородничество на юге России" и Шредер, "Сад и огород".
Е. К-н.
Тысяцкий (в Новгороде) - был начальником воев (т. е. земского
ополчения); в нем. актах его звание переводится "dux, Heerzog". Сначала
Т. назначался князем, как видно из грамоты Всеволода, данной церкви
Иоанна Предтечи на Опоках; но с развитием вечевой жизни Т. становится
выборным наравне с посадником. Выбирали его из бояр; сан Т. был ступенью
к посадничеству, хотя и необязательной. Посадник был начальником всей
земщины в Новгороде, Т. - представителями черных людей, при помощи
которых они играли большую роль на вече. Т., отбывшие срок своей
должности, получали звание "старых Т.". Права и обязанности степенного,
т. е. находящегося на должности Т., были следующие: степенный Т., вместе
с князем и посадником, предводительствовал новгородским войском, смотрел
за городскими укреплениями, открывал вече вместе с посадником и
присутствовал на нем, следя за порядком. участвовал в переговорах с
соседними государствами, имел право суда (суд его был чисто земский,
независимый от князя и посадника; с него не шло судебных пошлин в пользу
князя), получал определенные доходы с разных новгородских областей,
которые были приписаны ему на кормление, имел свою печать, которую
прикладывал к разным актам. По свидетельству Лануа, Т. менялись каждый
год.
Г. Лучинский.
Тысяцкий (в Киевской и Московской Руси). - Название Т. в первый
период русской истории не встречается, но существование его не подлежит
сомнению. Судя по всем известиям, он был военным начальником земской
рати (воев), в отличие от княжеской дружины. К военному значению Т.
впоследствии присоединилось и гражданское. Слово "тысяща" в наших
летописях стало употребляться и в значении округа, управляемого Т.
Погодин говорит в своих "Исслед., лекциях и замеч.", что воеводами в это
время называли всех военачальников и при таком взгляде понятно первое
упоминание в летописях о Т. под 1089 г., где говорится, что "воеводство
держащу кыевскыя тысяща Яневи" (Вышатичу). Кроме Яна Вышатича в Киеве
упоминаются Путята, Ратибор и др. Бестужев-Рюмин держится того мнения,
что были Т. городские, земские и Т. княжеские (напр. Т. Володимира
Мстиславича, который и назывался поэтому Володимир). Должность Т. в
древней Руси не была наследственна; можно указать только два примера
наследственности этого звания в одних и тех родах. С XIV в., когда бояре
начинают оседать по разным княжествам, значение должности Т. сильно
возрастает и власть его становится опасной для бояр и даже князей.
Известна участь Т. Алексея Петровича Хвоста при Иване Ивановиче: за
мятеж он был изгнан из Москвы, но потом снова сделался Т. в Москве,
несмотря на обещание Ивана Ивановича не принимать его обратно. Тогда
бояре убили его, вследствие чего возник большой мятеж и главные боярские
фамилии должны были удалиться в Рязань. В XIV в. Должность Т. была
совершенно уничтожена, а именно: в 1374 г. Димитрий Иванович после
смерти Т. В. В. Вельяминова не назначил ему преемника. Движение поднятое
сыном Вельяминова, надеявшимся получить эту должность, кончилось
неудачей.
Тысяча и одна ночь - знаменитый арабский сборник сказов, который, не
в полном виде и не в очень удачной переделке Галлана (1704-1717), стал
известен Европе. Сказки вложены в уста Шехрезады, которая рассказывает
их на разсвете в течение 1001 ночи своему мужу, персидскому царю
Шехрияру, и таким образом удаляет от себя казнь, постигавшую всех его
прочих жен. При решении вопроса о происхождении и составе сборника
европейские ученые расходились в двух направлениях. Гаммер стоял за их
индийское и персидское происхождение, ссылаясь на слова Мас'удия (ум.
956) и библиографа Надима (до 987 г.), что старо-персидский сборник
"Хезарэфсане" (= "Тысяча сказок"), происхождения не то еще
ахеменидского, не то арзакидского и сасанидского, был переведен лучшими
арабскими литераторами при Аббасидах на арабский язык и известен под
именем "1001 ночи". По теории Гаммера, перевод перс. "Хезар-эфсане",
постоянно переписываемый, постоянно и разрастался и принимал, еще при
Аббасидах, в свою удобную рамку новые наслоения и новые прибавки,
большей частью из других аналогичных индийско-персидских сборников,
каковы "Синдбадова книга", или даже из произведений греческих; когда
центр арабского литературного процветания перенесся в XII-ХIII в. из
Азии в Египет, 1001 ночь усиленно переписывалась там и, под пером новых
переписчиков, опять получала новые наслоения: группу рассказов о славных
минувших временах халифата, с центральной фигурой халифа Гаруна
Аль-Рашида (786-809), а несколько позже - свои местные рассказы из
периода египет. династии вторых мамелюков (так наз. черкесских или
борджитских). Когда завоевание Египта османами подорвало арабскую
умственную жизнь и литературу, то 1001 ночь, по мнению Гаммера,
перестала разрастаться и сохранилась уже в том виде, в каком ее застало
османское завоевание. Радикально противоположное воззрение высказано
было Сильвестром деСаси. Он доказывал, что весь дух и мировоззрение 1001
ночи - насквозь мусульманские, нравы - арабские и притом довольно
поздние, уже не аббасидского периода, обычная сцена действия - арабские
места (Багдад, Мосул, Дамаск, Каир), язык - не классический арабский, а
скорее простонародный с проявлением, повидимому, сирийских
диалектических особенностей, - близкий, значит, к эпохе литературного
упадка. Отсюда у де-Саси следовал вывод, что 1001 ночь есть вполне
арабское произведение, составленное не постепенно, а сразу, одним
автором, в Сирии, около половины XV в.; смерть, вероятно, прервала
работу сирийцасоставителя, и потому 1001 ночь заканчиваема была его
продолжателями, которые и приделывали к сборнику разные концы из другого
сказочного материала, ходившего среди арабов, - напр., из Путешествий
Синдбада, Синдбадовой книги о женском коварстве II т. и из перс.
"Хезар-эфсане", по убеждению де-Саси, сирийский составитель араб. 1001
ночи ничего не взял, кроме заглавия и рамки, т. е. манеры влагать сказки
в уста Шехрезады; если же какая-нибудь местность с чисто арабской
обстановкой и нравами подчас именуется в 1001 ночи Персией, Индией или
Китаем, то это делается только для пущей важности и порождает в
результате одни лишь забавные анахронизмы, последующие ученые
постарались примирить оба взгляда; особенно важным в этом отношении
оказался авторитет Эдв. Лэна, известного знатока этнографии Египта. В
соображениях о позднем времени сложения 1001 ночи на позднеарабской
почве индивидуальным, единоличным писателем Лэн пошел даже дальше, чем
Саси: из упоминания о мечети Адилийе, построенной в 1501 г., иногда о
кофе, один раз о табаке, также об огнестрельном оружии, Лэн заключал,
что 1001 ночь начата была в конце XV в. и закончена в 1-й четверти XVI
в.; последние, заключительные повести могли быть присоединены к сборнику
даже при османах, в XVI и XVII вв. Язык и стиль 1001 ночи, по Лэну -
обыкновенный стиль грамотного, но не слишком ученого египтянина ХV-XVI
в.; условия жизни, описанной в 1001 ночи, специально египетские;
топография городов, хотя бы они были названы персидскими, месопотамскими
и сирийскими именами, есть обстоятельная топография Каира поздней
мамелюкской эпохи. В литературной обработке 1001 ночи Лэн усматривал
такую замечательную однородность и выдержанность позднего египетского
колорита, что не допускал вековой постепенности сложения и признавал
только одного, много-много двух составителей (второй мог окончить
сборник), которые или который - в течение недолгого времени, между
XV-XVI в., в Каире, при мамелюкском дворе, и скомпилировал 1001 ночь. Из
чего скомпилировал? Тут у Лэна, в противоположность Саси, отрицавшему
персид. элементы, начиналась известная уступка Гаммеру. Компилятор, по
Лэну, имел в своем распоряжении араб. перевод Хезар-эфсане,
сохранившийся с Х в. до XV в своем старинном виде, и взял оттуда
заглавие, рампу и, быть может, даже некоторые сказки; пользовался он
также и другими сборниками происхождения персидского (ср. повесть о
летательном коне) и индийского ("Джильад и Шимас"), арабскими
воинственными романами времен крестоносцев (Царь Омар-Номан),
наставительными (Мудрая дева Таваддода), мнимоисторическими повестями о
Гаруне Аль-Рашиде, специально-историческими араб. сочинениями (особенно
теми, где есть богатый анекдотический элемент), полунаучными араб.
географиями и космографиями (Путешествия Синдбада и космографию
Казвиния, ум. 1283 г.), устными юмористическими народными побасенками и
т. д. Все эти разнородные и разновременные материалы египетский
составитель XV-XVI в. скомпилировал и тщательно обработал; переписчики
XVIIXVIII в. внесли в его редакцию только немного изменений. Воззрение
Лэна считалось в ученом мире общепринятым до 80-х годов ХIХ в. Правда, и
тогда статьи де-Гуе (de-Goeje) закрепляли, с слабыми поправками по
вопросу о критериях, старый Лэновский взгляд на скомпилирование 1001
ночи в мамелюкскую эпоху (после 1450 г., по де-Гуе) единоличным
составителем, да и новый англ. переводчик (впервые не побоявшийся упрека
в скабрезности) Дж. Пэйн (1882-1889) не отступил от теории Лэна; но
тогда же, с новыми переводами 1001 ночи, начались и новые исследования.
Еще в 1839 г. X. Торренсом ("Athenaeum", 1839, 622) была приведена
цитата из историка XIII в. ибн-Саида (1208-1286), где о некоторых
приукрашенных народных рассказах (в Египте) говорится, что они
напоминают собою 1001 ночь. Теперь на те же слова ибн-Саида обратил
внимание не подписавшийся автор критики (в "Edinburgh Review" 1886,
№164) на новые переводы Пэйна и Бёртона.
По основательному замечанию автора, многие культурно-исторические
намеки и другие данные, на основании которых Лэн (а за ним Пэйн) отнес
составление 1001 ночи к XV-XVI в., объясняются, как обычная интерполяция
новейших переписчиков, а нравы на Востоке не так быстро меняются, чтоб
по их описанию можно было безошибочно отличить какой-нибудь век от
одного - двух предыдущих: 1001 ночь могла, поэтому, быть скомпилирована
еще в XIII в., и недаром цирюльник в "Сказке о горбуне" начертывает
гороскоп для 1255 г.; впрочем, в течение двух следующих веков
переписчики могли внести в готовую 1001 ночь новые прибавки. А. Мюллер
("Deutsche Rundschau", 1887, июль) справедливо заметил, что если по
указанию ибн-Саида 1001 ночь существовала в Египте в XIII в., а к XV в.,
по довольно прозрачному указанию Абуль-Махасына (ум. 1469 г.), успела уж
получить свои новейшие нарощения, то для прочных, правильных суждений о
ней необходимо прежде всего выделить эти позднейшие нарощения и
восстановить, таким образом, ту форму, какую имела 1001 ночь в XIII в.
Для этого нужно сличить все списки 1001 ночи и отбросить неодинаковые их
части, как наслоения XIV-XV в. Обстоятельно такую работу произвели X.
Цотенберг (П., 1888, отт. из XXVIII т. "Notices et extraits") и Рич.
Бёртон (в послесловии к своему переводу, 1886-1888; краткий и
содержательный обзор рукописей есть теперь и у Шовена в "Bibliographie
arabe", 1900, т. IV); сам Мюллер в своей статье также сделал посильное
сличение. Оказалось, что в разных списках одинакова преимущественно
первая часть сборника, но что в ней, пожалуй, вовсе нельзя найти тем
египетских; преобладают повести о багдадских аббасидах (особенно о
Гаруне), да еще есть в небольшом количестве сказки индийско-персидские;
отсюда следовал вывод, что в Египет попал уж большой готовый сборник
сказок, составившийся в Багдаде, вероятно, в Х в. и сосредоточенный, по
содержанию, вокруг идеализированной личности халифа Гарун Аль-Рашида;
сказки эти втиснуты были в рамку неполного араб. перевода "Хезарэфсане",
который был сделан в IX в. и еще при Мас'удии (ум. 956 г.) был известен
под именем "1001 ночи"; создана она, значить, так, как думал Гаммер - не
одним автором сразу, а многими, постепенно, в течение веков, но главный
ее составной элемент - национальный арабский; персидского мало. На такую
же почти точку зрения стал араб А. Сальханий (см. его предисловие к 1 т.
и прилож. к V т. бейрутского изд. 1001 ночи, 1888-1890; русск. пер.,
проверенный и дополненный А. Крымским, в "Юбил. Сборн. Вс. Миллера", М.,
1900); кроме того, основываясь на словах Надима, что араб Джахшиярий
(багдадец, вероятно, Х в.) тоже взялся за составление сборника "1000
ночей", куда вошли избранные сказки персидские, греческие, арабские и
др., Сальханий высказывает убеждение, что труд Джахшиярия и есть первая
арабская редакция 1001 ночи, которая затем, постоянно переписываемая,
особенно в Египте, значительно увеличилась в объеме. В том же 1888 г.
Нёльдеке ("Z. D. Morgе Ges.", т. XLII) указал, что даже
историкопсихологические основания заставляют в одних сказках 1001 ночи
видеть египетское происхождение, а в других - багдадское. Как плод
основательного знакомства с методами и исследованиями предшественников,
появилась обстоятельная диссертация И. Эструпа (Oestrup, "Studier over
Tusind og en nat", Копенгаген, 1891). Вероятно, книгой Эструпа
пользовался и новейший автор истории араб. литерат. - К. Броккельманн
(Б., 1899, т. II, стр. 58 - 62); во всяком случае, предлагаемые им
краткие сообщения о 1001 ночи близко совпадают с положениями,
разработанными у Эструпа. Содержание их следующее: а) нынешнюю свою
форму 1001 ночь получила в Египте, больше всего в первый период
владычества мамелюков (с XIII в.), б) Вся ли Хезар-эфсане вошла в араб.
1001 ночь или только избранные ее сказки - это вопрос второстепенный. С
полной уверенностью можно сказать, что из "Хезарэфсане" взята рамка
сборника (Шехрияр и Шехрезада), Рыбак и дух, Хасан Басрийский, Царевич
Бадр и царевна Джаухар Самандальская, Ардешир и Хаят-аннофуса,
Камар-аз-замен и Бодура. Сказки эти, по своей поэтичности и
психологичности - украшение всей 1001 ночи; в них причудливо сплетается
действительный мир с фантастическим, но отличительный их признак - тоть,
что сверхъестественные существа, духи и демоны являются не слепою,
стихийною силой, а сознательно питают дружбу или вражду к известным
людям. в) Второй элемент 1001 ночи - тот, который наслоился в Багдаде. В
противоположность сказкам персидским, багдадские, в семитском духе,
отличаются не столько общей занимательностью фабулы и художественной
последовательностью в разработке ее, сколько талантливостью и остроумием
отдельных частей повести или даже отдельных фраз и выражений. По
содержанию это, во-первых, городские новеллы, с интересной любовной
завязкой, для разрешения которой нередко выступает на сцену, как deus ex
machina, благодетельный халиф; во-вторых - рассказы, разъясняющие
возникновение какого-нибудь характерного поэтического двустишия и более
уместные в историко-литературных, стилистических хрестоматиях. Возможно,
что в багдадские изводы 1001 ночи входили также, хоть и не в полном
виде, Путешествия Синдбада; но Броккельман полагает, что этот роман,
отсутствующий во многих рукописях, вписан был в 1001 ночь уж позже, г)
Когда 1001 ночь начала переписываться в Египте, в нее вошел третий
составной элемент: местные сказки каирские, del' genero picaresco, как
говорит Эструп. Каирских сказок два типа: одни - бытовые фаблио, в
которых излагаются ловкие проделки плутов (напр., искусного вора Ахмеда
ад-Данафа) и всякие забавные происшествия, причем бросаются камешки в
огород нечестных и подкупных властей и духовенства; другие - сказки с
элементом сверхъестественным и фантастическим, но совсем иного рода, чем
в сказках персидских: там духи и демоны имеют среди людей своих любимцев
и нелюбимцев, а здесь играет роль талисман (напр., волшебная лампа
Аладдина), слепо помогающий своему владетелю, кто бы он ни был, и
стихийно обращающийся против своего прежнего владетеля, если попадет в
другие руки; темы таких сказок, вероятно, унаследованы арабским Египтом
от классического, древнего Египта (ср. Масперо "Les contes pop. Del'Eg.
аnс.", П., 1889; Ф. Петри, "Eg. tales", 1898; В. Шпигельберг, "Die
agypt. Novellen", Cтpaccб., 1898). д) В Египте же, с тою целью, чтобы
сказочного материала хватило как раз на 1001 ночь, некоторые переписчики
втискивали в сборник такие произведения, которые прежде имели совершенно
отдельное литературное существование и составились в разные периоды:
длинный роман о царе Но'мане, враге христиан, Синдбадова книга (о
женском коварстве), быть может Приключения морехода-Синдбада, Царь
Джильад и министр Шимас, Ахыкар Премудрый (древнерусский Акир),
Таваддода и др. В 1899 г. В. Шовен ("La recension egyptienne des 1001
n.", Люттих), рассмотрев египетские сказки 1001 ночи с точки зрения
художественности, отметил, что между ними есть талантливый (в роде
сказки о горбуне, со вставочной историей "Молчаливого" цирюльного), а
остальные - бездарные. По соображениям Шовена (требующим, впрочем, еще
проверки), первая группа составилась раньше второй. Так как во второй
(объемистой) группе рассыпано много рассказов об обращении евреев в
ислам и есть много прямо заимствованного из литературы еврейской, то
Шовен заключает, что последним, заключительным редактором 1001 ночи был
еврей, принявший мусульманство; по его мнению, таким евреем мог бы быть
псевдо-Маймонид, автор еврейской книги "Клятва", напечатанной в
Константинополе в 1518 г. См. еще Р. Бассе, "Notes sur les 1001 n."
(1894-1898, в "Revue des trad. populaires", т. IX, XI, XII, XIII) и А.
Крымского, "Введение в историю араб. повестей и притч" (печат. в серии
изд. лаз. инстит. вост. яз.). Прочие работы и исследования перечислены у
А. Крымского: "К литературной истории 1001 ночи" ("Юбил. Сборник В.
Миллера" - "Труды Этногр. Отдела Моск. Общ. Любит. Естеств.", т. XIV) и
у В. Шовена: "Bibliographie arabe" (т. IV, Люттих, 1900). Издания текста
- неполное калькуттское В. Макнатена (1839 -1842), булакское (1835;
часто переизд.), бреславльское М. Хабихта и Г. Флейшера (1825 - 1843),
очищенное от скабрезностей бейрутское (1880-1882), еще более очищенное
бейрутское иезуитское, очень изящное и дешевое (1888 - 1890). Тексты
изданы с рукописей, значительно отличающихся одна от другой, да и не
весь еще рукописный материал издан Обзор содержания рукописей (старейшая
- Галлановская, не позже половины XIV века) см. у Цотенберга, Бёртона, а
вкратце - у Шовена ("Bibliogr. arabe"). Переводы. Старейший французский
неполный - А. Галлана (1704-1717), который был в свою очередь переведен
на все языки; он не буквален и переделан согласно вкусам двора Людовика
XIV: научные переизд. - Лоазлера де-Лоншана 1838 г. и Бурдена 1838 -
1840 г. Он был продолжен Казоттом и Шависом (1784 - 1793) в том же духе.
С 1899 г. издается буквальный (с будакского текста) и не считающийся с
европейскими приличиями перевод Ж. Мардрю (Mardrus, Н.; вышло 8 т.,
будет 16). Немецкие переводы делались сперва по Галлану и Казотту; общий
свод, с некоторыми дополнениями по араб. оригиналу, дали Габихт, Гаген и
Шалль (1824-1825; 6-е изд., 1881) и, по-видимому, Кёниг (1869); с араб.
- Г. Вейль (1837 - 1842; 3 исправл. изд. 1866-1867; 5-е изд. 1889) и,
полнее, со всевозможных текстов, М. Геннинг (в дешевой Рекламовской
"Библиот. классиков", 1895 - 1900); неприличия в нем. перев. удалены.
Англ. перев. делались сперва по Галлану и Казотту и получали дополнения
по араб. ориг.; лучший из таких перев. - Джонат. Скотта (1811), но
последний (6-й) том, перевед. с араб., не повторялся в последующих
изданиях. Две трети 1001 ночи, с исключением мест неинтересных или
грязных, с арабск. (по булак. изд.) перевел В. Лэн (1839-1841; в 1859 г.
вышло испр. изд., перепеч. 1883). Полные англ. перев., вызвавшие много
обвинений в безнравственности: Дж. Пэйна (1882-1889) и сделанный по
многим редакциям, со всевозможными разъяснениями (историческими,
фольклорными, этнографическими и др.) - Рич. Бёртона (Burton; Бенарес,
1885-1888; переизд. в 12 т., с исключением наиболее порнографич. мест,
Лонд., 1894). На русском яз. переводов с араб. оригин. нет. Еще в
прошлом веке появились переводы с франц. (М., 1763 - 1771 и 1794-1795;
см. еще "Новые арабские сказки", Смол., 1796). Наиболее научн. пер. - Ю.
Доппельмайер (М., 1889-90, со вст. статьей акад. А. Веселовского). Англ.
перев. Лэна, "сокращенный вследствие более строгих цензурных условий",
перевела на русск. яз. Л. Шелгунова, в прилож. к "Живоп. Обозр." (1894):
при 1-м томе есть статья В. Чуйко, составленная по де-Гуе. Прочие
переводы см. в вышеупомянутых работах А. Крымского ("Юбил. Сб. Вс.
Миллера") и В. Шовена (т. IV). Успех Галлановой переделки побудил Пети
дела-Кроа напечатать "Les 1001 jours" (П., 1710; перев. с франц. Михайло
Попов, СПб., 1778 - 79; 2-е изд. 1801; статья в "СПб. Вестнике", 1778,