<< Пред. стр. 755 (из 1179) След. >>
Карл XII успел за это время покончить с Данией и неожиданно для П.высадился в Эстляндии. Ночью с 17 на 18 ноября русские узнали, что Карл
XII приближается к Нарве. П. уехал из лагеря, оставив командование
принцу де Круа, незнакомому с солдатами и неизвестному им - и
восьмитысячная армия Карла XII, усталая и голодная, разбила без всякого
труда сорокатысячное войско П. Надежды, возбужденные в П. путешествием
по Европе, сменяются разочарованием. Карл XII не считает нужным
преследовать далее такого слабого противника и обращается против Польши.
Сам П. характеризует свое впечатление словами: "тогда неволя леность
отогнала и ко трудолюбию и искусству день и ночь принудила".
Действительно, с этого момента П. преображается. Потребность
деятельности остается прежняя, но она находит себе иное, лучшее
приложение; все помыслы П. устремлены теперь на то, чтобы одолеть
соперника и укрепиться на Балтийском море. За восемь лет он набирает
около 200000 солдат и, не смотря на потери от войны и от военных
порядков, доводит численность армии с 40 до 100 тыс. Стоимость этой
армии обходится ему в 1709 г. почти вдвое дороже, чем в 1701 г.: 1810000
р. вместо 982000. За первые 6 лет войны уплачено было, сверх того;
субсидий королю польскому около полутора миллиона. Если прибавить сюда
расходы на флот, на артиллерию, на содержание дипломатов, то общий
расход, вызванный войной, окажется 2,3 милл. в 1701 г., 2,7 милл. в 1706
г. и 3,2 милд. в 1710 г. Уже первая из этих цифр была слишком велика в
сравнении с теми средствами, которые до П. доставлялись государству
населением (около 11/2 милл.). Надо было искать дополнительных
источников дохода. На первое время П. мало заботится об этом и просто
берет для своих целей из старых государственных учреждений - не только
их свободные остатки, но даже и те их суммы, которые расходовались
прежде на другое назначение; этим расстраивается правильный ход
государственной машины. И все-таки крупные статьи новых расходов не
могли покрываться старыми средствами, и П. для каждой из них принужден
был создать особый государственный налог. Армия содержалась из главных
доходов государства - таможенных и кабацких пошлин, сбор которых передан
был в новое центральное учреждение, ратушу. Для содержания новой
кавалерии, набранной в 1701 г., понадобилось назначить новый налог
("драгунские деньги"); точно также - и на поддержание флота
("корабельные"). Потом сюда присоединяется налог на содержание рабочих
для постройки Петербурга, "рекрутные", "подводные"; а когда все эти
налоги становятся уже привычными и сливаются в общую сумму постоянных
("окладных"), к ним присоединяются новые экстренные сборы ("запросные",
"неокладные"). И этих прямых налогов, однако, скоро оказалось
недостаточно, тем более, что собирались они довольно медленно и
значительная часть оставалась в недоимке. Рядом с ними придумывались,
поэтому, другие источники дохода. Самая ранняя выдумка этого рода -
введенная по совету Курбатова гербовая бумага - не дала ожидавшихся от
ее барышей. Тем большее значение имела порча монеты. Перечеканка
серебряной монеты в монету низшего достоинства, но прежней номинальной
цены, дала по 946 тыс. в первые 3 года (1701-03), по 313 тыс. - в
следующие три; отсюда были выплачены иностранные субсидии. Однако, скоро
весь металл был переделан в новую монету, а стоимость ее в обращении
упала на половину; таким образом, польза от порчи монеты была временная
и сопровождалась огромным вредом, роняя стоимость всех вообще
поступлений казны (вместе с упадком стоимости монеты). Новой мерой для
повышения казенных доходов была переоброчка, в 1704 г., старых оброчных
статей и отдача на оброк новых; все владельческие рыбные ловли, домашние
бани, мельницы, постоялые дворы обложены были оброком, и общая цифра
казенных поступлений по этой статье поднялась к 1708 г. с 300 до 670
тыс. ежегодно. Далее, казна взяла в свои руки продажу соли, принесшую ей
до 300 тыс. ежегодного дохода, табака (это предприятие оказалось
неудачным) и ряда других сырых продуктов, дававших до 100 тыс. ежегодно.
Все эти частные мероприятия удовлетворяли главной задаче - пережить
как-нибудь трудное время. Систематической реформе государственных
учреждений П. не мог в эти годы уделить ни минуты внимания, так как
приготовление средств борьбы занимало все его время и требовало его
присутствия во всех концах государства. В старую столицу П. стал
приезжать только на святки; здесь возобновлялась обычная разгульная
жизнь, но вместе с тем обсуждались и решались наиболее неотложные
государственные дела. Полтавская победа дала П. впервые после нарвского
поражения возможность вздохнуть свободно. Необходимость разобраться в
массе отдельных распоряжений первых годов войны; становилась все
настоятельнее; и платежные средства населения, и ресурсы казны сильно
оскудели, а впереди предвиделось дальнейшее увеличение военных расходов.
Из этого положения Петр нашел привычный уже для него исход: если средств
не хватало на все, они должны были быть употреблены на самое главное, т.
е. на военное дело. Следуя этому правилу, П. и раньше упрощал финансовое
управление страною, передавая сборы с отдельных местностей прямо в руки
генералов, на их расходы, и минуя центральные учреждения, куда деньги
должны были поступать по старому порядку. Всего удобнее было применить
этот способ в новозавоеванной стране - в Ингерманландии, отданной в
"губернацию" Меншикову. Тот же способ был распространен на Киев и
Смоленск - для приведения их в оборонительное положение против нашествия
Карла XII, на Казань - для усмирения волнений, на Воронеж и Азов - для
постройки флота. П. только суммирует эти частичные распоряжения, когда
приказывает (18 дек. 1707 г.) "росписать города частьми, кроме тех,
которые в 100 в. от Москвы, - к Киеву, Смоленску, Азову, Казани,
Архангельскому". После полтавской победы эта неясная мысль о новом
административно-финансовом устройстве России получила дальнейшее
развитие. Приписка городов к центральным пунктам, для взимания с них
всяких сборов, предполагала предварительное выяснение, кто и что должен
платить в каждом городе. Для приведения в известность плательщиков
назначена была повсеместная перепись; для приведения в известность
платежей велено было собрать сведения из прежних финансовых учреждений.
Результаты этих предварительных работ обнаружили, что государство
переживает серьезный кризис. Перепись 1710 г. показала, что, вследствие
беспрерывных наборов и побегов от податей, платежное население
государства сильно уменьшилось: вместо 791 тыс. дворов, числившихся до
переписи 1678 г., новая перепись насчитала только 637 тыс.; на всем
севере России, несшем до П. главную часть финансовой тягости, убыль
достигала даже 40 %. В виду такого неожиданного факта правительство
решилось игнорировать цифры новой переписи, за исключением мест, где они
показывали прибыль населения (на ЮВ и в Сибири); по всем остальным
местностям решено было взимать подати сообразно с старыми, фиктивными
цифрами плательщиков. И при этом условии, однако, оказывалось, что
платежи не покрывают расходов: первых оказывалось 3 млн. 134 тыс.,
последних - 3 млн. 834 тыс. руб. Около 200 тыс. могло быть покрыто из
соляного дохода; остальные полмиллиона составляли постоянный дефицит. Во
время рождественских съездов генералов П. в 1709 и 1710 г. города России
были окончательно распределены между 8 губернаторами; каждый в своей
"губернии" собирал все подати и направлял их, прежде всего, на
содержание армии, флота, артиллерии и дипломатии. Эти "четыре места"
поглощали весь констатированный доход государства; как будут покрывать
"губернии" другие расходы, и прежде всего свои, местные - этот вопрос
оставался открытым. Дефицит был устранен просто сокращением на
соответственную сумму государственных расходов. Так как содержание армии
было главной целью при введении "губерний", то дальнейший шаг этого
нового устройства состоял в том, что на каждую губернию возложено было
содержание определенных полков. Для постоянных сношений с ними губернии
назначили к полкам своих "комиссаров". Самым существенным недостатком
такого устройства, введенного в действие с 1712 г., было то, что оно
фактически упраздняло старые центральные учреждения, но не заменяло их
никакими другими. Губернии непосредственно сносились с армией и с
высшими военными учреждениями; но над ними не было никакого высшего
присутственного места, которое бы могло контролировать и соглашать их
функционирование. Потребность в таком центральном учреждения
почувствовалась уже в 1711 г., когда П. должен был покинуть Россию для
прутского похода. "Для отлучек своих" П. создал сенат. Губернии должны
были назначить в сенат своих комиссаров, "для спроса и принимания
указов". Но все это не определяло с точностью взаимного отношения сената
и губерний. Все попытки сената организовать над губерниями такой же
контроль, какой над приказами имела учрежденная в 1701 г. "Ближняя
канцелярия"; кончились совершенной неудачей. Безответственность
губернаторов являлась необходимым последствием того, что правительство
само постоянно нарушало установленные в 1710-12 гг. порядки губернского
хозяйства, брало у губернатора деньги не на те цели, на которые он
должен был платить их по бюджету, свободно распоряжалось наличными
губернскими суммами и требовало от губернаторов все новых и новых
"приборов", т. е. увеличения дохода, хотя бы ценой угнетения населения.
Основная причина всех этих нарушений заведенного порядка была та, что
бюджет 1710 г. фиксировал цифры необходимых расходов, в действительности
же они продолжали расти и не умещались более в рамках бюджета. Рост
армии теперь, правда, несколько приостановился; зато быстро
увеличивались расходы на балтийский флот, на постройки в новой столице
(куда правительство в 1714 г. окончательно перенесло свою резиденцию),
на оборону южной границы. Приходилось опять изыскивать новые,
сверхбюджетные ресурсы. Назначать новые прямые налоги было почти
бесполезно, так как и старые платились все хуже и хуже, по мере
обеднения населения. Перечеканка монеты, казенные монополии также не
могли дать больше того, что уже дали. На смену губернской системе
возникает сам собою вопрос о восстановлении центральных учреждений; хаос
старых и новых налогов, "окладных", "повсегодных" и "запросных",
вызывает необходимость консолидации прямой подати; безуспешное взыскание
налогов по фиктивным цифрам 1678 г. приводит к вопросу о новой переписи
и об изменении податной единицы; наконец, злоупотребление системой
казенных монополий выдвигает вопрос о пользе для государства свободной
торговли и промышленности. Реформа вступает в свой третий и последний
фазис: до 1710 г. она сводилась к накоплению случайных распоряжений,
продиктованных потребностью минуты; в 1708-1712 гг. были сделаны попытки
привести эти распоряжения в некоторую чисто внешнюю, механическую связь;
теперь возникает сознательное, систематическое стремление воздвигнуть на
теоретических основаниях вполне новую государственную постройку. Вопрос,
в какой степени сам П. лично участвовал в реформах последнего периода,
остается до сих пор еще спорным. Архивное изучение истории П. обнаружило
в последнее время целую массу "доношений" и проектов, в которых
обсуждалось почти все содержание правительственных мероприятий П. В этих
докладах, представленных русскими и особенно иностранными советниками
П., добровольно или по прямому вызову правительства, положение дел в
государстве и важнейшие меры, необходимые для его улучшения, рассмотрены
очень обстоятельно, хотя и не всегда на основании достаточного
знакомства с условиями русской действительности. П. сам читал многие из
этих проектов и брал из них все то, что прямо отвечало интересовавшим
его в данную минуту вопросам - особенно вопросу об увеличении
государственных доходов и о разработке природных богатств России. Для
решения более сложных государственных задач, напр. о торговой политике,
финансовой и административной реформе, П. не обладал необходимой
подготовкой; его участие ограничивалось здесь постановкой вопроса,
большею частью на основании словесных советов кого-либо из окружающих, и
выработкой окончательной редакции закона; вся промежуточная работа -
собирание материалов, разработка их и проектирование соответствующих мер
- возлагалась на более сведущих лиц. В частности, по отношению к
торговой политике, П. сам "не раз жаловался, что из всех государственных
дел для него ничего нет труднее коммерции и что он никогда не мог
составить себе ясного понятия об этом деле во всей его связи"
(Фокеродт). Однако, государственная необходимость заставила его изменить
прежнее направление русской торговой политики - и важную роль при этом
сыграли советы знающих людей. Уже в 1711-1713 гг. правительству был
представлен ряд проектов, в которых доказывалось, что монополизация
торговли и промышленности в руках казны вредит, в конце концов, самому
фиску и что единственный способ увеличить казенные доходы от торговли -
восстановление свободы торгово-промышленной деятельности. Около 1715 г.
содержание проектов становится шире; в обсуждении вопросов принимают
участие иностранцы, словесно и письменно внушающие царю и правительству
идеи европейского меркантилизма - о необходимости для страны выгодного
торгового баланса и о способе достигнуть его систематическим
покровительством национальной промышленности и торговле, путем открытия
фабрик и заводов, заключения торговых договоров и учреждения торговых
консульств за границей. Раз усвоив эту точку зрения, П. с своей обычной
энергией проводит ее во множестве отдельных распоряжений. Он создает
новый торговый порт (Петербург) и насильственно переводит туда торговлю
из старого (Архангельск), начинает строить первые искусственные водяные
пути сообщения, чтобы связать Петербург с центральной Россией, усиленно
заботится о расширении активной торговли с Востоком (после того как на
Западе его попытки в этом направлении оказались малоуспешными), дает
привилегии устроителям новых заводов, выписывает из-за границы мастеров,
лучшие орудия, лучшие породы скота и т. д. Менее внимательно он
относится к идее финансовой реформы. Хотя и в этом отношении самая жизнь
показывает неудовлетворительность действовавшей практики, а ряд
представленных правительству проектов обсуждает разные возможные
реформы, тем не менее П. интересуется здесь лишь вопросом о том, как
разложить на население содержание новой, постоянной армии. Уже при
учреждении губерний, ожидая, после полтавской победы, скорого мира, П.
предполагал распределить полки между губерниями, по образцу шведской
системы. Эта мысль снова всплывает в 1715 г.; П. приказывает сенату
рассчитать, во что обойдется содержание солдата и офицера, предоставляя
самому сенату решить, должен ли быть покрыт этот расход с помощью
подворного налога, как было раньше, или с помощью подушного, как
советовали разные "доносители". Техническая сторона будущей податной
реформы разрабатывается правительством Петра, а затем он со всей
энергией настаивает на скорейшем окончании необходимой для реформы
подушной переписи и на возможно скорой реализации нового налога.
Действительно, подушная подать увеличивает цифру прямых налогов с 1,8 до
4,6 миллионов, составляя более половины бюджетного прихода (81/2
миллионов). Вопрос об административной реформе интересует П. еще меньше:
здесь и самая мысль, и разработка ее, и приведение в исполнение
принадлежит советникам-иностранцам (особенно Генриху Фику), предложившим
П. восполнить недостаток центральных учреждений в России посредством
введения шведских коллегий. На вопрос, что преимущественно интересовало
П. в его реформационной деятельности, уже Фокеродт дал ответ весьма
близкий к истине: "он особенно и со всей ревностью старался улучшить
свои военные силы". Действительно, в своем письме к сыну П. подчеркивает
мысль, что воинским делом "мы от тьмы к свету вышли, и (нас), которых не
знали в свете, ныне почитают". "Войны, занимавшие П. всю жизнь
(продолжает Фокеродт), и заключаемые по поводу этих войн договоры с
иностранными державами заставляли его обращать внимание также и на
иностранные дела, хотя он полагался тут большею частью на своих
министров и любимцев... Самим его любимым и приятным занятием было
кораблестроение и др. дела, относящиеся к мореходству. Оно развлекало
его каждый день, и ему должны были уступать даже самые важные
государственные дела... О внутренних улучшениях в государстве -
судопроизводстве, хозяйстве, доходах и торговле - он мало или вовсе не
заботился в первые тридцать лет своего царствования, и бывал доволен,
если только его адмиралтейство и войско достаточным образом снабжались
деньгами, дровами, рекрутами, матросами, провиантом и аммуницией".
Тотчас после полтавской победы поднялся престиж России за границей.
Из Полтавы П. идет прямо на свидания с польским и прусским королями; в
середине декабря 1709 г. он возвращается в Москву, но в середине февраля
1710 г. снова ее покидает. Половину лета до взятия Выборга он проводит
на взморье, остальную часть года - в Петербурге, занимаясь его
обстройкой и брачными союзами племянницы Анны Иоанновны с герцогом
Курляндским и сына Алексея с принцессой Вольфенбюттельской. 17 января
1711 г. П. выехал из Петербурга в прутский поход, затем прямо проехал в
Карлсбад, для леченья водами, и в Торгау, для присутствия при браке
царевича Алексея. В Петербург он вернулся лишь к новому году. В июне
1712 г. П. опять покидает Петербург почти на год; он едет к русским
войскам в Померанию, в октябре лечится в Карлсбаде и Теплице, в ноябре,
побывав в Дрездене и Берлине, возвращается к войскам в Мекленбург, в
начале следующего 1713 г. посещает Гамбург и Рендсбург, проезжает в
феврале через Ганновер и Вольфенбюттель в Берлин, для свидания с новым
королем Фридрихом-Вильгельмом, потом возвращается в С.-Петербург. Через
месяц он уже в финляндском походе и, вернувшись в средине августа,
продолжает до конца ноября предпринимать морские поездки. В середине
января 1714 г. П. на месяц уезжает в Ревель и Ригу; 9 мая он опять
отправляется к флоту, одерживает с ним победу при Гангеуде и
возвращается в Петербург 9 сентября. В 1715 г. с начала июля до конца
августа П. находится с флотом на Балтийском море. В начале 1716 г. П.
покидает Россию почти на два года; 24 января он уезжает в Данциг, на
свадьбу племянницы Екатерины Ивановны с герцогом мекленбургским; оттуда,
через Штеттин, едет в Пирмонт для леченья; в июне отправляется в Росток
к галерной эскадре, с которою в июле появляется у Копенгагена; в октябре
П. едет в Мекленбург; оттуда в Гавельсберг, для свидания с прусским
королем, в ноябре - в Гамбург, в декабре - в Амстердам, в конце марта
следующего 1717 г. - во Францию. В июне мы видим его в Спа, на водах, в
середине поля - в Амстердаме, в сентябре - в Берлине и Данциге; 10
октября он возвращается в Петербург. Следующие два месяца П. ведет
довольно регулярную жизнь, посвящая утро работам в адмиралтействе и
разъезжая затем по петербургским постройкам. 15 декабря он едет в
Москву, дожидается там привоза сына Алексея изза границы и 18 марта 1718
г. выезжает обратно в Петербург. 30 июня хоронили, в присутствии П.,
Алексея Петровича; в первых числах июля П. выехал уже к флоту и, после
демонстрации у Аландских островов, где велись мирные переговоры,
возвратился 3 сентября в Петербург, после чего еще трижды ездил на
взморье и раз в Шлиссельбург. В следующем 1719 г. П. выехал 19 января на
Олонецкие воды, откуда вернулся 3 марта. 1 мая он вышел в море, и в
Петербург вернулся только 30 августа. В 1720 г. П. пробыл март месяц на
Олонецких водах и на заводах: с 20 июля до 4 августа плавал к
финляндским берегам. В 1721 г. он совершил поездку морем в Ригу и Ревель
(11 марта - 19 июня). В сентябре и октябре П. праздновал Ништадский мир
в С.-Петербурге, в декабре - в Москве. В 1722 г. 15 мая П. выехал из
Москвы в Нижний Новгород, Казань и Астрахань; 18 июля он отправился из
Астрахани в персидский поход (до Дербента), из которого вернулся в
Москву только 11 декабря. Возвратившись в С.-Петербург 3 марта 1723 г.,
П. уже 30 марта выехал на новую финляндскую границу; в мае и июне он
занимался снаряжением флота и затем на месяц отправился в Ревель и
Рогервик, где строил новую гавань. В 1724 г. П. сильно страдал от
нездоровья, но оно не заставило его отказаться от привычек кочевой
жизни, что и ускорило его кончину. В феврале он едет в третий раз на
Олонецкие воды; в конце марта отправляется в Москву для коронования
императрицы, оттуда совершает поездку на Миллеровы воды и 16 июня
выезжает в С.Петербург; осенью ездит в Шлиссельбург, на Ладожский канал
и Олонецкие заводы, затем в Новгород и в Старую Русу для осмотра соляных
заводов: только когда осенняя погода решительно мешает плавать по
Ильменю, П. возвращается (27 октября) в С.-Петербург. 28 октября он едет