<< Пред. стр. 767 (из 1179) След. >>
в лице симпатичного Эспера Ивановича. Детство П. прошло в Ветлуге, гдеотец его был городничим. Ребенок, унаследовавший от матери ее
нервозность, рос свободно и независимо. "Учиться меня особенно не
нудили, да я и сам не очень любил учиться; но зато читать и читать,
особенно романы, я любил до страсти: до четырнадцатилетнего возраста я
уже прочел - в переводе, разумеется - большую часть романов Вальтер
Скотта, "Донкихота", "Фоблаза", "Жильблаза", "Хромого беса",
"Серапионовых братьев" Гофмана, персидский роман "Хаджи-Баба"; детских
же книг я всегда терпеть не мог и, сколько припоминаю теперь, всегда их
находил очень глупыми". Об образовании его заботились мало "наставники у
меня были очень плохи, и все русские". Языками - кроме латинского - его
не учили; языки ему вообще не давались, и он не раз впоследствии страдал
от этого <подлейшего неведения языков", объясняя свою неспособность к их
изучению перевесом способностей к наукам философским, абстрактным.
Четырнадцати лет он поступил в костромскую гимназию, где начал писать и
пристрастился к театру, а в 1840 г. перешел в московский университет,
"будучи большим фразером; благодарю Бога, что избрал математический
факультет, который сразу же отрезвил меня и стал приучать говорить
только то, что сам ясно понимаешь. Но этим, кажется, только и кончилось
благодетельное влияние университета". С этим пессимистическим замечанием
согласны не все биографы П. Как ни скудны были собственно научные
сведения, приобретенные им на факультете, образование все-таки несколько
расширило его духовный кругозор; еще важнее могло быть знакомство с
Шекспиром, Шиллером ("поэтом человечности, цивилизации и всех юношеских
порывов"), Гёте, Корнелем, Расином, Руссо, Вольтером, Гюго и Жорж
Сандом, особенно с последней. Увлекался П. впрочем, только ее проповедью
свободы чувств и женской эмансипации; а не общественными идеалами,
провозглашенными в ее произведениях. Хотя, по словам П., он успел, за
время бытности в унив., "сознательно оценить русскую литературу", однако
идейное движение 40-х годов вообще мало отразилось на развитии П., и
главный деятель эпохи, Белинский, оказал влияние разве на его
эстетические теории, но никак не на социальные воззрения.
Славянофильство также оставалось ему чуждо. Его духовные интересы
связаны были почти исключительно с театром. В 1844 г. он "снова стяжал
славу актера: знатоки ставили его в роли Подколесина даже выше Щепкина.
Слава первоклассного чтеца всегда оставалась за П., но "репутация
великого актера, которая была ему составлена в Москве и которой он очень
гордился, не выдержала окончательной пробы в Петербурге" (Анненков). В
1844 г. П. окончил курс университета; отца его в это время уже не было в
живых, мать была разбита параличом; средства к жизни были весьма
ограничены. В 1846 г., прослужив два года в палате государственных
имуществ в Костроме и Москве, П. вышел в отставку и женился на Екатерине
Павловне Свиньиной, дочери основателя "Отечественных Записок". Выбор
оказался чрезвычайно удачным: семейная жизнь внесла много светлого в
судьбу П. В 1848 г. он снова поступил на службу, чиновником особых
поручений, к костромскому губернатору, затем был асессором губернского
правления (1849 - 53), чиновником главного управления уделов в Петербург
(1854 - 59), советником московского губернского правления (1866 - 72).
Служебная деятельность, окунув П. в глубь мелочей повседневной
провинциальной жизни, оказала значительное влияние на материал и метод
его творчества. "Трезвость", вынесенная П. из университета, окрепла
вдали от волнений напряженно культурной жизни. На литературное поприще
он выступил в первый раз с маленьким рассказом "Нина" (в журнале "Сын
Отечества", ноль, 1848 г.). но первым произведением его должно считать
"Боярщину", написанную в 1847 г. и, по воле цензуры, появившуюся в
печати лишь в 1857 г. Роман этот уже проникнуть всеми характерными
особенностями таланта П. : чрезвычайной выпуклостью, даже грубостью
изображения, жизненностью и яркостью красок, богатством комических
мотивов, преобладанием отрицательных образов, пессимистическим
отношением к устойчивости "возвышенных" чувствований, и, наконец,
превосходным, крепким и типичным языком. В 1850 г., войдя в сношения с
молодой редакцией "Москвитянина", П. послал туда повесть "Тюфяк",
которая имела громкий успех и, вместе с "Браком до страсти", выдвинула
его в первые ряды тогдашних писателей. В 1850 - 54 гг. появились его
"Комик", "Ипохондрик", "Богатый жених", "Питерщик", "Батманов",
"Раздел", "Леший", "Фанфарон" - ряд произведений, до сих пор не
потерявших неподражаемой жизненности, правдивости и колоритности.
Разнообразные моменты русской действительности, еще никем не затронутые,
явились здесь впервые предметом художественного воспроизведения.
Напомним, для примера, что первый эскиз рудинского типа дан в Шамилове
за четыре года до появления "Рудина"; ординарность Шамилова,
сравнительно с блеском Рудина, хорошо оттеняет пониженный тон
произведений П. Переселясь, в 1853 г., в Петербург, Писемсмй произвел
здесь значительное впечатление своей оригинальностью и, так сказать,
первобытностью. Осторожность, с какой он уклонялся от теоретических и
философских разговоров, "показывала, что отвлеченные идеи не имели в нем
ни ученика, ни поклонника"; идеи общепринятые и, казалось, бесспорные,
находили в нем противника, сильного простым здравым смыслом, но
совершенно неподготовленного к их усвоению". В материальном отношении П.
в Петербурге был стеснен; жизнь его "подходила к жизни литературного
пролетария". Служба ему не удавалась, писал он мало. За 1854 г.
напечатаны в "Современнике" Фанфарон" и в "Отеч. Зап." "Ветеран и
новобранец"; в 1855 г. - критическая статья о Гоголе, лучший рассказ П.
из народного быта: "Плотничья артель" и повесть "Виновата ли она"; оба
последних произведения имели большой успех; и Чернышевский, в обзоре
литературы за 1855 год. назвал повесть П. лучшим произведением всего
года. Когда в 1856 г. морское министерство организовало ряд
этнографических командировок на окраины России, П. принял на себя
Астрахань и Каспийское побережье; результатом путешествия был ряд статей
в "Морском Сборнике" и "Библиотеке для Чтения". Весь 1857 г. П. работал
над большим романом и, кроме путевых очерков, напечатал только небольшой
рассказ: "Старая барыня". В 1858 г. П. принял на себя редакцию
"Библиотеки для Чтения"; его "Боярщина" явилась, наконец, на свет, а в
"Отечественных Записках" был напечатан его chef d'oeuvre - роман "Тысяча
душ". Не прибавляя почти ни одной новой черты к облику писателя, уже
выразившемуся в его первых произведениях, роман. как наиболее глубоко
задуманное и тщательно обработанное его произведение. характернее всех
остальных для художественной физиономии автора, "и прежде всего, для его
всепоглощающего глубоко жизненного реализма, не знающего никаких
сентиментальных компромиссов". В широкую картину расшатанного
общественного строя провинции вставлены удивительные по психологической
отделке портреты отдельных лиц. Все внимание публики и критики было
поглощено героем, особенно историей его служебной деятельности. В фигуре
Калиновича все - в прямом несогласии с сущностью романа и намерениями
автора, отрицавшего художественный дидактизм, - видели отражение модной
идеи конца 50-х годов: идеи "благородного чиновника", изображенного,
здесь, однако, в довольно сомнительном свете. Добролюбов, находя, что
"вся общественная сторона романа насильно пригнана к заранее сочиненной
идее", отказался писать о нем. Настенька, по общему признанию
- наиболее удачный положительный образ П. Быть может, благоприятные
внешние обстоятельства, ознаменовавшие эту эпоху в жизни П., дали ему
уже почти не повторявшуюся в его деятельности способность стать и
трогательным, и мягким, и чистым в изображении рискованных моментов. По
этой мягкости близка к "Тысяче душ" небольшая, но сильная и глубоко
трогательная повесть: "Старческий грех" (1860). Еще ранее этой повести -
одновременно с романом - напечатана была в "Библиотеке для Чтения"
знаменитая драма П. : "Горькая судьбина". Основа пьесы взята из жизни:
автор участвовал в разборе подобного дела в Костроме. Конец пьесы - явка
Анания с повинной - столь законный и типичный для русской бытовой
трагедии, в замысле автора был иной и в настоящем своем виде создан по
внушению артиста Мартынова. Вместе с первыми рассказами П. из народной
жизни, "Горькая судьбина" считается наиболее сильным выражением его
реализма. В изображении великорусского мужика, в передаче народной речи
Писемский никем ни раньше, ни позже превзойден не был; после него
возврат к пейзанам Григоровича стал немыслимым. Спускаясь в недра
народной жизни, П. оставлял свой обычный скептицизм и создавал живые
типы хороших людей, столь редкие и не всегда удачные в его произведениях
из быта культурных классов. Общий дух морали, разлитый в мужицком мире
"Горькой судьбины", неизмеримо выше удручающей атмосферы "Боярщины" или
"Богатого жениха". Поставленная в 1863 г. на Александрийской сцене,
драма П. имела чрезвычайный успех и до "Власти тьмы" была единственной в
своем роде мужицкой драмой, привлекающей внимание обширной публики.
Конец пятидесятых и начало шестидесятых годов были апогеем славы П. К
известности талантливого писателя присоединилась репутация
замечательного чтеца; блестящий и авторитетный критик, Писарев, посвящал
ему хвалебные этюды; он был редактором большого журнала. Коренное
противоречие между духом этой эпохи и мировоззрением П. должно было,
однако, привести к печальному исходу. П. не принадлежал ни к какой
определенной группе и, не пытаясь примирить их воззрения каким-либо
эклектическим построением, склонен был видеть одни слабые их стороны.
Чуждый новому литературному направлению, П. вздумал бороться с ним
легким и модным оружием - насмешкой, сатирой, памфлетом. Этим оружием
успешно владели его противники, сильные другими сторонами своей
деятельности и, прежде всего - своей широкой популярностью; но
совершенно иным было положение П. Когда в журнале П., имевшем очень
слабый успех, начался, в конце 1861 г., ряд фельетонов за подписью:
Старая фельетонная кляча Никита Безрылов, уже невинной и благодушной
насмешки первого фельетона над литературными вечерами и воскресными
школами было достаточно, чтобы печать, с "Искрой" во главе, разразилась
против П. бурей негодования. Дальнейшая полемика привела к тому, что
редакторы "Искры" вызвали П. на дуэль, а авторитетная редакция
"Современника" объявила себя солидарной с яростной статьей "Искры" о
Безрылове. Глубоко потрясенный всем этим, П. порвал связи с Петербургом
и в начале 1862 г. переселился в Москву. Здесь, на страницах "Русского
Вестника", появился в 1863 г. его новый роман, задуманный за границей
(где. П.. во время лондонской выставки, познакомился с русскими
эмигрантами), начатый в Петербурге еще до разрыва с прогрессистами и
законченный в Москве под свежим впечатлением этого разрыва. Общепринятое
мнение о "Взбаламученном море", как о произведения грубо тенденциозном,
полемическом, даже пасквильном, требует некоторых оговорок. Современная
роману критика видела в нем "брань молодого поколения" (Зайцев в "Русск.
Слове", 1863, № 10), "личную желчь, желание оскорбленного автора
ответить противникам, не признававшим его таланта" (Антонович в
"Соврем.", 1864, №4); но все это применимо, до известной степени, только
к последней части романа; по признанию самого автора, "если здесь не
отразилась вся Россия, то зато тщательно собрана вся ее ложь".
Противники П. не отказывали ему, однако, в таланте: Писарев уже после
инцидента с "Искрой" ставил П. выше Тургенева и находил. что старое
поколение изображено в "Взбаламученном море" в гораздо более
непривлекательном виде, чем представители нового. Евпраксия -
положительное лицо романа, списанное с жены автора - противополагает
молодых идеалистов герою, который, во всех своих идеалистических и
эстетических метаниях, остается грубым материалистом. Вообще роман
написан слабо, но не лишен интересных образов (напр. Иона-циник). Из
Москвы П. прислал в "Отечественные Записки" новое произведение,
напечатанное в 1864 г. Это "Pyccкие лгуны" - "чисто рубенсовская
коллекция живых и ярких типов русского захолустного житья". П. стал было
заведовать беллетристическим отделом "Русского Вестника", но в 1866 г.
опять поступил на государственную службу. С переездом в Москву совпадает
поворот в направлении творчества и явное ослабление художественных сил
П. С этого времени им овладевает "памфлетическое отношение к сюжетам",
проникая собою не только боевые изображения современности, но и картины
отжившего быта. К последним относятся драмы, появившийся в 1866 - 68
г.г. в журнале "Всемирный Труд": "Поручик Гладков", "Самоуправцы" и
"Былые соколы". В 1869 г. появился в славянофильской "Заре" роман П. :
"Люди сороковых годов". Художественное значение романа незначительно;
яркими и интересными являются в нем только лица второстепенные; даже в
техническом отношении, в связи и расположении частей, он значительно
ниже прежних произведений автора. Общественные идеи сороковых годов и
представители обоих противоположных направлений, западничества и
славянофильства, не находят в авторе сочувствия; социальная проповедь
Жорж Санд и Белинского кажется его любимцу - эстетику, мистику и
идеалисту Неведомову - "писанием с чужого голоса", а по адресу
славянофилов устами здравомыслящего Зимина направляется упрек в незнании
народа - упрек, который П. повторял и впоследствии, видя в
славянофильстве одно "религиозно лингвистическое сантиментальничанье".
Весьма важны автобиографические элементы романа, на который П. не раз
указывал, как на дополнение к своей биографии. Здесь и его отец, в лице
полковника Вихрова, и его воспитание, гимназия и увлечение театром,
университет, студенческая жизнь, интерес к известной стороне
"жорж-сандизма" и многое другое, игравшее роль в жизни автора. Критика
отнеслась, в общем, неодобрительно к роману, не имевшему успеха и в
публике. Появившийся около того же времени немецкий перевод "Тысячи душ"
вызвал в Германии целый ряд сочувственных критических отзывов (Юлиана,
Шмидта, Френцеля и др.). Через два года ("Беседа", 1871) появился новый
роман П. : "В водовороте", где автор пытался "представить нигилизм,
осуществляемый в общественной среде". По своему литературному значению
этот роман еще ниже предыдущего. Затем П. обратился к новому предмету
обличения: ряд драм-памфлетов рисует, в грубых и мало реальных красках,
финансовых дельцов. "Подкопы" (комедия, в "Гражданине", 1873) - памфлет
настолько резкий, что цензура вырезала его из журнала - посвящены высшей
администрации; "Ваал", "Просвещенное время" ("Русский Вестник", 1873 и
75) и "Финансовый Гений" изобличают концессионеров, биржевиков,
капиталистов во всевозможных преступлениях. Пьесы эти сценичны и имели
успех, но "Финансовый Гений", показался редакции "Русского Вестника"
настолько слабым в литературном отношении, что его пришлось печатать в
маленькой "Газете Гатцука". В столь же незначительных органах появились
и два последние романа П. : "Мещане" ("Пчела", 1877) и "Масоны"
("Огонек", 1880). Первый посвящен изобличению все того же пошлого и
наглого "Ваала", противополагаемого стародворянскому культу условного
благородства, красоты и тонкого вкуса; автор мало знаком с подлинным
"мещанством", и потому отрицательные образы романа совершенно лишены тех
детальных, интимных черточек, которые только и могут сообщить
поэтической абстракции жизненность. В "Масонах" автор блеснул богатыми
историческими сведениями (Ему в этом отношении очень много помог Вл. С.
Сoловьeв), но роман мало занимателен и интересных фигур в нем, кроме
упомянутого выше полковника Марфина, почти нет. Успеха он не имел
никакого. "Я устал писать, а еще более того жить - писал П. Тургеневу
весной 1878 г., тем более, что хотя, конечно, старость - не радость для
всех, но у меня она особенно уж не хороша и исполнена таких мрачных
страданий, каких не желал бы я и злейшему врагу своему". Это тягостное
настроение владело П. еще с начала семидесятых годов, когда внезапно
покончил с собой его любимый сын, молодой математик, подававший надежды.
Тщетно боролась любящая семья с приступами возрастающей ипохондрии, к
которой присоединились еще и физические недуги. Светлыми моментами
последних лет жизни П. были празднование 19 января 1875 г. (на полтора
года позже, чем следует), в обществе любителей российской словесности,
двадцатипятилетнего юбилея его литературной деятельности и Пушкинские
дни 1880 г. Хотя речь о Пушкине, как историческом романисте,
произнесенная П. на празднестве, прошла незамеченной, общее настроение
его, приподнятое чествованием памяти любимого поэта, было недурно. Новое
несчастье - безнадежная болезнь другого сына, доцента московского
университета - надломила исстрадавшийся организм П. Обычный припадок
острой тоски и мнительности не завершился тихой грустью и физическим
изнеможением, как бывало прежде, но перешел в предсмертную агонию. 21
января 1881 года П. скончался. Его смерть не показалась ни критике, ни
публике значительной утратой для литературы, и погребение его
представило разительный контраст с похоронами умершего почти в то же
время Достоевского. В воспоминаниях людей, знавших П., резко отпечатался
его характерный и сильный образ, в котором слабые стороны значительно
перевешиваются достоинствами. Он был человек добродушный, с глубокой
жаждой справедливости, чуждый зависти и, при всем сознании своих заслуг
и дарований, удивительно скромный. Всеми особенностями своего духовного
склада, от неуменья усвоить себе иностранную культурность до
непосредственности, юмора и меткости суждений простого здорового смысла,
он выдавал свою близость к народу, напоминая умного великорусского
мужика. Основная черта его характера стала первостепенным достоинством
его дарования; это - правдивость, искренность, полное отсутствие
отмеченных им в статье о Гоголе недостатков до гоголевской литературы:
"напряженности, стремления сказать больше своего понимания, создать
что-то выше своих творческих сил". В связи с этим он, один из величайших
русских реалистов после Гоголя, защищал в теории "искусство для
искусства" и ставил своему учителю в упрек желание "поучать посредством
лирических отступлений" и "явить образец женщины в лице бессмысленной
Улиньки". Впоследствии П. пожертвовал этими взглядами в угоду
дидактическим намерениям. Не это, однако, было причиной упадка его
таланта. Многосложные процессы общественной жизни, которые П. взял
предметом своих позднейших романов, требовали, для правдивого, хотя бы
даже и не исчерпывающего изображения не одного дарования, но и
определенной и достаточно возвышенной точки зрения. Между тем еще Ап.
Григорьев, которого никак нельзя заподозрить в дурном отношении к
Писемскому, замечал о его ранних произведениях, что они "говорят всегда
за талант автора и довольно редко
- за его миросозерцание". Но этого таланта было вполне достаточно,
чтобы дать поразительно верную и рельефную картину элементарно простого
строя дореформенной России. Объективность настолько глубоко проникает
лучшие создания П., что Писарев называл Гончарова - это воплощение
эпического творчества"лириком в сравнении с П. ". Скептическое отношение
к представителям красивого празднословия, не переходящего в дело,
наравне с широкими и мрачными картинами отживающего быта, сослужило
незаменимую службу тому движению, которому суждено было порвать связь
между первоклассным писателем и русской читающей публикой. "Полное
собрание сочинений П." издано товар. Вольф в 24 тт. (СП б., 1895). В 1
т. этого (2-го изд.) напечатаны: "Библиография П. Список книг, брошюр и
статей, касающихся жизни и литературной деятельности П.", критико-
биографический очерк В. Зелинского, статья П. Анненкова "П., как
художник и простой человек" (из "Вестника Европы", 1882, IV), четыре
автобиографических наброска и письма П. к Тургеневу, Гончарову,
Краевскому, Буслаеву (о задачах романа), Анненкову и французскому
переводчику П., Дерели. Материалы для биографии П., кроме вышеуказанных
- в статьях Алмазова ("Русский Архив", 1875, IV). Боборыкина ("Русские
Вед.", 188,. N 34), Горбунова ("Новое Время", 1881, № 1778), Русакова,
"Литературный заработок П." ("Новь", 1890, № 5), Полевого ("Истор.
Вестн.". 1889, ноябрь). Письма к П., с примечаниями В. Русакова, напеч.
в "Нови" (1886, № 22; 1888, № 20; 18;Ю, № 7; 1891,. №13 - 14). Обзоры
жизни и деятельности П. с литературными характеристиками см. у
Венгерова: "П." (СП б., 1884; указана литература до 84 г.),
Скабичевского: "П." ("Биографическая библиотека" Павленкова, СП б.,
1894), Кирпичникова: "П. и Достоевский" (Одесса, 1894, и в "Очерках
истории русской литературы", СП б., 1896), Иванова: "П. " (СП б., 1898).