<< Пред. стр. 170 (из 1179) След. >>
городам. В. таким образом приобрел, кроме Нижнего Новгорода, Городец,Мещеру, Муром, Тарусу, а через несколько лет и Суздаль. - В 1395 г.
Восточной России грозила страшная беда. Тамерлан, победив Тохтамыша,
перешел Волгу и овладел Ельцом. Москва была в ужасе; но еще живы были
сподвижники Димитрия Донского на Куликовом поле. Московские бояре не
пришли в отчаяние, собрали полки и уговорили В. стать во главе
ополчения, чтобы с оружием в руках встретить грозного врага. Но
Тамерлан, простояв недели две в земле Рязанской и опустошив страну в
верховьях Дона, отступил. Причину отступления восточные историки
приписывают приближению осени (отступление начато 26 августа).
Благочестивое предание повествует, что отступление Тамерлана произошло в
тот день, когда в Москву принесли икону Богоматери из Владимира.
Костомаров весьма метко указал значение этого перенесения: В. приказал
перенести икону, которую Андрей Боголюбский тайком увез из Киева в свой
любимый город Владимир; теперь эта икона служила освящением первенства и
величия Москвы над другими русскими городами. Но подчинить вполне своей
воле Великий Новгород, к чему стремились в. князья с Андрея
Боголюбского, Василию не удалось, хотя и ему, как и его преемникам,
весьма много облегчал борьбу раздор Новгорода с бывшим его пригородом,
Псковом. В. Д. в борьбе с старым вечником оперся на митрополита, с
выгодами которого уже его предшественники, начиная с Калиты, умели
соединить судьбу Москвы и своего дома. В 1392 г. в Новгород прибыл
митрополит Киприян; он требовал, чтобы Новгородцы по старому относились
к нему в делах судных, ибо незадолго до этого новгородское вече
постановило на суд к митрополиту не ездить. Вечевым приговором
митрополиту было отказано. В. кн. вступился за митрополита, новгородцы
отказали и ему. Дело дошло до кровавых расправ. В 1393 г. в Торжке убили
московского доброхота; великий князь, захватив Торжок, приказал
разыскать виновных, и 70 человек преданы были в Москве мучительной казни
четвертования. Новгородцы, опасаясь за свою двинскую торговлю, уступили
и прислали митрополиту судную грамоту. В 1396 г. враждебные действия
возобновились. В. князь хотел захватить Двинскую землю; сначала он успел
в том, но в 1398 г. должен был отказаться от Двинской земли, Вологды и
других новгородских владений. В 1404 г. опять возникли неприязненные
отношения. Новг. архиепископ Иоанн три года содержался в Москве в
заточении, но В. князь, помирившись с Новгородом, освободил Иоанна и
захваченных в этом году новгородских бояр. Ускорению примирения
содействовало опасение замыслов Витовта, в. к. литовского, который,
захватив Смоленск, явно стремился к захвату и Пскова с Новгородом.
Витовт, несмотря на родство с Василием, который был женат на его дочери;
Софье Витовтовне, был грозный враг. Владея Смоленском и юго-западными
русскими княжествами, он недаром носил титул вел. кн. литовского и
русского; на восток его владения простирались до Оки. Родственные
отношения смягчали борьбу; но Витовт был не из тех людей, которые всему
предпочитают родственные связи. Псковичи и Новгородцы просили помощи у
в. князя московского. Три раза сходились тесть и зять и ни разу битвы не
было, каждый раз дело кончалось свиданием и миром: 1406 г. близ
Крапивны, в 1407 г. у Вязьмы и в 1408 г. на берегах р. Угры. После мира
на р. Угре не было больше столкновения у Василия с Витовтом. Для Василия
было великим счастьем, что в Орде, после нашествия Тамерлана, 12 лет
царствовала неурядица, которая давала Москве возможность свободно
действовать по отношению к Литве. В это время казна вел. кн. московского
чрезвычайно обогатилась: он в Орду и сам не ездил и никого не посылал;
на требование денег отвечал, что у него денег нет, а между тем постоянно
собирал деньги на ордынский выход. Все эти деньги оставались в казне
великокняжеской. Но в Орде все изменилось. когда власть перешла в руки
мурзы Эдигея, который, подобно Мамаю, стал распоряжаться и ханами, и
ордою. Эдигей хотел заставить В. повиноваться, но не решился открыто
напасть на Москву и прибегнул к хитрости. В 1408 г. он дал знать В., что
идет на Литву, а сам повернул к Москве. В. бежал в Кострому, оставив
своего дядю Владимира Андреевича защищать столицу. Эдигей не мог взять
Москвы, но отдельные татарские отряды опустошили Переяславль, Ростов,
Дмитров, Серпухов, Верею, Нижний Новгород, Городец, Клин. Эдигей,
получив известие, что в Орде неспокойно, отступил, разорив на обратном
пути Рязань. Но нашествие Эдигея нисколько не поколебало значения
Москвы. В 1412 г. В. Д. ездил в Орду на поклон к Джела-Ледину
(Зелени-Султан наших летописей), по поводу дарования им ярлыка изгнанным
нижегородским князьям. В 1399 г. умер тверской великий князь Михаил,
давши клятву за детей, внуков и племянников не искать ни Москвы, ни
Новгорода. Великий князь рязанский обязался чтить В., как старейшего
брата. Братья В. дали такие же записи, кроме Юрия. В княжение Василия
случилось важное событие в истории церкви, которое имело политическое
значение: по смерти Киприана, в 1406 г., митрополитом поставлен был грек
Фотий, ничего не понимавший в русских отношениях. Его надменное
отношение к Витовту, дало последнему предлог исполнить давнишний
замысел: он созвал всех русских епископов, которые в 1425 г. поставили в
киевские митрополиты болгарина Григория Цамблака. Влияние Москвы на
южную Россию было ослаблено. В княжение В. Россию посетило и грозное
бедствие - мор и трехгодичный голод. О главном действующем элементе в
Москве, т. е. о боярстве, в княжение В. Д., сохранилось показание в
письме к нему Эдигея, в котором указывается на смену старого поколения
бояр поколением новым; первое слушалось татар, второе было враждебно им.
Первое, конечно, восхваляется Эдигеем. Из боярских родов на первом месте
стоял род боярина Феодора Кошки и его сыновей, предков Романовых; потом
род Ивана Родионовича Квашни, род Вельяминовых, Челядниных,
Всеволожских, Плещеевых, племянников митрополита Алексея, Жеребцовых.
Е. Былов.
Василий Васильевич Тёмный (1425 - 1462), Княжение сына В. Д.
показало, что сила, значение и направление политики Москвы не зависели
от личности князя. В. В. был человек характера слабого и злого, никогда
не обнаруживал ни политических, ни военных талантов, после отца остался
десяти лет, и, следовательно, лет десять не мог сам управлять, в 16 лет
был слепцом. При всем том сила и значение Москвы, в его
тридцатидвухлетнее княжение, в продолжение которого он 26 лет не мог
править то по молодости, то по слепоте, не только не умалились, но еще
возросли. - Этот многознаменательный факт показывает, что усиление
Москвы находило сочувствие массы населения во всех княжествах, давно
благодаря церкви чаявшего единства Русской земли.
Кроме того, и Московское княжество сложилось крепко, благодаря
дружному содействию трех элементов - князя, дружины и духовенства, между
которыми в ту пору принципиального разлада еще не существовало. Когда
первый был слаб, остальные два действовали с удвоенною силою. Самое
начало княжения В. В. было весьма печально: зараза возобновилась, масса
людей умирала от язвы (род чумы), а в 1430 г. была страшная засуха;
земля (т.е. торф в болотах) и леса горели, воды в источниках и колодах
иссохли, звери и птицы гибли в лесах, рыба - в воде; голод присоединился
к язве, которая возобновилась в 1442 и 1448 гг. В тоже время и в
семействе Калиты открылась небывалая усобица. Дядя В. В., Юрий
Дмитриевич, князь Галича костромского, не хотел признать племянника
старшим великим князем и сам заявил притязание на великое княжение, но
встретил сильный отпор со стороны духовенства и бояр. Митрополит Фотий,
если не сам по себе, то под влиянием общего голоса духовенства, не
решился нарушить установившийся порядок передачи престола от отца к
сыну, а московским боярам совсем нежелательно было возобновлением
старины уступить первенство галицким боярам. Фотий сам ездил в Галич
уговаривать Юрия смириться, грозя ему не одним духовным оружием. Когда
князь Юрий, собрав чернь из города и окрестных сел, расставил ее по
горе, чтобы показать силу и многолюдство Галицкого княжества, Фотий ему
сказал: "сын мой, князь Юрий, не видывал я никогда столько народа в
овечьей шерсти", т.е. - люди в сермягах плохие ратники, после разных
колебаний Юрий, в 1428 г., смирился, признал себя младшим братом
племянника и обязывался не искать великого княжения под В. В 1431 году
произошел, однако, между дядей и племянником разрыв. Соловьев
приписывает перемену отношений между дядей и племянником смерти Витовта,
который умер в 1430 г. и который, конечно, не дал бы в обиду своего
внука. Свояк и побратим князя Юрия, Свидригайло, заступил место Витовта
в Литве, и с этой стороны Юрий считал себя обеспеченным; но, зная, что
большинство московского боярства и духовенства против него, не решался
действовать собственными силами и всячески искал опоры в Орде, где и
приобрел сильного покровителя в лице мурзы Тегина. Но за Василия
Васильевича хлопотал его боярин, Иван Дмитриевич Всеволожский, человек
хитрый, ловкий. Соловьев называет его достойным преемником тех
московских бояр, которые при отце и деде и прадеде В. В. умели удержать
за Москвою первенство и создать ее могущество. Всеволожский, как истый
московский боярин, коротко знал ордынские порядки и отношения; он сумел
возбудить зависть в остальных мурзах, напугать их близким союзом Юрия с
Свидригайлом и выиграл дело; В. В. получил ярлык на великокняжение. Юрий
должен был на время скрыть досаду неудачи и ожидать благоприятной минуты
для достижения своей цели. Минута эта вскоре настала: боярин
Всеволожский поссорился с велик, князем. В. В. обещал Всеволожскому
жениться на его дочери, по не сдержал слова и, по воле матери, женился
на Марье Ярославне, внучке Владимира Андреевича. Всеволожский вспомнил
старину боярскую, т.е. право бояр, оставив князя, отъехать на службу к
другому князю, и отъехал к Юрию, которым принят был радушно. В то же
время в Москве сыновья Юрия потерпели посрамление. Дело было на свадьбе
вел. князя и вышло изза пояса, который от Димитрия Суздальского, в
приданое за дочерью, перешел к Димитрию Донскому. На свадьбе тысяцкий
Вельяминов подменил этот пояс и отдал сыну своему, Николаю, за которым
была другая дочь Димитрия Суздальского. От Вельяминовых пояс перешел,
тоже в приданое, в род князя Владимира Андреевича, а потом к сыну Юрия,
к Василию Косому, в приданое за его женою. Софья Витовтовна, узнав на
свадьбе, какой был на Косом пояс, при всех сорвала его с Косого.
Юрьевичи тотчас выехали из Москвы. Юрий, быстро собрав силы, напал на
Москву и выгнал из нее В. В., а потом взял его в плен. Юрий,
провозгласив себя великим князем, дал племяннику в удел Коломну. Сюда к
В. В. стекались князья, бояре, воеводы, дворяне, слуги, откладываясь от
Юрия. Борьба возобновилась. Вскоре Юрий умер; сыновья его, Димитрий
Шемяка и Димитрий Красный, помирились с В. В., но Василий Косой упорно
продолжал борьбу и, захваченный в 1434 г. в плен, был ослеплен по
повелению великого князя. Братья Косого не могли тотчас после его
ослепления отмстить великому князю. Самый энергичный из них, Димитрий
Шемяка, ждал, однако, только удобного случая, чтобы возобновить борьбу с
надеждою на успех - и дождался, благодаря неудаче В. В. в походе против
казанских татар. Около 1439 г. хан Улу-Махмет был изгнан из Золотой орды
братом своим и засел в Казани, откуда он и его сыновья не переставали
делать набеги на рязанские и нижегородские земли. В 1445 г. В. В.
выступил против Улу-Махмета, был разбит близ Суздаля и взят в плен. Хан
отпустил В. В. за большой выкуп и с ним целые отряды татар, которые
вступили на службу вел. князя. Вследствие этого в рядах московского
боярства возникли смуты и несогласия, чем и воспользовался Димитрий
Шемяка. Он нашел себе поддержку в князе Иване Можайском. В 1446 г.
союзники захватили В. В. в Троицком монастыре, привезли его в Москву и
ослепили. В. В. сослан был в Углич, мать его - в Чухлому. Малолетние
сыновья Василия, Иван и Юрий, бывшие у Троицы с отцом, спасены князем
Ряполовским, который укрыл их сначала в селе своем Боярове, а потом
заперся с ними в Муроме. Приверженцы В. В. бежали в Литву; во главе их
стояли: потомок Владимира Андреевича, князь Василий Ярославич; и князь
Оболенский. Первого с честью приняли в Литве и дали в кормление Брянск,
Гомель, Стародуб, Мстиславль и другие города, Федор Басенок, боярин В.
В., наотрез объявил, что не хочет служить Шемяке; его заковали, но он
успел освободиться и также бежал в Литву. Шемяка, при посредстве Ионы,
епископа рязанского, нареченного митрополита, заставил Ряполовского
отдать детей Василия Темного, как стали звать В. В. после ослепления,
поклявшись пожаловать их волостями и выпустить на свободу их отца, но не
сдержал слова и заточил их в Угличе вместе с В. В. Тогда князья
Ряполовские, Стрига Оболенский, бояре Ощера с братом Бобром, Драница,
Филимонов, Русалка, Руно стали собирать дружины; одни двинулись к
Угличу, другие в Литву, где соединились с бежавшими туда ранее
приверженцами Василия. Шемяка созвал бояр на совет, что делать с
Василием? Иона упрекал Шемяку, что он ввел его в срам, и просил снять с
него грех, выпустить Василия и его сыновей. Шемяка послушался, взяв с
Василия проклятые грамоты не искать великого княжения, т. е. В. заранее
признавал себя проклятым, если поднимет руки на Шемяку. В. получил в
удел Вологду; но едва приехал туда, как к нему стали собираться его
приверженцы, а Трифон, игумен Кириллова Белозерского монастыря, снял с
В. клятву. В. соединился с вел. князем тверским Борисом Александровичем,
малолетнюю дочь которого помолвил со своим семилетним сыном Иваном, и с
тверскими отрядами двинулся к Москве; на пути к нему присоединились его
литовские доброжелатели и сыновья Улу-Махмета. Татары объявили, что
пришли на помощь к вел. князю Василию, отблагодарить его за прежнее
добро и за хлеб. Участие татар в восстановлении В. на Престол весьма
замечательно, если принять в соображение, что некоторые из его
приверженцев, напр. боярин Ощера, и после оставались горячими
приверженцами татар, да и самому В. при ослеплении ставили в вину, что
он наводил татар на Русскую землю и жаловал их больше русских. Шемяка
бежал, признал В. великим князем и, в свою очередь, дал на себя
проклятые грамоты; но искреннего мира между ними быть не могло. В 1449
г. Шемяка осадил Кострому, но был отражен боярином Федором Басенком. В
1450 г. Шемяка был разбит под Галичем и бежал в Новгород. Галич занят
был великим князем. Но Шемяка не прекращал борьбы и после потери Галича.
Тогда В. и его приверженцы прибегли к гнусному злодеянию. В 1453 г. в
Новгород прибыл дьяк Степан Бородатый; он склонил на свою сторону
Котова; Шемякина боярина, и Котов подговорил повара Шемяки отравить
последнего. Шемяка умер, поев курицы, пропитанной ядом. Подьячий,
привезший В. известие о смерти Шемяки, пожалован был в дьяки. Иван, сын
Шемяки, и Иван, князь Можайский, друг Шемяки, бежали в Литву. Не лучше
была судьба и семейства Василия Ярославича Серпуховского, который за
некую крамолу - какую не известно - схвачен в заточен в Угличе, а потом
переведен в Вологду, Семейство его бежало в Литву.
Независимости Новгорода Великого при Василии Темном угрожала
окончательная гибель. Василий Васильевич и его бояре, мстя за прием,
оказанный Шемяке, выступили против Новгорода с войском; воеводы, князь
Стрига Оболенский и Федор Басенок, разбили новгородцев под Русою.
Новгород обязался платить великому князю черный бор в своих волостях и
судные пени; кроме того, Новгород отменил вечные (вечевые) грамоты и
обязался писать грамоты от имени великого князя московского. Смирение
Новгорода понятно: ему со всех сторон угрожали враги, а ливонский
магистр, в 1442 г., готовился поднять на Новгород еще и скандинавские
земли. Псков во всем повиновался великому князю. Иван Федорович, великий
князь рязанский, сначала искал помощи у великого князя литовского, а
потом, умирая, отдал сына своего, Василия, на руки великого князя
Московского. В. В. взял малолетнего рязанского князя в Москву, а в
рязанские города послал наместников.
В княжение Василия Темного положен был конец зависимости Русской
церкви от константинопольского патриарха: митрополит, грек Исидор,
подписавший флорентийскую унию, должен был бежать из Москвы, вследствие
чего собор русских епископов, без согласия патриарха, нарек, в 1448 г.,
в московские митрополиты рязанского архиепископа Иону. В княжение В. В.
возобновлен был город Казань и основано было Царство Казанское
упомянутым выше Улу-Махметом. Ко времени этого княжения относится и
возникновение Крымского ханства.
Е. Былов.
Василий Иоаннович (1505 - 1533). Спор о престолонаследии, который
возник в конце великокняжения Иоанна III и в котором бояре, из ненависти
к супруге Иоанна III и матери В. I., Софии Фоминишне Палеолог, держали
сторону Димитрия Иоанновича, отразился на всем времени великокняжения В.
I. Он правил посредством дьяков и людей, не выдававшихся знатностью и
древностью рода. При таком порядке он находил сильную опору в
влиятельном Волоколамском монастыре, монахи которого назывались
иосифлянами, по имени Иосифа Волоцкого, основателя этого монастыря,
большого приверженца Софии Фоминишны, в которой он находил опору в
борьбе с ересью жидовствующих. К старинным и знатным боярским родам В.
относился холодно и недоверчиво, с боярами советовался только для виду,
и то редко. Самым близким человеком к В. и его советником был дворецкий
Шигона-Поджогин, из тверских бояр, с которым он решал дела, запершись
вдвоем. Кроме Шигоны-Поджогина советниками В. были человек пять дьяков;
они же были и исполнителями его воли. С дьяками и с незнатными своими
приближенными В. обращался грубо и жестоко. Дьяка Далматова за отказ
ехать в посольство В. I. лишил имения и сослал в заточение; когда
БерсеньБеклемишев, из нижегородских бояр, позволил себе противоречить B.
I., последний прогнал его, сказав; "Ступай, смерд, прочь, не надобен ты
мне". Вздумал этот Берсень жаловаться на в. князя и на перемены,
которые, по мнению Берсеня, произвела мать в. князя - и ему отрезали
язык. В. I. действовал самовластно, вследствие личного характера,
холодно-жестокого, и крайне расчетливого. Относительно старого
московского боярства и знатных родов от племени св. Владимира и Гедимина
он был крайне сдержан, ни один знатный боярин не был при нем казнен;
бояре и князья, вступившие в ряды московского боярства, то и дело
вспоминали старину и старинное право дружины отъезда. В. брал с них
записи, клятвенные грамоты в Литву на службу не отъезжать; между прочим
князь В. В. Шуйский дал такую запись: "от своего государя и от его детей
из их земли в Литву, также к его братьям и никуда не отъехать до самой
смерти". Такие же записи дали князья Бельские, Воротынские,
Мстиславские. При В. I. только одного князя В. В. Холмского постигла
опала. Дело его неизвестно и только отрывочные факты, дошедшие до нас,
бросают на него некоторый слабый свет. При Иоанне III с Василия
Холмского взята была клятвенная грамота не отъезжать в Литву на службу.
Это не помешало ему при В. занять первое место в ряду бояр и жениться на
сестре в. князя. За что постигает его опала - неизвестно; но занятие его
места князем Данилой Васильевичем Щеня-Патрикеевым и нередкая смена на
этом месте княжат от племени св. Владимира княжатами из роду Гедимина,
дают повод думать о разладе в среде самого боярства, К отношениям В. I.
к знатному боярству вполне приложимы слова проф. Ключевского, что в.
князь в полковых росписях не мог назначить верного Хабара Симского
вместо неблагонадежного Горбатого-Шуйского ("Боярская Дума", стр. 261),
т.е. не мог столкнуть с первых рядов известные фамилии и должен был
подчиняться порядку, с которым вступил в борьбу его сын. К
родственникам, при малейшем столкновении, он относился с обычной
суровостью и беспощадностью московских князей, на которую так жаловался
противник сына В., князь Андрей Курбский, называя "издавна
кровопийственным" род Калиты. Соперник В. в престолонаследии, его
племянник Димитрий Иоаннович, умер в заключении, в нужде. Братья В.
ненавидели людей, окружавших В., следовательно и установившийся порядок
- а между тем, по бездетности В., эти братья должны были ему
наследовать, именно брат его Юрий. Близкие к Василию люди должны были
опасаться при Юрии потери не только влияния, но даже жизни. Поэтому, они
с радостью встретили намерение Василия развестись с бесплодною супругою,
Соломонией из рода Сабуровых. Может быть, этими близкими людьми внушена
была и самая мысль о разводе. Митрополит Варлаам, не одобрявший мысли о
разводе, был удален и замещен игуменом Волоколамского монастыря