<< Пред. стр. 454 (из 1179) След. >>
соответствуют современной нам форме книги. В восточной империи былиособые мастерские для его обработки, и писцы получали его совсем
готовым; на Западе они большей частью сами обделывали его: бритвой
снимали жир и пятна, пемзой очищали волосы и жилы, выглаживали и
разлиновывали особ. ножем. Писали крупно, четко и красиво; в отделке
заглавных букв доходили до необыкновенной роскоши. Иногда (с III по VII
в.) пергамент окрашивали в красную или др. краску и всю рукопись писали
разведенным серебром, а заглавные буквы золотом. Понятно, что К. в то
время были страшно дороги: за красиво написанный и разрисованный
молитвослов или псалтырь уступали иногда целые имения; бывали случаи,
что в целом христианском городе не оказывалось ни одной книги. В
мусульманском мире книжное дело стояло в это время очень высоко: в
Испании насчитывали 70 общественных библиотек, и в кордовской библютеке
было, говорят, до 400000 томов. В Европе К. стали и дешевле, и чаще,
когда стало распространяться употребление пергамента, тем более, что с
этим совпал сильный подъем умственной жизни после крестовых походов, а
также развитие университетов. В XIII в. при университетах был особый вид
должностных лиц, так наз. stationarii; они давали студентам списывать
учебники, брали К. на коммиссию от ростовщиков-евреев, которые сами не
имели права торговать книгами, и от уезжавших студентов; эти stationarii
были, таким образом, первыми книгопродавцами в новой Европе. В начале
XIV в. в Париже книгопродавцы в собственном смысле уже отделились от
стационариев; но и они приносили присягу университету и были подчинены
его ведению. Были также и присяжные продавцы писчих материалов. В конце
XIV и нач.XV в. в "латинском квартале" целые дома и переулки были
заселены переписчиками, каллиграфами, переплетчиками, миниатюристами
(иначе, иллюминаторами), пергаментщиками, продавцами бумаги и пр. В
Лондоне переписчики (text-writers) в 1403 г. соединились в особый цех,
то же местами было и в Голландии. В Италии в XV в. были книгопродавцы,
содержавшие при своем магазине массу писцов, след. способные издавать
книги и до книгопечатания. В это время во всех больших городах Европы
были уже общественные библиотеки, из которых иные К. выдавались на дом
(libri vagautes); Другие, особенно ценные и объемистые, прикреплялись к
письменным столикам железными цепями; почти везде были книгопродавцы и
общества переписчиков, старавшиеся удовлетворить не только богатых
любителей, но и людей среднего состояния молитвенниками, К.
поучительными и даже забавными.
На Русь К. пришла, вместе с христианством, из Византии, в лучшее
время специально-византийской культуры; но эта культура усваивается
нашими предками далеко не во всем ее объеме. К., напр., принимаются
исключительно богослужебные и благочестиво-назидательные; дело книжного
просвещения ведется духовенством и весьма немногими любителями из
высокопоставленных лиц. По словам Кирилла Туровского, светские люди
говорили: "Жену имам и дети кормлю... не наше есть дело почитание
книжное, но чернеческое". Если мирской человек и принимался читать или
даже списывать книги, он делал это не для удовольствия и даже не для
поучения, а для спасения души. Книжное дело сосредотачивалось
исключительно в монастырях: известна прекрасная картинка из жития
Феодосия Печерского, как он волну плел для переплета в то время и в той
комнате, где Иларион списывал книги, а старец Никон переплетал их.
Монахи писали только с дозволения игумена, и потому К. или даже всякая
отдельная статья начинается с формулы: благослови, отче. Писали на
харатье (пергаменте, от chartia), на больших листах, большей частью в
два столбца, крупными и прямыми буквами - уставом (который постепенно
переходил через полуустав в неразборчивую скоропись XVII в.); заглавные
буквы и заставки разрисовывали красками и золотом. Одну книгу писали
многие месяцы и в послесловии часто выражали сердечную радость, что
трудный подвиг окончен счастливо. Нашествие монголов остановило развитие
книжного дела на Ю, а как трудно было заниматься им на С, ясно
свидетельствует житие Сергия Радонежского, который, не имея ни харатьи,
ни бумаги, писал на бересте. Только в Новгороде были досуг и средства; о
Моисее, архиепископе новгородском (1353 - 1362), летопись говорит:многи
писцы изыскав и книгы многы исписав. С XV века книгописание
распространяется по всей средней России:являются писцы и даже литераторы
профессиональные, "питавшиеся от трудов своих"; каллиграфия иногда
доходит до высокой степени совершенства; появляются хитрые измышления,
вроде тайнописания (криптографии) и пр. В XVI в. и у нас начинается
городской период в истории К.: Стоглав упоминает о городских писцах,
деятельность которых он желает подвергнуть надзору. Самый выдающийся
деятель в истории русской К. этой эпохи - митр. Макарий.Изобретение
книгопечатания значительно понизило ценность рукописей, но не сразу
убило их производство: первопечатные К. представляли собой копию с
современных рукописей;тем не менее, иные богатые книголюбцы все еще
отдавали предпочтение лучшими мастерами писанным рукописям перед
произведенными фабричным способом печатными К.: но борьба каллиграфов
XVI в. с печатным станком была безнадежна и непродолжительна. Только в
России среди старообрядцев рукопись соперничает с К. до XIX в. Уже в XVI
в. удешевленная К. начинает служить интересам дня и заметно
демократизируется: она становится доступной и интересной не только для
людей серьезно образованных, но и для массы; она проникает и в женскую
половину купеческого или небогатого помещичьего дома, и даже в
деревенские трактиры; она столь же часто служит для забавы, как и для
назидания. В XVII в., вследствие усовершенствований в типографском деле,
книжное производство прогрессирует в количестве, дешевизне и красоте; в
соответствие духу времени - по выражению Бушо, остроумно сопоставляющего
наружность и содержание книги с политической и культурной историей (Н.
Воuchot: "Le livre, l'ilustration, la reliure", Париж, 1886), - она
"надевает парик, украшается колоннами и пилястрами, становится
надуто-грандиозной и вся расплывается в аллегории и условности". По
особенному свойству науки XVII в., работавшей не для публики, а для
немногих избранных, именно в этом столетии выходят в большом количестве
многотомные фолианты, поглощавшие десятки лет жизни авторов и
составленные с поразительной ученостью и тщательностью (Дюканжа,
Ламбеция, Болланда и пр.). В этом же и следующем столетии появляются в
большом количестве ученые и литературные журналы . XVIII в., век
просвещения, по преимуществу, вознес книгу на небывалую высоту;
достаточно назвать Вольтера, чтобы дать понять, какую силу имела тогда
умно написанная книжка. Знаменитая "Энциклопедия" Дидро наглядно
показывает, что и толстые, дорогие К. в то время стали предназначаться
для массы образованных людей, для среднего сословия. XVIII век - время
зарождения и развития русской печатной книги; при Петре зародилась она,
при Екатерине II получила силу и распространение (в промежутке прогресс
совершался очень медленно, да и в первые годы царствования Екатерины
наиболее популярные сатирические журналы расходились в 200 - 300 экз.).
С 80-х годов издаются целые библиотеки классиков и переводных романов;
выходят сотнями собственные подражания последним; даже мистические книги
масонов выходят несколькими изданиями. Русские люди приучились читать и
даже покупать книги; с особой пользой потрудился для этого Н. И.
Новиков.Тогда же у нас начинают заботиться и о внешней красоте книги:
даже многие казенные издания, даже уставы украшаются изящными
виньетками. В первой четверти XIX в. в истории развития книги замечаются
два явления огромной важности. Хорошая книга стала обогащать автора -
обогащать не посредством подарков и пенсий от богачей или правительства,
но посредством покупателей, публики; знаменитые писатели становятся
богачами, и литературный труд, при благоприятных условиях, даже
заурядному работнику дает средства к безбедному существованию.С другой
стороны, предприимчивые издатели (один из первых - Констебль в Англии)
задаются высокополезной задачей удешевить хорошую книгу до такой
степени, чтобы всякий сколько-нибудь достаточный человек мог, без
больших затрат, составить себе целую библиотеку. Первое явление в
передовых странах Европы к середине столетия становится общим: не только
авторы, подлаживающиеся ко вкусам публики (напр., Дюма-отец), но и
большинство талантливых писателей совершенно независимых (напр., Виктор
Гюго)могут хорошо жить доходами от продажи своих книг; вместе с этим они
становятся и крупной политической силой. Крайнее удешевление хорошей
книги (за исключением особых случаев: изданий Нового Звета, полного
Шекспира в 1 шиллинг) становится возможным только в З-ей четверти
столетия, зато теперь идет вперед быстрыми шагами:благодаря таким
издателям, как Реклам ("Universal Bibliothek") в Германии, Сонцоньо в
Италии и пр., теперь за десятки рублей можно собрать библиотеку
классиков всех времен и народов, которая в начале столетия стоила
тысячи. Специально для народа красиво и правильно издаются целые
библиотечки полезных К. по такой цене, которая своей дешевизной убивает
плохие лубочные издания. В Германии, а за ней и повсеместно, в последние
годы даже роскошные, красиво иллюстрированные К. так удешевляются, что
не составляют редкости на полке учителя начальной школы. 70 лет назад
Греция получала из Франции и бумагу, и шрифт для правительственных
изданий и учебников; теперь в ней ежегодно выходят тысячи названий К., и
в том числе много баснословно дешевых изданий для народа и бедняков. И в
России, уже с первых 10-летий XIX в., в книжном деле замечается
значительный прогресс: первые томы истории Карамзина, выпущенные в 1818
г., разошлись в несколько недель; плохой, ныне забытый роман Булгарина
"Иван Выжигин", вышедший в 1829 г., доставил автору деньги, по тому
времени, огромные; появляются предприимчивые издатели, искренно любящие
свое дело, вроде Смирдина. С начала царствования Александра II и у нас
К. становится крупной общественной силой. В последнюю четверть века и у
нас являются дешевые библиотеки для среднего класса, уже не разоряющие
предпринимателей, как прежде; и у нас издаются отечественные классики по
такой цене, которая делает их доступными и для бедных людей;что же
касается до наших народных, копеечных изданий, предпринимаемых с
полублаготворительной целью комитетами грамотности и др. общественными
учреждениями, а также и некоторыми частными фирмами, то по строгому
выбору содержания, дешевизне и изяществу они могут поспорить с немецкими
и английскими. Но в общем книжное, книгопродавческое и типографское дело
в России, сравнительно с ее западными соседями, находится еще в очень
неудовлетворительном состоянии.По истории К. см. Arnett, "An inquiry
into the nature and form of the Books of the Ancients" (Л., 1637); W.
Wattenbach, "Das Schrift wesen im Mittelalter" (Лпц., 1871); V.
Gardthausen, "Griechische Palaeographie" (1879); E. Egger, "Histoire du
livre" ("Bibl: d'edacation et derecreation"); H. Bouchot, "Le livre,
l'illustration, la reliuie" (Пар., 1886); Aug. Mulinier, "Les manuscrits
et les miniatures" (1892, "Bibl. des Merveilles"). Для славянской
рукописной К. лучший материал у Востокова, в "Описании ркп. Рум. музея"
и у Срезневского, "Славяно-русская палеография" ("Журн. Мин. Нар.
Просв.", ССХIII, отд. II). Для старопечатной, петровской и
послепетровской К. материал у Каратаева, Сопикова, Пекарского ("Наука и
лит. при Петре") и др. Ср. А. Кирпичников, "Очерк истории книги" (СПб.,
1888): О. Булгаков, "Иллюстрированная история книгопечатания"(т. 1,
СПб., 1889).
А. Кирпичников.
Кносс (KnwssoV или KnwsoV, у римлян Gnossus, развалины близ нын.
Макротиха) - древний город на о-ве Крите, на сев. берегу, в 4 километрах
от моря, в древности с двумя гаванями. Главный город о-ва в
доисторические времена царя Миноса. В его окрестностях находился
лабиринт Дедала, где был заключен Минотавр. Средоточие культа критского
Зевса. Родина Эпименида. Город был взят в 68 г., во время войны с
морскими разбойниками, Метеллом Критским и обращен в римскую колонию.
Ср. Hoeck, "Кretа"(Геттинген, 1823 - 29);Pashley, "Travels in Crete"
(Л., 1837); Kiepert, "Lehrbuch der alten Geographie" (Б" 1878); Lolling,
"Hellenische Landeskunde und Topographie" (Нёрдлинген, 1837). Князь
(лат. princeps, откуда итал. il principe, франц. и англ. prince;
сходного значения немец. Furst, датское fyrste, голл. vorst, шведск,
furste, восходящиe к древневерхненемецк. furisto=aнгл. the first,
"первый"). - Со времен римской империи титул princeps, иногда с
определениями (princeps senatus princeps inventutis), стал применяться к
наиболее высокопоставленным в империи лицам, в том числе к императору и
его наследникам. Позже это слово стало вообще ходячим атрибутом лиц,
одаренных властью и почетом; римские авторы прилагают его к племенным
начальникам народов, с которыми им приходилось встречаться. Тацит
называет этим именем выборных вождей германцев, происходивших
обыкновенно из знатнейших родов. От этих первых германских К. ведут свое
происхождение дворянские и княжеские роды, появляющиеся во франкском
государстве наряду со служилой знатью - графами. В течение XI в., мало
по малу, название К. сделалось общеупотребительным для обозначения всех
членов высшей имперской аристократии; сюда относились герцоги,
маркграфы, пфальцграфы, ландграфы, бургграфы и графы, равно как и
архиепископы, епископы и аббаты имперских аббатств. К концу XII в.
развилось так наз. младшее имперское княжеское сословие, к которому
принадлежал лишь более тесный круг знатных семей. Оно имело характер
замкнутый, что сказалось, между прочим, в формальных возведениях в
княжеское достоинство. На имперских сеймах К. имели личный голос и
сидели на княжеской скамье; они делились на духовных К. (епископов и
аббатов), которые лишь путем избрания получали свое достоинство, и
светских К, права которых приобретались рождением. К привилегиям их
принадлежало особое судопроизводство, между прочим, в особых третейских
судах (Austragalgerichte), от которых можно было апеллировать в один из
обоих высших имперских судов. Из круга К. в XIII в. выделились
курфюрсты, вследствиe чего К. со второго места в государстве опустились
на третье. Светские княжеские дома позже разделились на старые и новые,
под первыми разумелись те, которые до аугсбургского сейма 1682 г. имели
место и голос на княжеской скамье, под новыми - роды лишь позже
получившие от императора княжеское достоинство. Последние не считались
равными по происхождению (ebenbtirtig) первым; но эта разница потеряла
свое значение с отменой старинной имперской конституции. В настоящее
время К. является титулом тех территориальных владетелей, которые, по
своему значению, следуют тотчас же после герцогов. Независимо от К. с
действительными суверенными правами, рано появились княжеские титулы, не
соединенные с правами над какой-либо территорией; назначение их было
одной из прерогатив императора, но оно само по себе не давало им еще
всех прав остальных К. Поэтому делалось различие между К., имевшими
место и голос в сейме, и теми, которые не имели этих прерогатив. С
распадением священноримской империи стушевалось и это различие, так как
имевшие голос в имперском сейме К. были, большей частью, медиатизированы
и потеряли свои территориальные владения. Суверенных князей в настоящее
время очень немного: К. шварцбургские и рейсские, К. Липпе и Вальдека, к
которым вне Германии присоединяются еще К. лихтенштейнский и монакский.
К ним приближаются по значению К. гогенцоллернские, уступившие свои
владетельные права Пруссии, но пользующиеся почетными правами членов
королевского прусского дома. На Балканском полуо-ве до последней
русскотурецкой войны были К. в Румынии, Сербии и Черногории; в настоящее
время титул К. принадлежит здесь лишь владетелю черногорскому и
вассальному К. болгарскому. Медиатизированных К., т. е. таких, которые
прежде владели самостоятельно частью священно-римской империи, но с 1806
г. сделались простыми подданными, довольно много. Все они de jure
считаются равноправными с суверенными домами. Из них наиболее известны:
чешский род Гаррах, франконск. Гогенлоэ, австр. Виндишгрец и Меттерних
Виннебург, баварские Эттинген и Зальм (2 линии), прирейнский Шенборн,
шведский Стадион и др. В ином положении находятся роды тех лиц, которые
после 1815 г. получили титул К. от кого-либо из немецких суверенных
государей. Эти роды принимаются в высшее дворянство государства, где дан
им титул, но не входят в состав германского высшего дворянства и не
получают всех его прав и привилегий, не считаются равными ему по
происхождению. Княжеский титул часто переходит в них не на все
потомство, а лишь на старших сыновей, которым достаются майоратные
имущества; младшие сыновья, в таком случае, получают титул графов.
Такими К. за отличия были сделаны Гарденберг, Блюхер и, в последнее
время, Бисмарк. В странах романских титул К. обозначается словом
"prince", передаваемым на русский яз. или словом "принц", или К. Первое
слово в русском языке имеет особое значение и применяется, как и в
немецком, для обозначения младших членов суверенной семьи, "принцев
крови". Самое слово "принц" для означения царствующих лиц почти не
применялось в средние века и стало встречаться лишь позже; старинные
итальянские principi и валлийские принцы, равно как и гораздо более
новые принцы оранские - это почти единственные примеры, известные нам в
истории. В Англии титул К. отсутствует, и слово "prince" имеет значение
лишь "принца крови" или "государя" вообще. Во Франции многие из
герцогских родов старой монархии имели в числе низших своих титулов и
название К., например, герцог Ларошфуко был одновременно К. Марсильяком,
герц. Грамон - К. Бидаш. Другие французские К. являются родоначальниками
младших линий герцогских домов: К. Леон и де Субиз - в роде Роганов, К.
Тенгри и де Робекк - в семье Монморанси. Когда Наполеон основал империю
и ввел снова во Франции титулы, К. (princes) были провозглашены первым,
герцоги - вторым разрядом нового дворянства. Княжеское достоинство
получили: Тайлеран, К. Беневентский; Бернадотт, К. Понте-Корво; Бертье,
К. Ваграмский; Даву, К. Экмюльский; Массена, К. Эсслингский, и Ней, К.
de la Moskowa. В Италии, Бельгии и Голландии К. в среде дворян стоят
ниже герцогов. В Испании и Португалии этот титул никому не дается, кроме
принцев крови; единственное исключение - известный К. Мира, Годой.
Списки медиатизированных К. печатаются во 2-м, а главнейших иных княж.
родов - в З-м отделе ежегодно выходящего "Almanach de Gotha". См.
Hullmaua, "Geschichte des Ursprungs der deutschen Furstenwurde" (Бонн,
1842); Ficker, "Vom Reichsfurstenstand" (Иннсбрук, 1861); Schulze, "Die
Hausgesetze der regieren den deutschen Furstenhauser" (Иена, 1862 -
1883).
Л.
Князь у славян (кроме русских), как представитель верховной власти,
назывался жупаном (у сербов "великий жупан"), владыкой, воеводой,
господарем, чаще всего К. ( = kunings), в лат. памятниках dux, judex,
princepsterrae; впоследствии, по примеру визант. императоров и франк,
королей, слав. К. стали назыв. цесарь или царь, краль. Мы имеем много
несомненных известий о существовании княж. власти у всех славянских
племен в древнейший период их истории, но о происхождении, объеме и
значении этой власти нельзя сказать ничего определенного. Можно лишь
предположить, на основании этимологии слова "жупан" и позднейшего
характера княжеской власти, что она произошла из власти родового
старейшины. Первоначально, вероятно, княжеская власть была религиозной:
К. был представителем своего племени перед божеством (ср. известия
Козьмы Пражского о Кроке, Гельмольда о Бодричах; у поляков на
религиозный характер княжеской власти указывает сходство слов ksiadz и
ksiaze). С религиозным авторитетом К. соединена и судебная его власть
(ср. Любуша, Крок у Козьмы Пражского; предания Гельмольда о Ваграх,
Галла о Болеславе; у хорватов и других южных славян К. назыв. judices).
К. был также и военачальником (dux, воевода). Кроме этих трех основных
элементов древней княжеской власти, ей принадлежало право
представительства во внешних сношениях племени, участие в управлении.
Власть К. в то время не была бесконтрольна: с ним и над ним действует
власть совета старейшин (сенат, дума) и народа (вече); последний даже
волен прогнать нелюбого князя (ср. особенно у лютичей, чехов). В таком
первоначальном неразвитом состоянии княжеская власть осталась лишь у