<< Пред. стр. 468 (из 1179) След. >>
Список литературы по разделу
побежденным и неравным по положению противником. Сопровождаемая иногда
присягой, она, по большей части, соединялась с рядом символических
действий, означавших подчинение (протягивание рук с просьбой о пощади,
откуда потом рукобитье), или с передачей символов подчинения, в виде
различных предметов, замененных затем понятием задатка (arrha) или
залога (pignus). Полную почти аналогию с этой sponsio представляет
древнейший германский формальный К. - fides facta, заключавшийся
поверганием на землю, в знак подчинения, или передачей в руки кредитора
палки или соломины (замена копья), или других знаков подчинения
(отрезанных волос, перчатки и других "фантов" или wadia). Подчинение
воле кредитора доходило до полного рабства, с правом жизни и смерти,
наступавшим в момент неисполнения договора и осуществлявшимся путем
торжественного "наложения рук" (manns injectio). В другой форме раннего
римского формального К.
- nexum - символизм, тожественный с употреблявшимся при манципации,
мог обозначать отвешивание занимаемых денег, но, может быть, обозначал
также и продажу себя в рабство за ссуженные деньги. Во всяком случае и
этот вид сохранил строгость взыскания, доходившую до права рассечь
должника на части в случае несостоятельности, не говоря уже о праве
обратить должника в раба. В позднейшей исторической стипуляции от
sponsio остается лишь произнесение слов "Spondes ne? Spondeo",
составлявших сущность К.; остальной ритуал исчезает, вместе с строгостью
ответственности, становящейся исключительно имущественной; еще позднее
дозволяется употреблять не только латинские слова, но и однозначащие
слова других языков. Тем не менее сохраняются две основные черты
формального К.: строгая односторонность возникавшего из него
обязательства и ограничение размера взыскания данным при заключении
обязательства обещанием, толковавшимся по точному смыслу произнесенных
слов, а. не по общему смыслу содержания договора или доброй совести.
Соединенный с этими качествами формальный. К. становится, мало помалу,
общей формой римского обязательства. Путем стипуляции можно было
обратить в юридически действительный договор всякое соглашение, не
только одностороннее, но и двустороннее. В виде стипуляции можно было не
только установить заем, проценты по займу, заключенному в другой форме
(nexum или mutuum), поручительство, неустойку, но и совершить новацию,
заключить куплюпродажу, наем и т. д. В последнем случае нужно было по
стипуляции с обеих сторон. Строгость договора, не дававшего простора
толкованию, делала, однако, его крайне неудобным для последнего рода
сделок, и они постепенно отливаются в другие формы К.
2) Реальный К. возникает из сделок личного доверия и
благорасположения. Его первоначальные виды: бесформенный заем (mutuum),
ссуда, поклажа и заклад, т. е. сделки по преимуществу дружеского
характера (при закладе (pignus) собственность на вещь переходила к
залогопринимателю; возврат обеспечивался только честным словом, Заклады,
поэтому, давались лицам, которым доверяли - друзьям и т. п.). Сообразно
с этим распределяются и обязанности сторон, его заключающих.
Обязательства дать деньги или вещи или принять их на хранение нет до
момента самой дачи или принятия; иначе говоря, обещания такой дачи или
принятия не обязательны. Заклад передачей вещи в распоряжение
(собственность) кредитора отдавал ее в его руки лишь на его совесть, и
только позднейшее развитие права дает личный иск на возвращение заклада
по уплате денег и уравнивает ответственность сторон. Лишь полная утрата
вещи поклажепринимателем давала, в раннем периоде, поклажедателю actio
furti, потом actio depositi directa. Создавая неравные отношения для
сторон, но будучи проникнуты bona fides, эти договоры все-таки более
соответствовали интересам должников, чем совершенно односторонний
формальный К. Отсюда позднейший рост реального К., охватившего до того
многочисленные виды договоров, что юристы отказались от их перечисления,
подведя их под группу "безымянных реальных К." (contr. reales
innominati), в противоположность вышеупомянутым прототипам их - именным
реальным К. (с. r. nominati). Do ut des, do ut facias, facio ut des и
facio ut facias - такова была их общая формула; все они оставались
договорами реального кредита. В этом их коренное отличие от позднейших
консенсуальных К.
3) Консенсуальный К. есть договор взаимного доверия и делового
личного кредита вместе. Его основами являются взаимность интересов
сторон и полное проведение начала доброй совести. Обмениваясь взаимными
обещаниями исполнить те или иные действия, одно взамен другого, каждая
сторона полагается на честность своего контрагента и основывает свои
расчеты на взаимном интересе в договоре. Основанием договора, поэтому,
является здесь простое соглашение, а не предварительное исполнение
договора одною из сторон, как в реальном К., или строгая форма, как в
стипуляции. Сила К., однако, не в самых словах соглашения, а в его
внутреннем содержании - в соответствии эквивалентов, обмениваемых
сторонами и оцениваемых по началам доброй совести. Консенсуальный К.
поэтому, всегда двусторонний договор и по существу договор взаимный, т.
е. такой, исполнения которого можно требовать лишь тогда, когда со
стороны требующего исполнены его обязанности или существует готовность к
их исполнению. Только вследствие ранней привычки римлян облекать этот К.
в две стипуляции получилась та римская теория его, которая изложена в
ст. Двусторонний договор. Двусторонность и взаимность создают
юридическое равенство сторон, его заключивших, т. е. равенство
ответственности и ее оснований. В историческом развитии консенсуальный
К. является, поэтому, выражением вполне развитого и свободного строя
гражданского общества, построенного на обширном гражданском оборота и, в
противоположность реальному К., на прочном личном кредите. В римском
классическом праве он является новостью и, поэтому, не получает полного
развития. В современном праве консенсуальный К., наоборот -
господствующий тип договора, окончательно вытесняющий реальный К. Теперь
заем, ссуда и другие виды реального К. заключаются простым соглашением;
обещание действительно, а полное проникновение началом доброй совести и
двусторонности уравнивает и здесь положение сторон. Новейшие
законодательства стремятся, напр., повысить ответственность ссудодателя,
поклажепринимателя и т. д. Господство консенсуального К. не ведет,
однако, к полной действительности всякого соглашения в современном
праве. Наличность определенного содержания и взаимности интересов в
теперь является основным требованием консенсуального К., его основанием.
Сделки абстрактные, т. е. отрешенные от этого основания, и теперь
защищаются, по большей части, лишь как договоры формальные.
4) Литеральный К. является особенностью римской системы обязательств
и в других не встречается, тогда как три вышеописанные виды
констатируются наукой в историческом развитии национального права
Германии, Франции и Англии. Литерального К. не знает уже Юстинианово
законодательство. Он относится римскими источниками к довольно раннему
времени. Основой его является обычай ведения домашних приходорасходных
книг в Риме. Запись в такой книге о выдаче другому лицу определенной
суммы денег, по тому или иному поводу или основанию (какойнибудь старый
договор), давала право на требование ее возвращения, независимо от
основания долга. Долг по литеральному К. есть, поэтому, всегда долг по
новации какого-либо старого обязательства. Запись носила название
transcriptio или nomen transcriptitium и имела форму expensilatio (т. е.
помещалась в отделе издержек). Ей соответствовала обыкновенно запись в
книгах должника в форме аccерtilatio (отд. получений), хотя она не
требовалась для действительности обязательства: достаточно было внесения
в книгу кредитора. Некоторые писатели думают, что необходимо было для
действительности обязательства еще извещение должника и удостоверение с
его стороны о правильности записи. По существу литеральный К. был видом
формального К., строго односторонним, и рассматривался как К. stricti
juris. Остальные вопросы, касающиеся литерального К., по недостатку
известий спорны. Ср. Муромцев, "Гражданское право древнего Рима" (М.,
1883); Шулин, "Учебн. истории римск. права" (русский пер., М. 1893);
Cuq, "Institutions jaridiques des Romains".
В. Нечаев.
Контрапункт (ит. Contrapunto, неи. Contrapunkt, франц. Contrepoint) -
соединение нескольких мелодических самостоятельных голосов, отличающееся
полным благозвучием. Разница между гармонией и К. та, что в первой
голосоведение является следствием правильного чередования аккордов, а во
втором аккорды являются следствием совпадения нескольких самостоятельных
голосов. В гармонии на первом плане выбор аккордов, а на втором -
голосоведение, не особенно рельефное. В К. на первом плане рельефность,
самостоятельность голосоведения, а на втором - гармония. К.
предшествовали орган (в конце Х ст.), параллельный (сочетание голосов в
квартах, квинтах, октавах в прямом направлении), блуждающий (развился из
предыдущего, вследствие прибавления других интервалов), фо-бурдон
(сочетание голосов преимущественно в секстах и квартах). Одновременно с
последним развился дисканта, в котором видны попытки придать голосам
большую самостоятельность, сообщая им противоположное движение (XII
ст.). С развитием нотного письма явилось слово К. К нотам данной мелодии
(Cantus firmus) приписывались ноты другой мелодии; нота (punctus) одной
мелодии ставилась против ноты другой. Этот процесс сопоставления нот -
punctus contra punctam или нота (точка) против ноты (точки) - и получил
название К. Сперва развился строгий К., основанный на правильном
отношении всех мелодических голосов к мелодии баса. В таком К. все
голоса на сильных временах совпадают с басом в консонансах или в
приготовленных диссонансах (синкопа), имеющих правильное разрешение на
ступень вниз. На слабых временах допускаются тоже консонансы и плавно
идущие диссонансы. Мелодия каждого голоса не может заключать в себе хода
на хроматический полутон, увеличенных и уменьшенных интервалов. обеих
септим и большой сексты. Свободный К., развившийся позднее, основан не
только на контрапунктических, но и на гармонических. правилах. В нем
допускаются на сильных временах диссонирующие аккорды; движение мелодии
гораздо свободнее, в ней только запрещены ходы на увеличенные интервалы
и септимы. Как строгий, так и свободный К. делятся на простой (всякое
правильное контрапунктическое сочетание) и сложный, в котором голоса
могут взаимно перемещаться при сохранении полного благозвучия, т. е.
каждый голос может быть перенесен на октаву или другой интервал вверх
или вниз; напр. партия дисканта может быть перенесена в бас, а партия
баса - в дискант. По числу голосов, способных перемещаться, сложный К.
называется двойным (два перемещающиеся голоса), тройным (три), четверным
(четыре). На почве К. развились полифонические формы имитации, канона,
фуги, фигурованного хорала и пр. Величайший композитор в области
строгого К. - Палестрина, в области свободного - И. С. Бах. Развитию
контрапункта содействовали теоретики: Франкон Кельнский (1047 - 1083),
Маркет Падуанский (XIII ст.), Иоанн Мурский (1300 - 1360), Иоанн
Тинкторий (XV ст.), Иоган Фукс (XVII ст.), автор сочинения "Gradus ad
Parnassum", Кирнбергер (ХVIII ст.), новейшие: Ден, Керубини, Маркс,
Рихтер и мн. др.
Н. Соловьев.
Контрасты световые. - В основе относящихся сюда явлений лежит
сопоставление в нашем сознании двух однородных зрительных впечатлений,
соседних по времени или по месту, т. е. подействовавших на наш глаз
последовательно друг за другом, или одновременно. В том и другом случае
получается некоторое извращение впечатлений (усиление, ослабление и даже
качественное изменение их) - извращение по контрасту. Соответственно
этому, явления делят на два главных отдела: последовательные и
одновременные К. Опыты показывают, что зрительные впечатления могут
контрастировать друг с другом всеми своими сторонами (степенью освещения
или яркостью сопоставляемых предметов, их окрашенностью, величиною и
степенью удаления от глаз наблюдателя) и переходят из области ощущений в
психическую область представлений. Однако, из этого обширного ряда
явлений физиологически изучены собственно только случаи сопоставления
впечатлений со стороны яркости и окрашенности предметов - об них только
и будет здесь речь.
Последовательные К. Если человек оставался некоторое время в темной
комнате, то, при быстром переходи в светлую, свет, даже умеренной силы,
действует в первые мгновения на глаза ослепительно. Наоборот, при
быстром переходе от сильного света к умеренному, последний действует,
как темнота. Тоже, в сущности, получается и при сопоставлении друг за
другом двух цветовых ощущений разной яркости. - Темное, рассматриваемое
поели светлого, темнеет, слабо окрашенное после яркого бледнеет и
наоборот. Если днем держать некоторое время перед глазами цветное стекло
и быстро отнять его, то все белые, белесоватые и серые предметы
окрашиваются на несколько мгновений в дополнительный цвет к цвету стекла
(зеленый или синий, если стекло было красное или желтое, и наоборот).
Еще резче происходят те же явления в опытах с цветными бумажками. - Для
этого на листе белой бумаги кладут поочередно маленькую пластинку
черной, красной, желтой и т. д. бумаги; закрывают один глаз, а другой
устремляют неподвижно на середину пластинки. Продержав глаз некоторое
время в таком положении, пластинку быстро сбрасывают прочь, и тогда на
месте черной бумажки выступает из сравнительно тусклого поля яркое белое
пятно; - на месте красной зеленое пятно, на месте желтой - синее и т. д.
И чем, вообще, дольше смотрел глаз на пластинку, или чем ярче была она
окрашена, тем резче последующее контрастное явление. В другом ряду
опытов вместо белой бумаги берут цветную и кладут на нее цветную же
бумажку, окрашенную в дополнительный цвет (зеленую на красном поле,
желтую на синем и т. д.). Тогда, по сбрасывании пластинки из под нее
выступает пятно, окрашенное в цвет поля, но более яркое и насыщенное.
Если принять, что ощущение черного есть ощущение положительное и
противоположное ощущению белого в том же смысле, как ощущения двух
дополнительных цветов, то все описанные явления можно объяснить
следующими двумя свойствами зрительного аппарата, идущими всегда рядом:
постепенным притуплением чувствительности глаза к лучам данной
преломляемости, по мере продолжения их действия на глаз, и постепенным
же усилением восприимчивости такого глаза к лучам контрастного
(дополнительного) цвета.
С этой точки зрения результаты опытов с переходом от темноты к свету
(и обратно), равно как результаты предварительного смотрения через
цветные стекла, понятны сами собою. Для объяснения же опытов с цветными
бумажками на белом или цветном поле, следует, кроме того, принять во
внимание следующее обстоятельство. Когда перед неподвижным глазом лежат
на белом или цветном поле пластинка другой окрашенности, то образ
последней лежит неподвижно на середине сетчатки; следовательно, эта
часть сетчатки освещена иначе, чем ее окружность, на которой лежит образ
поля. Когда же пластинка сбрасывается, то на соответствующее место
сетчатки падают уже лучи поля, а окружность ее по-прежнему остается под
действием последних. Объяснение это принято называть физиологическим в
отличие от приводимого ниже объяснения явлений одновременного К.,
предложенного Гельмгольцем; и действительно, последовательный К. можно
считать в самом крайнем случай извращением наших световых и цветных
ощущений, но никак не извращением "наших бессознательных суждений" об
яркости и окрашенности предметов.
Одновременные К. Поверхности, контрастирующие друг с другом
одновременно, должны лежать непосредственно друг возле друга и К. должен
выступать перед глазами мгновенно, сразу; иначе, т. е. при более или
менее долгом рассматривании поверхностей, явление осложняется
последовательными К., вследствие невольного передвижения глаз с одной
поверхности на другую. В виду этого обстоятельства, здесь будут описаны
лишь такие формы опытов и наблюдений, в которых одновременные К.
выступают сразу, т. е. с первого же мгновения смотрения. На кусок
черного сукна кладут лист белой бумаги и через край этого листа,
поперечно, полоску серой, так, чтобы одна половина последней лежала на
светлом, а другая на темном поле. - Закрывают глаза на некоторое время
и, быстро открыв, устремляют их на полоску. Половина ее, лежащая на
черном фоне, кажется в первое же мгновение более светлой, чем другая. -
Темное на светлом фоне темнеет, светлое на темном светлеет. Поверх
белого листа бумаги, в некотором расстоянии от него, помещают пластинку
серой бумаги и, устремив глаза на последнюю, быстро подводят под
пластинку цветное стекло. Через это серая бумажка мгновенно окружается
цветным полем и в то же мгновение она словно покрывается легким налетом
дополнительного цвета к цвету стекла. - Серое и темное на цветном поле
окрашивается дополнительно к цвету поля. Если вместо серой пластинки
поместить над белым полем цветную бумажку, окрашенную дополнительно к
цвету стекла, то при подведении последнего цвет пластинки мгновенно
становится более насыщенным, т. е. с цветного поля опять наводится
дополнительный цвет на пластинку.
В классической форме опыт цветовой индукции с цветного поля на серую
поверхность делается следующим образом. На Ньютоновский кружок для
смешения цветов наносят по белому полю крестом четыре сектора одного
того же цвета, с перерывами посредине, покрытыми наполовину черной
краской. При быстром вращении такого кружка должно было бы получиться
серое кольцо на более или менее слабо окрашенном цветном поле, а
получается с первого же мгновения кольцо, окрашенное дополнительно к
цвету поля. Такое же в сущности значение имеют опыты с окрашенными
тенями. В наипростейшем виде они делаются следующим образом. В темной
комнате с двумя горящими на столе свечами, в некотором расстоянии от
них, кладут лист белой бумаги и ставят на бумагу отвесно карандаш, так
чтобы на освещенном листе получились две не очень резкие тени. Затем
одну из свечей прикрывают цветным стеклом. Тогда тень от этой свечи
окрашивается дополнительно к цвету стекла, а тень от другой в цвет
стекла. Во всех приведенных опытах большее по протяженно индуцирующее
поле охватывает собою меньшее индуцируемое; но цветовой К. получается и
в том случае, если оба поля равны по протяжению и лежат рядом. Однако, в
этом случае явления выступают явственно лишь при условии, если граница
соприкасающихся полей не резка, стушевана и самые поля окрашены слабо.
Так, если положить рядом две одинаковой ширины полоски цветной и серой
бумаги одинаковой яркости, то цветового К. между ними не замечается; но
стоит прикрыть их просвечивающей белой бумагой, и серая полоска тотчас
же окрашивается дополнительно к цвету соседней. Чтобы убедиться,
насколько важно влияние стушеванности контуров, стоит положить поверх
листка просвечивающей бумаги над серой полосой новую полоску, и К.
пропадает. - Точно также, если соприкасающиеся поля отделить друг от
друга резкой черной полосой, или, вообще, придать индуцируемому полю вид
предмета, лежащего отдельно от индуцирующего поля (Гельмгольц).
Таковы главные формы явлений одновременного контраста. С качественной
стороны они, очевидно, сходны или даже тождественны с явлениями
последовательного контраста: серое темнеет не только после светлого, но
и рядом с ним, - окрашивается в зеленое не только после красного, но и
рядом с ним. Отсюда естественно родится мысль, что оба явления
производятся одними и теми же причинами, именно измененною возбудимостью
сетчатки не только в местах, на которые действовал свет, но и в
окружности освещенного места. К сожалению, прямых и несомненных опытных
данных в пользу этого наипростейшего (физиологического) объяснения
явлений одновременного контраста еще нет. Что же касается до
психологического объяснения, предложенного Гельмгольцем, то оно сводится
в сущности на извращение наших суждений об окраске предметов при
различных условиях освещения. Так, лист белой бумаги мы называем белым,
и он кажется нам таким, все равно, смотрим ли мы на него днем, при
желтоватом солнечном освещении, или при красноватом закате солнца,
смотрим ли в белой или в зеленой комнате; а между тем в действительности
лист освещен один раз белым светом, другой желтоватым, красным или
<< Пред. стр. 468 (из 1179) След. >>
Список литературы по разделу