<< Пред. стр. 20 (из 64) След. >>
Список литературы по разделу
Нельзя с достаточной ясностью ответить, почему в других странах
<;вета разные животные, принадлежащие к тому же отряду, не приобрели
ни длинной шеи, ни хобота, но также неосновательно ожидать определенного ответа на вопрос, почему какое-либо событие в истории человечества
произошло в одной стране и не случилось в другой. Мы не знаем условий,
определяющих численность и распространение каждого вида, и не можем
даже предположить, какие изменения в строении могут быть благоприятны
для повышения численности в новой стране. Однако вообще можно думать,
что в развитии длинной шеи и хобота могли сталкиваться различные причины. Способность доставать листву на большей вышине (без лазания,
для которого строение копытных животных совершенно непригодно)
предполагает значительно увеличившийся размер тела, а мы знаем, что
некоторые страны имеют удивительно мало крупных млекопитающих,
лапример Южная Америка, несмотря на роскошь своей природы; напротив, Южная Африка изобилует ими в несравненной степени. Почему так,
мы не знаем, как не знаем, почему поздний третичный период был гораздо более благоприятным для их существования, нежели нынешнее
время. Каковы бы ни были причины, мы видим, что известные области
я известные периоды времени гораздо благоприятнее, чем другие, для
развития таких крупных четвероногих, как жирафа.
Для того чтобы животное могло приобрести органы специально или
особенно развитые, почти неизбежно, чтобы некоторые другие части также
186 Разнообразные возражения против теории естественного отбора
должны быть модифицированы и коадаптированы. Хотя каждая часть
тела варьирует слабо, из этого не следует, что необходимые части всегда
будут варьировать в нужном направлении и до надлежащей степени.
Мы знаем, что у разных видов наших одомашненных животных части тела
варьируют в разном направлении и в разной степени и что одни виды
гораздо более изменчивы, чем другие. Даже в случае возникновения
полезных вариаций не следует, что естественный отбор всегда в состоянии
воздействовать на них и образовать такие черты строения, которые, видимо, были бы полезны для вида. Так, например, если количество особей,
живущих в какой-либо стране, в значительной мере обусловливается их
истреблением хищными животными, наружными пли внутренними паразитами и пр., что, по-видимому, действительно часто бывает, то естественный отбор будет не в состоянии модифицировать какую-либо особенность
строения для добывания корма или его действие будет сильно задержано.
Наконец, естественный отбор — очень медленный процесс и одни и те же
благоприятные условия должны продолжаться очень долго, чтобы был
достигнут какой-нибудь заметный результат. За исключением таких
общих и неясных соображений мы не можем дать объяснение, почему
во многих странах света копытные четвероногие не приобрели очень длинной шеи или других средств для обрывания листвы с высоких ветвей
деревьев.
Возражения, подобные предыдущим, были сделаны многими авторами.
В каждом случае, помимо сейчас указанных общих причин, по всей вероятности и разные другие совместно участвовали в приобретении путем
естественного отбора черт строения, которые, можно думать, были полезны для известных видов. Один автор спрашивает, почему страус не
приобрел способности летать? Но минутное соображение покажет, какое
огромное количество пищи было бы необходимо, чтобы дать этой птице
пустыни силу для передвижения в воздухе ее тяжелого тела. Океанические
острова населены летучими мышами и тюленями, но не наземными млекопитающими, а так как некоторые из этих летучих мышей представляют
собою особые виды, то, вероятно, они в продолжение долгого времени
занимали их современные места обитания. Поэтому сэр Ч. Лайелль спрашивает и сам приводит соображения в ответ, почему тюлени и летучие
мыши не произвели на этих островах форм, приспособленных для жизни
на суше? Но тюлени неизбежно должны были бы превратиться в хищных
наземных животных значительной величины, а летучие мыши — в наземных насекомоядных животных: для первых не оказалось бы добычи,
а летучим мышам в пищу пошли бы наземные насекомые, но эти последние уже истреблялись бы в большей мере рептилиями или птицами, которые первыми поселяются и изобилуют на большинстве океанических
островов. Градации в строении, на каждой стадии полезные для изменяющегося вида, будут благоприятными только при некоторых особых
условиях. Строго наземное животное, изредка добывая пищу в мелкой
воде, затем в реках и озерах, могло бы, наконец,, настолько преобразоваться в водное животное, чтобы жить в открытом океане. Но тюлени
не могли бы найти на океанических островах условий, благоприятных
Разнообразные возражения против теории естественного отбора 187
для их постепенного обратного превращения в наземную форму. Летучие же мыши. как ранее указано, вероятно, приобрели крылья, сначала
скользя по воздуху с дерева на дерево, подобно так называемым летучим
белкам, чтобы избежать врагов или чтобы избегнуть падения; но когда
способность подлинного полёта была однажды приобретена, она уже никогда не превратилась бы, по крайней мере для вышеуказанных целей,
в менее действенную способность скольжения по воздуху. Конечно,
крылья летучих мышей, подобно крыльям многих птиц, могли бы значительно уменьшиться или совсем утратиться от неупотребления; по в таком случае было бы необходимым, чтобы эти животные прежде всего
приобрели способность к быстрому передвижению по земле исключительно
при помощи задних ног с тем, чтобы конкурировать с птицами и другими
наземными животными; но для такого изменения летучая мышь, по-видимому, на редкость малопригодна. Эти предположения сделаны исключительно с тем, чтобы показать, что переход строения, каждый шаг которого полезен, — дело чрезвычайно сложное; и нет ничего удивительного
в том, что в каком-либо частном случае такой переход не осуществлен.
Наконец, не один автор ставил вопрос, почему у некоторых животных
умственные способности развиты более, чем у других, тогда как такое
развитие должно бы быть полезно для всех? Почему обезьяны не приобрели
интеллектуальных способностей человека? Это можно приписать разным
причинам, но так как все они предположительны и их относительная
вероятность не может быть оценена, то бесполезно останавливаться
на этом. Строго определенного ответа на последний вопрос нельзя ожидать, так как никто не может разрешить даже более простой вопрос:
почему из двух рас дикарей одна достигла более высокой степени цивилизации, нежели другая, а это, очевидно, предполагает увеличение способностей мозга.
Возвратимся теперь к другим возражениям м-ра Майварта. В целях
защиты насекомые часто сходны с различными предметами, как например
с зелеными или опавшими листьями, сухими сучками, кусочками лишайников, цветками, иглами, экскрементами птиц и живыми насекомыми;
к последнему я еще возвращусь позднее. Это сходство часто бывает поразительно близким и, не ограничиваясь окраской, распространяется на
<^орму и даже на манеру держать себя. Гусеницы, свешивающиеся неподвижно, подобно сухой веточке, с кустарника, на котором кормятся,
служат превосходным примером подобного сходства. Случаи подражания
таким предметам, как экскременты птиц, редки и исключительны. По
этому поводу м-р Майварт замечает следующее: «Так как, согласно теории
м-ра Дарвина, существует постоянная тенденция к неопределенной вариации и так как мельчайшие зарождающиеся вариации происходят во всех
направлениях, то они должны нейтрализовать друг друга и с самого начала образовывать такие нестойкие модификации, что трудно и даже
невозможно понять, как такие неопределенные колебания бесконечно
малых зачатков могут когда бы то ни было привести к заметному сходству
188 Разнообразные возражения против теории естественного отбора
с листом, тростником или каким-нибудь другим предметом, настолько,
чтобы Естественный Отбор использовал и увековечил их».
Но во всех предыдущих случаях насекомые уже в своем исходном
состоянии, без сомнения, обладали некоторым грубым и случайным сходством с каким-либо предметом, обычно встречающимся в их местообитании. Это совсем нельзя считать невероятным, принимая во внимание
почти бесконечное количество окружающих предметов и разницу в форме
и окраске множества существующих насекомых. Так как грубое сходство
необходимо уже с самого начала, нам становится понятным, нечему
крупные и высокоорганизованные животные (насколько я знаю, за исключением одной рыбы) сходны в целях защиты не с отдельными предметами, а лишь с фоном обычно окружающей их местности, и только по
окраске. Допустим, какое-то насекомое первоначально оказалось случайно похожим на сухой сучок или опавший лист и что это насекомое
слабо варьирует в разных направлениях; тогда все те вариации, которые
делают его более похожим на такой предмет и тем самым благоприятствуют
его защите, будут сохраняться, а другие вариации будут находиться
в пренебрежении и в конце концов утратятся; если же вариации делают
насекомое вообще менее похожим на предмет, которому оно подражает,
то они будут элиминированы. Возражение м-ра Майварта имело бы,
однако, силу, если бы нам удалось объяснить вышеприведенное сходство,
независимо от естественного отбора, посредством простой колеблющейся
изменчивости; но действительное положение вещей таково, что это возражение не имеет значения.
Я не могу также придавать значения трудности, которую м-р Майварт
усматривает в «последних степенях совершенства мимикрии», как например
в приводимом м-ром Уоллесом случае с палочковидным насекомым (Сегохуlus laceratus), похожим на «покрытую ползучим мхом, или Jungermannia,
палочку». Сходство это так велико, что туземец даяк утверждал, что листоподобные выросты представляют собою действительно мох. Насекомые
служат добычей для птиц и других врагов, чье зрение, вероятно, острее
нашего, и любая степень сходства, помогающая насекомому не быть
замеченным или открытым, способствует его сохранению; а чем сходство
полнее, тем лучше для насекомого. Изучая своеобразие различий между
видами в той группе, к которой принадлежит вышеупомянутый Ceroxylus,
мы не находим ничего невероятного в том, что у этого насекомого подвергались модификации неправильной формы наружные выросты, которые
приобретали более или менее зеленую окраску; вообще во всякой группе
признаки, различные у разных видов, наиболее склонны варьировать,
тогда как родовые признаки, т. е. общие всем видам, наиболее постоянны.
Гренландский кит — одно из самых замечательных животных на свете,
и так называемый китовый ус представляет одну из его наиболее выдающихся особенностей. Китовый ус состоит из ряда пластинок, которые,
находясь приблизительно в числе 300 на каждой стороне верхней челюсти,
расположены очень тесно друг к другу поперек продольной оси ротовой
полости. С внутренней стороны главного ряда находится несколько доба-
Разнообразные возражения против теории естественного отбора 189
вочных. Концы и внутренние края всех пластинок расщеплены в крепкие
щетины, которые покрывают все огромное нёбо и служат для просачивания или процеживания воды и для задержания мелкой добычи, которой
питается это огромное животное. Средняя и самая длинная пластинка
гренландского кита достигает 10, 12 и даже 15 футов в длину, но у различных видов Cetacea наблюдаются градации в длине пластинок; по Скорсби (Scoresby), у одного вида средняя пластинка достигает четырех футов,
у другого — трех, у третьего — 18 дюймов, у Balaenoptera rostrata —
только около девяти дюймов в длину. Качество китового уса также отличается у разных видов.
Относительно китового уса м-р Майварт замечает, что, «однажды
достигнув такой величины и такого развития, при котором он вообще
стал полезен, он мог сохраняться и увеличиваться в нужных размерах
уже путем одного только естественного отбора. Но как могло быть получено самое начало такого полезного развития?». В ответ на это можно
спросить, почему бы отдаленные предки китов, обладающих китовым
усом, не могли иметь рта, построенного более или менее сходно с клювом
утки, снабженным пластинками? Утки, подобно китам, кормятся, процеживая грязь и воду, и это семейство иногда называли Criblatores, т. е.
цедильщики. Я надеюсь, что не буду ложно понят в том смысле, будтв я
говорю, что предки китов имели в действительности рот с пластинками,
подобно клюву утки. Я хочу только сказать, что это нельзя считать невероятным и что огромные пластины китового уса гренландского кита
могли развиться из таких пластинок путем градуальных мелких шагов,
из которых каждый был полезен для их обладателя.
Клюв широконосной утки (Spatula clypeata) по своему строению замечательнее и сложнее, чем рот кита. Верхняя челюсть снабжена с каждой
стороны (у исследованного мною экземпляра) рядом или гребнем из
188 тонких эластичных пластинок, срезанных наискось, так что они
заострены и расположены поперек продольной оси рта. Они отходят
от нёба и гибкой перепонкой прикреплены к бокам челюсти. Находящиеся
посредине самые длинные достигают около одной трети дюйма в длину,
выдаваясь на 0.14 дюйма из-под края. При их основании находится короткий дополнительный ряд из косо поперечных пластинок. В этом отношении они сходны с пластинками китового уса во рту кита, но к концу
клюва они очень сильно отличаются от него, так как направлены внутрь,
а не прямо свешиваются вниз. Вся голова широконоски, хотя неизмеримо
менее объемистая, составляет около одной восемнадцатой длины головы
средней величины Balaenoptera rostrata, у которого китовый ус имеет
только девять дюймов длины; следовательно, если бы мы представили
себе голову широконоски одной длины с головой Balaenoptera, то ее
пластинки имели бы шесть дюймов в длину, т. е. составляли бы две трети
длины китового уса у данного вида кита. Нижняя челюсть широконоски
снабжена пластинками той же длины, что и верхняя, но более тонкими,
и в этом отношении резко отличается от нижней челюсти кита, которая?
лишена китового уса. С другой стороны, края этих нижних пластинок
Га^п^тепы на тонкие щетиновидные выросты, чем они замечательно»
190 Разнообразные возражения против теории естественного отбора
походят на пластинки китового уса. У рода Prion, принадлежащего
к особому семейству буревестников, только верхняя челюсть снабжена
пластинками, которые хорошо развиты и спускаются ниже края, отчего
клюв этой птицы походит в указанном отношении на рот кита.
От высокоразвитого клюва широконоски мы можем без большого
перерыва перейти [как показывают сообщение и образцы, присланные
мне м-ром Салвином (Salvin)l, насколько это касается приспособления для
процеживания, через клюв Merganetta armata и в некоторых отношениях
через клюв Aix sponsa к клюву обыкновенной утки. У последнего вида
пластинки гораздо грубее, чем у широконоски, и крепко приросли к бокам
челюсти; с каждой стороны их всего около 50, и они не спускаются ниже
ее края. Квадратные верхушки этих пластинок переходят на краю в прозрачную твердую ткань, годную для размельчения пищи. Края нижней
челюсти покрыты многочисленными тонкими поперечными ребрами,
которые выдаются очень мало. Хотя клюв при таком устройстве стоит
в качестве сита гораздо ниже, чем клюв широконоски, однако эта птица,
как всем известно, постоянно пользуется им с этой целью. У других
видов, как мне сообщил м-р Салвин, пластинки развиты даже значительно меньше, нежели у обыкновенной утки, но я не знаю, пользуются ли
они своим клювом для процеживания воды.
Обратимся к другой группе того же семейства. У египетского гуся
(Chenalopex) клюв весьма похож на клюв обыкновенной утки, но его пластинки не так многочисленны, не так резко отделены друг от друга и
не так вдаются внутрь; однако этот гусь, как мне сообщил м-р Бартлетт
{Bartlett), «пользуется своим клювом как утка, пропуская воду через
углы рта». Однако главной пищей ему служит трава, которую он щиплет,
подобно обыкновенному гусю. У последней птицы пластинки верхней
челюсти гораздо короче, чем у обыкновенной утки, почти сливаются, их
около 27 с каждой стороны, и они оканчиваются зубоподобными бугорками. Нёбо также покрыто округлыми бугорками. Края нижней челюсти
покрыты зазубринами, выступающими сильнее, более грубыми и более
острыми, нежели у утки. Обыкновенный гусь не процеживает воды, но
пользуется своим клювом исключительно для того, чтобы щипать или
срезывать траву, к чему этот клюв приспособлен так хорошо, что гусь
может ощипывать им траву тщательнее почти любого другого животного.
У других видов гусей, как мне сообщил м-р Бартлетт, пластинки менее
развиты, нежели у обыкновенного гуся.
Таким образом, мы видим, что одни члены семейства утиных с клювом,
устроенным подобно клюву обыкновенного гуся, адаптированным исключительно для ощипывания травы, или даже имеющие клювы с менее развитыми пластинками, могут путем небольших изменений преобразоваться в такой вид, как египетский гусь, последний — в вид, подобный
обыкновенной утке, а этот, наконец, в вид с клювом широконоски, годным почти исключительно для процеживания воды; последнее подтверждается тем, что эта птица едва ли может употреблять свой клюв, кроме
его загнутого кончика, для схватывания и размельчения твердой пищи.
К этому я могу прибавить, что путем небольших изменений клюв гуся
Разнообразные возражения против теории естественного отбора 191
может превратиться в клюв с выдающимися, загнутыми назад зубцами,
подобный клюву Merganser (представитель того же самого семейства)
елужащему для совершенно особой цели — схватывать живую рыбу.
Вернемся к китам. Hyperoodon bidens лишен настоящих, пригодных
для работы зубов, но его нёбо затвердело и снабжено, по Ласепеду (Lacepede), небольшими неравными жесткими роговыми выступами. Поэтому
нет ничего невероятного в предположении, что какая-нибудь из ранних
форм Cetacea имела нёбо, покрытое подобными же ороговевшими выступами, несколько более правильно расположенными, которые, подобно
буграм на клюве гуся, помогали схватывать и размельчать пищу. Но если
так, то едва ли можно отрицать, что указанные выступы посредством
вариаций и естественного отбора могли превратиться в пластинки, столь же
развитые, как у египетского гуся, которые могли быть одновременно
пригодны как для схватывания предметов, так и для процеживапия воды;
затем — в пластинки, похожие на пластинки домашней утки, и так далее,
пока они стали столь же совершенными, как у широконоски, в форме
аппарата, годного исключительно для процеживания. Начиная с этой
стадии, на которой пластинки имеют две трети длины пластинок китового
уса Balaenoptera rostrata, постепенные градации, наблюдаемые у ныне
существующих Cetacea, приводят нас к огромным пластинам китового
уса гренландского кита. У нас нет ни малейшего основания сомневаться
в том, что каждый шаг в этом последовательном ряде мог быть полезным
некоторым древним Cetacea при постепенной смене функций, медленно
перестраивающихся в процессе их поступательного развития; эти шаги
развития полезны настолько же, насколько полезны градации клювов
у разных существующих ныне членов семейства утиных. Мы должны
помнить, что каждый вид утиных подвержен жестокой борьбе за существование и что строение каждой части тела птицы должно быть хорошо
адаптировано к условиям ее жизни.
Pleuronectidae, или камбалы, замечательны асимметричностью своего
тела. Они лежат на одной стороне: большинство видов на левой, некоторые
на правой; иногда встречаются взрослые особи с обратным против нормы
положением тела. Нижняя сторона, на которой рыба лежит, на первый
взгляд походит на брюшную сторону обыкновенной рыбы: она белого
цвета, во многих отношениях развита менее верхней, с боковыми плавниками нередко уменьшенного размера. Но самую значительную особенность составляют глаза, так как оба находятся на верхней стороне головы»
Однако в раннем возрасте они расположены друг против друга, и тогда
все тело симметрично, с одинаково окрашенными обеими сторонами,
Вскоре глаз, соответствующий нижней стороне, начинает медленно перемещаться вокруг головы на ее верхнюю сторону, но не проходит прямо
через череп, как думали раньше. Очевидно, пока нижний глаз совершает
этот свой круговой переход, рыба, лежа в своем обычном положении на
одном боку, не может им пользоваться. Находясь на нижней стороне,
этот глаз, кроме того, подвергался бы трению о песчаную почву. Pleuronectidae по своей плоской форме и асимметричному строению превосходно-
192 Разнообразные возражения против теории естественного отбора
.адаптированы к их образу жизни; это доказывается тем, что многие виды,
например морской язык, речная камбала и др., очень обычны. Наиболее
важные преимущества, проистекающие из этого, по-видимому, состоят
в защите от врагов и в благоприятных условиях питания на дне. Однако,
по замечанию Шиёдте (Schiodte), разные члены этого семейства образуют
длинный ряд форм, представляющих градуальный переход от Hippoglossus pinguis, который не меняет сколько-нибудь заметно свой вид,
в каком он оставляет яйцо, до морского языка, совершенно перевернутого
на одну сторону».
М-р Майварт останавливается на этом случае и замечает, что внезапное самопроизвольное превращение в расположении глаз едва ли понятно,
в чем я совершенно согласен с ним. К этому он прибавляет: «Если такое
перемещение было градуальным, то далеко неясно, в чем проявлялась
польза для особи от такого перемещения глаза на очень малое расстояние
с одной стороны головы на другую. Даже представляется, что такое неуловимое перемещение скорее должно быть вредным». Но ответ на свои возражения он мог бы найти в прекрасных наблюдениях Малма (Malm),
опубликованных в 1867 г. Pleuronectidae в очень раннем возрасте еще
симметричные, с глазами, расположенными на противоположных сторонах
головы, не могут оставаться долго в вертикальном положении вследствие
исключительной высоты их тела, очень малого размера их боковых плавников и отсутствия плавательного пузыря. Поэтому, быстро утомляясь,
они опускаются на дно на один бок. Находясь в таком положении, они
часто, как наблюдал Малм, поворачивают нижний глаз кверху, чтобы
.смотреть над собой, и делают это так энергично, что крепко прижимают
глаз к верхнему краю глазницы. Легко можно видеть, что при этом передняя часть головы, находящаяся между двумя глазами, временно сокращается в ширину. В одном случае Малм видел, как молодая рыбка подымала и прижимала нижний глаз, причем угловое смещение достигало 70°.
Мы должны помнить, что череп на своей ранней стадии является хрящевым и гибким, отчего легко поддается воздействию мышц. Известно
также, что у высших животных, даже после периода их ранней молодости,
череп претерпевает изменения в своей форме, если кожа или мышцы
постоянно сокращены под влиянием болезни или какой-либо другой случайности. У длинноухих кроликов, если одно ухо свешивается вперед
и вниз, его тяжесть оттягивает вперед все кости черепа той же стороны,
что я показал на рисунке. Малм утверждает, что только что вылупившиеся мальки окуней, лососей и разных других симметричных рыб имеют
привычку время от времени отдыхать, лежа на дне на одном боку, и он
наблюдал, что они часто поворачивают при этом свой нижний глаз кверху,
вместе с тем череп становится несколько искривленным. Однако эти рыбы
«скоро становятся способными держаться постоянно в вертикальном
положении и их временная привычка не вызывает никаких последствий.
Pleuronectidae же, с другой стороны, с возрастом все более лежат на боку
вследствие возрастающего сплющивания их тела, и этим определяется
достоянное действие на форму головы и положение глаза. Судя по аналогии, наклонность к искривлению, без сомнения, усиливается по закону
Разнообразные возражения против теории естественного отбора 193
наследственности. Шиёдте думает, в противоположность некоторым другим натуралистам, что Pleuronectidae не бывают совершенно симметричны
даже в зародышевом состоянии, и, если это верно, мы можем понять,
почему в раннем возрасте рыбки одних видов обычно опускаются и лежат
на левой стороне, а других — на правой. Малм в подтверждение вышеприведенного мнения добавляет, что взрослая Trachypterus arcticus, не принадлежащая к семейству Pleuronectidae, лежит на дне на левом боку,
а плавает в косом положении; у этой рыбы обе стороны головы, как говорят,
несколько несимметричны. Наш выдающийся авторитет по рыбам, д-р Гюнтер, заключает свое резюме статьи Малма замечанием, что «автор дает
очень простое объяснение ненормального состояния».
Из этого можно видеть, что первые стадии перемещения глаза с одной
стороны головы на другую, которое м-р Майварт считает вредным, могут
быть приписаны привычке, несомненно полезной для особи и для вида:
пытаться смотреть вверх обоими глазами, лежа на дне на одном боку.
Мы можем и другое приписать унаследованным последствиям употребления: рот у разных плоскотелых рыб обращен к нижней стороне и челюсти
крепче и сильнее на этой лишенной глаз стороне головы, чем на другой,
с целью более легкого, как предполагает д-р Траукер (Traquair), добывания пищи на дне. С другой стороны, неупотребление объясняет недоразвитие всей нижней половины тела, с боковыми плавниками включительно,
хотя Яррель (Yarrell) думает, «что уменьшение этих боковых плавников
полезно для рыбы, так как для их действия на нижней стороне гораздо
менее места, чем на верхней». Быть может, уменьшение числа зубов до
4—7 в верхних половинах челюстей камбалы сравнительно с 25—30 в нижних также может быть объяснено неупотреблением. Из того факта, что
брюшная сторона большинства рыб и многих других животных лишена
окраски, с полным основанием можно предположить, что отсутствие
окраски на одной стороне у камбал, будет ли нижней правая или левая
сторона, вызывается отсутствием света. Но нельзя думать, что своеобразная пятнистая окраска верхней стороны морского языка, столь напоминающая песчаное дно моря, а также недавно доказанная Пуше (Pouchet)
способность некоторых видов менять свою окраску в зависимости от окружающего фона или присутствие костяных бугорков на верхней стороне
камбалы обязаны влиянию света. Здесь, вероятно, действовал естественный отбор, так же как и в приспособлении общей формы тела этих рыб
и многих других особенностей к их образу жизни. Мы должны помнить,
<< Пред. стр. 20 (из 64) След. >>
Список литературы по разделу