<< Пред.           стр. 3 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу

 19. Senarclens P.de. La politiqoe intemationale. Paris, 1992, p.44-47.
 20. Rapoport A. N-Person Game Тhеоriе, Concepts and Applications. Un. of Michigan Press, 1970.
 21. Snyder R.C., Bruck H. W, Sapin B. Decision-Making as an Approach to the Study of International Politics. 1954.
 22. Schelling T. The Strategy of Conflict Oxford, 1971.
 23. Derriennic J.-P. Esquisse de problematique pour unе sociologie des relations Internationales. Grenoble. 1977, p.29-33.
 24. Girard M. Turbulence dans la theorie politique intemationale ou James Rosenau inventeur// Revue francaise de science politique. Vol. 42, №4, aout 1992, p.642.
 25. Lasswell H. & Leites N. The Language of Politics: Studies in Quantitative Semantics. N.Y., 1949.
 26. Баталов Э.А. Что такое прикладная политология// Конфликты и консенсус. 1991. МЫ.
 27. Ferro M. Penser la Premiere Guerre Mondiale. In: Penser le XX-е siecle. Bruxelles, 1990.
 
 
 Глава V. Закономерности международных отношений
  Любая наука направлена на поиск существенных, повторяющихся, необходимых связей исследуемого ею объекта, или, иначе говоря, на поиск законов его функционирования и развития. Только на этой основе она может выполнить свое главное предназначение: объяснение наблюдаемого в существующих фактах, явлениях, событиях и процессах и предсказание их возможной эволюции. Но если в естественных и технических науках точность подобного предсказания бывает достаточно высокой, и чаще всего их "вечные истины" не могут быть подвергнуты сомнению (например, при условии соответствующего атмосферного давления и определенного химичес- кого состава воды, ее нагревание до ста градусов по Цельсию при- водит к кипению), то иначе обстоит дело в социальных науках.
  Они имеют дело с такой специфической областью, как общественные отношения, субъектами которых являются люди с неповторимостью их черт характера, уникальностью индиви- дуальных судеб; руководствующиеся волей, страстями, убеждениями, верованиями, ценностями, идеологиями, личными привязанностями и т.д. Поэтому сама проблема законов здесь выглядит иначе. Конечно, абстрактно рассуждая, можно представить себе такую ситуацию, при которой возможно сколь-либо точное повторение того или иного общественного факта или события. Однако на деле это потребовало бы соблюдения такого количества условии, которое практически не осуществимо. Отсюда фактическое отсутствие устойчивых, "вечных", "неопровержимых" законов и, соответственно, наличие значительных трудностей в попытках предсказания путей эволюции того или иного общественного явления или процесса. Как известно, сама проблема законов является в социальных науках дискуссионной, широко распространен скептицизм относительно их существования.
  К сказанному следует добавить еще одно обстоятельство, вызванное сменой парадигм в научной картине мира и, в частности, переходом от детерминистских объяснений в духе лапласовского понимания вселенной к постдетерминизму, связанному с новейшими открытиями в таких областях знания, как квантовая механика, мо- лекулярная биология и, особенно, синергетика.
  Все это влечет за собой ряд нетривиальных последствий и для науки о международных отношениях, прежде всего в том, что касается понимания характера действующих в этой сфере законов, их содержания и проявления. Рассмотрим эта вопросы более подробно.
 
 1. О характере законов в сфере международных отношений
  Как мы уже видели, с позиций традиционного (ортодоксального) марксизма проблема законов решается на основе общей методологии исторического материализма, в соответствии -с которой содержание международных отношений определяется, с одной сторо- ны, содержанием внутренней политики взаимодействующих на ми- ровой арене государств (которая, в свою очередь, детерминирована их экономическим базисом), а, с другой, - классовой борьбой между капитализмом и социализмом в общепланетарном масштабе. Отсюда формулировались такие "законы", как, например, " превращение мировой системы социализма в решающий фактор общественного развития"; "возрастание роли развивающихся государств и движе- ния неприсоединения"; "усиление кризиса и агрессивности империа- лизма"; "мирное сосуществование государств с противоположным общественным строем" и т.п. В то же время, с точки зрения марксизма, законы международных отношений, как правило, носят характер закономерностей, - иначе говоря, необходимостей менее глубокого порядка, действующих лишь в приближении, в среднем, как равнодействующая многих пересекающихся законов. Это не означает однако, что марксизм сомневается в существовании законо- мерной основы общественной, в том числе и международной жизни. Иной характер законов, проявляющих себя как закономерности, вовсе не ведет к отказу от детерминизма как основы основ марксистского понимания истории.
  Детерминизм во многом свойствен и такому направлению в науке о международных отношениях, как политический реализм, склонный исходить в понимании и объяснении взаимодействия государств на мировой арене из вечных законов неизменной человеческой природы, познание которых дает возможность создания рациональной теории.
  В соответствии с детерминистским пониманием, например, изолированные усилия того или иного человека не могут повлиять на ход общественного развития, то есть действия отдельного индивида не имеют никакого значения для макросоциальных процессов. Развитие понимается как восходящий процесс движения от простого к сложному, от низшего к высшему, определяемый начальными причинами и не имеющий альтернатив. Тем самым картина мира предстает в виде вселенной, где господствуют строгие причинно-следственные связи, имеющие линейный характер. Следствие идентично, или, по меньшей мере, пропорционально причине. Поэтому, в принципе, история может быть объяснена и предсказана: настоящее предопределено прошлым, будущее - прошлым и настоящим.
  Однако в последние годы, как уже отмечалось выше, детерминизм, с позиций которого случайность, по сути, изгонялась из научных теорий, был серьезно потеснен в самих своих основаниях. Появились новые фундаментальные исследования, следствием которых стали радикальные трансформации в научной картине мира в методологических основах науки, в самом стиле научного мышления. Появление и развитие синергетики, - науки о возникновении порядка из хаоса, о самоорганизации, - позволило увидеть мир с другой стороны. Илья Пригожин показал, что в точках бифуркации детерминистские описания в принципе невозможны. Так, например, если в летящий снаряд попадает другой снаряд и происходит раздвоение (бифуркация) первого, то объяснить, как будут веста себя его части, в каком направлении они полетят, - в принципе невозможно. Не потому, что наука еще не знает этого, а потому, что это непредсказуемо, когда мы имеем точки бифуркации. Только впоследствии, когда утвердится новая траектория полета указанных частей, станут возможными описания на основе известных законов, но не в этих точках. Таким образом, в науке появляется новое понимание, в соответствии с которым существует, как правило, множество альтернативных путей развития, в том числе и для человеческой истории, которая тем самым как бы лишается предопределенности. Постепенно утверждается и новое понимание истории - как стохастического процесса - непредсказуемого, непредугаданного, непредопределенного.
  Новая картина мира начинает проникать и в науку о международных отношениях, где, учитывая специфику ее объекта, скептицизм относительно существования законов его функционирования и развития получил особенно широкое распространение: большинство исследователей стремятся избегать употребления самого понятия "закон", предпочитая оперировать такими "менее обязывающими" терминами, как "закономерности", "тенденции", "правила" и т.п. Так, например, Б. Рассет и Х. Старр отмечают, что даже в том случае, если бы теоретические исследования в науке о международных отношениях были развиты гораздо лучше, чем в настоящее время, все равно, скорее всего, ученые пришли бы не к формулированию законов, а к утверждениям "по вероятности": "В самом лучшем случае, - пишут они, - ученый-социолог может оценить не более, чем вероятность, что за данным специфическим событием (угрозой, обещанием или уступкой) последует желаемый результат"7.
  Известный французский социолог Р. Арон, в свою очередь, полагал, что сама природа международных отношений, особенностью которых является отсутствие монополии на насилие и "плюрализм суверенитетов", диктует необходимость принятия тех или иных политических действий "до того, как собраны все необходимые знания и обретена уверенность". Поэтому всякая деятельность в этой сфере основана не столько на знании закономерностей (которые, как он считал, все же существуют), сколько на вероятностях, "связанных с непредсказуемостью человеческих решений. Здесь можно только строить предположения о том, какое поведение считать рациональньм. А это означает, подчеркивал Р. Арон, что "социология, при- ложенная к международным отношениям, имеет, так сказать, свои границы"3.
  С точки зрения одного из последователей Р. Арона, Ж. Унцингера, изучение любого явления или процесса международной жизни предполагает его анализ с позиций и истории, и социологии, и теории. Только с учетом этого можно надеяться на выведение и исследование законов международных отношений. И все же, подчеркивал он, окончательное объяснение международной ситуации или какая-либо уверенность в полном понимании причин происходящего в этой сфере невозможны. Так, например, вооруженный конфликт можно объяснять на основе теории империализма, руководствуясь утверждениями об агрессивном характере данного государства, традиционной враждой соответствующих народов, темпераментом государственных деятелей, наконец, сочетанием всех указанных факторов. Каждый из этих подходов может содержать элемент истины, но ни один из них, и даже все они вместе взятые не могут претендовать на окончательно верное объяснение. Поэтому "понятие, которое лучше всего отражает реальность международных отношений - это понятие относительности"4.
  Приведем мнение еще одного известного ученого - французского историка Ж.-Б. Дюрозеля. Соглашаясь с утвержде- ниями о том, что в общественных науках законы не обладают той степенью строгости, которая характерна дли наук о природе, и по- тому не дают полного удовлетворения требований, он подчеркивает, что такое положение вещей объясняется самой сущностью отра- жаемых ими реалий. При этом, поскольку речь идет о сфере вероятностного знания, в котором господствуют исключения и которое поэтому неотделимо от интуиции, здесь гораздо больше подходит термин "закономерность". Закон отражает одну или несколько групп строго идентифицированных феноменов, имеющих общий характер, более того - освобожденных от всех признаков индивидуальности и поэтому поддающихся измерению. Когда же мы имеем дело с событиями, то каждое из них предполагает присутствие человеческого разума, поэтому каждое является единичным, уникальным. Здесь фактически не существуют идентичность и изменяемость. Между несколькими событиями можно найти лишь аналогии: так, существуют типы расхождений, типы коммуникаций, типы насилия. "Закономерность - это и есть наличие длинного ряда подобий, которые как бы не зависят от особенностей той или иной эпохи и, следовательно, могут быть отнесены к самой природе homo sapiens"5. Наряду с закономерностями, отражающими повторяемости или подобия типов событий, независимо от социального или технического уровня общества, политического режима или географического региона, существуют также "временные правила" и "рецепты". "Временные правила" отражают уровень менее общего порядка, чем совокупная история человечества. Они касаются одной из "структур", то есть "одной из фаз той длительной исторической эволюции, которую прошел мир" - данной эпохи, данного географического региона или данного политического режима.
  Наконец, существует уровень отдельного действия в данный момент и в данных обстоятельствах. Люди должны действовать. Но для того, чтобы эти действия были как можно более разумными, одних закономерностей и временных правил недостаточно. Поэтому, за отсутствием научных знаний, они опираются на принципы нормативного характера, которые могут быть названы "рецептами". Можно было бы продолжить рассмотрение взглядов различных ученых, относящихся к полемизирующим друг с другом теоретическим направлениям и школам. Но и приведенных примеров достаточно для того, чтобы сделать некоторые предварительные выводы. Они показывают, что, несмотря на широко распространенный скептицизм относительно существования законов в сфере международных отношений, объясняемый спецификой этой сферы социального взаимодействия, на имеющиеся разногласия в пони- мании их значения для объяснения и прогнозирования наблюдаемых здесь событий и процессов, на дискуссии, касающиеся форм, характера проявления и степени "устойчивости" закономерностей, между исследователями есть согласие в ряде аспектов, существенно важных, в контексте рассматриваемой проблемы. Во-первых, сфера международных отношений представляет собой своего рода стохастическую вселенную, картину причудливого переплетения многообразных событий и процессов, причины и следствия которых носят несимметричный характер, поэтому их описания и объяснения в духе детерминизма, предопределенности, безалътернативности, исключе- ния случайности неплодотворны.
  Во-вторых, социологический подход, направленный на сравне- ние международных событий и процессов, на выявление между ними подобия и различий, на построение определенной типологии обна- руживает, что, при всей специфике происходящего в сфере междуна- родных отношений, в ней могут быть обнаружены и некоторые "повторяемости", например, с точки зрения видов взаимодействия, степени их интенсивности, характера возможных вариантов по- следствий и т.п.
  Наконец, в-третьих, подобные "повторяемости", которые, могут быть названы закономерностями и которые, с учетом сказанного выше, могут иметь лишь достаточно относительный характер, непосредственно в сфере международных отношении весьма немногочисленны. К их рассмотрению мы и переходим.
 
 2. Содержание закономерностей международных отношений
  Одной из иллюстраций немногочисленности закономерностей, имеющих непосредственное отношение к сфере международных взаимодействий, может служить попытка их систематизации, предпринятая Ж.-Б. Дюрозелем. Приведем ее полностью (см. прим. 5, с.309-320):
  1. Любое общество и, следовательно, любая политическая единица, стремятся к технической эффективности.
  2. Любое техническое усовершенствование подчиняется постоян- ной и всеобщей закономерности распространения.
  3. Главным тормозом распространения техники является существо- вание в обществе целостной системы ценностей.
  4. Необходимо уметь обнаруживать закономерность конверсии, то есть условия, при которых социальные общности переходят от одной системы ценностей к другой. Дело в том, что, будучи широко распространенным феноменом в индивидуальном плане, конверсия является исключительно редкой, когда речь идет об общностях, наделенных религией или идеологией. Она осуществляется только при следующих условиях: а) существую- щая идеология находится в процессе полного разложения; б) идущая ей на смену идеология является мощной и привлека- тельной; в) процесс конверсии сопровождается осуществляемым в течение длительного времени насильственным разрушением старой идеологии; г) конверсия начинается с периферических зон, находящихся в стороне от центра наиболее интенсивной веры.
  5. Структурная стабильность общности вызывает у части ее членов ощущение "невыносимости", то есть состояния, при котором многие индивиды готовы рисковать своей жизнью во имя изменений. Так, например, Англия сумела избежать револю- ции между 1830-1835 гг. только потому, что ее правители прово- дили политику широких реформ. Напротив, французский режим эпохи Реставрации вместо трансформации своих институтов пытался укрепить их, что шло вразрез со стремлениями боль- шинства граждан.
  6. Существует постоянный конфликт между эффективностью и человеческим достоинством.
  Способы человеческих объединений менее стабильны, чем систе- мы ценностей (религиозные или идеологические), но менее от- крыты для изменении, чем техника.
  8. Закономерность войны, объясняемая существованием замкнутых систем стабильных ценностей, разницей военных потенциалов, регулярностью, с которой в истории человеческий общностей возникает ситуация Невыносимости".
  Как видим, из приведенного перечня закономерностей лишь одна ("закономерность войны") непосредственно касается сферы международных отношений, тогда как все другие носят гораздо более широкий характер, затрагивая социальную сферу человеческих отношений в целом. Разумеется, в этом своем качестве они не могут не влиять на международные отношения, более того, влияние некоторых из них (особенно второй, третьей и четвертой), как убедительно показывает автор, является настолько ощутимым, что без их анализа и учета трудно понять многие международные события и процессы. И все же речь идет об общесоциологических закономерностях, действующих в области как международных, так и внутриобщественных отношений. Иное дело - "временные правила". Сравнивая характер международных отношений, свойственных периоду, продолжавшемуся с XVI века до 1914 года, с современными международными реальностями (с 1945 года и до наших дней), Ж.- Б.Дюрозель отмечает, что для современности характерно отсутствие коалиции, направленных против гегемонии одной или нескольких великих держав (то есть "подобия европейского концерта наций"); уже не существует ни одной собственно европейской великой державы; на мировой сцене появляется новая, разрозненная, но вполне реальная международная сила - мировое общественное мнение; происходят радикальные изменения в военной стратегии и т.п. Речь вдет, таким образом, непосредственно о сфере международных (межгосударственных) отношений, однако указанные "временные правила" являются, скорее, хорошо систематизированными наблюдениями, представляющими собой исходный эмпирический. мате- риал, нуждающийся в дальнейшем изучении и обобщении.
  Если же попытаться провести более широкий анализ научной литературы, посвященной международным отношениям, то можно убедиться, что значительная ее часть (напомним, что главным образом политологического характера) посвящена в основном анализу проблем, связанных с войной или ее предотвращением. Этот подход характерен и для Р. Арона (его главный труд, посвященный исследованию международных отношений, назван "Мир и война между нациями"), который одним из первых предпринял попытку создания социологии международных отношений. Поэтому закономерности, о которых идет речь в данной литературе, касаются прежде всего именно этих проблем и не выходят за рамки межгосударственных отношений.
  Обобщая в этой связи различные точки зрения, позиции различных теоретических школ, можно выделить следующие закономерности.
  Во-первых, главным действующим лицом международных отношений (с точки зрения некоторых авторов, практически единственным, или, в крайнем случае, единоличным) является государство, а формами его международной деятельности - дипломатия и стратегия.
  Во-вторых, государственная политика существует в двух разновидностях: внутренней и внешней (международной), между которыми имеется как взаимосвязь, так и существенные различия, в силу которых международная политика государства обладает хотя и относительной, но в то же время весьма значительной автономией.
  В-третьих, основа основ всех его международных действий коренится в национальном интересе, наиболее существенными со- ставными элементами которого являются безопасность, выживание и суверенитет. Поэтому международные отношения - это сфера столкновений, конфликтов и примирений национальных интересов различных государств.
  В-четвертых, потребность в защите и продвижении национального интереса вызывает необходимость обладания как можно более мощным военным потенциалом, который, в свою очередь, зависит от его природных, экономических и иных ресурсов. Поэтому меадународные отношения - это силовое взаимодействие государств, - баланс сил, - в котором преимущества, с точки зрения национальных интересов, имеют наиболее мощные державы.
  В-пятых, в зависимости от распределения мощи между наиболее крупными, с точки зрения военного потенциала, государствами - так называемыми великими державами - баланс сил может принимать различные формы, или конфигурации: биполярную, трехполюсную, мультиполярную и т.д.
  Таковы наиболее общие закономерности, сформулированные в рамках гсюударственно-центричной парадигмы международных отношений. Они дополняются, развиваются и конкретизируются в целом ряде других, гораздо более многочисленных, обобщений менее широкого характера, касающихся, например, особенностей национального интереса, применения силы, типов полярности и т.д. Таковы, например, выдвинутые Г. Моргентау "шесть принципов политического реализма", которые представляют собой, по сути, кон- кретизацию его понимания национального интереса и одновременно представление о путях его реализации во внешней политике государства. Р. Арон предлагал свое понимание относительно значения силы и слабости государства для международной стабильности (например, "излишек слабости не менее опасен для мира, чем излишек силы"). Б. Рассет и Х. Старр, используя метод аналогии, выдвинули ряд гипотез, практическая подтверждаемость которых придает им более широкое значение (например: чаще убивают соотечественников, чем иностранцев, знакомых и родствен- ников, чем неизвестных; поэтому мало вероятно, что отдаленные друг от друга государства, слабо связанные между собой, - такие, как, скажем. Боливия и Бирма - будут воевать друг с другом). Подобные примеры, содержащие интересные и, чаще всего, весьма полезные обобщения, можно было бы продолжать. Однако они вряд ли могут претендовать на то, чтобы называться закономерностями международных отношений, ибо для них характерен слишком значительный налет субъективности и, кроме того, диапазон их действия слишком ограничен.
  Впрочем, ограниченность свойственна и вышеуказанным закономерностям. При всей своей значимости, эти закономерности, во-первых, относятся, главным образом, к межгосударственным взаимодействиям, которые представляют собой лишь часть международных отношений. А, во-вторых, в последние годы роль этих взаимодействий, степень их влияния на характер и эволюцию международных отношений подвергаются все более настойчивым и аргументированным сомнениям - и прежде всего именно с позиций социологическего подхода.
  Собственно, подобные сомнения имплицитно содержались и в сформулированных в рамках ортодоксального марксизма закономерностях об усилении значения международных отношений в об- щественной жизни и о возрастании влияния на их развитие народных масс. Под идеологической оболочкой (которая, конечно, не могла не сдерживать их конкретизации и развития) в них просматривается подучившая сегодня широкое распространение мысль об эволюции международных отношений, ломающей парадигму их традиционного понимания. Данное замечание не означает однако приоритета марксизма в осмыслении новых тенденций. Напротив, это осмысление возникло независимо от марксизма и имеет уже относительно давнюю традицию, восходящую к трудам, созданным в 50-е - 60-е годы такими представителями либеральной мысли, как Ж. Вернан, С. Хоффманн, Д. Розенау, Е. Лорд, М. Боск и др. Высказанные ими идем о международном обществе, о несводимости международных отношений к межправительственным взаимодействиям, о неподконтролъности государствам некоторых типов международных общений, способных оказывать существенное влияние на облик мировой политики и т.п., получили новый импульс в международно-социологической литературе в свете наблюдающегося сегодня кризиса государственности, выхода на мировую арену новых действующих лиц и т.д.
  Так, в работе известных французских исследователей Б. Бади и М.-К. Смуц "Мир на переломе. Социологая международной сцены" показано, что современные международные отношения дают все меньше оснований рассматривать их как межгосударственные взаимодействия, ибо сегодня происходят существенные и, видимо, необратимые изменения в способах раздела мира, принципах его функционирования, в том, что поставлено на карту6 .
  Мир находится в поисках новых отношении и новых субъектов. Структура межгосударственных отношений, долгое время служившая самым верным посредником во взаимодействиях между индивидом и международной ареной, в настоящее время деформи- руется и все меньше отвечает этому предназначению. Традиционная дипломатия слабо улавливает новые тенденции долговременной динамики социальных трансформаций со все более многообразными параметрами: например, такие, как увеличение миграционных потоков, трансграничное движение людей, капиталов и идей, де- градация окружающей среды, распространение наиболее "эффек- тивных" видов оружия. Политика уже не вырабатывается централи- зованно, в каком-то одном месте, а оказывается все более и более расколотой между многочисленными центрами, координация между которыми выглядит все более затруднительной.
  Закономерность национального интереса теряет свое прежнее значение. Многие современные элементы силы ускользают от государственного авторитета, оставляя межгосударственной системе очень мало средств эффективного влияния на происходящие процессы, заставляя прибегать к опосредованным и всегда дорого- стоящим способам принуждения.
  Происходящие изменения делают проблематичным любой прогноз относительно содержания и формы будущих политических единиц, их взаимного расположения ("конфигурации") на мировой арене. Вместе с этим уменьшается (но не исчезает) и значение вышеуказанных закономерностей, их уровень общности, ограничивается сфера их действия.
  Это обусловлено тем, что сегодня, как подчеркивает Дж.Розенау7, возникают контуры новой "постмеждународной политики" - глобальной системы, в которой контакты между раз- личными структурами и авторами осуществляются принципиально по-новому. Наряду с традиционным миром межгосударственных взаимодействий на наших глазах рождается новый - "второй, полицентричный, мир" международных отношений, характеризую- щийся хаотичностью и непредсказуемостью, искажением идентичностей, переориентацией связей авторитета и лояльностей, которые соединяли индивидов. При этом базовые структуры "пост- международных отношений" обнаруживают настоящую бифурка- цию между соревновательными логиками этатистского и поли- центрического мира, которые взаимно влияют друг на друга и никогда не могут найти подлинного примирения. "Частная группа - Совет по защите природных ресурсов - ведет переговоры с пра- вительствами сверхдержав относительно мониторинга соглашений о запрещении ядерных испытаний; представители англиканской церкви выступают посредниками между террористами и пра- вительствами на Ближнем Востоке; несколько организаций принимают решения - вкладывать или не вкладывать средства в экономику ЮАР, дабы изменить социальную политику местного правительства; Международный валютный фонд инструктирует национальные правительства, как им решать экономические вопросы; глава никарагуанского государства ведет камланию в поддержку самого себя на улицах Нью-Йорка; <...> поляки, живущие в США, принимают участие в национальных выборах 1989 г. и в одном из районов Варшавы их голоса становятся решаю- щими; опубликованный в Англии роман становится причиной от- ставки посла в Иране и убийства в Бельгии; отравленные в Чили фрукты дестабилизируют мировые рынки, провоцируют действия нескольких правительств, рабочие волнения в доках Филадельфии и политический кризис в самой Чили - таковы лишь отдельные при- меры из великого множества событий, иллюстрирующих становле- ние нового глобального порядка", - пишет Дж. Розенау8.
  Ощущение глубоких изменений, производящих подлинный переворот в привычной картине международных отношений, присуще практически всем крупным работам последних лет, в которых рассматриваются проблемы наблюдающихся в этой сфере новых явлений и процессов. Приведем еще два примера в данном отношении.
  Так, французский исследователь Ф. Моро Дефарг подчеркивает, что XX век завершается под знаком глубокого переворота в характере международных отношений, являющегося не столько результатом деятельности государственных политиков, сколько совершенно других процессов. Религии, культуры, многообразные виды обменов между общностями эволюционируют по своей собственной логике и постоянно "нарушают государственные границы". Эта логика не считается с политико-юридическими барьерами, которые она без конца опрокидывает или обходит. В 40-е и 50-е годы в "конфликте века" противостояли друг другу коммунистический Восток и плюралистический Запад; в 70-е годы он переместился в сферу противоречий между богатым Севером и бедным Югом. "Куда он перемещается накануне 2000 года? В сферу борьбы между предприятиями, между государствами за обладание и контроль над технологическими инновациями? В сферу антаго- низмов между всем тем, что символизирует современность - от джин- сов до компьютера - и всем тем, что воплощает идентичность, будь то национальная, религиозная или социальная идентичность? В разрушение прежних порядков под ударами требований свободы?"9. Ответы на все эти вопросы далеко не очевидны. Хотя вполне очевидно то, что они вызваны глубокими трансформациями, кото- рые переживает современный мир, и возникающими в этой связи ощущениями тревоги перед лицом нарушения стабильного порядка вещей.
  В этой связи бельгийский ученый А. Самюэль считает, что человечество уже вступило в "новый международный мир", а скорость и глубина наблюдаемых изменении имеют, по меньшей мере, два последствия.
  Во-первых, произошел переход от биполярного мира к комплексному. Нет уже двух сверхдержав; в юго-восточной Азии бурно развиваются новые динамичные государства; в других странах происходит демографический взрыв; нации освобождаются; " спутники" уходят с орбит своих сюзеренов; действия малых государств приносят серьезные беспокойства великим державам. Наряду с упадком влияния больших идеологий появляются новые силы - экономического, финансового, а также духовного характера. "Бог не умер". Во всяком случае, религиозность не только возвращается, но и претендует определять национальные и международные политические процессы. Одновременно от Мехико до Москвы происходит восстание гражданского общества", которое опрокидывает однопартийностъ и склеротическую политику. Наконец, интеллектуалы, религиозные деятели становятся не только звездами, но и международными лидерами, скромная, но настойчивая деятельность которых изменяет ход вещей.
  Во-вторых, этот переходный мир стал непредсказуемым. Мы уже привыкли к разделу мира на два блока, который казался или пропагандировался как незыблемый. Но вот непредвиденное уже произошло. Коммунистическая идеология и коммунистическое движение уже совсем не те, что были еще недавно. Единственная партия - авангард уступает место многопартийности. Вопросы, которые были отложены в долгий ящик истории, - такие, как, например, воссоединение Германии, решаются неожиданно быстро. И никто не может предсказать, что еще произойдет завтра. Вместе с тем уже сегодня ясно, что вопросы международной безопасности больше не могут решаться и даже не встают в терминах равновесия военных
  Итак, новизна ситуации в международных отношениях может быть резюмирована, с учетом рассматриваемой проблемы, в том, что наблюдающиеся сегодня общепланетарные трансформации выходят за рамки рассмотренных выше закономерностей межгосударствен- ных взаимодействий и, не отменяя их значения, лишают их "претен- зии" на всеобщностъ во влиянии на человеческие судьбы, на судьбы мира в целом. В этой связи возникает имеющий принципиальное значение вопрос: правомерно ли вообще говорить сегодня о каких- либо действующих в этой сфере закономерностях универсального характера? Думается, что несмотря на всю глубину и значимость происходящих изменений, на него может быть дан утвердительный ответ.
 
 3. Универсальные закономерности международных отношений
  Универсальные, или наиболее общие закономерности, в отличие от закономерностей меньшей степени общности, должны отвечать критериям пространственно-временного и структурно-функционального характера. Это значит, что, во-первых, их действие должно ка- саться не только тех или иных регионов (скажем, наиболее развитых в социально-экономическом отношении - например, Западной Евро- пы, Северной Америки и т.п.), а мира в целом. Во-вторых, они должны наблюдаться и в исторической ретроспективе, и в переживаемый период, а также не исключаться в будущем. В-третьих, они должны охватывать не тех или иных - пусть даже самых значимых сегодня и/или самых перспективных", с точки зрения обозримого будущего, а всех участников международных отношений, как и все сферы общественных отношений: экономику, социальную жизнь, идеологию, политику, культуру, даже религию, хотя проявление таких закономерностей в различных сферах может быть (и чаще всего является) отнюдь не "симметричным".
  С учетом сказанного могут быть выделены две основных закономерности, а точнее говоря, две ведущих тенденции в эволюции взаимодействия социальных общностей на мировой арене. К ним относятся глобализация и фрагментация международных отноше- ний, становление единого, целостного мира и все новые формы его раскола. В определенном смысле можно сказать, что они являются диалектически противоположными сторонами одной и той же внутренне противоречивой тенденции - роста взаимозависимости современного мира - и ее проявлений в сфере международных отношений.
  Указанные закономерности проявляются, с одной стороны, в интернационализации экономической, социальной, политической и всей общественной жизни, а, с другой, - в создании и укреплении суверенных государств, развитии национальных общностей и национальных движений, стремящихся к реализации своих интересов вне национально-государственных границ11. Вместе с тем их содержание гораздо шире, поскольку они активно вторгаются в частную жизнь, изменение характера которой, с точки зрения ее "выхода" в сферу международных отношений, является, по-видимому, одной из наиболее отличительных черт происходящих глобальных изменений. Поэтому их действие касается не только социальных общностей и политических движений, но и конкретных личностей, расширения поля взаимного (и весьма существенного) влияния индивида и международных отношений.
  Действие основных закономерностей наблюдается уже в период образования и крушения древних империй, зарождения и распространения мировых религий, формирования национальной государственности в Европе и распространения этого процесса на другие регионы мира, распада государственных империй на самостоятельные политические единицы в преддверии XX века (Австро-Венгрия, Османская империя и т.п.), бурного процесса институализации международных отношений в нашем столетии и т.д. Одновременно шел процесс расширения обменов между различными общностями, государствами и частными участниками международных отношений (коммерсантами, религиозными органи- зациями, деятелями искусства и культуры), ускоряющийся по мере научно-технического развития.
  Новые импульсы указанные процессы получают в точках научно-технических революций, в особенности таких, как промышленная революция на рубеже XVIII-XIX веков, НТР, ведущая свое начало с 50-х годов нашего столетия, и ее современный этап, характеризующийся бурным развитием микроэлектронных технологий. В результате осуществляющегося сегодня в масштабах планеты перехода от индустриального (а в ряде регионов - от доиндустриального) общества к постиндустриальному ("программируемому", по терминологии А. Турена) происходят коренные изменения в средствах связи и транспорта, информационных технологиях и коммуникациях, формах социальной организации и механизмах управления, экономических и политических структурах и видах вооружений. Все это не может не оказывать влияния на проявление основных закономерностей международных отношений.
  Среди наиболее очевидных проявлений этих закономерностей следует выделить феномены экономической, социальной и политической интеграции и дезинтеграции, наблюдаемые сегодня практически во всех регионах мира. При этом, несмотря на нередко встречающиеся эйфорию по поводу первой и ламетации по поводу второй, и та, и другая являются объективными процессами, отра- жающими "бифуркационность" современного состояния мировой цивилизации, стохастический, непредопределенный характер ее раз- вития.
  Так, подкрепляемые экономической, технологической, экологи- ческой взаимозависимостью, процессы интеграции испытывают и разрушающее их давление со стороны тенденции к возрастанию национальной и культурной самобытности, возврата к истокам, даже поиска социализации в идеалах архаических отношений и реакционных идейно-политических течений.
  Представители социологии международных отношений с полным основанием привлекают внимание к тому обстоятельству, что формирование целостного мира не только сопровождается интеграционными процессами, но и создает условия для исключения, отбрасывая на периферию всех, не способных включиться в сеть международной взаимосвязи и оказывать влияние на ее направленность (см. прим. 6, с.204-213). Указанное исключение имеет сложный характер и отличается многообразием форм, его механизмы действуют как внутри того или иного общества, так и на мировой арене. В слаборазвитых странах оно отражает углубляющийся разрыв между сельским и городским населением, между новой буржуазией и широкими слоями люмпен-пролетариата. В развитых странах оно ускоряет формирование так называемого "четвертого мира", состоящего из иммигрантов и "новых бедных". Поэтому среди последствий усиления целостности мира немалое место занимают процессы депривации, возрастающей зависимости, клиентизации, распространения насилия и т.п. Развитие новейших средств коммуникации, спутниковой связи, видеотехники и т.п. способствует широкому распространению (в известном смысле универсализации) западных идеалов качества жизни, стандартов потребления, индивидуальных ценностей, демократических норм и т.п. В свою очередь, это ведет к возрастанию миграционных потоков в направлении более развитых стран, которые нередко поощряются руководством слаборазвитых государств, как определенное средство хотя бы частичного решения проблем занятости и валютного голода". Массовая иммиграция ведет к дестабилизации социальных и политических отношений как в принимающих, так и в покидаемых иммигрантами странах, а нередко - и к обострению отношений между ними. Одновременно растет разрыв в уровнях развития между богатыми и бедными странами, с одной стороны, а с другой - внутри "третьего мира", мира бедных стран. Окраины разрастающихся мегаполисов "третъего мира" все более заметно превращаются в средоточие растущей нестабильности, благоприятную среду кристал- лизации радикальных религиозных и популистских движений (ис- ламского фундаментализма - в арабских странах, радикального индуизма - в Индии, анимистского мессианизма - в Тропической Африке и т.п.). Указанные движения чаще всего принимают явно выраженный антизападный характер, порождая такой не известный ранее феномен, как "дикая дипломатия", которая все более ощутимо затрудняет деятельность официальной дипломатии (см. прим.11, C.210).
  В свете описанных процессов не столь уж неожиданными выглядат утверждения, согласно которым "время интеграции прошло, в мире начались дезинтеграционные процессы"12.
  Действительно, дезинтеграция характерна не только для бывшего СССР или происходящего под влиянием его кризиса и распада мирного раздела Чехословакии и кровавого - Югославии. Еще раньше тенденции к "суверенизации" начались и продолжают наблюдаться сегодня в таких странах, как Турция (курдская проблема), Франция (проблема Корсики), Англия (проблема Северной Ирландии), Испания (проблема баскского сепаратизма). Вылившиеся в погромы этнические волнения в Южной Калифорнии в мае 1992 г. также стали одним из выражений развития процессов обретения различными национальными и расовыми группами собственной идентичности (и, соответственно, противопоставления себя "другим"). Несмотря на решительные меры, предпринимаемые во всех описанных случаях правительствами соответствующих стран, включая применение военной силы, указанные процессы в лучшем случае "загоняются вглубь", адекватного же решения им до сих пор не найдено.
  Было бы однако неверным абсолютизировать ту или другую из указанных закономерностей. Как показал опыт "перестройки" и "нового мышления", политика, которая делает ставку на одну из них - указывая, например, на тенденцию к возрастающей целостности, взаимозависимости современного мира - при фактически полном игнорировании второй, противоположной ей тенденции, оборачивается тяжелыми ошибками и в конечном итоге поражением. Вот почему совершенно неуместными выглядят как возмущенное удавление по поводу развала СССР, процессов "суверенизации" субъектов Российской федерации ("Весь мир движется в направлении к интеграции, а мы пытаемся идти против течения"), так и попытки трактовать их в терминах "общественного прогресса" ("Развал империи следует рассматривать как позитивное явление, как осво- бождение народов и реализацию ими естественного права самостоятельно решать собственную судьбу"). Суждения подобного рода грешат упрощением ситуации, ее примитивизацией, а потому вместо прояснения проблемы уводят в сторону, лишают воз- можности осмыслить всю ее сложность и полноту. Поэтому не менее серьезной ошибкой, чем игнорирование тенденции к дезинтеграции, была бы односторонняя ориентация только на нее при попытке осмысления современных международных реалии, а тем более - при выработке и проведении в жизнь политических решений. Так, уже сегодня видно, что процессы дезинтеграции бывшего СССР в ряде случаев достигли определенного "предела насыщения". Наблюдается взаимная заинтересованность различных стран СНГ к сотрудни- честву, в том числе и в столь решительно отвергавшихся еще недавно институциональных формах. При этом следует подчеркнуть, что существенную роль в интеграционных процессах играют социокуль- турные факторы. Мы можем и должны объяснять необходимость интеграции потребностями экономического, экологического или лю- бого иного характера. Но мы рискуем ничего не понять в происхо- дящем, если упустим из виду, что, не будучи "освящены" культурой, совокупностью общих ценностей, которым привержены "рядовые" люди, их, коллективной исторической памятью, общностью ряда традиций, обычаев, элементов образа жизни и т.п., указанные факторы не могли бы играть той роли, которую они, безусловно, играют в международно-политических процессах.
 ***
  Проблема закономерностей международных отношений остается одной из наименее разработанных и дискуссионных в науке. Это объясняется прежде всего самой спецификой данной сферы общественных отношений, где особенно трудно обнаружить повторяемость тех или иных событий и процессов и где поэтому главными чертами закономерностей являются их относительный, вероятностный, стохастический, преходящий характер. Как частные, так и наиболее общие, универсальные закономерности существуют здесь в виде тенденций, характер проявления которых зависит от множества условий и факторов. В то же время одно из глобальных направлении указанных тенденций, просматривающееся из глубины веков и ведущее к нарастанию взаимозависимости мира, дает основание представить международные отношения в виде целостной системы, функционирование которой зависит как от законов общесистемного характера, так и от особенностей данного типа систем.
 
 Примечания
 1. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с Ильей Пригожиным// Вопросы философии. 1992. № l2.
 2. Rassett B., Statrr H. World Politics. Menu of Choice. San Francisco, 1981, p.51.
 3. Aron R. Une sociologie des relations mternationales. In: Revue francaise de sociologie. 1963. Vol. IV. №3, p.312,321.
 4. Huntzinger J. Introduction aux relations internationales. Paris, 1987, p. 16.
 5. Duroselle J.-B. Tout empire perira. Une vision theorique des relations Internationales. Paris, 1982.
 6. Badie В., Smouts M.-C. Le retournement du monde. Sociologie de la scene mternationale. Paris, 1992, p,237-240.
 7. Rosenau J. Turbulence in world politics: A theorie of Chande and Continuity. Princeton, 1990.
 8. Розенау Дж. Мировая политика в движении. Теория изменений и пеемственности. Реферат. М., 1992, с.6-7.
 9. Moreau Defarges Ph. Les relations intemationales dans le monde d'aujourdhui . Entre globalisation et fragmentation. Paris, 1992, p. 10-11.
 10. Samuel A. Nouveau paysage international. Paris, 1990, p.247-250.
 11. Фельдман Д.М. Закономерности и тенденции в развитии международных отношений// Введение в социологию международных отношений. Учебное пособие. М., 1992, с.67-68.
 12. Позняков Э.A. Россия сегодня и завтра. Международная жизнь. 3993. №2
 
 
 Глава VI. Международная система
  Принято считать, что системный подход становится достоянием науки о международных отношениях с середины 50-х годов. Его широкое распространение совпало с проникновением в социальные дисциплины достижений научно-технической революции и, в частности, с использованием ЭВМ, что стало для него источником дополнительной привлекательности и породило надежды на придание исследованиям в этой области необходимой строгости, прочной теоретической обоснованности и эмпирической верифицируемости. "Идея систем, - писал, например, С. Хоффманн, несомненно дает наиболее плодотворную концептуальную основу. Она позволяет провести четкое различие между теорией международных отношений и теорией внешней политики, а также способствует успешному развитию как той, так и другой"1.
  В качестве основоположника системной теории западные исследователи чаще всего называют эмигрировавшего в США австрийского ученого Людвига фон Берталанфи, работы которого в этой области получили широкое признание в научных кругах. Однако это не означает, что системный подход не существовал раньше. Стоит напомнить, например, что основные понятия системного подхода широко использовались в работах К. Маркса и Ф. Энгельса, ими часто оперировал В.И. Ленин. Специально проблемам системной теории была посвящена изданная в 20-е годы двухтомная работа нашего соотечественника А.А. Богданова "Всеобщая организационная наука (тектология)", в которой были проанализированы такие основополагающие понятия системного подхода, как "система", "элементы", "связи", "структура", "среда", устойчивость", сформулированы идеи относительно системных противоречий, законов функционирования и трансформации сложных систем и многие другие положения, которые в последующие годы, особенно в период бурного развития системной теории в середине XX века, нашли свое подтверждение и получили дальнейшее развитие. В применении к социально-политическим наукам системный подход получил в эти годы плодотворное развитие в работах американских ученых Т. Парсонса и Д. Истона. Особенно широкое распространение получили в политической социологии идеи, высказанные в книге Д. Истона "Системный анализ политической жизни"2. Политическая система рассматривается в ней в виде определенной совокупности отношений, находящейся в непрерывном взаимодействии со своей внешней средой через механизмы "входов" и "выходов", в соответствии с базовыми идеями кибернетики. На "входах" система получает извне импульсы, сигналы, ресурсы, встречается с вызовами, представляющими угрозу ее целостности. Д. Истон разделяет их на две категории: "требования", связанные с безопасностью, индивидуальной свободой и равенством, участием, потребительскими благами и т.п., и '"поддержки", позволяющие удовлетворять некоторые требования и регулировать вызываемые ими конфликты. Источником "требовании" являются, с одной стороны, такие части ее внутрисоциетальной среды, как экологическая система, биологическая система, личностные системы и социальные системы. С другой стороны, такими источниками являются компоненты экстра-социетальной среды: международно-политические системы, международно-экологические системы и международные социальные системы. Все эти потоки, поступающие на "входах" из глобальной окружающей среды, перерабатываются внутри политической системы путем реагирования всех ее составных элементов и вызывают в конечном счете совокупную ответную реакцию системы, при помощи которой она адаптируется к среде. На "выходах" такая реакция получает форму политических действий, правительственных актов и мероприятий и т.п. В свою очередь, эта обратная реакция системы является началом нового цикла ее взаимодействий со средой, способствует определенным изменениям в окружающей среде, продуцирующей затем новые "требования" и "поддержки".
  Таким образом, одним из главных достоинств концепции Д. Истона является рассмотрение политической системы в динамике - как целостного организма, находящегося в постоянном взаимодействии с окружающей средой и непрерывно "сверяющего" свои "ответы" с состоянием и реакцией своих элементов. Немаловажным является и то обстоятельство, что предложенный Д. Истоном системный анализ облегчает поиски и выявление правил функционирования политической системы, закономерностей ее отношении с другими системами, условий сохранения стабильности и т.п.
  Тем не менее, не отрицая указанных достоинств анализа Д. Истона, специалисты в области международных отношений довольно сдержанно относятся к утверждениям о применимости его выводов к любому типу политических систем, считая, в частности, что они не подходят к изучению международных систем. Во-первых, потому, что они сделаны фактически на основе изучения специфического типа политической системы, а именно американской политической системы, и слабо учитывают особенности других политических систем3. Во-вторых, потому, что истоновское определение политики как "авторитарного распределения ценностей"4 не принимает во внимание особенности международных систем и не позволяет рассматривать международные отношения как полити- ческие. Наконец, в-третьих, потому, что схема Истона не может быть применена к глобальной международной системе ввиду особенностей окружающей ее среды.
  Напомним кратко о содержании основных понятий системной теории.
  Исходным для нее является понятие "система", которое Л. фон Берталанфи определяет как "совокупность элементов, находящихся во взаимодействии друг с другом"5.
  "Элементы" - это простейшие составные части системы. Причем, "исследуя развитие сложных систем, как, например, общество, организм, научная и философская доктрина, космическое тело, необходимо постоянно иметь в виду внутренние процессы подбора их элементов, а если удается разложить элементы дальше, на элементы второго порядка, то и этих в их еще более узкой среде, и т.д., насколько позволит достигнутый уровень приемов анализа"6. В этом смысле каждый элемент системы может выступать как "подсистема", обладающая своей совокупностью элементов.
  "Среда" есть то, что влияет на систему и с чем она взаимодействует. Различают два вида среды: внешняя (окружение системы) и внутренняя (контекст).
  Содержание понятия "структура" имеет несколько аспектов, отражающих различные степени сложности системы: а) соотношение элементов системы; б) способ организации элементов в систему; в) совокупность принуждений и ограничений, которые вытекают из существования системы для ее элементов.
  В свою очередь, "функции" системы - это ее реакция на воздействия среды, направленная на сохранение определенного типа отношений между элементами системы, то есть ее '"устойчивости".
  Именно системный подход стал одним из отличительных признаков проникновения социологии в сферу международных отношений, и тем самым - провозвестником новой научной дисциплины7. Было замечено, что "социологические обобщения, ка- сающиеся социальных систем, mutatis mutandis применимы также и к исследованию международных систем"8.
  И несмотря на то, что действительная роль системного подхода в успешном развитии науки о международных отношениях не совпала с ожидаемой, она все же является достаточно важной и поэтому заслуживает специального анализа. С этой далью в данной главе рассматриваются особенности и основные направления системного подхода в изучении международных отношений, а также типологии и структуры международных систем.
 1. Особенности и основные направления системного подхода к анализу международных отношений
  Такие особенности вытекают прежде всего из самой специфики анализируемого объекта. Поскольку она уже была подробно рассмотрена в главе 1, постольку ограничимся здесь лишь несколькими краткими замечаниями, касающимися общих и специфических особенностей международных отношений и соответственно международных систем.
  К числу общих особенностей международных отношений относится то, что по своему характеру они являются социальными отношениями, из чего следует, что международные системы относится к типу социальных систем. Это означает, что они должны рассматриваться как сложные адаптирующиеся системы, анализ которых невозможен по аналогии с анализом моделей механических систем. Кроме того, социальные - в том числе и международные - системы принадлежат, как правило, к особому типу открытых и слабоорганизованных систем. Иными словами, здесь "далеко не всегда должно провести ясную и четкую границу между изучаемым комплексом и его внешней средой, как можно сделать, скажем, при определении границы между объектом и средой двух пространственно отдаленных друг от друга объектов"9. В отличие от систем физического или биологического тепа, пространственные границы международных систем носят чаще всего условным характер. Впрочем, эту условность не следует абсолютизировать, представляя дело таким образом, что международные системы вообще "не даны в реальности, где существует только множество людей и множество отношений", или же утверждая, что они "всегда конструируются наблюдателем11". Это верно лишь отчасти. Система БЭС или же ОАЕ, хотя они и отличаются друг от друга характером отношений со средой (первая является относительно автономной, то естъ отношения между ее элементами здесь играют более значительную роль, чем отношения со средой; вторая - проницаемой, так как взаимодействие с внешней средой для нее оказывается важнее отношений между элементами), не только существуют в реальности, а не в воображении исследователя, ко и имеют некоторые, хотя и весьма относительные, пространственные границы. Это в известной степени верно и для региональных международных систем. Конечно, подобное нельзя утверждать, скажем, о системе межгосударственного сотрудничества (например, экономического, политического и т.п.) или же о системе взаимодействия традиционных и новых международных авторов. Однако и в этом случае международные системы представляют собой не просто некие аналитические объекты, а конкретные связи между реально существующими социальными общностями, взаимодействие которых проявляет определенные (пусть даже минимальные) черты системной организации. Это не означает, конечно, что подобного рода неформальные системы представляют собой четко различного конкретную общность, наподобие какой-либо вещественной системы, например, биологического организма. Как пишет ф.Брайар, имея в виду неформальные международные системы, они, "разумеется, должны как определенная целостность проявляться и в феноменологическом плане, но только опосредованно", что и обнаруживается путем теоретического анализа .
  Еще одна общая особенность международных отношений. которая оказывает влияние на системный подход к их изучению, связана с тем, что их основные элементы представлены социальными общяостами группами и отдельными индивидами. Отсюда следует, что международные системы - это системы взаимодействия людей, руководствующихся в своих действиях волей, сознанием, ценностными ориентациями и т.п. В свою очередь, это означает, что, как подчеркивают С. Фридлендер и Р. Коэн, определяющие факторы международной системы связаны с такими феноменами, как выбор, мотивации, восприятие и т.п. (см. прим. 12, с. 106).
  Третья общая особенность международных отношений, которая с необходимостью должна приниматься во внимание при системном подходе к их изучению, заключается в том, что они являются по преимуществу политическими отношениями, главным звеном которых остаются взаимодействия между государствами. Поэтому, например, ядром глобальной международной системы является система межгосударственных отношений.
  Что касается специфических особенностей международных отношении, то главная из них состоит в том, что, как уже было показано, они характеризуются отсутствием верховной власти и "плюрализмом суверенитетов". С этим связан свойственный международным системам низкий уровень внешней и внутренней централизации. Иначе говоря, международные системы - это социальные системы особого типа, отличающиеся слабой степенью интеграции элементов в целостности, а также значительной автономией этих элементов. Разумеется, степень такой автономии нельзя абсолютизировать: Международные отношения характери- зуются не только конфликтом интересов, но и взаимозависимостью акторов. А интегрированное общество (внутриобщественные отно- шения), в свою очередь, не избавлено от конфликтного измерения, которое при некоторых условиях может придать ему черты опре- деленной анархии, свойственные международным отношениям (см. прим.12, с. 109), - в том числе и вполне реальную дезинтеграцию, в чем мы смогли убедиться на примере судьбы СССР.
  Различия в понимании специфики международных отношений и, соответственно, особенностей международных систем влекут за собой разные подходы к их изучению. Существует несколько таких подходов: традиционно-исторический, историко-социологический, эвристический, смешанный и эмпирический. Подчеркнем, что их выделение носит условный и отнюдь не взаимоисключающий характер, отражая лишь приоритеты в позициях того или иного автора.
  Так, в основе традиционно-исторического подхода лежит использование понятия "международная система" для обозначения дипломатических отношений между государствами в тот или иной исторический период в том или ином регионе: например, европейской системы XVII века, основанной на принципах Вестфальского договора 1648 года; системы политического равновесия европейских государств ("европейский концерт нации") XIX века; глобальной биполярной межгосударственной системы 1945- 1989 годов. Основной недостаток подобного "панорамного" подхода состоит в том, что он не нацеливает на поиск закономерностей функционирования международных (а вернее сказать, межгосударственных) систем, ограничиваясь, как правило, описанием взаимодействий между главными акторами - великими державами, тогда как главное в системном подходе - именно в убежденности относительно существования закономерных связей между характером международных систем и поведением их основных элементов - международных акторов13. Именно на подобной убежденности основаны другие из названных подходов.
  Так, например, Р. Арон, являющийся одним из основателей историко-социологического подхода к изучению международных отношений, делает отправным пунктом своих размышлений о международных системах опыт истории, отклоняя любую попытку конструирования абстрактных моделей. Сравнивая отношения между греческими полисами, европейскими монархиями XVII века, государствами Европы XIX и взаимодействие современных ему систем Востока и Запада, он искал в них повторяемость, которая позволила бы выделить некоторые общие закономерности, подтверждаемые уроками исторического прошлого и изучением настоящего. Понимая, что "анализ типичной международной системы не дает возможности предвидетъ дипломатическое событие или диктовать правителям линию поведения, соответствующую типу системы"14 , Р. Арон считал, что системный подход позволяет выявить ту долю социального детерминизма, которая имеется в функционировании международных отношений, и потому рассматривал его как необходимый элемент их изучения.
  В отличие от Р. Арона, американский исследователь М.Каплан далек от ссылок на историю, считая исторические данные слишком бедными для теоретических обобщений. Основываясь на общей теории систем и системном анализе, он конструирует абстрактные теоретические модели, призванные способствовать лучшем) пониманию международной реальности15. Исходя из убежденности в том, что анализ возможных международных систем предполагает изучение обстоятельств и условий, в которых каждая из них может существовать или трансформироваться в систему другого типа, он задается вопросами о том, почему та или иная система развивается, как она функционирует, по каким причинам приходит в упадок. В этой связи М. Каплан выделяет пять переменных, свойственных каждой системе: основные правила системы; правила трансфор- мации системы; правила классификации авторов, их способностей и информации. Главными из них являются первые три группы переменных. Так, "основные правила" описывают отношения между авторами, поведение которых зависит не столько от индивидуальной воли и особых целей каждого, сколько от характера системы, компонентом которой они являются. "Правила трансформации" выражают законы изменения систем. Так, известно, что общая теория систем делает акцент на гомеостатическом характере систем, то есть на их способности адаптации к изменениям среды и тем самым - к самосохранению. При этом каждая система имеет свои правила адаптации и трансформации. Наконец, к "правилам классификации авторов" относятся их структурные характеристики, в частности, существующая между ними иерархия, которая также оказывает влияние на поведение каждого автора.
  Другой американский ученый, Р. Роузкранс, предпринял попытку синтеза историко-социологического и эвристического подходов. Основываясь на изучении конкретных исторических ситуа- ций, он выделяет девять последовательных международных систем, соответствующих следующим историческим периодам: 1740-1789, 1789-1814, 1814-1822, 1822-1848, 1848-1871, 1871-1888, 1888-1918, 1918-1945 и 1945-1960 гг. Затем он проводит системный анализ каждой из них с целью нахождения факторов, способствующих стабильности системы, или же, наоборот, влияющих на ее дестабилизацию16. Подобный подход использовал Дж. Френкел, который сделал попытку проследить историческую эволюцию международных отношений, основываясь на их системных характеристиках и, в частности, на особенностях их структуры17. Однако он не стал выделять последовательные международные системы, считая, что современное состояние системного анализа международных отношений не позволяет решить такую задачу вполне удовлетворительным образом. Рассматриваемому подходу был близок и английский ученый Е. Луард, много и плодотворно работавший в области социологии международных отношений. Он выделял семь исторических международных систем: древкитайская система (771-721 гг. до н. э.), система древнегреческих государств (510-338гг. до н.э.), эпоха европейских династий (1300-1559 гг.), эра религиозного господства (1559-1648 гг.), период возникновения и расцвета режима государственного суверенитета (1648-1789гг.), эпоха национализма (3789-1914 гг.), эра господства идеологии (1914-1974гг.), Выделив указанные исторические системы, Е Луард анализирует их при помощи таких концептуальных орудий (переменных), как идеология, элиты, мотивации, используемые акторами средства, стратификация, структура, нормы, роли и институты. Опираясь на указанные переменные, автор прослеживает соотносительное воздействие каждой из них на структуру и функционирование международных систем, на их изменение в пространстве и времени18
  По мнению Б. Корани, описываемый комплексный подход имеет целый ряд преимуществ: он более конкретен и ясен по сравнению с подходом М. Каплана; он базируется на солидном эмпирическом материале, накопленном специалистами-историками, на достижени- ях политологии и других социальных дисциплин; наконец, он харак- теризуется удобством и простотой с точки зрения как проверки его выводов, так и использования в качестве самостоятельного метода изучения международных систем. Эти преимущества способствовали тому, что данный подход привлек внимание и специалистов чикагской школы во главе с М. Калном, которые также стали использовать его в своих исследованиях (см. прим.7, с.67-68).
  Наконец, существует и такой подход к системному изучению международных отношений, который может быть назван эмпирическим, поскольку опирается на реально существующие в практике международных отношений взаимодействия в рамках определенных географических регионов19. От традационно-исторического подхода его отличает стремление объяснить особенности международно- политической ситуации в том или ином регионе планеты спецификой сложившихся здесь системных связей, раскрыть степень влияния, которую оказывают на поведение авторов такие факторы, как общерегиональное соотношение сил, социокулътурные реалии, региональные международные организации и т.п. Иначе говоря, данный подход отличает поиск закономерностей, объясняющих поведение международных акторов, и дедуктивность выводов относительно существования и содержания таких законов.
  Имеются и другие подходы к системному изучению международных отношений, в которых проявляется несовпадение позиций представителей различных теоретических школ и направлений И все же существенных различий между ними меньше, а принципиального согласил больше, чем это может показаться на первый взгляд (см. прим.8, с. 160). Действительно, за исключением традиционно-исторического подхода, все они исходят из существования законов функционирования международных систем хотя характер и самих систем, и законов их функционирования могут пониматься по-разному). Совпадение и взаимодополнительность различных подходов проявляются и в других важных вопросах. Так, например, признается обусловленность поведения государств характером взаимоотношений между наиболее крупными и влиятельными из них - великими державами. Считается, что общей чертой всех международных систем является их олигополистический характер, - в том смысле, что в ней доминируют наиболее мощные государства и тип существующих между ними отношений. Наконец, допускается возможность существования разных типов международных систем и критериев их классификаций. Рассмотрим этот вопрос более подробно.
 2. Типы и структуры международных систем
  Выше уже упоминалось о том, что разные подходы к системному изучению международных отношений обусловливают многообразие различных типологий международных систем. Действительно, в зависимости от пространственно-географических характеристик вы- деляют, например, общепланетарную международную систему и ее региональные подсистемы-компоненты, элементами которых, в свою очередь, выступают субрегиональные подсистемы.
  Так, Ф. Брайар и М.Р. Джалили считают (см. прим.19), что существование планетарной международной системы, накладывающей свой отпечаток на всю международную жизнь, стало бес- спорной политической реальностью уже в годы начала глобального противоборства между СССР и США, приобрел новые существенные черты с возникновением на политической карте мира в качестве самостоятельных международных авторов постколо- ниальных государств. В результате планетарная международная система вплоть до 90-х годов характеризовалась наличием двух главных конфликтных линий, или "осей", разделяющих, с одной стороны, Запад и Восток (идеологическое, политическое, военно- стратегическое противоборство), а, с другой, - Север и Юг (то есть экономически отсталые и развитые страны). Однако, несмотря на относительную целостность планетарной международной системы, в ней неизбежны и определенные разрывы, обусловленные тем, что ряд международных взаимодействий не вписывается в нее, обладает своей автономией. Таково следствие региональных подсистем - "совокупности специфических взаимодействий, в основе которых лежит общая географическая принадлежность" (см. прим.19, с.88). Ф. Брайар и М.-Р. Джалили стремятся выявить и описать факторы, оказывающие влияние на особенности таких взаимодействий в европейской, панамериканской, африканской и азиатских (южно- азиатской, ЮВА, ближневосточной) подсистемах, в карибской и отчасти западноевропейских субрегиональных подсистемах.
 
  Авторы книга "Система, структура и процесс развития современных международных отношений" региональные (а также групповые и двусторонние) аспекты взаимодействий государств рассматривают как структурные уровни межгосударственной системы. По сравнению с вышеприведенной типологией такой подход выглядит более логичным, так как, обозначая место такого рода системы в общей системе международных отношений, он позволяет не сводить последнюю к межгосударственной системе. Впрочем, в любом случае основным недостатком регионального подхода остается отсутствие достаточно четких критериев для выделения того или иного региона как объекта изучения, что может иметь негативные последствия для общего понимания происходящих в них международно-политических процессов.
  В качестве относительно самостоятельной - функциональной системы - в литературе нередко рассматриваются виды международных (межгосударственных) отношений: экономическая, политическая, военностратегическая и т.п. системы (см., например, прим.12).
  В зависимости от целей исследования его объектом могут выступать и такие типы международных систем, как стабильные и нестабильные (или революционные, по определению С. Хоффманна), конфликтные и кооперативные, открытые и закрытые и т.п.
  В то же время многообразие типологии международных систем не должно вводить в заблуждение. Практически на любой из них лежит заметная печать теории политического реализма: в основе их выделения, какими бы внешними критериями оно ни руко- водствовалось, лежат, как правило, определение количества великих держав, или сверхдержав, распределение власти, межгосударствен- ные конфликты и т.п. понятия из словаря традиционного на- правления в науке о международных отношениях. В самом деле, вернемся, например, к работе Ф. Брайара и М.-Р. Джалили. Ее авторы, хотя и ж разделяют позиций политического реализма, а, скорее, относятся к французской историко-социологической школе, в качестве основных детерминант, обусловливающих функциониро- вание и изменение выделяемых ими международных систем, рас- сматривают именно упомянутые критерии: так, развитие ЮВА в качестве субрегиональной подсистемы зависит от региональных квази-сверхдержав - Японии (с экономической точки зрения) и Китая (с точки зрения демографического потенциала). В южно- азиатском субрегионе международная система определяется бес- спорным преобладанием Индии и ее соперничеством с другим полюсом данной системы - Пакистаном и т.д.
  Именно политический реализм стал основой таких широко известных понятий как биполярная, мультиполярная, равновесная и имперская международные системы. Напомним, что в биполярной системе господствуют два наиболее мощных государства. Если же сопоставимой с ними мощи достигают другие державы, то система трансформируется в мультиполярную. В равновесной системе, или системе баланса сил несколько крупных государств сохраняют примерно одинаковое влияние на ход событий, взаимно обуздывая "чрезмерные" претензии друг друга. Наконец, в международной системе имперского типа господствует единственная сверхдержава, далеко опережающая все остальные государства своей совокупной мощью (размерами территории, уровнем вооружений, экономическим потенциалом, запасом природных ресурсов и т.п.).
  Исходя именно из такого понимания, строит свою знаменитую типологию международных систем М. Каплан. Она включает шесть типов систем, большинство которых (за исключением двух) носит гипотетический, априорный характер.
  Первый тип - это "система единичного вето", в которой каждый автор располагает возможностью блокировать систему, используя определенные средства шантажа. В то же время каждый способен и энергично сопротивляться подобному шантажу, каким бы сильным ни было оказывающее его государство. Любое государство способно защитить себя от любого противника. Подобная ситуация может сложиться, например, в случае всеобщего распространения ядерного оружия.
  Второй тип - "система баланса сил" - характеризуется мультиполярностью. По мнению М. Каплана, в рамках такой системы должно существовать не менее пяти великих держав. Если же их будет меньше, система неминуемо трансформируется в биполярную.
  "Гибкая биполярная система" представляет собой третий тип. В ней сосуществуют авторы-государства и новый тип авторов - союзы и блоки государств, а также универсальные авторы (международные организации). В зависимости от внутренней организации двух образующих ее блоков, существует несколько вариантов гибкой биполярной системы. Она может быть сильно иерархизированной и авторитарной, когда воля главы коалиции навязывается ее союзникам. И она может быть неиерархизированной, если линия блока формируется путем взаимных консультаций между отно- сительно автономными друг от друга государствами.
  Четвертый тип представлен "жесткой биполярной системой". Для нее характерна та же конфигурация, что и для предшествующего типа, но, в отличие от него, оба блока организованы здесь строго иерархизированным образом. В жесткой биполярной системе исчезают неприсоединившиеся и нейтральные государства, которые существовали в мягкой биполярной системе. Универсальный автор играет здесь весьма ограниченную роль и не в состоянии оказать давления на тот или иной из блоков. В рамках обоих полюсов осуществляется эффективное урегулирование конфликтов, формирование направлений дипломатического поведения, применение совокупной силы.
  "Универсальная система" как следующий тип фактически, соответствует федерации. Она выражает преобладающую роль универсального автора. Такай система предполагает значительную степень политической однородности международной среды и бази- руется на солидарности национальных авторов и универсального автора. Например, она соответствует ситуации, в которой была бы существенно расширена, в ущерб государственным суверенитетам, роль ООН. Организация Объединенных Наций, в частности, имела бы в этих условиях исключительную компетенцию в урегулировании конфликтов и поддержании мира. Такая система предполагает наличие хорошо развитых систем интеграции в политической, экономи- ческой и административно-управленческой области. Широкие пол- номочие в ней принадлежат универсальному автору, которому принадлежит право определять статус государств и выделять им ресурсы. Международные отношения функционируют на основе правил, ответственность за соблюдение которых лежит именно на универсальном авторе.
  Наконец, еще одним типом международной системы является "Иерархическая система", которая по сути представляет собой мировое государство. Национальные государства утрачивают в ней свое значение, становясь простыми территориальными единицами, а любые центробежные тенденции с их стороны немедленно пресекаются.
  Как уже говорилось, концепция М. Каплана оценивается в специальной литературе достаточно критически - прежде всего за ее умозрительный, спекулятивный характер, оторванность от реальной действительности и т.п. Вместе с тем признается, что это была одна из первых попыток серьезного исследования, специально посвященного проблемам международных систем с целью выявления законов их функционирования и изменения.
 3. Законы функционирования и трансформации международных систем
  Одна из главных идей, на которых базируется концепция М. Каплана, - это идея о той основополагающей роли, которую играет в познании законов международной системы ее структура. Эта идея разделяется абсолютным большинством исследователей. Согласно ей нескоординированная деятельность суверенных государств, руководствующихся своими интересами, формирует международную систему, главным признаком которой является доминирование ограниченного числа наиболее сильных государств и структура которой определяет поведение всех международных акторов. Как пишет американский неореалист К. Уолц, все государства вынуждены нести военные расходы, хота это неразумная трата ресурсов. Структура международной системы навязывает всем странам такую линию поведения в экономической области или в сфере экологии, которая может противоречить их собственным интересам. Структура позволяет понять и предсказать линию поведения на мировой арене государств, обладающих неодинаковым весом в системе характеристик международных отношений. Наподобие того, как в экономике состояние рынка определяется влиянием нескольких крупных фирм (формирующих олигополистическую структуру), международно-политическая структура определяется влиянием великих держав, конфигурацией соотношения их сил. Изменения в соотношении этих сил могут изменить структуру международной системы, но ее природа, в основе которой лежит существование ограниченного числа великих держав с несовпадающими интересами, останется неизменной.
  Таким образом, именно состояние структуры международной системы является показателем ее устойчивости и изменений стабильности и "революционности", сотрудничества и конфликт- ности в рамках системы; именно в ней выражаются законы функцио- нирования и трансформации системы. Вот почему в работах, посвященных исследованию международных систем, анализу этого состояния уделяется первостепенное внимание.
  Так, например, Р. Арон, выделял по крайне мере три структурных измерения международных систем: конфигурацию соотношения сил; иерархию авторов; гомогенность или гетеро- генность состава. Главным измерением, в полном соответствии с традицией политического реализма, он считал конфигурацию соотношения сил, отражающую существование "центров власти" в международной системе, накладывающей отпечаток на взаимо- действие между ее основными элементами - суверенными госу- дарствами. Конфигурация соотношения сил зависит, как отмечалось выше, от количества главных акторов и характера отношений между ними. Два основных типа такой конфигурации - биполярность и мультиполярность.
  Иерархия авторов отражает их фактическое неравенство с точки зрения военно-политических, экономических, ресурсных, социокультурных, идеологических и иных возможностей влияния на международную систему.
  Гомогенный или гетерогенный характер международной системы выражает степень согласия, имеющегося у авторов относительно тех или иных принципов (например, принципа политической легитимности) или ценностей (например, рыночной экономики, плюралистической демократии): чем больше такого согласия, тем более гомогенной является система. В свою очередь, чем более она гомогенна, тем больше в ней умеренности и стабильности. В гомогенной системе государства могут быть противниками, но не политическими врагами. Напротив, гетерогенная система, разрываемая ценностным и идеологическим антагонизмом, является хаотичной, нестабильной, конфликтной.
  Еще одной структурной характеристикой международной системы считается ее "режим" - то есть совокупность регулирующих международные отношения формальных и неформальных принци- пов, норм, соглашений и процедур принятия решений. Это, напри- мер, правила, господствующие в международных экономических обменах, основой которых после 1945 г. стала либеральная концепция, давшая жизнь совокупности таких международных институтов, как МВФ, Мировой Банк, ГАТТ и др.
  Ж.-П. Дерриеник называет шесть типов принуждений (то есть структурных характеристик) международных систем: 1)число авторов; 2) распределение силы между ними; 3) соотношение между конфликтом и сотрудничеством. Система может быть более конфликтной, чем кооперативной, или наоборот - более кооператив- ной, чем конфликтной. Если второй тип системы инстатуализи- руется, то она может трансформироваться в "организованную меж- дународную систему", и тем самым оправдается гипотеза Арона о достижении "мира через закон". С другой стороны, тип "иерархической системы" Каплана, где наиболее мощный актор навязывает пределы конфликтам, также может трансформироваться в организованную международную систему, оправдав на этот раз гипотезу Р. Арона о возможности добиться "мира через империю"; 4) возможности использования тех или иных средств (силы, обмена, или убеждения), допускаемых данной системой; 5) степень внешней централизации авторов, то есть влияния характера данной международной систему на их поведение (а), а также различие статусов между самими авторами (б).
  По мнению канадского ученого, названные структурные характеристики, хотя и не дают возможности предвидеть все гипотетические типы международных структур (на что претендует концепция М. Каплана), однако позволяют описать структуру любой международной системы, что, конечно, представляет значительную важность, с точки зрения выявления законов их существования и изменения (см. прим.10, с.188-193).
  Вышесказанное показывает, что наиболее общим законом международных систем считается зависимость поведения авторов от структурных характеристик системы. Этот закон конкретизируется на уровне каждой из таких характеристик (или измерении), хотя окончательного согласия относительно их количества и содержания пока не существует.
  В качестве еще одного наиболее общего закона называется закон равновесия международных систем, или закон баланса сил, позволяющего сохранять относительную стабильность международной системы (см. прим. 14, с. 144).
  Вопрос о содержании законов функционирования и изменения международных систем является дискуссионным, хотя предмет таких дискуссий, как правило, един и касается сравнительных преимуществ биполярных и мультиполярных систем.
  Так, например, Р. Арон считал, что биполярная система имеет тенденцию к нестабильности, так как основана на взаимном страхе и побуждает обе противостоящие стороны к жесткости в отношении друг друга, основанной на противоположности их интересов.
  Подобная точка зрения высказывалась и М. Капланом, по мнению которого мультиполярная система содержит определенные риски (например, риск распространения ядерного оружия, развязывания конфликтов между мелкими авторами, или непредсказуемости последствий, к которым могут привести изменения в союзах между великими державами). Однако они не идут в сравнение с опасностями биполярной системы. Биполярная систем. более опасна, так как характеризуется стремлением обеих сторон к мировой экспансии, предполагает постоянную борьбу между двумя блоками - то ли за сохранение своих позиций, то ли за передел мира. Не ограничиваясь подобными замечаниями, М. Кап- лан рассматривает "правила" стабильности для биполярных и мультиполярных систем.
  Так, по его мнению, существует шесть правил, соблюдение ко- торых каждым из полюсов мультиполярной системы позволяет ей оставаться стабильной:
 1) расширять свои возможности, но лучше путем переговоров, чем путем войны;
 2) лучше воевать, чем не суметь расширить свои возможности;
 3) лучше прекратить войну, чем уничтожить великую державу (ибо существуют оптимальные размеры межгосударственного со- общества: так, европейские династические режимы считали, что их противодействие друг другу имеет естественные пределы);
 4) сопротивляться любой коалиции или отдельной нации, пытающейся занять господствующее положение в системе;
 5) противостоять любым попыткам того или иного национального государства "присоединиться к наднациональным международ- ным организационным принципам", то есть распространению идеи о необходимости подчинения государств какой-либо высшей власти;
 6) относиться ко всем великим державам как к приемлемым партнерам; позволять стране, потерпевшей поражение, войти в систему на правах приемлемого партнера или заменить ее путем усиления другого, ранее слабого государства.
 
  Говоря о законах функционирования гибкой биполярной системы, М. Каплан подчеркивает, что они различаются в зависимости от того, являются составляющие ее блоки иерархи- зированными, или нет. Когда блоки иерархизированы, функциони- рование системы приближается к типу жесткой биполярной системы. Наоборот, если оба блока не иерархизированы, то, практически, речь идет о правилах функционирования мультиполярной системы. Существуют четыре общих правила, применимые ко всем блокам:
 1) стремиться к расширению своих возможностей по сравнению с возможностями другого блока;
 2) лучше воевать любой ценой, чем позволить противоположному блоку достигнуть господствующего положения;
 3) стремиться подчинять цели универсальных авторов (МП О) своим целям, а цели противоположного блока - целям универсальных акторов;
 4) стремиться к расширению своего блока, но сохранять терпимость по отношению к неприсоединившимся, если нетерпимость ведет к непосредственному или опосредованному тяготению неприсоединившихся к противоположному блоку.
  Что касается трансформации международной системы, то основным ее законом считается закон корреляции между полярностью и стабильностью международной системы. М. Каплан, например, подчеркивает нестабильный характер гибкой биполярной системы. Если она основана на неиерархизированных блоках, то эволюционирует к мулътиполярной системе. Если тяготеет к иерархии обоих блоков, то имеет тенденцию трансформироваться либо в жесткую биполярную, либо в иерархическую международную систему. В гибкой биполярной системе существуют риск присоединения неприсоединившихся; риск подчинения одного блока другому: риск тотальной войны, ведущей либо к иерархической системе, либо к анархии. Внутриблоковые дисфункции в ней подавлены, зато обостряются межблоковые противоречия. Основное условие стабильности биполярной системы, заключает М. Каплан, - это равновесие мощи. Если же появляется третий блок, то это ведет к серьезному разбалансированию и риску разрушения системы.
  Д. Сингер и К. Дойч, исследовав проблему корреляции между полярностью и стабильностью международных систем в формально- теоретическом плане, пришли к выводу о том, что, во-первых, как биполярная, так и мультиполярная системы имеют тенденцию к саморазрушению, а, во-вторых, нестабильность жестких биполярных систем все же более велика по сравнению с нестабильностью мультиполярных систем.
  Другой американский ученый, М. Хаас, подверг этот вывод эмпирической проверке. С этой целью он изучил двадцать одну международную систему, четко отграниченную в пространственно-географическом и историческом планах, и пришел фактически к противоположному заключению. По его мнению такая корреляция носит обратнопропорциональный характер. В биполярной системе, считает М.Хаас, войны менее многочисленны, хотя и имеют тенденцию к большей продолжительности, чем в мультиполярной системе (см. прим.12, с.38).
  С точки зрения К.Уолца, никакого качественного различия между биполярной и мультиполярной системами, фактически, не существует - кроме, может быть, того, что первая более стабильна, чем вторая.
  Со своей стороны, Р. Роузкранс предложил теоретическую модель так называемой "релевантной утопии", которая объединяла бы преимущества как биполярной (прежде всего, возможности контроля периферийных для данной системы конфликтов), так и мультиполярной (более значительные возможности предотвращения всеобщего конфликта) систем, и одновременно была бы лишена недостатков обеих. Результатом явилась бы "бимультиполярная система", в которой два "главных" автора могли бы играть роль регуляторов конфликтов за пределами своих блоков, а государства, представляюпще мультиполярную конфигурацию системы, выступали бы посредниками в конфликтах между двумя полюсами.
  Подвода итоги рассмотрению проблемы законов функционирования и трансформации международных систем, следует признать плодотворной уже саму ее постановку, которая позволила показать зависимость поведения государств на мировой арене от форми- руемой ими международной системы, связь частоты и характера межгосударственных конфликтов с ее структурными харак- теристиками, необходимость учета системообразующих факторов в дипломатии. Уже сама идея о существовании системных законов в международных отношениях дает возможность рассматривать международные системы как результат принятия рядом государств определенного политического, экономического и идеологического статус-кво на международной арене, на общепланетарном, ре- гиональном или субрегиональном уровне. С такой точки зрения, каждая международная система является не чем иным, как не- формальной институализацией соотношения сил между госу- дарствами в соответствующем пространственно-временном контекс- те (см. прим. 13, с.171).
  В то же время было бы наивным считать, что существующие в науке о международных отношениях законы функционирования и трансформации международных систем обладают такой степенью строгости, которая позволяла бы делать на их основе безошибочные прогнозы. Более того, они по сути дела оставляют "за скобками" исследование основных причин международных конфликтов. Сводя международные отношения к межгосударственным взаимодействиям, они неоправданно ограничивают понятие международной системы только теми государствами, между которыми существуют прямые регулярные сношения и прямой взаимный учет военной силы. Но, как верно подчеркивает Б.Ф. Поршнев, "есть обширная область кос- венных, подчас не сознаваемых действующими лицами зависимос- тей, без которых однако представление о системе остается не- полным".
  Все это делает необходимым специальное рассмотрение вопроса о возможностях и пределах системного подхода к изучению международных отношений.
 4. Возможности и пределы системного подхода к изучению международных отношений
  Выше уже довольно сказано о достоинствах системного подхода, поэтому стоит уделить некоторое внимание и его недостаткам, а, вернее, границам его применения в изучении международных отношений. Добавим только к указанным преимуществам то немаловажное обстоятельство, что системный подход по сути лишает смысла понятие первопричины. Иначе говоря, он дает возможность уйти от механического детерминизма, от канто-лапласовской парадигмы. Это особенно важно для понимания международных отношений, где постоянно взаимодействующие между собой различные явления, события, ситуации и процессы всегда имеют в своей основе множество уровней причинности и где в полном соответствии с системной теорией целое всегда отличается как в количественном, так и в качественном отношении от составляющих его элементов.
  И все же системная теория не может похвастаться слишком боль- шими успехами в анализе международных отношений. Пожалуй, можно назвать только две области, где она достигла бесспорно положительных результатов: это стратегия и процесс принятия международно-политических решений (см. прим.11, с.158-159). В остальном же ее заслуги до сих пор были весьма скромными. Гносеологически это объясняется тем, что ни одна система, достигшая определенного уровня сложности, не может быть познана полностью. Отсюда - то противоречие, на которое обратили внимание Б. Бади и М.-К. Смуц: системный подход рассматривается как метод выявления определяющих состояние системы различных способов сочетания ее элементов, однако, как только исследователь выходит за рамки относительно простых систем, основания для того, чтобы считать правильными делаемые им выводы, значительно уменьшаются (см.. прим.11, с.158).
  Кроме того, в науке о международных отношениях до сих пор отсутствует общепринятое понимание структуры международной системы, а то, по которому имеется достаточно высокая степень согласия, является, как мы уже могли убедиться, слишком узким даже с учетом всех своих измерений. Поэтому многие исследователи отказываются от него, не предложив, однако, более приемлемого.
  Новизна современного этапа в истории международных отношений со всей очевидностью обнаруживает ограниченность основанных на методологии политического реализма таких понятий, как "конфигурация соотношения сил", "биполярностъ" или "мультиполярностъ". Распад советского блока и крушение сложившейся в послевоенные годы глобальной биполярной системы (впрочем, ее глобальность всегда была относительной) выдвигают на передний план такие вопросы, которые не могут быть решены в традиционных терминах "полюсов", "баланса сил". Исчезла линия четкого раздела между "своими" и "чужими", союзниками и противниками, гораздо менее предсказуемым стало поведение малых государств, региональных средних и "великих" держав. Мир вступил в полосу неуверенности и возросших рисков, обостряемых продолжающимся распространением ядерных, химических, бактериологических и иных видов новейших вооружений. Широкое распространение западных ценностей (таких как рыночная экономика, плюралистическая демократия, права человека, индивидуальные свободы, качество жизни) как в бывших социалистических странах, так и в постколониальных государствах не только не способствует стабильности глобальной международной системы за счет увеличения степени ее гомогенности, напротив, оно имеет следствием все более массовую миграцию населения из менее развитых в экономическом отношении стран в более богатые, порождает конфликты, связанные со столкновением культур, утратой идеалов, подрывом традиции, размыванием самоидентичности, всплесками реакционного национализма. Глобальная международная система испытывает глубокие потрясения, связанные с трансформацией своей структуры, меняющимися взаимодействиями со средой.
 Примечания
 1. Hoffmann S. Theorie et relations Internationales. In: Revue francaise de science politicue. 1961. Vol. XI. p.428.
 2. Easton D. A Systems Analysis of Political Life. 1965.
 3. Polin C. David Easton ou les difficultes d'une certaine sociologie politique. In: Revue francaise de Sociologie. Vol.XII, 1971. p. 185.
 4. Easton D. The Political System. 1953. p. 134.
 5. Bertalanffy L. von. General Systems Theory. 1968.P.3.
 6. Богданов А. Всеобщая организация науки (тектология). Том II. Ленин- град-Москва. 1927. с.189-190.
 7. Коrапу В. Analyse des relations intemationales. Approches, concepts et donnees. Montreale, 1987. p. 65.
 8. Modelski G. Agraria and Industria. Two Models of the International System. In; The International System. Theoretical Essays. Ed. by Klaus Knorr and Sidney Verba. Princeton. 1961. p.121.
 9. Поздняков Э.А. Внешнеполитическая деятельность и международные отношения. М., 1986.
 10. Derriennic J.-P. Esqnisse de problematique pour une sociologie des relations Internationales. Grenoble. 1977. p.71.
 11. Badie В., Smouts M.-C. Le retournement du monde. Sociologie de la scene Internationale. Paris. 1992. p. 157.
 12. BraillardPh. Theories des systemes et relations intemationales. Paris, 1977.
 13. Huntzinger J. Introduction aux relations Internationales. Paris. 1987. p.158-159.
 14. Aron R. Paix et Guerre entre les nations. Paris. 1984. p. 103.
 15. Kaplan M. System and Process in International Politics. New York. 1957.
 16. Rosencrance R. Action and Reaction in World Politics. Boston. 1963. p.16.
 17. Frankel J. International Politics. Conflict and Harmony. London. 1969.
 18. Loard E. Types of International Socienty. New York. 1976.
 19. Braillard Ph., Djalili M.-R. Les relations intemationales. Paris. 1990.
 
 
 Глава VII. Среда системы международных отношений
  Как мы уже видели, структура - есть совокупность воздействий, которые система оказывает на свои элементы. Однако, большинство воздействий, или принуждений, вытекает не из существования системы как таковой, а из отношений между ней и ее средой. Понятие среды - одно из фундаментальных понятии системного анализа. Оно имеет важное методологическое значение, помогая уяснить функционирование системы и ее эволюцию. Вот почему уже один из основателей системного анализа применителъно к политическим наукам, Дэвид Истон, еще в 50-е годы обращал внимание на то, что политическая система испытывает влияние определенных внешних импульсов, идущих от общества, которые воздействуют на нее в виде требований и поддержек, обеспечивая ее бесперебойное функционирование1.
  В самом общем виде под средой системы понимается то, что ее окружает. Однако это слишком общее представление мало что дает без дальнейшей конкретизации. В ходе такой конкретизации выясняется, что применительно как к общественным, так и к природным системам существует не только внешняя, но и внутренняя среда. Различают также социальную среду (совокупность воздействий, происхождение которых связано с существованием человека и общественных отношений) и внесоциальную (многообразие природного окружения, географических особенностей, распределения естественных ресурсов, существующих естественных границ и т.п.). В качестве промежуточного вида иногда рассматривают воздействия и принуждения, вытекающие из изменений в технической базе общества; в других случаях техническая (а также экономическая, военно-политическая, дапломатическая и т.п.) среда понимается как элемент социальной (общественной) среды. Внешняя среда (или энвайромент) - это окружение системы, вменяющее ей определенные принуждения и ограничения: климат, ландшафт местности, конфигурация границ, полезные ископаемые и т.п. - оказывают бесспорное влияние на взаимодействие государств и других авторов международных отношений. Иногда такое влияние бывает чрезвычайно большим, если не определяющим: это свойственно обществу как на ранних ступенях его развитая, так и в настоящее время - период необычайного обострения экологических проблем. Внутренняя среда - это совокупность принуждений, оказываемая на систему ее элементами: так, заболевание одного из органов может повлечь за собой болезнь всего организма в целом; а деградация исполнительной или законодательной власти может привести к разбалансированию и кризису политической системы. При этом, в отличие от структуры, среда - это совокупность принуждении внесистемного характера. Это касается как внешней, так и внутренней (а также социальной и внесоциальной) среды. Влияние регионального соотношения сил на взаимодействие двух или нескольких государств, например, Латинской Америки, с этой точки зрения, является не воздействием среды, а принуждением, определяемым характером структуры данной подсистемы международных отношений. Наоборот, изменения в характере отношений между государствами под воздействием, например, природных факторов (подобных "тресковым войнам" между Исландией и Норвегией, связанным с промыслом уменьшающихся природных ареалов определенных видов рыбы), могут рассматриваться как ситуационные, то есть определяемые изменениями природной среды.
  Указанные понятия, таким образом, облегчают понимание и объяснение процессов, происходящих в социальных отношениях. Вместе с тем необходимо помнить, что они отражают существующие реальности довольно приблизительно, и, следовательно, носят весьма условный характер, ибо действительность, описываемая ими, значительно сложнее. Это особенно верно, когда речь идет о международных отношениях.
 1. Особенности среды международных отношений
  Действительно, относительно легко представить себе систему, структуру и среду межгосударственных, например, региональных отношений. Так, структура Европейского союза может быть представлена как способ организации экономического, дипломатического, военно-политического, культурного и иного взаимодействия двенадцати входящих в него государств. По отношению к нему средой будет выступать совокупность других государств, а также различных международных организаций и иных авторов на регионально-географическом (европейском), политическом (ООН и ее институты, Организация американских государств, Организация африканского единства, Лига арабских государств, ОСНАА и т.д.), экономическом (ОЭСР, ОПЕК, ЕАСТ, ЛАЭС и т.д.) и прочих уровнях. Каждый из элементов этой среды оказывает то или иное влияние на функционирование и развитие системы ЕС, результатом которого будут как изменения, происходящие в данной системе, так и реакция ("ответы") на эти влияния со стороны Европейского союза.
 
  В данной связи американские ученые Гарольд и Маргарет Спроут выдвинули идею "экологической триады", состоящей из трех частей: международного автора, окружающей его среды (энвайромента) и взаимодействия между ними. При этом они выделяют несколько типов такого взаимодействия. Во-первых, - это взаимодействие, связанное с реальными возможностями существующего энвайромента, то есть имеющейся совокупностью ограничений среды, которые автор не может преодолеть: так, например, персидский царь Дарий не мог уладить по телефону свои разногласия с Александром Македонским. Во-вторых, - это взаимодействие, формирующееся под влиянием вероятностных тенденций данного энвайромента: то есть в любой ситуации существуют ограничения среды, которые делают вероятным какой-то вполне определенный характер "нормально ожидаемого" поведения. Наконец, в-третьих, - это тип осознанного поведения актора, или, иначе говоря, своеобразие его личностного восприятия окружающей среды (которое может кардинально отличаться от того, чем она является на самом деле) и, соответственно, реакции на ее изменения2. Б. Рассет и Х. Старр прибегают в этой связи к аналогии с меню: личность (автор), находясь в ресторане, сталкивается с меню (энвайроментом), которое не определяет его выбора, но ограничивает возможности. Исходя из этого, можно, при условии знания "меню" актора и индивидуального процесса принятия решений, проанализировать его поведение3.
  Методологическая полезность подобного рода теоретических моделей не вызывает сомнений. Трудности возникают, когда речь заходит о глобальной, или общепланетарной международной среде. Они касаются прежде всего внешней среды глобальной международной системы, для которой описанные выше примеры являются не более, чем контекстом (внутренней средой). Как пишет М. Мерль, внешняя среда глобальной международной системой может быть найдена только в природном окружении: атмосфера, стратосфера, солнечная система... Но тогда наука о международных отношениях должна будет совпасть с метеорологией или же астрологией4. Исхода из подобного понимания, Г. и М. Спроут считают, что понятие среды, вполне операциональное применительно к анализу такой конкретной области, как экология, малопродуктивно при исследовании глобальных международных отношений, требующем гораздо более высокого уровня абстракции5. В свою очередь, с точки зрения Д. Сингера, понятие среды может быть полезным при изучении международных подсистем. Что же касается глобальной международной системы, то она может рассматриваться лишь как их среда, но не как система в точном значении этого термина, так как не может иметь отношений или взаимодействовать с какими-либо родственными системами6. Ф. Брайар, напротив, подчеркивает, что любая система, по определению, не может не иметь среда, что, однако, не означает, что любая система обязательно находится во взаимодействии со своей средой. Существуют не только открытые, но и закрытые системы. Именно к числу этих последних и принадлежит глобальная международная система. Наконец, приведём и позицию Ж. Модельски, согласно которой к среде международных отношении относится все, что выходит за ее рамки, то есть существует независимо от нее, идет ли речь о географическом окружении или о политических отношениях .
  Отмеченные расхождения в понимании международной среды не затрагивают, однако, того, что абсолютное большинство авторов отмечают в качестве специфической особенности социальной среды глобальной международной системы: ее "интрасоциетальный", по выражению Д.Истона9, характер. Иными словами, речь идет о "внутреннем окружении"10 или "контексте"11 - совокупности факторов, которая оказывает воздействие на глобальную международную систему, навязывая ограничения и принуждения ее развитию. В самом общем виде можно сказать, что такой совокупностью факторов являются цивилизационные изменения.
 2. Социальная среда. Особенности современного этапа мировой цивилизации
  Понятие "цивилизация" появилось в XVIII веке и использовалось вначале для обозначения определенной исторической ступени в развитии общества. Впервые употребивший это понятие шоландский философ А.Фергюссон (1723-1816) рассматривал его содержание в самом широком смысле - как то, что отличает челове- ческое общество от животного мира, с одной стороны, и от любого иного общества, с другой. Однако уже со второй половины XVIII века широкое распространение получило и иное толкование понятия цивилизации. Оно стало трактоваться как определенная совокупность ценностей, обогащаемых в ходе развития общества, как его социальное и моральное совершенствование. Миссия цивилизации, отмечали французские просветители, состоит в том, чтобы покончить с войнами и завоеваниями, с рабством и нищетой и распространить на мир славную "империю разума". Известные французские социологи конца XIX - начала XX вв. Э. Дюрктейм и М. Мосс относили к цивилизации крупные идеологические, художественные, культурные и политические ценности и движения. Характерная черта цивилизации, по их мнению, состоит в том, что она выходит за пространственные и временные рамки той или иной исторической общности. Поэтому к цивилизации они относили только те элементы в жизни общества, которые могут передаваться или заимствоваться: например, формы государственного правления Древней Эллады и Древнего Рима, ценности эпохи Возрождения и Реформации, сказки африканских племен и т.п.
 
  В философии О. Шпенглера (1880-1936) цивилизация - заключительный период в развитии замкнутых, локальных культур (египетской, греко-римской, западноевропейской и т.п.), в процессе которого происходят их закат и упадок. Цивилизация и прогресс несовместимы, как невозможно и существование единой, общечеловеческой цивилизации.
  Идея плюрализма локальных цивилизаций, переживающих несколько стадий в своем развитии - от зарождения до гибели, - характерна и для А. Тойнби (1889-1975). Вместе с тем он отмечал преемственность, наличие единства в различных цивилизациях, представляющих, по его мнению, многочисленные ветви общего древа человеческой истории.
  Плюрализм цивилизаций во времени признает и марксизм. Для него характерно понимание цивилизации как глобальной эпохи в истории человечества, совпадающей с эпохой классовых формаций, отчуждением человека и одновременно - с формированием реальных предпосылок его преодоления и "возвращения человека к самому себе как человеку общественному"12. Ф. Энгельс, вслед за Л. Морганом, различал следующие эпохи в развитии человечества: дикость - период преимущественного присвоения готовых продуктов природы; варварство - введение скотоводства, земледелия, овладения методами увеличения продуктов природы посредством труда; цивилизация - период овладения обработкой продуктов природы, период промышленности и искусства. Важной чертой цивилизации, с точки зрения марксизма, является ее постоянное развитие от низшего к высшему, то есть прогресс, хотя он и характеризуется постоянными противоречиями. В конечном итоге, цивилизация представляет собой переходную ступень к высшей стадии в развитии общества - к господству демократии в управлении, братству, равенству прав и всеобщему образованию (см. прим. 12, с.178). Это означает, что историческое многообразие цивилизаций, с точки зрения марксизма сменяется, в конечном итоге, неким единым общепланетарным устройством человеческого общества.
  Изменения, происходящие в мире, влекут за собой неизбежные изменения и в понимании термина "цивилизация", содержание которого развивается по мере эволюции отражаемого им обьекта и развития науки. Сегодня понятие цивилизации включает два взаимосвязанных аспекта. В нем концентрируются наиболее значимые явления всемирной истории, единство и многообразие материальной и духовной культуры человеческого общества, его ценностей, образа жизни и труда. Каждый период, каждое общество, нация обладают собственной неповторимой цивилизацией. И в то же время в каждой из них есть элементы, присущие человечеству в целом, причем, по мере развития науки и техники, средств связи и транспорта, экономических, культурных и иных обменов между государствами, народами и частными субъектами, количество этих элементов растет. Понятие цивилизации имеет, таким образом, и общепланетарный характер, своего рода космическое измерение, отражающее уникальность, неповторимость человеческого рода.
  В современных условиях одной из важнейших характеристик, свойственных цивилизации в ее общепланетарном измерении, становится вступление ее в такую фазу, когда острота накопившихся и продолжающих усугубляться противоречий и проблем делает вполне реальной угрозу гибели человечества или, по меньшей мере, серьезных потрясении, деградации важнейших аспектов его существования. Речь идёт прежде всего о сохраняющейся опасности возникновения термоядерной войны, резком обострении других глобальных проблем на фоне противоречивых демографических изменений, затяжных региональных конфликтов, трудностей в адаптации к требованиям микроэлектронной революции. Сюда относятся также кризис городов, рост наркомании, преступности и терроризма, деградация культуры и морали, маргинализация значительных масс людей, изменение структуры ценностей, потребностей и идеалов современного человека.
  Степень противоречивости современной глобальной цивилизации делает достаточно сомнительным бесспорное прежде для многих социологических течений положение об общественном прогрессе. Во всяком случае, становится все более явной несостоятельность отождествления научно-технического или материального прогресса с общественным прогрессом в целом: ведь даже в экономически развитых государствах научно-технический и материальный рост не стал очевидной причиной роста нравственности, духовной культуры или терпимости в национальных и социальных отношениях. Тем более это верно для мира в целом, где развитые страны составляют меньшинство, причем разрыв между ними и слаборазвитыми странами не уменьшается, а, напротив, становится все больше.
  Не уменьшается, - несмотря на увеличение удельного веса универсальных ценностей и проблем, отличающих современное человечество от его предшествующих исторических поколений, - и многообразие свойственных ему самобытных (национальных, региональных, конфессиональных) цивилизаций и культур. В этой связи встает вопрос об особенностях их взаимодействия и о характере влияния на международные отношения. В социологии существуют три подхода к анализу данного вопроса.
  Первый отталкивается от характеристики цивилизации и культуры как некоей контролирующей и регулирующей инстанции, которая санкционирует (или не санкционирует) те или иные изменения в социальном порядке, связанные с взаимодействием данной общности с другими общностями. С такой точки зрения, например, если попытки модернизации российского общества путем заимствования западных моделей терпят провал, то объяснение этому следует искать в самобытности российской культуры, которая отторгает чуждые ее традициям способы и формулы реформирования.
  Второй подход связан с эволюционной (а вернее - "девелопменталистской") гипотезой, которую разделяли Э. Дюркгейм и М. Вебер и согласно которой различия между цивилизациями и культурами носят временный и второстепенный характер. Первостепенным и постоянным является факт непрерывного движения общества к универсальным культурным ценностям, которые становятся все более секуляризованными, более рациональными и более совершенными.
  Наконец, третий - "диффузионистский" - подход основывается на теории культурных потоков (П. Сорокин, Т. Парсонс), объединяющей положения о самобытности и конвергенции культур. В соответствии с этой теорией, более рациональные культуры имеют тенденцию распространяться на другие - путем заимствования последними их ценностей и норм. Результатом такого, по сути однонаправленного, движения культурных потоков и является саморегуляция международной системы. Так, Р. Арон пишет, что планетарное распространение форм и методов дипломатии, универсалий индустриального общества, триумф американской концепции международного правового порядка имеют следствием размывание гетерогенности различных цивилизаций и их конвергенцию в одну и ту же международную систему, все участники которой стремятся к обладанию одними и теми же средствами богатства и силы13.
  Действительно, сегодня уже невозможно не принимать во внимание феномен всемирного распространения таких, например, ценностей, как права человека, демократия, рыночное общество, материальное благосостояние, потребительская культура, досуг с его искушениями и т.п. Причиной их диффузии является как давление - причем не только объективное, но и целенаправленное - западной цивилизации, так и расширение "культурного импорта" народами Востока. А наиболее эффективными средствами подобного рода "культурного (или цивилизационного) облучения" выступают средства массовой информации - СМИ.
  В эпоху перехода к постиндустриальному обществу путь к славе, богатству и могуществу лежит через обладание источниками и средствами распространения информации. Спутниковое, телевидение, телефаксы, электронная почта делают возможным практически мгновенное распространение информации из любой точки мира в любую другую. Но распространение информации о том или ином событии дает возможность не только знакомить с ним огромную аудиторию, но и пропагандироватъ или же, напротив, развенчивать его смысл, то есть, иначе говоря, использовать его в собственных интересах. Манипулирование информацией стало одним из источников обострения отношении между "Севером" и "Югом", выдвинутого развивающимися странами требования нового международного информационного порядка.
  Информация творит событие по меньшей мере настолько же, насколько она дает о нем сведения. Репортер - не только свидетель, но и действующее лицо. Именно поэтому во многих странах мира журналисты составляют значительную часть "пропавших без вести", заключенных, казненных заложников или высылаемых лиц14. Падение Берлинской стены и крушение социализма в значительной мере объясняется тем, что режим ничего не мог противопоставить массированной информации о западном образе жизни и ее неизбежному следствию - эффекту межгруппового сравнения. Распространение через частные и зарубежные теле- и радиоканалы, а также через периодическую печать ценностей и идеалов европейской либеральной демократии - многопартийности и конкуренции партий, выборности руководящих лиц, уважения прав и свобод личности - стало одной из причин массовых протестов студенческой молодежи стран Тропической Африки против тоталитарных режимов и вступления этих стран на путь политической и экономической модернизации.
  Подобные примеры влияния западной культуры и цивилизации на социокультурные и политические процессы в мире можно было бы продолжить. Важно однако иметь в виду, что революция в средствах массовой информации необычайно увеличила обьемы и сократила сроки обмена культур друг с другом во всемирном масштабе. Но подобный обмен не бывает эквивалентным. Сегодня Запад фактически стал референтной группой мировой цивилизации. Его авторитет, престиж, богатство способствуют тому, что свойственные ему понимание реальности, эталоны поведения, образ жизни, политические институты навязчиво распространяются по всему миру.
  Однако это распространение нельзя представлять себе как чисто механическую пересадку так называемых прогрессивных форм в другие культуры и цивилизации. Заимствование западной модели имеет определенные пределы. Любые универсалии - будь то рыночное общество, права человека или самоценность человеческой жизни - останутся пустым звуком, более того - будут отторгнуты, если их не удастся адаптировать к самобытной культуре того или иного народа, его традициям и историческим ценностям. Поскольку же такая адаптация неизбежно сопровождается процессом переоценки этих традиций и ценностей, стремлением цивилизации- импортера сохранить их ядро, свои основные культурные нормы, постольку встреча цивилизаций вносит в международную систему, как правило, дестабилизирующее начало. Сегодня это можно видеть на примере сопротивления, которое оказывает западной модели усматривающий в ней угрозу своим культурным нормам и защищающий их от разрушения мусульманский мир. Россия, которая испокон веков находится на перекрестке двух мировых цивилизаций, испытывает потрясения каждый раз, когда на нее накатывает новая крупная волна западного или восточного влияния. В наши дни Россия в очередной раз встретилась с Западом, и произошла глобальная дестабилизация Востока - и, в частности, России.
  В то же время опыт показывает, что результатом встречи различных цивилизаций и культур никогда не бывает замещение или вытеснение одной из них. Всегда имеет место сложный процесс взаимодействия, всегда усвоение элементов иной культуры сопровождается сохранением, а иногда и усилением самоидентичности культуры-импортера. Так, например, на протяжении XIX и XX вв. "мусульманский мир" пережил несколько сменявших друг друга идейных течений - реформистского, возрожденческого, панисламистского и секуляристского характера. Ни одно из таких течений, в том числе и панисламизм, не возникало без влияния со стороны Запада. Но точно так же ни одно из них - в том числе и секуляризм - не может рассматриваться как поглощение западными ценностями мусульманских культурных норм. Более того, в данной связи в социологии встает вопрос о реальном статусе самой идеи "светскости в мусульманском мире", как и использования по отношению к нему концептов и формул "трансатлантического" типа15.
  Объективные культурные пределы универсализации западной модели цивилизации высвечивают бесперспективность как попыток ее бездумного копирования и пренебрежения национальными традициями, так и стремления сохранить самобытность на пути самоизоляции и отрицания завоеваний всемирной цивилизации. Пример Ирана показывает, что ни предпринятая шахом М.- Р. Пехлеви при поддержке США попытка форсированной модернизации по западному образцу, сопровождающаяся подавлением самобытных культурных традиций, ни инициированный Аятоллой Хомейни опыт спасения самоидентичности на основе очищения от "западной скверны" и возврата к традиционным ценностям (тем более - в их наиболее непримиримой, радикальной версии) не способствуют стабилизации общества и международной системы в целом. С другой стороны, пример, Япония убеждает в возможности сохранения самобытных культурных норм, пафоса национальных традиций, выступающих в роли мотиваций развития при одновременном восприятии западных ценностей.
  Таким образом, многообразные процессы, связанные с присущей современному миру дихотомией единства и плюрализма цивилизаций и культур, составляют социальную ("интрасоциетальную") среду, которая оказывает существенное и воз- растающее влияние на эволюцию и характер международных отношении. Не меньшее значение имеет внесоциальная, или "экстрасоциетальная" среда, накладьшающая свои ограничения и принуждения на международную систему. Исследования данного аспекта среды международных отношений чаще всего соотносятся с таким понятием, как "геополитика".
 3. Внесоциалъная среда. Роль геополитики в науке о международных отношениях
  Известны многочисленные попытки определения содержания понятия "геополитика". Первичное и наиболее общее определение квалифицирует ее как изучение отношений между державной политикой государства и той географической средой, в рамках которой она осуществляется. Традиционно геополитика является ответвлением, одним из "разделов" политического реализма, представляющего международные отношения как силовые отношения между государствами.
  Возникновение термина "геополитика" связано с именем шведского профессора и парламентария Рудольфа Челлена (1846- 1922), который, изучая систему управления, имеющую целью создание сильного государства, приходит к выводу (в 1916 г.) о необходимости органического сочетания пяти тесно связанных между собой, взаимовлияющих элементов политики: экономополитики, демополитики, социополитики, кратополитики и геополитики.
  Предшественниками геополитики считаются Геродот и Аристотель, Н. Макиавелли и Ш. Монтескье, Ж. Боден и Ф. Бродель... Однако она не может считаться приобретением только европейской цивилизации. Китайский мыслитель Сун цзы VI веке до н. э. оставил описание шести типов местности и девяти типов пространства, которые должен знать стратег для успешного ведения военной политики. Ибн Хальдун в XIV веке связывал духовные силы человеческих объединений (социальных общностей, в современной терминологии), их способность или неспособность к сплочению и борьбе за завоевание и сохранение могущественной империи - с тем импульсом, который исходит из природной среды. Однако собствен- но геополитика появляется в конце XIX века, когда немецкий географ Фридрих Ратцель (1844-1904) и его ученики создали дисциплину, призванную изучать отношения между географией и политикой, основываясь на положении страны, занимаемом ею пространстве и ее границах. Великими являются те народы, полагал Ф. Ратцель, которые обладают чувством пространства. Следовательно, границы могут подлежать сужению или расширению, в зависимости от динамизма рассматриваемого народа. Во времена 'Третьего Рейха" подобные идеи привели соотечественника Ф. Ратцеля - Карла Хаусхофера (1869-1946) к опасной теории "жизненного пространства", взятой на вооружение нацистами для обоснования своих захватнических планов.
  Крупный вклад в развитие геополитических идей внесли английский географ и политический деятель Х.Д. Макиндер (1861- 1947); американцы адмирал А.Т. Мэхэн (1840-1914) и профессор Йельского университета Н. Спайкмен (1893-1943). Адмирал Мэхэн уже с 1900г. выдвигает идею об антагонизме морских и сухопутных государств и о мировом господстве морских держав, которое может быть обеспечено путем контроля над серией опорных пунктов вокруг евразийского континента. Свои основные идеи Хэлфорд Джон Макиндер изложил в таких известных работах, как "Географическая ось истории" (1904), "Демократические идеалы и реальность" (1919) и "Мировой круг и завоевание мира" (1943). В них он формулирует понятия "Мировой остров" и "Срединная земля" ("Хартленд"). "Мировой остров" представляет собой соединение трех компонентов - Европы, Азии и Африки. Что же касается "Срединной земли", то под ней понимается обширная долина, которая простирается от Северного Ледовитого океана до азиатских степей, выходя на Германию и Северную Европу, и сердцем которой является Россия. Проведя прямую линию от Адриатики (к востоку от Венеции) до Северного моря (восточнее Нидерландов) он разделяет Европу на две непримиримые между собой части - Хартленд и Коустленд (Прибрежная земля). При этом Восточная Европа остается зоной притязания обеих сторон, следовательно, зоной нестабильности. Германия претендует на господство над славянами (Вена и Берлин в средние века были славянскими, а Эльба служила естественной границей между славянскими и неславянскими народами). X.. Макин- дер сформулировал широко цитируемый ныне в нашей литературе "геополитический императив", согласно которому тот, кто правит Восточной Европой, правит Срединной землей, кто правит Срединной землей, правит и Мировым Островом, кто правит Мировым Островом - тот господствует над миром. Однако не многие из цитирующих сегодня этот "императив", обращают вни- мание на то, что уже такие авторитеты в геополитике, как, напри- мер, современник Макиндера К. Хаусхофер, достаточно критически относились к его взглядам. Еще в большей степени эта критичность характерна для современных специалистов в геополитике - в частности, таких, как Ив Лякост16.
  Николас Дж. Спайкмен в работе "Американская стратегия в мировой политике. Соединенные Штаты и баланс силы" (1942) формулирует имеющее стратегическую нагрузку понятие "Римленд". Под ним разумеется дуга территориальной окружности, соединяющая СССР и мировой остров, проходящая от Балтики до Центральной и Юго-восточной Азии через Западную Европу, Средиземноморье и Ближний Восток. Являясь периферией Срединной Земли, Римленд, по мысли Спайкмена, был призван стать платформой сопротивления советской экспансии и её сдерживания. По своему содержанию термин "Римленд" совпадает с тем, что Макиндер называл "внутренней маргинальной дугой". Спайкмен доказывает, что если географически Хартленд и существует, то, во-первых, его неуязвимость серьезно нарушена развитием стратегической авиации и других новейших средств вооружений. А, во-вторых, вопреки прогнозам Макиндера, он не достиг того уровня экономического развития, который дал бы ему возможность стать одним из наиболее передовых регионов мира. Решающая борьба, как в первой, так и во второй мировой войне, утверждает Спайкмен, развернулась не в зоне Хартленда, и не за обладание им, а на берегах и землях Римленда. Мировое господство зависит не от контроля над Восточной Европой, поэтому следует отказаться от афоризма Макиндера: вопреки ему "судьбы мира контролирует тот, кто контролирует Римленд".
  Поскольку с приходом к власти в Германии нацистов геополитика стала активно использоваться для обоснования "расового превосходства", завоевания "жизненного пространства", "великой исторической миссии господства Германии над всем остальным миром", постольку многие исследователи как в Европе, так и в Америке стали сомневаться в научной обоснованности самого термина. При этом одна часть ученых стала рассматривать понятие "геополитика" как псевдонаучный неологизм, служащий для попыток оправдания стремлений к изменению европейского порядка, как орудие власти, пропагандистский инструмент17. Другие, не отрицая в целом сам термин, высказывают серьезный скептицизм относительно его инструментальных возможностей (см. прим.13, с.186; 198). Третьи полагают, что геополитика способна давать определенные научные результаты, но лишь в очень узкой сфере, отражающей взаимовлияние политики и пространственно-географических характеристик государств или их союзов18. Четвертые высказывают мнение, в соответствии с которым геополитика должна рассматриваться не как наука или дисциплина, а лишь как метод социологического подхода, связывающего географическую среду и международную деятельность государств19. Наконец, есть и такие, которые считают, что геополитика - это не наука, а нечто гораздо более сложное (см. прим. 16, с.31).
  Существует узкое и расширительное понимание геополитики. С точки зрения сторонников первого, термином "геополитика" оперируют тогда, когда речь идет о спорах между государствами по поводу территории, причем каждая из сторон апеллирует при этом к истории (см. прим. 16). Однако подобное понимание геополитики становится все более уязвимым в эпоху постиндустриальной революции, когда рушатся практически все традиционные "императивы" "классической геополитики". Современное мировое пространство все труднее характеризовать как только "межгосударственное" - с точки зрения способов его раздела, принципов функционирования социальных общностей, ставок и вызовов нынешнего этапа всемирной истории. Представители социологии международных отношений обращают внимание на то, что сегодня из трех главных принципов, на которых базировались классические представления о международных отношениях, - территория, суверенитет, безопасность - ни один не может больше считаться незыблемым или же полностью адекватным новым реалиям20. Феномены массовой миграции людей, потоков капиталов, циркуляции идей, деградации окружающей среды, распространения оружия массового уничтожения и т.п. девальвируют привычные представления о государстве и его безопасности, национальном интересе и политических приоритетах. Еще раньше (в 1962 году) Р. Арон указал на другой важный недостаток "узкого" понимания геополитики - его способность легко вырождаться в идеологию (см. прим. 13,с.193).
  Вот почему в последние годы все влиятельнее становится гораздо более широкое толкование геополитики - как совокупности физических и социальных, материальных и моральных ресурсов государства, составляющих тот потенциал, использование которого (а в некоторых случаях даже просто его наличие) позволяют ему добиваться своих целей на международной арене. Одним из его представителей является Пьер Галлуа21.
  С точки зрения П. Галлуа, к традиционным элементам геополитики - таким, как пространственно-территориальные характеристики государства (его географическое положение, протяжённость, конфигурация границ), его недра, ландшафт и климат, размеры и структура населения и т.п. - сегодня добавляются новые, переворачивающие наши прежние представления о силе государств, меняющие приоритеты при учете факторов, влияющих на международную политику. Речь идет о появлении и распространении оружия массового уничтожения - прежде всего, ракетно-ядерного, - которое как бы выравнивает силу владеющих им государств, независимо от их удаленности, положения, климата и населения. Кроме того, традиционная геополитика не принимала в расчет массовое поведение людей. В отличие от нее, геополитика наших дней обязана учитывать, что развитие средств информации и связи, а также повсеместное распространение феномена непосредственного вмешательства населения в государственную политику имеют для человечества последствия, сравнимые с последствиями угрозы ядерного катаклизма. Наконец, поле изучения традиционной геополитики было ограничено Земным пространством - сушей и морями. Современный же геополитический анализ должен иметь в виду настоящее и будущее освоения космического пространства, его влияние на расстановку сил и их соотношение в мировой политике.
  С позиций "классической" геополитики, географическая среда является постоянным и незыблемым фактором, влияющим на международно-политическое поведение государств. Однако современный геополитический анализ не может не учитывать существенных изменений, которые происходят в нем сегодня. С этой точки зрения, во взаимодействии человека со средой, и, соответственно, в эволюции геополитики, могут быть выделены три исторические фазы.
  На ранних этапах общественного развития и вплоть до эпохи промышленной революции влияние природной среды на человека, общество и государство было, если и не решающим, то весьма существенным, а во многих отношениях - определяющим. Эта зависимость человека от окружающей среды объясняет и придает определенную оправданность "географическому детерминизму" (разумеется, в известных исторических и логических пределах). Промышленная революция стала исходной точкой новой фазы во взаимодействии между державной внешней политикой государства и ее географическими рамками. Начинается безудержная, хищническая эксплуатация человеком окружающей среды, использование ее законов в своих целях, возрастают антропогенные нагрузки на естественные условия человеческого существования - на климат Земли, ее флору и фауну, земной покров и воздушное пространство, подземные и водные ресурсы. Синдром "переделывания" природы, подчинения ее человеку, который мы могли бы назвать "синдромом Мичурина", принял столь широкие размеры, что в конечном итоге стал причиной возникновения и чрезвычайного обострения глобальных проблем, создающих угрозу самому существованию цивилиза- ции, поставивших ее на край гибели. Возникает, таким образом, третья стадия, третья фаза во взаимодействии человека и среды. Бумеранг возвращается. Потрясенная до основания бесцеремонным вмешательством человека в свои законы, природа "мстит за себя" тем, что уже не обеспечивает в достаточной мере всех естественных условий его существования. Тем самым она вновь заставляет государства и политиков считаться с собой.
  Согласно оценкам Института всемирной вахты, публикующего ежегодные доклады о состоянии мира, только за последние три десятилетия с лица Земли исчезло более 200 га лесов, тысячи видов животных и растений. Ежегодно истребляется не менее 17 млн. га леса и раз