<< Пред. стр. 23 (из 67) След. >>
Список литературы по разделу
М-р Майварт далее склоняется к мнению, которое разделяют с ним и
другие натуралисты, что новые виды появлялись "внезапно, путем одновременно появляющихся модификаций". Так, например, он полагает, что
различие между вымершим трехпалым гиппарионом и лошадью возникло
внезапно. Ему кажется трудным допустить, чтобы крыло птицы "могло
раевиться каким-нибудь иным путем, помимо сравнительно внезапной
модификации, резко выраженной и важной"; по-видимому, тот же взгляд
он готов распространить и на крыло летучих мышей и птеродактилей.
Это заключение, предполагающее наличие продолжительных разрывов,
т. е. перерывов в последовательном ряде, представляется мне в высшей
степени невероятным.
Всякий, кто убежден в медленности и градуальности эволюции, конечно, допустит, что изменения видов могли быть столь же резки и значительны, как и всякая единичная вариация, которую мы встречаем в природе или даже в условиях доместикации. Но так как виды более изменчивы при доместикации и разведении, чем в их естественных условиях,
то невероятно, чтобы такие большие и резкие вариации, какие появляются
иногда при доместикации, часто встречались в природе. Некоторые из
таких вариаций должны быть приписаны реверсии, а признаки, которые
при этом вновь появляются, по всей вероятности, первоначально во многих случаях приобретались градуальным способом. Еще большее число
должно быть названо уродствами; таковы шестипалые люди, люди с колючей кожей, анконские овцы, рогатый скот ньята и пр., и так как они резко
отличаются по своим свойствам от естественных видов, то и бросают весьма
мало света на занимающий нас вопрос. За исключением подобных резких
вариаций, немногие остающиеся случаи, если бы они были найдены в природе, были бы в лучшем случае отнесены к числу сомнительных видов,
тесно связанных с их родоначальными типами.
Нижеследующие доводы заставляют меня сомневаться в том, что естественные виды могли изменяться резко, как иногда домашние расы, и совершенно не верить тому, что такие перемены могли произойти тем удивительным способом, который указывает м-р Майварт.-Согласно всему нашему опыту, резко и сильно выраженные вариации встречаются у наших
206 Разнообразные возражения против теории естественного отбора
домашних форм как единичные случаи и через длинные промежутки времени. Если такие вариации появлялись в природе, они, как было пояснено
ранее, должны были утрачиваться вследствие случайного уничтожения и
путем последующего свободного скрещивания; то же, как известно, верно
и для домашнего состояния, если только такого рода резкие вариации
будут особенно тщательно охраняться и изолироваться человеком. Отсюда
предположенный м-ром Майвартом способ внезапного возникновения
нового вида обязательно потребовал бы, вопреки всяким аналогиям,
допущения, что несколько удивительно модифицированных особей появилось одновременно в одной и той же области. Эта трудность, как и в случае
бессознательного отбора человеком, устраняется по теории градуальной
эволюции сохранением большого числа особей, более или менее варьировавших в каком-либо благоприятном направлении, и истреблением
большого числа особей, варьировавших в противоположном направлении.
Не может быть сомнения, что виды эволюировали крайне малыми шагами. Виды и даже роды многих больших естественных семейств представляют такую тесную степень родства, что многих из них трудно различить. На любом континенте, подвигаясь с севера на юг или из равнин
в горы и т. п., мы встречаемся со множеством близкородственных или замещающих видов; то же обнаруживается и на некоторых отдельных материках, которые, как мы имеем основание предполагать, были прежде соединены друг с другом. Высказывая эти и следующие замечания, я вынужден
ссылаться на некоторые данные, которые будут обсуждены далее. Взгляните на многочисленные острова, окаймляющие какой-нибудь материк,
и обратите внимание, какое значительное число их обитателей может быть
отнесено лишь к сомнительным видам. То же мы увидим, если заглянем
в прошлое и сравним виды, только что сошедшие со сцены, с видами, еще
существующими в той же области, или если мы сравним ископаемые виды,
заключенные в последовательных ярусах одной и той же геологической
формации. Очевидно, что многочисленные виды теснейшим образом связаны с еще существующими видами или с недавно существовавшими;
едва ли кто-нибудь станет утверждать, что такие виды появились внезапным или прерывистым путем. Не следует забывать и того, что останавливая внимание на отдельных признаках родственных, а не резко различных видов, мы можем проследить многочисленные и поразительно тонкие
градации, связывающие друг с другом весьма различные органы.
Многие обширные группы фактов становятся понятными только на
основании принципа, что виды эволюировали посредством очень малых
шагов. Таков, например, тот факт, что виды, относящиеся к значительным
родам, более сходны между собой и представляют большее число разновидностей, чем виды меньших родов. Виды первой категории собраны также
в небольшие группы, подобно тому как разновидности группируются
вокруг видов; представляют они и другие аналогии с разновидностями,
как было показано в нашей II главе. На основании этого же принципа мы
можем понять, почему видовые признаки более изменчивы, чем признаки
родовые, и почему чрезмерно или исключительным образом развитые
Разнообразные возражения против теории естественного отбора 207
органы более изменчивы, чем остальные органы того же вида. В этом же
направлении можно было бы привести много аналогичных фактов.
Хотя весьма много видов почти несомненно образовались ступенями,
различия между которыми не превышают различий между слабо выраженными разновидностями, тем не менее можно допустить, что некоторые
могли развиться иным, более резким способом. Но такое предположение
не может быть допущено без представления убедительного доказательства.
Едва ли заслуживают внимания неясные и во многих случаях ложные аналогии, как это было указано м-ром Чонси Райтом, которые выдвигались
в защиту этого взгляда, как например внезапная кристаллизация неорганических веществ или падение многогранного сфероида с одной грани на
другую. Одна только категория фактов, а именно внезапное появление
новых и отличающихся от остальных форм жизни в наших геологических
формациях, на первый взгляд, как будто поддерживает это предположение
о внезапности развития. Но убедительность этих данных зависит исключительно от степени совершенства геологической летописи, касающейся
отдаленных периодов истории земли. Если эта летопись так фрагментарна,
как настаивают на том многие геологи, то нет ничего удивительного,
что некоторые новые формы представляются нам развившимися внезапно.
Если только мы не допустим превращений, так же невероятных, как те,
которые отстаивает м-р Майварт, например внезапное развитие крыльев
птиц или летучих мышей или такое же внезапное превращение гиппариона в лошадь, то предположением о резких модификациях едва ли будет
брошен какой-нибудь свет на отсутствие связующих звеньев в наших геологических формациях. Но против этого представления об изолированных друг от друга превращениях решительно протестует эмбриология.
Хорошо известно, что крылья птиц и летучих мышей и ноги лошадей или
других четвероногих в раннем эмбриональном периоде не различаются
между собой и что они дифференцируются путем нечувствительных, тонких
переходов. Различного рода эмбриональное сходство может быть, как мы
увидим далее, объяснено тем, что предки наших ныне существующих видов изменялись уже по окончании раннего периода своего развития и передавали свои вновь приобретенные признаки своим потомкам в соответствующем же возрасте. Таким образом, зародыш оставался почти не затронутым, и он является как бы свидетелем прошлых состояний вида. Этим
объясняется тот факт, что ныне существующие виды в течение ранних
стадий своего развития так часто походят на более древние и исчезнувшие
формы того же класса. С этой точки зрения на эмбриональное сходство,
а в сущности и со всякой иной точки зрения представляется невероятным,
чтобы животное могло подвергаться таким мгновенным и резким превращениям, о которых была речь, и чтобы его эмбриональные стадии развития не сохранили бы и следа какого-нибудь внезапного превращения;
невероятно потому, что каждая деталь в его строении развивается путем
нечувствительных тонких переходов.
Кто предполагает, что какая-нибудь древняя форма вследствие какой-то
внутренней силы или стремления внезапно превратилась в форму, например снабженную крыльями, тот почти принужден, вопреки всякой ана-
208 Разнообразные возражения против теории естественного отбора
логии, допустить, что большое число особей изменилось одновременно.
Невозможно отрицать, что подобные внезапные и глубокие изменения
в строении существенно отличаются от тех, которые большинство видов,
по-видимому, действительно испытало. Он будет вынужден допустить
далее, что многочисленные черты строения, прекрасно адаптированные ко
всем другим частям того же существа и к окружающим его условиям, образовались также внезапно; и для этих сложных и удивительных коадаптапий он не в состоянии будет предложить даже и тени какого бы то ни
было объяснения. Он будет вынужден допустить, что эти глубокие и внезапные превращения не оставили ни малейшего следа и воздействия на
зародыш. Допустить все это, мне кажется, значит вступить в область чудесного, покинув область Науки.
Глава VIII
ИНСТИНКТ
Инстинкты подобны привычкам, но отличны от них по происхождению. - Градации инстинктов. - Травяные тли и муравьи. - Инстинкты изменчивы. - Инстинкты домашних животных, их происхождение. - Естественные инстинкты кукушки,
Molothrus, страуса и паразитических пчел. - Муравьи-рабовладельцы. - "Общественная" пчела, нестроительный инстинкт. - Изменения инстинкта и организации
не обязательно одновременны. - Трудности теории Естественного отбора инстинктов. Бесполые или стерильные насекомые. - Краткий обзор;
Многие инстинкты столь удивительны, что их развитие, вероятно, покажется читателю трудностью, достаточной для ниспровержения моей
теории. В целом я могу заранее сказать, что не занимаюсь здесь вопросом
о происхождении умственных способностей, как не занимался и вопросом
о происхождении жизни. Нас интересует лишь многообразие инстинкта
и других умственных способностей у животных одного и того же класса.
Я не пытаюсь дать какое-либо определение инстинкта. Легко показать,
что под этим термином обычно разумеются некоторые различные психические действия; но каждый понимает, что хотят сказать, когда говорят, что
инстинкт заставляет кукушку совершать свои перелеты и класть яйца
в гнезда других птиц. Действие, для исполнения которого от нас самих
требуется опыт, исполняемое животным, особенно очень молодым, без
опыта, или исполняемое одинаково многими особями без знания с их стороны цели, с которой оно производится, обычно называют инстинктивным. Но я могу сказать, что ни одна из этих характеристик не может считаться универсальной. Небольшая доза соображения или ума, как выражается Пьер Губер (Pierre Huber), часто наблюдается у животных, даже
низко стоящих на лестнице природы.
Фредерик Кювье (Frederick Cuvier) и некоторые из более старых метафизиков сравнивали инстинкт с привычкой. Я думаю, что это сравнение
вовсе не относится к происхождению инстинкта, а дает точное представление о состоянии ума, под влиянием которого инстинктивное действие совершается. Многие привычные действия выполняются нами совершенно
бессознательно и нередко даже прямо вопреки нашему сознательному желанию! Однако они могут быть модифицированы волей или рассудком.
Привычки часто связываются с другими привычками, с известным периодом времени или с известным состоянием организма. Однажды приобре-
14 Чарлз Дарвин
210
Инстинкт
тенные, они часто остаются постоянными в течение всей жизни. Можно
указать и другие черты сходства между инстинктами и привычками.
Как при повторении хорошо знакомого напева, так и при инстинкте одно
действие следует за другим до известной степени ритмически; если когонибудь прервать среди пения или при повторении чего-нибудь заученного,
он обычно бывает вынужден начать с начала, чтобы приобрести привычный
ход мысли. То же самое нашел П. Убер у гусеницы, строящей очень сложный кокон, а именно: если он брал гусеницу, завершившую свой кокон,
положим, до шестой стадии постройки, и пересаживал ее в кокон, доведенный только до третьей стадии, то гусеница просто снова делала четвертую, пятую и шестую стадии постройки; если же, однако, гусеница бралась
из кокона третьей стадии и пересаживалась в кокон, доведенный до шестой,
так что значительная часть ее работы уже сделана, она попадала в очень
большое затруднение: вместо того, чтобы найти себе в этом какое-нибудь
облегчение, она, чтобы окончить работу, казалась вынужденной начинать
с третьей стадии, на которой ее остановили, и с нее пыталась доводить
до конца уже почти оконченную работу.
Если мы предположим, что какое-нибудь привычное действие становится наследственным, - а можно доказать, что иногда так и бывает на
самом деле, - то сходство между тем, что было первоначально привычкой
и инстинктом, становится близким до неотличимости. Если бы трехлетний
Моцарт стал играть на фортепиано не после поразительно малой практики,
а совсем без практики, то справедливо было бы сказать, что он это делает
инстинктивно. Но было бы большой ошибкой думать, что большое число
инстинктов может зародиться из привычки одного поколения и быть наследственно передано следующим поколениям. Без труда можно доказать,
что самые удивительные инстинкты из тех, с которыми мы имеем дело,
именно инстинкты "общественной" пчелы и многих муравьев, не могли быть
приобретены путем привычки.
Всеми принимается, что для благополучия каждого вида при современных условиях его существования инстинкты настолько же важны, как
и черты строения его тела. В случае перемен в жизненных условиях по
крайней мере возможно, что слабые модификации инстинкта могут оказаться полезными для вида; и если можно доказать, что инстинкты изменяются хотя в слабой степени, то я не вижу трудности для естественного
отбора, сохраняющего и продолжительно кумулирующего вариации в инстинктах до любой степени полезности. Таким образом, я полагаю, произошли самые сложные и удивительные инстинкты. Как модификации
в строении тела возникают и развиваются от употребления или привычки
и ослабевают или исчезают от неупотребления, так точно, не сомневаюсь,
было и с инстинктами. Но я думаю, что последствия привычки во многих
случаях имеют второстепенное значение сравнительно с результатами естественного отбора так называемых спонтанных вариаций инстинктов,
т. е. вариаций, вызываемых теми же самыми неизвестными причинами,
которые обусловливают и слабые уклонения в строении тела.
Едва ли какой-нибудь сложный инстинкт может образоваться посредством естественного отбора иначе, как путем медленной и градуальной
Инстинкт 211
кумуляции многочисленных слабых полезных вариаций. Отсюда как и
в строении тела, мы не можем находить в природе подлинные постепенные переходные градации, которыми был приобретен каждый сложный
инстинкт, так как это можно было бы проследить только в ряде прямых
предков каждого вида; но некоторое доказательство подобных переходных
градаций мы должны найти в боковых линиях потомков или по крайней
мере мы должны быть в состоянии доказать, что подобные градации возможны; и это мы действительно можем доказать. Шринимая во внимание,
что инстинкты животных изучены очень мало вне Европы и Северной Америки, инстинкты же вымерших видов нам совершенно неизвестны, я был
удивлен, как много можно найти градаций, ведущих к самым сложным
инстинктам.1 Изменения в инстинкте иногда могут облегчаться тем, что
один и тот же вид имеет различные инстинкты в разные периоды своей
жизни, в разные времена года, находясь в разных условиях существования, и т. д.; в таком случае естественный отбор может сохранить то тот. то
другой инстинкт. И подобные случаи многообразия инстинкта у одного
и того же вида, как можно доказать, действительно существуют в природе.
Далее, как и в случае со строением тела, и согласно с моей теорией, инстинкт каждого вида полезен для него самого, но, насколько мы можем
судить, никогда не развивался исключительно для блага других.
Насколько мне известно, один из самых выразительных примеров, когда
животное совершает действие, видимо, полезное только для другого, представляют собой травяные тли, добровольно отдающие, как это было впервые замечено Убером, сладкое выделение муравьям; что они делают это
добровольно, доказывается следующими фактами. Я удалил всех муравьев
от группы приблизительно с дюжину тлей, сидевших на листе щавеля, и
не давал им приблизиться в продолжение нескольких часов. Я был уверен, что по истечении этого времени у тлей явится потребность выделить
свой экскрет. Некоторое время я рассматривал их в увеличительное стекло,
но ни одна из них не выделяла; затем я трогал и щекотал их волосом, стараясь сделать это по возможности так, как делают муравьи своими усиками, но все-таки ни одна не выделяла. После этого я пустил к ним муравья, и по его быстрым движениям стало сразу видно, что он хорошо
знает, какое богатое стадо он нашел; затем он начал трогать своими усиками брюшко сначала одной, потом другой тли, и каждая из них, как
только чувствовала прикосновение усиков, немедленно поднимала свое
брюшко и выделяла прозрачную каплю сладкого вещества, которая жадно
пожиралась муравьем. Даже совсем молодые тли вели себя точно так же,
доказывая, что этот акт является у них инстинктивным, а не результатом
опыта, ^Из наблюдений Убера известно, что тли не выказывают к муравьям неприязни; но они в конце концов вынуждены выделить свой экскрет,
если муравьев нет.2 Так как этот экскрет чрезвычайно клейкий, то, несомненно, удаление его выгодно для тлей, и поэтому они выделяют экскрет,
вероятно, не только на пользу муравьям. Хотя, таким образом, нет доказательства, чтобы какое бы то ни было животное совершало действие, полезное исключительно для другого вида, однако каждый стремится извлечь
выгоду из инстинктов других, точно так же как каждый извлекает пользу
14*
212 Инстинкт
из более слабого строения тела других видов. Следовательно, некоторые
инстинкты не могут считаться абсолютно совершенными; но так как подробности относительно этого и других подобных вопросов не необходимы,
то на них можно здесь не останавливаться.
Так как некоторая степень вариации инстинктов в естественном состоянии и наследственная передача таких вариаций необходимы для действия естественного отбора, то в подтверждение этого надо бы привести
по возможности больше примеров, но недостаток места мешает мне это
сделать. Я могу только утверждать, что инстинкты несомненно варьируют; так, например, инстинкт миграции может варьировать пространственно и по направлению и даже совершенно утрачиваться. Точно так же
гнезда птиц иногда варьируют в зависимости от выбранного для них
места, природы и температуры страны, часто же от причин, нам совершенно
неизвестных; Одюбон привел несколько замечательных случаев разницы
в устройстве гнезд одного и того же вида в северных и южных Соединенных
Штатах, ^сли, однако, инстинкт изменчив, то можно спросить, почему
он не дает пчёлам "уменья пользоваться каким-либо другим материалом,
когда нет воска". Но какой другой материал могли бы употреблять пчёлы?
Они могут употреблять в дело, как я видел, затвердевший воск с киноварью и мягкий, смешанный с жиром. Эндру Найт наблюдал, что его пчёлы
вместо того, чтобы трудолюбиво собирать клей, пользовались цементирующей смесью из воска и скипидара, которой были обмазаны деревья
с ободранной корой. Недавно было указано, что пчёлы, вместо того чтобы
собирать пыльцу, охотно пользуются весьма различными веществами,
например овсяной мукой.3 Боязнь какого-либо определенного врага, конечно, инстинктивное свойство, как это можно видеть на птенцах, но оно
усиливается опытом и зрелищем страха, обнаруживаемого другими животными перед тем же врагом. Боязнь человека, как я показал это в другом
месте, медленно приобретается различными животными, населяющими
пустынные острова, и пример этого мы видим даже в Англии: все наши
крупные птицы более пугливы, нежели мелкие, так как крупные усиленно
преследуются человеком. Мы можем спокойно приписать большую пугливость крупных птиц этой причине, потому что на необитаемых островах
крупные птицы не боязливее мелких, и сорока, столь осторожная в Англии, настолько доверчива в Норвегии, насколько серая ворона -
в Египте.
Многими фактами можно доказать, что умственные свойства животных
одного и того же вида, рожденных в диком состоянии, сильно варьируют.
Точно так же можно привести много примеров случайных и странных привычек у диких животных, которые (если бы они оказались полезными для
вида) могли бы посредством естественного отбора послужить источником
для новых инстинктов. Но я хорошо знаю, что такие общие утверждения,
без подробного изложения фактов, произведут мало впечатления на ум
читателя. Я могу лишь повторить свое уверение, что я не говорю без веских
доказательств.
213
Наследственные изменения инстинкта у домашних животных
Наследственные изменения привычки
или инстинкта у домашних животных
Возможность или даже вероятность наследственных вариаций инстинкта в природе может быть подкреплена кратким обзором некоторых
случаев у домашних животных. благодаря этому мы получим возможность
определить долю участия привычки и отбора так называемых спонтанных
вариаций в модификации умственных свойств наших домашних животных.
Известно, как сильно варьируют у домашних животных умственные свойства. Так, например, одни кошки, естественно, ловят крыс, другие -
мышей, и эти наклонности передаются по наследству.4 Одна кошка, по
свидетельству м-ра Сент-Джона (St. John), всегда приносила домой дичь,
другая - зайцев или кроликов, третья охотилась в болотистой местности
и почти каждую ночь добывала вальдшнепов и бекасов. Можно привести
большое число любопытных и несомненных случаев наследственной передачи разных оттенков склонностей и нрава, а также в высшей степени
странных привычек, стоящих в связи с известным душевным состоянием
или с определенными периодами времени. Но остановимся на хорошо известном случае с породами собак: нет никакого' сомнения, что молодые
пойнтеры (я сам видел этому поразительный пример) могут иногда делать
стойку, и даже лучше, чем другие собаки, в первый же раз, как их выводят
в поле; обнаружение и подача дичи, без сомнения, до некоторой степени
наследуются охотничьими собаками; у овчарок - привычка бегать вокруг
стада, вместо того чтобы бросаться на стадо овец. Я не могу признать,
что эти действия существенно отличаются от настоящих инстинктов:
они совершаются молодью без опыта, почти одинаково каждой особью, они
совершаются каждой породой с большим рвением, но без понимания последствий, потому что молодой пойнтер, делая стойку, так же мало понимает, что он помогает своему хозяину, как и капустница - почему она
откладывает свои яички на лист капусты. Видя, как молодой и ненатасканный волк одной породы, почуяв добычу, останавливается как вкопанный
и затем медленно, особой походкой крадется вперед, тогда как волк другой
породы, вместо того чтобы бросаться на стадо оленей, бегает вокруг него,
чтобы загнать его в отдаленное место, мы с уверенностью можем назвать
эти действия инстинктивными. Домашние инстинкты, как их можно назвать, конечно, гораздо менее постоянны, нежели естественные, но они
испытывали действие гораздо менее сурового отбора и передавались
в течение несравненно более короткого периода при менее постоянных условиях существования.
До чего постоянна наследственная передача этих домашних инстинктов, привычек и склонностей и до чего любопытно они комбинируются,
можно хорошо видеть при скрещивании собак различных пород. Известно,
что скрещивание с бульдогом развивает во многих поколениях борзой
смелость и упорство; скрещивание с борзой развило в целой семье овчарок
склонность охотиться за зайцами. Эти домашние инстинкты при их изучении путем скрещивания похожи на естественные инстинкты, которые
также любопытно комбинируются между собой п в течение долгого вре-
214 Инстинкт
мени сохраняют следы инстинктов каждого из родителей; Ле Руа (Le Roy),
например, описывает собаку, прадед которой был волком и которая сохранила следы своего дикого предка лишь в том, что никогда не шла к хозяину
по прямой линии, когда ее звали.
Домашние инстинкты иногда рассматриваются как такие действия,
которые стали наследственными лишь в результате продолжительной и
принудительной привычки, но это неверно. Никто не подумал бы учить,
да, вероятно, и не выучил бы турмана кувыркаться в воздухе, - движение, которое, как я могу засвидетельствовать, совершается и молодыми
птицами, никогда не видавшими кувыркающегося голубя. Мы можем
думать, что какой-либо голубь выказал слабую склонность к этой странной привычке, и продолжительный отбор лучших особей в ряде последовательных поколений сделал турманов тем, что они представляют собой
сейчас; близ Глазго есть турманы, которые, как я слышал от м-ра Брснта
(Brent), не могут подняться на 18 дюймов, не перекувырнувшись. Можно
сомневаться, чтобы кто-нибудь вздумал учить собаку делать стойку,
если бы какая-нибудь собака не обнаружила к этому естественной склонности; и известно, что иногда эта способность действительно проявляется,
как я сам однажды наблюдал на одном чистокровном терьере; стойка, как
многие думают, вероятно, представляет собой только продолжительную
остановку животного, приготовляющегося броситься на добычу. Раз первая наклонность к стойке однажды появилась, методический отбор п
наследственные результаты вынужденной тренировки в ряде последовательных поколений могли быстро завершить дело; а бессознательный отбор продолжается и теперь, так как каждый стремится приобрести, не
заботясь об улучшении породы, таких собак, которые наилучшим образом
ищут и делают стойку. С другой стороны, в некоторых случаях достаточно
<< Пред. стр. 23 (из 67) След. >>
Список литературы по разделу