<< Пред. стр. 14 (из 55) След. >>
Список литературы по разделу
математической бесконечности заключается в том, что она, по
словам Ф. Энгельса, "заражена конечностью". "Дурная
бесконечность", -- назвал ее Гегель.
"Ты нашел не беспредельность, но расширенный предел"*, --
писал о подобной бесконечности К.С. Аксаков, как и все
славянофилы, испытавший влияние Гегеля и Шеллинга. "Расширенный
предел" -- вот истинный смысл почти всех математических
бесконечностей. Именно такими оконеченными бесконечностями
являются натуральный ряд чисел от нуля до плюс-минус
бесконечности, бесконечно большая и бесконечно малая величины,
бесконечности, возникшие в результате математических
преобразований, и т.д. Несколько в ином смысле понимается
бесконечность в теории множеств: элементы множества находятся
во внутренних отношениях друг к другу, зато допускается
неограниченное количество самых бесконечных множеств.
Действительная же бесконечность материального мира одна, ибо
единственна Вселенная (двух бесконечных Вселенных быть не
может).
Гносеологический анализ показывает: объективным аналогом
математических понятий бесконечного являются те непрерывные
процессы, совершающиеся в действительности, у которых
отсутствует не конец как таковой, а завершенность,
законченность, последняя точка. При этом в понятиях
математической бесконечности находит отражение как возможность
(осуществимость) постоянного и непрерывного отодвигания
границы, предела, конца -- так и невозможность
(неосуществимость) наступления такого момента, когда бы
завершился процесс счета, измерения, преобразования. Первый
акцент сделан, к примеру, в понятиях актуального бесконечного
множества или потенциальной осуществимости при анализе
бесконечно малых величин. Примером второго акцента может
служить понятие неограниченности в геометрии Б. Римана,
оказавшего влияние на развитие современной космологии.
Отсюда понятно то место, которое занимает неограниченность
в различных, почти взаимоисключающих друг друга моделях
Вселенной. Но отсюда же становится совершенно ясным, что такая
неограниченность не имеет ничего общего с действительной
космической бесконечностью, за исключением того, что отображает
ее строго определенные аспекты. Проецировать же заведомо
оконеченную, "зараженную конечностью" математическую модель на
целостную Вселенную если и допустимо, то лишь при четком
осознании частичности охватываемого ею Космоса или отдельных
его фрагментов. Зато уж совсем недопустимо подгонять природу
как целое под какую угодно сверхоригинальную математическую
модель.
С точки зрения космистского подхода не подлежит сомнению,
что:
никакая модель Вселенной не в состоянии отобразить всего
неисчерпаемого богатства и многообразия Макрокосмоса в его
движении и развитии;
математика как сугубо абстрактная и односторонняя наука
(односторонняя, поскольку она описывает исключительно
количественные, включая и пространственные, отношения,
абстрагируясь от качественности и материальности) не может
предписывать материальному миру, каким он должен быть;
никакие частно-научные теории не могут "запретить"
существование Большого Космоса, его материальное единство и
развитие, бесконечность и бытийность в пространстве и во
времени.
Сила математики и других частных наук не в противостоянии
выработанному на протяжении тысячелетий космически-целостному
видению мира, а в единении с ним. Уже упоминавшийся известный
американский математик М. Клайн отмечает, что математики с
досадой и огорчением обнаружили, что несколько различных
геометрий одинаково хорошо согласуются с наблюдательными
данными о структуре пространства. Но эти геометрии
противоречили одна другой -- следовательно, все они не могли
быть одновременно истинными. Между тем "математики настолько
уверовали в бесспорность своих результатов, что в погоне за
иллюзорными истинами стали поступаться строгостью рассуждений.
Но когда математика перестала быть сводом незыблемых истин, это
поколебало уверенность математиков в безукоризненности их
теории. Тогда им пришлось взяться за пересмотр своих
достижений, и тут они, к своему ужасу, обнаружили, что логика в
математике совсем не так уж тверда, как думали их
предшественники"*.
Отдавая предпочтение русскому космизму, вовсе не следует
односторонне противопоставлять его натурфилософским течениям
западной мысли. Просто на данном этапе развития науки
отсутствие апробированной методологии и выверенности
мировоззрения привело многие фундаментальные направления
естествознания, в частности космологию, к тупиковой ситуации.
Вместе с тем именно в русском космизме, изначально
основывавшемся на фундаментальных выводах тысячелетней науки и
философии, сформировался и окреп, неоднократно подтвердив свою
жизнеспособность на практике, научный подход, опирающийся на
систему теоретических и эмпирических методов, а также на
творческую интуицию. Он действительно позволяет преодолеть
образовавшиеся естественно-научные заторы и достичь новых
рубежей.
Концепция монистического Всеединства, включающая и
пространственно-временное единство бытия, дает практическую
возможность правильно истолковать наиболее трудные вопросы
науки и определить нетривиальные пути ее дальнейшего развития.
Если широкое обобщение всей совокупности научных и практических
данных позволило космистской философии прийти к выводу о
единственности и бесконечности Вселенной, то исследование
самого познания по мере развития и обогащения философской
теории давало возможность определить, с какой глубиной понятие
о бесконечном отражает объективно-реальную бесконечность.
В литературе иногда высказываются сомнения относительно
правомочности собственно философского аспекта в познании
бесконечности. Существует, к примеру, мнение, что философия,
дескать, призвана изучать не реальную бесконечность материи, а
лишь процесс исследования ее другими науками*. Согласно этой
точке зрения, только частные науки -- математика, физика,
космология -- компетентны в исследовании проблемы
бесконечности, а дело философии анализировать развитие понятий,
выработанных в рамках физико-математических наук; философская
категория бесконечности вообще является якобы абстракцией от
абстракций математических бесконечностей. Между тем в понимании
бесконечности имеется совершенно определенный
космистско-философский подход, отличающийся от подходов
математического, физического, космологического и т.п. и
вытекающий из принципа монистического Всеединства.
В развитии учения о бесконечности философский космизм
всегда исходил из реальной бесконечности, присущей объективному
миру. В противоположность этому в физико-математических науках
в большинстве случаев сначала разрабатывалась теория, а затем
давалась ее интерпретация применительно к материальной
действительности. В результате некоторых интерпретаций
получалось, что не понятие выводилось из действительности, а
напротив, действительность подводилась под сконструированное
понятие бесконечности.
Как бы ни продвигалась исследовательская мысль -- от
материи к теоретическим обобщениям или же от абстрактных
моделей к их космистской интерпретации -- объективная
реальность остается альфой и омегой научного познания,
устремленного в неизведанные глубины Космоса.
ТАЙНА БОЛЬШОГО В МАЛОМ (МАКРОКОСМ И МИКРОКОСМ)
Представление о неразрывном единстве Макро- и Микрокосма
-- Вселенной и Человека -- сформировалось на самых ранних
этапах развития дофилософского и философского мировоззрения,
будучи достоянием как западной, так и предшествовавшей ей
восточной философии. Данная идея вошла в плоть и кровь
отечественной духовной жизни, проникнув туда через донаучный
взгляд на Мир.
Поэтому с точки зрения многих представителей русского
космизма, во взаимодействии Макро- и Микрокосма примат
принадлежит последнему. Кроме того, П.А. Флоренский считал, что
ничто не мешает объявить в обратном порядке: Человека --
Макрокосмом, а Природу -- Микрокосмом. И вот почему: раз и он и
она бесконечны, то Человек как часть Природы в соответствии с
математической теорией множеств равномощен со своим целым. То
же относится и к Природе как части Человека. Следовательно,
Человек и Природа могут быть частями друг друга, более того,
частями самих себя (причем части равномощны между собой и
целым). Человек -- в Мире, но Человек также сложен, как и Мир.
Мир -- в Человеке, но Мир так же сложен, как Человек*. Космос
-- продолжение Человека, и, хотя Человек есть сумма Мира,
сокращенный конспект его, -- по такому конспекту проще и
доступнее осуществлять любые познавательные акты, осмысливая
историю Вселенной и ее законы. Данный философский вывод имеет
важное методологическое значение для решения такой актуальной
научной проблемы, как постижение законов, общих для целостного
Мира, сквозь призму человеческого "Я" в контексте его
физических, химических, биотических, психических и социальных
особенностей.
Специфика софийного космизма Флоренского -- в
углубленно-проникновенном понимании Всеединства как целокупного
единства физического Космоса и его смыслового содержания,
составляющих единый символ. Онтологическая формула о. Павла:
всякое бытие есть Космос и символ. По существу, человек как
одухотворенно-чувствующее существо имеет дело только с одной
реальностью -- Символом, через который проявляется и софийный
Космос, и Целокупное Бытие. Такой подход позволяет Флоренскому
строить и разворачивать перед читателем совершенно невероятный
мир, во всяком случае не вмещающийся в обыденное сознание.
Согласно Флоренскому, любая мнимость и иллюзорность так же
реальна, как реален физическо-чувственный мир. Мир мнимостей
имеет свою нишу в объективной Вселенной, откуда он может
непосредственно воздействовать на человека. Такова
геоцентрическая система с центром -- Землей, покоящейся в
пространстве. Данная теоретическая схема во всех подробностях
воссоздана в знаменитом трактате "Мнимости в геометрии" (1922),
за который автор пострадал жесточайшим образом. В другом не
менее знаменитом трактате "Обратная перспектива", написанном
ранее, но изданном только спустя сорок пять лет после смерти
автора, обосновывается концепция воздействия на человека
смыслосодержащего начала, заложенного во Вселенной. В
наибольшей степени силой такого воздействия обладают русские
иконы.
Космизм Флоренского -- это и глубокие теоретические
обобщения, и интимно-прочувствованные выводы. В своем
"Завещании", обращаясь прежде всего к детям, он написал:
"...Почаще смотрите на звезды. Когда будет на душе плохо,
смотрите на звезды или на лазурь днем. Когда грустно, когда вас
обидят, когда что не будет удаваться, когда прийдет на вас
душевная буря -- выйдите на воздух и останьтесь наедине с
небом. Тогда душа успокоится"*. С этими словами-напутствиями
перекликается четверостишие замечательного современного
философа и поэта-космиста Арсения Чанышева, написанное чеканным
классическим слогом:
Чаще на небо гляди темной безоблачной ночью!
Звездною пылью тогда густо покрыт небосвод.
В каждой пылинке громадный мир заключен. Бесконечность
Стала наглядной... Как жалок день, что прошел в суете!
С.Н. Булгаков вслед за другими представителями
отечественной философии и в соответствии с общей
направленностью русского космизма также на передний план
выдвигал человека во всех проявлениях его жизнедеятельности,
включая речь, слово, имя. По Булгакову, словотворчество есть
чисто космический процесс, ибо слова по природе и сущности
своей содержат в себе энергию Мира: реальное светило -- Солнце
составляет истинную душу слова "солнце", в прямом смысле
присутствуя в нем своей идеальной энергией. "Когда человек
говорит, то слово принадлежит ему как Микрокосму и как
человеку, интегральной части этого мира. Через Микрокосм
говорит Космос... Слово так, как оно существует, есть
удивительное соединение космического слова самих вещей и
человеческого о них слова, притом так, что то и другое
соединены в нераздельное сращение"*.
Космический характер носит и сам акт наименования.
Булгаков поясняет это на примере естественно-математических
наук. Химические названия и алгебраические обозначения не
явились неизвестно откуда, а порождены актом наименования: в
них алгебраизируется и химизируется Космос, потому-то возникает
алгебра и химия, а не наоборот.
Идею о примате Микрокосма над Макрокосмом отстаивал и Л.П.
Карсавин, он постоянно подчеркивал невозможность изолированного
постижения Макрокосма без одновременного познания Микрокосма --
другой неотъемлемой части онтологического Всеединства. И
наоборот. Особое значение для современной философской
антропологии представляют выводы Карсавина о проявлении софийно
понимаемого всеединства во всевременности Природы и Человека.
Наиболее ценными и перспективными в плане современного
космологического осмысления объективных законов и включения в
арсенал позитивного знания являются выводы Карсавина о
соотношении времени и вечности, согласно которым в космически
обусловленном социуме временная последовательность "прошлое --
настоящее -- будущее" -- всего лишь частный случай целостной
всеобщности -- вечности. Подобным подходом к пониманию
пространственности и временности насыщена вся космистская
онтология Карсавина, включая его концепцию "симфонической
личности", постигающей "свое собственное единство во
всеединстве"*. Социальное бытие людей обычно выступает как
Хаос, превращающийся в Космос. Однако эволюционизирующий базис
социального бытия может привести и к обратному процессу:
социальный Космос распадается, вновь становясь Хаосом, -- и
всемирная история дает тому немало примеров.
Подытоживая свое антропокосмическое учение, Карсавин
особенно подчеркивал невозможность изолированного постижения
Макрокосма без одновременного познания Микрокосма -- другой
неотъемлемой части объективного Всеединства -- и наоборот: "Мир
становится мною, поскольку я становлюсь им... Мы одна из
индивидуализаций Земли, Солнца и его системы, ...всего мира,
который называется человеком (Адамом Каббалы, Пурушею,
Парджапати индусов и т.д.)"**. Последняя фраза особенно
знаменательна: русская космистская мысль в середине ХХ века
вернулась к своим истокам -- народному космизму в духе
Голубиной книги и древнеарийских представлений о Вселенском
человеке, неотделимом от самой Вселенной и непрерывно
реализующемся в мириадах конкретных личностей.
Философам вторили поэты-космисты. В проникновенном
космическом сонете Вячеслав Иванов развивает мысль, общую для
всего мирового космизма:
Разверзнет Ночь горящий Макрокосм, --
И явственны небес иерархии.
Чу, Дух поет, и хоровод стихии
Ведут, сплетясь змеями звездных косм.
И Микрокосм в ночи глухой нам внятен:
Мы слышим гул кружащих в нас стихий, --
И лицезрим свой сонм иерархий
От близких солнц до тусклооких пятен.
Есть Млечный Путь в душе и в небесах,
Есть множество в обеих сих вселенных.
Один глагол двух книг запечатленных.
И вес один на двойственных весах.
Есть некий Он в огнях глубин явленных;
Есть некий Я в глубинных чудесах.
Эту тему продолжает Андрей Белый: "Появление макрокосма в
развеянном микрокосмическом мире есть знак; ... макрокосм, к
нам спустившийся, не обычная эмпирия, он есть эмпирей, или
страна существа, обитающего под коростом понятийной мысли, где
нет ни материи, ни мысли, ни мира в ветшающем смысле...
Макрокосм проступает во всем; передвигаются всюду пороги
сознания к истокам познаний, где древним хаосом запевают в нас
"физики": Анаксимандр, Гераклит..."*
Древний как сама философия вопрос: что первично --
Микрокосм или Макрокосм? -- неизбежно обнаруживает каверзную
подоплеку: не получается ли в таком случае, что сначала возник
Человек, а только затем, вслед за ним Мир? Ничуть! Проблема
вовсе не является столь утрированной. Говоря о единстве Макро-
и Микрокосма, мы имеем в виду, что одна из этих сторон
выступает в качестве ведущей именно в рамках данного единства,
а не за пределами его существования. Предположить, что одна из
сторон существовала раньше, до их единства, -- значит,
отбрасывать и единство как таковое. Отсюда вытекает, что именно
единство (Единое, как учили классики) первично по отношению к
любым составляющим его элементам, а вовсе не какая-то отдельная
его сторона.
Далее из сказанного следует:
<< Пред. стр. 14 (из 55) След. >>
Список литературы по разделу