<< Пред. стр. 2 (из 5) След. >>
Эриксон: О, да. И еще то, что я был прав относительно цвета ее сосков. А когда она скажет мне, что ее бедра слишком широки, я могу дерзко сказать ей: "Вы используете их единственно для сидения". Вы никак не сможете оспорить это без ужасной путаницы в аргументах. Они состоят из мышц и из жира, и о них не принято говорить. Но то, что они могут быть полезными тогда, когда вы поднимаетесь по лестнице...Интервьюер: И для привлечения мужчин?
Эриксон: Об этом я упомяну позже. Тогда же я скажу ей о том, что разные люди воспринимают одни и те же вещи по-разному. У каких это там африканских женщин есть утиные клювы? Я забыл, как называется это племя. Ну, знаете, эти женщины с торчащими вперед губами, словно утиные клювы, на которые можно поставить тарелочку. "А знаете ли вы, что мужчины этого племени считают этих женщин прекрасными и очень удивляются тому, что американские мужчины считают очень красивыми такие губы, как у вас". Что я сказал?
Интервьюер: Здесь скрыт очень изящный комплимент.
Эриксон: Тут я представляю мужскую точку зрения. Тут нет ничего моего личного.
Интервьюер: Да, вы говорите здесь так обобщенно, как будто это не обязательно ваше суждение.
Эриксон: И это часто делается, если вы проводите краткосрочную психотерапию.
Интервьюер: Мне кажется, что одна из проблем краткосрочной психотерапии состоит в том, чтобы дать пациенту почувствовать, что это не только ваше личное мнение, но что есть и другие люди, которые согласятся с вами, по крайней мере, другие мужчины согласятся.
Эриксон: Совершенно не обязательно другие мужчины будут думать так же, но все они имеют мужскую точку зрения. Мужчина не хочет целовать усы, а женщина часто делает это с удовольствием.
Интервьюер: Ну, тут есть еще изящный поворот: вы делаете ей комплимент за счет ее привлекательных губ, и она может либо отвергнуть его, считая, что вы ошибаетесь, либо принять его, зная, что это ваше личное мнение, но не мнение мужчин вообще.
Эриксон: Это верно. Но хочу преподать ей урок относительно функций тела. "Вы едите -- как работает ваш желудок, не нарушена ли его работа?" "Какими именно запорами вы страдаете?" "Хорошо ли вы питаетесь?" "Уважаете ли вы свой желудок, едите ли вы хорошую еду, или вталкиваете в себя все, что попадется под руку?" С помощью такой фронтальной атаки, которой невозможно сопротивляться, вы можете узнать, как она относится к своим гениталиям, груди, бедрам, лодыжкам, коленям, животу. Не слишком ли кривые у нее зубы? Действительно ли они кривые? Как бы мужчина реагировал на ее улыбку, если бы увидел ее? Было бы его зрительное восприятие настолько дефектным, что он увидел бы только два кривых зуба, или же он увидел бы ее губы? Заметил бы ли он ее подбородок, понравилась бы ли ему ее улыбка? Имеет ли он право видеть то, что он хочет видеть? То, что ему нравится видеть? Имеет ли она право сказать: "А сейчас я улыбаюсь, и смотрите на мои кривые зубы"? Может быть, он предпочтет заметить форму и полноту ее губ?
Интервьюер: Вы стараетесь заинтересовать ее возможностью быть привлекательной, не так ли?
Эриксон: Нет. Я хочу, чтобы она осознала, что любой мужчина, который выбирает, может посмотреть на нее и заметить что-то красивое. И мужчины различаются по своим вкусам.
Интервьюер: Я всегда хотел узнать, как вы заставляете пациентов выполнять ваши инструкции. Как вы склоняете их к этому.
Эриксон: Очень часто я вовлекаю их в соревнование. Например, пациентка не справляется с работой и предъявляет все эти обычные жалобы. В первый раз, когда она ко мне пришла, я заметил, что у нее была очень-очень плохая прическа. Она заметила, что я гляжу на ее волосы и сказала: "Не делайте то, что делает мой начальник, он все время говорит мне, чтобы я сделала хорошую прическу, а я и так делаю все, что от меня зависит". Я ответил: "Вы хотите лучше справляться со своей работой, и вы очень стараетесь привести в порядок свои волосы, но я хотел бы знать, насколько сильно вы боитесь выглядеть лучше, чем вы выглядите сейчас?" И я сказал ей, что она сможет ответить на свой вопрос, прейдя домой, приняв душ и вымыв голову. "И вы обнаружите очень много вещей, очень непосредственно касающихся вас".
Интервьюер: И больше вы ничего не уточняли?
Эриксон: Ничего не уточнял.
Интервьюер: И что же она обнаружила?
Эриксон: Впоследствии она рассказала, что она приняла душ, тщательно вытерлась, встала перед зеркалом, взяла ручное зеркальце, чтобы видеть себя сзади, и провела таким образом очень много времени, рассматривая свое тело. Она рассматривала его вопреки тому, что ее начальник был недоволен ее прической. И она ненавидела его, когда он критиковал ее. Чем пристальней она рассматривала себя, на эмоциональном фоне ненависти к своему начальнику, тем больше нравилось ей ее тело.
Интервьюер: Каким-то чудом вам удается превратить сопротивление в соревнование, победа в котором продуктивна для личности, а не деструктивна для нее.
Эриксон: Я всего лишь использую нарциссизм, с которым каждый человек рождается.
Интервьюер: Вы можете вступить с пациентом в такое соревнование, при котором он будет оставаться больным, чтобы оказать вам, что вы неправы, но вы поворачиваете все таким образом, чтобы они доказывали вам, что вы неправы, делая при этом что-то чрезвычайно полезное для себя. Самый интересный вопрос здесь заключается для меня в том, как вы избавляетесь от этиологии.
Эриксон: Этиология -- это сложная вещь, и она не всегда связана в разрешением проблемы. Мужчина может пройти через процедуры официальной регистрации брака и вот теперь, когда они провозглашены мужем и женой, он обнаружил, что перестал испытывать всякое удовольствие от сексуальных отношений. Это вовсе не означает, что здесь имеет место единственный специфичный этиологический фактор. Если мы возьмем развитие мальчика. а иногда я описываю этот процесс своим пациентам-мужчинам и, в особенности, женщинам, то в этом процессе развития он должен узнать очень много нового. Он должен обучиться воспринимать ощущения в своем пенисе, эпидерме, крайней плоти, уретре. Мальчик узнает все это, подрастая, и когда он достигает подросткового возраста, он должен обучиться эякуляции и обучиться хорошо. Но после этого ему предстоит еще учиться и учиться, поскольку он должен овладеть очень трудным искусством получать и давать сексуальное наслаждение. Кто же может его этому научить? Тот, кто говорит на его языке. Не на приукрашенном языке для кукол, а на языке голов и секунд. Его беспокоит скорее то, как далеко вы умеете прыгать, чем то, какой цвет кожи сопутствует всему этому. Это чужой язык, угрожающий язык. И вот он отправляется на поиски других мальчиков. Там он получает возможность обучиться, как давать и получать сексуальное наслаждение. Тут они имеют возможность обменяться информацией, хотя бы на самом элементарном уровне. Они сравнивают свои пенисы по длине и по форме, поскольку должны же вы с кем-то идентифицироваться. Мальчики сравнивают свои мышцы. Они спорят о том, кто лучше играет в мяч и у кого сильнее эякуляция. Как далеко ты можешь выстрелить? И при этом они как-то обращаются друг с другом. Как же именно? Иногда мануально. Иногда наблюдая. Иногда слушая рассказы об этом. Может, это гомосексуальная стадия? Или же это фундаментальный элементарный уровень обучения получению и предоставлению сексуального наслаждения? Ведь лучше начинать с кем-то, кто принимает и использует твой язык, нежели с каким-то чужим человеком, который говорит совершенно на чужом языке. У него другое тело, он не умеет играть в мяч и вообще не умеет делать ничего интересного. У него даже нет никаких мышц. Все эти элементы новой информации не появляются отдельно друг от друга.
Мальчик научается, как продуцировать эякуляцию посредством мануальной стимуляции, фрикции и т.д. Он знает о том, что это делают другие мальчики. Но чтобы стать зрелым человеком, стать мужчиной, надо позаботиться и об эмоциональных ценностях. И у него появляются мокрые сны. Поначалу эти сны еще очень смутные. Но он спит спокойно, не прикасаясь к себе, но как реакция на какие-то мысли и чувства у него появляется эрекция и эякуляция. Это мокрый сон. Он должен пройти через достаточное количество, мокрых снов, через достаточное количество эякуляций, чтобы в результате определенных чувств, мыслей и образов у него могла возникать впоследствии правильная эякуляция. Но часто его мать говорит, что он возбуждает себя, и процесс обучения затормаживается. Мокрые сны появляются у мальчика не потому, что он делает это назло своей матери, а потому, что таков процесс его физиологического развития. Определенный элемент физического развития организуется в одно целое с чувствами, воспоминаниями, переживаниями и мыслями. Все это, конечно, очень смутно и расплывчато, но для него жизненно важно. Но сексуальное развитие не осуществляется посредством накопления отдельных новых элементов. Тут должна быть смесь реагирования на мальчиков и присоединения впоследствии реагирования на девочек. Мальчики начинают кататься вместе с ними на роликах, вовлекаясь вместе с ними в приятную ритмическую, физическую активность. Они начинают танцевать с ними, а затем обнаруживают, что с ними можно пойти и в поход. Потом они открывают, что у девочек есть и другие качества, нежели физические, например, некоторые из них прямо-таки преуспевают в математике. Итак, мальчик должен обучиться всему этому на элементарном уровне и, обучившись всему этому и наблюдая за взрослыми, они в конце концов понимают, что такое девочка. И все эти грубые, непристойные разговоры, которые так осуждаются. Они хотят знать о девочках все в самом грубом виде, о их бедрах, грудях, и у них возникает желание ущипнуть их за сосок или же толкнуть в грудь локтем. И это до тех пор, пока они не научатся помочь девочке надеть свитер, а затем провести по груди рукой. Но сначала они толкаются и пихаются локтями и руками. Эта грубость нужна для того, чтобы правильно локализовать грудь. Грубые щипки, шлепки и разговоры. Им не хватает утонченности языка, учитывающего эмоции. А потом -- первая любовь. Девочка ставится на пьедестал и обожается на расстоянии, но желания, чтобы она сошла с пьедестала, не возникает, потому что он еще не настолько знаком с противоположным полом, чтобы осмелиться слишком приблизиться к ней. Она странное, чужое существо. И они держат ее на пьедестале, пока она не покажет кусочек плоти. Затем они воздвигают пьедестал для другой девочки, но уже не такой высокий, пока и эта девочка не покажет кусочек плоти. И, наконец, девочки и мальчики встречаются на одном уровне, и теперь они могут, действительно, посмотреть друг другу в глаза. Мальчику теперь не нужно напрягать шею. Но, конечно же, и девочки воздвигают пьедесталы для мальчиков, пока те не покажут кусочек плоти. Все, что делает мальчик, девочка делает тоже, но по-своему. Мальчик должен поразмышлять над тем, что такое поцелуй. Мой сын узнал, что такое поцелуй, когда ему было 11 лет. Это оказалось отвратительным. Он хотел знать, опустится ли он еще когда-нибудь до этого, он вместе с тем отдавал себе отчет в том, что он этого достигнет. А как же мальчики и девочки узнают собственно о сексуальном акте? К этому времени у них имеется достаточно определенное понимание вопроса, и они могут искать дополнительную информацию в книгах или у взрослых людей, которым доверяют. И они могут связывать все это в одно целое и тогда в экспериментировании нет необходимости. Некоторые мальчики просто не могут связать и синтезировать эту информацию в одно целое, и тогда они нуждаются в экспериментировании. Они поднимаются, исследуя тело от шеи вверх и от талии вверх, от талии вниз -- в зависимости от, если можно так сказать, вещей морального характера. Некоторые девочки тоже должны экспериментировать, чтобы понять о сексе все, что им нужно.
Кроме всего этого, очень часто вне поля внимания оказываются биологические свойства пациента. Мужчина совершает половой акт с женщиной, и для него это биологически локальное действие. Происходит процесс выделения сперматозоидов и, как только он кончается, организму мужчины эти клетки больше не нужны. Нет цели, для которой он мог бы их использовать. Они полезны организму мужчины только в том плане, что он избавляется от них, помещая их во влагалище женщины. Таким образом, с биологической точки зрения, сексуальный акт является для организма мужчины чисто локальным феноменом, и он может быть осуществлен очень быстро, за несколько секунд. Это просто локальное событие, и избавившись от сперматозоидов, он завершает сексуальный акт. Женщина же, с биологической точки зрения, завершает акт тогда, когда становится беременной. Беременность длится девять месяцев. Затем наступает лактация, и это длится еще шесть месяцев. А затем она должна заботиться о ребенке, учить его, кормить, следить за ним и давать ему возможность развиваться. Таким образом, в нашей культуре женщина завершает сексуальный акт приблизительно через 18 лет. Мужчине же нужно для этого всего 18 секунд. Как устроен организм женщины? Очень немногие люди дают себе труд осознать это -- с какой полнотой женский организм вовлекается в половой акт. Когда женщина начинает жить активной половой жизнью и адаптируется к этому процессу, количество кальция в ее костях возрастает. Стопа увеличивается на четверть размера, надбровные дуги слегка расширяются.. Подбородок несколько тяжелеет, нос чуть-чуть удлиняется, меняются также волосы, грудь меняет и размер, и консистенцию. Бедра, бугорок Венеры также меняют свой размер и консистенцию. Несколько меняется форма позвоночника. И все эти глубинные физические и физиологические изменения могут произойти всего лишь за две недели интенсивной половой жизни. Это происходит потому, что ее организм должен приспособиться к тому, чтобы заботиться о новом живом существе, которое будет жить внутри него в течение долгих девяти месяцев. А затем, в течение многих месяцев и лет, все функции ее организма также будут сосредоточены на ее отпрыске. И с каждым ребенком стопы женщины увеличиваются, подбородок тяжелеет и т.д. Каждая беременность приносит эти колоссальные физические и физиологические изменения. У мужчин же в результате половой жизни усы не станут длиннее, количество кальция в костях не увеличится и размер стоп не изменится. Центр тяжести его тела останется на месте. Для него это все исключительно локальное событие. Но для женщины половой акт и беременность влекут за собой колоссальные физические и физиологические изменения. Она должна участвовать в нем как целостное физическое существо. Вот здесь и кроется вся этиология любой частной сексуальной проблемы. Часто предполагается, что причиной появления какого-либо симптома служит какая-то обыкновенная травма. Или же, что открытие себя в процессе терапии изменит личность. Я вижу проблему несколько иначе, и она, по-моему, состоит в том, чтобы преобразовать ситуацию человека таким образом, что он сможет использовать то, что он знает и будет иметь возможность узнать больше о том, что он должен знать для того, чтобы получать сексуальное наслаждение.
Интервьюер: Не считаете ли вы, что исследовать прошлое не особенно важно? В каждом отдельном случае я стараюсь выяснить для себя, как много я должен знать о прошлом пациента, если я провожу с ним краткосрочную психотерапию.
Эриксон: Вы знаете, в июле у меня была пациентка, которая подвергалась психоанализу в течение четырех-пяти лет и ничего от этого не получила. Кто-то из знающих ее людей сказал: "Много ли внимания вы уделяли ее прошлому?" Я ответил: "Вы знаете, я совершенно забыл об этом". Эта пациентка, по моему мнению, была достаточно консервативной личностью. Она страдала от навязчивого стремления к чистоте, и его реализация занимала у нее 20 часов в сутки. В этиологические вопросы я не вдавался, единственный вопрос, который я задал, был таким: "Когда вы заходите в душ и начинаете скрести себя, и делаете это в течение многих часов, скажите мне, пожалуйста, начинаете ли вы это делать с головы, или с пальцев ног, или же с середины тела? Вы моетесь, начиная с шеи и вниз, или же начинаете с ног и продолжаете продвигаться вверх, или же вы начинаете с головы и продвигаетесь вниз?"
Интервьюер: Почему вы об этом спросили?
Эриксон: Чтобы она поняла, что это меня действительно интересует.
Интервьюер: Чтобы таким образом завоевать ее доверие?
Эриксон: Нет, чтобы она поняла, что это мне действительно интересно.
Глава 4. Коррекция характера в периоде ранней взрослости.
Если проблема молодого человека или девушки настолько серьезна, что заставляет его изолироваться от человеческого общества, то Эриксон предпринимает попытку коррекции его характера. Общий подход остается тем же самым, что и при краткосрочной терапии, но вмешательство будет более глубинным. Если Эриксон проводит психотерапию с пациентом в течение многих месяцев или лет, он, как правило, не встречается с ним регулярно, каждый день или один раз в неделю. Он может встречаться с пациентом регулярно некоторое время, затем сделать перерыв и возобновить встречи. Эриксону нравилось инициировать изменения, которые могли продолжаться без его прямого участия. В подобных случаях длительность лечения могла достигать нескольких лет, но количество психотерапевтических сеансов в целом было гораздо меньше, нежели при других типах длительной психотерапии.
Если молодой человек или девушка изолируются от общества, то этому может быть множество причин. В первом приводимом нами случае молодая женщина изолировалась от общества потому, что она считала себя физически дефектной. Озабоченность своей внешностью типична для юности и ранней взрослости, но такой интенсивности, как в данном случае, она достигает редко. Обычно на этой стадии своего развития молодые люди сравнивают себя с культуральным идеалом и приходят к выводу, что того-то и того-то им не хватает. Обычно эта озабоченность исчезает по мере того, как они преуспевают в периоде ухаживания. Девушки начинают считать себя привлекательными тогда, когда мальчики считают их привлекательными. Однако, иногда у девушек развивается настолько повышенная озабоченность своим каким-то физическим недостатком, реальным или мнимым, что они начинают избегать тех социальных ситуаций, которые могли бы помочь им преодолеть эту озабоченность. Иногда это бывает действительно реальный физический дефект, в других случаях это какой-то минимальный недостаток, но крайне важный для самой девушки. Тут может начаться движение по порочному кругу, когда девушка все больше и больше изолирует себя от других людей, и чем сильнее изоляция, тем в большей степени ее занимает собственный дефект, потому что количество интересов у нее уменьшается и, таким образом, она становится еще более изолированной. Поддержка и ободрение со стороны родителей не меняет результата, т.к. девушка принимает их попытки за благотворительность. Иногда подобный симптом развивается у девушки как реакция на семейную проблему, например, она может отрицать свою физическую привлекательность, чтобы не потерять контакт с матерью, которая видит в ней соперницу. Бывает также, что взрослеющая девушка попадает в центр конфликта между отцом и матерью, когда мать смотрит на нее как на соперницу, или же отец использует ее против жены. Бывает также, что такая повышенная озабоченность реальным или мнимым физическим недостатком возникает как бы на пустом месте, и никакие логические аргументы не могут разубедить девушку в том, что она слишком непривлекательна, чтобы общаться с людьми.
Милтон Эриксон имел не только огромный опыт работы с подростками и юношами как с пациентами. У него самого было восемь детей, и однажды его жена отметила, что в течение 30 лет у них в доме всегда был юноша или девушка. Эриксон воспринимает и анализирует проблемы молодых людей, прекрасно зная об их уязвимых точках.
Семнадцатилетняя девушка, которая должна была поступить в колледж, отказалась выходить из дома. Она ушла от мира потому, что ее грудь совершенно не развивалась, в остальных отношениях она была совершенно нормальна. Она получала интенсивное медикаментозное лечение, включая экспериментальную эндокринологическую терапию, но это не привело ни к какому результату. Ее эмоциональное состояние продолжало ухудшаться и, наконец, встал вопрос о том, чтобы поместить ее в психиатрическую лечебницу. Эриксон пришел к ней домой и обнаружил ее спрятавшейся под диваном. Когда он нашел ее, она спряталась за пианино. И только тогда, когда она узнала, что ее больше не будут лечить, она согласилась поговорить с Эриксоном. Он начал работать с ней и обнаружил, что она является хорошим гипнотическим субъектом. Он рассказывал:
На первом сеансе я говорил с ней о ее личностных достоинствах в состоянии транса и в бодрствующем состоянии. Я обнаружил в ней проказливость, хорошее чувство юмора, склонность к актерству, и все это я использовал в моей комбинации. Я напомнил ей старую песню о скелете, где каждая косточка прикреплена к другой косточке. Когда она заинтересовалась, я предложил ей аналогию с эндокринной системой, утверждая, что точно так же, как кости стопы прикреплены к кости лодыжки, "адреналиновая кость" прикреплена к "тиреоидной кости", причем каждая из них поддерживает и помогает другой.
Затем я внушил ей, чтобы она почувствовала жару, затем холод, затем жар исключительно в лице, затем чувство усталости и, наконец, ощущение покоя и отдыха. Она прекрасно выполнила все эти внушения, а затем я внушил ей невыносимый зуд в ногах. Затем я сказал ей, чтобы она отослала этот зуд прочь, но не вниз. Она должна была отослать этот зуд в "бесплодную пустыню" своей груди -- вот какая цель прибытия должна быть у невыносимого зуда, однако дальнейшее наказание будет заключаться в том, что этот зуд будет постоянно присутствовать, и это будет ощущение ни противное, ни приятное, но заметное, хотя и неопределенное, и оно постоянно будет заставлять ее осознавать ту область своего тела, где должны находиться груди. Эта серия внушений была направлена на достижение сразу нескольких целей: нужно было озадачить и заинтриговать ее, учесть ее амбивалентность, простимулировать ее чувство юмора, удовлетворить ее потребность в аутоагрессии и в презрении к себе и сделать все это так, чтобы не ухудшить ее эмоционального состояния. Все это было сделано настолько косвенно, что ей не оставалось ничего более, как принять эти внушения и выполнить их.
Затем я внушил ей, что на каждом сеансе она будет визуализировать себя в самых неловких и смущающих ситуациях, которые она только может вообразить. Эти ситуации, хотя и будут разными, но будут всегда связаны с ее грудями. И каждый раз она будет испытывать страшное смущение, ощущая его сначала в лице, а затем с чувством облегчения она почувствует, что тяжесть смущения медленно спускается вниз и останавливается в области грудей. Дальнейшие постгипнотические внушения заключались в том, что каждый раз, когда она будет оставаться одна, она будет использовать эту возможность, чтобы подумать о психотерапевтических сеансах, и тогда у нее будет возникать сильное чувство смущения, и оно немедленно будет собираться в области грудей, что будет еще больше смущать ее, но смущать все-таки приятно.
Цель этих внушений была очень простой. Это была попытка конструктивным и приятным образом переместить в область грудей такие деструктивные соматические реакции, как "ужасные болезненные узлы в желудке, которые я начинаю ощущать при малейшем волнении".
Последний набор гипнотических внушений касался того, чтобы в колледже она все время чувствовала себя хорошо. С помощью подобных внушений удалось легко обойти все дискуссии на тему ее нежелания посещать колледж.
Я объяснил ей также, что в колледже она не только сможет успешно учиться, но и развлекаться, мистифицируя своих товарищей по учебе тем, что она будет носить обтягивающие свитера, используя при этом накладные груди разных размеров, причем иногда одна грудь может быть больше, чем другая. Она также должна была носить накладные груди разных размеров в своей сумке на случай, если ей придет в голову в течение дня поменять свой внешний вид, или же на другой случай, если кто-то из ее ухажеров окажется слишком смелым, чтобы он имел некоторый выбор. И, таким образом, ее проказы не привели бы к осложнениям.
Впервые я увидел эту девушку в середине августа и после этого мы встречались еженедельно. Первые несколько сеансов я использовал для того, чтобы повторить и усилить ранее данные инструкции, обеспечить их понимание и укрепить желание пациентки сотрудничать со мной. После этого три или четыре сеанса, согласно моему разрешению, она провела самостоятельно. Примерно на час она запиралась в своей комнате и, в соответствии с постгипнотическими инструкциями, переходила в состояние транса средней глубины. В этом состоянии она систематически и подробно анализировала все полученные ранее внушения и беседы, а также все то, что могло прийти ей в голову в течение этого часа. Я совершенно не стремился ясней определить "все то", и она тоже не хотела давать мне никакой информации по этому поводу, сказав лишь, что она думала при этом и на другие темы. Затем я возобновил наши встречи, на которых она иногда спрашивала меня о чем-либо, иногда я погружал ее в транс, почти всегда давая ей инструкции относительно того, "чтобы все продолжалось". Иногда она с откровенным весельем описывала реакции своих друзей на ее накладную грудь. Она поступила в колледж в сентябре, хорошо адаптировалась там, по некоторым предметам получила первые награды, и преуспела в занятиях сверх программы. В течение последних двух месяцев наши встречи напоминали короткие светские беседы. Но в мае она пришла ко мне в свитере и, сильно смущаясь, сказала: "Я больше не ношу накладную грудь. У меня выросла своя. Она несколько больше среднего размера. А сейчас сделайте, пожалуйста, так, чтобы грудь перестала расти. Я совершенно удовлетворена".
Я направил ее на полное медицинское обследование, а присланные мне результаты говорили мне о том, что она совершенно здорова во всех отношениях. В колледже она успевала прекрасно, и вся ее последующая жизнь была совершенно удовлетворительна.
Я не знаю, была ли гипнотерапия причиной роста груди у этой девочки. Вполне возможно, что тут имела место задержка процесса развития. Рост груди мог быть результатом медикаментозной терапии и благоприятно изменившегося эмоционального состояния. Во всяком случае, она поступила в колледж и начала наслаждаться жизнью вместо того, чтобы целыми днями сидеть в своей комнате.
Одной из характерных черт Эриксона была готовность к проявлению гибкости в плане любого аспекта психотерапии. Он мог встречаться с пациентом у себя в кабинете, у него дома или же на работе. Сеансы психотерапии могли длиться от нескольких минут до нескольких часов. Он мог использовать гипноз, а мог и не использовать. Иногда он вовлекал в психотерапию всю семью, а иногда -- нет. В приведенном же случае мы видим, что сеансы Эриксоновской психотерапии могли принимать форму светских визитов.
У другой пациентки Эриксона были гораздо более серьезные проблемы. Это была молодая женщина 21 года, однажды она позвонила ему и попросила помощи, добавляя, что он, конечно же, не захочет видеть ее. Войдя в кабинет, на сказала: "Я вам говорю, что сейчас я уйду навсегда. Мой отец умер, мать тоже, и сестра умерла, да и мне остается тоже только умереть". Эриксон повел себя следующим образом:
Я посадил девушку и, быстро проанализировав ситуацию, осознал, что единственно возможное общение с этой девушкой лежит через крайнюю невежливость до грубости. Я должен был использовать грубость для того, чтобы убедить ее в моей искренности. Любое доброе отношение к себе она могла неправильно понять и вежливому обращению с собой просто не поверить. Я должен был во что бы то ни стало убедить ее в том, что я понимаю и осознаю ее проблему, а также в том, что я совершенно не боюсь говорить с ней открыто, свободно, объективно и правдиво.
Я быстро собрал анализ и затем задал два важных вопроса: "Какой у тебя рост и сколько ты весишь?" В отчаяньи она ответила: "Мой рост 147 см, а мой вес где-то 112-117 кг. Я просто толстая, жирная неряха. Никто и не посмотрит на меня, разве что с отвращением".
Таким своим высказыванием она открыла мне путь, и я сказал "Ты не сказала мне всей правды. Я скажу тебе ее, чтобы ты знала правду о себе и знала также, что я ее знаю. Ты поверишь, действительно поверишь в то, что я скажу. Ты НЕ толстая, жирная, отвратительная неряха. Ты самая жирная, самая уродливая и ужасная до отвращения бадья жира, и смотреть на тебя поэтому совершенно невозможно. Ты окончила среднюю школу. Кое-что из жизни ты знаешь. Вот ты здесь сидишь, и рост у тебя 147 см, и весишь ты 112-117 кг. У тебя самое уродливое лицо из всех тех, которые мне когда-либо случалось видеть. Твой нос кто-то расплющил прямо на лице. Зубы у тебя кривые. Верхняя челюсть у тебя меньше нижней. Лицо безобразно расплылось. Лоб уродливо низкий. Волосы у тебя даже не причесаны. А платье, которое ты носишь, -- оборки, бесконечные оборки, миллионы оборок. У тебя нет никакого вкуса, даже в выборе одежды. Ступни почему-то выпирают из ботинок. Если сказать просто -- ты отвратительнейшая грязнуля. Но ты нуждаешься в помощи, и я готов тебе эту помощь оказать. Я вижу, ты понимаешь теперь, что я не остановлюсь перед тем, чтобы сказать тебе правду. Перед тем, как узнать о многом, что нужно тебе для того, чтобы помочь тебе, ты должна узнать правду о себе. Но я не считаю, что ты сможешь ее вынести. Почему ты пришла ко мне?"
Она ответила: "Я думала, что, может быть, вы меня загипнотизируете, чтобы я похудела". Я сказал: "Может быть, ты научишься входить в гипнотический транс. Ты была достаточно умна, чтобы окончить среднюю школу и, может, окажешься достаточно умна для того, чтобы научиться входить в транс. Я бы хотел загипнотизировать тебя. Для меня это возможность сказать тебе еще более неприятные вещи. Я думаю, что, находясь в бодрствующем состоянии, ты этого просто не вынесла бы. Но в состоянии транса ты сможешь меня выслушать. Ты можешь меня понять. Ты можешь что-то сделать. Но не многое, конечно, поскольку ты находишься в очень невыгодном положении. И я хочу, чтобы ты вошла в транс. Я хочу, чтобы ты делала все, что я буду тебе говорить, потому что то, как ты набиваешь в себя еду, делая себя похожей на переполненное мусорное ведро, делает очевидной твою потребность научиться тому, что поможет тебе не оскорблять более человеческие взгляды. А теперь, когда ты знаешь, что я могу сказать тебе правду, просто закрой глаза и входи в глубокий транс. При этом не пытайся отлынивать, как ты не отлыниваешь, когда делаешь из себя отвратительнейшее существо. Входи в совершенно глубокий гипнотический транс. Ты ни о чем не будешь думать, ничего не будешь видеть, ничего не будешь чувствовать, ничего не будешь делать, ничего не будешь слышать, кроме моего голоса. Ты поймешь все то, что я скажу, и будешь рада, что я говорю с тобой. Ты услышишь многие правдивые вещи, которые я хочу тебе сказать. В бодрствующем состоянии ты не смогла бы их выслушать. Так что спи глубоко, глубоким гипнотическим сном. Ты ничего не слышишь, кроме моего голоса, и ничего не видишь, ни о чем не думаешь, кроме того, о чем я скажу тебе думать. Ничего не делай, кроме того, что я велю тебе делать. Будь просто беспомощным автоматом. Делаешь ли ты сейчас то, что я тебе говорю? Кивни головой и точно выполняй все мои инструкции, потому что ты знаешь, что я говорю тебе правду. Первое, что я хочу сделать, это заставить тебя скорее рассказать мне о себе. Ты можешь говорить, хотя ты уже находишься в глубоком трансе. Отвечай на каждый вопрос просто, но информативно. Что ты можешь сказать о своем отце?"
Она ответила: "Он ненавидел меня. Он был пьяницей. Мы жили на пособие. Он избивал меня. Это все, что я помню о своем отце. Пьяный, избивающий меня, ненавидящий меня". "А твоя мать?" "Она была точно такая же, но она умерла первой. Она ненавидела меня еще сильнее, чем отец. Она относилась ко мне еще хуже, чем отец. Они послали меня в среднюю школу только потому, что я ненавидела среднюю школу. Все, что я могла там, делать, это учиться. Они заставили меня жить в гараже вместе с моей сестрой. Она родилась дефективной. Она была очень низкая и жирная. Мочевой пузырь был у нее снаружи тела. Она всегда болела. У нее была почечная болезнь. Мы любили друг друга. Нам больше некого было любить. Когда она умерла от почечной болезни, они сказали: "Хорошо". Они даже не позволили мне пойти на похороны. Они без меня похоронили единственное существо, которое я любила. В школе я была новичком. На следующий год моя мать упилась до смерти. Отец женился на женщине, которая была еще хуже, чем моя мать. Она даже не разрешала мне заходить в дом. Она приносила в гараж помои и заставляла меня есть их. Она желала мне обожраться до смерти. Скатертью дорога, говорила она. Она была пьяница, как и моя мать. Социальный работник не любила меня тоже, но она послала меня на медицинское обследование. Врачам не нравилось прикасаться ко мне. Сейчас и моя мачеха, и моя сестра, обе они умерли. Мне сказали, что я должна найти работу. Я нашла работу и стала чистить полы. Мужчины там насмехались надо мной. Они предлагали деньги тому, кто переспит со мной, но никто не хотел. Я просто ни на что не гожусь. Но я хотела бы жить, у меня есть место, где жить, это старая лачуга. Я не зарабатываю много и ем кашу и картошку. Я думаю, что вы можете меня загипнотизировать и сделать что-то для меня. Но я догадываюсь, что это бесполезно".
Постаравшись сделать это как можно более резко и безапелляционно, я сказал: "Ты знаешь, что такое библиотека? Я хочу, чтобы ты пошла в библиотеку и взяла там книги по антропологии. Я хочу, чтобы ты посмотрела на изображение всех тех уродливейших женщин, на которых мужчины женятся. В книгах ты найдешь эти изображения. Примитивные дикари женятся на женщинах, которые выглядят гораздо хуже тебя. Просматривай книгу за книгой с любопытством. Затем прочти книги о том, как мужчины и женщины уродуют себя, например, татуировкой, чтобы выглядеть еще более ужасно. Все свое свободное время проводи в библиотеке. Делай все как следует и приходи ко мне через две недели".
Закончив этим постгипнотическим внушением сеанс, я пробудил ее, и она ушла также раболепно, как и пришла. Через две недели она вернулась. Я сказал ей, чтобы она, не тратя время зря, входила в транс, глубокий транс, и немедленно. Затем я спросил, нашла она какие-то картинки, на которые ей было неприятно смотреть. Она рассказала о женщинах племени готтентотов, о женщинах с утиными клювами и шеями, как у жирафа, а также о келлоидных рубцах, которыми украшают себя мужчины некоторых африканских племен.
Затем я дал ей задание пойти в самый оживленный квартал города в бодрствующем состоянии и тщательно осмотреть лица и фигуры тех женщин, на которых женятся мужчины. Она должна была это сделать в течение недели. В течение недели она должна была рассматривать лица и фигуры мужчин и делать это с интересом.
Она точно явилась на следующую встречу, вошла в транс и, удивившись очень непосредственно, сказала, что она действительно видела женщин, таких же уродливых, как она сама, но имеющих мужа и носящих обручальные кольца. Она видела мужчин и женщин, которые, по всей видимости, были мужьями и женами, но были они при этом тучными и неловкими. Я ответил ей, что она начала кое-что понимать.
Затем она должна была пойти в библиотеку и прочесть все книги по истории косметологии, чтобы понять, что для человеческого глаза является красивым. Она тщательно выполнила задание и на следующий раз вошла в кабинет без страха и раболепия, но все еще в платье с оборками. Тогда я сказал ей вернутся в библиотеку и прочитать книги о старинных обычаях, одежде и т.п., для того, чтобы найти там изображение какой-либо такой детали одежды, которая была бы изобретена не менее 500 лет назад, но до сих пор сохраняла бы очарование. Энн возвратилась, вошла в транс сразу же после того, как переступила порог кабинета, села и с жаром начала рассказывать о том, что она увидела в книгах.
Затем я сказал ей, что следующее задание будет очень трудным. В течении двух недель она должна была посещать магазины женской одежды, один за другим, по-прежнему одеваясь в свои платья с оборками. Она должна была опрашивать продавцов о том, что ей следует носить и спрашивать так честно и непосредственно, чтобы они ответили ей. Она рассказала, что пожилые женщины обращались к ней "дорогуша", объясняли ей, почему она должна не носить платья с миллионами оборок. Они рассказали ей, почему она не должна носить платья, которые ей не шли, которые ее делали более толстой. Следующее задание состояло в том, чтобы провести две недели в навязчивых поисках ответов на такие вопросы: "Почему я должна так много весить, ведь я родилась весом менее десяти килограмм? Почему я должна наращивать на себя слои жира?" Как она сказала, из этого задания она ничего для себя не извлекла.
В состоянии транса ей было дано следующее задание. После того, как она не открыла никакой причины для того, чтобы весить столько, сколько она весила, она должна была представить себе, как бы она выглядела, если бы весила всего, примерно, 68 кг и была бы правильно одета. Она должна была проснуться ночью с этой мыслью в голове, а потом снова крепко заснуть. На последующих нескольких сеансах она анализировала все задания, вспоминая одно задание за другим, чтобы увидеть, какое из них было особенно полезным.
Энн приходила ко мне один раз в две недели. Через шесть месяцев она пришла ко мне и с огромным интересом к предмету объяснила мне, что она не может найти никакой разумной разумной причины тому, что она весит так много или тому, что она должна одеваться так уродливо. Она прочитала достаточно книг по косметологии, по парикмахерскому делу, макияжу, пластической хирургии и ортодонтии. И она жалобно попросила меня проверить, сможет ли она сделать что-либо для себя.
Через год Энн весила уже 68 кг. Одевалась она с удивительным вкусом и выполняла более квалифицированную работу. Она записалась в университет. Заканчивая университет, она весила уже 63 кг и была обручена. ей переставили два зуба, которые выходили за общую зубную линию, и ее улыбка стала действительно привлекательной. Она получила работу художника по оформлению каталогов газет. Энн привела ко мне своего жениха. Она зашла в кабинет первой и сказала: "Он такой дурак!
Он считает, что я хорошенькая. Но я не собираюсь разочаровывать его. У него слепит в глазах, когда он на меня смотрит. Но вы и я, мы-то знаем правду. Мне очень трудно удерживать вес меньше 68 кг и я боюсь, что снова начну поправляться, но я точно знаю, что он любит меня и такую".
К настоящему времени они женаты уже 15 лет, у них трое красивых детей. Энн свободно вспоминает о психотерапии, поскольку помнит все, что я ей говорил. Несколько раз она повторяла: "Вы были так правы, так искренни, когда говорили мне все эти ужасные вещи. Я знала тогда, что вы говорили мне правду. Но если бы вы меня не загипнотизировали, я бы не сделала ничего того, что вы заставляли меня делать".
Наиболее интересным в этом случае является то, каким образом Эриксон организовал ситуацию так, что девушка сама попросила разрешения сделать себя более привлекательной. Она не только не сопротивлялась изменениям, но и жалобно просила о них. Но к тому моменту она была уже достаточно осведомлена о предмете и замотивирована к изменениям. Эриксон, как это он делал довольно часто, использовал здесь и ресурсы социума -- публичную библиотеку. Вместо того, чтобы дать девушке понять в беседе, почему она страдала от излишнего веса, что предполагалось при традиционном подходе, он потребовал, чтобы две недели она интенсивно до навязчивости думала о том, почему она такая толстая. И только после того, как она не нашла никаких причин, обуславливающих ее повышенный вес, стало целесообразным разрешить ей потерять вес.
А вот еще яркий пример долгосрочной психотерапии, которую Эриксон проводил с молодым человеком, который работал сезонным рабочим и имел гомосексуальные склонности. Через несколько лет он превратился в выпускника колледжа с предпочтением женщин в половом отношении. Этот случай мы изложим более детально, поскольку он иллюстрирует многие аспекты эриксоновских терапевтических процедур, которые в предыдущих случаях были лишь кратко упомянуты. Эриксон рассказывает:
Позвонив мне, Гарольд, в сущности, не просил о встрече, а слабым и прерывающимся голосом пытался выяснить вопрос, смогу ли я потратить на него несколько минут моего ценного времени. Явился он в кабинет в совершенно ужасном виде. Он был немыт и небрит. Волосы, которые он, несомненно, стриг себе сам, были слишком длинными, нечесаными и свалявшимися. Одежда была грязной, ботинки рваными, а оторванная подошва была привязана бечевкой. Он стоял передо мной ступнями внутрь и ломал руки. Лицо его искажала гримаса. Вдруг он резко сунул руку в карман и вытащил оттуда пучок смятых долларовых бумажек. Он высыпал их на стол и сказал: "Мистер, это все, что у меня есть. Вчера вечером я не все отдал сестре, как она этого хотела. Я заплачу вам еще больше, как только получу еще денег".
Я смотрел на него молча, и он сказал: "Мистер, я не очень-то ловок и хорош. Я даже не ожидаю, что я буду лучше, но я не совсем плохой. Я всего лишь проклятый глупый кретин, но я никогда не делал ничего плохого. Я усердно работаю. Посмотрите на мои руки и вы увидите, что я говорю правду. Я работаю потому, что если я прекращу делать это и сяду, то начну плакать, чувствовать себя несчастным и намереваться убить себя, а это неправильно. Поэтому я ни на минуту не прекращаю работать, но я не могу спать и есть, и знаете, мистер, я не могу этого больше выносить". И он начал плакать.
Когда он сделал паузу, для того, чтобы вдохнуть, я спросил: "И чего же вы хотите от меня?"
Сквозь рыдания он ответил: "Мистер, я просто кретин, глупый кретин. Я умею работать. Я ничего не хочу, хочу только быть счастливым, вместо того, чтобы быть испуганным до смерти, и рыдающим, и желающим убить себя. Такой доктор, как вы, был у нас в армии, и если парням случалось помешаться, он их вылечивал. Мистер, помогите мне, пожалуйста. Я буду работать еще больше, чтобы вам заплатить, мистер, помогите мне. "
Он повернулся и пошел к двери кабинета, опустив плечи и волоча ноги. Подождав, пока он возьмется за ручку, я сказал: " Послушай, послушай меня. Ты всего лишь глупый кретин. Ты умеешь работать и ты хочешь помощи. Ты нечего не знаешь о том, как лечить. Это знаю я. Садись в это кресло и дай мне возможность работать".
Я тщательно сформулировал эту инструкцию в соответствии с его настроением и типом речи, для того, чтобы остановить и зафиксировать его внимание. Когда он, озадаченный, сел, он уже, в сущности, находился в легком трансе. Я продолжал: "И вот, когда вы сидите здесь, в этом кресле, я хочу, чтобы вы меня слушали. Я буду задавать вопросы. Вы будете отвечать и, черт побери, делать это не более и не менее подробно, чем это нужно. Это все, что вы должны будете делать и ничего больше".
Отвечая на вопросы, Гарольд смог рассказать мне свою историю. Ему было 23 года, он был восьмым ребенком в семье, в которой было еще 12 детей: 7 сестер и 5 братьев. Его родители были неграмотными иммигрантами и жили они в крайней бедности. Поскольку одежды не хватало на всех, Гарольд часто пропускал школу. Он ушел из средней школы, прозанимавшись там два года и имея неудовлетворительные оценки, чтобы помогать младшим братьям и сестрам. В 17 лет он пошел в армию, где провел 2 года как новобранец. После службы он стал жить со своей 20-ти летней сестрой и ее мужем в Аризоне. Там они все стали алкоголиками. Он работал разнорабочим, и почти все свои деньги отдавал сестре. Контактов с другими членами семьи он не поддерживал. Он попытался записаться в вечернюю школу, но у него ничего не получилось. В жизни он был обеспечен самыми минимальными удобствами, он снимал паршивую однокомнатную лачугу и ел тушеные овощи с дешевым мясом, приготовленные на плитке, тайным образом включаемой в розетку соседней лачуги. Мылся он в ирригационных каналах и не очень часто. В холодную погоду он спал в одежде, поскольку укрываться было нечем. Он смог рассказать также о своем отвращении к женщинам и, кроме того, что никакая женщина не будет иметь дело с таким дураком, как он. Он был пьяницей и считал, что никакие усилия не смогут отвратить его от алкоголя. В сексуальные отношения с "неопытными юнцами" он вступал достаточно редко.
Подход Эриксона к этому пациенту очень типичен для него. На этом материале мы сможем проанализировать различные аспекты эриксоновской терапии. Но надо помнить о том, что любое краткое изложение, в особенности, краткое изложение такого невероятно сложного подхода к лечению, где каждое терапевтическое действие нерасторжимо связано с последующим действием, выбор определенных аспектов с необходимостью упрощает все дело.
Когда Гарольд вошел в кабинет, Эриксон почти сразу же решил, что он будет его пациентом. Он почувствовал, что "этот человек обладает таким богатством личностных сил, которые, несомненно, оправдают любые терапевтические усилия. Его неряшливый вид, отчаяние, неясность речи и мыслей и покрытые жуткими мозолями руки создавали у меня впечатление огромного терапевтического потенциала".
Тем не менее, после того, как Гарольд высказал свою отчаянную просьбу о помощи, Эриксон не бросился ему навстречу немедленно. Он подождал, пока тот опустится на самое дно, позволяя ему уйти, чувствуя, что его отвергли. И только, когда Гарольд взялся за дверную ручку, Эриксон отозвался. Вот как он сам об это рассказывает: "Когда этот пациент повернулся, чтобы уйти, он находился в самой крайней точке эмоционального упадка. Он пришел, чтобы попросить о помощи, и вот он уходил, этой помощи не получив. Психологически он был пуст. И в этот момент я вбросил серию внушений, причем таких, на которые он не мог не отреагировать позитивно. Из глубины отчаяния его вдруг выбросило на высоту реальной надежды, и это был ужасный контраст".
Гарольд определил себя как кретина, глупого кретина, и Эриксон принял это определение, как он обычно всегда принимал точку зрения пациента. Сам он говорил об этом так: "Тот факт, что между нами с самого начала существовало несогласие относительно того, кретин он или нет, никаким образом не определяло актуальную ситуацию. Всеми фибрами он тогда чувствовал, что он глупый кретин, ничем не интересующийся. И никакого другого мнения он бы тогда не потерпел". И это "соглашение" между Эриксоном и Гарольдом относительно того, что последний является глупым кретином, было устранено только тогда, когда Гарольд поступил в колледж. Вот как далеко простиралась способность Эриксона "принимать" мнение пациента о себе.
В первой инструкции Эриксона содержалось сообщение о том, что язык пациента вполне приемлем, а также идентификацию и определение позиций участников терапевтической ситуации. Эриксон будет лечить, а пациент будет следовать инструкциям. Это обеспечивает пациенту ощущение безопасности. Гарольд должен был говорить ему "черт побери, не больше и не меньше, чем ему надо было знать". Затем он добавляет: "Это все, что вы должны делать, и не больше", и это снова создало у Гарольда ощущение определенности и безопасности. Как говорит об этом сам Эриксон: "Какой бы иллюзорной ни была эта безопасность, она ему нужна". Он добавляет: "Отвечая на вопросы при этих условиях, он освобождается от потребности оценить свои суждения. Только я могу делать это, но даже в этом случае, это будет оценка количества информации, а не эмоционального качества или ценности". Несколько позже на этом же сеансе, который продолжался больше часа, Эриксон сказал пациенту, что существует еще две-три вещи, о которых он не упомянул, но которые важны в психотерапии. Поскольку психотерапия предполагала разделение ответственности, Гарольд должен был добавить еще кое-что, что он считал неважным и незначительным.
Сформулировано это было примерно так: "Кое-что, о чем еще не было рассказано, должно быть рассказано. Но это всего лишь кое-что". Отвечая на это, Гарольд объявил, что поскольку ответственность он разделяет, он должен проинформировать Эриксона, что он "пьяница". Он не может терпеть женщин и предпочитает феллацио с мужчинами. Он ни в коем случае не хочет, чтобы его сделали гетеросексуальным, и просит Эриксона пообещать, что он в этом плане ничего не будет делать. Эриксон отреагировал типичным для него образом: он предложил компромисс, который позволял ему преследовать собственные цели, пообещав, что каждое действие, которое он предпримет, будет направлено на то, чтобы удовлетворить потребности Гарольда "в той мере, в которой он будет их понимать все глубже и глубже". Ни Эриксон, ни пациент не стремились преждевременно определить цель психотерапии, которая до сих пор не была еще поставлена, и, согласно условиям, ни один из них не имел права приказывать другому. Каждый должен был делать свою собственную работу, питая безусловное уважение к честным усилиям, предпринимаемым другой стороной.
Эриксон в большей степени, нежели другие психотерапевты, стремится к постановке как можно более конкретных целей на первых сеансах. На первых сеансах он постоянно спрашивает об этом пациента. При второй попытке обнаружить цель психотерапии Гарольд объяснил, что он человек слабоумный, у него "нет ни мозгов, ни образования", и он может делать исключительно физическую работу. "В голове у него все переплелось и перемешалось", и он хотел, чтобы все это "выпрямили", чтобы он мог счастливо жить, "как живут другие слабоумные кретины". Когда он спросил Эриксона, не слишком ли много он желает для себя, тот энергично заверил его, что "при любых обстоятельствах он не получит более, чем причитающуюся ему долю счастья".. И он должен будет принять "все это счастье, которое будет принадлежать исключительно ему, и неважно, большая это будет порция или маленькая". Таким образом, Эриксон склонил его к принятию того, что он заслуживал, но вместе с тем определил ситуацию так, что Гарольд был вправе принять или отвергнуть полученное, в зависимости от своего желания. Как Эриксон сам говорит об этом, здесь "не возникает ничего чуждого личности, человек оказывается готовым как к позитивным, так и к негативным реакциям, и при этом у него имеется внутреннее чувство долженствования, которое представляет собой огромную мотивирующую силу".
Впоследствии, когда Эриксон определил задачу терапии как "высказывать мысли и выпрямлять их независимо от того, каковы они, чтобы никто никак не смог бы снова перемешать все у него в голове, даже это будет кому-либо приятно". Гарольд выразил надежду, что слишком многого от него ожидать не будут. Эриксон заверил его, что он будет должен делать только столько, сколько он захочет, в сущности, "ему, черт побери, лучше не делать больше, чем он может, потому что это будет тогда просто напрасной тратой времени".
В конце интервью Эриксон определил ситуацию следующим образом: "Вы позволили мне взяться за лечение -- это мое дело -- вы же беретесь за то, чтобы вам стало лучше, но только в пределах того, что вы можете, -- это ваше дело". Эриксон комментирует это так: "Эта негативная формулировка наиболее приемлемо и эффективно для Гарольда скрывала за собой позитивную цель -- реальное улучшение. Таким образом, и позитивное, и негативное стремление объединялись здесь для достижения общей цели -- благополучия -- т.е. цели, которая, как он чувствовал, была ограниченной, но которая таковой не являлась".
Резюмируя содержание первой встречи Эриксона с этим пациентом, можно сказать, что предпринятые шаги предполагают, что пациент одновременно двигается в двух противоположных направлениях. Пациент определяет отношения с психотерапевтом таким образом, что он сам отчаянно добивается помощи у психотерапевта, но вместе с тем, он сопротивляется любым изменениям. Эриксон отвечает пациенту на двух уровнях, удовлетворяя обе потребности пациента. Он принимает просьбу о помощи, определяя себя как человека, который берет на себя ответственность за ситуацию, и производит лечение, а пациент при этом должен следовать инструкции. Внутри этой рамки он, вместе с тем, определяет их отношения таким образом, который подходит к тому человеку, который сопротивляется изменениям и не готов выполнять прямые инструкции. Это достигается (А) мотивированием пациента к изменениям посредством задержки предложения помощи, когда пациент находится в состоянии отчаянья, (Б) использованием языка пациента и согласием с определением пациентом себя как кретина, (В) определением приемлемых пределов того, что пациент должен делать, и чего не должен, (Г) облегчением дальнейшего самораскрытия, (Д) определением ожиданий к пациенту в терминах целей и с большой неопределенностью, заверением пациента в том, что он не должен делать больше, нежели он может и он не получит больше, чем ему нужно, и (Е) определением ситуации как такой, в которой "ни один ее участник, ни другой не могут приказывать друг другу".
Самым трудным здесь является противоречивое и расплывчатое определение ситуации, но любая психотерапевтическая ситуация является таковой. По определению, пациент, обращающийся к психиатру, просит помощи, но, также по определению, в обычном смысле слова, у него все в порядке, его проблема состоит в том, что он не может взаимодействовать с другими людьми, в особенности с теми, кто предлагает им помощь.
Поэтому общая ситуация должна быть определена как помощь, но внутри этих рамок следует избегать прямых требований и ожидать более "нормального поведения, т.е. поведения, характерного для обычной ситуации, когда один предлагает, а другой принимает помощь. Другими словами, общее определение ситуации должно предполагать, что ситуация предназначена для того, чтобы создавать изменения, но внутри этой ситуации прямых требований изменения быть не должно, а должно быть принятие человека таким, каков он есть. В случае с Гарольдом, если Эриксон требовал изменений, то они определялись как незначительные количественные возрастания того, что есть. Вот почему Эриксон определяет психотерапию, с чем пациент охотно соглашается, как такую процедуру, при которой ни он, ни пациент не будут пытаться что-либо реально менять: просто слабоумному кретину помогут продолжать быть таким, каков он есть, но стать при этом счастливее и работать несколько лучше.
Работа и достижение определенного социального статуса.
В работе с Гарольдом можно было выделить две основные линии: во-первых, продвижение вверх по социальной лестнице, и, во-вторых, возрастание социализированности, в особенности в его отношениях с женщинами. Эти два направления работы, конечно, тесно взаимосвязаны, поскольку продвижение по социальной лестнице существенно зависит от социализации, но мы будем описывать эти два направления по отдельности.
Обычно, работая с Гарольдом, Эриксон тратил на сеансы по одному часу, иногда по два. "Сначала почти всегда я использовал легкий транс, затем, по мере продвижения в процессе терапии, я стал использовать транс средней глубины, а затем, время от времени -- глубокий транс". Гипноз использовался для того, чтобы обеспечить следование пациента инструкциям, а также для того, чтобы временами вызвать амнезию и таким образом обойти сопротивление. На последующих же стадиях терапии гипноз использовался для того, чтобы изменить субъективное чувство времени пациента, за счет чего можно было решить некоторые задачи в более короткие сроки.
Эриксон специально тренировал Гарольда, чтобы тот учился свободно выражать свои мысли. Он заставлял его подробнейшим образом рассказывать о том, как он сегодня работал и чем занимался. Эриксон задавал ему вопросы, высказывал свои суждения, спорил с ними, таким образом Гарольд учился и выражать мысли, и воспринимать их.
На первом сеансе Гарольду было авторитарно сказано: "Я не хочу спорить с вами. Я собираюсь поделиться с вами некоторыми идеями и объяснить их. Я хочу, чтобы вы слушали и понимали, и отдавали себе отчет в том, подходит ли это вам, а если подходит, то каким образом вы могли бы их использовать именно так, как нужно вам, именно вам, а не мне и не кому-то другому. Вы поймете их так, как вы их поймете, и не иначе. Вы останетесь собой -- таким, какой вы есть".
Гарольд рассказал, что его сестры и мать были очень религиозны, но он таким не был. Но Библия была, по его словам, "самой важной вещью на свете", хотя при это она "его совершенно не интересовала". Опираясь на эту информацию, Эриксон начал укреплять у Гарольда ощущение важности собственной работы, связывая это и с умственной недостаточностью. Он говорил: "Вы верите в Библию, вы верите в то, что это самая важная вещь на свете. Это верно, и это хорошо. Вот сейчас я хочу, чтобы вы кое-что узнали и поняли это. Где-то в Библии сказано, что бедные всегда с вами, Бедные -- это дровосеки и водоносы. Это простая каждодневная работа, но мир без нее не мог существовать. Я просто хочу, чтобы вы поняли это".
Так, на первом и на последующих сеансах, началось обсуждение важности труда, выполняемого "слабоумными" для всего общества. В этом контексте рассматривалась трудовая история Гарольда и ее значение для него, как для производителя и законного члена общества. Вместе с тем, систематически, но маленькими порциями вводилась информация о важности физических свойств человека. При этом упоминались размеры мускулов, сила, координация, моторные навыки, а также качество ощущений.
Например, работа на строительстве ирригационных сооружений "не требует всего лишь грубой мышечной силы. Вы должны ее иметь, но вы должны уметь также копнуть так, чтобы набрать на лопату ровно столько земли, сколько надо, иначе вы устанете задолго до того, как сделаете всю дневную норму. То же самое при работе с хлопком. Вы не сможете ничего сделать, если даже у вас есть сила, если не научитесь видеть и чувствовать, как надо правильно работать". В подобных разговорах незаметно, ненавязчиво подчеркивалось осознание важности координации работы мышц и органов чувств, а также уважения и восхищения реальностью и собой, как частью этой реальности. Поскольку он презирал себя, обсуждалась также работа конвейерных рабочих и атлетов, как людей, обладающих только мышцами, но отнюдь не интеллектом. Я также высказывал замечания о том, что существуют повара, обладающие изощренными вкусовыми ощущениями, а интеллект у них при этом весьма низок. Таким образом, я строил прочный фундамент для идеи о том, что даже самый слабоумный человек может научиться делать очень многие вещи. Когда, как мне показалось, он понял это, я предложил ему длинное интересное исследование идиотов-ученых с историями болезней и тщательным исследованием их способностей и дефектов. Особенно восхитил Гарольда и возбудил его интерес железнодорожный Джек. Я закрыл эту дискуссию, глубоко загипнотизировав Гарольда и утверждая, что он не является ни идиотом, ни ученым, а кем-то, находящимся между ними. И пока он не успел осознать все значение этого замечания, я пробудил его, дав инструкции относительно амнезии, и отпустил его.
Половина ценности гипноза заключается в том, что вы можете использовать амнезию в тот момент, когда предлагается критическое или крайне важное внушение, и оно может быть оспорено или подвергнуто сомнению. При использовании амнезии отвергание ценной идеи исключено, и пациент может воспользоваться этой идеей позже, когда он созреет.
Весьма часто терапевтические внушения могут быть банальными по своему характеру, как таковые, они представляют собой генерализации, проекции которых на данную личность еще неосознаны, но которые впоследствии станут неоспоримыми. Например: "Неважно, что вы говорите, или как вы это говорите, важно только то, что вы при этом имеете в виду". Или: "Не существует никого, кто не мог бы научиться чему-то хорошему, интересному, страшно приятному от каждого младенца, каждого ребенка, каждого мужчины, каждой женщины". Или: "никто не может сказать, что вырастет из этого ребенка и никто не знает, каким он будет через пять лет, или даже через год".
Вместе с идеей о широких возможностях слабоумных и о потенциальных способностях каждого человеческого существа Эриксон вводил неопределенность относительно потенциальных способностей самого Гарольда. Однако, это делалось так, что эту неопределенность не так легко можно было оспорить или отвергнуть.
Параллельно подчеркиванию важности и полезности труда слабоумных, Эриксон начал сосредоточиваться на качествах, которые нужны хорошему рабочему. Обычно он находил какое-либо позитивное качество человека и использовал его как рычаг для того, чтобы сдвинуть с определенных стереотипов поведение человека. В нашем случае Гарольд гордился тем, что он хороший рабочий, и именно вокруг этого Эриксон организовал свои внушения. Он начал с того, что хороший рабочий нуждается в физическом благополучии, затем он подчеркнул важность хорошей диеты и побудил Гарольда научиться хорошо готовить. Чтобы этому научиться, Гарольд должен был брать поваренные книги в библиотеке и, таким образом, он научился пользоваться библиотекой. Эриксон также убедил его в том, что лучше покупать хорошие продукты, нежели отдавать заработанные деньги алкоголичке-сестре и ее алкоголику-мужу. В данном случае Гарольд научился воспринимать эту супружескую пару как яркий пример саморазрушения и пренебрежения к себе. Как мотивирующая сила здесь использовалось желание Гарольда стать хорошим рабочим. На этой начальной стадии Гарольд принял идею о том, что хороший рабочий должен заботиться о своем организме и о своем физическом Я, что включало в том числе покупку хороших удобных ботинок, что позволяло бы ему работать лучше. Однако, когда эта идея применялась к нему самому, Гарольд начинал оказывать сопротивление. Поэтому Эриксон сменил тему и стал беседовать с ним о работе на хлопковых полях.
В ходе этой беседы мы начали разговаривать о тракторе, как о такой части оборудования фермы, которая используется только для выполнения физической работы. Я заметил, что трактор нуждается в уходе за собой, для того чтобы хорошо работать. Его надо смазывать, чистить и защищать от коррозии. Его надо регулярно заправлять, используя при этом соответствующие сорта масла и бензина, и бензин, конечно, не должен быть авиационным, клапаны должны быть опущены, зажигание прочищено, радиатор наполнен, если вы хотите, чтобы трактор исправно трудился. Я провел и другие аналогии, а затем сказал: "Вы знаете, иногда вы должны делать какие-то вещи, которые следует делать, даже если вы не хотите их делать". Но при этом я тщательно позаботился о том, чтобы не уточнять, что это за "вещи".
Он отреагировал тем, что в следующий раз пришел ко мне в чистой одежде. Будучи настроенным агрессивно и воинственно, он ждал, как я прокомментирую его внешний вид. Я сказал: "Ну, пришло время позаботиться о своей одежде, вместо того, чтобы тратить деньги на свое тело, приобретая все новые и новые тела, потому что они изнашиваются так быстро". В этой фразе поддерживалось как убеждение Гарольда о своей неполноценности, так и его принятия идеи о том, что о себе следует заботиться и, таким образом, это замечание побуждало его продолжать заботиться о себе. Он облегченно вздохнул и спонтанно перешел в состояние транса, чтобы избежать дальнейшего обсуждения своей одежды. Я сразу же рассказал ему с вымученным чувством юмора историю о скупом фермере, который считал, что мул -- это просто "рабочая лошадь", но вместо того, чтобы кормить его травой, он надел на него зеленые очки и давал ему есть древесную стружку. Впоследствии он жаловался, что пока он учил мула питаться древесной стружкой, тот умер, так и не успев поработать на него. И прежде чем Гарольд смог отреагировать на это, я начал читать и комментировать "Дьяконовский шедевр, или чудесный одноконный фаэтон". Затем я отпустил его в запутанном и довольно неопределенном состоянии ума.
На следующую встречу он явился первый раз аккуратно подстриженный, в новой одежде, и было очевидно, что он недавно принял ванну. Он смущенно объяснил, что его сестра и ее муж протрезвели для того, чтобы отпраздновать годовщину своей свадьбы, и он чувствовал, что должен сюда пойти. Я ответил, что некоторые вещи делать надо, и что если привычка сформировалась, то любые действия становятся нетрудными. Гарольд добавил также, что в качестве подарка он поведет свою сестру к своему стоматологу и своему врачу, для того, чтобы пройти медосмотр. Кроме того, он вскользь упомянул, что теперь у него новый адрес "с недавних пор" -- и ничего более не было сказано о том, что он теперь умеет заботиться о своем физическом "я" и что уровень его жизни повысился.
Когда Гарольд начал хорошо одеваться и жить более комфортабельно, Эриксон стал побуждать его проверить, на что он способен, посредством организации неудачи.
Я побудил его записаться на вечерний курс алгебры. Оба мы знали, что ему не справиться с этой работой, но я чувствовал, что желательно создать сначала негативную ситуацию, затем избавиться от нее, прежде чем создавать позитивную ситуацию. Пациент продолжал чувствовать необходимость быть в своем праве, даже того, когда он ошибался, и психотерапевт в такой ситуации должен присоединиться к пациенту в этом плане. Таким образом, когда придет время для исправления ошибки, пациент и психотерапевт смогут исправлять ее совместно, и таким образом психотерапия становится в большей степени их объединенным усилием. Гарольд вскоре с удовлетворением объявил, что он не может справиться с курсом алгебры, а я с таким же удовлетворением объявил, что я очень доволен провалом. Это доказывало, что Гарольд ошибался, записываясь на курс алгебры для того, чтобы определить, сможет ли он успешно закончить курс вместо того, чтобы определить, что он не сможет этого сделать. Это утверждение поставило Гарольда в тупик, но оно было сформулировано таким образом для того, чтобы создать предпосылки для дальнейших попыток учиться.
Как только ситуация с неудачей была завершена безопасным для пациента образом, Гарольд стал воспринимать и другие инструкции.
С этого момента Эриксон начинает инструктировать его в плане социализации, что будет обсуждаться в главе с эти названием, но здесь мы коснемся лишь одного сеанса, который был важен для развития способностей Гарольда.
Я дал Гарольду задание завязать еще одно знакомство и дал ему адрес, как туда попасть, и предписав ему взять из этой ситуации все, что можно, ничего не пропустив, и посещать этого человека часто.
В течение нескольких последующих недель, когда он выполнял это задание, я запретил ему обсуждать это со мной и, таким образом, все, что он делал, было на его ответственности. Подобная инструкция также побуждала его все время быть готовым к обсуждению того, что он делал.
Человека, к которому я послал Гарольда, звали Джо, ему было 38 лет, и почти сразу же они с Гарольдом крепко подружились. Джо страдал от астмы и артрита. Прикованный к инвалидному креслу, он, тем не менее, удовлетворял почти все свои желания и сам поддерживал себя. В своей время, зная, что он потеряет способность ходить, он соорудил у себя в доме множество различнейших приспособлений для любых нужд. Он зарабатывал себе на жизнь ремонтом радиоаппаратуры и электроприборов, запаивал кастрюли соседям и, кроме всего прочего, был превосходной нянькой для детей. Его истории, песни и стихи, которых он знал множество, а также его выразительнейшая мимика очаровывали и взрослых, и детей. Еду Джо готовил себе сам, да так, что у него просили рецепты, и он охотно давал консультации хозяйкам, живущим по соседству.
У Джо не было даже и шести классов образования, и коэффициент его интеллекта не превышал 90 баллов. Но он обладал хорошей памятью, умел внимательно слушать и имел богатейший запас фактов и философских идей. Он любил людей и был жизнерадостным и ободряющим, несмотря на свои физические дефекты.
Эта дружба продолжалась два года, оборвавшись из-за смерти Джо от инфаркта. Гарольду эта дружба дала бесконечно много. Мне он рассказывал о Джо очень мало и, таким образом, эта дружба осталась как бы личным секретом Гарольда и его личным достижением.
Гарольду было дано задание посетить местную библиотеку и тщательно познакомиться с детской литературой, что он уже делал благодаря Джо. Он спонтанно начал исследовать и другие разделы библиотеки и начал делиться с Эриксоном своими впечатлениями о книгах и соображениями относительно мыслей, там высказанных. Обсуждались и те мысли, которые высказывал Джо.
Однако две вещи, стоило их лишь упомянуть, повергали Гарольда в отчаянье. Это было приготовление пищи и искусство письма. Но Эриксон начал говорить о приготовлении пищи как о высоком искусстве, но, вместе с тем, он презрительно отозвался о нем, как о чем-то таком, что может делать даже слабоумный или женщина. Способность писать также обсуждалась как величайшее достижение человека, но в то же время как нечто, что могут делать даже маленькие дети, слабоумные и даже женщины. Более того, письмо приравнивалось к нацарапыванию крючков и палочек, какими пользуются женщины-стенографистки.
Поскольку Гарольд обратился к психотерапевту, чтобы обеспечить себе чуточку удовольствия в жизни, Эриксон рассмотрел вместе с ним возможные источники удовольствия, которое может возникать при отдыхе.
Гарольд любил музыку, и у него уже был радиоприемник, хотя он чувствовал себя по этому поводу виноватым, считая, что он не достоин его иметь. Я убедил его в том, что на какое-то время радио ему просто необходимо, так как таково мое медицинское предписание. Я сказал ему "на какое-то время", чтобы помочь ему принять инструкцию, осознавая ее ограниченность. Если в будущем он отверг бы свое право иметь радиоприемник, то это могло бы быть рассмотрено как сотрудничество, потому что обладание радиоприемником предписывалось лишь на некоторое время.
Далее, я предложил ему рассуждение о том, что он, как хороший рабочий, должен тренировать свое тело, но не только тело, но и глаза, уши и психическое "я" в целом. Теперь, когда обладание радиоприемником и интерес к музыке стали законной частью его жизни, развития интереса к развлечениям можно было добиться относительно легко, т.к. внушения можно было теперь связать с его интересом к музыке. Например, можно было дать постгипнотическое внушение о том, что мелодия, которая ему понравится, останется у него в памяти. Он захочет выучить эту мелодию, но лучше всего она запомнится только тогда, когда он съест гамбургер. Таким образом, ненавязчиво, можно было изменить, например, его диету.
На каждом сеансе я просил Гарольда рассказать о том, какая музыка и какие песни ему понравились в последнее время, чтобы использовать названия этих песен и цитаты из них для формулирования терапевтических внушений. Например, внушения были извлечены из "делаю то, что приходит само", "акцентируй позитивное, исключай все негативное" и "сухие кости" ("Косточка большого пальца прикреплена к кости ступни и т.д.). Но все песни, исполняемые женщинами, равно как и воспевающие женщин, до определенного момента терапии отвергались Гарольдом.
Я просил Гарольда о том, чтобы слушая музыку, он отбивал такт рукой и мурлыкал мелодию вместе с певцом. Затем, преодолев некоторое сопротивление с его стороны, я убедил его подпевать певцу в полный голос. И, наконец, я индуцировал у него мысль о том, что неплохо бы купить магнитофон, чтобы он мог записывать музыку и свое собственное пение, будет ли он петь один или вместе с певцом. Гарольду все это настолько понравилось, что я получил возможность предложить ему нечто более рискованное. Я начал внушать ему, чтобы он научился играть на каком-либо инструменте, лучше на банджо или на гитаре, чтобы аккомпанировать себе. Но тут же я отверг эту мысль, поскольку ведь Гарольд был предназначен исключительно для физической работы, требующей сильных мускулов, а не тонких мышечных движений. Я со всех сторон анализировал этот вопрос, взвешивал все за и против, часто повторяя, что я сожалею обо всем этом, а эти выражения сожаления представляли собой в сущности косвенные гипнотические инструкции. И, наконец, мы нашли решение. Гарольд мог быстро освоить все эти сложные действия, требующие тонкой моторной координации, овладев стенографией и печатаньем на машинке, ведь раньше у него просто не было возможности научиться всему этому. Ведь эти действия мог выполнять любой слабоумный и каждая глупая клуша, т.е. женщина, поскольку стенография это не что иное, как нацарапывание карандашом крючков и палочек, а печатание -- это просто стучание по клавишам, точно такое же, как игра на фортепиано, но когда ты печатаешь, то сразу можешь увидеть, что сделал ошибку и тут же исправить ее. Возможно, подобный аргумент для пациента, находящегося в бодрствующем состоянии, был бы смешным и неубедительным; в состоянии же транса пациент настроен реагировать на необычные идеи и ориентирован скорее на положительный результат, чем на поиски логических связей и соответствий.
Гарольдом овладела отчаянная решимость. Он выполнял все инструкции, и его желание овладеть стенографией и машинописью было просто огромным, он упорно тренировался, выполняя все задания. Он обучился всему этому очень быстро и в этом ему помогло восхищение мануальными навыками Джо, точностью и изощренностью его движений.
Следующий шаг заключался в том, чтобы побудить Гарольда брать еженедельные уроки фортепиано, "чтобы ускорить обучение машинописи и игре на гитаре". Я послал его к пожилой учительнице музыки, муж которой был тяжело болен. Гарольд должен был выполнять всю мужскую работу по дому, а с ним расплачивались уроками музыки. Гарольд принял это предложение, не осознав, что теперь он находился в особых отношениях с женщиной, играя, с одной стороны, роль ученика, а с другой -- роль сильного мужчины. (Это обстоятельство возникло спонтанно, но потом оно было в полной степени использовано.)
Поскольку теперь затраты Гарольда на жизнь возросли, он купил магнитофон, гитару, пишущую машинку, он был вынужден поискать себе более высокооплачиваемую работу. Приятель научил его водить автомобиль, затем он устроился на автобазу грузчиком, а потом и шофером.
Следующий сеанс был посвящен анализу рабочей карьеры Гарольда, отмечались его несомненные достижения, но общий комментарий был таков: "И вот, проживая день за днем, вы выполняете все ту же самую рутинную работу, и не обнаруживаете ничего нового". И, наконец, я побудил Гарольда читать объявления о найме на работу. Совершенно случайно он наткнулся на объявление о свободном месте личного секретаря, пишущего под диктовку, и располагающего своим временем таким образом, чтобы работать в любое время дня или даже ночи и, кроме всего прочего, живущего в отдельном домике в горах. Кандидат на это место должен был уметь печатать на машинке и владеть стенографией. Гарольд побеседовал с работодателем и был принят с окладом 410 долларов в месяц. Его работодателем был богатый эксцентричный пожилой человек, который вел очень замкнутый образ жизни и имел хобби, которое заключалось в снятии копий со старых рукописей, последующем их анализе и аннотировании. Гарольд выполнял обязанности секретаря, а также обязанности повара, когда тот брал выходной. К этому он был вполне готов, т.к. процесс психотерапии включал в себя изучение поваренных книг, а также практику приготовления пищи в доме сестры.
Хозяин был очень доволен работой Гарольда, и он начал снабжать его сверх заработка новой одеждой на все случаи жизни. У Гарольда был теперь деловой костюм, для визитов в библиотеку и другая одежда, например, для того, чтобы выезжать в город за покупками.
Гарольд работал там 18 месяцев, время от времени приходя ко мне на двухчасовой сеанс. За это время его мышление стало ощутимо более зрелым, кругозор его невообразимо расширился, равно как расширился круг его интересов и углубилось понимание различных вопросов. Все это было результатом бесед с его образованным работодателем. Наконец, последний покинул Аризону, заплатив Гарольду вперед за три месяца.
За несколько дней Гарольд нашел себе другое место секретаря, настолько же хорошо оплачиваемое, но здесь ему были приданы еще и функции руководителя. Он очень колебался перед тем, как принять это предложение, т.к. считал, что справиться с работой ему помешает его умственная отсталость. Но, в конце концов, он согласился, ожидая, что очень скоро его выгонят за некомпетентность. Факт того, что его приняли, он объяснял так: "Они не смогли найти никого лучше".
Когда Гарольд пришел ко мне, я загипнотизировал его и попросил проанализировать глубоко и тщательно всю свою карьеру. Он должен был обратить особое внимание на то, чтобы противопоставить с "безжалостной объективностью" ранний период своей жизни и самый последний период, когда он работал в качестве секретаря. Это заставило его страдать, но он выполнил инструкцию. Я дал ему постгипнотическую инструкцию о том, что в следующий раз он придет ко мне и затронет самый важный вопрос в форме предварительного соображения, и отпустил его.
На следующем сеансе Гарольд сказал: "Все это время я чувствовал себя, как дурной зеленый юнец, и как будто что-то рвалось внутри меня, как будто я собирался что-то делать, но не знаю что. Но, может быть, я знаю часть ответа. Как-то глупо об этом говорить, но я чувствую, что я должен поступать в колледж, даже если меня оттуда выгонят". Он добавил, что он хочет исправить еще многие вещи и хочет испытать риск в жизни, и хочет наслаждаться заходом солнца. Затем он добавил: "О, да, ведь в жизни еще есть столько всего, но послушайте, я еще к этому не готов".
И я повелительно ответил ему: "Хорошо, вы пойдете в колледж, но на этот раз вы не ошибетесь, как это было с курсом алгебры, когда вы записались туда, чтобы определить, сможете ли вы с ним справиться, вместо того, чтобы убедиться в том, что вы с ним не справитесь. В сентябре вы поступите в колледж на полный курс, чтобы в середине семестра обнаружить, с какой частью курса вы не справитесь". Я добавил, что в этот период жизни он должен будет обращать особое внимание на те простые, маленькие и приятные пустяки, которые и составляют большую часть жизни.
В течение трех последующих месяцев мы встречались с Гарольдом один раз в неделю, причем характер наших встреч значительно изменился. Гарольд теперь спрашивал меня о том, как я смотрю на те или иные вещи. Он вел себя так, как ведет себя любопытный человек, желающий узнать, как другой человек, которого он уважал и любил, воспринимает разные вещи, поступает, отдыхает, думает и чувствует. В сентябре Гарольд записался на полный регулярный курс в колледже, что занимало у него 16 часов в неделю. Он не консультировался со мной о том, на какой курс записываться, или как это сделать, не имея диплома об окончании средней школы. Убеждение Гарольда в том, что он страдает умственной отсталостью, еще не рассеялось, так что мне пришлось напомнить ему о том, что стоит подождать середины семестра, чтобы узнать о своем провале. Будучи совершенно уверенным в своем провале, он мог записаться в колледж с чувством абсолютной уверенности. Он не должен был ожидать от себя ничего сверх своих способностей, даже испытания этих способностей, но, чтобы осуществить этот провал, он должен был все-таки записаться в колледж.
Проходили недели, но Гарольд не собирался обсуждать со мной свои занятия. После экзаменов в середине семестра он с удивлением рассказал мне, что ему поставили хорошие оценки по всем предметам, я ответил ему, что половина семестра это в действительности очень маленький срок для того, чтобы преподаватели могли адекватно оценить способности новых студентов. Я сказал ему подождать до конца семестра, когда его способности смогут быть адекватно оценены. Таким образом, отсутствие провала объяснялось ошибкой преподавателя. Кроме того, с помощью такого определения ситуации, я готовил Гарольда к тому, чтобы он принял свои будущие оценки за семестр как правильную оценку своих способностей.
Возможно, очень трудно поверить в то, что пациент так очевидно ошибался, оценивая свои успехи в учебе, но следует помнить, что здесь использовались гипноз, амнезия, отвлечение и переориентация внимания, и все это способствовало тому, что он смог успешно скрыть от себя все, что с ним происходило в конце первого семестра. Гарольд получил по всем предметам высшие оценки и явился ко мне гораздо раньше назначенного времени. Он совершенно потерял свое душевное равновесие и чувствовал, что с ним что-то капитально не в порядке. Я уверил его в том, что с ним все в порядке, просто он до сих пор во многом ошибался. Когда он находился в глубоком трансе, я дал ему следующую постгипнотическую инструкцию: " Как только вы проснетесь, вы будете знать свои оценки. Вы будете знать также, что этот вопрос закрыт. Для каждой дискуссии есть свое время, поскольку теперь это не острый спорный вопрос, а состоявшийся факт ".
Гарольд продолжал успешно учиться в колледже, где столкнулся с новой проблемой -- как взаимодействовать с женщинами в интимных отношениях, но прежде чем перейти к этой теме, мы хотим добавить еще некоторые комментарии.
Во-первых, следует резюмировать, что за 2-3 года разнорабочий, который считал себя глупым кретином, история его жизни подтверждала это, превратился в человека, способного жить, как обычный представитель среднего класса и учиться в колледже. Из периферической особи, живущей на грани выпадения из общества, он превратился в полноправного члена общества с довольно высоким статусом. Эта цель была достигнута без всякого исследования того материала, который лежал "за" этой проблемой в обычном психиатрическом смысле. Гарольд изменился без всякого инсайта относительно своего прошлого и без анализа отношений между прошлым и настоящим, производимого посредством трансферентных интерпретаций. Он не открыл для себя никаких детских травм, которые могли бы быть использованы для объяснений его трудностей. Его, по всей видимости, несчастное детство, не предлагалось ему в качестве объяснения его неудач или его низкой самооценки. В сущности, вместо того, чтобы осознавать прошлое, такая психотерапия интенсивно использует произвольную дозированную амнезию, чтобы не допускать некоторые мысли и переживания в сознание. Материал осознается по порциям, согласно плану, и осознанное касается не прошлого, а собственных способностей пациента, каким он обладает в настоящем.
Такой подход типичен исключительно для Эриксона и он включает множество приемов, характерных для процесса обучения. Однако, пациент узнает не о причинах того, почему он таков, а о способах, как стать другим и прийти к успеху. Возможно, самым замечательным способом является в приведенном случае то, что пациент не узнал о том, что он не слабоумный, и не соглашался по этому поводу с Эриксоном до тех пор, пока не начал успешно учиться в колледже.
Тут следует подчеркнуть еще одну особенность эриксоновского подхода. В течение всего курса психотерапии Эриксон использовал сложную комбинацию авторитарных вмешательств, касающихся одних пунктов и предоставления пациенту полной свободы относительно других пунктов. В большинстве своем, действие пациента предполагает его полную автономию и независимость от Эриксона. Во многих случаях Эриксон работал с пациентом, как с тем трактором, о котором шла речь несколько выше. Он заправляет его бензином и запускает мотор, а затем позволяет функционировать ему так, как он этого хочет.
Социализация и ухаживания.
Продвигая Гарольда к социальной позиции, которая была бы достойна его, Эриксон параллельно развивал способность Гарольда ухаживать за женщинами. В начале терапии круг общения Гарольда ограничивался его сестрой и ее мужем. У него не было друзей-мужчин, а женщин он избегал в принципе. Он обедал в столовых самообслуживания, чтобы не встречаться с официантками, покупки делал, если это было только возможно, у продавцов-мужчин и предпочитал ходить пешком вместо того, чтобы ездить в автобусе, если там были пассажиры-женщины.
Более того, он с трудом выносил присутствие рядом с собой собственной сестры и терпел он это только потому, что она была его сестрой. Его сексуальная активность сводилась к нерегулярным контактам с мужчинами, с которыми он занимался пассивным, а иногда активным феллацио. Его сексуальные партнеры должны были удовлетворять следующим требованиям: они должны были быть моложе его, предпочтительно мексиканского происхождения, с длинными волосами, ростом не выше 160 см и весом от 55 до 60 кг. У них должно было быть круглое лицо, полные губы, узкие плечи, широкие бедра, пружинистая походка, они должны были употреблять души, масло для волос и иметь склонность к хихиканью по любому поводу. Гарольд знал несколько таких парней, которых он именовал "юнцами", и поддерживал с ними связь. Гарольд никогда не был связан с женщинами, и у него не было даже подружки и он настаивал на том, что от женщин ему совершенно ничего не нужно. С терапевтической точки зрения проблема вовлечения Гарольда в процесс нормального ухаживания была невыразимо сложной.
Эриксон начал действовать с типичной для него манере -- он начал предлагать пациенту жизненные инструкции, которые позволяли пациенту сделать для себя связь с женщиной более приемлемой, а также он предложил пациенту серию заданий, выполняя которые он вовлекался в процесс ухаживания. Важным и необходимым было также то, что Гарольд стал лучше одеваться, улучшил свои жизненные условия и, продвинувшись по социальной лестнице, стал более привлекательным для женщин.
На ранних стадиях терапии Эриксон дал Гарольду задание в течение недели познакомиться с совершенно чужим человеком. Гарольд согласился, внутренне сопротивляясь, и "при этом он сомневался, что от него в данном случае требуется -- успех или неудача" (возможно, потому, что Эриксон недавно поздравлял его по поводу провала по алгебре).
Давая ему это задание, я предложил, чтобы он прогулялся мимо любой стоянки трейлеров. Затем я повернул дело так, чтобы он выбрал определенную трейлерную стоянку, где жил еще один мой пациент, привычки которого я хорошо знал. Гарольд, естественно, дождался последнего дня той недели, которая была дана ему для выполнения задания, и, дрожа от страха, начал свою прогулку по трейлерной стоянке, и было это в шесть часов вечера. Когда он проходил мимо одного из трейлеров, его окликнул мужчина, который сидел вместе со своей женой в тени своего трейлера. По вечерам в это время они всегда сидели там, зазывая прохожих в гости. Дружба закрепилась, и много недель прошло до того, как они узнали, что оба являются моими пациентами. Сначала инициатива в этой дружбе исходила от супружеской пары, но впоследствии Гарольд стал гораздо менее пассивным и более вовлеченным.
Многие пациенты надеются на то, что одинокий пациент найдет себе друга, но Эриксон предпочитает организовать жизненную ситуацию пациента так, чтобы это обязательно произошло. Он может прямо познакомить пациента с кем-либо, или же может потребовать, чтобы пациент в определенное время находился в определенном месте, где, как он знает, с большой долей вероятности произойдет знакомство с определенным человеком. Пациент часто остается при убеждении, что это случилось спонтанно. Следующее задание для Гарольда было более эффективным. "После того, как дружба между Гарольдом и супружеской парой укрепилась, я дал Гарольду познакомиться еще с одним человеком, дал ему адрес, велел ему пойти туда и познакомиться с этим человеком, проанализировав все, что увидит, и ничего не пропустив. Посещать этого человека надо было часто". Именно так Гарольд повстречался с Джо, больным мастером на все руки. Эта дружба имела для Гарольда важнейшее значение. Она длилась два года, пока Джо внезапно не умер.
Организуя жизненную ситуацию пациента таким образом, Эриксон избегает развития таких отношений между терапевтом и пациентом, которые бы замещали собой нормальные отношения и поэтому не давали бы им развиваться. В данном случае сам терапевт создает иные отношения пациента с другими людьми.
Следующей ступенью в социализации Гарольда было обучение игре на фортепиано, за уроки он расплачивался со своей пожилой учительницей, делая всю мужскую работу по дому. Таким образом, его связь с этой женщиной характеризовалась, с одной стороны, тем, что он был ее учеником, а с другой стороны, он был при ней компетентным мужчиной, выполняющим всю ту работу по дому, которую ее муж выполнить не мог.
Затем, когда Гарольд сумел подружиться с супружеской парой, мужчиной и пожилой женщиной, Эриксон потребовал от него выполнения следующих задач. Он предложил Гарольду обучиться плавать, посещая бассейн христианской ассоциации молодежи, а также обучиться бальным танцам.
Оба моих предложения совершенно не пришлись Гарольду по вкусу, и он отреагировал на них крайне отрицательно. Он возбужденно объяснил, что один раз в неделю в этот бассейн допускаются женщины, а он не намерен погружать свое тело в такую грязную воду. Что же касалось танцев, то они предполагали добровольное прикосновение к женскому телу, но даже сама мысль об этом была для него непереносимой. Старательно и испуганно он снова и снова пытался объяснить, что он гомосексуалист, что женщины ему совершенно отвратительны, и что в этом мире, навязывающем ему женщин там и сям, у него с этим делом и так достаточно забот, и не хватало ему забот выполнять мое новое требование.
Здесь Эриксон предлагает сразу две инструкции, причем одна из них более сложна, чем другая. Это делается затем, чтобы пациент мог отвергнуть первую и принять вторую. В данном случае перспектива обучения бальным танцам оказалась для Гарольда более устрашающей, нежели перспектива обучения плаванию в бассейне христианского союза молодежи, который был, как никак, чисто мужской организацией. Однако, произошло так, что Гарольд с некоторой поддержкой Эриксона справился с обоими заданиями.
Когда Гарольд начал возражать против обучения плаванию и танцам, я предложил ему аналогию. Допустим, он хотел бы нарвать овощей, которые растут в обильно удобренном огороде, политом, кроме того, еще и инсектицидами. В этом случае он знал бы, что может помыться сам, помыть овощи и хорошо поесть. Точно так же, и я на этом настаивал, обстоит дело с плаванием и танцами. Все плохое, что может произойти в результате плавания и танцев, может быть исправлено с помощью воды, куска хорошего мыла и полотенца.
В сущности, мне удалось отклонить все его возражения. Затем я заметил, что танцам лучше всего обучаться в студии профессионалов, где все контакты должны быть исключительно безличными. Оправдание этим двум новым деятельностям находилось в том, что он, как хороший рабочий, должен овладеть двумя различными физическими навыками, основанными на ритме.
Гарольд быстро овладел как плаванием, так и бальными танцами, но он начал использовать лишь определенный сорт мыла, и его мытье после занятий приняло ритуалистический характер. Я заметил, что другой сорт мыла был бы настолько же хорош, но никак не лучше того, что он использует. В сущности, оба сорта были бы хороши.
Таким образом, Эриксон искусственно создал у пациента навязчивую реакцию умывания, что помогло ему овладеть двумя новыми моторными навыками. Затем Эриксон начал расшатывать эту навязчивость, как он обычно поступал в таких случаях, деритуализируя ее: будет хорош как один, так и другой сорт мыла, для мытья удобно как одно время, так и другое, мыться можно долго, а можно и быстро.
Когда Гарольд начал участвовать регулярно в ситуациях, где предполагалось, пусть и безличное, общение с женщинами, Эриксон начал посвящать терапевтические сеансы тому, чтобы изменить образ мысли пациента относительно многих аспектов его жизни.
Когда Гарольд стал более восприимчивым к сексуальным вопросам, мы начали обсуждать их на сеансах. Я заявил, что если я обладаю определенными знаниями и имею определенные интересы, то и он должен приобрести по меньшей мере общие знания о многих аспектах человеческой жизни, касающихся продолжения рода. Например, он определил меня как гетеросексуала, а себя как гомосексуала, но делал это слепо, в действительности не понимая значения каждого из этих терминов. Затем я прочитал ему лекцию о сексуальном развитии индивида, останавливаясь на индивидуальных и культуральных различиях в сексуальных ценностях и действиях. Таким образом, я предлагал ему возможность модифицировать свои взгляды спонтанным образом, а не в результате целенаправленного усилия.
Затем я прочитал Гарольду другую, довольно академическую лекцию, о физиологии пола и биологическом значении процессов размножения. Я рассказал ему о сексуальных циклах, о брачных танцах птиц, сезонах течки у животных, о сексуальном поведении человека в рамках различных культур, равно как о музыке, песнях, танцах и литературных произведениях, посвященных этому вопросу. Как я позднее обнаружил, это привело к тому, что Гарольд начал систематически изучать в библиотеке литературу по этому вопросу. Затем я предъявил Гарольду серию инструкций, которые он должен был исполнить через некоторое время. Эти загадочные, с виду непонятные, общие инструкции предъявлялись ему, когда он находился в состоянии транса. Вот эти инструкции: 1) обнаружить существование совершенно несчастных молодых людей, которые боятся делать то, что хотят делать; 2) пронаблюдать за этими людьми и подумать, почему они себя так ведут; 3) обнаружить, что многие молодые несчастные люди надеются, но, в сущности, не верят, что кто-то придет и поможет им; 4) оказать помощь ограниченному числу таких людей, действуя при этом безличным образом.
Когда я почувствовал, что Гарольд чувствует себя достаточно безопасно, чтобы выполнить эти инструкции, я дал ему задание походить на танцы в разных местах и внимательно понаблюдать за молодыми людьми, которые хотели бы танцевать, но были бы слишком робкими и трусливыми даже для того, чтобы научиться этому. Затем он должен был заметить девушек, которые подпирали стену, -- толстых девушек, тонких, уродливых, которые с надеждой высматривали себе партнера или танцевали друг с другом, жадно поглядывая на молодых людей, которые стояли у стены, шаркая ногами, слишком смущенные, чтобы танцевать.
Гарольд не отверг это задание, но бесконечно удивился тому, что такие ситуации могут существовать. Однако, когда он впервые попытался выполнить это задание, он почти полностью оцепенел, и только через три часа и после нескольких безуспешных попыток, он прибыл в танцзал. Там он заметил группу молодых людей, подталкивающих друг друга и обменивающихся репликами, вроде: "Ну, давай", "Если ты пойдешь, то и я пойду", "Нет, нет, я не умею танцевать", "Ну и что, может, кто-то из девушек тебя научит", "Ну, давай же", "Ну, кто хочет?".
Когда Гарольд понял смысл этой ситуации, как он впоследствии рассказывал, он углубился в зал и обнаружил там примерно полдюжины девушек, которые, по всей очевидности, оставались без партнеров. Они выглядели растерянными, но с надеждой смотрели на него, когда он нерешительно остановился вблизи них, а затем, разочаровавшись, снова стали смотреть на площадку, где другие девушки танцевали друг с другом. Гарольд рассказывал: "Огромным усилием воли я овладел собой, подошел к ним и пригласил на танец сначала одну девушку, затем другую, пока не перетанцевал со всеми. Затем я покинул это место, чтобы обдумать все случившееся".
Гарольд был в танцзалах три раза и пришел к следующему выводу: "Этот опыт со всей определенностью дал мне понять, что я и наполовину не так уж плох, как я думал. Я не боюсь делать теперь некоторые вещи". Я ответил со значением: "Но ты действительно и наполовину не так уж плох, как ты думаешь, так почему бы тебе не обратиться в комиссию по делам ветеранов и не попросить дать тебе серию тестов, чтобы проверить, насколько ты хорош?" После этого я немедленно отпустил его, пока он находился в состоянии изумления. Через несколько дней Гарольд вернулся, и передо мной был теперь совершенно другой человек. Он торжественно объявил, что тесты показали соответствие его интеллекта выпускнику средней школы. Ему порекомендовали поступить в колледж. Он сказал: "Неплохо ведь для умственно отсталого?" А я ответил: "Да, неплохо даже для парня, который всегда считал, что он умственно отсталый". После этого я резко закончил интервью. Затем я отменил несколько последующих встреч, обосновывая это тем, что у него есть о чем подумать.
Эта серия предписаний очень типична для эриксоновского подхода. Очень часто он давал пациенту серию общих и, скорее, расплывчатых инструкций, а затем организовывал ситуацию, когда эти инструкции должны были быть применены. У пациента же оставалось чувство, что он спонтанно принял решение. В данном случае Гарольду было сказано, что он должен был наблюдать и оказывать минимальную помощь некоторым молодым людям. Позднее Эриксон посылает его в танцзал. В зале Гарольд "спонтанно" решил пригласить некоторых девушек и при этом испытывал чувство, что совершил что-то важное. Вместе с тем, эти инструкции преследовали цель поставить его в ситуацию, где он начал бы нормально ухаживать за девушками, сопоставил бы себя с другими мужчинами и понял, что он способен на многое, на что другие мужчины не способны. Посещение танцев вызвало у Гарольда нормальное переживание, которого он был раньше лишен.
В интимные отношения с женщиной Гарольд вступил гораздо позднее, когда он уже учился в колледже. Эриксон узнал об этом лишь впоследствии. В этот период терапии Эриксон развивал у Гарольда способность к искаженному восприятию времени. Суть методики состоит в использовании гипноза для того, чтобы повлиять на чувство времени человека таким образом, чтобы переживания, длящиеся минуты, казались бы длящимися в течение многих часов. Это должно было, в частности, помочь Гарольду в учебе. Гарольду было дано задание молча сидеть и анализировать, кем он был и чем он был, кто и что он есть сейчас и кем бы он хотел быть, и что бы хотел делать. Кроме того, он должен был противопоставить свое прошлое своему будущему, подумать о себе как о актуальном биологическом существе обладающем как эмоциональными, так и физическими ресурсами, и о своем личностном потенциале, позволяющем ему с разумной степенью неадекватности функционировать в жизни, общаясь с другими и с собой. На этих сеансах Гарольд выглядел как человек, занятый разрешением проблем, приятных или неприятных, но крайне важных. К концу каждого из этих сеансов Гарольд очень уставал. После этих шести сеансов мы сделали двухнедельный перерыв, а затем Гарольд снова появился у Эриксона, чтобы рассказать "о новой проблеме".
Гарольд вел себя несколько скованно, и все его поведение изменилось, став менее бесцеремонным. Казалось, что он хотел что-то у меня узнать, стараясь при этом, чтобы я оставался в неведении относительно того, зачем ему это нужно. Поэтому я реагировал довольно пассивно, уклоняясь от позитивных реакций, но свободно высказывая негативные.
Он рассказал мне, что вот уже в течение некоторого времени, какого точно, он сказать не может, в соседнюю квартиру въехала женщина. Вскоре он заметил, что она входила в квартиру и выходила из нее в то же самое время, что и он. Он заметил это, испытывая очень неприятные чувства, когда она начала жизнерадостно здороваться с ним. Это раздражало его, но он не смог сделать ничего, кроме как ответить ей.
Затем женщина начала, едва завидев его, останавливаться и пытаться заговаривать с ним. Это поставило его в "ужасное положение", т.к. теперь он стал предметом обсуждения соседей. От соседей же он узнал, что она была на 15 лет старше его, и что она ушла от мужа-алкоголика, который избивал ее. Теперь она содержала себя сама и копила деньги на развод.
"Все это было бы еще ничего", но этот период кончился однажды вечером, когда "без всяких объяснений и извинений" она "вторглась" в его квартиру с полными сумками продуктов в руках и начала готовить ужин на двоих. Оправдывая свое "ужасное поведение", она заявила, что должен же мужчина хоть раз поесть ужин, приготовленный женщиной. Моя посуду, она попросила его поставить какую-либо пластинку с классической музыкой.
Он сделал это с огромным чувством облегчения, поскольку это исключало необходимость разговора, а затем "к счастью, убрав кухню", она покинула его квартиру. Остаток вечера и почти всю ночь он бродил по комнате, "стараясь думать, но в голову не приходило никаких мыслей".
Через несколько дней, когда он собирался готовить ужин, эта женщина "просто-напросто зашла" и сказала ему, что у нее ужин уже готов, и пригласила его к себе. "И я не мог сделать ничего иного, как почти за ней и, словно ребенок, сесть за стол. После ужина она собрала посуду и преложила пойти ко мне опять послушать музыку. Мы сделали это, и она ушла около 10 часов. Я снова не мог заснуть всю ночь. И снова я не мог ни о чем думать, я просто чувствовал, что я схожу с ума, что я должен что-то сделать, сделать что-то важное, но я не мог понять, что именно. В таком состоянии я находился примерно две недели. Понимаете, я начал избегать ее, но через пару недель я все понял. Я должен был приготовить для нее ужин, и это должно было ей понравиться. Я так и сделал, но это не принесло ожидаемого мной результата. Надо сказать, что это был очень хороший ужин. Мы снова слушали пластинки. Она действительно любила музыку и много знала о ней. Она была очень умной женщиной, но в некоторых отношениях все-таки очень глупой. Она собралась уходить в половине одиннадцатого, и, уже выйдя за дверь, она наклонилась и поцеловала меня. Я мог убить ее в тот момент. Я даже не смог сразу закрыть дверь. Я кинулся в ванную комнату, встал под душ и включил его. Даже не скинув одежды, я начал мыть лицо с мылом. Я потратил на это чертовски много времени. Я намыливал лицо, тер его, смывал мыло и снова намыливал и смывал. Эта ночь была действительно тяжелой. Несколько раз я одевался и выходил на улицу, чтобы позвонить вам из автомата, но каждый раз я говорил себе, что я не должен звонить вам так рано. Потом я возвращался в ванную комнату и снова мылся и скребся. Господи, я сходил с ума. Я знал, что сам должен справиться с этим, но что это было и что я должен был делать, я не знал. Наконец мне в голову пришла мысль, что ответ у меня уже есть. Я получил его на одном из этих шести сеансов, от которых я так уставал. Что-то внутри меня подсказывало мне: "Это и есть ответ," -- но тогда он не имел смысла, как не имеет смысла и сейчас. Но это может помочь мне перестать мыться и скрести себя щеткой".
"Я не знаю, почему я пришел к вам сегодня, но я должен был прийти. Я не хочу, чтобы вы мне что-то говорили, но в то же время я хочу вас слушать. Но, проклятье, будьте внимательны к тому, что вы будете говорить. Извините, что я так разговаривая с вами, но я чувствую, что я должен быть уверен в том, что я услышу. Это моя проблема".
Весьма осторожно я начал общий расплывчатый разговор, специально не касаясь содержания сообщения Гарольда. Когда он расслабился, я заметил, что не следует обвинять или критиковать эту женщину за то, что она хочет развестись. И что брак должен предполагать нечто большее, нежели несчастье и физическое насилие, и что каждое человеческое существо имеет право как на личное, так и на физическое благополучие. Поскольку эта женщина хотела быть самодостаточной во всех отношениях, она определенно обладала качествами, внушающими уважение, восхищение и симпатию. Что касается ее дружелюбности и вторжения в его личную жизнь, то нужно отдавать себе отчет в том, что люди, в сущности своей, являются стадными существами, и следовало бы ожидать, что он, она, как и все остальные представители человеческой расы, будут стремиться к совместным переживаниям. Это могло бы не только объяснить, но и помочь принять ее поведение. Что касается еды, то с незапамятных времен двумя лучшими приправами к ней являются голод и приятное общество. Музыку, как правило, тоже лучше слушать с другими людьми. Что касается поцелуя, который привел его в такое отчаянное состояние, то о возможном значении этого простого физического действия можно только догадываться. Существует поцелуй любви, страсти, смерти, поцелуй матери или ребенка, родительский поцелуй, поцелуй бабушки или дедушки, поцелуй, означающий приветствие, прощание, выражающий желание, удовлетворение, и это лишь несколько из множества возможных вариантов. Прежде чем приписывать этому поцелую какое-то специфическое значение, ему бы следовало знать, какой именно поцелуй это был. Это можно узнать, только свободно и с готовностью размышляя об этом, без всякого страха и ужаса, но исключительно с желанием понять.
Следовало бы также быть готовым к осознанию того, какое значение хотел бы придать этому поцелую он сам. В сущности, сейчас ничего не известно о том, какие личные мотивы двигали ее поведением, поскольку ни один из них не дал своему поведению осознанного определения. Однако, можно сказать, что он не должен колебаться перед тем, как отвергнуть нечто, что ему определенно захочется отвергнуть.
После этого высказывания мы молчали примерно пять минут. Гарольд перешел в бодрствующее состояние, посмотрел на часы и заметил: "Ну, я действительно должен продвигаться вперед, что бы это ни означало" и ушел.
Здесь важно прокомментировать следующее. Эриксон никоим образом не старается помочь Гарольду "понять" в обычном психотерапевтическом смысле значение его переживаний. Он не делает никаких интерпретаций о том, что возраст женщины может провоцировать ассоциацию с матерью. Отсутствуют любые попытки символической интерпретации ситуации. Следовательно, отсутствуют любые негативные санкции в плане отношения с этой женщиной. Эта связь трактуется Эриксоном как реальное отношение с реальной женщиной.
На следующей неделе Гарольд пришел к Эриксону на беседу, которая длилась примерно час. Он сказал: "Я действительно не хочу ни о чем вас спрашивать, но что-то внутри меня хочет знать, что вы думаете о Джейн. Расскажите же мне о ней, но будьте внимательны, что бы это ни значило. Я знаю, это глупая просьба, вы знаете только те немногие вещи о ней, которые я вам рассказал, но все же я хочу знать, что вы думаете об этой женщине, но будьте внимательны, когда будете о ней говорить, что бы это ни значило". И Эриксон начал говорить, опираясь на известные ему объективные общие признаки.
Отвечая Гарольду, я ненавязчиво упомянул обо всем, что было особенно важно для него. Я описал Джейн, как биологическое существо, одаренное богатством различных черт, качеств, свойств и способностей, развитых в различной степени, и собрание всего этого делает ее уникальным человеческим существом. Другие представители человеческого рода будут реагировать на нее в зависимости от их собственных способностей и потребностей. Например, история ее брака могла говорить о том, что она являлась гетеросексуальной женщиной, привлекательной для гетеросексуального мужчины. Ее специальность говорила о том, что она может быть продуктивной, стремление к разводу указывало на то, что она желает счастья себе как личности, и то, что ему понравилось, как она готовит и общается, говорило о том, что она обладает способностью вызывать к себе личный интерес.
Я отметил также, что дальнейшее продвижение в терапии, к которому, возможно, он стремится, должно было включать развитие отношений с женщинами вообще, как с представительницами реальной жизни. Я заключил сеанс следующими словами, произнося их на языке Гарольда, которым он пользовался, когда впервые пришел ко мне: "Хотелось бы тебе, черт побери, узнать, какого сорта эта женщина. Да, ты не дашь ей подцепить тебя на крючок, да и напортить ей ты не захочешь, как не захочешь испортить и себе. И все, что тебе надо делать, это выкладывать ответы по очереди". Я говорил таким образом для того, чтобы заставить его осознать контраст между его изначальным и настоящим статусом. Он ушел, почти никак не отреагировав, только у двери он задержался, посмотрев на меня пристально, с любопытством о чем-то размышляя, как если бы он не знал, что сказать.
На этот раз Эриксон не назначал Гарольду встречи, но через несколько недель он явился сам и сказал:
"Я бы хотел рассказать вам это по-своему, но вы психиатр. Я обязан вам буквально всем, и поэтому я должен рассказать это по-вашему, и, возможно, это будет полезно кому-то еще.
Последнее, что вы сказали мне, это было выкладывать ответы по очереди, и я почти ответил вам, что я собирался делать именно это. Но я понял, что вы минимально заинтересованы в том, что я могу вам сказать. Вы просто хотели, чтобы я для себя определил, кто я есть, что есть и на что я способен. Помните, как я стоял у двери и смотрел на вас, примерно в течение минуты? Вот о чем я думал. Я знал, что ответы должны будут появляться по очереди, один за другим. Я шел домой, я знал это, но мне было смешно, поскольку я не знал, что это будут за ответы. Я просто знал, что я должен выкладывать их по очереди.
Прийдя домой примерно в половине шестого, я озадаченно обнаружил, что выглядываю в окно, как будто ожидаю что-то там увидеть. Пока не появилась Джейн и не поставила свою машину в гараж, я не понимал, что жду именно ее. Я вышел и пригласил ее на ужин. Утром я удивлялся себе, зачем это я покупал все это. Она приняла мое приглашение и начала готовить ужин, а я играл на гитаре и пел дуэтом вместе с магнитозаписью, которую сделал сам. После ужина мы потанцевали под магнитофон, пока не захотели присесть. Мы сели на диван, и я сказал ей, что я собираюсь поцеловать ее, но сначала я должен был подумать, насколько мне это понравится. А пока я это сделаю, сказал я ей, она может перестать сопротивляться. Она выглядела озадаченной, а затем начала смеяться. Я понял, что то, что я сказал, может звучать для нее очень странно, но я имел в виду именно то, что я сказал. Когда она перестала смеяться, я поцеловал ее сначала в одну щеку, затем в другую, а потом в губы. Мне это понравилось, но я был настолько поглощен этим, что она немного испугалась, поэтому я предложил еще потанцевать. Во время танца я снова начал целовать ее, и она мне ответила.
И тогда со мной начали происходить еще и другие вещи, но я знал, что к этому еще не готов. Поэтому я прекратил танцевать и стал играть для нее классическую музыку, затем спел несколько песен, и она присоединилась ко мне. У нее очень хороший голос. Затем я проводил ее домой и на прощание поцеловал. Этой ночью я спал, как младенец".
Таким образом Гарольд готовился вступить в нормальные сексуальные отношения, но следует учесть, какая тщательная и кропотливая работа была предпринята для создания условий, при которых такие отношения стали бы возможными. Гарольд мог теперь начать ухаживать за женщинами, потому что он теперь хорошо одевался, жил в приличной квартире, учился в колледже и имел хорошую работу. Теперь он мог также разделить с этой женщиной ее компетентный интерес к музыке и к приготовлению пищи. К этому моменту он обладал также опытом общения с разными людьми, умел танцевать, в том числе и с женщинами. И, наконец, его отношение к женщинам изменилось, у него появилось любопытство и желание проверить, на что он способен.
Гарольд продолжал: "Проснувшись на следующее утро, я обрадовался, что сегодня воскресенье. Я хотел иметь в своем распоряжении свободный день, чтобы просто наслаждаться жизнью. Примерно в три часа я зашел к Джейн, она была очень занята шитьем платья, и я сказал ей, чтобы она не прерывала свою работу и пригласил ее к себе на ужин примерно в шесть часов. После ужина мы слушали классическую музыку, а потом немного легкой музыки. Мы потанцевали, а когда устали, сели на диван.
Я целовал ее, она отвечала мне, и мы начали целовать друг друга. Я был очень осторожен, зная, что я всего лишь начинающий и, наверное, неловкий, но мы обнимались, целовались, и я узнал, что такое французский поцелуй. Потом мы снова танцевали, затем ласкали друг друга и опять танцевали. Каждый раз при ласках я отмечал у себя физиологическую реакцию, но я знал, что очередь для этого еще не пришла. Наконец, мы еще раз послушали классическую музыку, и я проводил ее домой, с чувством поцеловал ее и пошел спать. В эту ночь я тоже спал очень хорошо.
Затем я не встречался с ней три дня. Это были весьма специфические дни, поскольку я не могу вспомнить многое из того, что тогда происходило. В понедельник я проснулся, чувствуя себя прекрасно. Я вспоминал вчерашний вечер и испытывал приятные чувства. Затем я пошел на работу, а следующее, что я помню, как я оказался у себя в квартире после того, как рабочий день уже кончился. Что конкретно происходило в течение дня, я совершенно не помню, но испытывал хорошее и сильное чувство, что на работе сегодня все было отлично. Во вторник я отправился на работу, намереваясь выпытать у окружающих ненавязчиво, что же происходило вчера, но следующее, что я помню, это то, что я вхожу в свою квартиру. Сначала мне было смешно, потом стало тревожно, и я стал думать о том, что же может произойти в среду. Конечно, и вся среда испарилась из памяти, но к тому же я обнаружил себя входящим в квартиру с огромным количеством покупок. Что меня совсем поразило, так это чеки, оказывается, я купил все это в гастрономе, в котором ранее никогда не бывал. Напряженно стараясь припомнить, как же я сделал все эти покупки, я бессознательно прошел прямо к Джейн. Я был так удивлен, когда она поприветствовала меня, что сказал ей, чтобы она не трудилась одеваться -- она была одета просто в шорты и в кофточку. Я был готов, и она могла прямо пройти ко мне и сесть за ужин".
В эту ночь Гарольд впервые вступил в сексуальные отношения с женщиной, и он переживал это как интереснейшее исследование. Впоследствии он рассказывал:
"Утром мы позавтракали, Джейн пошла на работу, а я остался дома. Я провел дома целый день, чувствуя себя счастливым, по-настоящему счастливым, впервые в моей жизни. Мне просто трудно все это объяснить. Существуют вещи, о которых можно говорить, но выразить словами невозможно. Вот именно такие переживания испытывал я в четверг.
Мы договорились снова встретиться в субботу вечером, и в пятницу я пошел за покупками. В субботу я убрал в квартире, но более подробных воспоминаний об этих днях у меня не сохранилось. Помню только приятное ощущение того, что все идет хорошо. В субботу вечером я приготовил ужасно изысканный обед, и когда Джейн вошла, она была в очень красивом платье и выглядела очень женственно, когда я сказал ей об этом, она ответила, что ей нравится мой галстук. Тогда я впервые узнал о том, что я тоже изысканно одет. Это меня удивило. Мы ужинали, танцевали, ласкали друг друга. Примерно в десять часов мы зашли в спальню. Сегодня все было по-другому, я не старался изменить себя или испытать что-то новое. Просто мы были людьми, которые нравились друг другу и хотели долго заниматься любовью. Где-то после полуночи мы заснули. На следующее утро она приготовила завтрак и ушла, объяснив, что к ней на несколько дней приезжает подруга. В понедельник утром я встал очень рано и пошел на работу, не зная о том, почему я вышел так рано. Прошло совсем немного времени, и я это понял. Это произошло, когда я ехал по улице, навстречу мне по тротуару шла девушка, и я был так изумлен, что должен был затормозить, остановиться у тротуара и проводить ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду. Эта девушка была прекрасна, совершенно, абсолютно, невероятно прекрасна. Это была первая прекрасная девушка, которую мне удалось увидеть. Через два квартала повторилось то же самое, только на этот раз я увидел сразу двух абсолютно прекрасных девушек. Я все время испытывал желание останавливаться и смотреть на все. Ведь все так изменилось. Трава стала зеленой, деревья прекрасными, дома выглядели так, как будто их только что покрасили, машины казались новыми, мужчины выглядели так же, как и я, а улицы Финикса были переполнены хорошенькими девушками. И так было, начиная с понедельника.
В среду мне захотелось узнать, как поживают те юнцы, с которыми я когда-то общался, и я поехал посмотреть на них. Это было забавное переживание. Я должен был быть действительно ужасно больным, когда имел дело с этими бедными созданиями. Сейчас я просто пожалел их.
До субботнего вечера, пока подруга Джейн не уехала, ничего особенного не произошло. В субботу вечером мы ужинали, слушали пластинки, а затем, когда я выключил проигрыватель, мы оба почувствовали, что пришло время серьезно поговорить. Мы оба были благоразумны, обсуждая то, как мы могли бы наслаждаться друг другом, но продолжать это не имело смысла. Мы решили, что я должен был найти девушку моего возраста, а она должна подумать о мужчине своего возраста. Мы согласились в том, что мы должны остаться друзьями, нам это удалось.
Я хожу в церкви, молодежные клубы, меня интересуют достопримечательности. Знаете, теперь я живу и наслаждаюсь этим. И будущее у меня есть. Я закончу колледж, я знаю, карьеру какого типа мне хочется сделать, и я знаю точно, что я хочу иметь жену, дом и детей".
Гарольд закончил колледж и стал работать на весьма ответственном посту, что ему очень нравилось.
Глава 5. Брак и его следствия.
Проблемы, которые возникают как следствие брака, проявляются обычно в форме сексуальных нарушений или симптомов, которые делают нетрудоспособным одного из супругов и могут также приводить к кажущемуся непонятным разрыву брачных отношений вскоре после заключения брака. С точки зрения семейного цикла, цель лечения заключается в том, чтобы помочь молодой паре установить стабильные отношения между собой, а затем перейти на следующую стадию развития брака -- стадию рождения и воспитания детей.
Когда молодой человек, недавно вступивший в брак, обращается к психотерапевту с проблемой, то суть этой проблемы может восприниматься по-разному, в зависимости от того, с какой точки зрения на нее смотреть. Если рассматривать только индивидов, то проблема будет иной, чем тогда, когда мы возьмем во внимание супружескую пару. Точно так же, если мы будем рассматривать супружескую пару, то проблема будет выглядеть иначе, если мы возьмем во внимание распространенную семью. Вот пример. Ко мне на лечение была направлена молодая женщина, страдающая сильным тремором правой руки. В прошлом году она подверглась экстенсивному и соответственно дорогостоящему неврологическому обследованию, было дано заключение, что этот тремор является симптомом истерии. После 6 месяцев традиционной психотерапии рука у пациентки стала дрожать еще сильнее. В данный момент надо было срочно устранить симптом, иначе она могла потерять работу. Меня попросили провести краткосрочную терапию в надежде на то, что хотя бы ослабится интенсивность симптомов. Сначала я применил эриксоновский гипноз, и через несколько минут стало понятно, что тремор можно перемещать из руки в руку. Это позволяло поставить диагноз истерии, не прибегая к обширным исследованиям и большим затратам, или это было при неврологическом обследовании. Оставалась проблема "излечения".
Психотерапевт, который ранее лечил эту молодую женщину, считал, что она находится в такой же ситуации, как и любая другая молодая женщина, и поэтому, так как она с этой ситуацией не справлялась, с ней было что-то не в порядке. Но если посмотреть с другой точки зрения, эта молодая женщина недавно вышла замуж, и симптом появился почти сразу же после заключения брака.
Я пригласил молодых супругов на беседу и понял, что муж производил впечатление довольно потерянного молодого человека, и что жена опекала его во всех отношениях. Они поженились, когда он служил во флоте, то есть имел определенный статус и романтический ореол профессии. Теперь же, после демобилизации, он был просто гражданским лицом без работы. Он никак не мог решить, продолжать ли ему учиться или идти работать, и не предпринимал никаких шагов ни в одном из направлений. Содержала его жена. С точки зрения выгоды этот симптом выполнял в браке определенную функцию. Это стало еще более очевидным, когда я спросил жену, что бы произошло, если бы ей стало еще хуже. Она ответила, что в таком случае она бы потеряла свою работу. А когда я спросил, что бы произошло в этом случае, она ответила: "Я думаю, что мой муж вынужден был бы тогда пойти на работу". Таким образом, симптом выполнял позитивную функцию, продвигая этот брак к более нормальному состоянию. С этой точки зрения терапевтические усилия должны были быть сосредоточены на муже и на супружеской паре.
Если в подобных случаях лечению подвергается только жена, то это неминуемо отразится на семейных отношениях. Муж оказывается в ситуации, когда жена не только страдает, но несколько раз в неделю ходит к другому мужчине и беседует с ним скорее всего о нем. По самой природе индивидуальной терапии муж, психотерапевт и жена образуют классический треугольник. В данном случае муж чувствовал, что его недостатки как мужа, несомненно, обсуждаются женой с другим преуспевающим мужчиной, и он начал еще более усиленно сомневаться в ее лояльности по отношению к нему. Жена же, в свою очередь, оказывается в ловушке: с одной стороны, психотерапевт побуждает ее высказывать свою неудовлетворенность, с другой стороны, муж ведет себя так, что, когда она это делает, он считает ее нелояльной по отношению к нему.
При длительной индивидуальной психотерапии играют роль еще и другие факторы. Чем в большей степени она отказывается от того, чтобы посвящать себя исключительно мужу, что является важнейшим аспектом брачного контракта. Часто в подобных случаях супругу достаются остатки -- каждая новая мысль и переживание сначала разделяется с психотерапевтом и только гораздо позже, если это вообще происходит, они предлагаются мужу. Такое лечение может стать барьером между супругами и разъедать брак, приводя к неудовлетворению и, возможно, к разводу. Если случается развод, то психотерапевт может считать, что пациент "перерос" супруга, и поэтому развод необходим. Он склонен считать, в особенности тогда, когда он не осознает, что его собственное вмешательство было одной из причин нарушения супружеских отношений вне зависимости от "всякого развития". Иногда супруг или супруга пациента также обращаются к психотерапевту, уже другому, и брак превращается в игру вчетвером. Какие бы благородные цели при этом ни преследовались, чем дольше продолжается такое лечение, тем в большей степени брак становится "ненормальным" в том смысле, что он начинает все меньше напоминать обычный брак. Если один из супругов находится на индивидуальном лечении 8 или 10 лет (а я знаю случаи, когда индивидуальная терапия продолжалась 18 лет), то последующие стадии брака протекают с отклонениями, что мешает нормальному развитию семьи. Например, ожидание рождения ребенка, или трудности, возникающие при выращивании детей, вызывают у женщины переживания, которые она разделяет с психотерапевтом в той же мере, как и с мужем, и таким образом психотерапевт, в сущности, становится оплачиваемым членом распространенной семьи.
Проблема нашей молодой женщины с тремором руки будет выглядеть совершенно иначе, если мы расширим контекст ее рассмотрения, включив туда не только ее мужа, но и ее родительскую семью. Ее родители возражали против этого брака, в сущности, они запрещали ей выходить за него замуж. Но она все-таки вышла за него, предполагая, что, когда они поженятся, родители будут вынуждены признать это как состоявшийся факт. Но когда молодые супруги устроились в своей новой квартире, мать позвонила ей и спросила ее, не вернется ли она сегодня вечером домой. Когда молодая жена ответила, что она теперь замужем и у нее есть теперь свой собственный дом, мать сказала: "Ну, это ненадолго". На следующий день мать снова спросила ее, когда она вернется домой и заверила ее, что ее комната всегда будет ждать ее. С удручающей регулярностью мать звонила ей и говорила с ней о недостатках молодого человека, будучи при этом совершенно уверенной в том, что дочь вскоре вернется домой. Звонки матери обостряли и преувеличивали все сомнения, которые молодая жена имела относительно своего мужа. Таким образом, молодой человек жил в атмосфере враждебности со стороны своих новых родственников. Его нерешительность при выборе своей дальнейшей карьеры во многом объяснялась тем, что он был сверхозабочен мнением родственников жены о его будущей работе. Несомненно, что на процесс принятия молодым человеком решения влияла разветвленная сеть семейных отношений, и его нерешительность в данном случае имела скорее социальный источник, нежели была чертой его характера. В этом более широком контексте симптомы жены являются частью конфликта между двумя семейными подгруппами и отражают трудности в достижении независимости от родителей и завоевании отдельной и стабильной территории, принадлежащей молодой паре. Шестимесячная психотерапия тоже может быть рассмотрена в этом более широком контексте. Дорогостоящие неврологические тесты, равно как и индивидуальная терапия оплачивались родителями пациентки. Таким образом, проблемы девушки дорого им обходились, укрепляя их в мысли, что ее брак был ошибкой, поскольку в результате у нее появились проблемы, которые потребовали вмешательства психиатра. Лечение, как это часто бывает, стало оружием в семейной борьбе, в то время как психотерапевт совершенно не интересовался и не заботился об этом аспекте терапии.
Этот случай иллюстрирует также тот факт, что терапевты могут присваивать себе заслуги в решении проблемы, которая несомненно разрешилась бы сама собой без всякой посторонней помощи. Как однажды сказал Монтень: "Природа вылечивает, а медицине достается слава". Вопреки тому, что были применены блестящие психотерапевтические приемы, представляется, что проблема разрешилась сама по себе, независимо от проводимой терапии. Молодая женщина забеременела, и это изменило всю ситуацию. Она должна была уйти с работы, и ее муж соответственно должен был начать работать, чтобы содержать ее. Родители хотели, чтобы дочь к ним вернулась, но они не хотели, чтобы она вернулась с ребенком. Таким образом, они изменили свое отношение к браку и начали поддерживать молодую пару, узнав, что в семье ожидается внук. "Природа" решила проблему, переместив молодую пару на следующую стадию развития семьи: стадию рождения и воспитания ребенка. Симптом исчез, и молодая женщина, равно как и ее муж, стали более зрелыми и уверенными в себе.
Многие психотерапевты только начинают понимать, что симптомы, наблюдаемые у индивида из молодой семейной пары, имеют отношение к старшему поколению. Одной из типичных проблем молодой пары является неспособность сплотиться для взаимодействия со своими родительскими семьями. Например, жена не хочет, чтобы родители мужа вторгались в их жизнь так, как они это делают, но муж не в состоянии противоречить своим родителям. В такой ситуации у жены часто появляются симптомы болезни. Сейчас мы приведем пример именно такой ситуации. Эриксон в данном случае создал у пациентки более продуктивный симптом.
Ко мне обратилась за помощью женщина с язвой желудка. Боль была такой, что не давала ей ни работать, ни делать что-либо по дому, ни просто общаться. Ее жизненная проблема заключалась в том, что она не могла выносить визитов родителей своего мужа, которые повторялись 3-4 раза в неделю и длились, сколько они желали. Приходили они без предупреждений. Я заметил, что она не может выносить родителей мужа, но она терпеливо выносит службу в церкви, игру в карты с соседями и свою работу. Имея в виду родителей мужа, я сказал: "Вы в действительности не любите своих новых родственников. Каждый раз, когда они приходят, у вас появляется боль в желудке. Это следует использовать. Они, конечно же, не ожидают, что вы, так как у вас болит желудок, будете вытирать пол, когда вас вырвет, как только они придут". Она усвоила сказанное, и ее вырывало всякий раз после прихода родителей мужа. Пока они вытирали пол, она жалобно слабым голосом извинялась перед ними. Заслышав, что их машина въезжает во двор, она бросалась к холодильнику и выпивала стакан молока. Они заходили, она приветствовала их и начинала беседовать с ними, а затем ей внезапно становилось плохо, и ее вырывало.
Вскоре родители мужа начали звонить ей, если собирались нанести им визит. Они хотели узнать, достаточно ли хорошо она себя чувствует, чтобы принять их у себя. Сначала она отвечала: "Не сегодня", затем снова: "Не сегодня". И наконец, она сказала: "Мне кажется, что сегодня я чувствую себя хорошо". К несчастью, она ошиблась, и им опять пришлось вытирать пол.
Она нуждалась в том, чтобы быть беспомощной и, таким образом, она сберегла всю свою боль в желудке для визитов родителей мужа, что ее вполне удовлетворяло. (Язва желудка у нее прошла, и она стала гордиться своим желудком. Ведь это был страшно хороший желудок -- он смог прогнать из дома назойливых родственников.) В течение нескольких месяцев родители мужа вообще не приходили, затем она сама пригласила их зайти "во второй" половине дня. Они осторожно вошли и время от времени повторяли: "Может быть, мы лучше пойдем домой". Когда она захотела, чтобы они ушли, ей достаточно было принять страдальческий вид и положить руку на живот, как они тут же собрались домой. Таким образом, эта пациентка превратилась из беспомощного человека в такого человека, которому достаточно держать под рукой стакан молока для того, чтобы достичь желаемой цели. Однако, в открытой ссоре здесь никакой потребности не было. Это напоминает мне гостя, который всегда являлся к воскресному обеду, и ему всегда предлагали бисквит и с наслаждением задавали вежливый вопрос: "Не хотите ли немного бисквита?" -- пока он не понял.
Консервативная терапия испытывающей затруднения супружеской пары определяется сейчас как вмешательство с целью произведения изменений, но при этом вмешательство не должно быть частью системы. Во время медового месяца часто развиваются сексуальные нарушения, такие как импотенция и фригидность, но очень часто они исчезают сами по себе. Во многих случаях, когда пара ищет помощи, эксперт может поступить гораздо мудрее, сказав пациентам, что их проблема весьма обычна и разрешится сама по себе. Если же этого не случится, они всегда могут вернуться и получить лечение. Очень часто простого обсуждения сексуальных вопросов с авторитетным человеком оказывается достаточно для того, чтобы разрешить эти проблемы раннего брака. Это происходит не потому, что молодые люди получают новую информацию, а потому, что авторитетное лицо дает им разрешение на сексуальную жизнь, в то время как ранее другие авторитетные лица запрещали испытывать удовольствие от секса. Такая беседа является частью церемонии инициации.
Если наслаждение от сексуальной жизни не возникает само по себе, то целью терапевтического вмешательства является появление возможности наслаждаться, а также стабилизация брака и помощь в переходе на следующую стадию -- рождение и воспитание детей. Иногда до сексуальных отношений дело не доходит, и таким образом, у супружеской пары отсутствует не только наслаждение сексуальной жизнью, но и сама возможность перехода на стадию рождения и воспитания ребенка. Вот какой пример приводил Эриксон. Жалобы здесь предъявлял молодой муж.
Молодой человек, который обычно весил 75 килограммов, женился на красивой и чувственной девушке. Его друзья подшучивали над ним, потому что почти сразу же после женитьбы он стал быстро худеть. Через 9 месяцев он обратился ко мне как к психиатру. Его волновали две проблемы. Первая состояла в том, что он более не мог терпеть подшучиваний над тем, что он похудел почти на двадцать килограммов. Реальная проблема, конечно, состояла совсем в другом. Это брак еще не был завершен.
Он рассказал, что его жена каждый вечер обещает ему, что этой ночью они будут близки, но при первом его движении она впадает в панику и со страхом убеждает его подождать до завтра. Спит он очень беспокойно, чувствуя сильное желание и в то же время безнадежность. Недавно у него появился страх, что, несмотря на возрастающий сексуальный голод, он потеряет способность к эрекции.
Когда он спросил, могу ли я хоть как-то помочь ему или его жене, я успокоил его и назначил встречу его жене. Я попросил его объяснить ей, почему ей надо прийти на консультацию и сказать, чтобы она подготовилась к обсуждению ее сексуального развития, начиная с подросткового периода.
Они явились точно в назначенный час, и я попросил мужа оставить кабинет. Она рассказывала о себе достаточно свободно, хотя очень смущаясь. Она объяснила свое поведение тем, что испытывала совершенно не контролируемый, полностью овладевающий ею ужас, который она смутно связывала с моральными и религиозными нормами. Рассказывая историю своего сексуального развития, она показала мне тетрадку, в которой она тщательно записывала дату и час начала каждой менструации. Согласно этим забавным записям оказалось, что в течение десяти лет менструации у нее наступали каждые тридцать три дня и начинались почти всегда между 10 и 11 часами утра. Несколько раз цикл нарушался. Раньше срока менструация не начиналась никогда. Встречались лишь задержки, и каждый раз была отмечена дата действительного начала менструации и ожидаемая дата начала менструации. Эти пометки сопровождались краткими пояснениями типа: "была сильно простужена и лежала в постели". для себя я отметил, что следующая менструация должна была начаться у нее через 17 дней.
Когда я спросил ее, хочет ли она, чтобы ей помогли разрешить эту супружескую проблему, она сказала сначала, что, конечно же, хочет. Но тут же она испугалась и начала умолять меня разрешить ей "подождать до завтра". Наконец, я успокоил ее, несколько раз повторив, что решение будет принимать только она сама. Затем я прочитал ей длинную лекцию о супружеских отношениях, все чаще и чаще разбавляя ее внушениями, направленными на вызывание усталости, сонливости, пока она не перешла в действительно хорошее гипнотическое состояние.
После этого, продолжая поддерживать у нее состояние транса, я сделал ей ряд внушений возрастающей интенсивности. Они сводились к тому, что она могла и даже, вероятно, была должна удивить себя, сдержав свое собственное обещание сделать это завтра, и это произойдет после того, как она внезапно и неожиданно расстанется со своим страхом, и все это произойдет раньше, чем она думала. По дороге домой сегодня после сеанса она будет полностью поглощена приятной, но непонятной мыслью, что она из-за одной только мысли о страхе слишком торопит события.
Затем я отдельно поговорил с мужем и заверил его, что этой ночью все будет благополучно. На следующее утро он с горестным выражением лица сообщил мне, что вчера у нее на полпути к дому на семнадцать дней раньше срока началась менструация. Я успокоил его, сделав правдоподобное утверждение о том, что это отразило силу ее сексуального желания и ее абсолютной решимости завершить брак. Следующую встречу с ней я назначил на тот день, когда у нее должна была кончиться менструация.
В следующую субботу я снова встретился с ней и погрузил ее в транс. На этот раз я объяснил ей, что завершение брака должно состояться, и я чувствую, что это произойдет в течение последующих десяти дней. Когда именно это произойдет, она должна решить сама. Я сказал ей, что это может произойти в субботу вечером или в воскресенье вечером, хотя я предпочел бы, чтобы это произошло в пятницу вечером. Или же это может произойти в понедельник, либо во вторник, хотя для меня предпочтительна пятница. И, опять же, это может быть в четверг вечером, но я без сомнения предпочитаю пятницу. Перечисляя все дни недели и всякий раз повторяя при этом, что я предпочитаю пятницу, я добился того, что это стало изрядно раздражать ее.
Затем я разбудил ее и повторил все то же самое. При каждом упоминании того, что я предпочел бы пятницу, у нее на лице появлялось отвращение. Затем я встретился с мужем и сказал, чтобы он не проявлял никакой активности, оставался абсолютно пассивным, но сохранял бы готовность реагировать, и в этом случае успех был бы обеспечен.
В пятницу он рассказал мне: "Она сказала, чтобы я рассказал вам, что произошло вчера вечером. Это произошло так быстро, как никогда. Она, в сущности, изнасиловала меня. Потом она разбудила меня еще до полуночи, и это произошло снова. Утром она смеялась, и когда я спросил ее, почему она смеется, она попросила передать вам, что это не была пятница. Я сказал ей, что сегодня именно пятница, но она продолжала смеяться и сказала, что вы поймете, что это была не пятница".
Я не стал ничего объяснять ему. Последующая супружеская жизнь этой пары складывалась удачно. Они купили дом, а затем у них начали появляться дети с интервалом в два года.
Давая этой девушке десять ней для принятия решения, перечисляя дни недели и упоминая о том, что я предпочитаю пятницу, я преследовал следующие цели: десять дней -- это достаточно длинный период для того, чтобы принять решение, к тому же длительность этого периода, в сущности, редуцировалась до семи дней, потому что я их перечислил. Постоянные упоминания о том, что я предпочитаю пятницу, создавали для нее неприятную эмоциональную проблему: поскольку я перечислил все дни недели, каждый день приближал ее к тому неприятнейшему дню, который предпочитал я. Поэтому накануне четверга оставался только этот четверг и пятница, потому что суббота, воскресенье, понедельник, вторник и среда были отвергнуты. Таким образом, консуммация должна была произойти или в четверг, согласно ее выбору, или в пятницу, согласно моему выбору.
Процедура, которую я использовал на первом сеансе, оказалась совершенно неправильной. Пациентка это блестяще использовала, чтобы наказать и фрустрировать меня за мою некомпетентность. Второй сеанс был более удачным. Он создал для нее дилемму, которую она не осознавала: либо день, который выберет она, либо день, который выберу я. Постоянные напоминания о дне выбранном мною вызывали у нее сильную коррективную, эмоциональную реакцию: желание немедленно наказать и фрустрировать меня на время заглушило все остальные ее желания. Наступила консуммация, и она смогла посеяться надо мной, объяснив, что вчера была не пятница, находясь в счастливой убежденности, что я должен это понять.
Оказаться не в состоянии завершить брак может не только молодая жена, но и молодой муж. У мужчин здесь встречается чаще всего потеря способности к эрекции. Иногда это обнаруживается сразу же в начале медового месяца. У мужчин при этом может быть богатая история сексуальных отношений, но сам акт заключения брака создает такую ситуацию, при которой он теряет способность к половому акту. Иногда эта проблема разрешается сама по себе, в иных случаях краткое психотерапевтическое вмешательство может устранить трудность и спасти брак.
Один из моих студентов женился на очень красивой девушке, но в первую брачную ночь обнаружил, что потерял способность к эрекции. До свадьбы он переспал почти со всеми потаскушками во всем городе. После заключения брака прошло уже две недели, но за это время у него ни разу не было эрекции. Он перепробовал все, что можно, но даже мастурбация не вызывала у него эрекции. Вытерпев две недели такого медового месяца, жена пошла у юристу, чтобы проконсультироваться с ним о разводе.
Когда молодой человек рассказал мне все это, я сказал ему, чтобы он позвонил нескольким друзьям, которые знали его жену и могли бы убедить ее прийти ко мне. Она пришла, и я поговорил с ней наедине. Она была крайне ожесточена, и я позволил ей высказаться. Она подробно рассказала мне всю эту печальную историю. Она считала, что она привлекательная, и к тому же тут она была совершенно обнажена, а он даже в такой ситуации оказался неспособным заниматься с ней любовью. Ведь для девушки первая брачная ночь представляет собой крайне важное событие. Эта ночь, когда девушка превращается из девушки в женщину, а каждая женщина хочет быть желанной и единственной. Это была потрясающая ситуация, о чем я ей и сказал.
Затем я спросил ее, думала ли она, какой огромный комплимент ей сделал муж. Это озадачило ее, поскольку было противоположностью тому, что она только что рассказала. Я продолжил: "Но очевидно же, что он счел ваше тело настолько прекрасным, что это просто поразило, потрясло его. Совершенно потрясло. А вы этого не поняли, но отметили лишь его несостоятельность. И конечно, он оказался несостоятельным, поскольку понял, насколько малыми возможностями он обладает, чтобы оценить по достоинству красоту вашего тела. А сейчас вы пройдете в соседний кабинет и подумаете над этим".
Я позвал мужа и позволил ему рассказать мне всю эту историю их медового месяца. Затем я сказал ему то же самое, что и жене, но подчеркнул, что он сделал свой жене огромнейший комплимент. До брака у него было много связей с девушками, и он испытывал по этому поводу сильное чувство вины, но именно его несостоятельность в данном случае доказывала, что теперь-то нашел эту единственную, потрясающую девушку.
Они сели в машину и вместе поехали домой, и им чуть ли не пришлось останавливать машину, чтобы сейчас же начать половой акт. С этого момента сексуальная жизнь разворачивалась успешно.
В сущности, такой тип лечения представляет собой вмешательство в кризис, и основным условием его эффективности будет являться правильность выбора момента вмешательства. Быстрые своевременные действия могут часто до конца разрешить проблему, с которой впоследствии, когда она станет хронической, бывает справиться очень трудно. Представляется, что иногда такое вмешательство является разрешением на успех, что сочетается с элегантным избавлением от трудностей. Вот различные варианты вмешательства, используемые Эриксоном.
Двадцатичетырехлетний выпускник колледжа, молодой муж, прервал свой медовый месяц и пришел ко мне в совершенно упадочном настроении духа, потому что он потерял способность к эрекции. Его жена, приехав, немедленно бросилась к юристу, желая получить развод, а он обратился к психиатру.
Я убедил его привести ко мне жену, и она без труда согласилась участвовать в гипнотерапии, которую я собирался проводить с ее мужем. Это происходило следующим образом. Я велел ему смотреть на свою жену и заново переживать эти его чувства крайнего стыда, унижения, беспомощности и безнадежности. Делая это, он должен был почувствовать, что он вместе с тем делает все, действительно все, чтобы избавиться от этих разрушительных чувств. Продолжая делать это, в какой-то момент он должен был обнаружить, что не способен видеть никого и ничего, кроме своей жены, даже меня он не сможет увидеть, но мой голос он будет слышать постоянно. Когда это произойдет, он должен будет осознать, что находится в глубоком гипнотическом трансе и поэтому не может контролировать свое тело. Затем он должен был представить себе свою жену обнаженную, затем себя обнаженным. Таким образом, он мог обнаружить, что он не может пошевелиться и, следовательно не контролирует свое тело. Это, в свою очередь, приведет к тому, что он с удивлением обнаружит, что ощущает физический контакт со своей женой, и этот контакт становится все более интимным и волнующим, и он совершенно не в состоянии контролировать эти свои реакции. Но эти его реакции должны были оставаться незавершенными до тех пор, пока этого не пожелала бы его жена.
Состояние транса возникло у него достаточно легко, и, заключая сеанс, я сказал: "Сейчас вы знаете о том, что вы можете. В сущности, вы уже преуспели, и вам не остается ничего более, как только продвигаться от успеха к успеху".
Этой ночью была достигнута консуммация брака. Впоследствии я иногда встречался с этой парой как семейный советник. Сексуальные проблемы в этой семье более не появлялись.
Неисчерпаемость человеческой природы такова, что проблемы для молодеженов может представлять не только отсутствие эрекции, но и слишком легкое ее возникновение. В следующем приводимом нами примере жена была не удовлетворена именно этим.
Молодая женщина была замужем уже целый год, и за этот год она успела окончательно ожесточиться по отношению к своему мужу. Она объяснила мне, что в течение дня и вечера они прекрасно ладят, но как только она заходят в спальню, начинаются проблемы. Она сказала: "В ту же самую секунду, когда мы заходим в спальню и закрываем за собой дверь, у него появляется эрекция. Я могу раздеваться медленно или быстро -- ему это все равно. Он ложится в постель в эрекцией каждый вечер. Он просыпается утром опять же с эрекцией. Это доводит меня до сумасшествия, и поэтому мне все время хочется с ним ссориться".
Я спросил ее: "Чего же именно вы хотите?"
Она ответила: "Если бы один раз, один только раз он лег бы в постель без эрекции. Если бы только раз он дал мне возможность почувствовать мою женскую силу".
Это показалось мне разумной просьбой, поскольку каждая женщина имеет право вызывать эрекцию и гасить ее. То, что эрекция у мужчины появляется сразу же, как только женщина бросит на него короткий взгляд, как и то, что это происходит с ним, стоит ему лишь зайти в спальню, может в равной степени не удовлетворять женщину. Я встретился с мужем и дал ему понять, насколько это важно для его жены. Я взял с него клятву не говорить жене о нашей беседе. На следующий вечер он трижды занимался мастурбацией и когда он зашел в спальню, его пенис был опущен, и она прекрасно провела время, извиваясь и изгибаясь. Ему самому стало интересно, появится ли у него эрекция. Она же испытала огромное удовольствие от того, что вызвала у него эрекцию исключительно своими движениями, а не прикосновениями и поцелуями. Она действительно испытала свою женскую власть. Через несколько месяцев, когда мне снова пришлось быть в этом городе, они пригласили меня на обед. Она действительно обрела свою женскую власть и наслаждалась ею. Я мог это заметить, наблюдая за ней за столом.
Некоторые женщины стремятся к тому, чтобы наслаждаться своей женской властью. Другие же в период медового месяца обнаруживали, что вообще не способны начать сексуальные отношения. Эриксон рассказывал нам о молодой женщине, которая, выйдя замуж, в течение недели не допускала к себе мужа, хотя хотела этого. Стоило ему приблизиться к ней или даже предложить близость, она начинала испытывать страшную панику и скрещивала ноги. Она пришла к Эриксону с мужем, запинаясь, рассказала свою историю и сказала, что надо что-то делать, поскольку иначе муж расторгнет брак. Ее муж подтвердил сказанное, добавив несколько деталей.
Тут я использовал, в сущности, ту же самую технику, что и во многих других случаях. Я спросил ее, готова ли она к тому, чтобы пройти через кажущуюся ей разумной процедуру для того, чтобы разрешить ее проблемы. Она ответила: "Да, я готова на все, но ко мне не должны прикасаться, поскольку, если ко мне прикоснуться, я сойду с ума". Муж подтвердил это ее высказывание.
Я предупредил, что я буду использовать гипноз. Поколебавшись, она согласилась, но снова потребовала, чтобы никто не смел к ней прикоснуться.
Я сказал ей, что муж в течение всего сеанса будет сидеть в кресле у противоположной стены кабинета, а я буду сидеть за ним. Она должна была сама отодвинуть свое кресло в дальний угол комнаты, сесть там и все время наблюдать за мужем. Если бы кто-то из нас попытался покинуть сове кресло, она должна была немедленно покинуть комнату, поскольку ее кресло находилось сразу же у двери.
Я попросил ее вытянуться в кресле, вытянуть ноги вперед, скрестить ступни и напрячь все мышцы. Она должна была пристально смотреть на мужа до тех пор, пока она окажется не в состоянии увидеть что-либо иное, кроме мужа. Кроме того, краешком глаза она должна была видеть и меня. Руки она должна была скрестить на груди, а кулаки крепко сжать.
Она покорно начала выполнять задание. Пока она это делала, я говорил ей, что она засыпает глубже и глубже и не видит ничего, кроме мужа и меня. Засыпая все глубже и глубже, она должна будет испугаться до панического состояния, но при этом она не будет в состоянии ни пошевелиться, ни сделать что-либо другое, кроме того как смотреть на нас и засыпать все глубже и глубже гипнотическим сном, и чем сильнее будет состояние паники, тем глубже она заснет. То есть я проинструктировал ее, что паническое состояние должно было углубить транс и вместе с тем неподвижно фиксировать ее в кресле.
Затем я сказал ей, что теперь постепенно она начнет ощущать, как ее муж прикасается к ней ласково и интимно, но вместе с тем она будет продолжать видеть, как он сидит в противоположном углу моего кабинета. Я спросил ее, готова ли она испытать такие ощущения и добавил что, позволить ей кивнуть головой, если она согласна, или потрясти головой, если она не согласна. Я добавил также, чтобы она не торопилась и дала продуманный ответ.
Через некоторое время она утвердительно кивнула головой.
Я попросил ее отметить, что мы, я и ее муж, отвернулись от нее, потому что сейчас она начнет ощущать все более интимные прикосновения и ласки мужа до тех пор, пока она не почувствует полное наслаждение, счастье и релаксацию. Примерно через пять минут она сказала мне: "Пожалуйста, не оборачивайтесь, я очень смущена. Разрешите, мы сейчас пойдем домой, потому что у меня все в порядке".
Я отпустил их, дав мужу инструкцию отвести ее домой и пассивно ждать развития событий. Через два часа они позвонили мне и просто сказали: "Все в порядке".
Проверочный телефонный звонок через неделю, подтвердил, что у них по-прежнему все было хорошо. Примерно через пятнадцать месяцев они с гордостью приняли своего первенца.
Иногда при том, что молодая пара справляется с сексуальной жизнью, случается так, что какой-то момент сексуального акта упускается, как это было в следующем нашем примере.
Ко мне обратился молодой преподаватель колледжа. Он никогда не испытывал оргазма, и у него никогда не было эякуляции. О том, что такое эякуляция, он узнал из словаря. Он пришел ко мне, чтобы спросить, почему слово эякуляция используется для описания мужского сексуального поведения. Я спросил его: "Как долго вы мочились в постель?" Он ответил: "По-моему, до 12 лет".
Он рассказал, что он счастливо женат, половая жизнь у них протекает нормально, и у них уже двое детей. Я спросил его: "Что вы делаете вместо эякуляции?" Он ответил: "Я начинаю половой акт, я наслаждаюсь им, и через некоторое время, как если бы я уринировал, семенная жидкость вытекает из пениса".
Таким образом, он знал, что пенис годится для того, чтобы уринировать, и поэтому использовал его, чтобы уринировать в вагину жены. Он сказал: "Разве не так бывает у всех мужчин?" Я рассказал ему, что он должен делать теперь. Каждый день или через день он должен выделить один час времени, пойти в ванную комнату и там мастурбировать. В процессе мастурбации он должен идентифицировать все части пениса и все ощущения, исходящие от каждой части. Он должен стараться задержать семенную жидкость как можно дольше, чтобы определить, насколько он может себя возбудить, он может усилить возбуждение легкими прикосновениями и покачиваниями. Он должен сосредоточиться на ощущениях напряжения, теплоты, трения, но не на выливании семенной жидкости. Он должен держать ее внутри себя. Потеря семенной жидкости будет означать потерю физиологической возможности мастурбировать.
Он думал, что я дал ему детское и дурацкое задание, но в течение месяца занимался этим регулярно. Однажды в одиннадцать часов вечера он позвонил мне и сказал: "Я сделал это". Я ответил: "Что вы имеете в виду?" Он сказал: "Ну, вместо мастурбации я сегодня лег в постель с моей женой и почувствовал себя сексуально возбужденным, и у меня случилась эякуляция". В час ночи он позвонил снова, так как это повторилось.
Его жена хотела узнать, зачем он звонил мне ночью и рассказывал, как он занимается с ней любовью. Он спросил меня, должен ли он ей об этом говорить. Я ответил, что это не ее дело. Позже я имел беседу с женой и спросил ее: "Довольны ли вы вашим браком?" Она ответила утвердительно. "А хороша ли была ваша половая жизнь?" Она ответила: "Да", но потом добавила: "Но с тех пор, как мой муж ночью звонил вам для того, чтобы сказать, что он занимается со мной любовью, моя сексуальная жизнь еще улучшилась, хотя я не знаю почему".
Одна из наиболее распространенных проблем молодеженов состоит в том, что они неспособны наслаждаться друг другом в сексуальном плане из-за ложной стыдливости. Иногда краткое высказывание может изменить отношения таким образом, что молодые супруги получают возможность наслаждаться друг другом. Следующий пример иллюстрирует это.
Однажды ко мне пришли молодежены после месяца совместной жизни. На консультации настаивала жена. Муж же сказал, что он принял уже окончательное решение, -- он будет разводиться с ней. Он не мог выносить более ее возмутительного поведения.
Потом он с воодушевлением высказал свое неблагоприятное мнение о психиатрах. Наконец, я сказал: "Теперь, когда вы высказали свое мнение я буду настолько же откровенным. Не прошло еще и месяца вашей супружеской жизни, как вы уже заговорили о разводе. Я не знаю, что вы за трус, но вам следует прожить с женой хотя бы полный месяц, прежде чем разводиться. Так что будьте добры заткнуться и послушать, что хочет мне сказать ваша жена". И он сделал именно это -- скрестил свои руки, сомкнул челюсти и стал слушать.
Его невеста сказала: "Взгляды Генри на то, как надо заниматься любовью, кажутся мне неправильными. Он хочет, чтобы мы везде погасили свет, опустили занавески и раздевались каждый по отдельности в ванной комнате. Он не заходит в спальню до тех пор, пока свет во всей квартире не будет выключен. Мне надо надеть ночную рубашку и не снимать ее. Ему нужны самые просты сексуальные отношения из всех возможных. Он не хочет даже поцеловать меня".
Я спросил его: "Так ли это?" И он ответил: "Я считаю, что не следует разводить вокруг секса всякие сентиментальности".
Она продолжала: "Кажется, что он избегает даже прикасаться ко мне. Он не хочет поцеловать мои груди или поиграть с ними, он не хочет даже дотронуться до них".
Муж ответил: "Груди -- это утилитарная вещь, они предназначены для детей".
Я сказал ему, что я склонен сочувствовать его жене, а ему, скорее всего, не понравится то, что я должен сказать. "Итак, -- сказал я, -- вы сидите здесь, скрестив руки и сжав челюсти. Злитесь сколько вам угодно, но я собираюсь сказать вашей жене то, что, как я считаю, ей следует знать".
И я рассказал жене каким образом, как это я считаю, муж должен целовать ее груди и ласкать соски. Я указал, как и куда он должен ее целовать, причем это должно ему очень нравиться. Ей это должно тоже нравиться как здоровой женщине. Затем я рассказал о том, что люди часто имеют антропоморфические склонности. Они называют винтовку "Старая Бетси", лодку -- "Ванька-Встанька", а хижину -- "Заходи!" Люди без труда находят бесконечное количество нежных имен любым вещам, которые им принадлежат. И я предположил, что ее муж, поскольку он говорит, что любит ее, должен найти какие-то ласкательные имена для ее близнецов. Она выглядела несколько озадаченно, и я добавил: "Ну, знаете, они ведь близнецы", и указал на ее груди. Близнецы действительно нуждаются в именах, которые рифмуются. Затем я повернулся к молодому человеку и твердо сказал: "Завтра вы придете ко мне и скажете, как вы назвали груди вашей жены. Если вы не придумаете им имена, я дам имя одной из них, а имя второй тут же появится у вас в голове и прилипнет к вам". Он гордо вышел из кабинета.
На следующий день они пришли, и жена сказала: "Знаете, вчера, когда мы занимались любовью, Генри вел себя гораздо лучше. Мне кажется, что он стал лучше меня понимать, но дать имена близнецам отказался".
Я повернулся к нему и сказал: "Собираетесь ли вы дать имена близнецам? Помните, что если вы не захотите сделать это, я назову одну из них, а имя другой, рифмующееся с именем первой, само придет к вам в голову и прилипнет к вам". Он ответил: "Я не собираюсь терять достоинство из-за грудей моей жены".
Я предложил, чтобы он подумал об этом в течение получаса, в то время как мы с его женой будем обсуждать другие вопросы. И мы начали обсуждать другие аспекты их сексуальной жизни, которые жена считала нужным обсудить.
И, наконец, когда полчаса почти истекли, я сказал ему: "Итак, готовы ли вы дать имена близнецам? Я готов, но я надеюсь, что и вы готовы". Он ответил: "Я просто игнорирую вас". Я снова объяснил, что я назову одну грудь, и что ему в голову сразу придет второе имя, рифмующееся с первым. Когда он снова отказался, я сказал его жене: "Ну, а вы готовы?" Она ответила удовлетворительно. Я сказал: "Я называю вашу правую грудь "Китти"". И немедленно молодому человеку в голову сразу пришло слово "Титти"*, рифмующееся со словом Китти".
Жена была очень довольна. Она была не из нашего штата, и через шесть месяцев я получил от них рождественскую открытку. Она была подписана их именами, а также буквами К. и Т. Жена писала мне, что ее муж превратился в прекрасного любовника и очень гордится своими близнецами. Через несколько лет я побывал в их городе и обедал с человеком, который их знал. Он сказал: "Что за прекрасная пара. Я помню, каким был Генри сразу после свадьбы, но сейчас он стал действительно человечным". Еще через несколько лет я снова получил от них открытку, и теперь после К. и Т. обнаруживались и другие пополнения в семье. Он действительно понял, для чего существовал "Титти".
В психотерапии вы часто можете использовать ненавязчивость в терапевтических целях, как в данном случае. Муж компульсивно избегал прикасаться к грудям жены. Я создал компульсивную рифму, и он не смог от этого отклониться. Вся компульсия, таким образом, сосредоточилась теперь на нежных именах для грудей, тогда как раньше была направлена на избегание прикосновения к ним. Таким образом, компульсия была просто перемещена.
Поскольку человеческие существа обладают специфической способностью осознавать свои действия, непосредственное поведение часто превращается в результат целенаправленного усилия, и, таким образом, природа этого поведения меняется. Сюда относятся, например, сознательная решимость достигнуть эрекции, пережить оргазм и так далее. Попытка воспроизвести непроизвольное поведение с помощью усилия воли заманивает человека в ловушку, где его ждет саморазрушение. Сексуальное просвещение часто носит настолько научный, если не жесткий, характер, что для сверхобразованных людей секс становится техническим действием. Благонамеренные просветители могут даже сексуальные наслаждения представить как обязанность. Гуманизация сексуальных отношений стоит терапевтических усилий, и наш следующий пример иллюстрирует подход Эриксона к этой проблеме.
Тридцатилетний преподаватель университета встретил на танцах одинокую, тоже тридцатилетнюю женщину. Их потянуло друг к другу, и через месяц они были уже женаты и планировали свое будущее. Через три года они пришли ко мне и рассказали свою печальную историю. Рассказывая ее, они очень смущались, стыдились и использовали напыщенную и формальную фразеологию. В сущности, их жалоба состояла в том, что еще до брака они планировали создать большую семью, и поскольку им обоим было по тридцати лет, задерживаться им в этом плане было никак нельзя. Прошло три года, а они все еще были бездетными, несмотря на многочисленные медицинские обследования и рекомендации. Они оба зашли в кабинет и, рассказывая мне все это, мужчина сказал: " После некоторого размышления мы с женой пришли к выводу, что более целесообразным будет если я возьму слово, для того чтобы рассказать вам об этом по возможности кратко. Наша проблема заставляет нас страдать и разрушает наш брак. Поскольку мы хотим ребенка, мы вступаем в супружеские отношения с отсутствующими физиологическими реакциями каждую ночь и каждое утро для целей воспроизведения рода. По воскресеньям и по праздникам мы вступаем в супружеские отношения со всеми сопутствующими физиологическими реакциями для целей воспроизведения рода до четырех раз в сутки. Нет таких физиологических трудностей, которые могли бы нам помешать. В результате фрустрации нашей потребности в воспроизведении рода наши супружеские отношения становятся для нас все более неприятными, но, несмотря на это, мы продолжаем предпринимать столь же интенсивные усилия с целью продолжения рода. Но оба мы страдаем, замечая, что мы раздражаем друг друга все сильнее и сильнее. Поэтому мы пришли к вам, а также потому, что медицина не смогла нам помочь". Тут я прервал его, сказав: "Вы поставили проблему. Теперь я хочу, чтобы вы молчали, а ваша жена сейчас расскажет, что она думает по этому поводу, и расскажет это своими словами". Точно так же педантично, но смущаясь еще сильнее, нежели ее муж, жена изложила свои жалобы. Я сказал: "Я могу сделать для вас то, что вы просите, но это будет шоковая терапия. Это не будет электрошок или любой другой физический шок, но это будет шок психологический. Сейчас я оставлю вас наедине друг с другом в этом кабинете на пятнадцать минут, чтобы вы смогли обсудить, готовы ли вы или нет пережить довольно серьезный психологический шок. После того, как пройдет пятнадцать минут, я вернусь, спрошу вас о вашем решении и в зависимости от него буду действовать".
Я вышел из кабинета и, вернувшись через пятнадцать минут, спросил: "Каков ваш ответ?" Мужчина ответил: "Мы обсудили этот вопрос как объективно, так и субъективно, и пришли к выводу, что мы выдержим все, что в принципе может помочь нам удовлетворить наше желание воспроизведения рода". Я спросил жену: "Окончательно ли ваше согласие?" Она ответила: "Да, сэр". Я ей снова объяснил, что шок будет психологическим, затронет их эмоции и будет представлять некоторое насилие над ними. "Это произойдет очень просто, но психологический шок будет более чем сильный. Я предлагаю вам сейчас, когда вы сидите в ваших креслах, крепко взяться за подлокотники и устроиться как можно глубже в этих креслах и слушать внимательно, что я скажу. После того, как я закончу и применю этот шок, я хочу, чтобы вы оба продолжали хранить абсолютное молчание. Через несколько минут вы можете покинуть кабинет и вернуться домой. Я хочу, чтобы вы продолжали хранить абсолютное молчание на всем протяжении дороги домой, и пока вы будете молчать, в ваше сознание прорвется множество мыслей. Храните молчание до тех пор, пока вы не войдете в дом и не закроете за собой дверь, тогда вы будете свободны! А сейчас поглубже устройтесь в своих креслах, поскольку сейчас я собираюсь применить к вам этот психологический шок. Вот он: в течение трех лет вы поступаете в супружеские отношения со всеми сопутствующими физиологическими реакциями для целей воспроизведения рода по меньшей мере два раза в день, а иногда до четырех раз в сутки, но тем не менее ваша потребность в продолжении рода остается неудовлетворенной. Так почему бы вам, черт побери, просто не ... (совершать половой акт, очень грубо) просто для развлечения и не помолиться дьяволу, чтобы он помог обрюхатить ее не позже чем через три месяца. А сейчас вы можете идти".
Впоследствии я узнал, что по дороге домой они действительно все время молчали, "обдумывая многие вещи". Когда они наконец зашли в дом и закрыли за собой дверь, то, как рассказывал муж: "Мы обнаружили, что мы не можем дойти до спальни. Мы просто упали на пол, мы не вступали в супружеские отношения, мы развлекались. Сейчас три месяца едва истекли, а моя жена уже беременна". Через девять месяцев у них родилась девочка. Когда я навестил их, чтобы посмотреть на ребенка, то обнаружил, что при разговоре они больше не используют многосложные слова, абсолютно правильно построенные фразы и формальные выражения. Теперь они могли даже рассказывать рискованные анекдоты.
Проехав сорок миль в абсолютном молчании в соответствии с данными им внушениями, они обнаружили у себя в голове массу ранее подавляемых, а теперь необузданно вторгшихся в сознание мыслей. И все это вылилось в сексуальную активность сразу же после того, как они вошли в дом и закрыли за собой дверь. Это было именно то, на что я надеялся. Когда я спросил их об этом, они ответили, что чем ближе они были к дому, тем большее количество эротических мыслей у себя в голове обнаруживали. Но конкретных воспоминаний у них об этом не осталось.
Этот случай был подробно изложен в аудитории Колумбийского университета, где собралось более семидесяти практикующих психиатров. Перед тем, как рассказать этот случай, я спросил их мнение относительно того, смогут ли они выдержать произнесение непечатных слов в связи с одной психотерапевтической проблемой. Все в аудитории были уверены в том, что это выдержать они смогут, и я был убежден в том же. Однако, к моему великому удивлению, после произнесения ключевого слова аудитория на несколько мгновений застыла в неподвижности. Я заметил еще, что и мой собственный голос прозвучал иначе. Это было явное свидетельство отделенных последствий усвоенных в детстве и предъявляющихся в зрелом возрасте запретов.
Если с одними людьми Эриксон использует шокирующие слова в терапевтических целях, то с другими он разговаривает таким образом, что пациент лишь много позже понимает, что было сказано.
С теми пациентами, которые очень боятся, как бы речь не пошла о чем-либо, с их точки зрения неприличном, Эриксон поступает очень осторожно. Он считает, что в каждом случае требуются иные действия, и не пытается втиснуть всех пациентов в единые терапевтические рамки. Он может совершенно откровенно, как в предыдущем случае, обсуждать сексуальные вопросы, но может также подойти и этим вопросам очень косвенно, позволяя пациенту понять самостоятельно, что предметом был секс. Например:
Замужняя женщина жаловалась на многочисленные страхи, но особенно тревожили ее собственные волосы. Она никак не могла найти в городе хорошего парикмахера. Волосы у нее постоянно путались независимо от того, зачесывала ли она их направо, налево или назад. Я пытался говорить с ней о чем-либо ином, но она упрямо возвращалась к своим волосам. Когда она потратила на это два часа, я сказал ей: "Сейчас в течение часа вы будете рассказывать мне о своих волосах, причем будете говорить беспрерывно. Ведь в конце этого часа я собираюсь сказать вам нечто совершенно бессмысленное. Я буду слушать то, что вы скажете, и когда вы скажете мне что-либо, дающее возможность сказать это бессмысленное нечто, я сделаю это. Когда я это сделаю, я открою дверь и выпущу вас".
Она снова начала говорить о своих волосах, о их волнистости, о локонах, о лосьонах для волос, шампунях и так далее. Когда час почти прошел, она упомянула о том, что ей трудно разделить волосы на пробор, я сказал: "Посмотрите-ка, вы имеете в виду, что вам бы действительно понравилось, если бы ваши волосы кто-то как следует разделил пробором с помощью расчески, состоящей из одного зуба". Пока она тупо смотрела на меня, я проводил ее из кабинета.
Иногда Эриксон обсуждает проблему секса. Даже без эксплицитного согласия относительно обсуждаемого предмета. Например, он может беседовать об удовольствии, получаемом от еды и таким образом метафорически говорить о сексе: "Любите ли вы не прожаренное мясо или же вы употребляете его очень редко?" Он считает, что довольно часто сексуальные проблемы можно решить, совершенно не обсуждая их открыто. В других случаях, если пациент особенно скромен и зажат, он будет обсуждать с ним все, что угодно, но так, что пациент в конце концов сам расскажет о том, о чем он так стеснялся говорить. Например:
Одна женщина написала мне письмо о том, что у нее есть проблема, о которой она не смогла бы рассказать. Она хотела бы знать, не смогу ил я как-то помочь ей при таких условиях. Я ответил, что я смогу помочь ей с большей вероятностью, если она придет ко мне. Она ответила, что ей нужно несколько месяцев, чтобы набраться смелости, но она придет. Наконец, она пришла ко мне и пожаловалась на недостаточный самоконтроль. Ее сексуальные отношения с мужем были очень затруднены, поскольку, как она считала, могло произойти нечто. Ее мать считала, что, ухаживая за собой, надо быть очень внимательной относительно запаха. Исходя из того, как она произнесла слово "запах", я понял, что ее страх касался отхода газов во время полового акта. Открыто обсуждать это она не могла, и я начал беседовать с ней о спортивных соревнованиях. Я говорил о том, как чувствует себя человек, способный послать мяч для гольфа на триста ярдов. Или, например, плавание на длинные дистанции -- это тоже нечто. Затем я перешел к описанию тяжелоатлета, который может поднять вес в двести фунтов, и я изобразил, с каким усилием он это делает. Очевидно было, что она вместе со мной воспроизвела это движение.
Затем я рассказал ей о том, что мышцы нашего тела имеют привилегию ощущать, как сильно и эффективно они сокращаются. Подобное удовлетворение имеет место также и тогда, когда удается разгрызть твердый леденец. И каждый ребенок знает, как приятно проглотить целую вишню и почувствовать, как она спускается вниз по пищеводу. Она смогла осознать все эти ощущения и считала, что я предлагаю ей выслушать изложение совершенно очаровательного исследования. Как только я рассказал о проглатывании вишни, она дополнила меня, рассказав, как было приятно ей в жизни глотать некоторые вещи. Затем я начал говорить о том, как важно уважать собственные ноги и покупать для них хорошую обувь, и она согласилась с тем, что следует уважать свои ноги, глаза, уши и зубы. Далее я сказал: "Конечно же, вам знакомо то огромнейшее удовольствие, которое вы испытываете, набив как следует желудок хорошей едой". Она была довольно кругленькой, и, бросив на нее один лишь взгляд, вы могли сказать, что она любит поесть. Я продолжал эту линию, сказав, что желудок заслуживает того, чтобы ему делали приятное, а затем я поставил вопрос о том, не считает ли она, что было бы честно и справедливо признать, что прямая кишка тоже заслуживает того, чтобы ей делали приятно посредством полноценных движений кишечника. Но каковы должны быть эти движения кишечника? Жарким летним днем в пустыне при недостатке воды эти движения должны быть медленными, преодолевающими сопротивление из-за того, что в организме мало воды. После слабительного движения кишечника будут более мелкими и частыми, поскольку кишечник знает, что делает. Желудок воспринимает еду и выбирает из нее то, что он может переварить, затем двенадцатиперстная кишка воспринимает еду и выбирает то, что она может переварить, и так далее. Кишечник может посмотреть на слабительное и решить для себя: "Это нуждается в жидкости и устранении". Так она пришла к вопросу, который задала вслух: "А что же такое газы?" Я рассказал, что это симбиотическая вещь. В кишечном тракте живут бактерии, которые помогают перерабатывать пищу, но у них тоже есть свое пищеварение, и в его результате выделяются газы. Таким образом, имеет место некоторый процесс разложения, и поэтому необходимо освобождаться от газовой субстанции. При расщеплении белков должны происходить некоторые химические изменения. И прямой кишке приятно движение твердой субстанции, мягкой субстанции, а также жидкости и газообразной субстанции. Я также рассказал ей о том, что для каждого действия существует свое время и место. Вы можете есть за столом, но, так или иначе, хотя законом это не запрещено, вы не будете за столом чистить зубы. Вы не моете посуду на столе, хотя на деревенской кухне, где нет раковины, вы ставите на стол большую миску и моете посуду прямо в ней. Так и должно быть, но если у вас есть возможность, вы моете посуду в раковине. Точно так же для работы кишечника есть свое место и время, но следует признать, что потребности кишечника более важны, чем личные потребности. Вы можете ехать в машине, желая к определенному времени попасть в определенное место, но если вам в глаз попадет песчинка, вам лучше остановиться и удовлетворить потребности вашего глаза. Ваши личные потребности отходят на задний план перед потребностями вашего глаза. Таким образом, потребности различных частей тела следует удовлетворять и делать это до тех пор, пока необходимая степень контроля над ними не будет достигнута.
Все остальное она сделала сама. Придя домой, она сварила себе большое блюдо фасоли, впоследствии она рассказывала: " Это было очень забавно.
Я провела целый день, издавая звуки высокие и низкие, громкие и тихие". С тех пор ее сексуальные отношения не омрачались более заботой о том, что газы могут отойти не вовремя. Сейчас у нее есть ребенок.
Несмотря на то, что жениться, выходить замуж и рожать детей считается "нормальным", многие люди предпочитают вести иной образ жизни, не вступая в брак или вступая в него по иным соображениям.
Однажды мой интерн, лечивший одного работника больницы, пришел ко мне в растерянности. Он рассказал, что его пациент был гомосексуалистом, но несмотря на это, он хотел бы жениться. Он спрашивал его, как найти девушку, которая вышла бы за него замуж только для соблюдения приличий, для того, чтобы иметь в глазах соседей хорошую репутацию.
В этой же больнице работала девушка, лесбиянка, но интерн об этом не знал. Она тоже хотела себе мужа для того, чтобы выглядеть прилично.
Я сказал интерну: "Предположим, что вы скажете своему пациенту, чтобы в четыре часа пополудни он прогуливался по дорожке за больницей.
Скажите, что там он найдет то, что ищет".
Затем я сам сказал молодой девушке, чтобы она пришла на то же место и там она сама поймет, что надо делать.
На этой прогулке каждый из них должен был что-то искать, но что именно, ни один из них не знал. Ничего и никого, кроме друг друга, они просто не могли там найти. Таким образом, никто им ничего не навязывал. У них был выбор -- они ведь могли просто пройти мимо друг друга.
Девушка сориентировалась быстрее, чем мужчина. Она пришла ко мне и сказала: "Ведь это устроили вы, не так ли?" Я ответил: "Да". Тогда она сказала: "Когда я его увидела, я поняла, что он гомосексуалист, и откровенно сказала ему об этом. Он так обрадовался! Должна ли я сказать ему о том, что вы знаете?" Я ответил: "Хорошо, если вы будете нуждаться в дальнейших советах".
Они поженились, и все у них пошло гладко. Он часто уходил в покерный клуб, она -- поиграть в бридж. Примерно через год им преложили работу в больнице, которая находилась в другом штате. Они пришли ко мне посоветоваться, стоит ли принимать это предложение. Я считал, что это очень хорошая идея. Там у меня работал знакомый врач, я написал ему так: "Приезжает доктор такой-то со своей женой. Впоследствии вы поймете, почему я поручаю их вашему вниманию. Они нуждаются в протекции и защите".
Когда они переехали, то обратились к нему, и он сказал им, что получил от меня письмо, где говорилось о том, что они приезжают и придут к нему, но зачем придут, там не говорилось. "Я думаю, что он надеялся на то, что вы сами мне об этом скажете". Они облегченно вздохнули, так как получили возможность все ему рассказать.
Теперь у них есть дом с четырьмя спальнями. Они часто принимают друзей. Он спит в своей спальне, а она в своей, а остальные спальни часто наполняются друзьями.
Очень многие проблемы, требующие вмешательства психиатра, связаны с супружеской жизнью, но психиатрия прошлого как бы изымала симптом из контекста супружеской жизни. Истерическая слепота, например, считалась реакцией на тревогу, испытываемую индивидом, сексуальный же контекст, к которому индивид должен был адаптироваться, в рассмотрение не принимался. Он просто игнорировался или считался имеющим вторичное значение по отношению к "первичной" причине возникновения симптома, который был якобы проявлением внутренней психической жизни индивида. Более современный взгляд состоит в том, что симптом возникает как способ адаптации к невыносимым ситуациям, а когда ситуация меняется, симптом теряет свою функцию и исчезает. Очень часто невыносимые ситуации в супружеской жизни возникают тогда, когда спорные вопросы не обсуждаются. Несмотря на то, что они не обсуждаются, на них надо как-то реагировать, и симптом, таким образом, помогает разрешить проблему. Приводимый нами далее пример истерической слепоты демонстрирует как понимание Эриксоном причины возникновения симптома, так и изящный способ его устранения.
Ко мне направили молодого человека, работающего в нашей больнице. Идя на работу, он внезапно ослеп. Страшно испуганного, его ввели в кабинет. Со страхом и колебаниями он рассказал мне, что сегодня за завтраком они с женой беззаботно веселились, но вдруг его очень обеспокоил неприличный анекдот, который она рассказала. Он рассердился, вышел из дома и решил пойти на работу пешком вместо того, чтобы, как всегда, поехать на автобусе. Заворачивая за угол одной из улиц, он вдруг ослеп. Его охватила паника, но мимо на машине проезжал его друг, заметил его и привез в больницу. Офтальмолог осмотрел его и направил ко мне. Пациент был слишком испуган, чтобы рассказать мне все как следует, но он сказал мне, что ссорится с женой уже довольно давно, потому что она дома пьет, и он находил спрятанные бутылки с алкоголем. Она же решительно отрицает это.
Когда я спросил его, о чем он думал, выйдя из дома, он ответил, что его одолевала злость на жену, так как она не должна была этого рассказывать. Кроме того, его одолевали мрачные предчувствия о том, что все это может привести к разводу.
Я попросил его подробно, шаг за шагом, представить себе свой путь из дома на работу вплоть до момента слепоты. Он сосредоточился на этом задании. Затем я попросил его описать этот угол, и он ответил, что несмотря на то, что он проходил там множество раз, сейчас он не может вспомнить ни одной детали, потому что в голове у него абсолютная пустота.
Поскольку я сам хорошо знал это место, то стал задавать ему различные наводящие вопросы, для того чтобы получить нужную мне информацию.
Затем я попросил его подробно описать, как возникла слепота. Он рассказал, что все началось с внезапной вспышки красного цвета, как если бы он смотрел на горячее красное солнце. Эту красноту он видит и сейчас. Вместо того, чтобы видеть темноту или черноту, он видит ярчайший, ослепляющий насыщенный красный цвет. Его одолевало ужасное чувство, что больше никогда в жизни он не увидит ничего, кроме этой ослепительно сверкающей красноты. Сказав это, пациент так разволновался, что пришлось успокоить его и уложить в постель.
В больницу вызвали жену пациента, и страшно неохотно, с многочисленными заверениями в том, что она бесконечно любит своего мужа, она, в конце концов, подтвердила его сообщение о том, что она страдает алкоголизмом. Рассказать анекдот, который предшествовал ссоре, она отказалась, упомянув лишь о том, что анекдот был пустяковый и речь там шла о девушке с рыжими волосами.
Я рассказал ей, где именно настигла мужа слепота, и спросил, что она знает об этом месте. После многочисленных уверток она вспомнила, что на противоположной стороне улицы там располагается бензоколонка. Они с мужем постоянно покупали там бензин. После дальнейших настойчивых расспросов она припомнила себе служащего бензоколонки, у которого были ярко-рыжие волосы, и, наконец, вняв моим многочисленным одобрениям, она призналась, что состоит с этим человеком, которого все зовут "рыжий", в интимной связи. Случалось, что он при муже намекал ей на их интимную связь, и после этого они с мужем страшно ссорились. Серьезно подумав, она объявила, что намерена разорвать эту связь, если я вылечу мужа от слепоты, и потребовала, чтобы все ее тайны я хранил в секрете. Я сказал, что ее муж подсознательно верно понимал ситуацию и что то, будет ли она изменять ему, всецело зависит от нее.
На следующий день пациент был по-прежнему не в состоянии дать какую-либо дополнительную информацию. Я постарался убедить его в том, что его слепота -- явление временное. Но это оказалось для него совершенно не приемлемым. Он потребовал, чтобы его устроили в школу для слепых. С большим трудом его удалось убедить в том, чтобы только попробовать полечиться, и он согласился при условии, что с его зрением ничего не будут делать. Когда он дал окончательное согласие, я предложил ему гипноз как самый подходящий в этом случае и эффективный метод лечения, позволяющий достигнуть его целей. Он тут же спросил, будет ли он знать о том, что произойдет с ним, когда он будет в трансе. Я ответил, что эта информация может оставаться исключительно в его подсознании, если он этого пожелает, и, таким образом, у него не будет необходимости беспокоиться, находясь в бодрствующем состоянии.
Глубокий транс возник легко, но сначала пациент никак не соглашался открыть глаза и проверить, способен ли он видеть. Дальнейшие объяснения таких явлений, как амнезия, подсознание и постгипнотические внушения, побудили его восстановить свое зрение в состоянии транса. Я показал ему мой экслибрис и попросил в подробностях запомнить его. Сделав это, он должен был проснуться снова слепым, ничего не зная о том, что он видел экслибрис. Однако он должен был после применения постгипнотического ключа, к своему собственному удивлению, подробно описать этот экслибрис. Как только он это понял, я разбудил его и повел с ним бессвязный разговор. После применения постгипнотического сигнала он дал мне полное описание экслибриса. Это его крайне озадачило, поскольку он знал, что ранее этого экслибриса не видел. Когда его описание подтвердили еще и другие люди, он проникся бесконечным, но мистическим доверием в терапевтической ситуации.
После следующего сеанса он выразил свое полное удовлетворение тем, что происходит, и проявил абсолютную готовность сотрудничать. Когда спросил, означает ли это, что он полностью полагается на меня, он поколебался, но затем решительно и утвердительно ответил на мой вопрос. Из бесед с коллегами пациента я узнал, что в последнее время он испытывал особый интерес к одной рыжей женщине, которая тоже работала в больнице. Постепенно и осторожно мы дошли и до этого вопроса.