<< Пред. стр. 1 (из 3) След. >>
Список литературы по разделу
ДЖОН ЭНРАЙТ
ГЕШТАЛЬТ, ВЕДУЩИЙ К ПРОСВЕТЛЕНИЮ
При успешном лечении невротик пробуждается от своего транса или миража. В дзен-буддизме подобный момент называется Великим пробуждением (Сатори). В течение гештальт-терапии пациент переживает множество малых пробуждений, приходя в чувство, он часто видит мир ярко и ясно.
Фриц Перлс
Человек, принужденный насильственно к изменению, отрицает реальность и борется с ней. Цель гештальт-терапии - принять реальность и играть с ней. В этой игре вы обнаруживаете, что справились с ней так или иначе.
Джон Энрайт
Содержание
От переводчика
Часть 3. ФИГУРА
Глава 7. "О'кей или не о'кей" ?
Глава 8. Западный подход к просветлению в психотерапии
Глава 9. От сознавания к просветлению
Часть 2. ПОЯВЛЕНИЕ
Глава 4. Гештальт-терапия
Глава 5. Расширение сознавания
Глава 6. Заметки о практике гештальт-терапии
Часть 1. ФОН
Глава 1. Памятные геммы
Глава 2. Гештальт беглым взглядом
Глава 3. Сознавание
От переводчика
Когда я был маленьким, мне говорили, что только китайцы начинают обед со сладкого. Я завидовал китайцам. Если я не заглядывал в конец романов, чтобы посмотреть "чем кончится", - то только потому, что не это казалось мне самым интересным в романах.
Это ОБЩИВДАНИЕ (ОБъяснение - заЩИта - опраВДАНИЕ) того, что при переводе я позволил себе немалую вольность : начал с 3-й части книги, а закончил 1-й. Впрочем, сам автор к тому и вел, назвав 3-ю часть книги "Фигурой", а первую "Фоном": кто же будет рассматривать фон, не разглядев фигуры ? (Впрочем, читатели, у которых Сатурн в Деве, имеют полную возможность читать книгу "как написано", от введения и 1-й главы до последней).
Я назвал бы смысл 3-й части (да и всей книги) - "О'кей - терапия". Опираясь на технику и идеологию гештальт-терапии, автор предлагает нечто довольно новое и очень заманчивое. Для того, чтобы понять, о чем это, - можно начать чтение с 3-й части. Для того, чтобы делать, - нужно иметь хотя бы некоторую культуру сознавания, что требует использования техники, щедро разбросанной по всей книге, либо практического знакомства с гештальт-терапией, либо похожий, но во многом иной вариант "самопамятования" по Гурджиеву.
Ценный аспект книги - погружение в язык, дискуссии и методы гештальт-терапии, как она развивается после Перлса. Книга явно написана в расчете на "свой круг". Читателю может быть приятно подглядеть в окно, "какая у них красивая елка", - но, наверное, лишь после того, как он сам вознадеется, что и для него самого в этом может быть толк. Лично я в этом не сомневаюсь - иначе бы не переводил.
Всем терапевтам и ауто-терапевтам, которые сумеют воспользоваться этим материалом, заранее с благодарностью посвящаю свой перевод.
М. П. Апрель 1988
Часть 3. ФИГУРА
Глава 7. "О'кей" или "не о'кей" ?
Я начал свою деятельность психолога, будучи вполне уверенным в представлениях, что люди такие, как они есть, определенно "не о'кей". Я выучил множества латинских названий болезней и научился применять кучу тестов, подтверждающих эту точку зрения. Я не выбирал эту точку зрения - казалось, что таково положение вещей. Я также хорошо знал, что и сам я "не о'кей", но этот факт находился в ином мире, чем моя работа.
При некоторой обученности и небольшом опыте можно было увидеть, что люди не только "не о'кей", но и этот факт находился в ином мире, чем моя работа: смесь Фрейда с Роджесом, которой я, скрепя сердце, следовал, была не слишком эффективной. Даже настолько не эффективной, что на несколько лет я вообще отказался от терапии и занялся исследованием и административной работой. Позже, увлекшись психодрамой и гештальт-терапией, я вернулся к консультированию.
Я, конечно, постоянно слышал фразы, что люди совершенны такие, какие они есть, при этом ссылались на "дзен" или другие восточные философии. Я пропускал это мимо ушей, как "позитивную болтовню", если я вообще думал о таких вещах, то примерно также, как Вольтер осмеял их в "Кандиде".
По мере развития "движения роста" я начал заменять названия симптомов или болезней именами более современных дьяволов, таких, как "блоки", "паттерны", а проведя год у Берна - "играми" и "скриптами". При этом, однако, я не подвергал сомнению саму точку зрения, что люди "не о'кей".
Примерно в это же время я познакомился с Синаноном. Поскольку использование наркотиков было очевидно "не о'кей", а вызывающий стиль игр вполне соответствовал дурному поведению членов организации, у меня не было оснований всерьез отнестись к их представлению о совершенстве.
Несколько раз в конце интенсивной гештальтской работы я обретал чувство благополучия и ощущение, что даже дурные чувства, которые я переживал, каким-то образом хороши и "правильны". В это время я начал посещать семинар для продвинутых, и самым живам воспоминанием от него остался случай, когда Бернер Эрхард, стоя рядом со мной, кричал своему соседу: "Я не думаю, что ты совершенен, я не вычислил, что ты совершенен, я не верю, что ты совершенен, я знаю, что ты совершенен". В течении 50 часов я или кто-нибудь еще пытались уронить себя каким-нибудь образом, но коврик поднимался вверх, и нам показывали, что каким-то образом мы "о'кей", не смотря ни на что. В течении нескольких дней после этого семинара я ощущал ту опору, которую обретал минутами в гештальтской работе, - реальное ощущение "о'кейности". В это время мое поведение драматически изменилось (я полагаю, к лучшему) без всякого ощущения усилия или "делания" с моей стороны.
Я обнаружил, что в собственной работе посреди группы или семинара, или в общении с человеком, обнаруживающим "дурной" симптом, я говорю : "Я уверен, что когда он появился, это было лучшее, что вы могли сделать в тот момент". И действительно, при ближайшем рассмотрении всегда так и оказывалось . Это настолько нравилось мне, что я стал специалистом по показыванию людям (их собственными устами и на их собственном примере), что любой выбор, который они делали, был лучшим возможным в тот момент. И тогда я говорил, умно и победительно: "Что же такое жизнь, как не совершенство, если она состоит из ряда совершенных выборов?" Я придумал упражнение "другое название симптома" (см. следующую главу), которое позволяло показать, что любое дурное качество или дурная черта человека - это просто дурное имя, данное по существу полезному искусству, которое они приобрели в какой-то момент своей жизни. Если люди это видят, они ни за что от него не откажутся. Проделав это упражнение с несколькими сотнями человек, равно как и в одиночестве, я почуствовал изменение точки зрения на жизнь, свою собственную и на жизнь других. Новым было ощущение органического качества в жизни человека, которое превращало "дурное" определенных событий или черт в результате недалекости, недопонимания того, что в целом "хорошо", "дурное" оказывалось недостатком понимания ситуации в целом - и, конечно же, эта недалекость и "недопонимание" были также совершенны в свое время. Я начал предполагать за этим "экологическую", так сказать, модель ума. Вид стаи волков, напавшей на лося, может быть неприятен, но волки поддерживают здоровье и нормальную численность лосей. Подобным же образом считать симптом или черту человека "дурными" - это просто недальновидность в оценке небольшого фрагмента без представления о связном целом. Я также начал обнаруживать, что когда люди работают над своими "проблемами", каждый оказывается замечательным знатоком как раз той области опыта или чувства, которая именуется "проблемой".
Практически эта точка зрения привела к простому и эффективному способу обращени с "дурными чувствами", на которые жалуются люди. Когда человек рассказывает мне о "дурных чувствах", таких как тревожность, вина и т.д., я могу показать ему на его собственном опыте, что эти чувства абсолютно необходимы и неизбежны при данных предположениях и данном восприятии мира. Человек может увидеть, что было бы глупым и определенным образом рискованным не пережить это чувство. С этой точки зрения "фобии" - лучшее решение, к которому человек мог прийти относительно серьезной, ощущаемой им проблемы. Отрицать или осуждать это решение, называя его "симптомом", значит скрывать серьезность проблемы, которая подлежала решению. "Привычки" или симптомы можно рассматривать таким образом: если мы будем просто осуждать человека за пьянство, мы не узнаем, какую серьезную и реальную проблему он решает. С точки зрения совершенства мы не проводим анализ вокруг симптома или уходя от него, мы скорее идем прямо через него, находя его неузнанную пользу в том виде, в каком он существует.
Там, где я сейчас нахожусь, я не обладаю полной уверенностью, что все в мире хорошо, таким, я полагаю, должно быть восприятие мира того, кто полностью стоит на точке зрения совершенства. Hо я обладаю искренней уверенностью относительно множества специфических вещей, которые еще некоторое время назад я вряд ли мог рассматривать подобным образом. Я обладаю предположением, "теорией", как можно было бы сказать, что все хорошо. Я даже начинаю подозревать, что я сам - "о'кей" (хотя и думаю, что буду более "о'кей", когда немного посвящусь...).
Мой партнер Джордж Пранский, более укорененный, чем я, в точке зрения совершенства, создал стиль консультирования, названный нами позже "бархатным катком" (см. главу 9). Он состоит в нахождении для каждой жалобы клиента, сколь бы грустной и тяжелой она ни была, контекста, в котором она является выражением совершенства в жизни этого человека. В этом нет ни вопросов, ни советов для действий. Клиент может осознавать свое совершенство там, где он находится, или проявить некоторое сопротивление тому, чтобы увидеть это совершенство. В последнем случае новое высказывание клиента трактуется подобным же образом, что демонстрируется совершенство этого "сопротивления". Одно из следствий этого стиля - создание атмосферы приятия, в которой человек обретает свободу исследовать значение и смысл своего поведения. Hередко результатом этого для клиента является осознание и реальное переживание того, насколько он сам и его ситуация "о'кей". Изумительно, однако, как часто люди этому сопротивляются, они сражаются до последнего, лишь бы не пережить совершенство. Мы заметили два возможных содержания этого "сопротивления", одно состоит в том, что проблема, которую предлагает клиент, - не проблема. Проблема состоит в убеждении, что здесь должна быть проблема. Само же положение реально не переживается, как "дурное". Часто, когда человек рассказывает о ситуации, которая по-видимому привела его к консультанту, например, 50 фунтов лишнего веса, и мы спрашиваем, что же в этом плохого, человек весьма затрудняется ответить, он не переживает ситуацию, как плохую. Собственно, проблема и возникает (выдумывается или раздувается), чтобы соответствовать убежденности, что должна быть проблема .
С этим связан второй феномен, который мы обнаружили в сопротивлении совершенству. Hекоторые люди глубоко привязаны к жестко заданной цели конечному состоянию, которое может называться "здоровьем", "спасением", "самоактуализацией" или "достижением". Эта иллюзия прекрасной цели становится основным препятствием к простой оценке наличной реальности, того, что есть прямо сейчас. Перефразируя это, можно сказать, что "подлежать совершенствованию" - величайшее препятствие для переживания уже наличествующего совершенства того, что есть. Люди готовы скорее быть несчастными сейчас, но сохранить эту мечту, чем отказаться от этой мечты и просто переживать подъемы и спады жизни со всем тем, что она несет.
Среди возражений точке зрения совершенства наиболее часто встречаются три группы.
1. "Как быть с дурными привычками, которые будут сохраняться в принимающей атмосфере бархатного катка ?" Ответ: "Кто знает, и что же?" Кто на самом деле знает, действительно ли эти привычки являются дурными с более широкой точки зрения? Точка зрения совершенства будет фокусироваться на настаивании на том, что привычки рассматриваются как дурные. Часто черта или привычка называется дурной с точки зрения иллюзии совершенства. В безопасной атмосфере "бархатного катка" клиент может посмотреть на "дурной симптом" своим собственными глазами и в собственном контексте, и наметить те изменения, которые он сочтет нужным.
Парадоксально, что сторонники "совершенствования" в
противопоставлении "совершенству" - чаще всего пессимисты в
отношении человеческой жизни. Представление, что мы должны бороться и
стремиться к улучшению исходит из предположения, что улучшение не
будет происходить спонтанно, мы по существу фундаментально не
совершенствующиеся создания, которых нужно пришпоривать усилиями к
совершенствованию. Точка же зрения совершенства оптимистична в своем
предположении, что если людям дать немного времени, места и энергии,
они будут естественно двигаться к лучшему. Рассматривать содержание
жизни как совершенное - значит с большей вероятностью дать людям это
время, место и свободу от давления. Требование измениться в
определенном направлении - в конце концов определенном той же точкой
зрения, которая первоначально назвала данную черту "дурной", - будет
только мешать на пути естественного потока совершенства.
2. Более серьезные возражения возникают, когда клиент обнаруживает актуально деструктивное поведение, вроде пьянства и т. п. С точки зрения совершенства импульс пьянствовать, бить детей и т. п. сам по себе совершенен. Он лишь нуждается в рассмотрении в атмосфере приятия, чтобы можно было найти его позитивную сердцевину. В конце концов, в тот момент, когда клиент разговаривает со мной, он не делает "этого" - чем бы "это" ни было, так что импульс или желание делать "это" может быть безопасно рассматриваем в твоем контексте. Часто я заключаю соглашение с клиентом не осуществлять "это" поведение на некоторый период времени, пока мы не рассмотрим его, но я не соглашусь с ним называть это "дурным".
3. Третье, более абстрактное возражение касается других людей, событий с ними и в мире. "Как быть относительно Гитлера и евреев?" "Как относиться к войне и голоду?" "Что вы скажете о природных катаклизмах? О расизме ?" Один из ответов состоит, конечно, в том, что "зло" - это оценка с близкой точки зрения, а с более широкой - кто знает ? Я уверен, что многие люди в Сан-Франциско, еслибы они могли "отмолить" землетрясение 1906 года, так бы и сделали. Однако, в таком случае, напряжения, которые нарастали бы и накапливались бы в течении следующих 80 лет, привели к тому, что недавнее землетрясение было бы гораздо суровее, так что, оглядываясь назад, мы все можем желать именно того, как оно было. Hазывать что-то хорошим или дурным - это высокомерие и псевдоуверенность вместо реальной уверенности, которой никто из смертных не может располагать. Я всегда вспоминаю о лосях и волке. Мы все - части более широкой системы, и никто из нас не знает реально значение того, что происходит, в более широком контексте. Многие суфийские истории прекрасно это иллюстрируют. Человек умирает в результате случайности. Какая жалость! Затем выясняется, что он был в пути, убить халифа. О, как хорошо, что он погиб! Затем выясняется, что халиф сошел с ума, и ближайшие два года будут несчастьем для страны. Как жаль, что тот человек не добрался до него! И т. д.
Есть другой ответ тем, кто выдвигает в качестве возражения точке зрения совершенства события в мире. Я начинаю искать функцию этого сопротивления в их уме, в их жизни. Какова ценность и функция этого сожаления по поводу чего-то в мире? Часто оказывается, что они не делают того, что, как они полагают, они хотели бы делать, и рассматривая это противопоставление, они обнаруживают следующий шаг, который возможен, а затем они могут сделать, а могут и не сделать его.
Я собираюсь завершить эту главу собственным отчетом. Я в некотором смысле являюсь одним из представителей "движения роста", я рассматриваю концепцию совершенства вещей, как они есть, и нахожу ее прекрасной и удовлетворяющей.
1. Действие этой концепции на мою работу было очень ярким. Моя работа стала сложным и подвижным единством методов изменения и методов принятия. Я сдвигаюсь, сохраняя лучшее из старого и двигаюсь в направлении все большего восприятия того, что есть. Каждая техника, каждая формулировка, которая получена мной в прошлом, должна быть трансформирована, чтобы удовлетворять новой точке зрения.
Вот хороший пример такой сдвижки. Раньше я пользовался таким определением долженствования ("должен", " мне следовало бы") - это "цена, которую вы платите за привязанность к образу себя, разрушая его". Hовое определение, прошедшее через трансормирующий огонь точки зрения принятия, таково - это "психологическое средство для удержания в сознавании выбора поведения в течение времени, в которое вы не собираетесь пользоваться этим выбором". Сдвиг от отрицательности таких слов, как "привязанность", "цена", "разрушать" к кротости и принятию второго определения очевидна.
В моей работе стало больше легкости и игры, меньше тяжести, меньше серьезной погруженности в "проблемы". "Работать над проблемой"
- значит, до некоторой степени укреплять ее. Как сказал С.Т.Элиот, "думая о ключе, каждый укрепляет тюрьму". Чувствуя, что рост, изменения и улучшения неизбежны, мы не должны подталкивать его с таким усилием.
2. Я стал в большей степени принимать самого себя. Я продолжаю испытывать неуверенность и дискомфорт. Hо посреди этого и вместе с этим я более умиротворен, менее подвержен напряжению- стремлению, меньше сожалею и беспокоюсь, чувство "экологической правильности" все более проникает в мою жизнь.
3. Эта точка зрения может повлиять на "движение роста" и на общество. Поскольку "проблема" (если можно говорить о проблеме) не в том, каковы вещи, а в иллюзии, какими они должны быть, распространение точки зрения совершенства может ослабить мертвую хватку иллюзии "прогресса" в нашей культуре. В "движении роста" изменение может быть значительным. Отказ от обольстительной фантазии конечной цели, к которой мы идем, и просто понимание вещей такими, какие они есть, весьма привлекательная возможность для меня.
Глава 8. Западный подход к "просветлению" в психотерапии
Все хорошо, что хорошо,
Все хорошо, все хорошо.
Душа моя имеет место
в царстве -
и все хорошо.
Давид Целлер
Одно из фундаментальных достижений даосизма - в понимании, что качество создается и поддерживается существованием его противоположностей. Говоря словами святого: "Когда мы слышим о сыновней почтительности, мы знаем, что дети уже не слушаются родителей." Действительно, кто будет рассказывать о детях, слушающихся родителей, если это всегда происходит. Это начинает заслуживать обсуждения, если хотя бы некоторые не слушаются. Точно так же, когда мы начинаем ощущать все больше о "транс-персональном", сверх-личном, мы знаем, что "личное" преувеличивается.
Трансперсональный опыт - превосходящий личное - это такой опыт, в котором изменяется чувство "я" как отдельной, изолированной единицы. Это может быть опыт "знания" или понимания других каким-то необычным образом, или чувствование глубокого единства с природой или человеческим сознанием. Такой опыт может быть "экстра-ординарным" только потому, что наша культура очень ограничивает "ординарное". Мы приучены к представлению об отдельной, индивидуальной "личности", сознание которой ограничивается кожей тела, поэтому такой опыт может рассматриваться как "мистический", "особый" (или, если нам меньше повезло, "ненормальный" или "психологический"). В других культурах, принимающих непрерывность сознания, такой опыт может быть вполне нормальным - совершенно естественным. Такие культуры рассматривают как нормальную даже психотическую нашу занятость своей "индивидуальностью".
Возможно, что в успешной психотерапии трансперсональные переживания начинают возникать достаточно часто, но они обрываются из-за страха, присущего обоим участникам - терапевту и клиенту. Культурная канва, в которой подобный опыт является не только неожиданным, но даже и подозрительным, если не "болезненным", является серьезным препятствием для его возникновения. Как я понимаю, воздействие трансперсональной психотерапии состоит в создании способов работы, или, точнее, точек зрения, в которых такие события могут возникать, и в поощрении, когда они возникают. Опыт единства, единения, глубокого общения рассматривается не как "таинственный", "мистический" или "отдаленный", а как естественно развертывающийся естественный процесс.
В нашей культуре, полной экстремизма противоположного направления (например, радикальный бихевиоризм, отрицающий сознание даже в индивидуальной, не говороя уже о трансперсональной форме), такая попытка нуждается во всяческой помощи, какая только возможна. Я опасаюсь значительной поляризации в ближайшие годы: трансперсональная работа будет ощущаться все более "таинственной", а личностно-ориентированная терапия лишится глубины, ориентируясь на "приспособление" и заботясь лишь о поведенческих результатах. Я надеюсь в этой главе предложить вариант преодоления поляризации между личным и трансперсональным, описывая способ работы и представления, которые выросли из персональной терапии (гештальт- терапии), но постепенно и почти невольно сдвигающиеся к созвучности трансперсональным целям. Я называю эти представления "западным подходом к Просветлению".
Природа Просветления
Ключевым аспектом Просветления в этой главе является переживание (но не просто понятие) того, что "наличествующее" совершенно таким образом, как оно есть. Всякая мысль о противоположном - это искажение, неполное видение ситуации (хотя это "искажение" само становится совершенным в этот момент). Есть два существенных искажения, которые приводят к упусканию совер- шенства "того, что есть".
Первое - это ошибка приписывания ценности событиям. Есть история о старом китайце, который единственный во всей деревне имел лошадь. Это означало, что он мог вспахать земли больше, чем его односельчане, так что он был относительно богатым. Все называли его счастливым, пока однажды его лошадь не убежала. Тогда его стали считать несчастным. К обеим этим оценкам он относился равнодушно. Несколькими днями позже его лошадь вернулась, ведя за собою другую, дикую лошадь. Поскольку вторая лошадь тоже стала принадлежать ему, все говорили о его удачливости, пока на следующий день его сын, пытаясь влезть на дикую лошадь, не упал с нее и не сломал ногу. Это односельчане сочли несчастьем, пока не появились гонцы императора, забирающие молодежь в армию. Разумеется, они оставили юношу сос сломанной ногой в покое. История имеет продолжение, но смысл уже ясен: ценность события может пониматься совершенно неверно с любой узкой точки зрения. Только более полная точка зрения может разглядеть совершенство события, черты характера или действия, которые рассматриваются как "не-о'кей" с узкой точки зрения.
Другая ошибка, ведущая к невозможности пережить совершенство всего, более тонка и более фундаментальна. Анекдот о двух посредниках так описывает разговор: "Я называю их, как я их вижу" - "Их нет, пока я их не назову". Само то, что есть, которого касается Просветление - это не понятие, вроде "неудачи", "тревожности" или "убежавшей лошади", а фундаментальные энергетические события как таковые. Когда мы говорим что-то себе об этих событиях, мы организовываем их своими категоризациями, создаем им значение, лишь приближенно соответствующее тому, "что есть". Может быть, старому китайцу лучше было сказать, что его лошадь не сбежала, а пошла за другой лошадью ? Единственной наличной определенностью в тот момент было пустое стойло, все остальное - мысли и соображения. Само "описание" события или черты - это набор теорий, оно безнадежно насыщено предположениями и предрассудками. Неудивительно, что трудно увидеть совершенство вещей, поскольку видим мы не сами вещи, а наши собственные неузнанные предположения.
Итак, нет "дурных" привычек, черт или симптомов. Это лишь повторяющиеся события, которые люди настойчиво заставляют "значить" что-то и которым они настойчиво приписывают негативные ценности. "У меня есть дурная привычка" в более точном изложении значит: "Я делаю нечто, думаю, что я делал это раньше и что это "делание раньше" значимо, кроме того, у меня есть дополнительная мысль, что это плохо." "Привычка" - это теория относительно повторяющегося поведения, а не "факт", то, что она дурная, очевидно, существует как мысль у того, кто называет ее "дурной", а не в самом событии.
Теперь мы посмотрим, как можно применить эту точку зрения к психотерапии, - точку зрения, что вещи совершенны такими, каковы они есть, а если я не вижу этого - либо я неправильно реконструирую событие, либо незаконно приписываю им ценности. Но сначала нужно остановиться еще на одной детали.
Часто полагают, что Просветление - это событие класса "все или ничего". В моем опыте до сих пор просветление происходило сегментами. Я могу обрести просветление - т.е. увидеть сущностное совершенство некоторого аспекта моей жизни - без непосредственного значительного сдвига в других аспектах. Поэтому далее мы будем говорить о том, как люди могут пережить это "сегментарное" просветление.
Тактика Просветления
а) Истоки
Несколько лет назад я работал с женщиной над "проблемой" ее ревности, проявлявшейся как гнев на мужчину, с которым она жила, когда он проявлял интерес к другим женщинам. Она считала это ужасным симптомом, ее неудовольствие по поводу собственной ревности было столь значительным, а реакция на само слово столь болезненной, что мне показалось неуместным рассматривать с ней возможную ценность этой ревности. Тогда мне в голову пришла стратегия - найти новое имя для ревности, чтобы разговаривать об этом более естесственно. Пока мы искали новое имя, женщина вспомнила (с новой силой и в новом свете) свои чувства, когда отец оставил ее, когда она была маленькой. Через несколько минут появилось новое наименование - "ранний предупредительный сигнал относительно панического страха быть неожиданно покинутой". К моему удивлению, это открытие не сделало терапевтическую работу возможной, - оно привело работу к концу. Женщина разрыдалась, увидев, что "ревность" - не враг, а друг и защитник, без которого она не собирается оставаться. "Проблема" сдвинулась с вопроса "что делать с ревностью" на вопрос о правильном поведении в ее жизненной ситуации, которая угрожала ее благополучию, но женщина тут же поняла, что надо делать, отправилась домой и сделала то, что считала нужным.
Столь драматические результаты десятиминутной работы заставили меня внимательно присмотреться к тому, что же произошло, из этого инцидента возникла основная тактика "точки зрения просветления" и терапии: "переименование симптома".
б) Переименование симптома.
В этой процедуре мы пробуждаем клиента найти новое наименование его "симптома" или вызывающей отрицание "черты", описывающее поведение не менее точно, чем первоначальное наименование, но обладающее позитивным тоном в той же мере, в какой первоначальное наименование имело негативный тон. Так, если отрицаемой чертой было "упрямство", то новым наименованием может быть "упорство". Термины описывают одно и тоже поведение, различна только оценка. Эта процедура оказывает двойное воздействие.
В самом процессе ее осуществления клиент ясно переживает тот факт, что он сам приписывает оба значения ценности событию, о котором идет речь. Нет ничего раз и навсегда хорошего или дурного в "повторяющемся осуществлении сходного поведения в условиях сопротивления". Будет ли оно названо "упрямством" или "упорством" - зависит целиком от того, что из этого выйдет.
Другое действие - это почти универсальная тенденция к улыбке облегчения (удовольствия) в тот момент, когда новое наименование удачно найдено. Этот момент облегчения и переживаемой возможности, хотя бы в одном аспекте жизни, из-за которого состояние и называется "сегментарным просветлением".
Я приведу несколько примеров переименования и промежуточных шагов. Вряд ли найдется много "симптомов", к которым эта процедура не могла бы быть применена. "Взрывы ярости на детей" становятся "динамическим накладыванием ограничений", "оттягивание, промедление" превращается в "спонтанное обнаружение более срочного". "Утаивание" называется "таинственностью". "Безответственность" превращается в "желание в самом деле выяснить, что следует делать".
Сразу же замечу, что не может быть "словаря" переименованных симптомов. Опыт индивидуален, так что редко два человека с "подобными" симптомами приходят к одним и тем же новым наименованиям. (Это, разумеется, наводит на мысль, что симптомы не были "подобными" и первоначально. Двум уникальным опытам на основе случайного сходства дали некоторое общее абстрактное имя). Так "ленность" одним человеком переименовывается как "предание себя Дао", другой же называет ее более прагматически "неразрешенными, но весьма желанными перерывами".
Техника наиболее ясно работает с симптомами, которые несколько "надоели", которые приелись. Для некоторых людей полезным шагом является описание актуального поведения, в котором состоит симптом, освобожденное от всякой оценки. Уже приводился пример такого описания для упрямства. Для некоторых полезно представить себе (или даже смастерить )куклу, демонстрирующую симптом или черту. Полезно попросить их "проиграть" симптом с куклой. Другим полезным действием может быть разделение ситуации или черты на ее составляющие, действия и мысли, с тщательным обозначением каждой составляющей. Так, "скрытность" превращается в такое описание: "Я разговариваю с приятелем, намереваюсь раскрыть ему секрет относительно меня самого в ответ на его открытость, затем у меня возникает другая мысль, и я не говорю", новое наименование становится таким : "способность удержаться от болтовни о себе, даже если для этого есть повод".
Когда клиенту удается описать актуальное поведение, насколько возможно без оценки, может быть полезным предложить ему описать ситуацию, в которой такое поведение уместно, а потом спросить, как бы он назвал такое поведение в такой ситуации. Юноша жаловался на "легкое впадение в испуг", но однажды в баре его волнение по поводу двух парней оказалось весьма точным, он назвал это поведение "благоразумным".
Одна из точек зрения на повторющееся поведение, которое не кажется уместным в данный момент, состоит в том, что это поведение было уместным и хорошо работало в тот момент, когда оно впервые появилось, и индивидуум до сих пор частично к нему привязан, как бы полагая, что может быть оно по-прежнему будет работать, не хочет отказаться от него. Называя это поведение плохими именами ("симптомом") не помогает избавиться от него, но вместе с тем способствует уничтожению сознавания его возможной (или прежней) полезности, оставляя индивидуума в недоумении, почему же он это делает. Переименование симптома возвращает в сознавание прежние преимущества поведения и дает индивидууму более интегрированное чувство себя. Значительная часть возбуждения и юмора переименования возникает как раз из узнавания в переименовании прежней ценности поведения. Возвращение в сознавание прежней ценности поведения позволяет более гибко управлять ими. Когда человек переименовывает "избегание" ("увиливание") в "давание нежелательным заданиям множества возможностей исчезнуть", он знает, что дает возможность заданиям исчезнуть, и применяет это делание более точно и к заданиям, которые действительно могут исчезнуть, не применяя их к тем, которые все равно будут висеть на нем. Он перестает быть жертвой "дурной привычки" и становится обладателем ценного искусства, которое он раньше просто неправильно применял. Чем больше я работаю с переименованием симптома, тем более ясно я видел, что в упорных "симптомах" и "дурных" привычках не только всегда есть некоторая неузнаваемая выгодность, но что именно эта выгода удерживает симптом на своем месте.
в) Бытийное осонвание тактики Просветления.
Может показаться, что "переименование симптома" - это техника, до некоторой степени она так и может быть используема. Более глубоко можно заметить, что, по-видимому, существует определенное отношение к жизни, для которого это упражнение является лишь одним из проявлений. Может быть не всегда очевидно, но каким-ю образом это отношение подразумевает, что отрицаемая черта или отрицаемое действие - "симптом" - реально является законной частью клиента, а всякое свидетельство противоположного возникает из ограниченной или частичной точки зрения, с которой клиент рассматривает черту. Дело не в том, что его "симптом" может быть сделан выносимым. Черта или действие является симптомом, потому что он называет их симптомом. Возможно, что первоначально негативная оценка пришла со стороны желающего добра родителя, учителя, терапевта, друга и пр., но где-то по дороге клиент "подобрал" негативную оценку и сделал ее своей. Верно также, что в тот момент, когда он "подобрал" негативную оценку, это был наилучший, ориентированный на выжывание шаг для него, и верно также, что он получает некоторое тонкое вторичное приобретение, привязываясь к этой негативной оценке. Беспокойство вызывает лишь то, что эти приходящие извне негативные действия и негативные оценки негативных оценок ("Мне не следует быть столь критичной к себе") становятся высокой грудой противоречивых тенденций и контртенденций, заслоняя от клиента его собственную реальность.
Точка зрения просветления предлагает просто отшелушить эту протнворечивую массу, по одному слову за раз, начиная от верхнего. Допустим, я много критикую себя, затем критикую себя за критику себя. Жизнь облегчится хотя бы немного, если я прекращу мета-критику, увидев своя "ультра-чувствительность" к возникающим проблемам, так что они выходят на первое место, как необходимое для жиэни учение, каким оно было когда-то и может стать опять. Женщина, которую постоянно бил муж-алкоголик, порицала себя за то, что она "сносила" побои, называя себя "зависимой", полагая, что с ней что-то не так. Может быть верно, что жизнь без битья была бы более предпочтительнее, и что ее жизнь была бы лучше, если бы она была более независимой, так что некоторое изменение уместно. Однако вся ее критичность не вела к изменению. Она тратила на эту самокритичность много энергии (частично для того, чтобы опередить других, которые сказали бы ей те же вещи), так что она потеряла из виду ценность своего поведения. А оно имело ценность, без сомнения, а иначе бы она этого не делала, но поначалу она была совершенно не в состоянии увидеть эту ценность. Когда она переименовала симптом, это звучало так: "готовность даже выносить плохое обращение, лишь бы знать, что у моей дочки есть дом", - она начала больше менять себя, и ей стало легче. Она только стала догадываться, увидев позитивную цель действия, что могут быть менее болезненные способы обеспечения дома для своих дочерей, она покинула занятия, размышляя на эту тему. Человеку, не побывавшему на занятии по переименованию, трудно оценить сдвиги сознания и новые перспективы, которые открываются, когда люди оказываются в состоянии правильно оценить качества, которые они порицали.
"Переименование" может работать с "симптомом" кого-то другого. Женщина на консультации жаловалась, что ее муж часто занят, даже когда он дома. Дети жаловались, спрашивая в чем дело, почему папа не хочет с ними разговаривать. Она принимала и усиливала их жалобы, чувствуя себя весьма ущемленной занятостью мужа. Она ругала его за это - с тем эффектом, что его занятость и отчуждение усиливались. Когда ее попросили объяснить, что он делал в это время, она признала, что, по крайней мере, часть времени он работал над чем-то, связанном с работой, над чем он не мог работать на самой работе, где он подвергался значительному напряжению. Она начала видеть, что эта "занятость" имеет для него какой-то смысл, а потому имеет смысл и для семьи. Поняв это таким образом, она решила, что и сама она и дети начнут "давать папе возможность закончить то, что нужно, чтобы заботиться о семье". Действительно, и она и дети начали ценить его периоды домашней работы и все почувствовали себя вовлеченными в дело материального обеспечения семьи. Хотя я и не имел возможности проверить все это, но полагаю, что периоды домашней работы ее мужа стали короче.
г). Процесс "сегментарного Просветления".
В своем развитии мы сталкиваемся с тем, что наши импульсы встречают сопротивление извне, и частично это внешнее сопротивление становится отчасти внутренним, интериоризируется, мы отождествляемся с ним, что ведет к кажущимся "противоречиям" в личности (я поместил "противоречия" в кавычки, потому что с некоторой точки зрения, если иметь в виду весь предыдущий опыт и все предпосылки организма, это не противоречия, а сложности). Все больше энергии оказывается вовлеченной в динамические напряжения этих кажущихся противоречий, все меньше энергии остается для жизни.
Однако, в некоторой степени не важно, сколь сложна и по видимости противоречивы тенденции и импульсы в жизни человека, если он полностью и в равной степени осознает их. Проблема состоит не в количестве кажущихся противоречий, а в сознавании, которое становится искаженным и неполным. Если человек имеет импульс бить детей и более сильный импульс быть добрым отцом, он, может быть, совершенно подавит более слабый импульс и проживет свою жизнь, занятый тем, чтобы не бить детей, но не будучи также активно и спонтанно добрым, т.к. энергия занята подавлением импульса побить. Если его выбор состоит в том, чтобы "иметь импульс бить детей или не иметь его", он, конечно, выберет последнее. Однако, выбор состоит в том, чтобы, при наличии таких импульсов, знать о них или подавлять их. Большинство людей в этой точке выбирает подавление, и начинаются проблемы. Точка зрения Просветления предлагает: верните полное сознавание импульса, примите его, дайте себе быть возбужденным им и проживите его. В процессе переживания его и уравновешивания его со всеми остальными силами и импульсами жизни появится все более и более красивых путей реализации и выражения импульса. Возмомно, что когда импульс принят, сознается, выражается и практикуется в контексте всей жизни человека, то, что когда-то казалось ужасным желанием бить детей, окажется просто преувеличенной чувствительностью к опасности и недостаткам, и чрезвычайной способностью использовать дисциплину. С точки зрения Просветления сорняк - это цветок не на месте, а любая "вина" - это неправильно примененная добродетель. Первый шаг к правильному применению добродетели состоит в том, чтобы по крайней мере прекратить неправильное восприятие ее как вины или недостатка, и дать ей место, чтобы она расцвела в ту добродетель, какой она может быть. Если человек увяз в болоте, возможно несколько путей выбраться. Точка зрения Просветления предлагает ему "повернуться и пойти назад, ступая по своим следам". Он прекрасно знает путь, потому что это тот самый путь, каким он попал в болото. Поскольку его непризнаваемые импульсы и стремления завели его туда, он хорошо знаком с каждой точкой выбора. Путь туда есть путь обратно - точно в том самом порядке. Важно понять, что на пути в болото, как и в жизни, каждый выбор, хотя в действительности он мог вести глубже, выглядел как лучшая идея в данный момент, при данных предпосылках и данном знании о ситуации. Называть выбор "дурным" вместо того, чтобы признать его наилучшим возможным, отодвигает от человека соприкосновение со знаниями и предпосылками, из которых он исходил, затемняет его представления о себе и, может быть, погружает его на шаг глубже в болото. Будучи "просветленным", т.е. получив признание, что они были лучшими выборами в данный момент, они дают человеку соприкосновение с предпосылками, которыми они располагают, а он может точнее увидеть себя, где он есть и каков он есть.
С этой точки зрения можно понять, что мудрость извне представления и точек отсчета клиента может служить лишь препятствием, а не помощью. Каждый раз, когда мы принимаем чью-то оценку нашей жизни и называем какую-то часть себя "дурной", мы теряем соприкосновение с правильностью этой части для нас сейчас. Мы пытаемся отрицать ее, но, чувствуя ее органическую целесообразность, мы привязаны к ней, даже если мы ее отвергаем. Мать говорит (желая сыну только хорошего): "Ты слишком несговорчивый, это нехорошо", - и он становится уступчивее, конечно, стратегия выживания в данный момент заталкивает вглубь медлящее сознавание ценности самоуверенности, так что он становится скрытно самоуверенным. Потом прекрасный терапевт, который хочет только хорошего, говорит: "Самоуверенность - это хорошо, и я покажу вам, как достичь ее в еще большей степени". Если попытка удастся - все может быть хорошо. Если же нет - то может стать еще одним уровнем внешнего давления, которое еще больше запутывает картину. Теперь, вместо того, чтобы быть "человеком, который подавляет свои естественную самоуверенность" он становится "человеком, который подавляет свою естественную самоуверенность и, сверх того, приобретает искусственную самоуверенность", а это еще дальше уводит его от интеграции, от возможности быть единым. Просветляющий терапевт поддержит поверхностную мягкость и уступчивость и даст пациенту возможность пережить ее полностью. Пережив ее и достигнув сегментарного Просветления по поводу нее, мы, может быть, устанем от нее, почувствуем, насколько она бесцельна, и спонтанно восстановим свою естественную самоуверенность.
Молодая вдова с тремя детьми пришла к консультанту по настояний друзей, которые твердили, что смешно, что она уже три года как оплакивала своего умершего муяа, вместо того, чтобы встречаться с людьми и, может быть, найти нового мужа и отца для ее маленьких детей. Я занял позицию полной поддержки ее выбора оставаться дома и оплакивать умершего мужа, сказаю, что такая любовь редка в наши дни, когда все куда-то спешат, не испытывают глубоких чувств и быстро эабывают старую любовь. Я восхищался ее верностью весьма экспансивно. Когда она добавила, что она по меньшей мере раз в неделю посещает могилу мужа (я полагаю, она ждала, что я скажу, что это слишком часто), я попросил ее подумать, не мало ли это, не "ускользает" ли ее привязанность к нему. Не прошло и нескольких минут, как она говорила, что достаточно, и что ей, наверное, пора начать жить несколько более свободно, и что поиски другого мужчины не повредят памяти ее мужа.
Поскольку последствиями этого терапевтического взаимодействия было изменение, нужно рассмотреть это подробнее, чтобы понять, что я делал в отличие от тактики парадоксального изменения. Принципиальным отличием было то, что я был полностью на стороне выбора оплакивать мужа до конца жизни. Я считал, что это прекрасный способ жизни, если это то, чего она хотела, я даже помню, что переживал несколько поэтическое чувство по поводу редкой красоты такой возможности. В отличие от парадоксального изменения я считал бы, что терапевтической удачей была бы и ситуация, когда она вернулась бы домой, полная решимости продолжать оплакивание до конца жизни, не давая друзьям лезть не в свое дело. Ее "проблема" состояла в том, что она не переживала свой выбор полностью, не оценила его и поэтому не могла довести его до конца. Этот пример также показывает, что люди не всегда довольны, когда их поведение, такое, как оно есть, энтузиастически поддерживается. Люди много вкладывают в самообвинения по поводу того, что они делают, поэтому они сопротивляются точке зрения Просветления.
Последняя история в этой главе также иллюстрирует сопротивление принятию "симптома" и потребность упорствовать и поддерживать его. Пятнадцатилетняя девочка убежала (или сделала свое пребывание невозможным) в трех детских домах в течение года. Она на удивление не демонстрировала никаких других симптомов умственного расстройства или дурного поведения и вполне хорошо училась. Ее беспокойство было связано именно с детским домом. Она утверждала, что хочет жить с матерью, однако мать отказалась принять ее. С точки зрения того, кто занимался ею по линии "социальной помощи", именно ее невыносимое желание жить с матерью было причиной ее невозможного поведения в детских домах, хотя она, по-видимому, понимала и принимала невозможность жить с матерью. После нескольких минут предварительного знакомства наш разговор стал приблизительно таким:
Т. (терапевт): Ну, так что ты, собственно, хотела бы делать?
К. (клиент): Я хотела бы жить с матерью.
Т.: Так почему же ты не живешь с ней?
К: Она не хочет жить со мной.
Т.: Давай-ка посмотрим, она же твоя мать (1) (цифры обозначают последующий комментарий), можешь же ты как-то заставить ее держать тебя (2).
К.: Я не знаю, как я могла бы (3).
Т.: Ну, скажем, постучись под дверью и ворвись, когда она откроет (4).
К.: Я пыталась, но она захлопнула дверь.
Т.: Хорошо, возьми с собой спальный мешок и спи на крыльце.
(1) В этом месте, следуя точке зрения Просветления, мы принимаем ее желание жить с матерью в качестве совершенного каким-то неизвестным образом. Не вступая в спор и не отрицая его, мы встаем на его сторону и поддерживаем его. Она не верит, органично и полностью, в его невозможность - и может быть оно и не является невозможным. В любом случае, если девочке еще раз скажут со стороны, что это невозможно, это не имеет никакой ценности.
(2) Хотя предположение исходит, вроде бы, от меня, очень вероятно, что она думала о такой возможности сотни раз. Хотя она может удивиться, что это я говорю, само содержание удивления не вызовет.
(3) Это поддерживает мое предположение.
(4) Опять же, наверняка она не раз. фантазировала на эту тему.
Через еще несколько минут, со смесью раздражения и горя, она заявила, что глупо говорить о возможности жить с матерью, и мы перешли к обсуждению проблем в детских домах. Однако очень скоро, когда мы говорили о трудностях там, она снова стала говорить, насколько лучше и легче было бы жить с матерью. Я неопределенно ответил ей, что не буду больше терять времени на разговоры об этих чертовых детских домах и что мы камня на камне не оставим, но попытаемся найти способ вернуться к матери. Мы обсудили возможность подать в суд, угрожать матери самоубийством, возможность написать письмо с отравленными чернилами мужчине, с которым жила мать (основное препятствие, из-за которого девочка не могла жить там), превратиться в абсолютно покорную служанку матери и множество других правдоподобных и причудливых идей (которые, без сомнения, приходили ей в голову в разное время). Наконец, в большом горе, со злостью на меня за развенчивание ее мечты, она действительно, изнутри, отказалась от надежды жить с матерью. Хотя она, казалось бы, и раньше принимала эту невозможность, она была привязана к маленьким проблескам невысказанных надежд. Негативным следствием этих надежд было, разумеется, то, что они разъедали ее готовность действительно приложить усилия, чтобы ужиться в детских домах. Отказ от надежд был глубоко болезненным.
Интересно, что она восприняла ситуацию таким образом, будто я разрушил ее мечту, в то время как я все время с энтузиазмом поддерживал ее, предлагая возможные пути реализации. Хотя эта надежда мешала ей вести свою жизнь успешно, она была привязана к ней, и способом этого привязывания было - не смотреть на нее слишком пристально. Только моя явно преувеличенная и по видимости не оправданная поддержка ее мечты заставила девочку пережить ее в достаточной мере, чтобы отказаться от нее. Опять же, различие между этой тактикой Просветления и "парадоксальным изменением" состоит в том, что я не стремился к изменению. По мне, для нее было хорошо продолжать убегать из детских домов и мечтать о жизни с матерью. Так или иначе, с помощью терапии Просветления, помогающей ей делать лучше и лучше что-нибудь хорошее, что-то могло получиться из этого эксперимента - как быть человеком в этом одурманенном мире.
Противопоставление стратегий изменения и Просветления.
Почти каждый обращается к терапии для того, чтобы измениться (или нередко - заставить измениться кого-то другого). Человек может весить слишком много и хотеть сбросить вес, человек может чувствовать себя виноватым из-за интрижки и хотеть чувствовать себя спокойно, человек может быть одиноким и хотеть наладить отношения и т.д.
"Изменение" может рассматриваться как сдвиг в отношении между двумя элементами: "тем, что есть" и "тем, что может быть". "То, что есть" может быть вес 180 фунтов, а "что могло бы быть" - 150. "То, что есть" может быть частыми прогулками в одиночестве, а "что могло бы быть" - те же прогулки с кем-то другим.
Другие названия "того, что есть" - реальность и поведение. Другое название "того, что могло бы быть" - воображение, мечта, цель, идеал или норма. Изменение состоит в том, чтобы мечта воплотилась в реальность (прогулки с другим), в достижение цели (вес 150 фунтов), в соответствование норме или идеалу (прекращение интрижки), когда оно происходит полно, то включает такие чувства, как успех, завершенность или удовлетворение.
Когда изменение происходит, хотя еще не завершено, т.е. когда происходит какое-то движение того, что есть, в сторону того, что могло бы быть - потеря веса, начинающееся общение с другими людьми - возникает чувства предвосхищения, надежды и волнения. Когда движения нет, несмотря на все усилия, когда то, что есть, так же далеко от того, что могло бы быть (весы по-прежнему показывает 180, несмотря на диету, прогулки по-прежнему одиноки), это сопровождают чувства разочарования, застоя вины и отчаяния.
Эти чувства приводят людей к психотерапии, заставляют их искать возвращения на путь изменения. С этой точки зрения здоровье и благополучие определяется как "то, что могло бы быть", а нездоровье и неблагополучие - как "то, что есть" -симптом.
Такова точка зрения изменения - приведения того, что есть, к тому, что могло бы быть. Изменение часто удается, и часто не удается. К счастью, есть другой путь соединения того, что есть и того, что могло бы быть - убедить "то, что могло бы быть" соответствовать "тому, что есть". Это значит понять (но не только интелектуально), что то, что есть, вполне "О'кей" такое, какое оно есть: это и есть Просветление.
Переживание совершенства и удовлетворения в Просветлении столь же полно, как и в изменении, хотя здесь оно окрашено не "успехом", а более мирным и удовлетворенным чувством "возвращения домой". С точки зрения Просветления, совершенство, здоровье и благополучие связаны с тем, что есть, нездоровье и неблагополучие помещены в то, что могло бы быть - в сумасшедшую иллюзию того, что вещи могут и должны быть иными, чем какие они есть.
Давайте применим эти представления к человеку, весящему 180 фунтов, - это человек за 50, который весил лишние 30 фунтов всю свою взрослую жизнь. Он утверждает свою точку зрения, показывая нам табличку роста и веса, в которой 150 фунтов веса рассматривают, как оптимальный вес для мужчины его роста, он цитирует врачей, утверждающих, что лишний вес опасен для сердца и внутренних органов. Успешное изменение привело бы этого человека к весу 150 фунтов, хотя удовлетворение этим омрачалось бы постоянным беспокойством, как бы не вернулся лишний вес, заботой о диете и пр. С точки зрения Просветления продолжающиеся старания уменьшить вес после 35 лет неудач - это нездоровье. Человек может с тем же основанием посмотреть на таблицу веса и роста, найти рост, соответствущий его весу и стараться "вырасти". Это человек 180 фунтов веса, обладавший некоторой системой иллюзий, и эта система иллюзий ведет к хроническому чувству вины, самопорицанию, негативному образу себя, что и составляет его проблему.
Прежде, чем рассмотреть это подробнее, я отвлекусь на момент, чтобы рассказать о спортсмене, которого я встретил в Осаке, у которого тоже была проблема с весом. Его рост был около 165 см, а весил он 240 фунтов, проблема состояла в том, что ему нужно было добавить еще 10 фунтов, чтобы иметь оптимальный вес для выступления в своей категории. Вес в 250 фунтов имел для него вполне определенный смысл. Действительно, это могло повредить каким-то органам и вызвать лишнее напряжение для сердца, но его жизнь в целом лучше при 250 фунтах, чем при том весе, который "должен" быть в соответствии с медицинскими таблицами, если бы он когда-иибудь "достиг" последнего, он бы был разбит, вместо того, чтобы быть богатым и знаменитым. Ясно, что "лишний вес" правилен для него, точнее даже сказать (вспоминая истории про мирового судью) 150 фунтов совсем не "лишний" вес с точки зрения его жизни; с точки зрения того, что для него важно, 250 фунтов - правильный вес.
Я утверждаю, что то же самое относится и к нашему человеку, весящему 180 фунтов, с той разницей, что соображения, по которым его вес 180 фунтов правилен для него, не столь явны и понятны, как в случае борца-спортсмена. Существуют какие-то неизвестные преимущества 180 фунтов или/и какие-то неизвестные недостатки 150 фунтов, неизвестные преимущества могут быть чем угодно - хотя бы "нежеланием" уступить жене, потеряв вес. Точка зрения Просветления будет состоять здесь в том, что, приняв во внимание все в целом, 180 фунтов - правильный вес, а его постоянное самопонукание к похудению - патология. Что касается медицинских карт-таблиц, то они относятся к нему не в большей степени, чем к борцу. Они относятся только к несуществующему абстрактному среднему человеку. Более того, если только он переживет свое совершенство при 180 фунтах, он может быть увидит все неизвестные ему выгоды этого веса. Сознавая эти выгоды, он, может быть, постепенно, без всякого самопонукания, найдет другие способы достижения их и, воспользовавшись ими, он может и сбросит вес (а может и не сбросит). В любом случае чувство вины и самопонукания исчезнут из его жизни, он будет более счастлив и в большей степени будет принимать себя, сколько бы он ни весил.
Четыре дополнения и предостережения необходимы, чтобы завершить это положение.
1. Совершенство должно быть полно и глубоко пережито в Просветлении, а не быть просто теорией. Просветленный человек, в той области жизни, в которой он просветлен, не "уступает" чему-то, не "позитивно относится" к чему-то, не "убеждается" в том, что нечто "о'кей". Он радостно и с ощущением окончательной истины принимает и приветствует свой до того отвергавшийся "симптом" как истинную и ценную часть себя. В практике значимо именно это радостное принятие в отличие от "принятия сквозь зубы". Нетрудно видеть, когда клиент не достиг этой стадии, а просто соглашается с интеллектуальным аргументом. Нужно помнить, что Просветление основывается на "свете".
2. Каждый постоянно меняется, в том числе и "просветленные" люди. "Изменение", которое противопоставлялось Просветлению, это произвольное, заранее запланированное, целенаправленное и, как правило, требующее усилий изменение, а не те спонтанные изменения, которые постоянно со всеми происходят. В действительности, как упоминалось, спонтанные изменения произойдут с теми, кто избавился от самопонукания и "старания" и больше сознает полноту своей природы. Вместе с тем, точка зрения Просветления - это не один из трюков, чтобы достигнуть парадоксального изменения. Клиент, обретший Просветление, безразличен: он доволен и изменением и его отсутствием.
3. Несколько раз я употребил фразу "встать за" выбором клиента, нужно объяснить, что это значит. Просматривая записи разговоров, можно подумать, что я даю самые удивительные советы. Я лирически восторгаюсь, нахожу "по существу хорошее" в чем-то, поощряю самые неожиданные жизненные выборы. В действительности же в контексте людям всегда понятно, что я не всегда серьезен в смысле действительного поощрения каких-либо жизненных действий. Я не думаю, что люди должны или не должны делать что-либо. Я лишь прибавляю вес тому, что они выстраивают, так что люди могут более ясно увидеть, что же это такое. Если кажется, что я одобряю какой-то шаг, то лишь для того, чтобы показать что-то, привести в более полное сознавание смутные фантазии, которые они учитывают, не разглядывая их слишком пристально. Я не забочусь о том, что люди делают. Я забочусь о том, чтобы то, что они делают (что бы они ни делали), увеличивало их жизненность. Однако, любые представления о том, что именно увеличивает их жизненность - это мои представления, которые могут только увеличить путаницу. Я могу упомянуть их, но мне не придет в голову утверждать их всерьез. Чего бы ни просил клиент, я обращаюсь с ним, как с королем в своей Вселенной, авторитетом, за которым остается последнее слово относительно значения и ценности в его жизни.
4. Хотя точка зрения Просветления может быть пригодна и к постоянной, длительной работе, она особенно хороша в непродолжительной, кратковременной терапии, которой я обычно занимаюсь. Просветление приходит короткими интенсивными вспышками, за которыми следуют периоды действия и консолидации сами по себе, затем, когда человек готов к большему, вновь приходит Просветление.
Поскольку эта глава посвящена точке зрения Просветления, может показаться, что я считаю, что она "лучше", чем подход к терапии с точки зрения изменения. Это не так: для каждой из этих точек зрения есть свое время и свое место - время для трудной работы изменения и время для сосредоточения на совершенстве вещей, каковы они есть. Терапевт, владеющий обеими точками зрения и не привязанный к одной более, чем к другой, будет столь хорошо делать свою работу, как только это возможно. Каждый аргумент клиента относительно того, как трудно изменение, становится аргументом для принятия, чем более невыносимым клиент находит то, что есть, тем больше энергии в работе изменения терапевт может от него ждать. Основное правило для терапевта, владевшего обеими точками зрения, таково: любое чувство неэффективного напряжения со стороны терапевта - это указание на то, что пора сменить точку зрения, когда третье "да, но..." следует за третьим "почему бы вам не... " - может быть, пора сказать: "знаете, вы правы, похоже, что это невозможно, давайте посмотрим, что хорошего есть в том, как дело обстоит в реальности".
В этой главе представлена точка зрения, которая, хотя она выросла на практике гештальт-терапии и экзистенциальной терапии, кажется весьма соответствующей просветлению. С этой точки зрения все, что происходит в жизни человека, некоторым образом правильно для него, если только рассматривать его целиком, если сам он этого не переживает, то лишь только потому, что он принимает некоторую узкую, нецелостную позицию, основывающуюся на интериоризированной внешней точке зрения, оценке. Были предложены способы восполнить в клиентах целостность подхода Если только клиент сможет пережить совершенство того, что есть, включая то, что ранее рассматривалось как "патология", его жизнь немедленно начнет спонтанно нормализовываться, она будет становиться такой хорошей, как это возможно, так быстро, как это возможно, и теми способами, как нельзя было бы предвидеть с патологической точки зрения.
Существенной чертой завершения с точки зрения Просветления является то, что клиент - в некоторой области своей жизни -действительно отбрасывает все негативные самооценки и внезапно чувствует себя "о'кей" в том виде, каков он есть (иногда возникает вспышка - предположение, что он, может быть полностью "о'кей", но более реально понимание относится к определенной области жизни). В любом случае, в той мере, в какой это положение имеет место, отпадает потребность в защите себя или в проективном "контр-нападении" на других посредством изолирующих оценок реальности. Человек, которого не судят, не должен судить. Когда негативная самооценка убывает, уменьшаются препятствия к переживанию глубокого контакта с другими и увеличивается способность к транс-персональным переживаниям. "Когда я действительно о'кей, я могу видеть все другое и всех других тоже о'кей.
Глава 9. От сознавания к Просветлению.
С самого начала в гештальт-терапии было нечто, что отличало ее от различных форм динамической психиатрии. Моменты, которые я лучше всего помню из разных времен Лос-Анжелеса и Исалены, обладали качествами мирного благорасположенного опыта, сколь бы не было подчас болезненным содержание, и это отличалось от других моих опытов в терапии, сколь бы эффективными они не были. Сам Фриц Перлс, ощущая это отличие, начал в середине 60-х употреблять термин "минисатори", стараясь схватить это ощущение. Однако, его язык и разговоры все же продолжали вращаться вокруг патологии и моста.
В развивавшейся гештальт-терапии возникали собственные препятствия к осознаванию ее сущностной природы. Для многих гештальт-терапия первого и второго поколения (включая меня самого в большей степени, чем мне хотелось бы думать) это часто оставалось занятием (но не для самого Фрица!). Нужно было что-то делать, сознавание часто ощущалось "заданием", которое может не удасться, если вы не будете выполнять его правильно. Оглядываясь назад, я ощущаю это как одну из фундаментальных тенденций американской культуры, проявляющуюся и в этой новой области. Вместе с тем это было одним из факторов, заставивших меня отойти от гештальтистов и искать других вещей вокруг.
В 1977 году в процессе этих поисков я набрел на описанное ранее упражнение "переименование симптома". Разрабатывая его со мной в течение нескольких месяцев, мой партнер Джордж Пранский предложил новый способ его использования. Он брал любое заявление клиента и применял эту тактику. Закончив, он ждал, если клиент говорил что-то еще, он вновь применял эту тактику к новому высказыванию клиента. Не оставалось делать ничего другого - вопросов, на которые можно было бы отвечать, упражнений, которые нужно было выполнять, и которые могли бы не получиться - только мирно ждать и смотреть, что дальше возникало. Далее следует описание этой процедуры, которое мы с Джорджем давали в статье "Гештальт-терапия посредством изменения целостной перспективы. Бархатный Каток".
Сознавание целительно. В той мере, в какой я сознаю процессы, которые происходят во мне и со мною, они происходят столь хорошо, сколь только могут, это не гарантирует счастья, но создает путь к возможно большему количеству хороших чувств в данной ситуации. Из этого положения, с которым большинство гештальтистов не согласится, всего один шаг до того, что если некоторая доля сознавания хороша, то больше сознавания (более глубокое, более полное, более широкое сознавание) - еще лучше. И большая часть технологии гештальта фокусируется на этом расширении, увеличении сознавания. Направление этого расширения, метафорически говоря - наружу, как правило, к некоторой "следующей" сознаваемой вещи, к следующему шагу.
В этом стремлении к "большему" сознаванию есть опасный побочный эффект, особенно в нашей культуре, ориентированной на "достижение". "Обретение" "следующего" сознавания, вместо того, чтобы просто давать сознаванию происходить, становится сначала целью, потом - ожиданием, потом - нормой, а для некоторых - навязчивой идеей. Начинаются сопоставления: это сознавание не так хорошо как (1) то, которое было у меня недавно, (2) то, которое было у Джо, (3) то, которое должно было бы быть. Следуют оценки. Может быть, этот (партнер) (эта группа) (этот лидер) (эта форма терапии) не то, что мне в самом деле нужно. Может быть, прости Господи, - со мною не все в порядке, поскольку сознавание, которого я достигаю, хуже нормы. Тонус группы, в которой разворачивается этот процесс, становится все более тяжелый, и энергия все больше теряется.
Каждый, кто пробыл некоторое время в среде гештальт-терапевтов и групп, вспомнит времена, когда возникали такого рода процессы с ним или с другими. Это на самом деле побочный эффект, который не является ни необходимым, ни обязательным, но в нашей соревновательной культуре это происходит слишком часто. В эти моменты мы по существу впадаем в грех обжорства, стремясь к следующему "куску", вместо того, чтобы прожевать и почувствовать вкус того, который у нас во рту. Центральная проблема в "обжорстве сознавания" состоит в том, что внимание перебегает на что-то следующее, и при этом оно отнимается от полного использования и оценки сознавания того, которое уже наличествует. Полная целительная сила сознавания наличествующего не обретается в этом поспешании за следующим. Однако же в любой данный момент сознавание, которое в нем уже есть, - достаточный "кусок", и следующий шаг не состоит в том, чтобы добавить существенное "количество". Исходя из этого понимания, мы начали работу в другом направлении -в расширении сознавания, стремясь к возможности более полно оценить то, что есть, а не достичь большего, метафорически говоря, это можно представить себе как распространение сознавания "вверх", а не "вперед и дальше". Мы добавляем клиенту не содержание сознаваемого, а лишь смещаем перспективу в наличии того, что он говорит. Пример начинающегося разговора может наилучшим образом пояснить это.
К.(клиент): Я пью слишком много и, кажется, не могу остановиться.
Т. (терапевт): Это хорошо - вы не остаетесь, как большинство пьющих, без сознавания, вы уже понимаете проблему. Более того, вы уже предпринимали шаги, чтобы прекратить это, а не просто пассивно сознаете свой недостаток.
К.: Но ничего из того, что я пробовал, до сих пор не помогло.
Т.: Да, и тем не менее вы не дали нескольким временным неудачам лишить вас острого сознавания проблемы.
К.: Я уже близок к тому, чтобы сдаться.
Т.: Да, вы действительно готовы пережить свое отчаяние, рассказывая о нем здесь.
К.: Но это разрушает мою семью!
Т.: Так вами движет не только забота о себе, но и эабота о вашей семье!
К.: То, как я веду себя, иногда не создает впечатления большой любви.
Т.: В своей заботе вы готовы рассмотреть даже возможность, что вы их не любите.
Суть реплик терапевта в изменении перспективы. Не добавляется нового знания, только другая точка зрения, с которой состояние, о котором говорит клиент, неожиданно начинает выглядеть позитивным, а не негативным. Первым утверждением клиент зачисляет себя в разряд людей, которые слишком много пьют. Имплицитно он сравнивает себя с классом людей, которые не пьют слишком много. В таком сравнении он, естественно, выглядит не слишком хорошо, и его чувства выражаются тоном голоса, подавленным поведением и пр. Терапевт принимает утверждение факта (пьет слишком много) как таковое, но затем отмечает, что в широком классе людей, которые пьют слишком много, есть два подкласса. Более широкий и более патологический включает тех, кто пьет слишком много и не сознает это, меньший, более близкий к здоровью, включает тех, кто пьет слишком много и сознает это. В таком сравнении клиент, разумеется, выглядит гораздо лучше, даже для самого себя. Дело не в том, что он нуждается в оценке терапевта. Коль скоро новая перспектива представлена, он может увидеть, что она уже латентно существует в его вселенной, и он может осуществить свою собственную оценку. Он нуждается только в напоминании о возможности такой точки зрения. Т. е. подчеркивается изменение перспективы, а не оценка, которая служит лишь драматическим способом представить новую точку зрения.
Наше основание состоит в том, что клиент уже осознает все, что ему нужно. Единственная проблема состоит в том, что он упорствует в сохранении узкой негативной точки зрения того, о чем идет речь, а мы обращаемся с его проблемой, создавая перспективу, которая, как мы знаем, уже существует в его наборе возможных перспектив и в которой то, что он делает, внезапно выглядит "о'кей". Ему не нужно гнаться за чем-то новым, нужно лишь переживать и переваривать то, что у него уже есть. Этому соответствует тот факт, что в таком диалоге клиент никогда не останется с чем-то, что он должен будет делать: он не должен отвечать на какие-то вопросы, вовлекаться в диалоги, выполнять упражнения. Он полон и совершенен такой, какой он есть: мы лишь хотим дать ему место, чтобы почувствовать и оценить эту полноту в должной степени. Разумеется, в молчании, которое последует эа репликой терапевта, нечто придет, может быть, это будет возражение на позитивную перспективу (которе само будет поставлено в надлежащую перспективу, чтобы показать и его совершенство), или новый шаг сознавания, который, поскольку он исходит от пациента, будет оптимальным, наиболее подходящим, не обусловленным соображениями терапевта. Когда цикл такого рода вмешательства завершается, последнее молчание - обычно порыв добрых чувств клиента, который ощущается во всей комнате, и клиент обнаруживает с удивлением внезапное ощущение "спокойности", хотя ничего не "произошло" в отношени "жалобы" (как правило, при ближайшем рассмотрении оказывается, что "произошло" весьма многое, но не то, что клиент ожидал).
Часто во время этого процесса переоценки люди обнаруживают, насколько они привязаны к негативным оценкам, и это новое понимание может заместить первоначальное содержание как центр внимания. Замечательно наблюдать, на какие уловки некоторые люди готовы пойти, лишь бы удержать негативный образ, невозможный перед лицом такого стиля терапии. Одна из таких клиенток, когда ее упорная негативность наконец сдалась, назвала этот процесс "Бархатным катком". Бархатный каток - сравнительно новый метод, и мы еще не все знаем о его тонких моментах и о пределах его полезности. Он, очевидно, полезен с "опытными" клиентами, особенно с теми, кто попал в тиски "жадности сознавания" или упорных негативных образах себя. В частности, мы нашли это очень полезной дисциплиной для самих себя. Пока мы концентрируемся на репликах, которые возвещают позитивность и не оставляют клиенту ничего иного, мы можем весьма внятно услышать собственное внутреннее оценочное бормотание, негативность и желание делать "умные" замечания, и такой стиль работы создает прекрасную возможность заставить эти тенденции убраться.
Нетрудно увидеть, как можно соединить этот процесс переоценки с более традиционными активными вмешательствами гештальт-терапии. Сдвиг настроения от мирного, нетребовательного переоценивания к более энергетичному качеству "делания" классической гештальт-терапии кажется иногда дисгармоничным, поэтому лучше эти способы работы больным проводить большими сегментами, посвящая каждый значительный раздел работы последовательно одному из способов, другой, следующий, - другому. Для целей обучения использование лишь одного из способов в каждом разделе работы крайне предпочтительно.
Кроме действия содержания реплик тон работы оказывает значительное воздействие на людей. Мы обнаружили, что этот тон влияет на всю нашу работу в терапии и в обучении, даже когда мы используем различные методы или обучаем различным методам.
Поначалу мне не приходило в голову, что "бархатный каток" имеет какое-то отношение к гештальт-терапии, казалось, что он исходит из других оснований. Однако, когда мы уже готовы были опубликовать статью о методе, я вдруг понял, что это и есть гештальт-терапия. Нечто в умиротворенном и хорошем самочувствии, которое появилось в результате успешного применения этого подхода, напомнило мне мои чувства в ранние дни работы с Фрицем. И когда я услышал в фильме, как Фриц говорит о "пробуждении от кошмара", я понял, что это ощущение является основным в гештальте и что, несмотря на все отходы в сторону и иные использования, Гештальт по существу был "западным подходом" к Просветлению.
Есть и другая линия этого понимания. Не раз проводя гештальтистские семинары по работе со снами, я отдавался сильному ощущению, что сновидения и жизнь в них имеют свою собственную реальность, далеко не сводящуюся к тому, чтобы служить повседневному эго источником информации, как это часто понимается, собственную жизнь в некоторых отношениях более глубокую и значительную, чем то, с о чем говорит суетливое поверхностное эго, когда оно описывет сны и "прорабатывает" их. Я часто чувствовал, что жизнь снов спокойно продолжается, не обращая внимание на безумное круговращение поверхностного эго. Я представил себе это как образ большого устойчивого слона, который мощно и спокойно бродит по своим делам, в то время как на его спине вверх и вниз прыгает обезьяна. У обезьяны создалась иллюзия, что она управляет слоном, что слон для того и существует, чтобы возить ее туда-сюда (хотя иногда он не слушается). В действительности обезьяна весьма мало может управлять, это немногое также основывается лишь на ее хитрости: заметив, что слон имеет весьма регулярные привычки, она научилась "приказывать" ему идти туда, куда он собирается идти, и так наловчилась в своей наблюдательности, что наполовину одурачила саму себя, думая, чю она действительно правит (временами, разумеется, поскольку она нещадно прыгает на спине слона, он замечает ее существование, так, что она действительно "оказывает влияние" на этого огромного зверя, что еще больше вводит ее в заблуждение). Чувство, которое я пытаюсь вызвать этой басней, - догадка, что жизнь обладает неимоверно большей глубиной, чем повседневное сознание может постичь. Существовала опасность, что гештальт-терапия ограничится этим повседневным эго и будет использоваться для целей управления, приспособления и достижения. Фразы Фрица, вроде "дайте управлять ситуации" и "начинайте танец отрешенности", как и его постоянное презрительное отношение к болтовне (он называл ее "птичьим пометом"), которую люди пытаются выдать за "чувства", его уважение к "плодотворной пустоте" - все это отражение его прорывов на этот уровень и сопротивления тому, чтобы ограничивать способности Гештальта.
Размышляя над этим источником силы и жизни за пределами эго - "запредельным внутри", как кто-то назвал его, - я задумался о том, как примирить его с представлением об ответственности, о котором я говорил во 2-й главе как "соглашении признать своим": если источник жизни глубже, чем эго, как может эго "признать своим" что-либо. Я вижу в этом одну из центральных проблем нашей ориентированной на деятельность культуре: путаницу между "признанием своим": т.е. принятием ответственности, и управлением, т. е, принуждением случиться. Это очень глубокая путаница, может быть более глубокая и коварная, чем путаница между ответственностью и стыдом (виной, о которой шла речь в 4 главе). О них пойдет речь во 2-м томе этой работы, пока же достаточно сказать, что я могу "признать своим" посредством ответственности, охватывающей неизбежное: это радостное отдавание себя "тому, что есть" полностью ответственно. Это отличается от обиженного ощущения себя жертвой не отдаванием себя неизбежному, а качеством чувствования, жертва сопротивляется и подчиняется, тот же, кто отдается своей судьбе и своему предназначению, полон мира и даже радости. В нашей культуре широко распространено представление, что "признание своим" и ответственность тождественно управлению, в гештальт-терапии это также является источником непонимания и ложных трактовок. Можно быть ответственным, управляя и не управляя, это разные вещи, так же, как ничего не имеют общего с ответственностью стыд, вина и доверие.
Эта линия заставляет меня добавить четвертый уровень к трем, упомянутым во 2 главе: после энергии, фокусировки и признания своим следует уровень мирного предания себя тому, что есть (фрицевское "дайте управлять ситуации"). Т.е. завершенный Гештальт представляется мне объемлющим 4 уровня: (1) наличие энергии возбуждения, (2) фокусированного знания качества вовлеченной энергии. (3) признание своим, во мне и от меня, этих качеств, каковы бы они ни были и (4) принятие и способность ценить эти качества такими, каковы они есть.
Гештальт-терапия довольствуется первыми тремя, и это вносит тонкие искажения. Если четвертый шаг пропущен, то гештальт может служить целям самоуправления и самоманипуляции, это позволило мне понять злоупотребления в гештальт-терапии. Я, например, замечал, что когда человек действительно отказывается от "долженствования", вроде "я должна прибраться дома", результатом является то, что, как правило, он начинает спонтанно лучше прибираться в доме. Однако, если он "разумно" отказывается от долженствования, чтобы лучше прибираться дома, этого не происходит. А происходит то, что он не принимает свое долженствование таким совершенным, какое оно на самом деле, а пытается манипулировать им, изменить его. Теперь я могу объяснить, что Гештальт в этом случае неполон, и возникает застой и конфликт.
Как все остальное в Америке, Гештальт часто пытались использовать на службе амбиций и целей повседневного эго.Нет ничего внутренне дурного в самих этих целях. единственная проблем состоит в том, что, будучи узкими и частичными, они могут так или иначе исказить более глубокие тенденции и импульсы жизни человека. Говоря языком образа, приведенного выше, если обезьяна получит гештальт-терапию, она перестанет прыгать с таким шумом и отдастся движению слона, помогая, чем может, в его движении, но в основном - радуясь прогулке.
Даосы учат, что в каждом центре относительно сильного проявления некоторой тенденции рождается ее противоположность. Гештальт-терапия возникла в культуре, связанной со стремлением, и была профессией, привязанной к патологии и к уверенности, что всякое стремление неизбежно болезненно и требует усилий. Я подозреваю, что даже Фриц поначалу думал, что он владеет способом несколько лучше решать проблемы, не зная еще, что он развивает способ видения, в котором сами проблемы - это иллюзии, которые должны развеяться, а не разрешиться.
Теперь мне кажется, что важная, если не центральная тема в гештальт-терапии - это понимание, что проблема - симптом привычка, тревожность, конфликт и т.п. - не существуют в "реальном" мире. Это иллюзии, конструкции, выдумки, фикции набрасываемые на реальный мир, как проектор отбрасывает черты изображения на экран. Чтобы спать лучше, мы не должны изменять реальность, нам нужно лишь расстаться с иллюзиями. Нам не нужно отрицать реальность или бороться с ней (как с точки зрения изменения, нужно принять реальность и играть с ней - такова точка зрения Гештальта. Играя с реальностью, мы обнаружим, что так или иначе можем с ней примириться.
ЧАСТЬ 2. ПОЯВЛЕНИЕ
Введение
Я представляю себе Фрица Перлса как ребенка, бродящего по площадке для игр, полных разнообразных принадлежностей. Некоторые он детально исследует, другими играет некоторое время, на иные лишь бросает взгляд, размышляя вслух и двигаясь. Иногда он возвращается к старым игрушкам и рассматривает их под углом зрения нового накопленного опыта, обнаруживая что-то, чего он не эаметил в первый раз. Неудивительно, что та игрушка, с которой он играл в данный момент, была самой важной и заполняла его писания и разговоры - пока он с ней играл.
Череэ некоторое время другие дети замечают, как ему интересно и присоединяются к нему. Он охотно делится игрой с другими - более охотно, чем некоторые из тех, кто к нему присоединился - хотя он и не слишком склонен к кооперации и иногда заинтересован в сохранении собственности. Некоторые из присоединившихся к нему не обладают слишком развитым воображением, то, с чем Фриц играл в тот момент, когда они к нему присоединились, составляет для них всю гештальт-терапию, и они начинают протестовать, когда он переходит к другим вещам (иной раэ, встречая гештальт-терапевта, я могу догадаться, в какой момент он присоединился к Перлсу, по игрушкам, которые продолжают его эанимать).
Хотя эта площадка для игр привлекает меня также, как Фрица, почти с самого начала для меня вырисовываются иные игрушки. Я с уважением изучил все, что нравилось Фрицу, но начал посвящать все больше времени тому, чему он уделял времени гораздо меньше.
Эта часть посвящена темам, которые Перлс затрагивает до некоторой степени, но которые не составляют основу и предмет основного интереса для него. Все здесь кажется мне по существу принадлежащим гештальт-терапии, но часто по видимости это удаляется от того, что более принято в традиции.
Вопрос же, что такое гештальт-терапия, эанимал меня в течении многих лет. В этой части делаются три попытки ответить на него - одна в четвертой главе и две в шестой. Глава 4 - попытка дать общий обзор гештальт-терапии дла непрофессионального читателя, к ее концу можно обнаружить некоторые расхождения с традицией, особенно в вопросе об "ответственности" и "долженствовании". Глава 5 является логическим продолжением 3 и также несколько отличается от принятых способов репрезентации, кое-что в ней взято из других источников, например, у Гурджиева.
Я полагаю, что эта часть - наиболее богатая материалом в книге, и она составляет для меня в наибольшей степени "незаконченное дело". Она доведена до стадии, на которой я нахожусь сам, но предстоит еще многое пройти, так что эти темы будут продолжены во 2-м томе. 6 глава предназначается, в основном, для практикующих терапевтов, это не "ноу хау", а скорее разговор о фундаментальных вопросах, касающихся того, как осуществлять терапию по отношению к людям.
Глава 4. Гештальт-терапия
Начиная писать эту главу, я чувствуй себя как музыкант, пытающийся передать, что такое 9 симфония Бетховена, насвистывая несколько тактов основных тем. "Гештальт" - немецкое слово, означающее "структурированное целое", подчеркивает важность полного контакта в коммуникации. Наша коммуникация ограничена небольшим количеством черных следов на белой бумаге. Если бы я, сидящий в своей фрустрации эа машинкой, мог придти к вам, сидящим, может быть столь же фрустрированно, эа своим столом (или на диване перед телевизором), мы могли бы работать вместе, концентрируясь на деталях общей для нас ситуации, и при этом мы могли бы учиться, т.е. открывать новые возможности.
Структурированные целые. Ничто не существует в изоляции. Я пишу не в вакууме, и не в вакууме вы читаете. То, зачем вы читаете эту главу, то, как вы сидите (и где), настроение, в котором вы начали это делать, - частично определяет то, что и как вы поймете и как вы будете использовать то, что прочли. То, как вы будете использовать, гораздо важнее, чем то, как вы "поняли", если под "пониманием" понимать обычный процесс словесных переформулировок.
Единственное в понимании этой главы -это некоторое изменение в том, что вы сможете более эффективно "восчувдумдействовать" (спасибо Девиду Кречу, коллеге, эа этот неологизм) в мире. Если вы будете более эффективно вос(принимать) - чув(ствовать) - дум(ать) -действовать, проработав эту статъю, - значит, мы вместе что-то сделали, если нет - ничего не произошло.
Я хотел бы, чтобы вы прожевали то, что представлено здесь в качестве гештальтистской точки зрения, извлекли из этого питательные соки, впитали их так, чтобы они могли претвориться в действование, а потом выбросили слова и предложения как пустую шелуху, каковой они и являются. "Знать" - это нечто весьма отличное от "знать о". Я надеюсь, что каждый раз, столкнувшись с этим различием, вы будете делать выбор в пользу "знать".
Здесь уместно заметить, что я не чувствую потребности, чтобы эта статья была полной или чтобы она соответствовала чему-либо, что вы могли слышать или читать про гештальт-терапию. Я буду рассматривать ее с разных точек зрения, каждая более или менее полна и каждая различными способами пересекается с другими, но вместе с тем и независима, представляя особую точку зрения. Интегрирование кажущихся несоответствий - сама по себе полезная работа.
В действительности, вы в общем знаете все, что я собираюсь сказать в этой статье. Знание не аддитивно. Мы не прикладываем кирпичи друг к другу и не ставим друг на друга балки, мы скорее все более глубоко и полно дифференцируем и проясняем отвошения в пределах широких понятий, о которых мы уже имеем некоторое общее представление. Я собираюсь лишь напомнить вам некоторые вещи и кое-что акцентировать.
Это один из принципов, с которым гештальт-терапевты подходят к своим клиентам. Пациенты уже знают, что им следует энать, и имеют все, что им нужно иметь. Они нуждаются лишь в некоторой помощи для прояснения. И эта помощь, скорее всего, будет состоять совсем не в том, что обычно понимается под помощью, а в разрушении глубокого убеждения пациента, что он нуждается в помощи, и в демонстрировании ему на его собственном опыте, что он уже обладает тем, что ему нужно.
Гештальт-терапия развивалась в 40-е годы Фредериком Перлсом. Она опиралась на три группы принципов: развивавшимся психоанализом, прежде всего в варианте Вильгельма Райха, экзистенциализмом и холизмом и гештальт-психологией (Курт Кофка). Сильная и особенная личность Фрица Перлса и его работа в контексте терапии придали этим принципам весьма своеобразную форму. Вместе с тем, многим из вас, работавшим с ним, было ясно, что принципы не только независимы от личного стиля Фрица Перлса, но более того, они не ограничиваются формой психотерапии скорее они составляют целостный подход к жизни, некоторые из нас формально заявили об этом, переменив название гештальт-терапии на "обучение сознаванию гештальтистов" (с чем Перлс соглашался).
Т.е. хотя многие примеры в этой статье взяты из разговоров с пациентами, не следует думать, что методы или точки зрения ограничены "терапией".
В действительности все наиболее важные иллюстрации будут взяты из вашей собственной жизни. На протяжении всей главы разбросаны упражнения и эксперименты, которые вы должны проделать сами, записывая то, что у вас получится. Каждое упражнение - это, по существу, структура, позиция, в которую вы должны поместить себя, в которой вы имеете возможность пережить определенные вещи и обнаружить нечто новое относительно себя и Гештальта.
Эксперимент 1
В качестве 1 эксперимента "заморозьте" ту позу, в которой он вас застал, т. е. сидите так, как вы сидите, изменение столь мало, сколь только возможно. Обратите внимание на то, как именно вы сидите, как вы держите книгу, какое отношение к ней у вас уже сформировалось, каково ваше настроение и каковы ваши мотивы в этот момент.
Когда вы будете полностью сознавать, что в этот момент происходит, попробуйте сделать некоторое "обращение", изменив свою позу на "противоположную". Представьте себе, что ваше настроение является противоположным, что ваши мотивы противоположны. Посмотрите, что будет при этом происходить.
Научение чему-то, что вовлекает полностью весь организм (что ведет к знанию, в отличие от "знания о"), лучше всего происходит посредством пробования чего-то и получения обратной связи от мира, затем небольших перемен, новых попыток, новой обратной связи и так далее. (Кто-то отметил, что сложная вещь, которой дети лучше всего научаются, это ходьба, потому что обучают их не люди, а сила тяжести, которая весьма внимательна, надежна и точна в качестве обратной связи). Поскольку я не могу представить вам обратную связь по поводу того, как вы взаимодействуете с моими словами, я предложу вам несколько способов для увеличения той обратной связи, которую вы можете для себя создать.
(1) Держите под рукой во время чтения тетрадь и делайте заметки по тем экспериментам, которые я предлагаю.
(2) Каждый раз, когда вы не выполните эксперимент в тот момент, когда вы до него дочитали, запишите суть вашего возражения против Того, чтобы сделать его в данный момент,
(3) если вы не делаете ни первого, ни второго, обратите внимание на качество чувства, которое создает в вас отказ, переживите полностью это чувство,
(4) проработайте с кем-то еще, кто читает эту главу, получая обратную связь друг от друга,
(5) сделайте какое-либо изображение меня, поместите его на пустой стул рядом со своим столом, каждый раз, когда у вас возникает какое-либо соображение, в особенности возражение, высказывайте его моему изображению, затем меняйтесь с ним стулом и отвечайте, как будто вы - это я, прилагая максимум усилий к тому, чтобы догадаться, что я сказал бы (для наилучших результатов продолжайте каждый диалог до трех реплик каждой из сторон). Вы можете, если вам нравится, посчитать это предложение смешным, тем не менее я рекомендую это серьезно. Если в какой-то момент вам придет в голову использовать мое изображение для втыкания иголок, не забудьте потом поменяться с ним стульями и поговорить за меня!
В целом не верьте ничему в этой главе, пока не проверите своим собственным опытом. Экспериментируйте с идеями и формулировками (еще лучше играйте с ними): пока вы не проделаете этого, они не станут вашими. Я получил ученую степень и годами рассказывал в лекциях о проекции, но не понял, что это такое, пока Фриц Перлс не провел меня через эксперименты, в которых я мог почувствовать это органически, на своей шкуре. До этого я знал о проекции, после этого я "восчувдумделал" то, что я знал. Вместе с этим, не спешите отбрасывать понятия, если они немедленно не начинают сооответствовать вашим представлениям. Дайте этим идеям честный шанс, испытайте их в разных контекстах и в разное время. Я всю жизнь проучился в школе, думая про себя свое "но" и больше обращая внимания на критику, исключения и ошибки, чем стараясь искать новое более широкого значения.
Посмотрите, нет ли в вас самих такой установки, и дайте по меньшей мере такое же время другой, более открытой и детской. Помните, что то, что кажется "правильным", может казаться таким только в силу длительной привычки. Человек, привыкший сутулиться, чувствует себя "как-то не так", если выпрямляется. Испытайте эти идеи в течении достаточного времени, чтобы они могли противостоять привычному и знакомому.
В качестве начальной точки для рассмотрения Гештальта возьмем простую точку зрения. В каждый данный момент каждый человек вовлечен во множество энергетических процессов, движений и делания чего-то. Мышцы человека всегда находятся в состоянии действия, даже в покое они поддерживается в определенном тонусе. На уровне физической энергии всегда что-то происходит.
В то же время, если только не говорить о состоянии сна или потери сознания, что-то всегда происходит в сознавании человека, он что-то сознает каким-то родом сознания. Этот процесс гораздо труднее определить или отметить, но что-то все время происходит.
С точки зрения Гештальта, психическое здоровье состоит в тесном соответствии между этими двумя процессами. Когда сознавание-замечание человека конгруэнтно с, или соответствует протеканию энергетического процесса, человек психически здоров, даже если он испытывает боль. Психическое нездоровье состоит в отсутствии этого соответствия, т.е. в том, что важные энергетические процессы выпадают из сознавания, не замечаются человеком.
Здесь необходимо сделать некоторое уточнение. Нет необходимости, чтобы сознавание следовало за каждым энергетическим проявлением, если нет препятствий к тому, чтобы оно следовало за ним. Например, если человек в течении 20 лет играет на рояле буги-вуги, он почти совершенно не сознает, что делает его левая рука, когда он играет пьесу. Если только вообще его внимание привязано к тому, что он играет, то оно следует за правой рукой. Более вероятно, что он с кем-то болтает, пока руки играют то, что нужно, или флиртует с горничной. Однако, если что-то идет не так, - например, запала клавиша
- нет никаких препятствий к тому, чтобы его сознавание быстро и полностью перешло на левую руку.
В ситуации терапии может возникнуть сцена, когда мужчина говорит: "Да, сэр, Док, я прекрасно уживаюсь с женой, я действительно люблю ее". В то же время его правый кулак ударяет левую ладонь весьма свирепо. Это моиет быть просто подчеркивающим слова жестом, но может быть и чем-нибудь другим, и гештальтист привлечет внимание человека к этому проявлению и предложит посмотреть, что за сознавание придет вместе с ним, нет ли какой-нибудь враждебности или страха, сопровождающих слова о любви.
Эксперимент 2
В идеальном случае этот эксперимент лучше проводить с одним - двумя друзьями, читающими эту книгу, и с магнитофоном (запаситесь достаточным количеством ленты). Работая в свою очередь, когда другие просто наблюдают, начните просто отмечать все, что вы сознаете. Начинайте каждую фразу словами "Сейчас я сознаю... " и заканчивайте ее тем, что более всего заметно в сознавании в текущий момент. Если это-нечто такое, чего бы вы не хотели говорить вслух, так и скажите ("Сейчас я сознаю цензурирование").
Гораздо лучше подвергать сознание цензуре, чем блокировать, чувствуйте себя свободными цензурировать сколько хотите. Если в течение некотрого времени не проявится цензурирование чего-то, вы лжете, или блокируете, или вы не обнаруженный до сих пор святой).
В какой-то момент вы почувствуете желание остановиться и передать очередь кому-то другому. Первые два раза, когда вы почувствуете это, просто отметьте это, как очередное сознавание и продолжайте. В третий раз остановитесь и действительно дайте поэкспериментировать другому.
Когда каждый проделает это один-два раза, посвятите некоторое время, прежде чем читать дальше, обсуждению и записыванию ваших впечатлений. То, что вы эапишите и спонтанно выразите для себя, важнее для вас и для вашего понимания Гештальта, чем аспекты эксперимента, на которые я собираюсь обратить ваше внимание, сколь бы существенны они не были.
Очень вероятно, что наблюдая друг за другом во время этого эксперимента, вы заметите определенный способ поведения, иногда довольно интенсивного, который не отмечается в сознании выполняющего эксперимент. Во многих случаях то, о чем не сообщается, просто оказывается пропущенным из-за отбора: если спросить человека об определенном поведении в то время, как оно происходит, он отметит, что вполне сознает его. Но может быть и такое поведение, которое явно не сознается. Может быть и такое поведение, которое ни сознается полностью, ни выпадает из сознавания полностью. Если спросить о нем, человек может, например, сказать: "Да-да, я, наверное, улыбался. Я не замечал этого в тот момент, но, конечно же, так и было".
Почти каждый никогда не отмечает некоторых очевидных энергетических проявлений, определенные процессы систематически выпадают. В процессе гештальтистской работы мы часто обнаруживаем, что, если указать на какое-то энергетическое проявление и пациент заметит его и сфокусируется на нем, это вызывает обычно взрыв чувств и мгновенное расширение сознавания, а также чувство удовольствия и высвобождения энергии. Как будто существовали препятствия к возможности сознавать некоторые процессы. Чем больше таких препятствий, тем больше энергия индивидуума связана в этих процессах и находится вне сознавания и в самих препятствиях, которые мешают сознаванию, и тем меньше энергии для плавного, пластичного и эффективного переживания жизни.
Эксперимент 3
Примите удобное положение, в одиночестве или с одним-двумя друзьями, читающими эту главу. Обратите внимание на то, чтобы ваша голова ни на что не опиралась. Закройте глаза и нчните чувствовать свое лицо "изнутри", просто замечайте, что с ним происходит.
Постепенно, после того как вы нашли и отметили какое-либо напряжение, усильте это напряжение там, где вы обнаружили его, даже если вашему лицу становится неудобно и оно превращается в гримасу.
Делая это, заметьте, не напрягается ли какая-нибудь часть тела. Отметьте, не приходят ли в голову какие-нибудь мысли, образы, воспоминания. Заметьте, что происходит, когда вы напрягаете до крайности то, что заметили, только закрыв глаза. Особенно отмечайте возникающие чувства.
Часто выражение лица представляет вполне определенную эмоцию. Если эмоция ясна, посмотрите, не появится ли некий фокус или объект этой эмоции. Это может произойти, а может и не произойти. Или посмотрите, не возникнут ли специфические воспоминания о каком-то времени или месте.
Важно не форсировать ничего из этого. Просто будьте открыты к возможности всего проиходящего и отмечайте, когда оно происходит. В особенности отмечайте тенденции отметать то, что происходит. Если вы, например, начинаете сознавать гнев, не выходите вовне этого переживания, задавая вопрос "чего это я сержусь?", а просто оставайтесь в нем. Пусть чувство гнева продолжается, дайте придти вместе с ним и другим образам, а не отходите в сторону, спрашивая "почему?"
Запишите или расскажите, что произошло с вами. Если вы растерялись в технике этого эксперимента, попробуйте еще раз, часто нужао несколько попыток, прежде чем люди научаются это делать.
В этом эксперименте могут возникнуть вопросы. Часто люди входят в эмоцию или отношение к чему-то, которые они давно носили с собой, не замечая этого. Это может быть и воспоминание большой давности, но чаще это что-то более близкое по времени. На лице расположены многие тонкие мышцы, хорошо снабженные нервными окончаниями, ему доступно огромное количество различных тонких изменений (выражений). Лицо гораздо более важно в общении, чем обычно думают, при чем не только в общении с другими, но и, так сказать, общении с собой. Тонкость и разнообразие переживаний эмоций основаны на обратной связи центральной нервной системы с тем, что происходит с лицом.
Каждое сообщение о сознавании в одном из этих вариантов (экспериментов) или вообще в жизни, может рассматриваться с точки зрения того, насколько это прямой опыт, а насколько - представление об опыте.
Если вы записали на магнитофон вашу первую попытку проделать упражнение в сознавании - прослушайте эту запись. Если нет - повторите эксперимент и отметьте каким-либо образом, о чем вы говорите, перенося фокус своего сознавания от момента к моменту. Отметьте, что сознавание, о котором говорите вы или говорят другие люди, существенно различается в отношении того, насколько оно относится к актуальному прямому опыту. Например, если во время эксперимента человек говорит: "я сознаю возникающую тревогу", мы в действительности не знаем, каков его реальный опыт. Если мы попросим: "Не можете ли вы более точно описать, что вы переживаете" - один может сказать: "я чувствую некоторое напряжение в горле, и у меня потеют руки", другой скажет: "Я чувствую тяжесть внизу живота, и у меня напрягаются ноги". Говоря о тревожности, люди основываются на совершенно различных комплексах сенсорных переживаний. Еще кто-то, сообщая о своем сознавании, скажет: "Я чувствую себя так, как будто мой лучший друг внезапно появился передо мной". Такого рода сравнения что-то передают, но могут также использоваться как препятствия к полному переживанию опыта. Говорящие так могут использовать воображение, чтобы вызвать в слушателях чувства, которые они сами не испытывают.
В эксперименте с лицом вы могли заметить, что сознавание, начинавшееся весьма смутно и обобщенно, становится все более точным и ясно локализованным в определенных мышцах лица. В то же время связанная с этим эмоция становится яснее. Представление "Я чувствую тревожность" - это довольно сложное заключение, основанное на большом количестве актуальных впечатлений, которые переживаются, будучи заключением или гипотезой скорее, чем прямым опытом, это некоторая сложная смесь опыта и представления об опыте.
Соотношение опыта и представления об опыте количественно варьирует. Например, если вы затрудняетесь и в своем сознании, можете пробормотать нечто о "неудобстве". По мере уточнения вы можете придти к "взволнованности", это может быть триумфом сознавания в данный момент, т. е. максимумом того что вам доступно, самое близкое, насколько вы можете подойти к актуальности опыта. Разницу нетрудно заметить. Если утверждение "Я сознаю, что я нервничаю" произносится плоским, деловым тоном, это наверняка представление говорящего о его опыте, если это говорится с чуть покрасневшим лицом, неспокойным телом, немного задыхаясь, с опущенными глазами - мы можем предполагать, что сознавание в этот момент включает большую долю прямого опыта, хотя словесное описание похоже на представление. Вообще говоря, может быть нечто вроде континуума концептуализации (составления представлений по поводу опыта и если человек начинает с этого континуума, большее сознавание сопровождает движение к более полному переживанию, дальше от концептуалиэации.
Возможно, что вы недоумеваете, зачем все это нужно. Одно сознавание ничем не хуже другого. Почему бы не говорить просто, что сознается, забыв о том, концептуализация это или реальное переживание. Важность различения в том, что представления становятся фиксированными и неподвижными, в то время как актуальный опыт текуч и все время меняется. В тот момент, когда человек, изворачивающийся и старающийся избежать переживания своей тревожности, наконец обращается к своему актуальному опыту, ощущая свой кишечник, свою дрожь, полностью чувствует все, чго он чувствует и переживает это - его переживание меняется: обычно (хотя не обязательно сразу) в направлении уменьшения тревожности.
Пока человек фиксирован на том, чтобы не переживать полностью то, что есть, изменение не кажется возможным, фиксированность препятствует ему. Это определенная точка зрения на психические расстройства; симптомы являются результатом непереживаемого, несознаваемого опыта, побочными продуктами неистового стремления избежать сознавания определенного опыта. Когда индивидуум оказывается способным допустить этот опыт и пережить его, симптомы страдания исчезают.
Это один из способов описанного феномена, который в Гештальте называется "незаконченным делом", воэникающего, когда человек отказывается пережить некоторый опыт полностью или завершить какое-то действие. Некоторая часть энергии при этом связывается стремлением пережить опыт или закончить действие, и еще большее количество энергии мобилизуется сопротивлением переживанию. Результат похож на упражнение в динамическом напряжении: большое напряжение в растяжке, и никакого движения.
Чем больше таких "незаконченных дел" и "непережитых опытов" существует в организме, тем меньше энергии остается для других действий и других переживаний. Можно сказать, что суть гештальтистской работы и состоит в том, чгобы сдвинуть человека от концептуализации к переживанию опыта, гештальтистская работа заканчивается, когда человек способен полно рассказать об актуальном опыте, который он переживает от момента к моменту, "заканчивая дела" и переживая полностью то, что происходит по мере его движения по жизни - чем бы это ни было.
Эксперимент 4
Повторите первоначальный эксперимент по сознаванию, но с одним отличием. Говоря о своем сознавании, пользуйтесь словами "замечаю" и "наблюдаю" вместо "сознаю", когда ясно, что сознаваемое действительно присутствует в ощущении или восприятии в данный момент. Когда ясно. что сознавание, о котором вы говорите, просто представление, или фантазия, или воображение, пользуйтесь словами "представляю себе". Если вы сомневаетесь по поводу того, что это такое, или если это кажется смесью того и другого, используйте первоначальное слово "сознаю", чтобы не теряться. Например, в первоначальном эксперименте вы могли говорить: "Сейчас я сознаю, что я несколько надоел Джону", в новом варианте вы можете говорить: "Я замечаю, что Джон зевает и смотрит вниз. Я представляю себе, что я ему, наверное, надоел".
Практикуйтесь в этом, пока не станет сравнительно легко быстро отличить, действительно вы замечаете что-то или воображаете, представляете себе. В этом могут быть свои тонкости. Если человек, который только что сидел с вами в комнате, встает и направляется к двери на кухню, а через 30 секунд вы говорите: "Сейчас я сознаю, что Джо пошел на кухню" -это не сознавание, а память, и слово "представляю себе" было бы более точным, потому что в этот момент он уже на кухне, а не идет на кухню, то, что он "идет на кухню", существует только в вашем воображении.
Продолжайте наблюдать в жизни реальный опыт и концептуализацию в себе и других. Когда различие станет вам более ясным, обратите также внимание на то, как действует на ваше ощущение жизни (ощущение себя живым) и на ваше общение с другими это различие: когда вы имеете дело преимущественно с представлениями, и когда вы имеете дело преимущественно с прямым опытом.
Есть несколько показателей этих отвлечений от чистого переживания. Один - любого вида обобщения. Как только люди начинают говорить о том, что они "обычно" переживают ("Часто, когда..."), мы знаем, что они не имеют в виду конкретный опыт, а говорят о понятиях или обобщениях, и мы знаем, что немногое может произойти, пока они остаются на этом уровне. Решающим является то, перейдут ли они к тому, что актуально происходит, актуальному опыту определенной ситуации, о которой идет речь.
Любое обращение к времени - другой указатель на возможное отклонение от полного переживания. Например, обращение к будущему событию почти неизбежно означает, что говорящий не перейдет к конкретности. Можно быть очень конкретным в отношении прошлого события, но это лучше всего происходит, когда мы просим человека оживить это прошлое событие, говоря о нем в настоящем, а не оставляя его в прошлом посредством использования прошедшего времени. Переживание может быть осуществлено только сейчас, в то время как представления лишены времени. Так что если человек хочет быть открытым хотя бы возможности переживания, он должен быть в настоящем, говоря о прошлом событии, он должен воспроизводить его так, как будто оно происходит сейчас.
Еще более тонкий указатель - все, что указывает на сравнение опыта говорящего с чьим-нибудь другим. В момент сравнения внимание человека не может быть полностью сосредоточенным на опыте, некоторая часть внимания уделяется тому, с чем опыт сравнивается, а еще часть - на само сравнение. Если человек говорит: "Я все еще сознаю ...",мы знаем, что имеем дело со смесью манипулирования представлениями и опыта: чтобы сказать "все еще", человек должен сравнивать то, что он делает сейчас, с чем-то, что было раньше или с чем-то ожидаемым. Сравнение и ожидание - концептуализации.
Нет ничего плохого в сравнениях. Это означает лишь, что мы до некоторой степени отодвинулись от опыта, который становится материалом сравнения, мы интерпретируем опыт, по крайней мере частично, как объект, отдельный от нас, который можно сравнить с другим объектом, также отдельным от нас. Если мы в момент сравнения полностью переживаем сравнение - мы переживаем его. Но если, например, мы сравниваем степень волнения, которое переживаем сейчас, с тем волнением, которое присутствует обычно, - мы не переживаем полностью волнение. Мы должны пережить акт сравнения.
В качестве, так сказать, практического теста меры переживания и меры концептуализации в отчете сознавания многие гештальтисты используют возможность локализовать нечто в теле. Если человек говорит: "Я чувствую себя сердитым", гештальтист может спросить: "Где вы переживаете это чувство?" Если человек не может найти место в теле, он скорее всего имеет дело с представлением, он не сердит полностью в данный момент, а имеет лишь смутное воспоминание о том как он сердится. Если человек может найти локализацию в теле, гештальтист может работать с ней, предлагая клиенту сфокусироваться и обнаружить все более точно и ясно, что именно переживается. У каждого есть много родов злости или сердитости, а также тонкие смеси рассерженности с чем-то еще. И в данный момент гештальтист интересуется именно конкретной смесью, а не "гневом вообще". Основной гештальтистский принцип просто состоит в том, что корень знания и понимания значения любого любого опыта состоит в переживании его, а не в отстранении и задавании вопросов "почему" в поисках причин и следствий.
Когда я эадаюсь вопросом: "Почему у меня болит голова ?" или "Почему я так зол на кого-то?"- я ухожу от опыта. Опыт стал "этим" воспоминанием, чем-то, что уже произошло. Я нахожусь где-то в другом месте, рассматривая связи "этого" с остальным миром.
Опыт не заморожен и не неизменяем. Это воспоминание и представление о том, что когда-то было опытом. В этой точке ничего нового не может из него возникнуть, я фиксирован в мире объективизированного опыта. Использование местоимения "это" - также указатель, что говорящий отодвинулся от полного переживания и находится на уровне представлений.
Путь к знанию в том чтобы оставаться с опытом. Если у меня болит голова, я просто локализую и переживаю так полно, как только возможно, боль и точную природу ощущений в этом месте. (Что касается наблюдения, даже боль - мнение. Реально только ощущение). Если я сердит, я остаюсь в переживании своей рассерженности, фокусируясь на том, на ком фокусируется мой гнев. Из этого опыта, если я остаюсь с ним, возникает вся мера значения, которая необходима, и вся необходимая дальнейшая информация. Если я сердит и не знаю почему, я просто остаюсь с опытом и углубляю его; двигаясь все больше к опыту и все дальше от концептуализации, внезапно может появиться образ того, на кого я сердит. Если я уже знаю, на кого я сердит, но не знаю повода, и если я буду продолжать фокусировать свой гнев в связи с ним, рано или поздно повод проявится. Все, что мне нужно знать, будет внезапно проявляться при углублении опыта. При этом процесс выявления чувствования и повода для него вызывает увеличение жизненности. В этом процессе я, по крайней мере, нахожусь так близко, как только возможно, к своему опыту, действует именно нахождение рядом, а не вопрошение "почему?". Я не хочу сказать, что в концептуализирущем мышлении есть что-то неправильное, значительная часть общения (в особенности научного) нуждается в нем. Когда цель состоит в том, чтобы сравнивать, классифицировать, пользуйтесь понятиями. Когда же цель в радости, полном знании, контакте - обращайтесь к полному опыту. Говоря словами Мартина Бубера, понятия - словарь отношения Я-Он, опыт же - словарь отношений Я-Ты, будь то с объектами или с людьми. Этот принцип настолько прост, что трудно представить себе, что это - основа всей гештальт-терапии. Однако все дальнейшее может рассматриваться всего лишь как расширение этой основной темы.
Эксперимент 5
Оглядитесь в комнате, в которой вы сейчас находитесь, и выберите какой-нибудь объект. Лучше если "объект выберет вас" - нечто, что бросится вам в глаза.
Начинайте давать описания этого объекта, но с одним небольшим изменением в модусе речи: все время говорите "я" вместо "он". Если вы выбрали книжный шкаф, говорите: "Я - книжный шкаф. Я стою у стены". Поместите на небольшое время свой центр сознавания в этот объект. Вы - этот объект, переживающий вселенную с этой точки зрения.
Когда вы почувствуете, что иссякаете, что сказали все, что можно было сказать, постарайтесь заново "войти" в объект и сказать еще 2-3 вещи. Теперь проговорите несколько предложений, начиная их словами "Я конечно не... " - оставаясь в позиции выбранного объекта.
Часто оказывается, что некоторые из фраз, которые выговариваются вами, вбирают в себя импульс чувства или производят на вас какое-то действие. Выберете 2-3 такие темы или фразы, обладающие таким зарядом. Вернитесь к объекту и проследите темы чуть глубже. Например, если вы в качестве книжного шкафа говорите "Я стою, прислонившись к стене", вернитесь к ощущению опоры на стену и проследите за ним (оставаясь книжным шкафом), насколько вам это удастся. Часто некоторые из таких фраз или тем, в которые вы входите, спонтанно оказываются связанными с ваше жизнью. Если нет - тоже хорошо.
В качестве еще одной вариации вернитесь еще в свой объект и и позвольте себе сделать одно изменение, любого рода. Представьте себе, что изменение может быть сделано в вас, как в объекте, и почувствуйте, что с эти связано. Если, проделывая этот эксперимент, вы почувствуете в себе тенденцию соскользнуть в "это" вместо "я", отметьте эту тенденцию. Такой способ говорения отдаляет вас от эксперимента и делает маловероятным, что из него выйдет что-нибудь интересное.
Попробуйте проделывать этот эксперимент несколько раз в течении следующих дней, когда только какой-нибудь объект обращает на себя ваше внимание, посмотрите, что он имеет вам сказать, - точнее, что вы можете сказать себе через него.
Процесс, в который вы вовлекаетесь в этом эксперименте, называется проекцией или идентификацией. В каждый момент нашей жизни есть возможность этого эксперимента. Каждый беглый взгляд на объект, если его развернуть, может повести к вещам такого рода, какие выявляются в этом эксперименте.
У опыта есть тенденция изменяться, как только я вхожу в него. Только понятие может длиться неопределенно долго, опыт подвижен, текуч. Как только я реально переживаю опыт, нечто происходит и опыт меняется. Часто, если я нахожусь в состоянии защиты и малейшей тревожности, ближайший же фокус сознавания переносит опыт скачком в какую-то совершенно иную область.
Например, если я фокусировался на каком-то человеке, внезапно центром сознавания становится какая-то часть моего тела. Или, может быть, я разговариваю с человеком, и внезапно выплывает какое-то воспоминание. Или я фокусируюсь на сне и внезапно в какой-то части моего тела появляется напряжение, или мой взгляд привлекает какой-то объект в комнате, так что впору делать осознанное упражнение на сознавание.
Следующий принцип Гештальта, вытекающий из этого, - всегда оставаться с доминирующим фокусом сознавания. В классическом представлении об образовании фигуры/фона мы остаемся с образующейся фигурой. В вербальных формах взаимодействия есть искушение оставаться с мнимым "содержанием", с тем, что, как мы говорим, является предметом разговора, с нашими понятиями и словами. Фактически, пока мы проговариваем слова, центр нашего сознавания бродит вокруг, иногда соединяясь со словами, иногда перескакивая на тело, на восприятие чего-то еще во внешнем мире и т. д.
Одна из наиболее сильных сторон гештальтистского подхода состоит в готовности и способности гештальтиста следовать за фокусом энергии, куда бы он ни двигался, не будучи пойманным словами. Для внимательного наблюдателя работа гештальтиста с клиентом удивительна - может показаться, что он не обращает внимания на слова, перебивает, меняет тему. Однако к концу работы - если она успешна - человек испытывает значительное чувство облегчения и интеграции и обнаруживает, что он все время был в фокусе внимания терапевта.
Придерживаясь доминирующего сознавания, я, фактически, прислушиваюсь к организму в целом, а не только к части его, которая произносит слова и фразы.
Очень часто, когда фокус сознавания сдвигается, он движется между импульсом продолжать работать над тем, с чего человек начал, и сопротивлением этому. Как раз здесь подвижность и гибкость гештальтиста особенно полезна. Если, например, человек работал над сном и внезапно как бы отходит, смотрит в сторону и его голос бледнеет, возможно происходящее - это внезапная вспышка тревожности или сопротивления. Нежелание продолжать возникает в данный момент как доминирующая фигура. Пробивание через это нежелание возможно, но почти наверняка после этого у человека будет меньше свободной энергии. Гештальтист пойдет сразу же вместе с сопротивлением, позволит ему превратиться в сознательное, принимаемое в сознавании, обратит внимание на жест отодвигания и смотрения в сторону. Человек выражает это более ясно, полнее сознает, что он делает. Если сопротивление очень сильно, человек может действительно захотеть остановиться в этой точке, что совершенно "о' кей", если у него нет свободной энергии, чтобы любой ценой продолжать то, против чего организм возражает. Более вероятно, что когда человек полностью переживет сопротивление, его энергия иссякнет, он сможет вернуться к первоначальной теме с гораздо большей способностью сфокусироваться и продвинуться.
Очень часто сдвижка фокуса сознавания происходит в противоположностях, т. е. пережив некоторую черту происходящего, человек скорее перейдет к противоположному, чем к чему-то, не имеющему отношения к пережитому. Большая часть "незаконченных дел", которые люди носят с собой, существует в форме полярностей, сосуществующих в них одновременно, продолжающихся внутренних споров. Часто эти споры ведутся обвиняющим критическим голосом "долженствования", который Фриц Перлс называл "собакой сверху", и протестующим "я не могу", "я не хочу" - голосом лени, который он назвал "собакой снизу".
Эксперимент 6
Повторите несколько раз эксперимент на обращение, предложенный в качестве вариации в Эксперименте 1. Представьте себе или притворитесь, что вещи обстоят не так, как они обстоят, а наоборот - что бы это ни значило для вас, или что ваши чувства по поводу ситуации противоположны. Побудьте с этим достаточно долго, чтобы посмотреть, что будет.
Большинство конфликтов появляется в этой сфере поляризованных позиций ("Я должен выполнить домашнее задание" - "Но мне не хочется". "Она меня любит - она не любит меня"). Гештальтистский подход состоит в том, чтобы продвигаться от одного к другому, переживая каждую сторону так полно, как только возможно, вместо того, чтобы сидеть в напряженном и неудобном смешанном амбивалентном состоянии.Переход на каждую из сторон и полное переживание каждой стороны дает возможность осуществить новый синтез, который с большим удобством включает большую часть вас.
Еще один принцип Гештальта следует из вышесказанного. Если действительно пребывание с опытом - лучший способ использовать его наиболее плодотворно и пережить его наиболее полно, то почему бы не попробовать в качестве произвольной техники преувеличение для ускорения процесса полного переживания. Разумеется, первые попытки преувеличения быстро переходят в подлинный опыт. Если человек жалуется на головную боль, мы знаем, что он каким-то образом создает эту головную боль, мы не энаем, каким, и просим человека увеличить ее - сидеть так, как для этого нужно, или думать о том, о чем для этого нужно думать, или смотреть туда, куда для этого нужно, вообще - делать то, что он найдет нужным делать, чтобы усилить боль. Вместо того, чтобы пассивно наблюдать и ждать, что человек сделает, мы вмешиваемся и пробуем сделать боль сильнее. Часто человек может сделать это довольно быстро. Если он демонстрирует способ изменять боль в одном направлении, он обычно спонтанно находит способность двигать ее и в другом - т.е. заставить ее исчезнуть в большей или меньшей степени. Если человек говорит, что кто-то его "немного раздражает", мы предлагаем ему притвориться серьезно раздраженным и раздосадованным. Если потенциал отсутствует, он проявится.
Далее, если правильно, что большинство конфликтов или напряжений существует через полярность и человек в данный момент проявляет одну из сторон, произвольное обращение часто вводит полярность в непосредственное сознавание. Если человек говорит, что такой-то "сводит его с ума", можно быть почти уверенным, что имеется также довольно сильное притяжение к этому человеку, иначе гнев не был бы столь сильным. Человек не будет терять время на злость на людей, совершенно для него не важных. Важно нечто относительно фокуса гнева, а также должны определенно существовать какие-то позитивные чувства. Хорошим примером может быть притвориться на одну-две минутки, что эти позитивные чувства существуют, высказать 1-2 предложения относительно этих чувств.
Техники преувеличения и обращения вместе называются "тяни-толкай", ови являются основными для гештальтистского подхода. Их действительно легко понять, вспомнив, как вы сдвигаете автомобиль: вы же не тянете его в одну сторону, а скорее раскачиваете - взад и вперед, и тогда последний сильный толчок вперед может быть более действенным. Человек, застрявший или амбивалентный в чувствах, часто тоже может с помощью "тяни-толкай" быть вытащен на новое место.
В нескольких местах этой главы мы уже намекали на гештальтистскую теорию относительно изменения. Настало время выразить ее более полно. С точки зрения Гештальта все, что необходимо, чтобы изменение могло произойти, - это просто, чтобы человек пережил все, что есть в наличии. В этот момент полного переживания изменение мгновенно, спонтанно и неизбежно. Как только я осознаю то, что просится в сознание, это проясняется, и я перехожу к тому, что далее на очереди. Это может быть не тем, что я полагаю, что хотел бы изменить, но это движение всегда происходит в направлении большей ограниченности и уравновешенности и всегда сопровождается высвобождением некоторой энергии, ощущением легкости, чтобы еще ни происходило.
Если человек "старается" измениться в течение некоторого времени, почти всегда дело обстоит так, что основные препятствия к изменению - это как раз те действия, которые более всего удерживают человека от переживания в опыте того, что наличествует. Если я боюсь пережить мое одиночество, я буду делать все, чтобы избежать его, - встречаться с людьми, курить с ними, пить кофе, заведу ряд ничего не значащих для меня сексуальных интрижек и т. д. Но парадоксальным образом как раз те действия, которые, как я полагаю, помогают мне избегать одиночества, более всего поддерживают ситуацию неизменной. Все они дают мне возможность избегать опыта, а только в полном переживании моего одиночества есть шанс, что оно пройдет и даст мне свободу пережить что-нибудь еще. И, как следующий парадокс, как только я начну переживать этот пугающий феномен, так он растворяется и начинает становиться чем-то иным, нежели то, чего я ожидал и чего боялся - чем-то иным, чем понятие о нем, которое я составил и носил с собой так долго.
Другим способом сказать это утверждение, это то, что мое поведение всегда определяется тем, что я отказываюсь пережить в опыте. Отсюда понятно, почему гештальт-терапию называют парадоксальной техникой изменения. Мы просим людей, которые приходят, чтобы измениться, сделать труднейшую вещь в мире - то, что они больше всего не хотят делать - отказаться от представлений об изменении и просто пережить то, что есть. Люди избегают опыта, притворяются, что его нет, делают что-то еще, и они остаются теми же самыми (только, может быть, еще более сложными), пока они не примут этого простого и трудного шага переживания как раз того, чего они избегают.
Нужно еще одно дополнение, чтобы это утверждение могло быть полным. Много раз может казаться, что человек переживает нечто полно, и все же он остается привязанным к этому, привязанным к попыткам избегать этого в дальнейшем и не обнаруживает облегчения или исчезновения симптомов и чувства облегчения, сопровождающего полное переживание. Дополнительное "нечто", которое кажется здесь необходимым, - это сознавание вместе с опытом, что я сам выбрал и создал этот опыт, а не являюсь его жертвой. Если переживание одиночества сопровождается чувством, что на это одиночество меня обрекли мои родители, или что меня кто-то оставил и этим сделал одиноким - я еще не переживаю его полностью. Необходимо в дополнение к этому, может быть не обязательно вполне эксплицитно, мое признание, что в каждой точке я по собственной воле участвую в ситуации, создающей опыт, которого я пытался избегать.
Гештальт-терапию часто отождествляют с формами психотерапии, требующих драматических телесных действий и выражений в качестве необходимых моментов процедуры. Действительно, в нашей культуре стремление и минимизация выражения создает серьезную проблему, старание жить одним интеллектом, вместо полной жизни всем организмом - может быть, основная проблема большинства людей. Полное органическое выражение того, что происходят, - ценный путь к полному переживанию. Многие техники гештальт-терапии используют этот процесс перевода словесных эаявлений в телесные действия. Например, если муж и жена говорят о необходимости "быть близкими", гештальтист может предложить им попробовать, как близко они могут находиться друг к другу и как они себя чувствуют на различных физических расстояниях друг от друга. Если человек в группе жалуется на "комплекс приниженности" (то, что обычно переводится на русский "комплекс неполноценности"), гештальтист может попросить его оглядеться и указать 2-3 человека, по отношению к которым он чувствует себя особенно низким. Такие процедуры, делающие более конкретным и реальным то, что происходит, действительно способствуют более полному переживанию, чем возможно, если только человек говорит о своих чувствах.
Однако часто проблемой является смешивание драматического с полным переживанием. Это не обязательно одно и то же. Драматическое избивание подушек не гарантирует, что люди полно переживают то, что они выражают. Переживание может быть тихим и все же очень значительным. А большая доза драматизма может быть привлечена без полного ответственного переживания. Часто, когда пациент достигает точки противостояния опыту, которого он боится и которого он обычно эффективно избегал, и когда все первичные средства избегания не работают, он готов скорее покинуть ситуацию, чем встретиться с сердцевиной своего страха. Перлз называл эти моменты "тупиками". Они могут достигаться много раз в миниатюре и возникают с большей интенсивностью в некоторых случаях. Это всегда одно и то же. Человек приближается к опыту, подходит очень близко к нему, а затем отказывается идти дальше; поскольку, однако, для человека почти невозможно принять, что он избегает прорабатывания центральной проблемы, он отрицает свое избегание или, более вероятно, находит оправдание в окружающем: нечто не так в группе, что-то не так в ведущем, и поэтому-де человек не идет дальше и оказывается в тупике...
Иногда присутствие лидера группы, некоторое давление может помочь человеку собрать энергию и пройти через тупик в этой точке. Чаще необходимо признать, полно и ответственно, избегание в этой точке, а не отрицать его. Это создает для человека лучшие условия, чтобы справиться с тупиком в следующий раз, когда он встретится. Так же "нормально" не противостоять тупику, как "нормально" противостоять ему, коль скоро выбор осуществляется с полным, ответственным сознанием. Делать же выбор в любую из этих сторон, думая, что меня вынудили обстоятельства, ведущий или группа и т.п. - менее "нормально" и менее "здоровое" действие.
Уже упоминалось представление об ответственности, необходимо поговорить об этом более подробно. Быть ответственным значит просто признать действие своим собственным. "Я сделал это" - меня не принуждали ни обстоятельства, ни "мое бессознательное", ни судьба, ни социальное давление (не говоря уже о жене, детях или начальнике). Такого рода давление, разумеется, влияет на мое поведение, но я сам взвешиваю и выбираю, каким влияниям придать большее значение, или как я выбираю не взвешивать и не выбирать, или выбираю не видеть, что у меня есть выбор.
Есть две распространенные ошибки в понимании ответственности. Одна состоит в смешении ответственности с виной. Чтобы найти вину, нужно добавить моральную позицию или оценку ситуации, которая сама по себе таковой не является. Важный шаг в том, чтобы помочь людям принимать ответственность - или, скорее, увидеть, что они ответственны
- состоит в том, чтобы освободить их от предположения, что ответственность подразумевает вину. Если я хорошо прицелился из винтовки, нажал курок и убил человека, я вне сомнения ответственен за его смерть. Является ли это виной - зависит от того, кто он и кто я. Если я - полисмен, а он массовый убийца, я буду героем, если я - массовый убийца, а он - одна из моих жертв, я виновен.
Другая ошибка - в смешении ответственности с долгом или обязанностью. По приведенному выше определению, ответственность - это признание действия в качестве своего собственного. Ясно, что можно выполнять долг менее совершенно и можно быть в большей степени безответственным. Солдат, который защищается утверждением, что он действовал по приказу, и бюрократ, который говорит: "Мне это не нравится, но такова политика, и я ничего не могу здесь поделать" - выполняют свой долг, но безответственны.
Первый уровень ответственности, который прорабатывается в гештальтистском обучении, это фундаментальный уровень использования своих чувств и своего ума. Если в гештальтистском обучении человек утверждает, что он не слышал чего-то, что я сказал, я вместо того, чтобы повторить, прошу его сказать, что он слышал. В приблизительно 80% случаев память точна. Он может точно повторить то, что я сказал. Обычно, когда он это делает, он приходит в соприкосновение с природой своих возражений против того, чтобы слышать: может быть, ему не хочется этого слышать, или он хотел бы, чтобы я этого не говорил, или ему нужно время, чтобы сформулировать более элегантный ответ.
Точно так же, если человек утверждает, что он не понимает чего-то, что я сказал, мне кажется бесполезным повторять или пытаться выразить это другими словами. Человек понял что-то, то, что он услышал или понял - ключ к тому, что именно обстоит не так, почему он не слышит или не понимает полностью. В таких случаях я спрашиваю, что он понял из сказанного. Если человек утверждает, что он совершенно озадачен и не знает ничего о том, что произошло, я просто прошу его вернуться к последней вещи в нашем взаимодействии, которая кажется ясной, и начать оттуда, точно выясняя, где он начал не понимать и ничего с этим не делать. Эту процедуру нужно применять очень мягко, но она делает человека полностью ответственным за свое участие.
Эксперимент 7
Выпишите на листок список вещей, которые, как вы полагаете, вы должны делать в своей жизни, хотя вам не хочется, а затем переведите каждую вещь из ваших записей в следующую форму: "Если я не сделаю эту вещь, которую должен, тогда..." - и заполните последствия, которые вам предстоит претерпеть, если вы не сделаете этого. Далее, постройте предложения "Лучше я сделаю /эту вещь, которую я должен сделать/, чем испытаю последствия /неделания этого/". Если последнее предложение верно (как это должно быть в большинстве случаев), рассмотрите вопрос: почему вы сознаете эту вещь как "долженствование" вместо того, чтобы признать, что при данной альтернативе вы хотите это сделать? Что дает вам переживание этого как "я должен"? Или вы действительно не верите, что последствия вашего неделания этой вещи реально будет иметь место?
Вы можете использовать эту модель для того, чтобы обнаружить, что, логически говоря, все в вашей жизни, что вы переживаете как "я должен", на самом деле, при предположении, что мир таков, как он есть (а он таков, как он есть!), - дело выбора. В задачи этой главы не входит заниматься вашими целями в том, чтобы переживать некоторые выборы как "я должен", но это сильная модель, которую полезно держать в голове. Большая часть так называемых жизненных проблем оказывается, как и чувство "я должен", трюками для избежания переживания ответственности выбора.
Второй путь, каким прорабатывается ответственность в
гештальтистском обучении - это использование языка. Утверждения людей,
что они "должны" или "не могут" делать что-то, почти никогда не
принимаются. Вместо этого им предлагают увидеть точки выбора, которые
в это вовлечены, пока человек не увидит, что, если принимать
вселенную такой, какой он ее видит, он делает то, что он хочет делать,
платя наименьшую цену, как он может это просчитать. И люди извлекают
некоторую "вторичную прибыль" из того, что они не принимают свою
ответственность, говоря "я должен".
Прорабатывается такая терминология как "мысль пришла мне в голову", или "во мне копошатся воспоминания". Например, предлагается начать предложение с "я" и употреблять активные глаголы, например, "я выдвигаю сомнения относительно того, о чем я думаю. Цель состоит в том, чтобы подчеркнуть, что это не внешние процессы, происходящие в индивидуумах, а просто что-то, что они сами делают. Точно так же в гештальтистской работе люди отвечают за то, что они помнят, что они предпочитают вычеркнуть из памяти, за то, что они воспринимают, глядя вокруг себя. В любой данный момент существует бесконечное множество людей, которых можно видеть или вспоминать, и то, что мы видим или вспоминаем, определяется нашими предпочтениями на данный момент. Если я начинаю скучать и не вполне хочу это признать, то, оглядываясь вокруг себя, я почти наверняка увижу 1-2 скучающих лица, а не те, которые сердятся, эаинтересованы, печальны и т.д.
Эксперимент 8
Во время нескольких следующих разговоров отметьте, каково ваше намерение при разговоре. Отметьте, если намерение отлично от содержания, которое вы высказываете, посмотрите, не определяет ли, не направляет ли намерение содержание разговора в каких-либо отношениях. Заметьте, что ваше отношение и намерение может быть различным при рассказывании одной и той же истории: вы можете рассказывать какой-либо инцидент человеку А с намерением произвести на него впечатление, человеку Б - с желанием поделиться с ним тем, как плохо обстоят дела в мире, а человеку С - просто, чтобы рассказать, что произошло.
Лишь после многих лет я начал понимать, сколь радикальной сменой жизненной позиции является гештальтистская точка зрения. Западная цивилизация помещает интеллект и когнитивное понимание на первое место в жизни (декартово "мыслю, значит существую", сократово "нерассматриваемую жизнь не стоит проживать"). Этот акцент привел к огромным преимуществам, но и к огромным потерям, одна из них, как мне представляется, - уменьшение ощущения живого, полного участия жизни. С точки зрения Гештальта центр жизни не в интеллектуальном понимании, а в переживании выбора и действия ("Я выбираю, значит я есмь, непроживаемая жизнь не стоит рассмотрения").
Одно из мест, где различие перспектив можно увидеть очень ясно, - это оправдания и объяснения, которые мы даем нашему поведению. Допустим, я опоздал на встречу, и моя подруга, несколько раздраженная, спрашивает, в чем дело. Я говорю ей, что у меня была неполадка с машиной. Она частично смягчается, хотя и не полностью, и жизнь продолжается, может быть на одну тень темнее, чем раньше. Однако, вы знаете и я знаю, и, к сожалению, она знает тоже, что если бы у меня было назначено свидание с девушкой моей мечты, которого я ждал неделями и не мог дождаться, я бы не опоздал. Может быть, я заметил бы заранее симптомы неполадки с машиной, и проверил бы ее, может быть, взял машину у приятеля, скорее всего, так или иначе, я бы слонялся у назначенного места много раньше назначенного времени. Поскольку же это было "заурядное" свидание, я сидел за чашкой кофе с приятелем до последней минуты, так, что было поздно предпринимать что бы то ни было, когда неполадка с машиной задержала меня (возможность попросить машину у приятеля просто не пришла мне в голову). Причиной того, что я опоздал на свидание было то, что я ценил какие-то другие дела больше, чем вопрос о том, успею ли я вовремя на это свидание. Мое намерение успеть вовремя было в моей ценностной системе не так высоко, как какие-то другие дела.
Одна точка зрения объясняет нечто посредством механизма - того, как закручен, так сказать, мир. Дорожные происшествия, водопроводные неполадки и прочее - это механизмы. Дорожное происшествие может заставить меня опоздать, неурядицы в семье в детстве, и подростки, курящие марихуану в подъезде, могут сделать меня наркоманом. Другая точка зрения объясняет нечто посредством намерения, моей собственной активной воли, которая опирается на механизмы и использует их, чтобы получить то, чего я хочу. Мое намерение опоздать состояло в согласии не применять усилия к тому, чтобы успеть вовремя.
Может показаться, что это не только не научный, но даже антинаучный взгляд на мир. Цель науки - увеличить предсказуемость и управляемость изучаемых феноменов. Если же человек всерьез принимает гештальтистскую точку зрения, он становится менее предсказуемым и менее управляемым.
Традиционное заключение должно содержать напоминание немногих основных представлений, изложенных в этой главе. Если вы ждете этого, я искренне надеюсь, что вам трудно будет найти эти основные понятия. Я скорее предпочел бы, чтбы вы просмотрели эту главу весьма бегло. Последние ее фразы будут скорее личными соображениями по поводу Гештальта как социальной силы, чем заключением.
Гештальтистской точкой зрения много пользовались и много злоупотребляли. Многие ее техники применяются традиционными терапевтами или приспосабливаются для создания драматических эффектов инсайта, при этом забывают, что в Гештальте для изменения не так важно "знать", почему я делаю нечто, сколько пережить в опыте, что я сам выбираю это.
<< Пред. стр. 1 (из 3) След. >>
Список литературы по разделу