<< Пред.           стр. 2 (из 3)           След. >>

Список литературы по разделу

  Гештальт трудно представить себе респектабельной дисциплиной. Ее цель состоит в том, чтобы видеть активного, переживающего, выбирающего субъективного человека в центре его собственной вселенной, откуда Фрейд и бихевиористы долго старались его изгнать. Гештальт подчеркивает свободу и эксперимент, что нервирует бюрократов в медицине. Как движение Гештальт исчезает, как только появляется, т.е. он оказывает глубокое влияние на многих, кто начинает пользоваться им в собственных целях, забывая, что "это". Субстанция его сохраняется посредством передачи, форма же теряется и изменяется. Если Гештальт когда-нибудь будет принят в существующие структуры - можете не сомневаться, что он сильно изменился по существу, тогда нам понадобится нечто другое для той роли, которую выполняет сейчас Гештальт.
  Глава 5. Расширение сознавания
  В этой главе мы рассмотрим упражнения и структуры для более сложного и тонкого изучения сознавания, чем в главе "Рассмотрение сознавания". Первые два упражнения в некотором смысле концептуально противоположны друг другу, они кажутся похожи на два подхода в психологическом исследовании человеческого развития. Поскольку для человека, по-видимому, невозможно сознавать все время происходящее целиком, крайними возможностями являются - сознавать все на краткий момент или следовать сознаванию некоторой темы в течение определенного продолжительного времени.
  "Моментальные снимки"
  Подход, который можно было бы условно назвать "поперечное сечение", описан П. Д. Успенским в книге "В поисках чудесного", он называет это "моментальными снимками". Задание состоит в том, что человек должен осмотреть все, что наличествует в сознании в данный момент времени. Ценность этого в том, чтобы увидеть, что именно наличествует и как это взаимодействует в данный момент.
  Набрав ряд таких "моментальных фотографий" и рассматривая их все вместе, человек может увидеть, что чаще всего с ним происходит и какие феномены имеют тенденцию происходить одновременно.
  Очевидно, человек не может сам выбрать момент для выполнения этого упражнения, не предрекая результаты, выбирать "наугад" - это означает плохо выбирать в соответствии с каким-то неизвестным критерием. Успенский описывает, что учитель может использовать этот метод со своими учениками. Поскольку рядом со мной не оказалось учителя, я стал искать источник случайных сигналов вовне; в конце концов, я воспользовался автоматическим устройством, которое привязал к поясу. Когда появлялся сигнал, я замирал, даже задерживая дыхание на несколько мгновений, и тщательно пробегался по телу, замечая точки напряжения и контакта, по своему внешнему и внутреннему сенсорному полю, отмечая звуки, краски, запахи и пр., отмечая настроение, мысли, внутренний диалог, присутствующие образы и положения. Наиболее важное я сразу же записывал в карманную записную книжку, затем снова заводил устройство на неизвестный промежуток времени и шел дальше.
  Выполнение этого упражнения на людях было очень неудобно, получалось, что я больше объясняю окружающим, что я делаю, чем на самом деле делаю это. Появилась возможность одинокой пешеходной прогулки по горам Северной Калифорнии. Я взял с собой свое приспособление. Поскольку я был один, все соображения относительно любопытства и т. п. окружаюших отпадали. Я установил свое устройство на частоту примерно раз в 15-20 минут. Когда появлялся сигнал, я замирал, просматривая телесные напряжения, настроение и содержание сознания - то, что мне удавалось заметить относительно того, о чем я "думал". Я выяснил много интересного для себя, наиболее ярким оказалось то, чт больше половины из 50-60 "осмотров", которые я совершил за эти два дня, я по-прежнему объяснял что-то кому-то в своей голове! Я был в глуши, на много миль от кого-либо, кто знал меня, у меня было 10 свободных дней впереди. Никто не интересовался тем, где и что я делаю, мне не в чем было объясняться. И все же постоянным содержанием сознания были объяснения: "Я пошел по этой тропинке, потому что... ", "Я остановился, так как...", "Я думаю, надо написать X, потому что...". Это было почти навязчивостью, но я не мог остановиться.
  Это было во многих отношениях беспокойное упражнение. С одной стороны, постоянное "объяснительство" уронило мой образ в собственных глазах. С другой стороны, я испытал шок, пережив нервное, вздрагивающее, испуганное, не поддающееся управлению качество моего повседневного от-момента-к-моменту сознания - бессвязных фантазий, переживаний старых незаконченных дел и страхов будущего (причем даже не самых существенных из них!). Индийский миф описывает ум, как запертую в клетке сумасшедшую и пьяную обезьяну, выплясывающую пляску Святого Витта, как будто ее только что ужалила оса. Пока я не проделал это упражнение, я полагал, что этот миф относится к "обыкновенным людям", а не ко мне.
  Прослеживание
  После этого путешествия я решил изучить феномен постоянного объяснения более подробно, используя метод постоянного наблюдения; коль этот феномен обозначен, можно проследить его появления, записывая в тетрадку содержание объяснений, обстоятельства и кажущуюся цель объяснений. Я обнаружил, что мне трудно заставить себя делать это весь день подряд, так что я установил 2-х или 3-х часовые "вахты", в течение которых я и записывал различные "объяснения" во всех формах и проявлениях - внутренние и внешние. В качестве вариации на некоторых из этих вахт я устанавливал себе запрещение объяснений. Это было сделано исключительно как эксперимент, а не с целью остановить объяснения, попытка остановить использовалась как источник материала для наблюдений (этот момент часто неверно понимают в Гештальте: произвольно инициируемые изменения используются не как средство к изменению, а как средство получить материал для наблюдения). В эти моменты, если кто-то простодушно спрашивал меня, что это я делаю и почему, я разрешил себе в качестве части упражнения отвечать "потому что я так решил" и кроме этого не давать никому никаких объяснений. Это оказалось неимоверно трудным. Иногда я не удерживался, чаще я скрывался в убежище метаобъяснения того, почему я не даю объяснений. Многие люди, которым я предлагал это упражнение, также рассказывали о значительной трудности запретить себе объяснения и даже о таких реакциях, как сильный страх и мгновенная дезориентация, если они настаивали на удерживании от объяснения, которые они чувствовали себя вынужденными давать. У меня создалось впечатление, что для некоторых людей опыт реальности связан с этим потоком объяснений и их психологическое существование зависит от постоянного подтверждения этой ткани объяснений.
  Одним из последствий этих наблюдений было для меня, я полагаю, незначительное уменьшение бесконечного потока объяснений и принятие того, что значительная часть его исчезает. Другим последствием была ультра-чувствительность к этому процессу в других и видение того, какое чудовищное количество энергии связывается этим процессом. Я отмечал шкалу подобного рода эмоций. Если я отмечал объяснение, я получал в ответ защиту, а если я отмечал защиту, я наталкивался на возбужденное оправдание. Соединяя эти слова, я назвал весь этот класс внутреннего поведения "ОБЩИВДАНИЕ" (ОБъяснение- заЩИта-опраВДАНИЕ).
  Круг сознавания
  "Если бы стекла восприятия были очищены, все явилось бы человеку таким, каково оно есть - бесконечным... Ибо человек закрыл себя до такой степени, что видит все вещи через узкие створки своей раковины". (У. Блейк)
  Пользуясь несколько рискованной аналогией, можно сказать, что "моментальные фотографии" предыдущего эксперимента выглядят, как будто сняты дешевой камерой. (В своем 1-м упражнении автор странным образом соединил две совершенно разные техники, дававшиеся Гурджиевым в разных контекстах: "моментальное фотографирование" и "стоп-упражнеиие". Что касается "моментальной фотографии", то "качество" ее зависит от уровня предварительной подготовки ученика).
  "Моментальная фотография", взятая в момент обычного повседневного сознавания, ясно выделяет 1-2 черты, оставляет еще несколько на периферии, остальное исчезает в нерезкости, нужно всматриваться или вслушиваться, чтобы разглядеть или расслышать, что там происходит.
  Каждый, однако, знает моменты в жизни, когда ограниченность сознавания не так значительна - прекрасные моменты особенно глубокого или впечатляющего опыта, живо остающегося в памяти даже спустя много лет. Маслоу указывает на эти моменты своим понятием "пик-переживание". В отличие от повседневного сознавания эти моменты обладают богатством и широтой диапазона сознаваемого. Я слышал описание таких моментов, в которых живо соединялись телесные ощущения разного рода, усиленное восприятие звука и цвета, богатая гамма чувств, смены настроений и мироощущений, многие уровни мысли и др. Сопоставляя преобладающие "обычные" моменты сознавания с немногими "полными", мы приходим к интересному вопросу. Являются ли обычные тусклые моменты нормой, а моменты полного, богатого восприятия - исключением? Или моменты тусклого восприятия являются просто "обрезанным" полным восприятием? Иными словами, является ли "богатое" восприятие экстраординарным, или "тусклое" восприятие инфраординарным? Может быть, особые моменты не то что "содержат" больше, чем обычные, а просто мы замечаем в них больше или внимаем большему? Может быть, потенциальность "пик-переживаний" всегда наличествует, но обычно мы глухи к ней, а когда такие моменты возникают, это похоже на мгновенное срывание завесы, прочищение стекол восприятия.
  Если так, то может быть возможно вернуть, раскрыть теряемые и игнорируемые области систематическим образом, вернуть себе большую полноту, возможную в данный момент. Вот два пути, которыми я старался реализовать эту идею.
  Первый я называю "кругом сознавания". Это делается в группе в форме руководимой медитации, в которой участники молча фокусируются на своих реакциях на предложения инструктора, одновременно даваемые всей группе. В качестве начальной точки я предлагаю ясное, устойчивое телесное ощущение - если угодно, симптом, если он может быть локализован относительно точно и воспринимаем отчетливо. Устойчивое или повторяющееся простое действие или привычка также могут быть отправной точкой. Я рекомендую в качестве начальной точки некоторый устойчивый опыт, от которого хотят избавиться, поскольку исчезновение начального опыта часто является результатом этого упражнения. Участникам не предлагается "делать" что бы то ни было, кроме как наблюдать, что происходит в них по мере звучания инструкций.
  Желательна удобная свободная одежда, не рекомендуется перекрещивать ноги и руки, очки лучше снять, глаза закрыть, возможно небольшое начальное расслабление.
  Затем предлагается сосредоточиться на начальном ощущении. Затем звучит фраза: "Какое телесное ощущение вы можете отметить по ассоциации или в связи с этим?" (пауэа -дважды) "В связи с этим ощущением (пауза и сосредоточение на момент) какую позу тела вы отмечаете?" (пауза, повторение) "Вместе с этим ощущением, какое характерное выражение лица вы можете заметить?" (пауза, повторение).
  С различными вариациями инструктивной фразы и числа повторений, могут быть затронуты области: привычных жестов, других телесных проявлений, расположения ума, чувства, эмоции, настроения, идеи, мысли, разговоры других, нечто известное о других или от других, представления о "почему", в которые мы верим, решения в связи с, потери и приобретения, проблема в связи с, действия в мире, как это действует на меня и на других, отношения с другими, фантазии, воображения, мысли о будущем, воспоминания, картины из прошлого, звуки, цвета, запахи, представления о себе, оценки и пр.
  Подобное сжатое описание может создать впечатление, что упражнение перегружено, в действительности оно выполняется довольно легко, занимает около часа, включая многократное возвращение к ситуации в настоящем. Вот комментарии участников одного семинара, где использовалось это упражнение.
  У. (участник): Я очень удивлен. Я начал с того, что казалось мне незначительным случайным симптомом. Чем больше вопросов вы задавали, тем больше эта вещь оказывалась всепроникающей. Я также думал, что был бы счастлив избавиться от нее, затем я обнаружил, что попал в целую вереницу связанных с этим ассоциаций, и понял, что избавиться от этого
  - значит развязать значительную часть телесного панциря (термин В. Райха, означающий мышечный зажим психического происхождения - прим. перев.), который у меня есть. Если я действительно потеряю все, что связано с этим, я буду черт знает как близко к беззащитности, в том смысле, в каком панцирь обеспечивает защиту. Это показалось мне довольно неуместным.
  Дж.Э. (Дж. Энрайт): Прекрасный пример взаимосвяазанности всего. В сознавании поистине нет "размеров и направлений". Один поэт говорил о "Вселенной в крупинке песка".
  У.: Опыт был для меня настолько богатым, что его трудно объяснить. Быстрее, чем вы повторяли инструкцию, я переходил от одного чувства к другому, от одной стадии к другой, великое множество вещей проходило сквозь это. Я право не знаю, что все это были за чувства!
  У.: Мне потребовалось бы несколько дней, чтобы описать все это!
  У.:Мне было жаль, когда вы остановились. Мой ум лишь пребывал, наблюдая все это.
  У.: Для меня это было так, что когда вы предлагали вспомнить сцены или образы из прошлого, они возникали сразу как на экране.
  Дж.Э.: Это вы проецировали их, я лишь предложил возможность.
  У.: Я полагаю, что я обнаружил нечто, что меня очень беспокоит и причиняет немалую боль. Сначала я как бы отказывался рассматривать это. Когда вы продолжили, я этого не чувствовал. Затем я начал как бы чувствовать это, я понял, что несмотря на все мое обдумывание этого, рассуждения и обсуждения, я никогда реально этого не чувствовал.
  У.: Когда вы сначала спросили, хотим ли мы отказаться от этой вещи, я автоматически сказал "да", но когда мы проходили через это, я почувствовал некоторую трудность. Когда вы предложили вопрос "Каким иным вы будете, отказываясь от этого?", я почувствовал себя как резиновая лента, которую тянут и тянут, а затем я мгновенно поймал суть: мне стало ясно. что я не могу найти приемлемой альтернативы этому поведению.
  У.: Я попал в гипнотическое состояние, вроде сна, и не слышал ничего до тех пор, пока вы не сказали: "Теперь, когда вы готовы, возвращайтесь" - это я слышал отчетливо.
  У.: Со мной было то же самое.
  Дж.Э.: А как вы чувствуете себя сейчас7
  У.: Великолепно.
  Дж. Э.: Из опыта, который у меня есть в связи с этим упражнением, я полагаю, что ваш организм в целом реагировал и вбирал все это так же полно, если не полнее, как те, кто был "пробужден". "Более" - потому что ваше рассуждающее, болтливое эго не болталось здесь все это время на дороге. Многие из тех, кто сидели здесь вполне "пробужденными" хотели бы так "заснуть".
  Поразительна черта многих реакций в этом упражнении - чувство, что возникающее сознавание просто происходит, а не является результатом намеренного действия. Когда структура упражнения установлена, ведущий "делает" все, что необходимо, участники могут просто пассивно наблюдать результаты. Такое же качество "спонтанно происходящего" отмечает "пик-переживания".
  Хотя я и не утверждаю, что предлагаю процедуру вызывания "пик-переживания", но, по-видимому, некоторые качества богатства этих моментов могут быть произвольно восстановлены систематическим вызыванием избегаемых или подавляемых областей опыта вокруг начальной точки.
  Второй подход также имеет это свойство - если кто-то другой как бы делает необходимую работу, освобождая в субъекте возможность сознавания, а не вынуждая ее. В этом упражнении двое сидят лицом друг к другу. Один из них выбирает тему, которую он хотел бы разработать. Другой спрашивает его: "В связи с... (рассматриваемым переживанием) какие ты замечаешь телесные ощущения" и т.д.
  Список используемых областей может меняться в зависимости от темы, но в общем он соответствует тому, который приведен выше.
  Цензура и сознавание
  а). Избирательность и сознавание.
  Различия, предложенные во 2-й главе - избирательное-данное, оценка, воображаемое/наблюдаемое - могут быть расширены до весьма интересных результатов. Опыт избирательности одного содержания сознавания из многих воспринимаемых возможностей при ближайшем рассмотрении часто ведет к пониманию, что содержание А часто выбирается вместо содержания В. Это, в свою очередь, ведет к пониманию, что часть намерения в выборе А состоит в избегании В, а это ведет к переживанию цензурирования. Почти каждый временами цензурирует при выполнении упражнения на континуум сознавания - реже или чаще, грубо и очевидно или скрыто, тонко, находя чем заместить цензурируемое содержание столь плавно, что человек сам не замечает своего цензурирования.
  Разрешение цензурировать, как путь к сознаванию.
  Работая с континуумом сознавания, я давно пришел к интересному открытию, что если человек признает цензурирование, когда он его совершает, легче оставаться в потоке сознавания или вернуться в него, при этом человек обнаруживает меньше суеты и беспокойства. Когда цензурирование (и сообщение о нем как просто об очевидном признавании), рассматривается как совершенно приемлимое, оно перестает быть проблемой до такой степени. Люди начинают говорить, что то самое содержание, которое они только что подвергли цензуре, не кажется таким уж плохим, сразу после того, как они подвергли его цензуре, и они сообщают о нем. По-видимому, акция утверждения, включающая отмеченное право цензурировать, дает человеку почувствовать себя управляющим ситуацией. Неудивительно, что владеющий ситуацией человек не нуждается в цензоре. Это наблюдение привело к интересному упражнению, которое впервые появилось на семинаре под названием "Разговоры о сексе". Двое сидят лицом друг к другу, первый обращается ко второму дважды, и первый раз он предлагает ему(ей): "Скажите мне что-нибудь, что вы хотите сказать о сексе."
  Выслушав сказанное, он обращается со второй просьбой: "Отметьте в себе что-нибудь, что вы не хотите говорить, и когда вы установили это, дайте мне понять кивком". Получив этот знак, он вновь обращается с первой просьбой, и далее они чередуются одна за другой в течение нескольких раз. Оказалось, что многие сообщают в следующем круге как раз то, чего они не хотели сообщить в предыдущем! Т.е. возникает спираль углубления сознавания и общения, основанная на силе признания вместо укрывания и стыдливости по поводу цензурирования. Эта форма может быть использована, разумеется, относительно любого содержания, принцип полной свободы цензурирования оказался клинически неоценимым, если человек цензурирует и скрывает свое цензурирование, он в действительности вытесняет некоторое содержание. Потом вытесняет само вытеснение, что означает дальнейшее отдаление вытесняемого из сознавания. Признание вытеснения вместо вытеснения самого вытеснения приближает содержание к сознаванию.
  Размышляя над этим феноменом, я понял, что в культуре, вроде нашей, где в течение долгого времени учили цензурированию и сокрытию (вплоть до XX века), предложение прекратить цензурирование - полезный шаг к сознаванию. Однако, в некоторых субкультурах (вроде энкаутер-групп) давление в противоположную сторону - прекратить цензурирование и открыть все - становится настолько сильным, что люди пугаются этого давления, в таком случае разрешение цензурирования может быть движением к большему сознаванию.
  Можно (1) сознавать что-то и хотеть сообщить об этом, (2) сознавать и не хотеть сообщить (т.е. цензурировать) и (3) можно не сознавать. 1-ая и 3-я зоны по существу не ограничены в своем содержании, однако, по-видимому, может быть ограниченное количество содержания, которое человек может удержать в сознании, не сообщая о них, - т.е. цензурировать. Основание для откровенностей, для того, чтобы делиться чем-то, быть открытым и т.п. состоит в том, что перемещение содержания из 2-ой зоны в 1-ую, из цензурируемой в сообщаемую, создает во 2-ой области больше свободного пространства, и в нее может проникнуть нечто из 3-ей, из несознаваемого в сознаваемое. Это - основа энкаутер-групп, игр Синан и т.д. Однако, если человек оказывается в ситуации, где он обязан сообщать все, что он сознает, возникает тенденция, принуждающая к исчезновению 2-ой зоны. Кое-что из того, что в ней было, переходит в 1-ую зону, т.е. сообщается, но если человек сильно не хочет сообщать о каком-то содержании, но при этом испытывает давление, он в итоге перемещает содержание в 3-ю зону, в несознаваемое. Т.е., при некоторых обстоятельствах давление, оказываемое на человека, чтобы он обнаруживал содержание, отодвигает определенный материал в несознаваемое - такой парадокс.
  Разрешение на цензурирование, на то, чтобы удерживать в сознавании, не сообщая, может в таких обстоятельствах облегчить и увеличить сознавание, восстанавливая промежуточную зону "сознаваемого, но не сообщаемого".
  Не судите, да не судимы будете.
  В определенный момент "суд", т. е. негативная оценка, стала для меня центральной темой. Казалось, что негативные суждения, а также вытекающие из них чувства и состояния, составляют основную часть жизни, для некоторых - иногда, а для иных - большую часть времени. "Я его не люблю". "Она не слишком-то хороша". "Весьма посредственный учитель", "Не люблю помидоры". "Ты делаешь не то..." Отвержения: "Она мне не нравится". "Ее может увлечь каждый". "Она слишком жирная". Негодования: "Я ненавижу его, потому что он... "
  Предубеждения - молчаливые, молчаливая горечь, горечь в семьях. Источник всей жестокости - великой и малой. Вина. Доженствование. И даже если, конечно: я не должен чувствовать вины - негативные оценки негативных оценок. Большая часть яда в человеческой жизни основана на негативных оценках или, по крайней мере, включает их. Я начал искать пути их систематического уменьшения.
  а). Автоматичность суждения.
  Один из ключей к работе с негативной оценкой - ее невероятная автоматичность. Хотя восприятие и оценка - различные вещи, в действительности большинство людей "овидива_ет" или "вису_дит" в одном, по-видимости, едином действии. Качество суждения переживается как часть "овиденного объекта", а не как добавление воспринимающего. "Он безобразен" - для наивного наблюдателя это просто описание, просто сообщение наблюдаемого факта, вроде того, что "он носит очки". В действительности происходит процесс, подобный следующему: "Я замечаю в этом человеке ряд вещей: складки жира в разных местах, гладкую кожу, улыбку, мягкий голос, и т.п., я выбираю из этого множества подмножество характеристик, которые обобщаю как "жирный", просматривая свои внутренние ассоциации, я нахожу формулировку "жирный - это безобразный" и дальше "быть безобразным - плохо, плохо быть жирным/безобразным".
  б). "В глазах наблюдающего".
  Принцип не нов и в нем нет ничего удивительного. Красота и ее противоположность существуют в глазах наблюдающего (точнее, в уме), а не содержатся, как объективное качество в наблюдаемом объекте. В теории это признается, но реально редко понимается, т.е. редко применяется. Мне показалось полезным очень тщательно проследить за этим феноменом, работая с людьми.
  Когда предъявляется автоматическое "овидива_ние", я останавливаю человека и настаиваю на обнаружении зазора между видением и суждением, прошу человека помедлить и заметить, что тут есть два шага и что он полностью ответственен за второй. Может быть, рассматриваемый человек ответственен за то, сколько он весит, но наблюдатель ответственен за то, что он оценивает этот объективный факт как жирный и безобразный. Клиентов и учеников, которые постоянно "овидивают", я прямо-таки муштрую, заставляя отмечать вещи, которые они негативно оценивают, и точно осуществлять различение между наблюдением и оценкой, пока они к этому не привыкают.
  Прорабатывая негативную оценку, я понял библейское изречение "Не судите, да не судимы будете"; раньше я думал, что это что-то вроде сделки: вы не будете судить меня, а я не буду судить вас. Теперь я вижу, что более глубокое значение таково: если я сужу негативно, моя субъективная вселенная, а не ваша, будет наполнена ядом негативной оценки.
  Источники негативной оценки
  Коль скоро выясняется, что оценка не пред-дана, что ее нет в объекте, что она - во мне, становится возможным и законным вопрос: что это за процесс во мне, который порождает энергию, превращающуюся в негативную оценку? Постепенно сложилось упражнение для исследования этого вопроса, оно может проделываться в одиночку, вдвоем или в группе. Упражнение начинается выбором объекта в комнате, или его особенности, или какой-либо характеристики или аспекта другого человека, которые вызывают сильную негативную оценку. Я заметил, что использование сравнительно простых объектов или особенностей удобнее всего для проработки. Второй шаг состоит в оценке по шкале от минус единицы до минус десяти, насколько сильно негативное чувство. (-1) соответствует легкой неприязни, при (-10) человек едва может сдержаться от того, чтобы растереть раздражающий объект в порошок. Затем человек должен описать настолько точно и объективно, насколько возможно, какие именно особенности являются фокусом негативных чувств.
  В этом пункте есть три линии продолжения, обычно одна из них является основным источником энергетической подпитки оценки, хотя в той или иной мере часто участвуют все три.
  а) Проекции.
  Первая - проекция. Не нравящееся качество объекта оказывается качеством, которое воспринимающий чувствует в себе, но не хочет признавать за свое собственное (см. главу 3 об атрибуции-проекции). Следующая запись иллюстрирует это:
  Ст. (Стив): Мне не нравится растение, которое вон там висит.
  Дж. Э.: Что именно тебе в нем не нравится и чем оно плохо?
  Ст.: Мне не нравятся его верхние листья. Они как пластиковые, они выглядят больными. Как будто о нем нужно заботиться, что-то для него делать. Около (-5), я думаю.
  Дж.Э.; Хорошо, теперь повтори все это еще раз, только вместо "оно" говори "я".
  Несколько возбужденный, Стив обнаруживает чувство, не то чтобы "болезненности", но что-то вроде того, что он нуждается в некоторой заботе и внимании в своей жизни. Ему все еще не нравится растение, но уровень негативной оценки падает до (-1),(-2).
  Женщина находит картину неприятной, потому что картина "бросается в глаза и доминирует". Когда она в себе признает тенденции навязываться и доминировать, негативная оценка падает почти до нуля.
  В записи эти результаты кажутся неудовлетворительными. В практике такое понимание сопровождается множеством эмоций, обычно неприятных. Одна женщина, прежде чем она перенесла характеристику "мещанской" с безответной лампы на себя саму, прошла через состояние сильной тошноты и отвращения, когда она сосредоточилась точно на не нравящемся качестве.
  б). Внутренние незаконченные дела.
  Второй подход является в некотором смысле обращением проекции. Не нравящееся качество - не мое, а нечто, по отношению к чему у меня есть незаконченное дело. Не моя собственная навязчивость, а моя незаконченная, незавершенная реакция в какой-то момент моей жизни на чью-то "навязчивость" является источником.
  Так, одна женщина избрала в качестве объекта неудовольствия шрам на лице партнера. Переживая собственную внутреннюю реакцию, когда она сосредоточилась на шраме, она внезапно вспомнила инцидент в детстве, связанный с детским велосипедом, полный страха, крови и боли. Пережив полностью эту ситуацию, пережив до сих пор запретные чувственные реакции на этот инцидент, она обратилась к партнеру и обнаружила, что шрам перестал вызывать в ней какие-либо негативные чувства.
  Вот более полная запись похожей ситуации.
  А.: Мне не нравятся его усы. Около (-5), я полагаю.
  Дж.Э.: Что именно вам не нравится в них? Что конкретно является стимулом?
  А.: Я не знаю. Все в целом. Они как будто какие-то неопрятные.
  Дж. Э.: То есть они действительно неопрятные?
  А.: Нет, не на самом деле.
  Дж.Э.: Какая чась усов находится в центре негативного чувства?
  А.: Там, где они закругляются над губой.
  Дж. Э.: Хорошо, точно сосредоточьтесь в этой области, сосредоточьте свой ум на качестве "закругления-над-губой", которое вас беспокоит. Обращайте при этом самое пристальное внимание на то, где и что в вас происходит - тело, воспоминания, что бы ни возникло. Отдайтесь этому на некоторое время, а потом скажите, что пришло вам в голову.
  А.: Это непонятно, но я чувствую, будто я отшатываюсь от него. Я боюсь!
  Через пару минут А вспомнила фильм, который она видела в 8 лет, где Фу Манчу страшно испугал ее, но она боялась признаться в этом. Когда она успокоилась после вновь пережитого страха, то сказала:
  А.: Гм, мне все еще не нравятся его усы. Что-то около (-2) или (-2). Мне не нравится, что они разрушают чистые линии его лица. Но сейчас это кажется не так плохо, как вначале.
  Дж. Э.: Может быть, можно очистить это в вас до конца, но пока вы сделали достаточно.
  Один из наиболее драматических примеров незаконченного дела как источника негативной оценки человека дала женщина, которой очень не нравился во время занятий по консультированию дым, валящий из трубы, которая была видна из окна. Она распространялась про загрязнение, экологическое равновесие и т.п., все это было верно, но энергия ее речи казалась совершенно диспропорциональной содержанию. Качество, на котором она фокусировалась в упражнении, было "загрязнением" ("поллюция"), я попросил ее внешне фокусироваться на этом, внутренне же смотреть воображаемые реакции тела. К некоторому моему удивлению, она вскоре сказала, что чувствует боль и напряжение в области влагалища. Продолжая фокусироваться на этом, а также на "загрязнении", она неожиданно вспомнила свой первый половой акт с первым мужем - какой беспомощно "запачканной" она чувствовала себя в этот момент, не в состоянии протестовать, поскольку они были женаты, и в то же время чувствуя, что происходит что-то глубоко неправильное. Это было очень интенсивное чувство, когда оно улеглось и было сказано все, что может и должно быть сказано по поводу этого инцидента и его проработки, она вновь посмотрела на дым, сам по себе. Внешняя несуществующая энергия, добавлявшаяся из другого источника, который не сознавался, теперь исчезла.
  Люди часто протестуют в этом пункте, утверждая, что дополнительный источник энергии может быть полезным, если люди действуют против такого зла, как загрязнение среды, Гитлер и т.п. Я думаю, что энергия личных незаконченных дел не полезна в выполнении социально желаемых действий, она лишь может исказить действия и извратить цели.
  в). Внешние незаконченные дела.
  Этот путь проработки негативности также касается незаконченных дел, но иного рода. Они могут быть названы "внешними" в противоположность "внутренним", о которых только что шла речь. Неприятный стимул напоминает вам о каком-то действии, которое вы должны были или хотели предпринять, но не выполнили или не выполняете. В этом случае раздражение относится скорее к вам самим по поводу неделания этого, но кажется, что легче его направить на посторонний объект.
  г). Различение между "не нравится" и "кажется неправильным".
  Внимательная проработка негативных оценок дала нам возможность увидеть более тонкое и полезное различие между тем, что можно было бы назвать "не нравится" и "возражением", "несогласием" (нужно и здесь упомянуть Успенского и Гурджиева, намекающих на этот феномен). "Не нравится" - непосредственая, спонтанная, данная реакция, с этим мало что можно сделать, если она у вас есть, то она у вас есть. Это похоже (хотя и не вполне совпадает) на организмическое "приятно-неприятно", о котором идет речь в 3 главе.
  "Возражение" - дополнительная энергия, добавляющаяся к спонтанной неприязни, как и "суждения", она основана на эго. При внимании к практике она более поддается контролю, чем начальное и моментальное неудовольствие. Обычно, если не всегда, оказывается, что есть некая цель или предполагаемая выгода от добавления этой энергии, хотя эта потенциальная выгода редко сознается.
  Для наивного человека этот дополнительный шаг не кажется дополнительным, он кажется "данным" в первоначальном неудовольствии. Для человека, тренированного в сознавании, "клин" между этими шагами очевиден. В качестве иллюстрации представьте себе, что вы убираетесь в очень грязной кухне, заваленной помоями, грязной посудой и пр. Очевидно, вы органически будете испытывать некоторое неудовольствие от запахов и неудобств. Будете ли вы добавлять энергию "возражения" - зависит от контекста. Если весь этот разгром остался после празднования совершеннолетия вашего сына, когда он впервые играл роль хозяина дома и если он впервые оставил такую грязь, вы скорее будете переживать не неудовольствие, а мысли о сыне и его будущем, тщательно прибирая кухню. Если же это - последствия очередного визита родственников вашей жены, которые к тому же наговорили вам кучу гадостей, вы, возможно, будете кипеть негодованием и, конечно же, фокусироваться на худших сторонах беспорядка.
  Хорошую аналогию этому различию можно взять из примера радиоприемника. Подстройка на станцию аналогична "собственно неудовольствию", но есть еще отдельное увеличение громкости посредством добавления энергии - это "возражение". С клиентами, сильно отягощенными негативными суждениями (я чуть не сказал, "посвящающими себя" суждению), я провожу много времени в обнаружении этого "промежутка" между неудовольствием и "возражением", настаивая на важности этого различия.
  Представление в отличие от опыта и процесса сознания
  Память говорит мне, что я сделал это.
  Гордость утверждает, что я не мог этого сделать. Гордость скоро победит.
  Ницше
  а). Роль представления в потоке опыта.
  Практикование различия "наблюдаю/воображаю" в течение некоторого времени привело меня к несколько пугающим представлениям об опыте. От момента к моменту наше "восприятие" в значительной степени определяется не новыми, приходящими ощущениями, а уже существующими структурами интерпретаций, в которые попадают новые сенсорные данные. Иногда - и такие случаи запоминаются - новые данные сдвигают или даже "отбрасывают" существующую структуру, но гораздо чаще новое теряется или трансформируется в пред-существующих старых формах.
  Глядя через стол напротив во время завтрака, я редко вижу вновь рожденную, только что созданную женщину - я вижу мою давно знакомую жену. Я не слышу, что она в действительности говорит, я "знаю", что она "имеет в виду" - если через 5 минут меня спросить, что она говорила, я дам пересказ моих представлений, а совсем не то, что она в действительности сказала. Вопрос здесь в том, сколь много в опыте каждого момента определяется тем, что актуально находится здесь и сейчас, что ново, - а сколь многое принадлежит к понятиям. Цель концептуальных структур, я полагаю, в том, чтобы создать больше устойчивости в восприятии, но любой хорошей вещи может быть слишком много.
  б). Рассмотрение роли концептуализации.
  Одно из упражнений в наблюдении, которое я часто проделываю, - прямо перед обедом обратить внимание на опыт "голодности" и просмотреть, сколь много в этом того, что основано на здесь и теперь наличествующих ощущениях, таких как урчание в желудке или слюна во рту, а сколь много на концептуализации: как много времени прошло после завтрака, который час и т.п. Концептуализация обычно доминирует в "создании" голода и часто после этого упражнения люди некоторое время не испытывали голода.
  Долгое время, когда я работал целыми днями, я страдал от "послеполуденных спадов" - периодов слабости, приходивших около 4 часов дня и длившихся до 5. Я принимал это как факт жизни, ожидал их, и был внимателен в назначениях чего-то на этот час, зная, что "это" случится. Затем, практикуя регулярно сознавание, я начал замечать с подозрением, что в некоторые дни не было "спада", и по рассмотрении оказалось, что это были дни, когда происходило что-то интересное. Внимательно рассматривая, что происходит во мне, я обнаружил, что случайный зевок вызывает за собой мысль "А, вот оно", может быть воспоминание, что я поздно лег вчера вечером, - и скоро я оказываюсь в разгаре спада. Я понял, что концептуализация, ожидания формировали реальность и делали это с самоподтверждающей силой. Если же я лишь замечал зевок и не предавал ему значения, иногда я чувствовал себя усталым, а иногда нет! Причем, это больше зависело от того, что мне предстояло, чем от того, что было в прошлом, от того, куда я шел, а не от того, где я был.
  Однажды в зти времена клиентка сказала мне: "Я знаю, терапия - долгий и сложный процесс... " - и я понял, что для нее это так и будет. Даже если скоро она почувствует себя лучше, она найдет какие-нибудь представления, с помощью которых она снизит ценность видимого улучшения и оправдает свою концептуализацию, утверждая ее правоту и делая ее еще более правой для следующего раза.
  Концептуализация как препятствие для протекания опыта.
  Понятия и представления, какова бы ни была их цель или предполагаемая ценность, действуют на опыт замораживающе, замедляя поток, подавляют то, что свежо и ново в ситуации, вносят некоторую, так сказать, "затхлость". Сюда относится и то, что раньше говорилось об "общивдании", указывая на нечто в текстуре и кульминациях концептуального мира. Когда у человека возникает чувство какого-либо рода - будь то любовь, страх или гнев, почти первая реакция - проверить это чувство на "резонность", посмотреть, соответствует ли оно объяснительным правилам личного мира человека. Если возникшее чувство не подходит, оно почти наверняка будет искоренено или искажено до степени компромисса, который больше соответствует, может быть объяснен, защищен, оправдан.
  г). Уменьшение концептуальной жесткости - "Рондо".
  Упражнение, которое я называю "рондо", полезно для ослабления привязанности опыта и концептуализации, для того, чтобы дать опыту, который хочет иметь место - иметь место, а понятиям, которые стремятся сдерживать его, - ясно возникнуть.
  Инструкции для "рондо": человек, выполняющий упражнение, сидит лицом к партнеру, помогающему ему. Оба сидят в открытых позах, довольно близко друг к другу, поддерживая контакт взглядом, выполняющий упражнение выбирает ключевое слово или фразу, которая содержит ддя него какой-то эмоциональный заряд. Это могут быть названия эмоций - страх, гнев и др., или более сложные состояния - унижение, отверженность, измена, фразы, которые человек много раз слышал в детстве. Цель упражнения как в том, чтобы снять некоторую часть заряженности (катарсис), так и в том, чтобы раскрыть нечто из содержания и значения, окружающего слово или фразу, но неясного.
  Процедура состоит в том, чтобы повторять слово или фразу снова и снова без остановки, но не быстро и не автоматически. Как только возникает мысль, чувство, воспоминание, телесное ощущение или образ, имеющие отношение к теме, выполняющий упражнение рассказывает или описывает их, занимая этим столько времени, сколько это занимает, затем немедленно возвращается к повторению слова или фразы (отсюда название "рондо" - музыкальная форма, которая постоянно возвращается к одной и той же теме). Инструкция требует все время занимать рот говорением, не останавливаясь и не давая концептуальной организации и стиранию возникнуть. Слезы и интенсивные переживания обычны и "о'кей", если только они не останавливают и не замедляют процесс. Дайте им пройти и продолжайте. Главная задача помощника - быть здесь и принимать то, что возникает, напоминая выполняющему, чтобы он не останавливался, щелчком пальцев или повторением ключевого слова, или возвращая его к сознаванию, если он начинает произносить фразу механически.
  Работа с различением концептуализации и опыта может быть названа "хлебом" продолжительной консультативной работы терапевта. Представления о себе, о прошлом (о самом времени), о других, о событиях, со сравнениями, суждениями и чувствами, естественно вытекающими из представлений, - основные препятствия к простой принимающей опыт жизни, жизни, как она есть. Гештальт-терпию часто связывают с фокусировкой на "чувствах", но я все больше вижу, что "чувства" - только естественный результат концептуализации, которой человек придерживается, именно с ней надо работать. Если человек говорит о "страхе" как проблеме, то нужно смотреть на представления, которые он использует для возбуждения страха.
  Доступ к внутреннему знанию: пространство как будто.
  (Этот раздел был написан для журнала "Изменения" гештальтистского института в Торонто, в июне 1980).
  В 1960 году, предлагая тест Роршаха пациенту, затрудняющемуся в выражении своих мыслей, я не получил ответа ни на одну из карточек и не знал, что делать. Я взял снова первую карточку и сказал пациенту: "Я знаю, что вам это не кажется похожим на что-то, но если бы это было на что-то похоже, то на что?" Он сразу же ответил: "О, если бы это было на что-то похоже, это было бы похоже на бабочку". "О, - сказал я,
  - если бы это была бабочка, где именно она была бы расположена на карточке?" Мы снова прошли все карточки с этим новым вопросом, и он давал весьма сложные ответы.
  Таков был мой первый опыт использования "техники" или, скорее, способа обращения с опытом, который я называю "пространством "как если бы". Это оказалось чрезвычайно полезным во многих формах. Кроме того, в этом есть интересные и поистине глубокие моменты относительно того, как люди представляются и что они есть. Эта техника довольно близко соответствует, теоретически и практически, гештальтистскому подходу (книга О.Бейнигейма "Философия "как если бы" была одной из опор раннего гештальтизма). Я сотни раз использовал буквально ту форму, которая была описана ("Если бы вы знали ответ, каким бы он был?"
  Постепенно возникало все больше вариаций, часто с такой удивительной спонтанностью, как первая находка. Я начал обнаруживать, что люди, по-видимому, знают гораздо больше о своем будущем, чем они знают, что знают. Например, человек говорит, что ему кажется, что жена собирается его бросить, но он не знает, так ли это. Я предлагаю ему на минуту притвориться, что он знает, неожиданно из этой позиции он оказывается вполне уверен, что это так.
  Будучи очень "рациональным" в эти ранние дни, я много думал об этом феномене, пытаясь как-то "разобраться" в нем. Одна формулировка показалась мне схватывающей суть, и сегодня она кажется значимой. Ответить на этот вопрос в контексте, так сказать, "определенности" ("На что похоже чернильное пятно?" -"Оно похоже на бабочку") - значит быть открытым к тому, что ты ошибешься. В таком случае я, тестирующий, могу сказать: "Что за глупости ты говоришь, какая же это бабочка?" - и тестируемый в ловушке. Если же он отвечает в контексте, так сказать, "возможности", говоря: "Если бы это было на что-то похоже, это могло бы быть похоже на бабочку", - он в безопасности. Если я выступлю со своими упреками, он может просто сказать: "Я же не сказал, что оно похоже на бабочку, я только сказал, что если бы это было похоже на что-то, то могло бы быть похоже на бабочку". Человек таким образом избегает дилеммы "правильно-ошибочно", в которой большинство людей безнадежно путаются.
  Сущность подхода "как будто" в том, чтобы отойти от ограничивающих сторон повседневного практического эго, которое слишком буквально, слишком реалистично и подвержено проблеме "правильно-ошибочно". Все эти качества прекрасны для определенных целей, но мешают широте и свежести взгляда. Почти что сигнал того, что вам удалось совершить этот прыжок в "как будто" - внезапная свежесть и новизна мышления и восприятия, а также парадоксальным образом - ощущение уверенности и определенности. В действительности это чувство уверенности не парадоксально: если ошибаться нехорошо (а так оно и есть в повседневном мире) - нужно быть осторожным и проверяющим. Если можно ошибаться, если это "о'кей" (точнее, если правильное и ошибочное не оцениваются), тогда я могу позволить себе безопасно чувствовать уверенность. Не удивительно, что одно из использований этой техники - ограничение сомнений. Клиент говорит: "Я хочу оставить работу, но не знаю, когда это лучше сделать", я прошу его найти дату, которая очевидно преждевременна: клиент не может предположить, что сделает это так скоро. После этого я прошу установить возможную самую позднюю дату, время, когда он уверен, что уже оставит работу. Когда мы установили промежуток ("Ясно, что не раньше 1 апреля и уж конечно не позже августа") , я начинаю двигаться от обеих границ к середине ("Как насчет 1 мая?" "Раньше чем в июле, - кажется это возможным?"). Когда людей спрашивают таким образом, варьируя форму вопросов, оказывается, что человек может быть очень точно чувствует, когда именно он собирается сделать нечто, и "сомнения" исчезают. Подобная процедура работает и в других случаях.
  Вот другая подобная техника. Когда клиент кончает описание проблемы, я спрашиваю вполне серьезно и прямо, разрешима ли проблема так, как она поставлена. После разных уверток и избегания прямого ответа весьма часто люди начинают понимать, с удивлением, что на каком-то уровне знания они считают проблему неразрешимой, хотя на другом уровне они только что закончили развернутое ее описание. Поразительно - для меня и для них - пережить два столь различных друг другу способа организации всех данных.
  Один из способов представить себе эти одновременно существующие противоречащие друг другу организации - это "особые сознания". Коротко говоря, предполагается, что способы думать, чувствовать отношения и позиции, и формы действования связываются в "упаковки" или "роли", существующие как самостоятельные целые, (не спрашивайте, в каком пространстве!). Так, если обычно бережливый человек вдруг проявляет щедрость, это не значит, что он неожиданно стал щедрым, а все остальное в нем не изменилось. Скорее, он соскользнул в другое такое целое, и внимательный наблюдатель может при этом заметить множество других изменений в его чувствовании, мышечном тонусе, движении и пр. Он сейчас не "старый скряга Джо", а "Джо щедрый". Многие теории личности придерживаются этой точки зрения. Например, трансактный анализ называет это "эго-состоянием" (мне из трансактных описаний больше всего нравится "маленький профессор - эго-состояние наблюдающего, лишенного предрассудков ребенка, который видит то, что есть, т.е. Голого Короля). Психосинтез называет это "суб-самостями". Эти состояния привязаны к определенным стимулам и могут быть вызваны только ими, так женщина перестает быть студенткой и превращается в мать, как только она слышит плач своего ребенка. (Прим. перев. - странным образом автор не упоминает первый, пожалуй, в европейской литературе источник и наиболее внятное изложение этой точки зрения - все тот же Гурджиев в изложении Успенского ("Поиски чудесного" и др.), где представление о "множественности я" является одной из фундаментальных теоретических истин, которые ученику предлагается превратить в практическое посредством честного самонаблюдения. Эрик Берн ссылается на П.Д. Успенского в другом контексте, но, судя по форме описания "эго-состояния", он был знаком с "Поисками").
  Пространство "как если бы" может позволить принять "частные личности" (назовем их так для удобства на русском языке -прим. перев.), которые еще не существовали организованным образом до этого момента, даже как потенциальные. Так, если клиент отрицает способность к чувству определенного качества, уверенности в себе, я спрашиваю, знают ли они кого-нибудь, кто уверен в себе, - конечно, да, иначе у него не было бы такого представления. "Становясь" этим человеком в порядке ролевой игры, он начинает принимать и организовывать элементы чувствования и действия, которые необходимы для этого опыта и уже есть в такой степени, что это удивляет его. Имя представителя качества во внутренней картинке может быть временным якорем для образования этой "группировки", пока она не начнет более устойчивое собственное существование.
  Одна из наиболее разработанных и сложных форм использования этой идеи называется "консультант". Когда клиент кажется безнадежно запуганным в множестве пересекающихся проблем, я драматически довожу ситуацию до кульминации и говорю с подчеркнутой значительностью, что крайне сложные проблемы требуют крайних решений, объявляю, что решил обратиться к "Консультанту". Затем я рассказываю, как замечательно мудр, компетентен и знающ этот консультант. Я отмечаю, что формальная обученность здесь не существенна, но важна точная и глубокая осведомленность в обстоятельствах жизни клиента. Я учу клиента оказывать должное уважение консультанту, организую для него удобное место, подчеркивающее его значимость. К этому моменту намеки, которые я использую при подготовке, уже делают свое дело в сознании клиента, так что он не слишком удивляется, когда оказывается, что он-то и будет играть роль консультанта. Я объясняю ему, что в данный момент он не знает, как это делать, но когда он будет сидеть в надлежащем месте и когда ему будут задавать вопросы правильным образом, он будет знать. Затем я обсуждаю с клиентом, какие именно вопросы больше всего нуждаются в помощи консультанта. После этого мы оставляем какой-нибудь физический символ присутствия клиента на его стуле, он выходит из комнаты, стучится, вновь входит, встречаемый надлежащим образом как КОНСУЛЬТАНТ. Затем мы более или менее подробно обсуждаем проблему, причем консультант указывает решения, предлагая что-то и т.п. Часто таким образом возникают примечательные решения, и люди очень часто удивляются тому, что возникает у них самих в этом состоянии. Некоторые клиенты отмечают, что они сохраняют эту игру и в дальнейшем (создавая таким образом новое состояние), другие удовлетворяются результатами одного сеанса.
  Временами я просто теряюсь перед возможностями, которые открывает этот подход. Почти любое состояние, какое только можно вообразить, потенциально может быть организовано, закреплено и сделано приемлимым. Временами я сам перехожу в некую "трансперсональную суб-самость, которая полагает, что, может быть, любое знание доступно любому человеку, если он может организовать и укрепить походящее состояние (я сам, как более трезвая и критичная личность, в это не верю ... но все же). Я начинаю смотреть на гипноз как возможное средство расширения этих возможностей, но, к счастью, многое возможно и без таких вспомогательньк средств. Вы можете начать использовать эти идеи и способ работы прямо сейчас, в вашей текущей жизни и практике, если уже не начали. Что? Вы говорите, что вам негде его применить? Хорошо, а если бы было где, то где бы это было?
  Глава 6. Заметки о практике гештальт-терапии
  Большая часть этой книги посвящена Гештальту как философии жизни, как отношению к жизненному опыту, а не как терапии, "осуществляемой" по отношению к другим. Поскольку, однако, Гештальт используется и таким образом, в этой главе я соединяю некоторые заметки, писавшиеся для практикующих терапевтов, будь-то гештальтистов или нет. Некоторые из этих заметок написаны специально для этой главы, некоторые появились ранее.
  1-й раздел - заметка, написанная для симпозиума "Психотерапия стрессовых реакций", июнь 1974 г. в Калифорнийском университете, в Медицинской школе Сан-Франциско, где участников попросили написать несколько тезисов для дальнейшего обсуждения.
  Гештальт-терапия синдромов стрессовых реакций
  Вместо того, чтобы рассуждать на тему психотерапии синдромов стрессовых реакций, я изложу несколько предположений относительно человека, лежащих в основе работы гештальт-терапевтов.
  Принято думать - это респектабельно и "научно" - что человек в значительной степени или целиком определяется силами, находящимися вне его контроля: генетическими, силами среды, социальными силами и т.п. С этой точки зрения имеет смысл изучать повторяющиеся паттерны поведения и синдромы, обнаруживать их кореляции, формировать гипотезы, прогнозировать течение болезни, предписывать лечение и пр. Такого рода феномены могут быть изучаемы с большой степенью точности.
  С другой точки зрения, человек в конечном счете является ответственным, постоянно выбирающим, центром собственной вселенной, причиной собственного опыта и творцом событий, которые с ним происходят.
  Нет способа показать правоту или неправоту каждой из этих точек зрения, обе имеют свои аргументы. Выбор между ними осуществляется на эстетических и прагматических основаниях. Я предпочитаю вторую, мне кажется, что так жизнь интереснее и значительнее. Более того, мне кажется, что есть что-то, что происходит с людьми, с которыми я работаю, иногда они двигаются в определенном направлении, и их жизнь становится лучше.
  Важно отметить при этом, что эти две точки зрения трудно соединить. В частности, если человек старается работать со второй точкой зрения, информация с первой точки зрения может быть деструктивной для него, и терапия, проводимая с первой точки зрении, может принести ему вред.
  Если я присоединяюсь к утверждению, что у кого-то "синдром" или, что прогноз такой-то, я действую в сторону превращения этого прогноза в более реальный и определенный и уменьшаю возможность человека самому все это преобразовать. Если человек определенно выбирает первую точку зрения, рассматривает себя как "пациента" с "болезнью", я, конечно, приму его выбор. Но пока он не сделает этого, я не хочу делать ничего такого, что уменьшит или ослабит ответственность, которую он готов принять сам. Иными словами, я буду работать с ним все время как с ответственным выбирающим организмом, пока он не сообщит мне, что он предпочитает быть реактивным, детерминированным.
  Перефразируя вышесказанное, "бытие пациента" - это дело не состояний тела, а отношения к ним. Человек может иметь множество "симптомов" и оставаться выбирающим человекам, движущимся вопреки им, признающий свой выбор по поводу них и дающий им уйти, когда он находит лучший способ действования. Другой человек, с подобным же набором симптомов, может рассматривать их как "навязанных" ему или "случившихся" с ним и будет пациентом.
  Другая фундаментальная предпосылка гештальт-терапии - что организм напротив него является очень искусным и адаптивным и всегда делает наилучший для него выбор в мире, как он его видит. Любое кажущееся противоречие этому - симптом, неприятное или деструктивное поведение - должно рассматриваться с той точки зрения, что несмотря на кажущуюся деструктивность, на деле это поведение каким-то образом адаптивно. С точки зрения своего эго пациент может утверждать, что симптом или поведение неприятны или нежелательны, не "являются частью меня", несмотря на это, всегда имеет смысл рассмотреть его с точки зрения, что оно в каком-то отношении адаптивно. Парадокс состоит в том, что когда человек обнаруживает и признает, насколько "симптом" в дейстительности адаптивен, высвобождается энергия для изменения, в принятии человеком того, где и как он находится, немедленно становится возможным изменения и дальнейшая адаптация.
  Гештальт-терапевт принимает совершенно всерьез часто
 утверждаемое, но редко принимаемое утверждение, что лечить можно
 только человека, а не симптом (название данного симпозиума показывает,
 насколько распространена противоположная точка зрения. Невозможно
 изменить один фрагмент жизни, не меняя всего остального, вся жизнь
 пациента входит в офис вместе с ним.
 Кроме того, предполагается, что источник возникновения симптома или поведенческого паттерна представляет гораздо меньший интерес, чем вопрос, что удерживает его, функция, выполняемая в данный момент симптомом - его, в моей терминологии, "прибыль" - вот что прежде всего подлежит рассмотрению. Все организмы инстинктивно и эффективно уходят от неприятных стимулов и ситуаций, за исключением двух случаев: если нынешний дискомфорт сулит больше удовольствия в будущем или если он дает возможность избегнуть большей неприятности. Если человек сохраняет нежелательное поведение, мы знаем, что в этом есть какая-то "прибыль", какое-то невидимое приобретение, ради которого организм и сохраняет это поведение. Часто сам выбор не сознается, и задача терапии - вернуть выбор в полное сознавание, так что человек может выбрать, сохранять ли ему эти паттерны поведения и его "прибыль" или отказаться от того и от другого. История возникновения симптома часто используется как способ тянуть время, отвлечение или как перекладывание ответственности на другого, вместо того, чтобы принять ее самому.
 Использование Гештальта в необычной среде
 Часто во время обучения гештальт-терапии возникают вопросы, применима ли она к людям и группам с силньми отклонениями от нормы - тюремным заключенным, психотикам, умственно неполноценным и пациентам с клиническими нарушениями. Часто вопрос сопровождается страшными историями: "Я испробовал технику "пустого стула" в тюрьме, и можете себе представить, что из этого вышло". Я стараюсь как можно лучше ответить на такие вопросы, даю демонстрации, рассказываю анекдоты из собственного опыта подобной работы, но при этом я часто чувствую некоторую неудовлетворенность. Со временем я стал испытывать странное чувство, когда задается такой вопрос. Хотя люди обычно задают его искренно, вопрос кажется неоправданным.
 а). Гештальт как техника или Гештальт как основа бытия?
 Наконец я стал понимать, что сам вопрос задается с точки зрения определенного представления о Гештальте, т.е. в предположении, что Гештальт состоит из или определяется как набор техник! Если терапевт использует пустой стул, избегает языка "это-оно", спрашивает: "Что вы испытываете?"' достаточно часто работает определенным образом со снами
 - это гештальт-терапевт и занимаясь всем этим, он "осуществляет гештальт-терапию". Я понимаю это прямо наоборот. Для меня - и я полагаю, что для большинства гештальтистов - Гештальт - это не набор техники, а основа бытия. Не то, что вы "делаете", делает вас гештальтистом, а цели, с которыми вы делаете нечто. Еще точнее, даже не цели, а состояние сознания, в котором вы делаете то, что вы делаете. Много написано про "технику Гештальта" (я сам написал главу под таким названием) и действительно, определенные действия более подходят для Гештальта, как основы бытия. Не в этом суть Гештальта.
 Задача Гештальта - в расширении сознавания, в большей интеграции, большей целостности, большей внутриорганизмической коммуникации. Все, что делается с подобными целями - это Гештальт. Все. что делается с другими целями - нет. Если у вас подобные цели, вы можете пользоваться вопросами в языке "это-оно", интеллектуально говорить о прошлом и все же "осуществлять гештальт-терапию". Если же вашей целью является приспособление, самоуправление или изменение чего-то - это не гештальт-терапия, даже если вы пользуетесь пустыми стульями, говорите о фигуре и фоне и прекрасно используете "язык ответственности".
 Нет ничего плохого в "других целях". Все это может случиться и в результате гештальт-терапии, и это даже весьма вероятно. Они тоже вполне справедливо могут быть целями клиента. Терапевт может иметь любую из этих целей в течение определенного отрезка времени - но работая на эти цели он не "гештальтист". Терапевт может свободно менять стиль и задачи, он может в течение 40 минут заниматься приспособлением или десенситивизацией (уменьшением чувствительности) и 10 минут гештальтом. Но, занимаясь Гештальтом, терапевт не может ставить перед собой фиксированную задачу, он должен быть готов принять то, что возникает спонтанно, цели работы остаются открытыми.
 Однажды студент спросил: "Если вы движетесь в определенном направлении с клиентом во время гештальт-терапии, а ваш со-терапевт слева говорит..." - я прервал его, ибо ответ был ясен: если "вы движитесь в определенном направлении", то вы не занимаетесь Гештальтом, что бы ни говорил вам ваш со-терапевт слева.
 Если мы принимаем Гештальт как основу бытия, тогда "техника" становится просто вопросом стратегий, тактик и приемов, в которых эта основа бытия воплощается в той или иной ситуации, иная ситуация потребует иной техники, и она естественно будет разработана.
 Гештальт посредством ролевой игры и самораскрытия.
 Я полагаю, что если мы прменим Гештальт как основу бытия - цели сознавания, интеграции и большей внутри-организмической коммуникации
 - к дезорганизованным, запутавшимся, фрагментированным людям, которых называет "шизофрениками" или "пограничниками", мы перенесем акцент на ролевое моделирование посредством самораскрытия.
 Я не имею в виду самораскрытие "здесь и теперь", практикуемое многими гештальтистами. Скорее речь идет о раскрытии фактуры собственной жизни - не только фактов, но контекста и значения событий.
 Однажды в Лангли-Портере молодой человек с диагнозом "шизофрения" быстро шел к улучшению и был близок к выписке. Врачи полагали, что должен встать вопрос о работе, а поскольку он нигде не работал, то возникающая из-за этого зависимость от родителей составляла часть его проблематики. Однажды он пришел на группу, похожий на только что откачанного утопленника и готовый весьма драматично возобновить шизофренические симптомы, которые он ранее демонстрировал. Я спросил его, что происходит, он отрицал, что дело плохо, по ходу беседы выяснилось, что на следующее утро у него назначен разговор по поводу работы. Я предположил, что его могло взволновать это, но он отрицал такие чувства. Когда он говорил это, я внезапно вспомнил себя много лет назад, когда я только что получил мою степень и написал в госпиталь с просьбой об учебной аспирантуре. Вспомнился мне тот момент, когда я получил ответ: "У нас нет ничего подобного, но мы можем предложить вам работу". У меня екнуло под ложечкой на мгновение от перспектив после 31 года отказаться от щита "ученичества" и быть обнаженным в мире, где от меня будут ждать, чтобы я стоял на собственных ногах и выполнял реальную работу. Я заколебался, нужно ли рассказывать об этом юноше, казалось, что это так далеко от его ситуации, но воспоминание настаивало на своем, и я рассказал. Двое других членов группы рассказали о похожих событиях в их жизни, и все мы поговорили о неизбежности для человека такого рода волнения перед шагом в мир работы. Послушав это все, молодой человек смог поделиться своей тревожностью, пережил и выразил ее более подходящим образом, недели демонстрация симптома. Он оставил группу все еще в некоторой тревоге, но уже без опасности декомпенсации.
 Как назвать эти разговоры "про прошлое" (мое прошлое) в гештальт-терапии. Человеку нужны связность и значение, а не данные и не изолированные фрагменты сознавания. Ему нужно было понять, что что-то, что в нем происходит, это простые чувства, они не являются ни странными ни неестественными - они составляют часть обычного человеческого опыта. Может быть, он не знал этого потому, что люди вокруг были ему непонятны, такого рода знания могли прийти только если бы он видел людей целиком и в действии - и это он увидел в нас.
 Я мог бы, наверное, обнаружить все это в в рамках более традиционной гештальтистской техники, но более собранный человек не нуждался бы так отчаянно в этом знании!
 Для людей с серьезными нарушениями может быть затруднительно принимать свое сознавание, так сказать, прямо. Чтобы быть ассимилированным, оно должно приходить в человечески окутанных формах: в контексте всей жизни - иначе его (сознавание) невозможно увидеть. Достаточно интегрированный человек может принять изолированный момент сознавания, хоть во время семинара, и заняться приспособлением этого фрагмента к целостности своей жизни. Менее интегрированные люди в большей степени нуждаются в жизненном контексте, чтобы фрагмент сознавания был полезен.
 в). Эффект самораскрытия.
 Самораскрытие дает некоторые эффекты и помимо основного - передачи человеческой правды в жизненном контексте. Один из них состоит в доверии клиента - доверие не только относительно информации, но такое доверие, которое дает возможность наилучшим образом применять полученное: человек может как бы смотреть сквозь это и найти, что ему нужно, поверх и за пределами того, что, мы полагаем, даем ему. Людям обычно трудно быть ясными относительно того, что им нужно или чего они хотят, когда терапевт осуществляет самораскрытие, клиенту не приходится артикулировать, что ему нужно: достаточно посмотреть сквозь то, что предлагается, и взять то, что понадобится. Я часто бывал сильно удивлен, когда позже люди говорили мне, что именно показалось им значимым в фрагментах моего самораскрытия, это сильно отличалось от того, что я намеревался им показать.
 Самораскрытие может разбить барьеры и открыть "общую человечность" участвующих: все мы плывем на одном корабле. Однажды в группе алкоголиков я без всякого результата пытался применить мою "гештальтистскую технику" или еще что-нибудь. Люди смеялись надо мной или начинали разговаривать между собой. Насколько я мог увидеть, мы были совершенно различны, прямо-таки противоположны во всех наших жизненных выборах. И вот в "противоположности" я увидел ключ. Если мы выбрали противоположные решения, то это было ответом на сходную проблему! Я начал говорить о выборе еще в школе, между сохранением собственной индивидуальности вопреки давлению, или конформным подчинением. Хорошим в сопротивлении была надежда сохранить собственную личность, собственное единство, плохим - социальное неудобство вплоть до правонарушения, приведшее их в эту "психушку". В конформизме хорошим было социальное восприятие и вытекающие из этого блага (моя ученая степень и то, что в отличие от них я сегодня буду ночевать дома), дурным было то, что теряется чувство внутреннего единства, одиночество, чувство, что сам себя предал, потери внутренней части себя, преодоление которого заняло у меня многие годы. Я полагаю, что мне удалось привлечь их внимание, когда я рассказывал, что такое "капитан отряда бойскаутов" - кем я был, ценой потери нескольких возможных друзей среди бунтовщиков. Так или иначе, они увидели, что наша точка соприкосновения - именно в различии выбора по одному и тому же поводу и что каждый выбор имеет свои плюсы и минусы, свои потери и свои приобретения. После этой встречи у нас возникла вполне эффективная группа, в том числе мы использовали многое из традиционной гештальтистской техники.
 г). Самораскрытие как способ жизни.
 Процесс самораскрытия моделирует сам по себе: независимо от содержании, он показывает ценности и трудности открытой жизни в общине или обществе. Фриц Перлс был могущественным и эффективным терапевтом, но, когда он выходил из комнаты, люди поворачивались друг к другу и пытались "делать это", исходя из своих закрытых позиций. Возникала какая-то неприятная атмосфера, в которой все ждали "возвращения мастера". Лучше если, когда лидер, практикующий самораскрытие, выходит, остальные продолжают разговаривать: ничто не должно измениться.
 Я бы не хотел оставить впечатление, что ролевое моделирование и самораскрытие - не для менее развитых характеров. Не один раз, заканчивая лечение, я спрашивал клиентов, что наиболее запомнилось, ожидая услышать что-нибудь про яркий анализ снов или какие-нибудь моменты техники. Но чаще всего слышал что-то вроде: "Да я не знаю, я просто начала себя лучше чувствовать и понимать себя, когда увидела, как вы обращаетесь с вещами."
 А кто, как вы думаете, получает больше всего от ролевого моделирования и самораскрытия? Правильно, терапевт. Как бы я ни любил традиционную гештальтистскую работу, самораскрытие меня больше затрагивает и больше пестует человеческое во мне.
 Существует ли "сопротивление" в гештальт-терапии?
 Этот последний раздел был написан как введение в предполагающейся работе о "сопротивлении" в гештальт-терапии. Я с большим интересом писал это введение, но мне сразу же расхотелось планировать остальную часть статьи. "Введение" мне по-прежнему нравится - вот оно, само по себе.
 Цель этих заметок - двоякая. Во-первых, рассмотреть понятие сопротивления в гештальт-терапии, чтобы прояснить пути более эффективного обращения с пациентами. Во-вторых, показать при этом нечто относительно природы и качества Гештальта, как я его понимаю.
 
 Терапевтическое сопротивление - краеугольное понятие в психоанализе, и из этого развиваются его методы. Ему посвящены многие книги, любая конференция уделит ему достаточно внимания, и в повседневных разговорах оно также занимает свое место (обычно как объяснение неудач).
 По сравнению с другими подходами в психотерапии, гештальтисты уделяют сопротивлению сравнительно мало времени. Упоминания о нем есть в книге Перлса "Эго, голод и агрессия" (1947) и в его же книге с соавторами "Гештальт-терапия" (1950). Однако в 800-страничной книге "Пособие по гештальт-терапии" (Хатчер и Химельстейн, 1976) лишь 5-6 раз упоминается это понятие, и то в основном в главе "Гештальт-терапия с точки зрения психоанализа". Если упоминания сопротивления и можно встретить в работах гештальт-терапевтов, то лишь постольку, поскольку последние практикуют смесь Гештальта с психоанализом, а отчасти, может быть, поскольку считают, что такое распространенное понятие должно найти свое место (может быть они знают что-то, чего мы не знаем).
 Я хочу выдвинуть предположение, что в гештальт-терапии нам не нужно это понятие, оно вносило бы путаницу в наше мышление (это не имеет отношения к применению этого понятия в любых других школах психотерапии. Понятия существуют только в контексте, и в контексте гештальт-терапии нет необходимости и нет места для сопротивления, сколь бы ни было оно важным для психоанализа).
 Прежде всего мы должны коснуться некоторых философских и лингвистических вопросов. В нашей жизни мы почти всегда имеем дело не с реальностью, а с ее описанием, и это в тем большей степени, чем более "культурными" мы становимся. "Вещи" или "процессы" не существуют в готовой форме в природе, ожидая человека, чтобы получить название. Из аморфного потока физико-химических событий мы абстрагируем, так сказать, "овеществляем" вещи - причем эту объективность мы осуществляем часто весьма различным путем.
 Часто эти способы основываются на очевидных практических соображениях. Так, в эскимосском языке есть 8 различных слов для льда, отражающих практически значимые различия: насколько быстро он замерз, насколько он толст и пр. У нас есть только одно слово, а в древне-ацтекском языке было только одно слово для льда, снега, мокрого снега и града - для жителей субтропиков вполне достаточно. Сравнительное языкознание дает массу других примеров таких различий. Вот пример. Английская фраза "Я прочищаю ружье шомполом" может быть довольно точно переведена не язык индейцев Пауни, но если эту фразу индейского языка разбить на элементы, получится что-то вроде следующего: "от сырого до сухого, в отверстии движением руки". "Чистить" и "шомпол" не окажутся в индейской фразе, хотя фраза в целом
 - довольно точный перевод. Мы думаем, что шомпол - это "вещь", которая есть в мире и очевидно должна появиться в любом описании фрагмента реальности, где она, "вещь", есть. В индейском языке решающими элементами являются движение внутрь и наружу, а "шомпол" - нечто совершенно случайное, воплощающее эти отношения, но не осуществленное само по себе.
 Одна из любимых фраз Коржибского (Перлс часто указывал на него, как на один из источников) - "карта - это не территория". Карта, которая может быть вполне точной, полной и удовлетворительной для военного, может быть совершенно непригодна для ботаника.
 Из этого следует, что в двух системах, одинаково эффективно и точно описывающих реальность, мы можем не найти тождества в отношении описания некоторого определенного элемента. Каждый в своем значении зависит от системы в целом и не может быть вынут из контекста.
 Значение этих философских рассуждений для нашей темы, наверное, уже понятно. "Сопротивление" - это не физико-химический "факт", независимо существующий в реальном мире, а всего лишь элемент в определенной системе описания, психоанализе. С точки зрения другой системы описания, например, Гештальта, это понятие как таковое может не иметь смысла, хотя в целом система вполне пригодна для описания целостных сегментов реальности, из которых извлекается "сопротивление".
 Применим в действии эту предпосылку - что мы имеем дело не с реальностью, а с альтернативным ее описанием: представим себе гештальт-терапевта и классического психоаналитика, прослушивающих фрагмент записи разговора между пациентом и третьим терапевтом и сравнивающих свои замечания. Каждый будет описывать происходящее в своих характерных представлениях. Гештальтист будет говорить о мобилизации возбуждения и сознавания, об образовании фигур на фоне, может быть, о характерном поведении пациента, приходящего к тупику. Фрейдист скоро заговорит о перенесении и сопротивлении. Можно представить себе гештальтиста, оживленно указывающего на то, как пациент мобилизует свои ресурсы для самоподдержания, в то время как фрейдист будет слушать это нетерпеливо и говорить: "Может быть и так, ну и что?". Каждый будет отбирать феномены, более всего соответствущие определенным понятиям, с которыми он знаком, и затруднится оценить феномены, наиболее интересные для другого.
 Теперь представим себе, что они обсуждают три коротких фрагмента, взятых из разных сеансов. Первый А - фрагмент взаимодействия, хорошо соответствующего классическому анализу, В - эпизод из гештальт-терапии, С - начальные две минуты работы терапевта какого-нибудь третьего направления. С некоторым трудом гештальтист опишет фрагмент А без понимания сопротивления, фрейдист тоже опишет фрагмент В, не пользуясь гештальтистскими терминами, но это довольно трудно будет сделать: трудно не признать "сопротивления" в фрейдистском примере или "мобилизации" в Гештальтистском, потому что эти вещи создаются действиями терапевтов.
 Иными словами, фрейдист с первой минуты следит и ищет перенесения и сопротивления, и, конечно же, он заметит их, будет избирательно на них реагировать, а пациент будет реагировать на эту избирательность и скоро будет демонстрировать эти феномены. Точно такие гештальтист своими акцентами и своей избирательностью будет создавать определенные вещи. Здесь применимо старое наблюдение, что фрейдовские пациенты видят фрейдовские сны, а юнговские пациенты видят юнгианские сны.
 Взаимодействие наших предполагаемых наблюдателей будет наиболее интересным в третьем фрагменте, который не дает основания для предпочтительной трактовки. Здесь может быть полезным дать довольно грубое различение между двумя видами сопротивления. Одно может быть названо "сопротивлением терапии" или терапевту. Другое - "сопротивлением жизни", или чувствам, или выражению импульса. Хотя они и не всегда могут быть различены с абсолютной точностью, различение может быть полезно как начальный пункт. Отсылки к первому, к сопротивлению терапии, быстро исчезают из гештальт-терапии.
 Для драматизации, хотя и согласившись на некоторые упрощения, противопоставим существенные различия психоанализа и гештальт-терапии, описывая 5 шагов терапии, как она видится с двух позиций.
 П. (психоанализ) 1. Всякая реальная и важная мотивация бессознательна. Пациент не может реально знать свои мотивы, хотя при условии и с помощью он может нечто о них узнать.
 Г. (гештальт) 1. Намерения (не мотивы) фундаментально сознательны и могут быть знаемы, хотя часто люди могут не сознавать или неправильно понимать свои намерения.
 П. 2. Терапевт может знать и знает или, по крайней мере, скоро узнает мотивы пациента. Он может рассказать их пациенту и расскажет в своей интерпретации.
 Г. 2. Терапевт не обладает дополнительным определенным пониманием намерений пациента, он знает, что пациент может лучше узнать о своем намерении, и готов помогать ему в этом процессе.
 П. 3. Пациент не реагирует на здесь и теперь присутствующего живого терапевта, он реагирует на него только на основе переноса, мотивов и чувств, привнесенных из прошлого.
 Г. 3. Отношения терапевта и пациента является реальными отношениями двух людей. Если появляются налеты прошлого, со стороны ли пациента или терапевта, они как возможно быстро приводятся в сознание и отбрасываются.
 П. 4. Если пациент принимает интерпретации терапевта, он, по-видимому, должен отказаться от своего взгляда на реальность и принять свою неполноценность. Однако, чтобы получить улучшение, это необходимо.
 Г. 4. Поскольку пациент пересматривает свои взгляды на реальность в присутствии терапевта и с его помощью, нет конфликта точек зрения. Терапевт не "надстраивается" никаким способом. Оба проделали хорошую работу вместе, если сознавание пациента расширилось.
 П. 5. Разумеется, пациент сопротивляется. И для терапевта будет весьма подозрительным, если пациент не показывает сопротивления.
 Г. 5. Поэтому сопротивление маловероятно, а если оно случайно проявляется, терапевт готов взять на себя за него ответственность, как за непонимание или техническую ошибку.
 Вместе с тем, гештальтиста весьма интересует второе сопротивление в нашей дихотологии - сопротивление жизни. Здесь, однако, есть еще один разворот. Мы говорим здесь о подавлении чувством импульсов, отход от участия в жизни, избегание контакта и опыта и т. д. Часто такого рода процессы и приводят пациента к терапевту, или, по меньшей мере, они скоро выясняются - в воздержании от упражнения, предложенного терапевтом, нежелании говорить и пр. Когда-то Перлс говорил о процессах, в результате которых это происходит, - ретрофлексии, проекции, десинтезации и интроекции. Я здесь не буду вдаваться в детали этих процессов, важнее, какое значение мы им приписываем. Это можно пояснить таким образом:
 Если я стою на улице, а на другой стороне появляется приятель, у меня может возникнуть импульс перебежать к нему, но затем я воздерживаюсь, ради своей безопасности, потому что движение на улице велико. Такое решение вряд ли можно назвать "сопротивлением" - это скорее просто здравый смысл. Гештальтист скажет, что в субъективной реальности клиента то, что внешнему наблюдателю кажется "сопротивлением" или колебанием сделать ли определенный шаг в жизни, - это просто осторожность, такая же, как нежелание пересекать опасную улицу. Хотя импульс может содержать что-то привлекательное, общая оценка опасности - выше. Может быть, с некоторой точки зрения это воздержание ограничительно для клиента, может быть, он сам так думает, когда все же воздерживается. Но вместо того, чтобы называть воздержание "нехорошим", "сопротивлением" (или даже называть его "воздержанием", а не просто осторожностью), мы готовы видеть абсолютную правоту поведения клиента при том, как он видит мир. Принятие этого взгляда изнутри и исследование его, а не "маркировка" его извне - вот что такое Гештальт.
 Коротко говоря, разница в том, что гештальтист придает мало значения тому, что другой терапевт может назвать актом "сопротивления". То, что делает терапевт, - еще один источник энергии, который может быть использован в непрекращающемся стремлении к сознаванию, самостоятельности и интеграции. Например, диалог может выглядеть следующим образом:
 Т. (терапевт): Представьте себе мать на стуле напротив вас и поговорите с ней.
 П (пациент): Я не хочу.
 Типичные гештальтистские ответы могут быть такими:
 1. Хорошо. Посадите меня на пустой стул и скажите мне, что вы не хотите выполнять это упражнение.
 2. Ладно. Есть еще что-нибудь, что вы хотели бы сказать мне, что вы не хотите делать?
 3. Хорошо. А как бы мать реагировала на это?
 4. Если продолжать говорить о вашей матери, что бы вы хотели сделать прямо сейчас?
 Список возможностей здесь бесконечен (гештальтисты известны своей изобретательностью), но во всех ответах может быть найдено нечто общее. Все они принимают то, что говорит пациент, как выход энергии, и следуют вместе с ним каким-либо образом, не называя это плохим, обструктиввым, "сопротивлением", не противопоставлясь этому каким-либо образом, а просто принимая это как нечто, с чем можно работать.
 Итак, отвечая на вопрос, стоящий в заглавии, - "нет". Понятие сопротивления, необходимое и полезное в психоанализе, не находит себе места в Гештальте. Конечно, клиенты говорят "нет", отказываются выполнять упражнение, настаивают на поведении, кажущемся разрушительным, - но как раз ключом является слово "кажущийся" в последнем утверждении. Есть только энергия и сознавание, и маркирование энергии как "хорошо" и "плохо" затрудняет сознавание ее. (Не входя в детали, замечу, что называние поведения клиента "хорошим" может быть столь же вредным, как порицание). Выражая это радикально - если Гештальт-терапевт говорит о "сопротивлении" клиента, это больше сообщает о путанице в его теоретических взглядах, чем о клиенте!
 ВВЕДЕНИЕ
 В годы, когда я работал с Фрицем Перлсом, несколько тем, которые не вполне соответствовали тому, что я получил от него занимали мое внимание. Одна из них состояла в часто употребляемой им фразе - "минисатори". Он часто употреблял это выражение в ранние Исаленские дни, но я тогда не вполне понимал, что эти слова значат.
 Другой темой была фраза, которую я иногда слышал от него, когда он работал с людьми, и два раза в лекциях: "Дайте ситуации самой управлять". Хотя обычно это имело определенный смысл в определенном контексте, я думал: "Какого черта он имеет в виду, и как это соотносится с принятием ответственности". Другой фразой, также взволновавшей меня, была фраза из статьи "Групповая и индивидуальная терапия" (в сб. Стивенса): "Начинайте танец отречения и само-свершения". Я помню, как я подумал: "Что это за чепуха про отречение? Я только начинаю получать нечто, а вы хотите, чтобы я отказался от этого?"
 При том, что я был озадачен, эти фразы связывали меня с иным уровнем опыта. Время от времени в моей работе с Фрицем возникали особенно глубокие удовлетворяющие чувства разрешения в конце. Хотя я и не пользовался в те времена этим выражением, теперь я бы сказал, что ощущение было таково, что проблемы не разрешились, а растворились, они рассеялись и перестали быть реальными и важными: факт или ситуация остались, но перестали быть "проблемой".
 В 1978 году все эти разрозненные моменты соединились в ясном понимании. Я показывал фильм, где Фриц работает с Глорией, классу. Хотя я видел его в третий или четвертый раз, одна фраза, которую я на сей раз услышал, как будто ускользала от меня раньше. О. Шостромм задает вопрос, какова цель гештальт-тералии, и в ответ фраза: "Цель Гештальт-терапии - пробудить людей от кошмара". Теперь все стало на свои места: этот старый, прокуренный нечестивец говорил о ПРОСВЕТЛЕНИИ.
 Есть три фундаментально различных представления об улучшении в человеческой жизни. Одно - патологическая модель. С этой точки зрения, если что-то не в порядке, вы рассматриваетесь как больной, находящийся ниже нормы. С помощью лечения возможно вернуться в состояние здоровья, состояние "о'кей". Обычно считается необходимой внешняя помощь, хотя возможность "самолечения" допускается теоретически.
 Во второй модели, модели роста, вы рассматриваетесь, как человек в норме, человек "о'кей", но возможно больше, вы можете начать с нормального состояния и прийти к чему-то лучшему (впрочем, оттенок чувств, связанных с первой моделью, проявляется и здесь: быть в норме не так "о'кей", как быть выше нормы). Внешняя помощь считается полезной для роста, но не столь необходимой, как в патологической модели. Не всегда необходимым, но часто встречающимся представлением является предположение, что рост требует усилия, как при наличии, так и при отсутствии помощи.
 С третьей точки зрения, модели просветления, нет необходимости что-либо делать. Нет нормы и нет места, куда надо идти. Вы уже совершенны, всегда были и всегда будете совершенны. Форма совершенства может изменяться, но то, что вы "О'кей", не зависит от формы. Бутон - это совершенный бутон, а не несовершенная роза. Все, что необходимо, - сдвиг восприятия, видения. Разумеется, в течение жизни вы будете болеть и выздоравливать, заметите рост и будете постоянно меняться. Но все это не имеет никакого отношения к возможности реального переживания правильности и правоты того, каковы вы и где находитесь, включая состояние "болезни", отсутствие роста (как будто это возможно). С этой точки зрения нет "улучшения", "роста", "изменения", "разрешения проблем", есть только пробуждение и видение, что проблемы не о'кейности - это иллюзии. Фриц высказал это очень ясно в работе "Гештальт-терапия и человеческие потенции" (сб. Стивенса, 1975). "При успешном лечении невротик пробуждается от своего транса или миража. В дзен-буддизме этот момент называется большим пробуждением (сатори). В гештальт-терапии пациент переживает много меньших пробуждений. Приходя в чувство, он часто видит мир ярко и ясно".
 Печать перлсовского гения в том, что он прошел все эти модели в течение своей жизни. Профессионально обученный в рамках патологической модели в медицинской школе и психоанализе, он начал его преобразования, фактически закладывая зерна подхода просветления. Все более видно, что он был открыт к прорастанию этих зерен и был способен поддерживать этот сдвиг. Хотя он часто возвращался к языку патологии или роста, он был тем, что он мог совершать, и был способен выразить это. Основная мысль этой книги - что гештальт-терапия - это работа просветления, пробуждение от самим же созданной сети иллюзий. Хотя она может быть приспособленной для решения проблем и для усилий, направленных на изменение (и часто так происходит), по существу это западный подход к Просветлению.
 Таким образом, одна из целей этой книги - предложить такое понимание Гештальта, не как единственное, но как центральное (хотя часто не замечаемое). Структура книги соответствует этой задаче, первые три главы представляют Гештальт таким образом, что тема Просветления затрагивается, но не подчеркивается. Содержание этих глав будет, наверное, приемлемым ддя большинства гештальтистов. Я назвал этот раздел "Фоном" (прим. перев. - или "основой" - в англ. термине в отличие от нем. есть такой оттенок).
 Второй раздел - "Появление" - содержит материал, лежащий как бы на грани гештальт-терапии, который может быть не столь приемлем ддя гештальтистов. Здесь многое ведет уже к точке зрения Просветления, а также намечаются и другие линии, выводящие за пределы Гештальта.
 Раздел третий, "Фигура", содержит прямое формулирование Гештальта с точки зрения Просветления и является сердцевиной всей книги. Для меня написание этой части создало завершение и прояснение моих представлений о Гештальте, многие фрагменты нашли свое место, чего ранее мне не хватало. Я могу надеяться, что этот раздел поможет в том же и читателю.
 У книги есть и другая цель. Кроме завершения моих отношений с Гештальтом и Фрицем, это начало: первоначальные формулировки линий работы и мышления, которые я надеюсь развить и расширить в следующей книге. У меня нет пока названия этой линии работы, она занимается структурой и фактурой человеческого опыта, тем, как реальность человека конструируется, приспосабливается, поддерживается и выражается. Гештальт был огромной поддержкой ддя меня в этой работе, так что справедливо, что первые ее наброски появляются в книге о Гештальте. Но продолжение работы потребовало от меня отхода от Гештальта, так что развитие этой темы уместно в книге, не центрированной на Гештальте.
 Перечитывая вышенаписанное, я ощутил нечто весьма серьезное, гораздо более серьезное, чем то, что мне хотелось бы выразить. У книги есть и другая цель: в ней содержится множество увлекательных, интересных и бросающих вызов идей, формулировок и упражнений, которые могут быть полезными, откуда бы они ни исходили, просто в контексте самой жизни. Читайте, используйте и получайте удовольствие, если вам хочется, и не обращайте внимание на проблемы "Гештальт или не Гештальт" и прочие, в которые я время от времени вхожу серьезно.
 Часть 1. ФОН
 Введение
 В ранние дни для меня гештальт-терапия была - Фриц Перлс. Хотя позже я научился уважать и других, в особенности Джима Симкина и Уолта Кемплера, именно Фриц представлял для меня суть этого взгляда на жизнь. Поэтому 1 глава этого раздела, "Памятные геммы", содержит истории и образы, которые вспоминаются мне из ранних лет приобщения к Гештальту и Фрицу. Многое в моем овладении Гештальтом было медленным разворачиванием и углублением понимания этих ранних инцидентов. Понадобилось несколько лет, чтобы эти моменты научили меня всему, что в них содержалось, и мета-обучение - обучение посредством историй и образов - остается весьма ценным.
 Довольно рано я начал отходить от модели, которую Фриц основательно впечатал в Гештальт - модели терапевта, глубоко работающего с одним человеком перед группой. Фрицу это нравилось, отчасти по причине его собственного эксгибиционизма, мне же казалось, что эта модель поощряет авторитаризм, зависимость от ведущего и самосокрытие терапевта, деструктивное как для него самого, так и для пациента. Я начал относиться к Гештальту как к позиции по отношению к жизни, которая может развиваться и поддерживаться посредством использования упражнений и практики сознавания. Ведущий может быть полезен ддя организации этих упражнений и обучения им, в целом они более эффективны, если выполняются в присутствии других, но представление о терапевте, который "делает это" с "пациентом" кажется мне все менее соответствующим сущности Гештальта.
 В 1970 году я начал проводить большие публичные вечера и короткие семинары под названием "Практика сознавания". Я обнаружил, что некоторые упражнения на сознавание могут использоваться в аудитории из 300 человек, не теряя своей эффективности, а может быть даже и выигрывая, присутствие столь большой аудитории возможно даже увеличивало интенсивность определенного рода опыта.
 2 глава. "Гештальт беглым образом", - слегка редактированная запись одного из таких коротких семинаров, для небольшой группы около 40 студентов-психологов Университета в Вашингтоне. Здесь делается акцент на упражнениях в сознавании тела.
 В начале следующей главы описывается другой краеугольный камень таких коротких семинаров - упражнение на проекцию и отождествление. Остальная часть этой главы - "Рассматривая сознавание" - обэор основных средств гештальт-терапии и их применение. Я режу этот пирог несколько иначе, чем это делал Фриц, так что некоторые акценты его текстов, такие, как, "здесь и теперь", у меня появляются редко. То, что в них содержится, для меня вбирается в такие понятия, как "интенция"" (намерение или сравнение). Все представления этой главы использовались Фрицем, но акцент на их систематическом использовании - мое добавление (Фриц не очень-то любил систематичности и повторения!). Фриц часто упоминал о феномене сравнения, иногда называя это игрой в соответствие, представления о намерении тоже явно содержатся в его работе. Но лишь когда я изучил их систематически, я понял их абсолютно центральнув роль в процессе сознавания. Точно так же различие между "представлением" (понятием) и опытом (переживанием) столь фундаментально для мышления Фрица, что едва вообще упоминается. Я же предпочитаю ставить это в центр.
 Глава 1. Памятные Геммы
 Некоторые из очень основательных моментов обучения Гештальту остались во мне в форме образов или историй - конкретных целостных воспоминаний о событиях, небольших, но живых. Они могут быть проанализированы и разложены на составляющие, но истории сами по себе
 - обучение и остаются живыми после всех анализов и точных формулировок, которые из них время от времени извлекаются.
 Фриц.
 Впервые я увидел, как Фриц работает со снами в Лос-Анджелесе в 1963 году. Пожилой, сероватый мужчина с выражением покорности рассказывал, что он видел во сне каких-то друзей, уезжавших на поезде. Пока он махал им на прощание рукой, потом отождествлялся с ними, ничего, казалось, не происходило. Когда он отождествился с поездом, отъезжавшим от станции, появилось больше энергии, но все же новый метод не производил на меня впечатление. Человек заколебался, когда Фриц предложил ему стать "самим вокзалом", и поначалу это казалось таким же непродуктивным, как все остальное. Потом он сказал: "Я старомоден и несколько устарел - об уходе за мной не слишком заботятся, не вытирают пыль и не убирают мусор - и люди приходят и уходят, используют меня, как им нужно, но меня как такового не замечают", - он заплакал, и в течение следующих нескольких минут все нынешние и минувшие удары его жизни стали очевидны - что происходило, что делал он и что не получалось и даже некоторые новые возможности. Я был глубоко тронут (несмотря на то, что в те времена я не сознавал значение возраста, передо мной были только начала) и, по существу, подход Гештальта к снам стал мне понятен в одном этом занятии - столь мощной, точной и эффективной была работа Фрица.
 Однажды во время моей первой группы с Фрицем мы работали над снами, и один человек сказал, что со времен детства он ни разу не видел сна, который смог бы запомнить. Фриц только фыркнул, и некоторое время мы работали с материалом снов других людей. Близко к концу занятий этот человек повернулся к кому-то, кто говорил в этот момент, и начал говорить: "Я вижу, вы действительно делали это в этой ситуации, это было..." Фриц перебил его, сказав: "Вот теперь вы видите сон". Я подумал тогда, что схватил суть понятия "майи" - иллюзии (или может быть, более честно - и более вероятно - сейчас я вижу сон).
 В Исалене однажды человек прорабатывал сон, который казался неправдоподобно скучным. Это было так скверно, что в какой-то момент я подумал, как он мог не заснуть от этого. Фриц, по-видимому, тоже так думал, он соскальзывал все ниже и ниже в своем кресле, и послышалось тихое похрапывание. Человек был озадачен, остановился на мгновение, и когда стало ясно, что Фриц действительно заснул, а не притворяется, имея в виду сказать нечто, человек выразил свое неудовольствие, оправдывая это тем, что, как он сказал, он заплатил уйму денег за это занятие и требует внимания Фрица. Фриц повернулся, вынул свой бумажник, выписал ему чек на 10 долларов и снова закрыл глаза, засыпая.
 Одно время в Исалене у меня было сильное желание поработать в "горячем кресле" с Фрицем, но я не мог найти ничего особенного, на чем бы сфокусироваться. Ночью у меня был сон, но я мог лишь смутно вспомнить один образ из него - золотого ньюфаундленда. Я не мог вспомнить, делала ли собака что-то, просто она была во сне. Хотя я забыл детали, помню, что вся моя текущая жизнь и значительные куски прошлого обрели большую ясность из проработки этого неполного образа.
 Хотя я много говорил в лекциях о проекциях, писал о них и пр., в действительности я понял, что это такое, во время одной группы в Лос-Анджелесе. Возник момент молчания, как часто бывает. Я поглядел через комнату напротив и сказал человеку, сидящему напротив меня: "Знаешь, Норберт, ты выглядишь так, будто ты смотришь на нас, как смотрел бы на груду насекомых в микроскопе". Норберт набрал воздух, чтобы ответить, но Фриц остановил его и повернулся ко мне: "Прими ответственность за свое восприятие", - предложил он. "Но Фриц, - сказал я, - посмотри на него, видно ли, что он чувствует, разве нет?" "Прими ответственность за свое восприятие", - еще раз сказал он. Я снова возражал, но он все повторял свое предложение, добавляя, что я не должен ни во что верить, а просто проделать это как эксперимент. Наконец я неохотно согласился, подняв руку и глядя сквозь пальцы. К моему изумлению, я начал чувствовать смутное шевеление отрицания-превосходства по отношению к другим членам группы. Когда я признал эти чувства, они усилились и соединились с некоторым страхом. Я сообразил, что был единственным чужаком в группе - остальные работали в той больнице, где происходила встреча, а я приехал со стороны. В действительности я боялся неприятия и спешил быть первым. Мы проследили эту тему в других сферах моей жизни, это было очень плодотворное занятие. Загадка появилась на следующей неделе, когда Норберт в начале занятия сказал: "Знаешь, Джон, ты был совершенно прав в прошлый раз: это было как раз то, что я чувствовал".
 Половина Фрицевского таланта была в том, какую он работу проделал со мной, другая половина - в том, что он вовремя остановил Норберта. Если бы Норберт сказал мне прямо тогда то, что он сказал через неделю, я никогда не признал бы своей проекции: "Но Фриц, ты же слышишь, что он признает, что именно это он чувствует. Я тут не причем". В своих тонких проявлениях проекции - более дело избирательной чувствительности, мы не столько помещаем свое чувство в мир, сколько всматриваемся и вслушиваемся в то, что "там уже есть" и усиливаем это в восприятии.
 Однажды в Исалене Фриц сидел и курил под табличкой "Не курить". Студенты из его группы подошли к нему и спросили: "Что дает вам право курить там, где нам нельзя?" Медленно, разделяя слова с удовольствием выдуваемыми колечками дыма, Фриц ответил: "Я ни имею права курить, ни не имею права курить. Я просто курю".
 В другой раз я работал очень эффективно с Фрицем на какую-то тему и чувствовал, что все хорошо. Но, по-видимому, выказал какую-то сдержанность, покидая "горячий стул", и Фриц спросил, что это. Я сказал что-то вроде того, что все хорошо, сомнения заползают. "О, - сказал Фриц, - заползают, действительно?", и при этом его рука на пальцах задвигалась по столу в мою сторону. Теперь я не могу произнести или услышать эту фразу (прим. перев. - Весьма распространенный фразеологизм, потерявший обратно нагрузку), не увидев эту слегка волосатув, в крапинках руку, приближающуюся ко мне по столу. Спасибо, Фриц!
 Когда Фриц умер в 1973 году, я мало что почувствовал. Я пришел на похороны и печальным тоном говорил все, что полагается говорить, но внутри себя я поражался, что я за бесчувственное чудовище: проработав столько с Фрицем, я теперь ничего не чувствую. Годом позже я проводил гештальтистский уик-эндный семинар в Исалене, с Ральстон Уайт и Милл Валли. Многие из группы впервые приобщались к гештальту, так что в пятницу вечером я рассказывал и показывал кое-что из того, чем мы будем заниматься. Когда я рассказывал о "незаконченных делах" и технике пустого стула, кое-кто попросил меня объяснить конкретнее. На стене висела фотография Фрица, я показал на нее и сказал: "Предположим, у меня есть какие-то незаконченные дела по отношению к Фрицу. Я сажаю его на пустой стул и говорю что-то вроде: "Фриц...", - и тут я зарыдал, и несколько минут ничего не мог сказать. Я, наконец, почувствовал все благоговение, а с ним - чувство потери от его смерти. Я никогда не был особенно близок к нему, но он затронул меня со многих сторон, и я благодарен ему за способ бытия в мире, о котором я не знал.
 "Строчки" из Фрица
 Некоторые воспоминания о Фрице приходят в форме более интеллектуальных, емких фраз, которые остались в памяти и работали во мне в течение длительного времени. Одна из них - его комментарий по поводу жалобы на "чувство одиночества". Фриц ответил этой фразой на длинное описание страха одиночества, сказав: "Чувство одиночества - это быть одним плюс поток дерьма". Фраза (а не работа этого человека) осталась во мне, в конце концов быть одним - это быть одним, бывают времена, когда все мы благодарны возможности побыть в одиночестве. Страх одиночества имеет еще какую-то добавку, поскольку в одиночестве самом по себе много хорошего. Это -"какая-то добавка" - внутренний диалог, разговор с собой, шум, который вы создаете в своей голове, интерпретации, назначающие событию значение, вроде: "Если я один, значит люди не любят меня, если люди не любят меня, они, должно быть, правы, я, наверное, не хорош, если я не хорош, это ужасно и невыносимо..." - одним словом, дерьмо. Как бы ни было болезненно "одиночество", и как бы ни было грубо слово "дерьмо", полезно и ценно увидеть, что боль, в конечном итоге, человек причиняет себе сам. Поскольку же источник боли внутри, а не во внешних условиях, может быть, можно что-то сделать (хотя неприятно может быть то, что я должен делать это, а не ужасные "другие", которые оставляют меня в одиночестве, со всеми моими приятными самосожалениями).
 Может быть, наиболее глубокая из фраз, которые я слышал от Фрица (не помню, когда и кому это было сказано): "Боль - это мнение". Я много думал об этом с тех пор, сомневался и искал доводы "за" и "против". Помню, как однажды маленький мальчик споткнулся и ушиб колено, а потом тер его, поглядывая на свою маму, жалобно хныкая и получая утешения. В другой раз я видел маленького мальчика, спешащего за двумя мальчиками постарше, он тоже упал и поранил колено, посмотрел на меня и вздрогнул, потом посмотрел на старших мальчиков, ушедших уже вперед, - и побежал скорее, немного, правда, поглаживая колено. Если перевести их мысли, это может звучать примерно так. Первый мальчик: "Ой, как больно! М-м-м, пожалуй, если мама подумает, что дело плохо, может быть она на минуточку меня пожалеет, она меня торопила, так может быть она почувствует виноватой себя теперь и поддержит меня". Второй мальчик: "Ой, как больно! Хм, им нет дела, хорошо, что они позволили мне пойти с ними - обычно они оставляют меня дома. Если они увидят, что я поранился, они уйдут и будут говорить, что я неженка и больше никогда меня не возьмут. Лучше я как-нибудь обойдусь! Хм, вот так можно бежать".
 Ощущение боли - это просто ощущение. Восприятие боли - комплексный акт, требущий оценки всей ситуации. Чувствовал ли боль римский солдат, который на глазах этрусков сунул руку в горящий факел? Или это было горькое ощущение хорошо выполненного долга, украшенное гордостью и любовью к Риму? Чувствует ли шизофреник, который кастрирует себя, боль или облегчение от того, что, наконец, освободился от этой ужасной угрозы своему бытию? Хотя источник боли, по-видимому, всегда определенно локализован, фраза "Мне больно" всегда глобальна, всегда утверждение об организме в целом.
 Еще Геммы о Фрице и обо мне
 Одна из значительных гемм от Фрица пришла ко мне раньше, чем мы познакомились, раньше, чем я услышал о нем. Будучи уже за 35, я все еще искал теорию или систему психотерапии, которая имела бы для меня смысл и какую-то ценность. Ничто из того, чему я пытался научиться, не стоило многого, хотя определенный опыт в Государственной больнице на Гавайях показал мне, что в психотерапии может быть что-то стоящее. На моем горизонте показалась психодрама, и, казалось, что этим стоит заняться, я начал работать у ?????? ассистентом-стажером и психологом в Метрополитен-больнице в Лос-Анджелесе. Время от времени он делал нечто, от чего у меня перехватывало дыхание - красивое, точное, эффективное. Хотя он бых весьма компетентен в психодраме и хорошо делал эту работу, такие моменты выделялись на ее фоне как жемчужины.
 В частности, мне вспоминается один инцидент. Женщина пыталась выразить свою ненависть к матери (распространенный момент в психодраме тех времен) и кричала на женщину, играющую роль матери: "Я хочу избавиться, уйти от тебя!" Билл, мой учитель, сказал; "Так уйди". Девочка спросила: "Что вы имеете в виду?" Билл показал рукой: "Вон дверь". Девочка поглядела несколько ошарашенно, как бы говоря; "Хмм, действительно..." и нерешительно пошла к двери. У двери она остановилась и осмотрелась, затем, следуя логике своего действия, вышла, несмотря на очевидную амбивалентность. Спустя мгновение дверь снова приоткрылась, и ее голова выглянула из-за косяка. В этом действии она пережила свою амбивалентность по поводу ухода от матери более полно, чем могли бы выразить это любые слова.
 Я каким-то образом чувствовал, что такого рода вещи, которые он делает, отличались от обычной работы, и стал расспрашивать его, откуда он это взял. Каждый раз в ответ он говорил; "Фриц Перлс". Хотя в это время Фриц ездил, кажется, в Японию, это оказалось началом нашей связи.
 Время от времени, думаю, когда он сам чувствовал утомление, Фриц предлагал упражнение: говорить друг другу какие-нибудь фразы в парах, бормотать что-то и т.п. Он никогда не придавал этому значения, несмотря на это, они часто бывали полезными. Я тогда начал предполагать, что упражнения могут нести основную нагрузку встречи скорее, чем харизма ведущего. Иными словами, я думал об идее Фрица, что учение - это открытие посредством деления и что это может стать сутью гештальтистской групповой встречи. "Ведение и задней части комнаты" - вот фраза-форма, в которой я собирался записать эту идею. Я понимал, что Фриц останется равнодушным к такой форме, поскольку при этом он перестает быть в центре сцены, но я уже начинал видеть, что основы гештальт-терапии следует отделять от личного почерка ее основателя, и эта мысль по-видимому была шагом в этом направлении.
 Одно из фундаментальных упражнений такого рода, так сказать, остов такой работы, возник случайно в однодневной встрече по "снам", которую я проводил в Центре Семейной Терапии в Сан-Франциско. Один человек заявил, что никогда не видел снов (почему он пришел на специальный семинар по снам, для меня осталось загадкой, но он был там). По ходу дела выяснилось, что он был фотографом, и меня поразила аналогия сна с фотографией, я попросил его описать мне его любимую картинку, а затем стал ее рассматривать как сон: предложил ему отождествляться с различныии ее частями, создавать диалоги и т.п. Помню, что один из образов на картинке был - белая автомобильная шина. Будучи белой шиной, он был намного лучше и дороже обычной, черной. Этот фон легкого превосходства присутствовал у него все время, когда он действительно это выразил в контекстах картинки, все почувствовали себя легче в его взаимодействии с группой. Через неделю, на группе учащихся медицинских сестер, придумывая что-нибудь интересное, я предложил хозяйке помещения взять статуэтку сиамской кошки с полочки и поиграть с ней, как со сном. Когда она кончила, кто-то еще, затронутый ее отождествлением, захотел проделать это, затем еще кто-то - и так воэникло упражнение "Сыграй это", описанное далее.
 "Учение в открытии"
 "Учение - это открытие" - частая фраза Фрица, и некоторые моменты моего глубочайшего обучения были моментами, когда я делал что-то и обращал на это достаточно внимания, чтобы учиться. Это не всегда были приятные или поощрительные моменты. Однажды, работая с предположительно шизоидной девочкой в группе, я задал ей технически совершенный гештальтистский вопрос в ответ на что-то, что она сказала. Может быть, я даже подумал мельком что-то вроде: "Фриц гордился бы, если бы услышал это". Она холодно посмотрела на меня и сказала: "Знаете, если бы я думала, что вы действительно ждете ответа на ваш вопрос, я бы ответила". Она была права, я задавал вопрос технически, от умения, а не по-человечески, не от сердца, и ее ответ был по-человечески совершенно правильным. Я оценил ее мужество, нужное, чтобы высказать это человеку, находившемуся в положении авторитета, надеюсь, что с ней все в порядке.
 Однажды Ларри Блумберг забрел на трехчасовую группу, которую я проводил в Гештальт-институте в Сан-Франциско. У него была папка для бумаг с прорезями для смотрения сверху, и он не сказал ни слова в течение трех часов. Я видел, что это он, только по огромным размерам и по концу бороды, выглядывавшему из-за папки. Члены группы заинтересовались, пытались вовлечь его, говорили о нем, чтобы физически побудить его к контакту, вообще очень волновались. Около часа меня тревожило его присутствие. Притворившись, что я "использую его действия на пользу группе", в действительности я переживал значительное напряжение. Только открывая рот, чтобы сказать что-то, я думал: "Хотел бы я знать, что подумает Ларри об этом, он подумает, что это тупо. Я думаю, он думает..." Затем я заметил, что так происходило не каждый раз, только время от времени, говоря нечто, я думал о нем. Затем я, конечно, понял, что все суждения были - моими. Теперь я понимаю, что это очевидно, но тогда это было открытием, откровением. Ларри что-то там делал, может быть замечал меня, может быть нет, может быть считал важным те же вещи, что и я, может быть даже (ой, ой) критиковал то, что я не считал плохим. Так или иначе, скоро я с волнением понял, что это была бесценная для меня возможность обнаружить все моменты мыслей и действий, где я чувствовал себя несколько слабым. Ларри - т.е. моя фантазия относительно Ларри - стала барометром любого моего дискомфорта или сомнения, которое возникало у меня относительно чего-то, что я говорил или делал. Спасибо вам, Ларри, за это.
 Существует обучение, основанное на внутренней прозорливости. Это действительно было вкладом Ларри, хотя совершенно непреднамеренным. Он ничего не делал для меня, он просто делал нечто, что показалось мне хорошей идеей и, возможно, было смешным. Я сам извлек из этого свою пользу. Лучшая помощь в мире - зто та, которая совершенно не намеренна, а многие деструктивные вещи происходят от намерения помочь. Терапевты, имейте в виду.
 Гемма от студента
 Однажды в классе обучения сознаванию с медсестрами мы должны были встречаться на квартире одной из участниц. Я пришел несколькими минутами раньше и застал хозяйку квартиры возбужденно рассказывающей 2-3 участникам, что она только что пнула ногой шкаф и ушибла ногу, и показывающей перевязку. Отчасти в шутку, и чтобы убить несколько минут до начала занятий, я предложил обычное гештальтистское упражнение: разыграть диалог между ней самой и ее ногой, как будто нога имела сознание и право голоса. Мы были поражены страстностью ее диалога, который звучал вроде следующего:
 Нога: Черт возьми, почему ты так скверно со мной обращаешься?
 Мэри: Я пну тобой все, что захочу!
 Нога: Я тебя ненавижу за то, как ты со мной обращаешься!
 Мэри: Ха-ха, ты ничего со мной не поделаешь!
 В этой точке беседы я присоединил шкаф, который был ударен ногой, и разговор продолжался еще 1-2 минуты, со значительной враждебностью между участниками и с употреблением весьма соленых выражений (как выяснилось, Мэри была армейской сестрой). Постепенно пришли другие участники группы, началось занятие, и инцидент скоро был забыт.
 На следующей неделе Мэри с некоторым удивлением рассказала, что она прекратила грызть ногти - дурная привычка, которая преследовала ее всю жизнь, и, насколько она может вспомнить, это произошло после предыдущей встречи, когда имела место эта беседа. Она шутливо заявила, что ее беспокоит, что теперь придется покупать несессер и учиться заботиться о ногтях. В действительности она была довольна, т.к. давно оставила надежду избавиться от этой привычки. Два года спустя, когда мы встретились опять, я выяснил, что дурная привычка к ней не вернулась.
 Примечательны следующие черты этого инцидента.
 1. Ясное и определенное изменение произошло относительно долго существовавшего симптома, хотя мы над ним не работали. Мэри никогда не упоминала о нем, и я его не замечал. Задачи, которые ставил перед собой класс, вообще не включали проработку "симптомов" или проблем - хотя и не исключали.
 2. Не было никакого намеренного усилия или практики, что требовалось бы, например, бихевиористской терапией. Изменение было спонтанным и непредсказуемым.
 3. Не было никакого понимания или концептуального инсайта относительно того, что произошло, хотя предположительно мы могли бы и фокусироваться на этом.
 4. Даже прямое словесное сознавание того, что произошло, казалось бы, отсутствовало. В тот момент мы не только не знали, что произошло, мы даже не знали, что что-то произошло.
 И все же нечто определенное произошло - некоторый внутренний сдвиг, значимый и устойчивый. Если понятие сознавания можно расширить до включения в него возрастания внутренней коммуникации между частями личности, а не только повседневного эго, которое говорит о себе "я" - то произошло что-то вроде этого. Некоторые ауто-садистические тенденции, которые до того проявлялись в кусании ногтей, нашли выражение и отпускание в более холистическом способе - хотя и не настолько холистическом, чтобы включить сознательное повседневное эго. Ссорящиеся члены компании внутри Мэри пришли к некоторому миру между собой. При этом "председатель" этой компании вышел на минутку и не заметил, как это произошло, так что она была удивлена, когда столкнулась с результатом этой акции впоследствии.
 Еще один момент приходит мне в голову. Может быть, что грыэение ногтей постепенно переставало иметь ценность и необходимость в "психоэкологии" Мэри и продолжалось до некоторой степени как частично ослабленная моторная привычка, более поддающаяся изменению, чем могло быть раньше или чем могло быть у другого человека.
 Глава 2. Гештальт беглым взглядом
 Лекция-демонстрация в Вашингтонском университете: класс для психологов-консультантов
 Я хотел бы выяснить, что вы хотите от сегодняшней встречи. Одноразовая встреча может быть несколько ограничиваищей. Не то, чтобы сущность Гештальта нельзя было представить вкратце, но здесь затруднена обратная связь, и у меня нет уверенности, что то, что я буду говорить, соответствует вашим интересам. Если у вас есть какие-нибудь определенные вопросы и интересы относительно общего поля гештальт-терапии или обучения сознаванию, начните с того, чтобы задать их. Я не буду отвечать на них в течение всего времени, но я буду иметь их в виду во время своего рассказа и буду привлекать по ходу дела то, что может иметь к ним отношение.
 У. (участник): Я познакомился с гештальт-терапией прежде всего через Фрица Перлса, и я размышляю последнее время, что в ней от Фрица, а что из других источников.
 У.: Я совсем не знаком с Гештальтом. Кое-что в учебниках, это все не показалось мне ясным.
 У.: Я хотел бы узнать, какие существенные процедуры для обучения Гештальту.
 У.: Я хотел бы узнать, к какого рода людям применима гештальт-терапия и какие изменения необходимы для использования в различных группах.
 У.: Мне интересно, какие существуют процедуры для оценки эффективности Гештальта.
 Дк. Э.: Я хотел бы начать с того, что я не только гештальтист. Это - одно из умений, которыми я располагаю, одна из точек-зрения, которую я ценю, но никоим образом не единственная. Кое-что из того, о чем я буду рассказывать, исходит из более широкой сферы, чем Гештальт, я постараюсь отмечать это. Когда-то я носил клеймо "Г" на лбу, но с тех пор я постарался его стереть.
 У.: В этом контексте мне хотелось бы узнать что-то относительно личности терапевта и применяемого им метода.
 Гештальт за 5 минут
 К счастью, Гештальт нет необходимости представлять, так сказать, аддитивно - пункт за пунктом, так что целое может появиться только после установления этих пунктов. Это можно представить в целостном виде за 5 минут, затем вновь представить за 15 минут, затем снова полно - за час, и т.д. И, конечно, это может занять всю жизнь и не уместиться в ней. Итак, вот пятиминутное представление, а потом мы расширим его до часового.
 а). Знание уже наличествует.
 Пара моментов абсолютно принципиальна в Гештальте. Один из них - это то, что вы уже знаете все, что вам нужно знать для того, чтобы вести совершенно удовлетворительную и удовлетворяющую счастливую и эффективную жизнь. Вы имеете это прямо сейчас. В большинстве университетов сейчас читаются курсы по межличностным отношениям. Прекрасно, вы уже прошли и проходите наилучшие курсы по межличностяым отношениям вокруг вас. И вы были высокомотивированы, когда проходили эти курсы, и получали отличные отметки. И - не научились применять это. Вот в этот самый момент вы обладаете способностью мгновенно составить представление о людях, которые находятся рядом с вами, знать, чем они важны для вас, в каких отношениях они к вам находятся всеми значимыми для вас способами. Но у вас нет доступа к этому. Вопрос не в том, чтобы искать, где взять это. Все это у вас уже есть.
 б). Запрещение знать то, что вы знаете.
 В дополнение к тому, что вы уже научились всему этому, вы также научились не пользоваться этим. Это печальная тема, и я не хочу слишком в нее вдаваться, вот пример того, что я имею в виду. Прежде всего вам говорят, чтобы вы не смотрели. Запрещение смотреть - такого же рода, как запрещение относительно секса в нашем обществе. Совершенно реально существует в нашей жизни запрещение смотреть на другого человека. Вы почувствуете себя очень неуютно, если будете смотреть несколькими минутами дольше, чем считается приличным.
 Итак, существует прямое запрещение внешних чувств. Запрещение ощупывать себя, знать различные части себя. Есть запрещение чувствовать, кто ты есть, запрещение чувствовать то, что ты чувствуешь, и знать то, что ты знаешь. "Подойди поцелуй тетю Агату на прощание, ты же знаешь, как она тебя любит". Да, но вы знаете, что она вас не любит, но вы должны это делать, зная, что вы не хотите, но так или иначе вы это делаете, и очень скоро это становится слишком болезненным так, что вы забываете, что вы не хотите этого делать, и вы просто это делаете и как бы цепенеете, тупеете.
 Один из наиболее ядовитых примеров я видел несколько лет наэад на склонах г. Рейнер. Маленькая девочка бежала впереди своего семейства, выискивая интересную тропинку в стороне от дороги. Вскоре послышался рокочущий голос матери: "Ты же не хочешь спуститься туда, дорогая". Вот так - не "Я не разрешу тебе пойти туда" и даже не "Придержи свое любопытство", что могло бы сойти: нельзя же детям слишком удаляться от взрослых в лесу. Но "Ты же не хочешь" калечит импульс, а не просто предотвращает действие. Я почти что мог слышать, как маленькая девочка говорит про себя: "Вот это да! Я думала, что я хочу, но наверное - нет. Мама всегда права. Пожалуй, в самом деле не хочу".
 И так оно продолжается. Мне действительно не хочется в это влезать, это слишком болезненно и не нужно, чтобы этому противостоять. Так или иначе, важно не то, откуда оно взялось, важно знать, что удерживает это на месте сейчас. Мы действительно научены не применять собственную мудрость. Мы обладаем невероятно тонким, чудесно эффективным снаряжением, но мы завалили его мусором и дали ему ржаветь.
 Гештальт ничему не должен учить. Вы уже знаете это. Все, что вам нужно, это способы разблокировать, отпереть, отпустить, дать вам войти в соприкосновение с этим.
 в). Все, что вы знаете, наличествует здесь и теперь.
 Во-вторых, знаете ли вы об этом или нет, но все это есть здесь и теперь, прямо сейчас. С одной точки зрения это настолько очевидно, что нечего тратить время на сообщение этого вам, с другой точки зрения, это настолько глубоко, что вы вошли бы в сатори, если бы реально обрели это. Все, что только случится с вами, и все, что случилось с вами, все, что может повлиять на вас в будущем, - наличествует прямо сейчас. На небесах нет картотеки, где хранился бы ваш опыт, чтобы высылать вам вниз по мере надобности. Он здесь. Сейчас. Каждый импульс ударить кого-то, который вы когда-либо переживали, сохранился в ваших мышцах, так же, как и удержание от этого. Это часть того, что называют "подавлением" (английский вариант немецкого термина, который переводится обычно на русский язык как "вытеснение") - мышечное напряжение при удерживании от реализации импульса. Все это здесь и теперь в нервно-мышечной системе.
 Поистине, если бы можно было остановить любого из нас на мгновение и потом в течение вечности разворачивать это мгновение жизни, мы обнаружили бы в нем все. Любой опыт. Все, все, все.
 Поэтому совершенно ложно разделение, которое мы слышим в терапии: "Будем ли мы работать с тем, что здесь и теперь, или с прошлым?" Нет такого выбора. Выбор - только в языке, которым мы пользуемся. Я могу говорить о своем наличном опыте в прошедшем времени, давая вам метафоры в форме воспоминания, или я могу говорить о моем опыте в настоящем времени, или я могу говорить о нем, рассказывая вам сны или образы будущего. Или я могу говорить вам об этом проективно, рассказывая о том, как кто-то другой чувствовал, чувствует или может чувствовать ситуацию. Это не так важно. Все это - те или иные средства выражения того, что присутствует здесь и сейчас.
 Итак, подытоживая "пятиминутное" изложение Гештальта: вы уже знаете все, что вам нужно энать, и вы знаете это сейчас. Образно говоря, существует поток сознавания, протекающий все время, поток потенциального сознавания - не полного сознавания - и, если только вы можете углубиться в него, любой ответ, который вам нужен - там. Если вы можете сформулировать вопрос - вы получаете ответ. Вы не можете сформулировать вопроса, на который вы не могли бы получить ответ. Вы можете не энать ответа - можете не иметь определенного доступа к нему
 - но он там. У индейцев Помо есть поговорка: "То, что человеку нужно, у него уже есть". Если вы можете сформулировать вопрос, вы начинаете его осуществлятъ.

<< Пред.           стр. 2 (из 3)           След. >>

Список литературы по разделу