<< Пред. стр. 3 (из 7) След. >>
82pa, подчинить себе силы природы и общества. В политике этот прометеев человек использует жесткие преобразовательно-модернизаторские технологии.
Восток: теоцентричный принцип. В основе мироздания находится некая трансцендентная воля, которой человек должен подчиниться. Задача человека - распознать эту волю и действовать в соответствии с ее принципами. В политике - использование "мягких" технологий, не нарушающих гармонии с природой и нравственными законами.
2. Ценностные ориентации личности и общества. Запад: материальные ценности являются
приоритетными, общество стремится к всеобщему благоденствию, где под благоденствием подразумевается "потребительский рай".
Восток: приоритетными являются духовные ценности^ общество стремится развиваться в соответствии с нравственно-религиозными принципами.
3. Отношение к собственности.
Запад: частная собственность и товарное производство, ориентированное на рынок.
Восток: власть-собственность, при которой функции собственника опосредованы причастностью к власти (должности), но не к личности правителя.
4. Отношения между светской и религиозной властью.
Запад: отделение церкви от государства, независимость политической сферы от нравственно-религиозной традиции.
Восток: сакрализация политической власти, религия становится государственной, освящая политическую традицию.
5. Шкала политического времени.
Запад: ориентация на будущее (свое личное, своих детей, своего народа, человечества); линейный тип времени, непрерывно наращивающий свой ритм.
Восток: ориентация на вечность (в религиозном смысле). Циклический тип времени^ подразумевающий возможную вариативность каждого нового цикла.
6. Отношение человека к истине.
Запад: рациональный путь постижения истины. Человек признает истинным лишь то, что подвластно его уму и воле.
Восток: интуитивный путь постижения истины. Человек полагает, что истина _- само бытие, само сущее, она не зависит от ума и воли индивида Человек нуждается в истине, которой мог бы служить и подчинить свою жизнь.
83
7. Процесс познания мира.
Запад: процесс познания сводится к познающей активности субъекта, исследующего свойства объектов.
Восток: познание есть не столько исследование свойств объектов, сколько стремление к слиянию с ними, их духовное постижение на интуитивном уровне недоступном рациональному исследованию.
Можно согласиться с А.С.Панариным: "мы являемся сегодня свидетелями предельного истощения западнического цивилизационного принципа. В тот самый момент, когда техническая цивилизация призналась в своей неспособности продублировать природную среду, заменив ее искусственной, ноосферной, она призналась в своей ограниченности. Если заменить природную среду нельзя, то ее необходимо сберечь, а для этого следует остановить экспансию западной цивилизации".8
Природа и культура пришли в столкновение с потребительским сознанием западного человека. Волюнтаристская активность ненасытного "разумного эгоиста" оставляет вокруг пустыню - экологическую, нравственную, культурную. Жесткий промышленные технологии разрушают природные экосистемы, жесткие социальные технологии - мировоззренческие и нравственные устои людей. Культурологи стали использовать новый термин - "обезличивание культуры", чтобы подчеркнуть опасность этнокультурного нивелирования в результате вестернизации.
В этих условиях реабилитация восточных принципов жизнестроения является особенно актуальной. Почва, кровь и вера - три этих сакральных принципа сегодня вновь озвучены в восточных культурах, которые возвращаются к своим истокам. Современная политология должна преодолеть дальтонику новоевропейского разума, не умеющего прочесть эти знаки времени и рассмотреть за фасадом медленно меняющихся политических институтов бурную лавину возрождающихся национальных традиций в политике.
Еще одним ключом к компаративному исследованию в области политических культур следует назвать социокультурную психологию, поскольку особенности политических традиций во многом обусловлены спецификой сознания человека политического в каждой цивилизации, Здесь большой интерес представляет концепция ВШубарта о четырех социокультурных архетипах, которые создают гармонического, аскетического, героического и мессианского человека. Они отличаются друг
84
от друга той жизненной установкой, которую принимают люди разных цивилизаций по отношению к Вселенной9.
Гармонический человек воспринимает Вселенную как космос, одушевленный внутренней гармонией и не подлежащий человеческому управлению или упорядочению, а долженствующий быть лишь созерцаемым и любимым. Здесь нет и мысли об эволюции, а лишь полный покой - мир достиг своей цели. Так чувствовали древние китайцы, но и сегодня такое отношение к Вселенной во многом свойственно людям в конфуцианско-буддистской цивилизации. Это ощущение скрывает тот таинственный "прасимвол культуры", о котором О.Шпенглер писал когда-то как о могучей духовной доминанте.
Аскетический человек переносит бытие как заблуждение, от которого он пытается скрыться в мистической сути вещей. Он покидает этот мир без надежды и без желания улучшить его. Он не считает возможным посягать на скрытую для человеческого разума космическую суть порядка вещей. Так чувствуют люди в индо-буддистской цивилизации. Если гармонический человек считает замысел истории исполненным, то аскетический исключает даже возможность когда-либо увидеть это исполнение.
Героический человек, напротив, видит в мире хаос, который именно он должен упорядочить своей преобразующей силой. Здесь все в движении. Миру ставятся цели, определяемые самим человеком. Этот человек не взывает смиренно к небу, а полный жажды власти, враждебными глазами завоевателя смотрит вниз, на землю. С помощью техники - холодного орудийного мира он создает искусственный космос, который должен превзойти естественный по своим "рациональным" параметрам. По самому существу своему этот человек все дальше и дальше удаляется от Бога: "Секуляризация - его судьба, героизм - его жизнеощущение, трагизм - его конец"10. Таким был древний Рим, таковы сегодня германские и романские народы западной цивилизации.
Наконец, мессианский человек ощущает себя призванным создать на земле более возвышенный, божественный порядок, образ которого скрыто носит в себе. Он стремится создать вокруг себя ту гармонию, которую чувствует внутри себя. Такого человека не может вдохновить воля к власти, он создан для примирения противоречий и для любви. Он видит в людях не рабов, а братьев; в мире - не добычу, на которую надо набрасываться, а хрупкую материю, которую надо спасти и освятить. Им движет чувство некоей космической взволнованности. Он исходит из ощущения целостности, которое он носит в себе и которое пы-
85
тается восстановить в окружающем расколотом мире. Его не покидает тоска по всеобъемлющему и стремление сделать его осязаемым. Это свойственно человеку в восточно-христианской цивилизации. Картина мира у мессианского и гармонического человека родственны между собой. Однако то, что гармоничный человек воспринимает как данность, мессианский - как дальнюю цель.
Но как же относится к миру человек исламской культуры? Четыре социокультурных архетипа Вальтера Шубарта - согласие с миром (гармония), господство над миром (героизм), бегство от мира (аскетизм), освящение мира (мессианство) - это не его прасимволы духовной культуры. На мой взгляд, человек ислама - прежде всего имперский человек, призванный утверждать империю в мире. Он стремится к самоутверждению через создание военного лагеря, через укрепление сильного государства, но при этом не вмешивается в космическую гармонию, напротив, обращается к ней за помощью. Завоевание - его удел, но это завоевание происходит в форме "священной войны", оно освящено религией, и этим имперский человек отличается от героического, который не взывает смиренно к небу.
Итак, пять современных цивилизаций, пять социокультурных миров, пять типов человеческого мироощущения стоят перед вызовом современной духовности. Попытаемся сравнить их политические ответы в контексте возможностей, которые таит культура.
4.2. Конфуцианско-буддийская цивилизация: путь золотой середины
Для Неба и Земли устанавливать дух (сердце), для жизни людей устанавливать судьбу (направление), для мудрецов наследовать прервавшееся учение, для десяти тысяч поколений открывать Великое спокойствие.
Чжан Цэай
Духовный рельеф конфуцианско-буддийской цивилизации необыкновенно богат - здесь переплетается множество самобытных народных религий, включая буддизм махаяны, даосизм, легизм, синтоизм, шаманизм, но приоритет конфуцианско-буддийской традиции очевиден. Такие страны, как Япония, Южная Корея, Китай, Тайвань, Гонконг, Сингапур являются на-
86
тается восстановить в окружающем расколотом мире. Его не покидает тоска по всеобъемлющему и стремление сделать его осязаемым. Это свойственно человеку в восточно-христианской цивилизации. Картина мира у мессианского и гармонического человека родственны между собой. Однако то, что гармоничный человек воспринимает как данность, мессианский - как дальнюю цель.
Но как же относится к миру человек исламской культуры? Четыре социокультурных архетипа Вальтера Шубарта - согласие с миром (гармония), господство над миром (героизм), бегство от мира (аскетизм), освящение мира (мессианство) - это не его прасимволы духовной культуры. На мой взгляд, человек ислама - прежде всего имперский человек, призванный утверждать империю в мире. Он стремится к самоутверждению через создание военного лагеря, через укрепление сильного государства, но при этом не вмешивается в космическую гармонию, напротив, обращается к ней за помощью. Завоевание - его удел, но это завоевание происходит в форме "священной войны", оно освящено религией, и этим имперский человек отличается от героического, который не взывает смиренно к небу.
Итак, пять современных цивилизаций, пять социокультурных миров, пять типов человеческого мироощущения стоят перед вызовом современной духовности. Попытаемся сравнить их политические ответы в контексте возможностей, которые таит культура.
4.2. Конфуцианско-буддийская цивилизация: путь золотой середины
Для Неба и Земли устанавливать дух (сердце), для жизни людей устанавливать судьбу (направление), для мудрецов наследовать прервавшееся учение, для десяти тысяч поколений открывать Великое спокойствие.
Чжан Цэай
Духовный рельеф конфуцианско-буддийской цивилизации необыкновенно богат - здесь переплетается множество самобытных народных религий, включая буддизм махаяны, даосизм, легизм, синтоизм, шаманизм, но приоритет конфуцианско-буддийской традиции очевиден. Такие страны, как Япония, Южная Корея, Китай, Тайвань, Гонконг, Сингапур являются на-
86
иболее яркими представителями этой цивилизации. Каковы архетипы и коды ее политической культуры?
Политологи давно отметили, что культуры, основанные на синтезе нескольких духовно-религиозных традиций, выделяются особенно сильной энергетикой, дают особенно мощные социокультурные мотивации в политике. Разнородные начала, никогда полностью не сливаясь, усиливают и стимулируют совместное развитие. При этом отсутствие монотеистического взгляда на мир влечет за собой определенный прагматизм политического мышления, основанный на отсутствии какой-то одной или единой мировоззренческой концепции. Например,
КО.Саркисов, исследовавший культурно-
психологический генотип японцев, подчеркивает, что в этой политической культуре отсутствует единая философия осмысления мира и присутствует дзицугаку" - наука о практическом, или прагматизм1 .
В последние десятилетия страны конфуцианской Азии делают особый акцент на прагматических аспектах своей духовности. После более вековой униженности империалистическим и колониальным господством современного Запада индустриальная Азия в своем подъеме как бы в отместку демонстрирует инструментальный рационализм: менталитет тихоокеанских драконов пронизан духом меркантилизма, коммерциализации и конкуренции. Китай откровенно заявил о своем выборе аналогичной стратегии развития с началом реформ в 1979 г. и с тех пор верен этому курсу.
Можно ли утверждать, что именно прагматизм является определяющей чертой политической культуры в этом регионе? По мнению современных ученых, это далеко не так: то, что лежит на поверхности, не всегда отражает глубинные пласты культурного сознания. Чтобы понять культурные архетипы и коды, необходимо обратиться к истокам. Конфуцианско-буддийская культура таит в себе огромный гуманистический потенциал, формируя гармонического человека. Специфика становления Духовного мира этой цивилизации уже в I тыс. до н.э. была отмечена тем, что здесь шея активный поиск оптимального соотношения интересов государства, общества и человека на основе гибкого сочетания политики с моралью. Поэтому главной чертой, отличающей политическую культуру этой цивилизации, следует считать не прагматизм, а этико-центризм, социально-нравственную
ангажированность. Как справедливо отмечает Ду Вэймин, стремление к прагматизму в конфуцианской Азии не стоит преувеличивать, поскольку "не следует прини-
87
жать органическую возможность развития в этих странах более гуманного и более прочного духа сообщества"12.
На протяжении двух с половиной тысячелетий конфуцианство побуждало всех членов общества быть последователями высшей мудрости, определяющей нормы справедливости, праведности и соответствия человека, какое бы место в общественной иерархии он не занимал. Но необходимо с самого начала уточнить: если конфуцианские ценности определяли развитие этой цивилизации две с половиной тысячи лет, то насколько это верно сегодня?
Конфуцианские ценности в контексте современности
Обратимся к исследованиям социологов. В качестве примера проанализируем данные Института социологии Народного университета в Пекине, поскольку именно Китай по прогнозам политологов будет лидировать в АТР в XXI веке. В конце 80-х годов этот университет проводил широкомасштабные исследования в 13 провинциях и городах Китая, где было опрошено более 1800 человек, которые представляли практически все социальные слои и группы. Из 14 "основных качеств личности" положительную оценку получили следующие: совесть, преданность и сыновняя почтительность, гуманность, интеллект, трудолюбие, бережливость, рыцарство, приверженность середине. Все они относятся к конфуцианской системе ценностей. Далее в порядке убывания: прагматизм, утилитаризм, личные достоинства (частная мораль), повиновение, завистливость, лживость13.
Итак, согласно исследованиям социологов, большинство современных китайцев по-прежнему разделяют традиционные ценности и строят свое социальное поведение в соответствии с ними. Бывший премьер-министр Японии Я.Накасонэ и группа его единомышленников - экономистов, политологов, социологов - в книге "После холодной войны" также отмечают приверженность современных японцев традициям национальной культуры: коллективистские ценности конфуцианства и буддизма бережно сохраняются и являются неотъемлемой частью современной демократической системы
"адаптирующегося коллективизма" в Японии.
Интересно отметить, что сравнительно недавно, в 60-70-х годы, среди западных политологов была широко распространена точка зрения, согласно которой конфуцианские ценности явля-
88
клея тормозом на пути развития стран АТР, а конфуцианское учение по своему духу враждебно экономическому развитию и социальной модернизации. Во многом такое неадекватное представление возникло под влиянием известных работ М.Вебера, где он пишет о конфуцианстве как о консервативной идеологии, способствующей пассивному восприятию действительности:
конфуцианец любит рассуждать о прекрасном, но его трудно представить в качестве торговца, думающего об успехе, и поэтому конфуцианское общество лишено морального динамизма14. Западные политологи выделили четыре основных принципа организации конфуцианского общества, которые, являются "подпоркой" феодального императорского строя, тормозя модернизацию в АТР:
• клановый характер - выдвижение на первое место интересов семьи (как препятствие на пути развития крупномасштабного производства);
• право наследования за всеми детьми (как фактор распыления капитала);
• чрезмерное внимание к личному накоплению (как препятствие на пути обращения капитала);
• жесткая социальная иерархия, в которой ремесленники и торговцы занимают место внизу (как препятствие на пути развития экономически сильного среднего класса)15.
Однако практика социально-экономического развития тихоокеанских драконов опровергла схемы западных политологов. Оказалось, что именно благодаря традиционным конфуцианским ценностям и стало возможным "тихоокеанское чудо" - феномен динамично развивающегося "конфуцианского капитализма". Опираясь на традиционную авторитарно-патриархальную мораль, тихоокеанские драконы создали климат нетерпимости к хозяйственной безответственности и роскоши как со стороны предпринимательской элиты, так и со стороны трудящихся. Этот климат помог обеспечить необычайно высокую долю накопления: более трети валового национального продукта.
Одновременно государством был обеспечен жесткий экономический протекционизм по отношению к национальной промышленности и торговле: транснациональные корпорации не допускались в регион до тех пор, пока национальные предприятия не получили реальной возможности с ними конкурировать: "...не было ни общества привилегированного потребления, ни перекачки доходов за рубеж"16. Современные исследователи считают, что тихоокеанские страны вели себя
89
в духе последовательной оппозиции известным монетаристским рекомендациям МВФ, на что западная общественность и наука реагировали весьма своеобразно. Все достижения тихоокеанских драконов представлялись в духе последовательной вестернизации и модернизации: публиковались специальные исследования, где дальневосточной модели приписывались
"несвойственные ей черты экономического либерализма" и затушевывалось самое важное - решающая роль государства, структурная перестройка производства, субсидирование производственных инвестиций 7.
Однако в современном информационном обществе долго скрывать реальные причины социально-экономического развития целого региона планеты невозможно. Когда вслед за Японией и Китаем успехов добились Сингапур, Тайвань, Гонконг и Южная Корея, появились исследования, в которых признавалась решающая роль конфуцианства в модернизации этого региона. И сегодня те факторы, которые раньше объявлялись препятствием на пути модернизации, неожиданно стали называть стимулами экономического развития конфуцианского капитализма.
Многие современные ученые из стран АТР справедливо критикуют позицию М.Вебера по отношению к конфуцианству, указывая, что она уже не соответствует историческим реалиям. Ошибка Вебера состоит в том, что он не был знаком с принципами подлинного конфуцианского учения и поэтому не понимал главного: конфуцианство-это не религия, а моральное учение, свод этических законов для общества. И в конфуцианстве можно найти связь между этикой и духом капитализма, ибо оно содержит такие ценности, как прилежание, бережливость, новаторство, индивидуализм, извлечение выгоды18.
Вопрос о том, каким образом древнейшее философское учение способствовало возникновению тихоокеанского чуда сегодня, по-прежнему является предметом научных дискуссий. Прежде всего следует подчеркнуть, что конфуцианство представляет собой систему ценностей, регулирующих, отношения людей. Требования конфуцианской этики носят универсальный, обязательный характер: ведь высшим мерилом этих требований выступает Небо. Политическая культура этой цивилизации выстроена по вертикали как совокупность высших норм политической мудрости и политической этики, где установлена иерархическая субординация ценностей и добродетелей, ориентированных на тот же высший эталон-Небо. Конфуцианские
90
ценности изложены в четырех основных произведениях: "Беседы и суждения", "Великое учение", "Учение о середине", "Мэн-цзы".
Основанное на гуманной этике, конфуцианское общество управляется в соответствии с пятью отношениями: императора и подданного, отца и сына, старшего брата и младшего брата, мужа и жены, двух друзей. Согласно этим принципам, отец должен относиться к сыну доброжелательно, а сыновья к отцу - с сыновней почтительностью; старший брат должен относиться к младшему с добротой, а младший брат к старшему - с уважением; муж должен относиться к жене справедливо, а жена к мужу-услужливо; правитель должен относиться к подданным благожелательно, а подданные к правителю-с верностью.
Более двух тысяч лет этот свод этических правил имеет для конфуцианско-буддийской цивилизации такое же значение, как десять заповедей для христиан. И в этом проявляется последовательный традиционализм политической культуры данной цивилизации. Приверженность канонам в политике - одна из важных черт современного политического процесса, во многом его стабилизирующая. Если политик, обращаясь к аудитории, использует в качестве аргумента исторический факт, концепцию древнего философа или аналогию с прошлым, он неизменно встречает благосклонный прием слушателей: ссылка на гу (древность) - главный политический аргумент. Понятие гу никогда не ограничивалось временными рамками, поскольку политика и история всегда были здесь тесно взаимосвязаны. Политические цели в каждую историческую эпоху требуют новых аргументов, поэтому расширение рамок древности непрерывно продолжается. Все это позволяет сделать вывод о том, что древность прочно вошла в политическую культуру как основание института политической традиции.
Две традиции единой культуры
Нам необходимо ответить еще на один принципиальный вопрос: как возникла единая политическая культура в тех странах этой цивилизации, где конфуцианство уступает доминанту буддизму? Это стало возможным благодаря высокой этической совместимости и взаимодополняемости двух религий. Анализ наиболее важных этических ценностей конфуцианства и буддизма позволяет аргументировать эту точку зрения. При всем различии конфуцианства и буддизма как религиозных систем по своим этическим принципам они во многом совпадают.
91
Н.Кандзи, основываясь на методологии М.Вебера, исследовал роль буддийской этики в политической модернизации Японии (на примере новой буддийской секты "чистой земли"). Ему удалось показать, что буддизм наряду с конфуцианством поддерживал и укреплял в Японии этику мирского аскетизма, трудолюбия, бережливости, накопительства, поклонения старшим, патернализма, преданности государству.
Н.Кандзи приводит наиболее важные заповеди буддийской секты "чистой земли": работай усердно дома, не играй в азартные игры; бодрствуй и не уклоняйся от усердного труда утром и вечером; будь умерен в бесцельной роскоши; чем брать много, лучше взять немного. Можно привести целый ряд аналогичных постулатов из конфуцианской этики: середина является наиважнейшей основой действий людей в Поднебесной; гармония - это путь, которому должны следовать люди в Поднебесной; Счастье или несчастье приобретается через упорство. Дао неба и земли становятся видимы через упорство19.
Буддизм и конфуцианство проповедают этику взаимности как главный этический принцип. Старайся относиться к другим так же хорошо, как бы ты хотел, чтобы относились к тебе, и ты обнаружишь, что это кратчайший путь к благосклонности (конфуцианство). Когда кто-либо обращается с другими думая так: "Как и я, так и они, как они, так и я", он никогда не убьет и не подвигнет других к убийству (буддизм)20.
Конфуцианство как духовно-религиозная традиция с самого начала своего возникновения содержало определенные правила управления государством, поскольку сам Конфуций (Кун-цзы, 551-479 до н.э.) был реформатором, который пытался придать гуманистический характер политическим и социальным традициям управления обществом. Напротив, буддизм - "интеллектуальная религия спасения" - концентрирует внимание на мистическом озарении. Буддийская духовно-религиозная традиция не содержит никаких указаний к "рационально этическому" формированию рукотворного мира" согласно божественным заветам. Социальный и политический мир для буддиста - это нечто "несокрушимо данное" и даже лучшее из всех возможных миров. Человек должен либо приспособиться к этому миру в качестве "единственно возможного божественного", либо погрузиться в нирвану - вечный сон без сновидений. Поэтому буддизм, не предлагая собственных принципов социально-политической этики, вполне лояльно воспринимает конфуцианские политические ценности.
92
Этика межличностных отношений в конфуцианско-будцийской картине мира необычайно высока: они должны быть пронизаны чувством глубокой любви, не становясь формальными обязанностями. Конфуцианская традиция описывает "благородного и возвышенного человека" как преисполненного любви к родителям, искреннего и покорного своему господину, следующего социально-политическим нормам, опирающегося на взаимность в отношениях с другими. Правитель должен непременно обладать всеми перечисленными добродетелями возвышенного человека и управлять обществом, демонстрируя эти качества и не применяя силы: "Император Яо был почтителен, умен, воспитан, искренен и добросердечен. Он был поистине уважителен и способен на скромность... Он был способен заставить сверкать свою великую добродетель..."21.
Этатистская доминанта
Следует напомнить, что развитие политической культуры в каждой цивилизации происходило в неразрывной связи с эволюцией основного политического института - государства. И поскольку творцом конфуцианства была бюрократия, то она отбирала из учения Конфуция преимущественно те концепции и положения, которые вели к стабилизации императорской системы правления. Как отмечают современные исследователи, этот процесс не прерывался в Новое и Новейшее время: государственная бюрократия (точнее, ее высшее звено) самовольно присвоила себе статус "благородного мужа". То, что с такой симпатией Конфуций говорил о благородном интеллектуальном рыцарстве, автоматически распространяется на реально правящий слой государственных чиновников, но с соответствующей поправкой: гипертрофируются лишь права; в той же степени, но в обратной пропорции сужается все, связанное с нравственным содержанием этого образа и его обязанностями перед народом .
Согласно конфуцианской традиции государство - нечто изначально присущее органическому порядку мира, поэтому политическую культуру конфуцианско-буддийской цивилизации можно интерпретировать как этатистскую. (Этатистская культура - это государственническая культура, связанная с этикой подданнического служения.) В таком обществе государство основывает свой контроль путем создания системы внутренних ценностей. И поскольку государство само по себе воспринимается как моральная сущность, здесь никогда не было разделения
93
между церковью и государством. Например, японцы полагают, что император благодаря своему божественному происхождению состоит в родстве со всем народом, он является главой нации-семьи23.
В современной политической культуре тихоокеанских стран этатизм соединился с рыночной экономикой. Государственная опека экономического и научно-технического развития выражается в том, что правительственные ведомства выступают и как попечители грядущих новаций, и как эксперты перманентного отраслевого развития, и как финансовые гаранты в случае неизбежных для всякого нового дела потерь. Например, Япония в 1996 г. обнародовала новую программу крупных правительственных субсидий, призванных усилить влияние перспективных направлений в электронике, в применении жидких кристаллов, в биотехнологии. Над проектом шефствует Министерство торговли и промышленности, которое отвечает за полное претворение в жизнь этой программы24.
Китайская газета "Цзинцзи жибао" опубликовала анализ экономического развития АТР в 1996 г., в котором сделан вывод о том, что одной из главных причин азиатского экономического чуда является стремление правительств многих азиатских государств играть руководящую роль в экономике, что выражается в разработке хозяйственных планов. Газета напомнила, что в Сингапуре были осуществлены два пятилетних и два десятилетних плана, на Тайване - шесть четырехлетних и один шестилетний. Разумеется, это не директивные, а инструктивные планы, указывающие цель и направление хозяйственного развития, но частный капитал вынужден подстраиваться под эти государственные ориентирь! .
Однако, несмотря на ярко выраженный этатизм, конфуцианская традиция всегда искала гармонии в обществе и стремилась к совершенствованию земной жизни политическими средствами. Конфуцианская этика создает прочные основы политической организации, поскольку выполнение социальных обязанностей в данном случае обретает высший смысл. Политический и социальный мир поделен на четкие структуры: старшие-младшие, патрон-клиент, лидер-электорат. Выше уже отмечалось, что эта политическая культура строго иерархическая, причем связи в ней преимущественно вертикальные, а горизонтальные почти не специфицированы. Это означает, что отношения между равными (патрон-патрон, клиент-клиент) здесь гораздо менее значимы, чем отношения подчинения (патрон-клиент)26.
94
Все это позволяет создать особое, сквозное социально-политическое пространство власти и властных отношений. Центральная власть при этом сознательно выводится из-под влияния возможных лобби - освобождается от давления любых корпоративных интересов. В условиях, когда горизонтальные связи не специфицированы, тактику лоббирования осуществлять достаточно сложно. Поэтому центральная государственная власть способна проводить политику независимого контроля по отношению не только к низам общества, но и к привилегированным верхам: так складывается консенсус служилых интересов различных социальных слоев общества.
Эти принципы централизованного государственного строительства на основе единых правил политической игры были разработаны уже в глубокой древности. В знаменитом легистском трактате "Книга правителя области Шан" говорится: "То, что называют "установить единые правила наград", означает: (все) привилегии и жалованья, чиновничьи должности и ранги знатности должны даваться лишь за службу в войске, иных путей не должно быть". "То, что называют "установить единые (правила) наставлений" означает: "нельзя стать богатым и знатным, нельзя (претендовать) на смягчение наказаний и нельзя высказывать собственное мнение и докладывать его своему правителю только потому, что обладаешь обширными знаниями, красноречием, (являешь пример) честности и бескорыстия..."". "То, что называют "установить единые правила наказаний", означает: "ранги знатности не спасают от наказаний""27.
Принцип вертикального деления политического пространства последовательно проводился и в административном делении государственных территорий. Это деление призвано было рассекать традиционные сословно-групповые и клиентальные связи, заменяя их сугубо административными, контролируемыми верховной государственной властью. При этом деление традиционных китайских провинций на уезды, управляемые из центра, ущемляло не только права наследственной аристократии, но и органов местного самоуправления, противопоставляя им альтернативную властную вертикаль - центрально-государственную: "Управление общими уездами страны должно осуществляться по единому образцу, и тогда уклоняющиеся от истинного пути не осмелятся менять эту систему управления, а если кто-либо совершит проступок и его снимут с должности, то (он) уже не сможет скрыть тех, кто его рекомендовал (на это место)"28.
95
Складывающаяся на протяжении столетий вертикальная модель организации социально-политического пространства нашла своеобразное выражение в современной вертикальной модели конфуцианского капитализма. Эта модель предполагает первоочередное развитие крупных промышленных компаний, производящих технологически- и капиталоемкую продукцию, что образует своеобразный вертикальный костяк экономики. Особая роль при этом отводится государству, которое действует в роли посредника, устраняющего "все несчастья" свободной экономики. Государство не должно наносить вред капиталистическим отношениям, напротив, оно должно делать их более здоровыми и рациональными. Вертикальный конфуцианский капитализм предполагает соединение государственной и социальной политики и прежде всего выделение активной роли правительства в обеспечении социальных благ в условиях рыночной экономики.
Многие современные исследователи отмечают, что принципиальное различие между западным и конфуцианским видами капитализма состоит в том, что в первом случае социально-экономические проблемы решают после того, как они возникли, в то время как во втором случае стремятся проводить такую политику, которая позволяет избежать возникновения социальных проблем29.
Еще одним древним принципом организации большого социально-политического пространства, нашедшим адекватную современную интерпретацию, является принцип развития больших государственных идей. В уже упоминавшейся "Книге правителя области Шан" говорится: "Обычно добивающийся хорошего управления беспокоится, как бы народ не оказался рассеян, и тогда невозможно будет подчинить его какой-то одной идее. Вот почему совершенно мудрый человек добивается сосредоточения всех усилий на Едином, дабы объединить его помыслы. Государство, добившееся сосредоточения всех усилий народа на Едином хотя бы на один год, будет могущественно десять лет; государство, добившееся сосредоточения всех усилий народа на Едином на десять лет, будет могущественно сто лет; государство, добившееся сосредоточения всех усилий народа на Едином на сто лет, будет могущественно тысячу лет.. ."30.
Лидеры и подданные
В сильном, централизованном государстве политические лидеры возносятся очень высоко, почти обожествляются. Кон-96
фуцианская мудрость гласит: "Отношения между высшими и низшими подобны отношениям между ветром и травой: трава должна склониться, когда подует ветер". Дух покорности по-своему культивирует буддизм. На страницах "Джаммападе" возникает образ совершенного человека, покорного старшим и правителям: "Я называю брахманом того, кто не будучи виноватым, сносит упреки, наказания, заточение, у кого терпение - сила, а сила - войско"31.
Послушание и покорность, культивировавшиеся в течение веков, выработали определенный тип человека политического: законопослушного, преданного, исполнительного, дисциплинированного, почтительного. Многие современные политологи подчеркивают, что личная преданность в этой культуре значит гораздо больше, чем партийные вопросы32. ДАпмонд и СВерба называют политическую культуру такого типа подданнической. Однако не покорность и послушание являются ключевыми в определении политической культуры конфуцианско-буддийского типа. Эта духовно-религиозная традиция содержит достаточно сильные импульсы к практическому политическому действию: слишком настойчиво в этой культуре звучит мотив усовершенствования земной жизни.
Законопослушный подданный имеет право... на революцию! Если мир хорош, а законы плохи, люди через политическую деятельность должны вернуть гармонию в общество. Цель такой политики - идти вместе, чтобы выжить. Согласно Конфуцию, правление, которое не поддерживает народ, теряет мандат Неба и вскоре свергается. Это служит оправданием для революций: "В Ко переворот, вода и огонь уничтожают друг друга, подобно двум женщинам, что живут вместе, но воля их враждует - такова природа переворота... При необходимости переворота сожаление исчезает. Обновляющая деятельность небесных и земных сил производит смену четырех времен года. Чэн-тан и У-ван подняли мятеж в соответствии с волей Небес и народ ответил им"33.
Интересно, что символ социального преображения мира по-своему разработан и в буддизме. В одной из легенд Будда укрывает голубя от тигра, и тогда тиф обращается к нему как защитник мирового порядка от сентиментального прекраснодушия: "Не я создал себя таким. Если ты такой добрый, то накорми меня". Будда отрезает кусок своего тела и кладет на одну чашу весов, а на другую - голубя. Голубь перевешивает. И сколько бы ни прибавлял Будда кусков - голубь все равно перевешивает.
4 Политическая глобалистика
97
И только когда Будда сам встал на весы, чаши их уравновесились34.
В буддизме каждая целостность равна другой целостности. И потому человек, желающий изменить мировой порядок, должен отдаться этому целиком, без остатка. Готовность к самопожертвованию должна преобразить мир, потрясти его. Тем самым буддизм не только не опровергает конфуцианские принципы практического переустройства мира, но в определенном смысле даже усиливает их, доводя до нравственного абсолюта.
Лояльность, спокойствие, гармония, коллективизм-вот наиболее важные ценности политической культуры в конфуцианско-буддийской духовно-религиозной традиции. Здесь торжествуют долг, обязанность, иерархия, подчинение личности интересам группы. Но одновременно - и право защищать все эти ценности, даже опираясь на насилие. Если попытаться определить все сказанное одной фразой, то политическую культуру такого типа можно назвать культурой консенсуса и долга.
Современные Китай, Япония, Южная Корея демонстрируют особенности конфуцианско-буддийской политической культуры в условиях высокого динамизма современного общества. При относительной политической стабильности в целом эти общества время от времени сотрясают значительные политические взрывы: массовые демонстрации, митинги и шествия объединяют миллионы людей, если определенные политические группы считают, что их политические интересы нарушаются. И добившись "справедливости", все снова вспоминают о долге и покорности, гармонии и консенсусе,- в обществе опять воцаряются порядок и гармония.
Следует подчеркнуть, что политическая стабильность в конфуцианско-буддийской цивилизации во многом связана также с высокой внутренней гомогенностью* политической культуры. Исторически эта черта сформировалась благодаря значительной этнокультурной однородности населения, что помогает поддерживать высокий уровень национальной самоидентификации и национального самосознания. Эту цивилизацию сформировали глубокие традиции внутриэтнической солидарности: чувство принадлежности к древней культуре и сегодня является условием самоуважения и идентичности для народов Восточной Азии.
* Гомогенность-однородность, приверженность одним и тем же ценностям в культуре.
98
Например, согласно представлениям китайцев, все они находятся "в родственных отношениях друг с другом". Как отмечает ВР.Буров, в течение многих тысячелетий китайцы жили в одном и том же географическом ареале, "естественно у них сложилось убеждение, что они происходят от одного предка, находятся между собой в кровнородственной связи"35. Если семья для китайца - это государство в миниатюре, то государство - большая семья: каждый человек обязан проявлять лояльность по отношению к семье (соседям, друзьям, соученикам, землякам) на протяжение всей своей жизни. Вплоть до настоящего времени эти отношения играют определяющую роль в китайских общинах по всему миру: они влияют на служебную карьеру и формирование чиновничьего аппарата, на парламентские выборы и занятие бизнесом. Семейный коллективизм выступает ярким антиподом западному индивидуализму, окрашивая в теплые тона межличностную культуру общения в конфуцианско-буддийской цивилизации.
Восприятие политических ценностей других культур
Весьма интересным является вопрос о том, как такое высокотрадиционное общество со значительной степенью внутриэтнической солидарности
воспринимает политические ценности других культур?
ТЛшида внимательно исследовал этот вопрос на примере восприятия японцами и китайцами ценностей западной демократии. Он пришел к выводу, что такие привычные для европейцев понятия, как гражданское общество, политическая свобода, права человека, были здесь изначально чуждыми. Он подчеркивает, что возникли определенные проблемы при переводе понятия "свобода" на японский и китайский языки. Дело в том, что китайский термин "tzuyu", японский "jiyu", которые были выбраны для наиболее адекватного перевода английских слов freedom, liberty (свобода), имели несколько другой смысловой оттенок - эгоистический, своевольный, что скорее походит на бранное выражение36.
Когда в 1869 г. японский ученый Фукузава выпустил свою книгу "Ситуация на Западе", где привел содержание американской Декларации независимости, ему пришлось написать специальное предисловие, в котором он предостерегает читателей не понимать под термином "свобода" (jiyu) эгоизм. Фукузава объяснял это отсутствием эквивалентного японского термина.
99
Известно, что слово "свобода" прочно вошло в политический словарь японцев и китайцев лишь в XX веке, в эпоху защиты и поддержки политических движений, направленных против авторитарного правления.
Приведенный пример достаточно убедительно демонстрирует, как неверно весьма распространенное мнение о том, что конфуцианско-буддийская культура замкнута и этноцентрична: она вполне способна гибко воспринимать инокулыурные ценности, но только после того, как чужеродный феномен пройдет процесс "переваривания" или адаптации. В определенном смысле синтез западных ценностей и конфуцианско-буддийской духовной традиции во многом определяет сущность современного этапа политического развития стран АТР.
Политическая модернизация в Японии
В Японии процесс модернизации принял форму "конфуцианского капитализма" и проводился под лозунгами: превратить страну в великую мировую державу, совершенствовать отечественную культуру сохранять духовную и нравственную самобытность, почитать императора, поклоняться духам предков и природы, настойчиво перенимать все лучшие иностранные достижения. Поэтому все передовые западные технологии здесь внедрялись на основе "адаптирующегося коллективизма", понятного и близкого японцам разных поколений, а не в форме чужеродного западного индивидуализма.
Сами японцы так характеризуют феномен "адаптирующегося коллективизма": он отличается коллективным управлением, но не связан кровными или земляческими узами; вместе с тем каждый член коллектива обладает известной степенью самостоятельности и свободой творчества При этом сам японский формирующийся индивидуализм отливается в модель, которая получила название взаимозависимого индивидуализма: личность может самовыражаться, лишь признавая постоянную зависимость от других людей, тесную с ними взаимосвязь. Подобное миропонимание издавна закреплено японской национальной традицией, что нашло свое отражение в пословицах: "Где люди горюют, горюй и ты", "Не бойся немного согнуться, прямее выпрямишься", "По выпирающим гвоздям надо бить, пока они не уйдут в дерево".
Принцип "адаптирующегося коллективизма" использовался не только в экономике, но и при формировании политической культуры современного японского общества Накопление "демократи-
100
ческого потенциала" шло по пути не прямого заимствования западных стереотипов, а постепенного развития демократических элементов национальной культуры. Как известно, одним из ключевых вопросов демократии является вопрос о взаимоотношениях между личностью и обществом. От ответа на него зависит многое. Придание приоритета интересам общественным, способность личности поступиться своими интересами, а иной раз и правами ради общего блата-все это органично присуще современной политической культуре этой страны37.
Правоведы и политологи из Европы, знакомящиеся с японским судопроизводством, бывают крайне удивлены ничтожно малым по сравнению с Западом количеством гражданских дел. Японец, терпящий по чьей-то вине убыток, реагирует на ситуацию совершенно не так, как законопослушный гражданин европейской страны. Обращение в суд с требованием возместить убытки рассматривается почти как вымогательство, поэтому японцы стараются воздержаться от таких крайних, на их взгляд, действий. Кроме того, они не любят менять характер отношений, сложившихся с кем-либо. Судебное разбирательство в любом случае наносит в их глазах урон личному престижу, поэтому в большинстве случаев стараются обойтись без него. Даже незначительная компенсация, далеко не соответствующая понесенным убыткам, расценивается потерпевшей стороной как искреннее желание возместить ущерб и обычно принимается с благодарностью.
Политическая культура групповой ориентации, восточное неиндивидуалистическое правовое и гражданское сознание, основанное на компромиссе, характерны не только для Японии, но и для других стран конфуцианско-буддийской цивилизации, также идущих по пути модернизации. Можно согласиться, что такая политическая культура значительно более гармонично формирует отношения в гражданском обществе, чем "холодный" индивидуализм западной культуры. Особенно интересным и самобытным предстает мир политического в современном Китае, где уже двадцать лет проходит активная модернизация.
Политическая модернизация в Китае
Напомним, что еще легендарный лидер просвещенного китайского национализма доктор Сунь Ятсен попытался приспособить западные идеи к решению проблем национального возрождения страны. Была разработана концепция поэтапной модернизации Китая на основе трех принципов: национализма,
101
народного благоденствия и народовластия. Позднее, опираясь на исполнительную, законодательную и судебную ветви власти, заимствованные из той же западной политической теории, Сунь Ятсен добавил к ним еще две
- экзаменационную и контрольную. Последние существовали в Китае почти со времен Конфуция. Экзаменационная ветвь власти традиционно ведала подготовкой просвещенных, добродетельных, преданных стране чиновников для всех ступеней государственной власти. Интересно, что в модернизированном виде - в форме государственной аттестации служащих она существует в КНР и сегодня.
Следующим этапом приспособления западных теорий к построению нового Китая стали идеи Мао Пзэдуна (именно ему принадлежит известный лозунг "Использовать древность во благо современности"), а позже учение Дэн Сяопина о модернизации страны. Идеи Мао трактуются сегодня в КНР как творческое соединение "всеобщих принципов марксизма-ленинизма с конкретной практикой Китая". Учение же Дэна
- "отца реформ"-принято рассматривать в качестве самобытной теории строительства социализма "с китайской спецификой". Уже в 1979 г. "мудрый Дэн" провозгласил, что "целью социализма с китайской спецификой является достижение к 2000 г. уровня среднезажиточного общества" и связал этот лозунг с построением "могущественного государства".
Дэн Сяопин разработал основные принципы современного "китайского пути к социализму", которых и сегодня продолжает придерживаться китайское руководство. Они достаточно просты:
• ориентация на национальные традиции и особенности Китая при строительстве социализма;
• борьба с догматизмом: практика-критерий истины;
• первоочередное внимание к развитию науки и техники;
• ориентация на длительный характер общественных реформ (что связано с экономической и культурной отсталостью страны);
• особый акцент на развитии экономики и производительных сил;
• использование рыночной экономики при общих социалистических принципах управления;
• создание специальных экономических зон как средства привлечения иностранного капитала и передовых технологий;
• принцип политической открытости для внешнего мира. Современные китайские политики подчеркивают, что главная задача китайского социализма - модернизация при со-
102
хранении жизнестойкости одной из древнейших цивилизаций на земле. Китай лишь использует социалистические методы, рассматривая их не как социальную модель общества, а как своеобразную форму, ускоряющую модернизацию страны. Вот почему политическая культура этой страны так и не стала "социалистической" (в привычном марксистском значении, где ее формирует "ведущая и направляющая" роль пролетариата во главе с компартией), оставшись глубоко традиционной.
Дэн Сяопин не случайно использовал концепцию "социализма с китайской спецификой". Как указывают многие современные исследователи, ссылка на особые условия Китая позволила ему оправдать многие теоретические и практические установки, несовместимые с марксизмом: идею интеллигенции как части рабочего класса; право крестьян на пользование землей; признание частной собственности равноправной юридической формой собственности; создание смешанных (с иностранным капиталом) предприятий и специальных экономических зон38. Поэтому есть все основания надеяться, что в Китае постепенно будет создано высокосовременное демократическое общество с рыночной экономикой.
Одновременно многослойный процесс реанимации традиционных конфуцианских ценностей в политике позволяет укреплять социокультурную идентичность современного Китая. Выступая в 1989 г. на симпозиуме, посвященном 2540-й годовщине Конфуция, генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь говорил о значении его идей для нравственного воспитания современных граждан Китая. В апреле 1990 г. депутаты Великого собрания народных представителей (ВСНП) выступили с письменным предложением, призывающим к формированию "неподкупного руководства" и разработке закона "о честном руководстве". Депутаты предложили традиционный конфуцианский метод государственного контроля: образовать при ВСНП Комиссию административного контроля с целью непосредственной ревизии деятельности руководства страны от уровня членов Госсовета КНР и выше3. Другими словами, государство в лице "благородных мужей" и с помощью "гуманных законов" должно осуществлять организующие, регулирующие и контрольные функции.
Все это приводит современных исследователей к выводу о том, что во внутренней политике Китая происходит активный процесс инкорпорации морально-этических ценностей конфуцианства, восстанавливается вера в силу социального Действия "благородного мужа" как неотъемлемого фактора функ-
103
ционирования и самого общества, и системы управления40. Идеи нравственного совершенствования, отказ от необузданного потребительства, культ предков и традиций, гармонии человека и окружающего мира- такие высокие ценности сближают Китай с другими странами тихоокеанского бассейна, создают ему более привлекательный образ в современном мире.
В большинстве стран АТР сегодня принят официальный курс на строительство "эпохи культуры" как феномена современной цивилизации. Мы сталкиваемся с интересным парадоксом: чем более открытыми миру становятся "азиатские драконы", тем большую роль в их политической культуре начинают играть традиционные конфуцианско-буддийские ценности.
Весьма показательна в этом отношении деятельность "Фонда Конфуция" в современном Китае. Одним из основных направлений этой общественной организации является исследование роли конфуцианства в модернизации Китая, а также реинтерпретация основных конфуцианских понятий адекватно современной эпохе.
Профессор Ду Вэймин полагает, что "новое конфуцианство" вполне способно ответить на вызов современной эпохи тем, что оно подчеркивает принцип уважения личности, принцип личностной автономности и конкуренции на здоровой основе. Конфуцианская этика настаивает не на правах человека, а на чувстве ответственности: делает упор на единстве общества, на поисках приемлемого для каждого человека места в социуме. Подобная поведенческая модель предполагает самосовершенствование человека и одновременно его добровольное самоограничение - в духовном и психологическом смыслах. Единство общественного мнения достигается здесь путем не навязывания идеологических стереотипов, а длительных, постепенных согласований позиций, что предполагает развитие в обществе духа сотрудничества41.
Почетный советник Фонда профессор Чжоу Гучэн предлагает пересмотреть традиционную трактовку термина "жэнь" как "гуманность". По его мнению, этот термин следует толковать как "человек должен быть человеком". Уточняя эту мысль, известный китайский ученый Лю Вэньин обращает внимание на то, что, популяризируя жэнь, Конфуций хотел не только регулировать межличностные отношения внутри патриархального рода, но и, что еще более важно, "межличностные отношения в государственной иерархии и даже межгосударственные отношения".
Другой реинтерпретатор Конфуция профессор Бу Пзиньчжи делает особый акцент на культуре политического участия, развивая
104
в современном духе конфуцианский идеал "гармонического человека". Он подчеркивает, что созданной Конфуцием школе был присущ свой стиль участия в общественной жизни. Конфуцианцы отдавали все силы ведению государственных дел и упорядочению жизни, совершали подвиги и добивались заслуг ради государства, выступали против пассивного ухода от мирских дел .
Весьма интересной представляется попытка профессора Фэн Юланя обосновать неизбежность модернизации в Китае, интерпретируя положения из конфуцианского канонического текста "Ши Пзин": "Хотя Чжоу и старое царство, его судьба нова. Сегодня Китай это и есть старое царство, и у него новая судьба; новая судьба-это модернизация. Я стараюсь сохранить единство и индивидуальность старого царства, одновременно способствуя осуществлению новой судьбы. Представители правого крыла поддерживают мое стремление сохранить единство и индивидуальность древнего царства и порицают мои усилия, способствующие осуществлению модернизации; представители левого крыла приветствуют мое стремление помочь модернизации и порицают меня за усилия по поддержанию единства и индивидуальности старого царства. Я понимаю их доводы, принимаю их похвалу и хулу. Похвала и хула взаимоисчезают, я продолжаю идти вперед в соответствии со своими суждениями"43.
Ученые из "Фонда Конфуция" не только реинтерпретируют конфуцианские ценности адекватно процессам модернизации в самом Китае, но и находят убедительные свидетельства в пользу того, что конфуцианство может активно способствовать гуманизации всего глобального мира. Так, тайваньские исследователи ХДюньчжи и УХуанмин полагают, что технологическое взаимодействие мирового сообщества с природой подтверждает (через экологические бедствия) конфуцианскую точку зрения - люди, общество и природа могут процветать только сообща4 . Тайваньские ученые считают, что распространение конфуцианских ценностей способно остановить загрязнение окружающей среды, превращение человека в придаток машины, разгул насилия и другие социальные болезни XX века. Это связано с тем, что конфуцианство является не только этико-политической доктриной, но и космологической системой.
За подобными интеллектуальными изысканиями лежит не просто стремление ученых развивать древнюю философскую традицию. Интеллектуальный поиск идет в весьма определенном политическом направлении - ставится задача активизировать общественное сознание в духе демократических идеалов
105
современного урбанистического общества, где "гармоничному человеку" предстоит уже не просто любоваться совершенством мира, а активно участвовать в развитии гармонических начал в общественной жизни.
Все это свидетельствует о том, что национальные элиты в тихоокеанском регионе связывают политическое возрождение своей цивилизации с новым прочтением традиционных пластов политической культуры и политического сознания. Национальные элиты здесь обладают важной способностью формулировать "большие цели" в политике, опираясь на древность ("использование древности во благо современности"). Ради достижения этих "больших целей" нация способна мобилизовать весь свой духовный потенциал, что обеспечивает всенародную поддержку и легитимность реформ.
Поэтому важнейшей характеристикой политической культуры конфуцианско-буддийского типа следует считать гибкость - способность к реинтерпретации традиционных ценностей в духе современности, к перманентному самообновлению, к творческому восприятию и адаптации инокулътурных влияний с опорой на национальную традицию. Именно здесь в значительной степени скрыта разгадка "тихоокеанского чуда" - гигантского рывка "азиатских драконов" практически во всех сферах жизни. Успех этих стран еще раз показал, что благополучие нации складывается не только из экономических показателей, оно в немалой степени вырастает из духовного единства народа, поверившего в свои силы.
4.3. Исламская цивилизация: путь воинов Аллаха
Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты оолагодетельствовал, - не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших.
Коран(1:1 - 7)
Архетипы и коды мусульманской политической культуры
Ислам - самая молодая из трех мировых религий, но в истории мировой цивилизации мусульманская культура занимает одно из важнейших мест. Зародившись в начале седьмого столетия на территории современной Саудовской Аравии, ислам вскоре распространился на Ближнем и Среднем Востоке, проник
106
современного урбанистического общества, где "гармоничному человеку" предстоит уже не просто любоваться совершенством мира, а активно участвовать в развитии гармонических начал в общественной жизни.
Все это свидетельствует о том, что национальные элиты в тихоокеанском регионе связывают политическое возрождение своей цивилизации с новым прочтением традиционных пластов политической культуры и политического сознания. Национальные элиты здесь обладают важной способностью формулировать "большие цели" в политике, опираясь на древность ("использование древности во благо современности"). Ради достижения этих "больших целей" нация способна мобилизовать весь свой духовный потенциал, что обеспечивает всенародную поддержку и легитимность реформ.
Поэтому важнейшей характеристикой политической культуры конфуцианско-буддийского типа следует считать гибкость - способность к реинтерпретации традиционных ценностей в духе современности, к перманентному самообновлению, к творческому восприятию и адаптации инокулътурных влияний с опорой на национальную традицию. Именно здесь в значительной степени скрыта разгадка "тихоокеанского чуда" - гигантского рывка "азиатских драконов" практически во всех сферах жизни. Успех этих стран еще раз показал, что благополучие нации складывается не только из экономических показателей, оно в немалой степени вырастает из духовного единства народа, поверившего в свои силы.
4.3. Исламская цивилизация: путь воинов Аллаха
Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты оолагодетельствовал, - не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших.
Коран(1:1 - 7)
Архетипы и коды мусульманской политической культуры
Ислам - самая молодая из трех мировых религий, но в истории мировой цивилизации мусульманская культура занимает одно из важнейших мест. Зародившись в начале седьмого столетия на территории современной Саудовской Аравии, ислам вскоре распространился на Ближнем и Среднем Востоке, проник
106
в Испанию и на Сицилию. Демонстрируя высокую культурную энергетику, ислам утвердился на просторах Евразии - в Средней Азии, Казахстане, на Кавказе, в регионах Поволжья и Приуралья. Ислам овладел умами и чувствами народов, отличающихся друг от друга языком, цветом кожи, традициями и обычаями.
Мусульманская культура, побеждая в борьбе с местными верованиями, показала одновременно высокую способность к ассимиляции и синтезу инокулыурных влияний. В тигле мусульманства были особым образом переплавлены научные и культурные достижения Древнего мира и средневековья: именно мусульмане переводили и интерпретировали труды древнегреческих, римских, еврейских, персидских, китайских авторов, сохраняя и развивая их интеллектуальное наследие. В определенном смысле исламская культура является важным связующим звеном между античностью и эпохой Возрождения на Западе, поскольку европейцы широко использовали накопленные мусульманами знания в развитии своей цивилизации45.
Однако бурный рост исламского мира от Магриба до Пакистана в XX столетии вызывает тревогу и озабоченность на Западе. С большой долей иронии КМахбубани (постоянный представитель Сингапура при ООН) пишет о том, что в Европе и Америке развивается паранойя по поводу ислама: "силы зла и страха, угрозы христианской цивилизации"46. Продолжается военное противостояние между Западом и исламским миром, особенно быстрое - в Персидском заливе. Хотя открыто на стороне Саддама Хусейна выступают лишь немногие мусульманские правительства, неофициально его поддерживают правящие элиты многих арабских стран. Сам Саддам Хусейн откровенно апеллировал к исламу, стараясь представить военное противостояние как столкновение западной и мусульманской цивилизаций.
Известно, что религиозный лидер Ирана аятолла Хомейни также призывал к священной войне против Запада: "Борьба против американской агрессии, алчности, планов и политики будет считаться джихадом, и каждый, кто погибнет на этой войне, будет причислен к мученикам". Все это позволило С.Хантингтону сделать вывод о том, что "синдром братских стран" в исламском мире сделает эту цивилизацию опасным противником Запада в грядущем тысячелетии47.
Можно ли вслед за некоторыми западными политологами утверждать, что агрессивность является характерной чертой мусульманской политической культуры? Или правы те мусульманские политики, которые с высоких международных трибун
107
утверждают прямо противоположное: "Экстремизм... не имеет ничего общего с ценностями ислама, духовные основы которого заключаются в высоких нравственных устоях"?48
Не будем спешить с выводами. Обратимся к изучению Корана-священной книги мусульман.
Буквальный перевод самого понятия "ислам" означает предание себя Богу", "покорность". Догматика ислама проста: она включает в себя веру в единого Бога-Аллаха, его ангелов, священные книги, пророков, Судный день, предопределение. Вера в Аллаха - основа мусульманского учения. Идея монотеизма - единственности Аллаха - проходит через все 114 сур Корана. Это отражено в начале краткой формулы символа веры ислама: "Нет никакого божества, кроме Аллаха...".
Итак, последовательный монотеизм - абсолютный и благодатный принцип ислама. Аллах - всесильный владыка мира: "Он - первый и последний, явный и тайный, и Он о всякой вещи знающ" (Коран, 53:3). Все зависит от Аллаха, но сам Аллах не зависит ни от чего. Будучи абсолютным, он является богом истины, справедливости и милосердия. Поэтому только он может быть покровителем человека, его опорой и надеждой. Правоверный мусульманин начинает всякое дело с изъявления полнейшей покорности Аллаху: "Во имя Аллаха милостивого, милосердного!".
Идея единого Бога и принцип полной покорности указывают человеку на его достаточно скромное место в мире. Мусульманская религия не содержит идеи подобия человека Богу - она с самого начала отсекает претензии человека на абсолютность. Одновременно исламская культура учит человека с доверием относиться к судьбе: она предостерегает человека от психологии господина и победителя. И учит политиков ограничивать властные устремления пределами возможного - для мусульманина эти пределы, с одной стороны, заключены в природе вещей, как они созданы Аллахом, с другой - указаны ему Аллахом непосредственно через обязанности и ограничения, которые налагаются Кораном.
Несомненно политическая сила ислама - в его близости к сознанию рядового обывателя. Этика ислама проста, от рядового гражданина она прежде всего требует повиновения политическим лидерам: "Слушать и исполнять повеление властей - долг мусульманина, независимо от того, нравится это ему или не нравится". Здесь нет мотива политического переустройства общественной жизни. Когда Мухаммед говорит: "Худшие из ваших правителей те, которых вы ненавидите, а они ненавидят вас,
108
и которых вы проклинаете, а они проклинают вас", он тут же добавляет, что и таких плохих правителей не следует свергать, ибо их власть от Аллаха49. Государственная власть священна - этот мотив последовательно утверждает сакральность исламской политический культуры.
Здесь мы подходим к одному из самых интересных парадоксов мусульманского мира: проповедуя покорность и божественное предопределение, ислам в то же время не только не сковывает активность человека, но необыкновенно сильно стимулирует ее, воспитывая ярких пассионариев, способных сражаться и умереть за веру. Требуя безусловного повиновения законной власти, эта традиция говорит об активном исполнении долга, благословляет яркую пассионарностъ рядового гражданина: "Если кто-то из вас увидит нечто неугодное Аллаху, то пусть исправит это собственными руками; если же он не способен так сделать, тогда пусть исправит языком; если же и это не может, тогда - сердцем, и это самая слабая вера"50.
В исламе идея божественного предопределения нисколько не исключает, что человек может преследовать свое благо: напротив, борясь за собственное благо, человек сверх того выполняет еще волю Аллаха. Дело в том, что мусульмане убеждены: божественное проведение действует через посредство событий и фактов земного мира, поэтому чтобы угодить Аллаху, надо наилучшим образом выполнять свой земной долг: "Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для нее" (Коран, 2:286). Но о возможном спрашивает в полной мере.
Универсальный горизонт религиозного мышления мусульман предопределил универсальность их политического мышления. В Коране единство Бога - гарантия гармонии мира И наоборот: гармония мира - свидетельство единства Бога. И поскольку Аллах един, то из этого с непреложностью следует, что единым должно быть и человеческое сообщество, поскольку оно связано с Аллахом. Другими словами, истинная религия - это религия всех народов. Пророк Мухаммед так интерпретировал известную религиозную историю и место Корана в ней: Аллах создал всех из одного человека И у людей первоначально была одна вера. Однако в последующем с умножением человеческого рода и его разделением на различные народы начались религиозные споры. Вследствие этого первоначальная вера замутнилась, возникли многообразные заблуждения. Тогда Бог, чтобы вернуть людей к первоначальной истинной вере, стал прибегать к помощи посланников. "Мы отправили к каждому народу по-
109
сланника: "Поклоняйтесь Аллаху и сторонитесь язычества". Были среди них те, кого Аллах повел прямым путем, а были те, кому оказалось суждено заблуждение. Идите же по земле и посмотрите, каков был конец считающих ложью!" (Коран, 16:38).
Следовательно, Мухаммед не рассматривает Коран в качестве единственного откровения, священные книги других народов - тоже от Бога, но только они со временем были искажены: "Ниспослал Он тебе писание в истине, подтверждая истинность того, что ниспослано до него. И ниспослал он Тору и Евангелие раньше в руководство для людей..." (Коран, 3:3-2). Преимущество Корана - в его первозданной чистоте, он получен Мухаммедом непосредственно от Аллаха, свободен от человеческих интерпретаций.
В. Соловьев в своей работе "Магомет: его жизнь и религиозное учение" подчеркивал, что миссия ислама не ограничивается национальными целями - она мыслится гораздо шире, связана с высшей всемирной истиной. Поэтому мусульманская политическая культура обладает мощным потенциалом надэтнического мышления, это универсальная, имперская культура И сами мусульмане понимают свою цивилизационную миссию как всемирную, они убеждены в том, что "духовно-нравственные постулаты Ислама приемлемы для всего человечества"51.
Именно поэтому в мусульманской политической культуре отсутствует национализм в современном понимании данного слова. Несомненно, это интересное явление в истории мировой цивилизации, которое свидетельствует о высоком гуманистическом потенциале мусульманской традиции, который еще предстоит в полной мере раскрыть ее народам. Политическая культура ислама содержит идею единства человеческой истории, планетарного бытия и мышления через единение религий и культур.
Гуманистический потенциал исламской культуры
Нельзя не отметить, что выводы о гуманизме мусульманской культуры представляются
европейским ученым весьма спорными. Можно назвать достаточно авторитетных исследователей, которые вообще отрицают гуманистическую направленность ислама. Например, Дж. Кремер определяет гуманизм как "стремление придать человеку статус автономного партнера (по отношению ко всему, что им не является, включая Бога) - достоинство, позволяющее ему вступать в свободное отноше-
110
ние"52. Сравнивая ветхозаветную и кораническую традиции, он оценивает их различия на уровне представлений об истоках человечества, о воздействии на него Бога.
Так, в Ветхом Завете Адам дает названия вещам и живым существа, которым Бог не дал имени, - прежде всего животным. Бог считает возможным чему-то научиться у человека, он утверждает решения последнего, позволяя ему действовать как законодателю. Напротив, в Коране Бог именует все веши и обучает Адама их именам. На этом основании немецкий философ приходит к выводу, что в христианстве идея боговоплощения придает человеку особое достоинство, а в мусульманстве она полностью отсутствует. Другими словами, сущность гуманизма с этой точки зрения состоит в утверждении идеи боговоплощения.
Но следуя этой логике, можно исключить из числа гуманистических почти все культуры, за исключением христианских. С этим трудно согласиться. Подобная интерпретация обедняет концепцию гуманизма, лишает ее "цветущей сложности", многогранности, а значит - перспектив творческого развития. Согласно другой точке зрения, под гуманизмом понимают такую оценку человека, когда он помещается на вершину природы или - для религий - творения. Тогда в исламском мире, в индо-буддийской, конфуцианской цивилизациях мы найдем утверждение исключительной ценности человека или теорию "совершенного человека" как единственно достойного этого наивысшего положения.
Существует еще одна точка зрения на природу гуманизма, которую отстаивает, например, французский философ Р.Браг. Можно понимать под гуманизмом стремление человека развивать литературу и искусство, и тогда именно в исламской цивилизации можно найти эпоху, в которой проявились идеальные социальные условия для возникновения гуманизма: наличие утонченной публики, вкус к общей культуре и прежде всего к литературе, живописи, музыке. Как отмечает Р.Браг, на этом основании мусульманскую культуру также можно назвать "гуманистической"53. Но не это представляется главным.
Хочется подчеркнуть, что гуманизм, как и все феномены человеческой духовности, продолжает развиваться в современном мире, что не позволяет нам оценивать его по застывшим, однозначным критериям. Сегодня, чтобы не погубить себя и природу, человечество должно перейти к новому, планетарному бытию и мышлению. В связи с этим и в понимании гуманизма особое значение приобретает универсалистский подход кче-
111
ловеку и человеческой духовности. Поэтому особенно важно привлечь внимание к тому, что мусульманская культура пронизана духом универсализма: она обращает внимание не на разделение, обособление, противопоставление народов в силу особенностей их исторического бытия, традиций, быта, ценностных ориентации, а на единение всего рода человеческого. И в этом, на мой взгляд, перспективы ее творческого развития в будущем и тот возможный вклад, который она способна внести в формирование современной гуманистической духовности всего человечества
Однако, отстаивая гуманистическую направленность мусульманской политической культуры, нельзя обойти вниманием одно весьма важное противоречие. Это противоречие касается понимания тех путей, которые ведут к универсальному единству в мусульманском мире.
Война за веру: парадоксы мусульманского сознания
Мухаммед был убежден в том, что решающее значение принадлежит здесь проповеди ислама, распространению веры через духовное воздействие на человеческие сердца. Но как воздействовать на тех, для кого очевидная истинность божественного откровения не обладает достаточной убедительностью? В Коране обосновывается возможность священной войны как войны за веру, если она навязывается обстоятельствами жизни во враждебном окружении: "И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не преступайте - поистине, Аллах не любит преступающих! И сражайтесь с ними, пока не будет больше искушения, а (вся) религия будет принадлежать Аллаху" (Коран, 2:186,189).
Война ставит целью не обратить в веру, а привести к покорности, ведь принятие веры - дело добровольное. Мухаммед находит два основных аргумента в пользу священной войны: добродетель веры выше порока убийства ("ведь соблазн хуже, чем убиение!" - Коран, 2:187); смерть за веру прекрасна не тем, что она прерывает земную жизнь, которая и без того является бренной, а тем, что она открывает ворота вечности ("И сказали они: "Господи наш! Почему предписал ты нам сражение? Если бы Ты отложил нам до близкого срока?" Скажи: "Пользование здешней жизнью - недолго, а последняя жизнь - лучше для того, кто не боялся, и не будете вы обижены ни на финикову плеву""-Коран, 4:79).
112
Можно согласиться с АТусейновым, который подчеркивает, что идея священной войны уязвима и с теоретической, и с практической точек зрения, и, разумеется, отнюдь не гуманна: войну невозможно удержать на высоте служения вере, полностью очистив от других мотивов. Даже в войнах, которые вел Мухаммед, немаловажную роль играла добыча; сам он, по крайней мере в одном случае, был инициатором убийства из-за чувства личной мести (после битвы при Бадре)54.
Итак, мотив завоевания присутствует в политической культуре ислама, но он не является определяющим, скорее - подчиненным. И наличие такого мотива не может служить основанием для характеристики всей культурной традиции как завоевательной, не гуманистической - мы же не лишаем гуманистического статуса западную цивилизацию, которая вела крестовые походы за веру.
Следует отметить, что современные исламские философы и политологи пытаются модернизировать исламскую культуру в духе усиления ее гуманистического потенциала, справедливо полагая, что это способно активизировать творческие силы исламского народа. Уже на рубеже ХГХ и XX веков в исламском мире возникло мощное движение реформаторов, которое открыло так называемые ворота иджитихада: возможность самостоятельно
интерпретировать мусульманские законы, разрешать спорные религиозные и политические вопросы на основе Корана и Сунны. Выдающиеся арабские богословы и философы - Джемаль эд-Дин аль-Афгани, Мухаммед Абдо, Рятпид Рида - первыми нанес мощный удар по закостенелым формам ислама Именно в их трудах была сформулирована идея необходимости возвращения "к первоначальному истинному исламу" и приведения последнего в соответствие с требованиями современности.
Но особое влияние на формирование современной политической философии исламского мира оказало творчество мусульманского философа индийского происхождения Мухаммада Икбала (1873-1938). "Играя на струнах любви и свободы", он предложил конкретную социально-философскую программу реформирования исламской веры, обогатив ее современными демократическими идеалами. Будучи не только философом, но и поэтом выдающегося таланта, он имел возможность необычайно эмоционально доносить свои идеи до самой широкой политической аудитории. И хотя в современном исламе нет конкретной философской школы, определенно связанной с именем
113
Икбала, сила его методологии и богатство духовного наследия продолжают оказывать значительное влияние на формирование нового поколения мусульманских мыслителей. Как отмечает Сайд Вали Реза Наср, деятельность и творчество Мухаммада Икбала "сыграли большую роль в возрождении ислама) в современном мире..."5.
Основной целью гуманизации исламской веры Икбал считал возрождение социально-политического идеала, воплощенного некогда в знаменитой общине пророка Мухаммеда,- совершенной социально-политической модели, при которой творческие способности человека достигают своего расцвета. Выполнение указанной задачи должно начаться с совершенствования личности каждого мусульманина, когда эталоном идеальной личности в действительности станет пророк Мухаммед. Этот процесс призван в своей политической кульминации привести к созданию совершенного политического общества. Другими словами, духовное и политическое возрождения должны идти рука об руку, взаимно дополняя и усиливая друг друга.
Однако перспектива развития исламского общества понималась самим Икбалом не столько как политическая- хотя его концепция оказала самое большое влияние на мусульманскую политику в XX веке - сколько как философская. В определенном смысле исламский мыслитель соединил ницшеанскую теорию "сверхчеловека" с суфийской концепцией "идеального человека", стремясь обозначить универсальный ориентир для человеческого развития: "Он видел в Боге совершенное Это, но, однако, это Это было более близким и осязаемым, чем Бог прошлого"56.
В "Книге вечности" (1932) Икбал представил свое понимание Божественного как Высшего Идеала, в котором схема человеческого развития достигает вершины. Исламский мыслитель был убежден, что последовательная гуманизация ислама возможна только в том случае, если будет уточнено и конкретизировано само понятие "мусульманин". Он верил: не романтическая любовь и не политическая свобода призваны совершенствовать человека в исламском мире, но любовь к Истине, освобождающая от отождествления религии с тем извращенным и низведенным до нынешнего состояния "исламом", который возник в результате культурных искажений. Каждый мусульманин должен поверить в то, что жизнь продолжается вопреки смерти, ибо душа бессмертна, и жизнь продолжается как смерть и позже - как воскрешение. Посредством смерти и воскрешения человеческая жизнь неуклонно
114
совершенствует самое себя и тем самым совершенствуется социально-политическое развитие как таковое.
Сам Икбал не склонен был трактовать свою концепцию как инновацию или реформацию, но как повторное "открытие" и реконструкцию ислама По его мнению, с каждым рождением человек достигает более высокой ступени духовного развития в более совершенном обществе, поскольку человек обладает сущностью, способной трансформироваться в совершенство. Однако сложный духовный процесс может успешно развиваться только благодаря особому связующему звену, каковым является Истина ислама, ибо именно ислам содержит в себе "программу" этого процесса
Икбал видел политический идеал в государстве, "где Любовь и Наука, символизируя сущности Востока и Запада, счастливо займут одинаковое интеллектуальное пространство" - и это будет "исламское государство"57. Его идеи оказали значительное влияние на формирование современной концепции мусульманской политики. Исследователи отмечают, что благодаря влиянию этого выдающегося мыслителя многие сторонники мусульманского возрождения сегодня рассматривают политическую деятельность как условие для достижения личного духовного спасения в исламском мире8, и это стало мощным фактором активизации духовных и политических сил исламского общества
Теократическая доминанта
Итак, сакральный характер политической культуры исламской цивилизации очевиден: именно религия дает мусульманину самые сильные мотивации в сфере политики. Более того, исламская политическая культура, по существу, закрепляет принцип религиозной теократии, обусловленный единством и нераздельностью духовной и светской власти главы мусульманской общины. Можно выделить несколько современных теократических установок, которые в целом разделяются в исламском политическом мире:
• принцип универсальности ислама - всеобщность и нераздельность религии в мусульманском обществе;
• принцип панисламизма - убеждение в единстве всех мусульман, объединенных верой, независимо от национальности;
• идея возрождения халифата - установление исламского порядка, основанного на законах шариата;
115
• идея возвращения к первоначальному "истинному" исламу, освобожденному от многовековых наслоений.
Но является ли принцип религиозной теократии определяющей чертой мусульманской политической культуры?
Можно привести достаточно много аргументов в пользу того, что определяющими и в сфере исламской политической культуры следует считать этатизм и имперство. М.Вебер писал о том, что ислам с самого начала был "сословно ориентированной военной религией" арабов, направленной на создание сильного централизованного государства, и многие его этические нормы носят в связи с этим чисто политический характер: "Идеал ислама - воин, а не книжник"59. Мотив создания могущественной империи пронизывает этическую сторону этой религии.
Сам Мухаммед предстает перед нами со страниц Корана как трезвый волевой государь, считающийся с нравственным уровнем своих подданных. Не будет преувеличением подчеркнуть, что как политик Мухаммед заслуживает самой высокой оценки. Он сумел создать из бывших кочевников сильную мировую империю. Предпочитая добиваться целей мирными средствами, путем компромиссов, он только в исключительных случаях брался за оружие. Историки свидетельствуют, что Мухаммед совершил 19 военных походов и после смерти в его крайне, скромном личном имуществе осталось восемь мечей.
Можно перечислить целый ряд религиозных заповедей из Корана, которые носят политический характер и направлены на усиление централизации в государственном управлении: устранение частной вражды, запрещение ростовщичества, налоги на ведение войны. Политическая культура исламской цивилизации - это этатистская культура, где господствует идея сильной централизованной харизматической власти политического лидера.
Богатство, власть и почет - таковы мирские, посюсторонние обещания ислама, которые также прямо связаны с политикой. Уже наиболее благочестивые мусульмане первого поколения приобрели богатство и политический вес благодаря военной добыче. М.Вебер подчеркивает, что в мусульманской традиции с одобрением говорится о внешней демонстрации символов богатства и высокого положения в обществе: "Мухаммед сказал состоятельным людям, явившимся к нему бедно одетыми: Бог, даруя человеку благосостояние, "хочет видеть его следы"" . Отсутствие аскетизма, демонстрация успеха и могущества-вот
116
что прежде всего поражает представителей других цивилизаций в политической культуре мусульман.
Вебер подчеркивал также сословный феодальный дух этой религии: признание безусловности существования рабства, требование соблюдения сословного достоинства, презрение к женщинам и их подчиненное положение. На первый взгляд кажется, что и сегодня в мусульманском мире мало что изменилось: в Кувейте или Объединенных Арабских Эмиратах (ОАЭ) вы никогда не встретите женщину на политическом или государственном посту, большинство женщин появляется на улицах в черных накидках "абайя" с лицом, закрытым маской "бурка". Пожалуй, только вестернизированная Турция сумела значительно преодолеть сословность в политической жизни, предоставив равные политические права всем членам общества и открыв женщинам путь в политику.
С легкой руки М.Вебера политологи и сегодня охотно пишут о косности мусульманского сознания, которое способно только перехватывать чужие интеллектуальные идеи и разработки и применять их себе на пользу в чисто рациональном плане61. Но давайте внимательней всмотримся в жизнь современного исламского мира и тогда мы увидим, как стремительно меняется на наших глазах мусульманское сознание, разрушая привычные стереотипы о политическом мире этой цивилизации.
Политическая модернизация в ОАЭ
Объединенные Арабские Эмираты - самое молодое исламское государство, созданное 25 лет назад. Здесь ислам как религия и шариат как закон слиты воедино, но несмотря на это перед нами динамично развивающееся современное общество, которое шаг за шагом накапливает демократический потенциал. Коренной житель Эмиратов рождается защищенным целым рядом законов. Не будем голословными: собственниками земли здесь могут быть только арабы, собственниками недвижимости - только они же. Сколь богатыми или могущественными не были бы иностранцы, они вправе лишь арендовать, снимать, пользоваться временно, но хозяевами не станут никогда. Аналогичная картина - в сфере бизнеса, где на предприятиях, в компаниях, фирмах неизменно 51 % акций остается за местными жителями.
Вот несколько ярких примеров: Дубайская инвестиционная компания была создана в 1996 г. Из общего числа акций 25% принадлежат правительству, 25% - шейхам, 50% - народу. Одна
117
акция в 1996 г. стоила 5 дирхамов, в 1998 г. - уже 15. Это цена доступна практически каждому коренному жителю страны.
Самый большой исламский банк в мире-Абу-Даби ИсламикБэнк. В сентябре 1997 г. проходила продажа его акций (по цене 10 дирхамов за акцию). Спустя уже месяц стоимость акции достигла 22 дирхамов. Трудно представить, но пакеты акций распределились примерно в тех же пропорциях, что и в предыдущем случае: таков закон, который нельзя не назвать справедливым62.
Подчеркнем еще раз: в ОАЭ участвовать в акционировании предприятий могут только местные жители. Были случаи, когда иностранцы пытались скупать акции через подставных лиц. Как только властям становилось об этом известно, с коренным жителем весьма сурово расправлялись - он исчезал бесследно. Так современные демократические законы сочетаются здесь с весьма суровыми древними традициями шариата. Возможно, такая суровость к нарушителям закона способна шокировать европейцев: нарушаются права человека. Но где в Европе мы можем оставить открытым автомобиль с вещами, не запереть двери дома и спокойно уйти на весь день? В Эмиратах же это обычное явление. Преступление - исключительное событие, и совершается оно, как правило, приезжими.
Законотворческая практика Эмиратов также заслуживает внимания. В одной из крупнейших юридических фирм Дубай работает российский адвокат М.Агеева - знаток арабских и российских законов. Она подчеркивает, что законы Эмиратов не в теории, а на практике служат ведущей идее современного исламского государства: защитить коренное население от всего случайного, разрушительного, внешнего. К адвокату здесь обращаются не тогда, когда случается непоправимое, а во всех обычных деловых предприятиях, ибо закон и право в представлении современного мусульманина - приоритетны63. Другими словами, на наших глазах в мусульманском мире формируется более современная правовая культура
Мусульманское государство охраняет граждан не только от алчных представителей внешнего мира, но и от алчных сограждан. Например, собственник не вправе сдать принадлежащую ему недвижимость на срок более чем 25 лет. Ограниченный срок аренды позволяет принимать новые решения, и дети уже не так сильно страдают за грехи отцов благодаря системе современных законов. Даже промотать наследство в Эмиратах достаточно сложно - на страже собственности всегда закон.
118
Можно сколько угодно говорить о силе денег, полученных от продажи нефти. Не это главное! Сколько примеров знает история, когда и не такие большие деньги приносили не благополучие, а разрушение: богатый, процветающий Рим пал когда-то под натиском нищих варваров. Благополучие в Эмиратах построено не на силе денег, а на силе исламских традиций, органично развивающихся под влиянием современности.
Весьма интересно обстоит дело и с сословными перегородками. Шейхи, обладатели огромных и демонстрируемых состояний, на личные средства строят дороги, больницы, создают систему озеленения. Даже устраивают своеобразные состязания, где пытаются превзойти друг друга... делая дорогие подарки собственному народу: один построил госпиталь, другой создал аквапарк, третий открыл бассейн. Небоскребы, парки, современные автострады, торговые центры - все утопает в зелени, все открыто каждому, кто живет в Эмиратах. Дубай, Шарджа-города, выросшие на песке, города, превращенные в цветущие оазисы руками человека
В Эмиратах особенно очевидно, что культ природы органично присущ исламской культуре: современная подвижническая деятельность по формированию здоровой городской экологии благотворно смыкается с нравственными принципами религии и становится императивом политической деятельности для правителей. И в этом тоже можно увидеть современное прочтение демократической традиции. Бережное, любовное отношение к природе, нетерпимость к ее осквернению, загрязнению, разрушению свойственны мусульманскому сознанию. Десятки, сотни работников-озеленителей копошатся в зеленых посадках под палящим солнцем. Поливают круглосуточно: летом (с мая по октябрь) жара достигает 45 и более градусов, почти не снижаясь ночью. Каждое дерево, каждый цветок здесь появляются не сами по себе, а благодаря интенсивному труду человека
Комфорт и покой, чистота на улицах и в общественных местах поражают приезжих из разных стран. Но еще больше поражает то, что сделали все это шейхи, заплатив деньги: архитекторам за планы городов, развязки дорог; мировым телекомпаниям - за современную связь, которая доступна абсолютно каждому; гидротехническим центрам - за пресную воду, которая здесь в изобилии (при отсутствии рек и естественных пресных водоемов).
Современная политическая культура демократического управления смогла развиться в Эмиратах в рамках монархической
119
системы правления благодаря традициям национальной исламской культуры. Правящие в Эмиратах шейхи-мусульмане, они воспитаны в традициях исламской этики, которая не знает высоких абстракций и отвлеченных рассуждений о высоком и низком. Этика ислама - это этика конкретных норм, она сугубо практична, интересуется не мотивами поведения людей, а их конкретными поступками. Ислам не отделяет религиозную жизнь от мирской. Добрый, справедливый поступок священен, как молитва.
Напомним, что ислам предлагает весьма простую систему предписаний в социально-политической сфере: "Знаешь ли, что есть вершина (добродетели)? Выкупить пленного, накормить в дни голода сироту ближнего и нищего безвестного" (сура ХС, 12-1 б) . И политическая культура этой цивилизация впитала в себя дух гуманного прагматизма духовно-религиозной традиции. О политическом деятеле здесь принято судить прежде всего по конкретным делам, а не по намерениям и политическим декларациям. Если в Европе, интересуясь той или иной политической фигурой, спрашивают, каковы его политические цели, то в исламских странах хотят знать, что он уже сделал на благо Аллаха.
При этом система политических оценок весьма однозначна и категорична, что тоже во многом идет от традиции исламской религиозной культуры. Здесь нет полутонов и мягких переходов, игры оттенков, намеков и неопределенности (что можно наблюдать в индуизме). Для мусульманина добро и зло - явления несовместимые между собой. Религиозная бескомпромиссность приводит к политической бескомпромиссности: это или друг, или враг, или свой, или чужой. Для мусульманского сознания такая поляризованная система координат кажется вполне справедливой: благородный и простодушный народ, до недавнего времени добывавший жемчуг и рыбу, при другой системе оценок был бы мгновенно подавлен искушенными представителями соседних цивилизаций.
Современный опыт исламских государств свидетельствует о том, что мусульманская культура способна накапливать и развивать демократический потенциал, формируя особый тип восточного демократического политического режима. Трудно подобрать адекватное название из современного политического словаря - слишком необычны на Востоке политические формы и структуры. Пожалуй, можно вспомнить только одно классическое произведение, в котором речь идет о похожем политическом режиме,- это книга И.Солоневича "Народная монархия",
120
в которой он обосновал возможную идеальную судьбу развития России. Исламская культура в арабском мире продемонстрировала творческую способность к развитию именно такого политического режима - народной монархии.
Политическая модернизация в Турции
Но есть и другой пример, где гораздо более радикально решена проблема демократизации политического процесса в исламской цивилизации,- современная Турция. В этой стране благодаря радикальным реформам легендарного Мустафы Кемаля создана светская республика. Это еще один яркий пример того, как динамично развивается мусульманское сознание в современном мире. Турецкий народ, никогда не идентифицировавший себя по национальному признаку - только по религиозному, народ с яркой имперской доминантой сумел создать современное национальное государство.
Особое значение данного примера состоит в том, что здесь мы имеем дело с разрывом национальной традиции: турки, для которых их принадлежность к исламу (до реформы Кемаля) была важнейшей самоидентификацией, достаточно спокойно перенесли и уничтожение халифата, и исчезновение строгих религиозных запретов, и переход от фески (которая веками была символом достоинства турка!) к европейской шляпе с полями (специально с полями, чтобы совершать намаз стало затруднительно!). Исследователи отмечают, что все это почти не встретило сопротивления, по крайней мере решительного протеста населения. Впечатление такое, что в целом Турция поддерживала Кемаля65.
Возникает вполне естественный вопрос: почему социокультурная революция Кемаля, которая была направлена на коренные изменения в сознании исламского народа, не вызвала сопротивления? Достаточно распространено мнение о том, что эти радикальные реформы, затрагивающие
тысячелетние устои жизни "правоверных мусульман", не вызывали протеста населения, поскольку подавляющее большинство... просто не имело понятия о них в силу неграмотности. В 1967 г. ММекал опубликовал серию очерков "Ничего нового на восточном фронте", в которых поведал, что крестьяне в турецкой деревне, как столетия назад, живут по традициям и обычаям Османской империи. Когда он задавал им вопрос, кто стоит во главе государства, большинство отвечало: "Султан, который живет в Стамбуле". Когда он спросил одну женщину, за кого она голосовала на по-
121
следних выборах, та ответила: "Я не знаю, мне дали бумажку и я опустила ее в ящик"66.
Даже в городах следование западному образу жизни в большинстве случаев представляет собой некий антураж, за которым скрывается весьма патриархальное содержание. Например, Д.Еремеев в своем исследовании о современной Турции пишет: "В кафе европейского типа, в ресторанах среди посетителей есть женщины. Они сидят за столиками ничуть не жеманясь, весело беседуют со своими спутниками, с которыми пришли провести вечер. Непринужденно чувствуют они себя и в своих туалетах, сделанных по последней моде, иногда довольно смелых. Когда заиграет музыка - танцуют модные западные танцы, если их пригласит кто-нибудь из сидящих с ними мужчин. Все эти посетительницы дансингов, ведущие себя, по их мнению, весьма европеизированно,- родственницы вот этих самых пришедших с ними мужчин, родственницы в сопровождении родственников, "вестернизированных турок". Но если кто-нибудь посторонний, хотя бы с соседнего столика, вздумает пригласить на танец незнакомую турчанку, в лучшем случае получит решительный отказ и встретится с всеобщим осуждением, в худшем - нарвется на скандал"6.
Но насколько в действительности можно объяснить неграмотностью, неосведомленностью или простой стилизацией отсутствие кризиса в народном сознании при осуществлении кемалистской революции? Даже неграмотные крестьяне знают о том, что ликвидированы дервишские монастыри и ордена, запрещены все виды религиозного обучения и пропаганды, женщинам нельзя носить чадру, а мужчинам - чалму и феску. Внимательные наблюдатели свидетельствуют, что уже много лет существует разрыв между светской публикой и верующей крестьянской массой, но разрыв этот не принимает формы острого конфликта68. В чем же дело?
СЛурье выдвинула интересную гипотезу, согласно которой в идеологии кемализма за внешней вестернизированной формой скрываются все основные парадигмы традиционного турецкого сознания, но только в особой их модификации. Именно поэтому кемализм не смог подействовать на турецкий народ разрушающе, вызвать острый кризис в его сознании6 . Шкала ценностей традиционного турка включала: принадлежность к мусульманской массе, идентификацию себя с воином Аллаха, уверенность в превосходстве правоверных и необходимость священной войны. Западная цивилизация олицетворяла в гла-
122
зах турка "образ врага", которого предстояло победить, воспользовавшись его же оружием - ценностями западного мира
Кемализм можно интерпретировать как попытку социокультурного "наложения образов" - замены сакральной мусульманской идеи на западную концепцию государства как гражданского института. Основные парадигмы турецкого сознания при этом приобрели определенную трансформацию, но не исчезли: масса становится организованным коллективом, уверенность в превосходстве правоверных приобретает форму уверенности в превосходстве всех турок (известный лозунг: "Какое счастье быть турком!"), вместо воина Аллаха появляется герой-чиновник, который отважно сражается за осуществление идей Кемаля, идея войны остается, но соединяется с идеей строительства нового государства.
Многие исследователи подчеркивают также, что особую роль в сохранении преемственности между традиционным мусульманским сознанием и развитием современного мировоззрения турок в период формирования светского государства сыграл культ армии. Молодая республика пересмотрела свое отношение к многим традиционным исламским институтам, но к армии оно осталось прежним: "Ведь в Османской империи критерием могущества было войско: оно завоевывало новые территории, пополняло казну новыми трофеями, в армии государство черпало свою силу. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и сегодня турки относятся к военному мундиру с уважением и симпатией, что всегда полно зевак возле резиденции президента во время смены караула, когда отборные гвардейские части в парадной форме двигаются торжественным маршем, словно один человек, нога к ноге, рука к руке. До сих пор каждая более или менее официальная годовщина, не говоря уже о военных парадах, открывается под звуки янычарского марша частями, одетыми в форму султанских войск"70.
Мусульманское сознание всегда склонялось перед военным героем. И даже когда этот герой в облике Кемаля Ататюрка принес мусульманской Турции весьма чуждые западные идеи, статус военного героя многое ему позволил. Именно это обеспечило на первых порах легитимность реформ для народного сознания. При этом армия в Турции стала оплотом кемализма: турецкий курсант, будущий офицер, уже с первых дней обучения в военном училище воспитывается в духе непоколебимой преданности "революции Кемаля Ататюрка". К исламским партиям в армии отношение однозначно отрицательное. Одновременно инсти-
123
туг армии остается подлинно народным: офицерская карьера является для средних слоев турецкого общества весьма привлекательной, поскольку дает возможность обеспечить себе приличное место в обществе, не имея ни знатного происхождения, ни денег, ни протекции. Эта система во многом напоминает порядок, сложившийся когда-то в Османской империи: путь к высшим должностям там был открыт для человека самого низкого происхождения, если он отличился в военном искусстве7 .
Именно народная армия оказалась тем достаточно традиционным, "буферным" институтом в современной Турции, который примиряет народное сознание, все еще пропитанное духом ислама, со светским государством, которому армия предана и которое она защищает. Понятие силы, мощи, воина, армии - вот ключевые моменты, где народное сознание и идеология кемализма пересекаются и примиряются. Эти пересечения содержаний дают возможность и более широкой интерпретации народным сознанием официальной идеологии. Например, захват северной части Кипра был для турецких идеологов успехом Турции как национального государства, а для турецкого народа - победой мусульман над бывшими "райа". Обе трактовки могли ужиться друг с другом, и вторая из них соответствовала истине не меньше, чем первая, поскольку воевали на Кипре солдаты - выходцы из народных масс, а они понимали свои миссию именно таким образом .