<< Пред. стр. 3 (из 44) След. >>
увеличилась за эти сто лет в три
раза.
Сложившийся технологический способ
использования природных ресурсов
разрушает связи биосферы, т.е.
разрушает условия того, чтобы на
Земле воспроизводилась вообще какая-
нибудь цивилизация. Человек превратил
в пустыню 7% территории всей
поверхности суши, снизил общую
биомассу планеты, которая в целом
сейчас на 1/3 меньше, чем в
доисторическое время. Растет
энергоемкость производства. Затраты
энергии на единицу продукции выросли
за последние сто лет в 4 раза.
Например, в США для того, чтобы
получить один стакан молока,
сжигается полстакана дизельного топ-
лива.
Иными словами, структура
современной машинной цивилизации не
сбалансирована с естественными цик-
лами биосферы. От этой
несбалансированности не спасут и
замкнутые циклы промышленного
производства, построенные на
принципах механической технологии.
Если удвоение количества отходов
происходит каждые 12-15 лет, то
замкнутые технологии, по замечанию
Н.Н.Моисеева, позволят увеличить этот
20
период до 20-25 лет, что с глобальной
точки зрения несущественно.
Падение темпов роста
производительности труда, снижение
рентабельности механических
технологий, ускорение морального
износа производственного оборудо-
вания, колоссальные расходы сырья и
энергии в традиционных
технологических процессах, при
которых конечный продукт составляет
не более 2% от общей массы природного
вещества, вовлекаемого в
производство, экологический кризис -
все это, вместе взятое, указывает, с
одной стороны, на власть техники, а с
другой - на экологический кошмар.
Приравнивание результатов
технологического действия человека к
действию природных сил изменило
практическое и теоретическое
отношение человека к природе. В
практическом отношении природа
выступает как "полезная вещь", как
потребительная стоимость, которая
ничего не стоит; в теоретическом -
как объект познания. Природа
поставляет ресурсы, а человек их по-
требляет. Природа - поставщик,
человек - заказчик. Во второй
половине ХХ в. связи поставщика и
заказчика достигли критических
параметров. Масштабы потребления
21
традиционных источников сырья
настолько выросли, что стали
соизмеримыми с их общими запасами в
земной коре. Темпы роста
народонаселения показали
ограниченность естественной базы для
производства продовольствия.
Загрязнение окружающей среды деста-
билизует связность природных
комплексов. Все это свидетельствует о
том, что существование современного
цивилизованного человека основывается
на таком отношении человека к
природе, когда самоценность природы
становится избыточной величиной.
Ускользание самоценного отношения к
природе из сферы человеческого
существования сопровождается
наращиванием интеллектуальных средств
научного и инженерного творчества,
для которого природа не ценность, а
объект; не организм, а "логическая
конструкция", пластичный материал для
воплощения научно-технических идей.
Как самоценность природа не дает ни
одной тонны угля, ни одного киловатта
электроэнергии. Ее нельзя выразить в
терминах "поставок" и потребления.
Природа как ценность ничего не дает
для технологии господства общества
над природой. Для того, чтобы
изменять природу, человеку не нужно
воспринимать ее как органическое
22
целое, не нужно, чтобы потребность в
естественной среде обитания была
условием его существования.
Существовать можно и в искусственной
среде, по логике так называемых
связей цивилизации, в зависимости от
ее качеств и структур. Но если
произошел разрыв между сущностью и
существованием цивилизованного
человека, то необходимо исследовать
условия, при которых он имеет место.
Сущность человека, так же как и
природы, самоценна, и поэтому в силу
своей самоценности она тоже
оказывается излишней для
цивилизованного существования
человека в обществе, ибо сам он
существует в обществе по преимуществу
как товар. Аналогично, если произошел
разрыв между человеком и природой, то
необходимо проанализировать те
условия, которые его породили.
С тех пор, как погибли динозавры,
биосфера не знала катастроф,
соизмеримых с тем, что приготовили
себе люди в XX в. Именно в это время
кризис оснований цивилизации
дополняется и расширяется кризисом
оснований биосферы. Волна
"глобализации" захватывает и
подчиняет логике своего движения
самые заурядные и ничем не
примечательные проблемы. Слово
23
"экология" не сходит с уст. Сознание
людей пребывает в том состоянии, в
котором трудно понять, происходит ли
вырождение старого мира или же,
напротив, у них на глазах зарождается
новый мир, имя которому "Ноосфера".
Самые проницательные умы обратились
к истории, пытаясь доказать, что
катастрофы были и тогда, когда еще не
было людей. С особым пристрастием
изучается положение земной оси,
магнитное поле и их влияние на судьбы
человечества. Вызывают тревогу и
другие явления земного и космического
миропорядка. Например, вспомнили о
том, что культура Майи погибла из-за
неумелой обработки тропических почв.
Большие опасения внушал также
неприятный эпизод с пустынями в
северной Африке. Напротив, история с
крупными копытными в эпоху голоцена
стала наглядным примером человеческой
изобретательности, его умения быстро
перестраиваться.
Постепенно биосфера превратилась в
предмет поклонения, высшую ценность и
сокровенный смысл жизни людей.
Появились и первые поклонники солнца,
болот и ландышей. ХХ в. вообще славен
тем, что он заставил людей заботиться
о том, что живет не их заботами.
Всеобщее увлечение природой как зоной
отдыха людей труда омрачалось и
24
диссонировало с той простой мыслью,
что если экологические проблемы были
всегда, то по-настоящему их не было
никогда. У экологов возникла смутная
догадка о том, что когда-то были
другие проблемы, но отсчитывались они
от феномена человека, а не от
расположения планет в солнечной
системе. Последнее обстоятельство
заставляет нас искать квазиан-
тропологический подход к экологии.
2. Квазиантропологический подход к
экологии
Человек не может не стремиться
стать человеком, ибо предоставленный
самому себе, т.е. мудрости своего
тела и своих чувств, он не достигает
полноты бытия человека и остается на
уровне физиологической мудрости
попугая. Для того, чтобы быть, ему
нужно разместить себя в мире
окружающих его вещей и самим собой
начинать новый ряд явлений, т.е.
определиться. Или, что то же самое,
определить себя вне зависимости от
предшествующих ему причин. Но вот
этой-то определенности человеку и не
хватает. До определения в мире ка-
узальных связей еще ничего
человеческого в нас нет, мы пусты и
25
все возможно. После определения - мы
свободны и не все для нас возможно,
потому что мир испытан и этим
испытанием в нем (а, значит, и в нас)
определились смыслы и основанные на
них связи. В интервале между
доопределением и тем, что после него,
вспыхивает человеческая природа,
отличающая человека от его ближайших
предков.
Обезьяна не стремится стать
обезьяной. Просто у нее нет ни "до",
ни "после". Она уже обезьяна и ее
место в мире определено эволюционными
связями, действием предшествующих ей
причин. Устройством ее тела раз-
решается полное взаимодействие причин
и условий существования, т.е.
появляются основания ее бытия, кото-
рое как бы подвешено на прочный крюк
морфологических изменений. На такой
же крюк подвешена, к примеру, и
чумная бацилла. С эволюционной точки
зрения обезьяна не прогрессивнее
чумной бациллы. У каждой из них свое
место в природе, свое понятие. Вряд
ли мы найдем обезьяну, которая бы не
соответствовала своему понятию. Между
тем среди людей этот казус
встречается сплошь и рядом. Для
человека нет определенного места в
природе. И нет понятия, которому бы
он соответствовал.
26
Человек сам по себе ничто. И нечто
в нем появляется не первым рождением,
а вторым, с привлечением иного мира;
не наращиванием биологической
мудрости его тела, а ее отрицанием,
вернее, доопределением этой мудрости
вновь созданным предметно-смысловым
миром. Без этого мира люди неполны,
для них нет ни условий, ни среды.
Допустим, причины для них есть, а
смыслов может и не быть. И наоборот,
смыслы вроде бы появляются, а причин
для того, чтобы мы могли быть, не
видно. Основания нашего существования
создаются в пустоте, перед лицом
ничто. Люди не могут (вернее, не все
из нас научились) цеплять себя за
выступ биогенетической (или
социальной) морфологии и без причин
уподобляться обезьяне. С опорой на
спинной мозг далеко не уедешь.
Искомый выступ нам приходится
изобретать самим и далее
эволюционировать как бы в подвесе над
пустотой, т.е. не на основе
морфологических изменений тела, а на
основе морфологии неорганического
тела и рождения смыслов, т.е. своей
старой природы. А там как повезет. Мы
ли покорим природу и встроим ее
органические связи в систему своих
смыслов? Она ли покорит и свяжет нас
цепочкой своих причин и следствий; мы
27
ли возьмем все у земли, она ли все
отнимет у нас? Эта проблема не имеет
окончательного решения. Выдержим ли
мы испытание бытием или не выдержим?
Сможем поместить себя в мире
каузальных связей или не сможем? Все
это решается каждый раз заново и не
зависит от того, что когда-то без нас
уже решалось. Такова мера человечески
возможного в технически испытанном
мире, в котором мы живем и в котором