<< Пред. стр. 1 (из 5) След. >>
Список литературы по разделу
МИР В ЗЕРКАЛЕ КУЛЬТУРЫ
Учебно-методическое пособие
Часть I
Первобытная и традициональная культура, культура Древней Месопотамии, культура Древнего Египта
Автор: Глебкин В.В.
ПРЕДИСЛОВИЕ
РАЗДЕЛ I. ПЕРВОБЫТНАЯ И ТРАДИЦИОНАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА
Общая характеристика первобытной и традициональной культур
СТРУКТУРА ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ТРАДИЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЕ
ГОДОВОЙ ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ЦИКЛ У НГАНАСАНОВ
ГОДОВОЙ ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ЦИКЛ И ОСНОВНЫЕ ВИДЫ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ У ЭВЕНКОВ
ОСОБЕНОСТИ БЫТА ТРАДИЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ
ЖИЛИЩЕ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН
ЖИЛИЩЕ ЭВЕНКОВ
ПИЩА РУССКИХ КРЕСТЬЯН И ОТНОШЕНИЕ К НЕЙ
ПИЩА ЧУКОЧ
ПИЩА ЭВЕНКОВ
ОДЕЖДА И АТРИБУТЫ ШАМАНА
ОДЕЖДА ЧУКОЧ
Контрольные вопросы
Творческие задания
РАЗДЕЛ II КУЛЬТУРА ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ
Историческое пространство древней Месопотамии
КУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ
Хронологическую таблицу см. в файле Chron tab Mes. xls
КОММЕНТАРИИ К ХРОНОЛОГИЧЕСКОЙ ТАБЛИЦЕ
ПАНТЕОН БОГОВ И КУЛЬТОВЫЕ ЦЕНТРЫ ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ
КОММЕНТАРИИ
ЛЕТОИСЧИСЛЕНИЕ ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ
Структура года в Древней Вавилонии во времена Хаммурапи
Аккадские имена Средневавилонского периода
Мужские
Женские
Города Древней Месопотамии
Размеры городов Древней Месопотамии
РАЦИОН ПИТАНИЯ ЧАСТНЫХ СЕМЕЙ В СТАРОВАВИЛОНСКИЙ ПЕРИОД
ОДЕЖДА В ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ
КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
Творческие задания
РАЗДЕЛ III КУЛЬТУРА ДРЕВНЕГО ЕГИПТА
Историческое пространство Древнего Египта
Культурное пространство Древнего Египта
Хронологическую таблицу см в файле Chron tab Egyp. xls
КОММЕНТАРИИ К ХРОНОЛОГИЧЕСКОЙ ТАБЛИЦЕ
ПАНТЕОН БОГОВ И КУЛЬТОВЫЕ ЦЕНТРЫ ДРЕВНЕГО ЕГИПТА
Личные имена древних египтян
Имена фараонов
Обычные имена
Города Древнего Египта
Быт древних египтян
ЖИЛЫЕ ДОМА
МЕБЕЛЬ
УТРЕННИЙ ТУАЛЕТ
ОДЕЖДА
ПИЩА
КУХНЯ
ХЛЕБОПЕЧЕНИЕ
НАПИТКИ
ТРАПЕЗА
КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
Творческие задания
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предисловие обычно служит своеобразным путеводителем по изданию. Оно объясняет, как нужно читать книгу, раскрывая внутреннюю взаимосвязь ее частей. Когда книга обладает неоднородной структурой и роль того или иного ее элемента неясна с первого взгляда, наличие подобного путеводителя становится особенно существенным. Именно с такой ситуацией мы сталкиваемся в данном пособии. Остановимся поэтому более подробно на его целях и принципах размещения материала в нем.
Начнем с внешнего описания. Пособие включает в себя разделы: "Первобытная и традициональная культура", "Культура Древней Месопотамии", "Культура Древнего Египта". Каждый из разделов распадается на две части: первая включает в себя обзорные статьи, посвященные описанию исторического фона, на котором формируется культура, и фундаментальным характеристикам самого культурного пространства1; во второй части собраны разнообразные справочные материалы, необходимые учащемуся для самостоятельных наблюдений и выводов, а именно - хронологическая таблица, политическая карта, пантеон богов и центры их почитания, пищевые рационы, размеры городов, быт горожан, их одежда и т.д. Раздел завершают контрольные вопросы и творческие задания, указывающие на возможные способы работы с приводимыми данными.
Для понимания принципов такого структурирования материала необходимо иметь в виду следующее. Пособие, а также и одноименная хрестоматия, с которой оно составляет единое целое, появились не как плод абстрактного теоретизирования, а в результате практической работы над программой "Мир в зеркале культуры", приводимой в конце пособия в качестве приложения. Изложенная программа уже опробируется в течение пяти лет в Московском химическом лицее и начинает в другом, углубленном варианте преподаваться на отделении Истории и теории мировой культуры гимназии 1514 г. Москвы. Каждый из входящих в программу курсов ориентирован на проблему понимания человека другой эпохи, человека, воспринимающего мир и себя в этом мире совсем не так, как наш современник. Понятие культуры является главным инструментом для решения этой проблемы. Опора на него дает возможность обнаружить общность между "Началами" Евклида и "Тимеем" Платона или между диалогами Галилея и сочинениями Луки Пачоли, то есть показать внутреннюю взаимосвязь произведений, относящихся к областям знания, не имеющим между собой внешне ничего общего.
Для непосредственной реализации идей, заложенных в программе, необходимо иметь, с одной стороны, собрание текстов различной направленности (научных, философских, литературных, религиозных) характеризующих изучаемую культуру во всей ее полноте и, с другой стороны, описание методологических принципов работы с этими текстами. Первую задачу решает хрестоматия, вторую - учебно-методическое пособие. Приводимые в начале каждого раздела пособия статьи формулируют основные теоретические положения, задают систему координат для исследования культурного пространства, а также описывают социальное пространство, в котором существует культура. Справочный материал, наряду с уже описанной выше самостоятельной функцией, способствует более адекватному восприятию материалов хрестоматии.
Данное пособие является первым в серии необходимых для методического обеспечения программы хрестоматий и учебных пособий, выпуск которых планируется Центром гуманитарного образования. Вторая часть учебного пособия по курсу "История культур древности и средневековья" будет включать в себя разделы: "Культура Древней Греции", "Культура эллинизма", "Культура Древнего Рима"; третья - "Древнееврейская культура", "Раннехристианская культура", "Культура Византии", "Арабская культура"; четвертая - "Культура Древней Индии", "Культура Древнего Китая", "Культура традиционной Японии". Наряду с этим предполагается издание соответствующих хрестоматий и учебных пособий по курсам "История русской культуры" и "История западноевропейской культуры".
В работе над статьей "Историческое пространство Древнего Египта" принимал участие М.В. Левит, которому я выражаю свою искреннюю признательность. Не могу также не поблагодарить А.Н.Андреева, О.А.Славина и аминистрацию Московского химического лицея за помощь при подготовке рукописи к печати.
РАЗДЕЛ I. ПЕРВОБЫТНАЯ И ТРАДИЦИОНАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА
Общая характеристика первобытной и традициональной культур
Основные подходы к исследованию первобытной культуры. С первобытной культурой традиционно связывают лакуну, начало которой датируется поздним палеолитом (приблизительно 35 - 40 тыс. до н.э.), а конец - появлением государств первой древности (V тысячелетие до н.э.). Этот период всегда являлся и является до сих пор одним из самых темных мест в историко-культурных исследованиях: отсутствие письменных источников - единственных документов, позволяющих делать сколько-нибудь уверенные и обоснованные утверждения, крайняя скудость археологических данных, невозможность корректных датировок оставляют большое количество "степеней свободы" для самых невероятных интерпретаций, вызываемых часто богатством фантазии и внутренними установками исследователя.
Если говорить о каких-то общих подходах к описанию первобытной культуры, то можно выделить две доминирующие тенденции. Первая проявляется в стремлении подчинить ее некоторой универсальной схеме (неважно, фихтеанской, гегелевской, марксистской или какой-нибудь другой). В этом случае первобытная культура, соответствующим образом препарированная, выступает в качестве необходимого элемента такой схемы, поэтому отбор и трактовка фактов, относящихся к первобытности, определяется логикой конструкции, внешней по отношению к культуре. Вторая тенденция выражается в желании решить путем обращения к далекому прошлому проблемы, стоящие перед современным человеком. Задаваемое такой установкой прочтение первобытности, когда в ней видят как бы "идеал для подражания", содержащий ответ на "проклятые вопросы" современности, в тех или иных интерпретациях воспроизводится на всем протяжении европейской культуры. В исследованиях последних десятилетий центром подобных построений становится идея ритуала. Жизненное пространство первобытного человека объявляется "всесакральным" и "безбытным", а сам он наделяется способностью "преодолевать" поток времени, прозревая за преходящей внешностью вещей их идеальные прообразы, ориентируясь на это идеальное в своей деятельности и достигая связи с ним посредством ритуала. Ясно, что подобная установка является идеологической, а не научной, и помочь в понимании реальных процессов, происходящих в первобытной культуре, не может.
В течение всего ХХ века набирал силу и в последние десятилетия стал особенно популярным еще один подход, связанный с исследованием праиндоевропейской общности и опирающиеся на лингвистические данные. Смысл его состоит в том, что основные европейские языки, славянские языки и санскрит имеют много близких по звучанию слов, описывающих одни и те же предметы. Это относится к названиям некоторых животных, рек, терминам родства и т.д.2 Такая близость и невозможность прямых заимствований позволяет предположить наличие некоторого праязыка, от которого все они произошли и сделать некоторые выводы относительно быта людей, говоривших на этом языке. Основной недостаток такого подхода состоит в следующем. Если звучание слов праиндоевропейского языка устанавливается по жестким фонетическим законам, обладающим, по современным представлениям, высокой степенью точности, то реконструкция их первоначальных значений основывается на произвольных предположениях. Так если за словом "отец" в современном языке стоят вполне определенные кровно-родственные отношения, то считается, что такие же отношения соответствовали аналогу этого слова в праиндоевропейской общности. Однако нормой для любого языка является как наличие у одного слова нескольких значений, так и изменение его значений со временем3. Установить эти изменения и реконструировать первоначальную семантику без изучения письменных текстов исследуемого, а не более позднего периода, практически невозможно.
Ситуация выглядела бы совершенно безнадежной, если бы не предложенный в последние годы В.Н.Романовым подход, в котором устанавливается параллелизм между первобытной и традициональной культурой4. Основная его идея достаточно проста. Первобытная и традициональная культура имеют общность в видах деятельности (охота, собирательство, земледелие, скотоводство), что должно приводить к общности, т.е. к наличию некоторых инвариантов, и в восприятии мира. Такое предположение позволяет обратиться для поиска этих инвариантов к традициональной культуре, которая, в отличие от первобытной, исследована очень хорошо. Полученные результаты могут быть в дальнейшем косвенно проверены на материале культур первой древности. Ведь, несмотря на распространенный на уровне обыденных представлений предрассудок о скачкообразном изменении мировосприятия человека с возникновением государства, сдвиги подобного рода происходят крайне медленно и древний египтянин или житель Шумера гораздо ближе по своему мировосприятию к первобытному человеку, чем к нашему современнику. Следовательно, если первоначальное предположение о близости первобытной и традициональной культур верно, мы должны "узнать" обнаруженные в традициональных культурах инварианты в древнеегипетских, например, или шумерских текстах. Такой факт действительно имеет место, и мы будем говорить о нем подробно в разделах, посвященных Древней Месопотамии и Древнему Египту (см. рис. 1).
Основная аксиома традициональной культуры. После сделанных замечаний перейдем непосредственно к описанию традициональных культур. Приведенные в хрестоматии работы по этнопсихологии позволяют сформулировать следующий, центральный для нас, тезис: мышление и мировосприятие человека традициональной культуры жестко связано с полем его повседневной деятельности и выйти за пределы этого поля он не может. Чаще всего это поле задается непосредственным ситуационным контекстом.
Предложенная формулировка может сначала показаться непонятной, но она имеет достаточно простой, даже наглядный смысл. Понятие поля взято из работ отечественного психолога Л.С.Выготского, тем не менее лучше всего оно иллюстрируется физическим понятием поля. Как известно, окружающий нас мир (равно как и мы сами) находится в постоянном поле тяготения Земли, которое существеннейшим образом влияет на различные параметры его существования (начиная с траекторий движения и условий равновесия физических тел и кончая строением живых организмов) и для "освобождения" от которого требуется, как минимум, вторая космическая скорость. Аналогично в традициональной культуре повседневная деятельность "притягивает" к себе каждого человека и не дает практически никому возможности преодолеть "силу притяжения" и обрести хотя бы относительную независимость от нее в своих жизненных установках. Важнейшим проявлением такой подчиненности является невозможность выйти в процессе мышления за пределы непосредственного производственного контекста и взглянуть на себя и на свою деятельность со стороны.
Приведем для пояснения этой формулировки пример из экспериментов немецкого психолога В.Келера с обезьянами. Суть опытов состояла в следующем. Перед клеткой, в которой находилась обезьяна, помещали банан, а в клетку - кусок тростника, выполняющего роль палки. Обезьяна использовала тростник для того, чтобы приблизить к себе плод только тогда, когда банан и палка находились в одном оптическом поле, т.е. когда они были видны обезьяне одновременно. В противном случае задача (достать банан) становилась невыполнимой или вызывающей сильные затруднения. Эти опыты показывают, что способность обезьяны выполнять простейшие мыслительные операции полностью подчинена ее зрительному полю. Объекты, попадающие в это поле, образуют ее мир, ее ойкумену, а все остальное для нее как бы не существует, точнее, не актуально. Если теперь мы заменим зрительное поле полем повседневной деятельности, то получим как раз сформулированную выше основную аксиому, характеризующую мировосприятие "традиционала".
Культуры, удовлетворяющие предложенной аксиоме, мы будем в дальнейшем называть симпрактическими, а культуры, допускающие выход за пределы поля повседневной деятельности и дающие возможность взглянуть на эту деятельность "извне" - теоретическими. Из сказанного ясно, что традициональные культуры являются симпрактическими, а современные - культурами теоретического типа. Благодаря жесткой подчиненности единому центру, структурирующему все культурное пространство, традициональные культуры можно назвать также моноцентрическими, в отличие от современных культур, обладающих несколькими подобными центрами и поэтому полицентрических.
Остановимся теперь на наиболее существенных следствиях, к которым приводит главная аксиома.
Неспособность к абстрактному мышлению. Первым из таких следствий является отсутствие у человека традициональной культуры способности к абстрактному мышлению, т.е. мышлению, требующему отрыва от конкретного ситуационного контекста и оперирования с объектами, не имеющими аналогов в реальной жизни. Заметим, что и нам в быту часто проще оказывается действовать, опираясь на непосредственный зрительный опыт, чем на инструкции, для понимания которых необходимо абстрагирование. Так, например, шкаф гораздо проще собирать, когда кто-то уже показал, как это делать, чем мучительно пытаясь разобраться в приложенном описании. Принципиальное отличие между "традиционалом" и современным человеком состоит не в том, что первый всегда мыслит конкретно, а второй абстрактно, а в значительно большей гибкости мышления последнего. Умение абстрагироваться в случае необходимости от ситуационного контекста вводит в жизненное пространство современного человека дополнительные измерения, не использующиеся традициональной культурой, в которой даже достаточно сложная деятельность, требующая, с нашей точки зрения, подготовки и школьного обучения, осуществляется "на глаз" (в прямом и переносном смысле слова одновременно). Так в монографии В.Н.Романова, с отрывками из которой вы познакомитесь в хрестоматии, приводится следующий пример из этнографических описаний обучения навигационным навыкам аборигенов Микронезии. "Чтобы лечь на нужный курс, мореход должен отплыть от своего острова, и именно вид последнего дает первую необходимую информацию для ориентации: мореход просто знает, как должен выглядеть остров из каноэ, когда он отправляется в плавание к каждому из тех многочисленных островов, к которым он может совершить морские переходы"5. Такое обучение "на глаз" порождает любопытное представление о движущихся островах: когда маршрут выбран правильно, считается, что лодка неподвижна, и остров движется ей навстречу, и только если происходит отклонение от курса, начинает перемещаться само каноэ. Это также соответствует восприятию человека, находящегося в процессе движения, воспринимающего его изнутри, а не извне.
Отмеченную особенность демонстрирует и следующее весьма любопытное наблюдение одного американского этнографа. В процессе эксперимента, в котором исследовались особенности мышления "традиционала", он попросил своего собеседника из африканского племени продолжить ряд из двух красных и двух синих колышков. Испытуемый не справился с заданием. Были сделаны соответствующие выводы о невозможности выполнения действий по заранее составленному плану. Каково же было удивление исследователя, когда он через несколько дней увидел своего недавнего собеседника сажающим последовательно два дерева одной породы, затем два дерева другой породы и т.д. Однако в данном факте нет ничего удивительного. То, что для воспитанного в рамках теоретической культуры ученого являлось просто двумя проявлениями одного общего принципа, для объекта его научного интереса проходило "по разным ведомствам" - ведь понимание общности обеих операций, выделение присущего обеим действиям формального алгоритма может наступить только при абстрагировании от непосредственного контекста.
Еще одним проявлением подчиненности мышления "традиционала" ситуационному контексту является зафиксированное многими этнографами неумение описать словами совершаемое действие, сформулировать некоторый алгоритм так, чтобы другой смог повторить его. Мы можем сослаться здесь на приводимый в хрестоматии эксперимент по описанию палочек из книги Коула и Скрибнера. Смысл этих фактов вполне понятен в рамках приведенного выше основного тезиса. Для корректного словесного описания действия необходимо взглянуть на него со стороны, "раздвоиться" на выполняющего действие и наблюдающего за его выполнением. Но такое раздвоение невозможно для человека традициональной культуры.
"Мышление в комплексах". Другим проявлением отмеченной особенности мышления является введенное Л.С.Выготским понятие "мышления в комплексах" (в противоположность понятийному мышлению). Выготский исследовал "мышление в комплексах", экспериментируя с маленькими детьми, но его ученик А.Р. Лурия позднее показал, что такими же категориями описывается и мышление человека традициональной культуры. Весьма объемные фрагменты из его работы приведены в хрестоматии.
Поясним разницу между понятийным мышлением и "мышлением в комплексах" на примере описания понятия "собака" и комплекса "собака", взятом из работы А.Р.Лурии "Мышление и речь" (см. рис.2). Видно, что если структура понятия никак не связана с воспринимающим субъектом, т.е. объективна, и факт отнесения объекта в ту или иную ячейку классификационной сетки определятся жесткими объективными законами, то в центре комплекса стоит воспринимающий субъект и его непосредственный "бытовой" опыт. Факт "называния" здесь определяется личным ассоциациями субъекта, поэтому границы комплекса гораздо более размыты6. Отметим, что именно "комплексный" характер нашего разговорного, да и литературного языка способствует его семантическому богатству и дает слову возможность "обрастать" новыми значениями.
Принципы классификации предметов. При анализе традициональной культуры для нас особенно важно, что "мышление в комплексах" не является какой-то уникальной особенностью, соответствующей определенному периоду развития ребенка или общества, а связано с множеством других проявлений, характеризующих мировосприятие человека традициональной культуры, и является выражением общей ориентации на связанность с полем непосредственной деятельности. Приводимые в хрестоматии материалы А.Р.Лурии наглядно свидетельствуют об этом. Отмеченная особенность проявляется, во-первых, в принципах классификации предметов. Задача определить лишний предмет в группе предложенных оказывается невыполнимой для "традиционала", так как единственным критерием для него является практический опыт, то есть полезность предмета при выполнении тех или иных практических действий. Поэтому вместо того, чтобы уловить абстрактный классификационный признак, он старается придумать ситуацию, в которой задействованы все предметы, и это ему почти всегда удается. Так в группе стакан-кастрюля-очки-бутылка стакан оказывается необходимым для того, чтобы налить воду из бутылки, кастрюля - чтобы вскипятить налитую воду, а очки - чтобы лучше рассмотреть, что же удалось приготовить в кастрюле.
Рассуждения по поводу силлогизмов. Далее, опора на непосредственный опыт проявляется и в рассуждениях по поводу силлогизмов, и в подходах к решению задач. Не повторяя здесь материала Лурии, приведем не вошедший в хрестоматию пример из работы Коула и Скрибнера:
Эксперпментатор. Однажды паук пошел на праздничный обед. Ему сказали, что, прежде чем приступить к еде, он должен ответить на один вопрос. Вопрос такой: "Паук и черный олень всегда вместе едят. Паук ест. Ест ли олень?"
Испытуемый: Они были в лесу?
Экспериментатор: Да.
Испытуемый: Они вместе ели?
Экспериментатор: Паук и черный олень всегда вместе едят. Паук ест. Ест ли олень?
Испытуемый: Но меня там не было. Как я могу ответить на такой вопрос?
Экспериментатор: Не можете ответить? Даже если вас там не было, вы можете ответить на этот вопрос. (Повторяет вопрос.)
Испытуемый: Да, да, черный олень ест.
Экспериментатор: Почему вы говорите, что черный олень ест? Испытуемый. Потому что черный олень всегда весь день ходит по лесу и ест зеленые листья. Потом он немного отдыхает и снова встает, чтобы поесть7.
Как видно, для испытуемого из племени кпелле определяющим является принцип, сформулированный одним из дехкан в экспериментах Лурии: "Мы всегда говорим то, что видим. Того, что мы не видим, мы не говорим." Проводить абстрактные рассуждения, не опирающиеся на личный опыт, он не может. Опять же, заметим, что в обыденной жизни мы тоже рассуждаем по предложенной выше схеме. Слово "всегда" не имеет для нас абсолютной силы. Мы знаем, что даже если паук и черный олень до этого всегда ели вместе, то сегодня традиция может нарушиться по самым разным причинам (например, черный олень поругается с пауком или, не дай бог, его укусит в язык оса и т.д.). Жизнь учит нас, что к таким словам как "всегда", "все", "всюду" нужно относиться настороженно. Категоричность, универсальность свойственна математике, но почти не встречается в реальной жизни.
"Нелюбопытность". Еще одной чертой, характеризующей особенности мироощущения "традиционала" и также подчеркивающей его подчиненность контексту непосредственной деятельности, является "нелюбопытность". Опыты А.Р.Лурия со "свободными вопросами", приводимые в хрестоматии, показывают полное нежелание человека традициональной культуры интересоваться чем-либо, кроме своей непосредственной жизни. Ни чудеса света, ни чудеса техники, производящие обычно сильное впечатление на нашего современника, не вызывают у традиционала абсолютно никакого интереса. Это и понятно - для проявления любопытства необходим выход за пределы повседневности, абстрагирование от быта, а именно этого-то "традиционал" и не хочет делать. Весьма любопытным подтверждением приведенных рассуждений являются записи, сделанные в конце прошлого века одним этнографом, занимавшимся изучением языка тунгусов:
"Мои старания были направлены к тому, чтобы получить какого-нибудь тунгуса Енисейской области постоянным проводником и учителем языка, чтобы с ним можно было отправиться к другим тунгусским племенам на верхнем Амуре.
Так достиг бы я дальнейшей цели своего путешествия и одновременно использовал бы промежуточное свободное время для научных целей. Я сделал все, чтобы найти между тунгусами Енисея спутника, который согласился бы следовать за мною. Я делал подарки, давал обещания, предлагал большое вознаграждение, но ничего не помогало. То они говорили, что они не могут жить без леса и покинуть жену и ребенка, что от тоски по ним они не выдержат; то указывали на то, что за время их отсутствия их олени погибнут от недостатка нужного ухода и их юрты и прочее имущество придут в упадок; то высказывали они свою боязнь заразиться болезнями, свирепствовавшими по деревням, главным образом оспой, - к сожалению, очень обоснованное опасение. К этому присоединяется почти невероятное отвращение тунгусов ко всякому другому занятию, кроме привычной им охоты и рыбной ловли и приготовления необходимых для этого орудий и инструментов, и меновой торговли. Даже если тунгус имеет много свободного времени, он предпочитает праздно провести его в своей юрте, чем делать что-нибудь ему непривычное, и особенно поступить к кому-нибудь на службу."8
Особенности "автобиографий". К отмеченным фактам примыкает и зафиксированное многими исследователями неумение "традиционала" давать себе характеристику, излагать автобиографию. Недостатки рассматриваются таким человеком как нечто внешнее, не связанное с его внутренней сущностью - недостатки в одежде или в питании, например. А вот один из вариантов автобиографии, записанный этнографами:
"Я бывал в земле Чота. Переезжал в земле Чота далее, переехал реку Камсару. Потом переехал реку Торахем, впадающую в Камсару. Есть еще река, называемая Толбул. Она тоже впадает в Хамзыру. Недалеко от Толбула стоит кумирня Чота. Если отправиться от кумирни дальше, то будет река Владыко Бейхем. Я бывал выше бурят, живущих по р. Ага. Сами они народ весьма богатый, имеющий много скота. Водку они делают сами и пьют, перегоняя ее из коровьего и кобыльего молока. Народ бурятский, живущий д. Солонцы, - небогатый. Они народ сильно пристрастный к водке. Я ходил до устья Систи-хема. Я ходил туда с торговой целью, будучи прежде человеком богатым... Олени пропали у меня от такой болезни, во время которой олень сильно чешется и линяет. Парши у них было тоже много. Коней моих кончили волки. Старик Костаяк-Кодуган - старший брат моей жены. Производя торговлю, я ездил с ним иногда; ездил с ним недалеко вниз."9
Как видно, здесь автобиография сводится не к обозрению своей жизни извне, "из вечности", позволяющему пронаблюдать со стороны временную последовательность следующих одно за другим событий, а все к тому же взгляду "изнутри", взгляду человека, постоянно находящегося в поле повседневной деятельности, и описывающему все, исходя из этого поля. Такая установка приводит к преобразованию временного описания в пространственное: описывается не человек в различные моменты своей жизни, а последовательность пространственных областей, окружающих человека.
Восприятие пространства и времени. Остановимся теперь на особенностях восприятия пространства и времени. Представления об однородном и изотропном пространстве и однородном времени10, сложившиеся в ньютоновской физике, т.е. представления о "пространственно-временном ящике", в который помещены все тела, и который никак с ними не связан, невозможно в традициональной культуре. Пространство и время нарастают на плоть обыденности, жестко связаны с каркасом будничной жизни. Прежде всего это проявляется в том, что время для человека традициональной культуры неоднородно, а пространство неоднородно и анизотропно. Это означает, что для такого человека существуют моменты времени, пространственные области и направления, обладающие большей значимостью, чем другие, что пространство и время гораздо сильнее связано с внутренним миром человека, чем это утверждает современная физика, они обжиты человеком и при взгляде на них всюду узнаются особенности человеческой практики, привычного быта11. Приведем здесь всего несколько примеров, характеризующих восприятие времени у нганасанов, воспроизводимое и в других традициональных культурах. Прежде всего, названия месяцев и структура года полностью подчинены производственному циклу12. Критерии того, какое сейчас время суток, также связаны с практической деятельностью. "В пасмурные и туманные дни наступление утра нганасаны определяют по тому, сколько раз успели поесть олени, которые за ночь принимаются есть корм дважды. По окончании второго рациона считается, что утро уже наступило. Иногда это не соответствует действительности, так как хорошим кормом олени насыщаются быстро и в этих случаях "утро" наступает слишком рано."13 - пишет один из исследователей культуры нганасанов. Точно так же процесс определения возраста находится в прямой зависимости от производственной практики. "Вообще же определение возраста не имеет никакого значения в жизни нганасанов. В редких случаях, когда необходимо определить лета, например, при статистическом учете местных советских органов, обычно спрашивают присутствующих: "Как вы думаете, сколько ему (или ей) лет?" И тут же на основании мнения присутствующих приходят к общему соглашению... Юношей считают возможным женить тогда, когда они по возрасту своему уже в состоянии охотиться на диких оленей; девушек выдают замуж, когда они могут колоть дрова на топку."14 Еще одним проявлением такого "личного" восприятия времени является представление о нем как о живом существе или просто знакомом из быта предмете, опять же известное нам по древним культурам. Иногда подобное представление принимает весьма экзотические формы. Приведем здесь фрагмент из мифологического предания, рассказывающего о путешествии в Верхний мир (на небо) шамана нганасанов, ведомого Матерью дерева - одним из главных духов этой народности. "Вот по кишке месяца вверх стали подниматься. Вот, поднявшись, попали туда, откуда расходятся эти семь кишок. Ну вот, у основания трех кишок увидели без парки, без бакарей15 голого мужчину, который, сидя, как будто выдергивал шерсть белой важенки16 и сдувал вниз на землю. "Мать дерева, кто это такой?", - спросил я. - "Это немощь, препятствующая благополучным родам. Вот и у долган, и у русских, и у самоедов женщина становится беременной, потом рождается ребенок, но скоро умирает. Вот эта немощь, в виде пушинки шерсти пускает вниз эти несчастные дни, в которые суждено рождаться этим умирающим детям. Если бы этой немощи не было, народу было бы больше."17 Как видно, здесь сутки, т.е. фиксированный временной интервал, принимают весьма неожиданный образ шерстинки оленя.
Особенности счета. Еще одним проявлением мышления "традиционала", связанным с невозможностью абстрагирования, является механизм счета. В учебниках по истории математики, рассказывающих о происхождении числа, обычно говорится, что в древности люди считали до трех, до пяти, до десяти, а потом просто говорили "много". Большие числа появились лишь с ростом практических потребностей. Однако исследования этнографов показывают, что эта очевидная, на первый взгляд, схема не соответствует действительности. В тех случаях, когда механизм счета мог быть явно зафиксирован (например, в играх детей, подражающих взрослым), он оказывался следующим. Бралась конкретная "производственная" ситуация, разбивалась на необходимые части, и каждая из этих частей становилась единицей счета, например, "1) я видел след лося", "2) я догнал лося", "3) я убил его". При соответствующем выборе "порождающей модели" считать таким образом можно было как угодно долго, но абстрагирования при этом не происходило, различные алгоритмы не соотносились между собой. Порядок счета не нарушался, так как все детали процесса были закреплены многократной практикой18.
Обоснование принципа партиципации. Остановимся на других принципах мироощущения человека традициональной культуры, давно описанных этнографами, но часто объясняемых весьма некорректно. Прежде всего, это идея перевоплощения. Приведенные в хрестоматии фрагменты из работ Л.Леви-Брюля и Л.С.Выготского раскрывают основные моменты полемики, связанной с этим явлением. То, что французский этнограф назвал законом партиципации, с точки зрения отечественного психолога является частным проявлением "мышления в комплексах", при котором понятие человека, так же как и любое другое, не имеет четких границ, и в один комплекс могут входить сам человек и самые разнообразные животные19 (например, аборигены племени бороро и попугаи арара, как отмечает Леви-Брюль). При этом между различными объектами, входящими в единый комплекс, существуют "каналы связи", по которым через один элемент комплекса можно воздействовать на другой. Такой способ воздействия, обычно относимый к различным видам магии, свойственен не только традициональным культурам, но и культурам первой древности, да и в современной нам культуре мы сталкиваемся с множеством примет и запретов, в основе которых лежит та же процедура. Эти представления знакомы нам и по русским народным сказкам: вспомним, например, о Кащее, чья жизнь заключена в игле, которое спрятано в яйце, находящемся в желудке зайца.
Отметим, что одним из главных объектов, входящих с человеком в один комплекс, являлось его имя. Так у уже упоминавшихся нганасанов: "...родители, у которых умирают дети, дают новорожденным (собачьи) клички... Это должно ввести в заблуждение злых духов, поедавших детей. Эти духи, не трогают детей, имеющих собачьи клички, думая, что они собаки... Большое значение, которое придается именам, видно из следующего. Сам человек не может называть свое имя, а на вопрос, как его зовут, отвечает: "Не знаю!"... Некоторые из нганасанов, общающихся с русскими, чтобы не называть свое имя, что приходится делать часто, например, при выдаче разных расписок, присваивают себе второе имя, произносить которое не считается грехом."20 Отсюда же и запрет произносить имя мертвого в течение некоторого времени после его смерти и т. д.
Представления о мире. Представления о мире в традициональной культуре рождаются как одно из следствий отмеченного выше принципа "нелюбопытности". Быт, окружающий традиционала, является первичной матрицей, слепки с которой заполняют остальное пространство. Обычно модель космоса в таких культурах состоит из трех составляющих: верхнего мира, в котором обитают духи, иногда другие люди; среднего - обычного мира, в котором живет сам традиционал; и нижнего, населенного душами умерших и некоторыми злыми духами. Структура верхнего и нижнего миров, а также быт их обитателей воспроизводят соответствующие образцы из среднего мира21. Миры не являются полностью непроницаемыми друг для друга, в экстраординарных ситуациях между ними возможно сообщение, однако такое сообщение крайне нежелательно и от него предохраняются множеством табу.
Отношение к смерти. Из описанной картины вытекает одно очень важное следствие, касающееся отношения к смерти. Смерть для человека традициональной культуры не приводит ни к небытию, ни даже к качественному изменению статуса. В нижнем мире человек занимается тем же, чем он занимался на земле. Вся процедура погребения сводится к технической операции перепровождения души мертвого в ее новое обиталище так, чтобы не повредить ни ей ни (и это главное) оставшимся на земле.
Изложенное на материале северных народов, такое представление характерно и для русской земледельческой культуры. Так "в с. Вашки Вологодской области одна из присутствовавших на похоронах старух, прощаясь с покойным, "просила" его передать ее давно умершим родственникам поклоны и рассказать им разные деревенские новости: "Скажи, что Аннушка замуж вышла, а моему скажи, что больна я, видать скоро помру, с ним свидимся"22. Этим в какой-то степени объясняется часто шокирующая исследователей народного быта бесчувственность, с которой крестьяне относились к смерти близких им людей и даже детей. Смерть для них также включалась в контекст повседневности, она была как бы мостом от одной повседневности к другой и не представляла из себя поэтому ничего экстраординарного.
Восприятие сновидений. Еще один важный аспект, на котором хотелось бы остановиться - восприятие традициональной культурой сновидений. Современная психология трактует сон как терапевтическое средство, позволяющее снять напряжение от стрессовых ситуаций путем их мнимого разрешения. Для традициональной культуры сон - такая же область бытия, как и обычная, естественная жизнь. Так об образах духов эвенк или нганасанин судит по своим снам и по снам шаманов, все путешествия во сне считаются абсолютно реальными, во сне духи указывают хорошие места для охоты и т.д.
Видимо, из снов возникает и представление о душе. Душа человека мыслится вполне материально: она имеет его внешность и даже обладает тяжестью. Так по представлениям нанайцев и ульчей, когда черт, неся душу больного, уставал и садился отдыхать, на земле оставались следы, по которым можно было идентифицировать ее ступни, точно соответствующие ступням самого человека. У человека могло быть несколько душ.
"Базисные вектора" традициональной культуры. В заключение остановимся на одном методологическом моменте. Сформулированная в начале статьи аксиома является своеобразной нитью Ариадны, позволяющей благополучно перемещаться по лабиринту традициональной культуры, не попадая в методологические тупики. Она показывает, в частности, что ключ к пониманию структуры обряда или фольклорного текста нужно искать не в каких-то метафизических конструкциях или сохраняющихся с древности архетипах, а в повседневной деятельности человека. Продуктивность подобной установки подтверждается и конкретными исследованиями. Например, структура обряда и сказки в русской земледельческой культуре, как наглядно демонстрируют приводимые в хрестоматии материалы В.Н.Романова, являются прямым следствием повседневной практики, с которой связано существование русского крестьянина. Другим примером жесткой зависимости обряда от быта является камлание, столь характерное для громадного большинства народов Севера, занимающихся, главным образом, охотой, и не зафиксированное в земледельческих культурах. Непосредственный анализ показывает, что камлание воспроизводит в своей основе алгоритм охоты - факт, проявляющийся и в одежде шамана, и в его атрибутах, и в структуре самого процесса. Естественно, такие обрядовые действия должны быть крайне нетипичными для земледельческих культур.
Описанная установка естественным образом задает и принципы классификации традициональных культур. Очевидно, что в основу такой классификации должны быть положены главный вид деятельности (земледелие, охота и собирательство, скотоводство), а также структура родственных связей: закрепленные обычаем отношения жены и мужа, детей и родителей, порядок наследования имущества. Совпадение в этих позициях должно приводить и к сущностному сходству в структуре обрядов, фолклорных текстов и т.д.
Подведем теперь краткие итоги проведенного анализа.
а) Сопоставление основных видов деятельности человека первобытного и традиционального обществ приводит к предположению о наличии инвариантов в мышлении и мировосприятии первобытного человека и "традиционала". Такое предположение подтверждается косвенным образом при анализе культур первой древности (Древний Египет, Древняя Месопотамия).
б) Наиболее значимой характеристикой мышления и мировосприятия человека традициональной культуры является жесткая связь его с полем повседневной деятельности. Отсюда вытекают такие его особенности, как отсутствие абстрактного мышления, неумение описать словами совершаемые действия, "нелюбопытность", невозможность взглянуть на себя со стороны, рассказать о своих недостатках, изложить автобиографию и т.д. Такие культуры называются симпрактическими, в отличие от теоретических культур, в которых благодаря возникновению письменности и школьного обучения происходит усвоение навыков абстрактного мышления, позволившего человеку преодолеть жесткую связь с бытовым контекстом и открывшего возможности для современной науки, искусства, экономического развития.
в) Изложенный подход предполагает классификацию традициональных культур по виду деятельности, лежащей в их основе, и структуре родственных связей. Основные параметры мышления и мировосприятия человека в таких культурах будут следствиями указанных факторов.
СТРУКТУРА ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ТРАДИЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЕ
В этом разделе приводятся (с некоторыми сокращениями) материалы этнографов, описывающие структуру хозяйственной деятельности в традициональных культурах, ориентированных на охоту и оленеводство.
ГОДОВОЙ ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ЦИКЛ У НГАНАСАНОВ
Большую часть своей жизни нганасаны уделяют охоте и рыболовству, поэтому все занятия их носят сезонный характер и распределяются по временам года и месяцам.
Счет времени у нганасанов ведется лунными месяцами. Количество дней в этих месяцах не всегда определенное, поскольку пурга, облачность, туман и другие метеорологические явления исключают возможность точного учета наступления ущерба луны и полнолуния. Наш год считается у нганасанов за два года: летний и зимний.
Летний год состоит из следующих четырех месяцев:
1. Месяц (отела) первых телят; он соответствует второй половине мая и первой половине июня. В этом месяце охотятся на диких оленей с ружьем и сетью, ловят куропаток сетками.
2. Месяц летованья или месяц появления рыбы или месяц отела последних телят; он соответствует второй половине июня и первой половине июля. В этом месяце мужчины охотятся на уток с ружьем и сетками, до появления рыбы охотятся на куропаток с ружьем, настораживают на гусиных и утиных гнездах капканы, занимаются сбором яиц и ловят рыбу ставными сетями, ремонтируют и приготовляют летние нарты. Женщины укладывают на лето зимнюю одежду, занимаются вышивками, приготовляют летние нюки и одежду, чинят обувь, которая особенно быстро изнашивается у охотников. Подростки пасут оленей.
В продолжение этого месяца нганасаны живут относительно оседло, ожидая окончания отела важенок23.
3. Месяц линьки гусей; соответствует второй половине июля и первой половине августа. Мужчины охотятся с ружьем на диких оленей, бродящих в это время поодиночке, иногда применяя при этом прирученных оленей-манщиков; коллективно охотятся с сетями на линяющих гусей. Женщины занимаются вялением гусей и мяса и вытапливанием жира, а также вышиваньем и шитьем одежды. Подростки пасут оленей, частично принимают участие в охоте на гусей и диких оленей.
4. Месяц линьки гусиных птенцов; он соответствует второй половине августа и первой половине сентября. Мужчины в это время занимаются главным образом охотой на диких оленей; частично, в начале месяца, затравливают собаками гусиных птенцов. В конце месяца устраивают поколки оленей, занимаются кузнечеством. К концу месяца, когда месяц останется "величиною с ноготь", приготовляют байки (боковые части сиденья) и полозья для нарт и начинают делать зимние нарты. Женщины занимаются вялением мяса диких оленей, вытапливают жир из костей, приготовляют зимние одежды из новых шкур.
В этом месяце нганасаны начинают откочевывать обратно на юг к краю леса.
Зимний год состоит из следующих восьми месяцев:
1. Большой месяц, месяц сохатого (лося), соответствует второй половине сентября и первой половине октября. В этот период мужчины охотятся на диких оленей с ружьем, загоняя их запряженными в нарту оленями, охотятся на них также и с оленями-манщиками. В тех местах, где озера и реки еще не замерзают, занимаются поколками24 оленей. С выпадением снега и замерзанием озер охотятся с ружьями на песцов; с помощью ставных сетей, железных удочек и костяных спиц ловят подо льдом рыбу; охотятся на диких оленей сетями; занимаются выделкой зимних полозьев. Женщины обрабатывают шкуры и шьют из них зимнюю одежду, а также обувь. рукавицы.
Продолжают откочевывать к лесу.
2. Месяц осени, соответствует второй половине октября и первой половине ноября. Мужчины продолжают охотиться на диких оленей с ружьем и сетями, на песцов - с ружьем, настораживают на песцов капканы и пасти. Рыболовством занимаются только от случая к случаю. Женщины из-за темноты перестают шить и выполняют только мелкие работы по хозяйству.
3. Месяц комолого25 оленя - соответствует второй половине ноября и первой половине декабря. Мужчины охотятся на диких оленей - гоном, с ружьем и со щитком, настораживают капканы на песцов на крови убитых диких оленей и пасти. Кончается сезон рыбной ловли. Женщины занимаются только мелкими работами по хозяйству.
Продолжают откочевывать к лесу.
4. Темный месяц, соответствует второй половине декабря и первой половине января.
Нганасаны приезжают к границе лесов и живут относительно оседло. Мужчины заготовляют дрова для топлива, настораживают капканы на песцов.
5. Месяц восхода солнца (после полярной ночи), соответствует второй половине января и первой половине февраля. занимаются тем же, что и в темном месяце.
6. Месяц с инеем (на деревьях), соответствует второй половине февраля и первой половине марта. Мужчины охотятся сетями на диких оленей, изредка с ружьем, настораживают капканы на песцов, охотятся сетями на куропаток. Женщины занимаются только мелкими работами по хозяйству.
7. Месяц почернения деревьев (ветви деревьев освобождаются от снега), соответствует второй половине марта и первой половине апреля. Мужчины ремонтируют нарты и приготовляют их к весне и лету. Охотятся на диких оленей с ружьем, сетями и со щитком, настораживают капканы на песцов. Женщины занимаются только мелкими работами по хозяйству.
Начинают откочевывать на север.
8. Холодный месяц (когда дрожат от холода яловые важенки26), соответствует второй половине апреля и первой половине мая. Мужчины охотятся на диких оленей с ружьем и сетями, ловят сетками куропаток, настораживают капканы на песцов. Кончается сезон песцовой охоты. Женщины занимаются только мелкими работами.
(Попов А.А. Нганасаны. М.-Л., 1948, вып.1, с.15-17)
ГОДОВОЙ ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ЦИКЛ И ОСНОВНЫЕ ВИДЫ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ У ЭВЕНКОВ
Рассмотрим годовой цикл жизни одной из групп эвенков, характерный для ХIХ в. Годовой цикл cеверобайкальеких эвенков в середине ХIХ в. начинался с весны. В период туран (прилет ворон - март) по окончании зимней пушной охоты эвенки переходили в лощины, где начиналась лыжная охота гоном на лосей и других парнокопытных. Так продолжалось до периода шонкан (время отела парнокопытных - апрель), когда они переходили к рекам и занимались рыболовством, ставя на реках заездки. В период дукун (май) уходили на земли, богатые гарями, и готовились к охоте скрадом на коз и оленей. Чумы ставили на опушках неподалеку от речек, где в свободное от охоты время могли ставить заездки. В период илага (цветение ягод - июнь) перекочевывали вверх по рекам, в скалистые места, где охотились скрадом на изюбров, имевших большое значение для обмена и торговли.
В период илкун (наливание ягод - июль) спускались с гольцов к рекам и озерам специально для рыболовства; не реках ставили верши на хариусов и щук; на озерах ловили рыбу (таймень, ленок, окунь, щука, а иногда и осетр) сетью с лодки. По ночам в заводях рыбу лучили с лодки, иногда с берега. Ночами же подстерегали лосей, которые, чтобы полакомиться водорослями, заходили в воду. Охотники кололи их копьем или рогатиной, тихо подплыв в лодке. С половины периода ирэн (обдирание коры лиственницы парнокопытными - июль) эвенки уходили в гольцы на поиски нор с тарбаганами. К периоду иркин (обдирание рогов - август), примерно к 1 сентября, перекочевывали в травянистые долины, богатые хвощом, где начиналась охота с трубой (оревун) на изюбров. Одновременно охотились на лосей. Стоянку обычно устраивали около богатых рыбой рек, чтобы успеть поставить верши. Осенью, в период угун (образование "паберегов" на реках и озерах - сентябрь), откочевывали в глухие лесные места для охоты на пушного зверя (соболь, лисица, куница, выдра, рысь, росомаха, белка, хорек, волк) преимущественно плашками, западнями и кулемками. За этой охотой проводили угдарпир (период выпадения снега - октябрь). В период мирэ (букв. "плечо"; декабрь) выходили для обменного торга на ярмарки, затем опять возвращались и тайгу и охотились до периода туран (март). Если стоянка располагалась около речки или озера, то для смены питания старики занимались подледным ловом удочкой-бармасом с наживкой - червем.
Большинство эвенков уходило на охоту пешком или на лыжах (в период глубокого снега). Семья следовала за охотником, останавливаясь на стоянку, чтобы съесть убитого зверя. Эвенки, жившие сравнительно недалеко от охотничьих угодий, на зиму оставляли семью на постоянном стойбище и уходили на охоту с охотничьей нартой или с 1-2 навьюченными оленями и с лошадьми. Эвенки часто пользовались прежними охотничьими угодьями, куда уходили от мест кочевий на сотни километров.
У эвенков преобладала индивидуальная охота. Коллективная в 2-4 человека проводилась в тайге только на мясного зверя: на копытного и на медведя, в полосе лесотундры - на гусей, а у эвенков Сахалина - на водную дичь.
Все мясо добытого зверя охотник отдавал коллективу. Он имел право наесться досыта печенью, мозгами и почками сразу после свежевания. В тех случаях, когда вместе кочевали семьи двух родов, охотник отдавал тушу свойственнику (чаще брату матери), который и делил ее. Эта передача называлась нимат. Прежде запрещалось делить тушу самому охотнику. Если в охоте принимали участие 3-4 охотника, то вопрос о разделе туши решался коллективно. При разделе мяса преимущество отдавалось старым и больным. Охотнику в качестве доказательства почтения и уважения выделяли голову, сердце, часть печени и несколько кусков мяса, а старшим по возрасту давали лучшие куски мяса и жира от разных частей туши, остальное мясо делили так, чтобы каждому главе семьи на стойбище достались мясо и жир от разных частей. Взрослые мужчины, не имевшие своего самостоятельного хозяйства, не получали мяса, но они могли угощаться за общим столом в любом чуме, куда заходили. После распределения получившие мясо отделяли от своего пая часть и давали ее неполучившим.
Охотник, добывавший зверей для всей семьи или для коллектива, пользовался особым уважением и почетом, и рассказы об охотниках, с одного удара рогатиной убивавших животное, и об охотниках-бегунах, не упускавших зверя, распространялись по всей тайге и передавались из поколения в поколение. Совсем другое отношение сложилось к пушной охоте. Она являлась промыслом, который давал возможность раз в году оплатить ясак и обменять шкурки на вещи, позже - на ружья и охотничьи припасы и продукты, без которых зачастую можно было обойтись в тайге. В пушном промысле принимал участие всякий, кто умел стрелять. Результаты пушного промысла являлись частной собственностью охотника и его семьи. В этой охоте не нужно было удали и выдержки, необходимой при охоте на мясного зверя, хотя без знания жизни и повадок зверька охотиться было нельзя. О такой охоте обычно не рассказывали.
Уход за оленями у большинства эвенков с эвенкийским типом оленеводства считался женским делом. Тем не менее некоторое участие в уходе за оленями мужчины принимали. Мужской работой считалась подноска сухостоя для летних дымокуров, жердей для огораживания их, устройство изгороди для телят во время отела; у оленных эвенков (орочен), кроме того, - холощение и сбор оленей для перекочевки. Повседневный присмотр, вьючение, развьючивание и ведение каравана было делом женщин. Забивать оленя на мясо могли и женщины и мужчины.
Мясо забитого оленя обычно потреблялось семьями, кочевавшими совместно. Часть мяса, кроме того, шла "на подарки" родственникам, жившим неподалеку. Мясо ритуально забитого оленя съедали все участники обряда. Шкуры шли на одежду, одеяла, постели, а в выделанном виде (ровдуга) - на пошивку нюков (покрышек на чум); шкурки с ног - на обувь, вьючные сумки, лыжи; шкурки из-под копыт и со лба употреблялись на подошвы только енисейскими эвенками; шкура с головы шла на кумаланы - коврики для покрывания вьюков во время перекочевки - и на вьючные сумки; подшейный волос - на прокладку в швах и вышивках; рога - на различные мелкие поделки (луки, седла, черенки ножей, напальники для стрельбы из лука, иногда на ложки, ручки для слесарных инструментов и другие мелочи); спинные сухожилия - на нитки; все части мяса - на питание.
Домашним производством занимались все группы эвенков. Мужчины владели кузнечным мастерством, производили разнообразные поделки из дерева, рога, кости, изготовляли лодки, лыжи, нарты. Женщины обрабатывали бересту, шкуры животных и шили из них разные вещи. Необходимо отметить, что всякий вид новой работы, входивший в быт эвенков от соседей, был вначале мужским делом, потом уже становился женским. Поэтому, например, плетение сетей у одних групп считалось мужской работой, у других - женской. Раскрой ножницами и шитье на машине, появившейся у некоторых эвенков в конце Х1Х в., а также выпечка хлеба в русской печке в первое время были тоже мужской работой.
Кузнечество являлось индивидуальным занятием. Умением перековывать старые вещи и выковывать новые обладало большинство эвенков. В каждой семье был свой сэлэрук - короб с инструментами для поделки необходимых в быту мелких вещей из металла, кости, рога и дерева. Наконечники стрел, острог, гарпунов, орудия для обработки шкур и мелкие украшения мог делать почти каждый мужчина. Но наряду с этим были прославившиеся мастера кузнечного дела. Они умели особенно хорошо выковывать ножи и пальмы, различные подвески для украшений, для шаманского костюма, умели и переделывать ружья.
Кузницу на каждом стойбище устанавливали заново. Работали только летом, зимой кузнец охотился. Угли для кузницы морили в яме. Рядом устраивали горн из двух плит, между которыми разводили и поддерживали огонь, и ставили наковальню. Все остальное раскладывали на земле. Для защиты от дождя над рабочим местом на палках ставили навес из тисок. Работали вдвоем: один ковал, другой нагнетал мехами воздух.
(Василевич Г.М. Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII - начало ХХ века). Л., 1969, с.45-46, 68-69, 74-75, 90-91)
ОСОБЕНОСТИ БЫТА ТРАДИЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ
В данном разделе приводятся (с некоторыми сокращениями) этнографические материалы, описывающие устройство жилища, особенности питания, наиболее характерные формы одежды в традициональных культурах различного типа.
ЖИЛИЩЕ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН
В наши дни наиболее распространенным жилищем восточных славян являются дома трехкамерного типа: жилое помещение, сени (а) и чулан либо другая комната (см. рис. 6). Нередко встречаются и дома двухкамерного типа, особенно если часть сеней (а) отведена под чулан (b) или даже под жилую комнату (х) (см. рис. 3-5). Однокамерные дома без сеней встречаются крайне редко.
Вход в жилое помещение всегда через сени. У севернорусских вход в сени обычно со двора, а у других - прямо с улицы, однако это правило имеет немало исключений. Дверь почти всегда одностворчатая, с порогом, иногда очень высоким. Двустворчатые двери, точнее ворота, без порога, но с отдельно вставляющейся доской (подворотня) встречаются почти исключительно там, куда въезжают в повозке. Еще встречается дверь, которая движется на пяте, без железных шариков, что раньше было распространено повсеместно.
При входе в комнату справа от двери стоит печь (рис. 4 i), устье которой обращено к окну, к свету. Если же печь, помещается слева от входа, то русские женщины называют такую комнату изба-непряха, т. е. помещение, в котором трудно прясть, потому что пряха сидит на длинной лавке (k), которая тянется от двери до святого угла с иконами; при этом правая рука пряхи обращена к стене, а не к свету от окна, и ей трудно пустить веретено по полу на большое расстояние. Вообще лавки (k) устроены так, что на них можно сидеть с прялкой; иногда в них делают специальные отверстия для гребня прялки. Напротив печи находится угол, в котором стоит стол и висят иконы; это святой, или красный, угол - почетное место для гостей.
Нижнорусский жилой дом (рис. 3) отличается от всех остальных восточнославянских домов тем, что угол около двери предназначается не для печи, а для святого угла с иконами. Печка же помещается в противоположном углу избы. Обычно часть избы от устья печи до противоположной стены отделяют от остального помещения либо занавеской, либо дощатой перегородкой и называют у русских чулан, середа, прируб, шолныша, куть, камнатка.
Кажется, название середа (т. е. середина) следует считать наследием тех времен, когда печь или очаг ставили в середине жилища: слово шолныша, шомыша (севрус.) заимствовано у варягов; камнатка (севрус.) с украинско-польским ударением свидетельствует о позднем культурном влиянии украинского юга: кiмната (укр.) - это обособленная часть жилого помещения, которая обычно служит спальней.
В севернорусской избе около двери, рядом с печью имеется ход в подполье - неглубокую яму под полом, своего рода погреб для хранения съестных припасов. Если этот ход имеет вид невысокого ящика с горизонтальной опускающейся дверью, его называют голбец, голубчик, голубец, прилавок; он служит также и для спанья. Если же он представляет собой небольшую комнату с отвесной дверью, он носит название казенка (уменьшительное от казна). В старых помещичьих домах казенкой называлось особое помещение для хранения ценных вещей. В наше время вместо голбца и казенки делают просто опускающуюся дверь (n на рис. 4).
Непременной принадлежностью русской и белорусской избы считаются полати, палацi (см. рис. 3, 4h) - высокий и широкий настил для спанья (белорус. пылацi, полы - от греч. ????????, южнорус. иногда хоры). Украинцы их не знают. Их делают на расстоянии 80 см от потолка, и тянутся они обычно от печи до противоположной стены. Вероятно, они появились в русской избе в подражание церковным хорам, предназначенным для певцов и некогда носившим название полати.
Южнорусские и белорусы устраивают под этими высокими полатями еще один настил на расстоянии 0,8 - 1 м от пола. Он тоже служит для спанья и называется пол (укр. пiл); белорусы иногда называют его нары. У украинских гуцулов такого настила нет, они спят на обычных кроватях. Севернорусские называют полом деревянный пол в помещении, а спят они на уже упомянутых полатях и на конике - короткой скамье в форме ящика, которая стоит около двери (см. рис. 3); раньше у одного конца коника ставили доску с вырезанной на ней лошадиной головой. Украинцы в некоторых местах пользуются низким настилом (полом) как обеденным столом, если в доме нет другого стола.
Высокий настил (полати) опирается на балку, один конец которой прикреплен к печному столбу, а другой к стене. К тому же печному столбу прикреплена еще одна балка, которая тянется от полатей и печи к противоположной стене; это так называемый воронец (грядка). Обе эти балки, поперечная и продольная, делят жилище на четыре части, которые на Севере имеют специальные названия: подпорожье или задний угол, в Олонце также полоненый угол; большой или красный угол с иконами; печной или середа - напротив устья печи; четвертый угол занимает печь. Если печь стоит не вплотную к стене, то пространство между стеной и печью называется запечье и верноугол; запечье находится около двери. Полка с иконами (божница) в белорусской избе украшается к празднику вышитыми полотенцами и троичными ветками (белорус. май). Все восточные славяне украшают жилище вышитыми полотенцами, однако только у украинцев и отчасти у белорусов этот обычай носит общераспространенный и устойчивый характер.
Восточнославянский дом небогат мебелью. Кроме уже упомянутых неподвижных лавок (см. рис. 3, 6k), коника и стола (е) в доме есть еще переносные скамьи и посудные шкафы, стоящие обычно около устья печи. У русских шкафы эти, как правило, стоячие и низкие, как комод (рус. залавок, постав, посудник), у украинцев чаще навесные (см. рис. 7; укр. мисник, судник, подишир) и предназначены также для ложек (лижник, жичник; белорус. суден, ложечник). Кроме того, посуду хранят на полках (полица, рус. также полавошник) под потолком; русские украшают их решетчатыми перильцами и в этих случаях называют блюдник, наблюдники. Если в украинском доме нет обеденного стола, его заменяет кроме упомянутого пiла высокий сундук, так называемая скриня, в которой хранят одежду и белье.
В последнее время в деревнях вошли в моду стулья и даже диваны. Раньше в большинстве случаев пользовались так называемыми стульчиками - это либо отпиленные от толстого бревна чурбаны, либо гнутые и связанные из ивовых стволов стулья без спинки с четырехугольным сиденьем. Последние употребляются также при дойке коров, и поэтому их иногда называют коровьими стульями. У севернорусских встречались стулья, сделанные в виде лошади: спинка стула была похожа на переднюю часть лошади, а его сиденье - на спину и круп.
Не имея возможности остановиться на других частях жилища и на прочей домашней утвари, замечу лишь, что на рис. 3 - 6 буквой q обозначено крыльцо, о - окно, b -кладовая, s - хлев; буквы ss на рис. 4 обозначают так называемую поветь - верхний этаж над хлевом, где хранится корм для скота и различный инвентарь, t - амбар, v - погреб, y - клуня, z - колодезь. Все остальное уже получило объяснение в тексте.
Освещение. Древним приспособлением для освещения является лучина. Несмотря на сильнейшую конкуренцию со стороны керосина, лучина жива до наших дней. Лучину щиплют из сосны березы и осины. Там, где много хвойных лесов, жгут в виде маленьких чурок смолистые части сосны, главным образом корни и сердцевину. Где сосны мало, там пользуются березовой и осиновой лучиной длиной приблизительно 150 см, шириной 4 и толщиной 6 мм и более.
Различный осветительный материал требует различных светильников. Украинцы и белорусы, которые жгут сосновые щепки в виде чурок пользуются довольно громоздким приспособлением, которое показано на рис. 8. Белорусы называют его лушнiк, камiн, каганец, украинцы - посвiт, свiтач, свiтнiк. В потолке в центре комнаты просверливают небольшое круглое отверстие. В это отверстие вставляется длинный полый или специально выдолбленный древесный ствол (см. рис. 8), более тонкий верхний конец которого проходит сквозь отверстие в крыше и выступает над ней как печная труба. Нижний, более широкий конец полого ствола находится над полом помещения на расстоянии немногим более 1 м. К нему подвешивают железную решетку (белорус. посвет) или противень, на которых жгут лучину, так что дым выходит через этот ствол. Вместо железной решетки ис-пользуют вертикально поставленную деревянную колоду, на которую кладут плоский камень для лучины. Вместо полого дерева часто берут полый конус, сделанный из досок или же конический холщовый мешок, обмазанный изнутри и снаружи глиной или мелом.
(Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991, с.300-308)
ЖИЛИЩЕ ЭВЕНКОВ
Основное жилище тунгусов (охотников и оленеводов) - конический чум - характерно для многих народов Сибири. В основе его остова имелись две жерди (сона), воткнутые в землю, они опирались друг на друга при помощи выемки на конце или оставленного в верхнем конце одной из них сучка, и не было никаких дополнительных частей в виде внутреннего обода, петли или отверстия в одной из этих жердей. Все таежные звенки при перекочевках оставляли остов чума на месте, перевозя только покровы; тундровые и лесотундровые перевозили (летом - волоком, зимой - на нарте) специально заготовленные жерди и секторы пола. Покровами служили берестяные тиски, нюки из ровдуги или ткани. Веревками (из сухожилий, конского волоса или ровдуги), которые были укреплены на двух углах, тиски привязывали к жердям. Верхние тиски слегка покрывали нижние. У входного отверстия концы тисок загибали внутрь и привязывали. Снаружи от ветра тиски прижимали к остову несколькими жердями. К дверному отверстию навешивали на горизонтальной палке простеганную бересту, закидывая веревку или ровдужную тесьму за верхнее соединение жердей. Если "дверки" не имелось, вход закрывали куском старой ровдуги или ткани.
Зимними покрышками у многих звенков служили нюки. На чум уходили два нюка специального покроя из выделанных в ровдугу старых шкур, служивших ранее "постелями". На нижний нюк (эллун) шло 6 - 10 шкур, на верхний (унэкзн) - 2 - 4. Нижний нюк покрывал 3/4 чума, верхний - 1/4. В тех местах, где копытных животных было мало, ровдугу заменяли тканью (миткаль, брезент) и сукном.
Спали эвенки на зимней шкуре оленя, называвшейся "постель". Для одеяла выделывали зимнюю шкуру так, чтобы она стала очень мягкой. Для ног шили широкий мешок, к нему пришивали большую шкуру и к ней - половину шкуры поуже. К краям нижней, открытой части пришивали вязки, которые завязывали, чтобы одеяло не распахнулось ночью, середину подкладывали под бока, а верхнюю, более узкую, часть также связывали. Спали, укрывшись с головой. На день одеяло сворачивали и подсовывали ближе к жердям чума.
(Василевич Г.М. Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII - начало ХХ века). Л., 1969, с. 109-111)
Рис. 9-12
ПИЩА РУССКИХ КРЕСТЬЯН И ОТНОШЕНИЕ К НЕЙ
Все, что я слышал от граборов27 теперь и впоследствии, когда обратил особенное внимание на этих замечательных рабочих, было для меня ново. Не знаю, как другие, но я по крайней мере никогда до того не слыхал и не читал о том, что иногда бывает, что не стоит хорошо есть.
Не стоит хорошо есть, потому что работаем с поденщины. Значит, хорошо едят только тогда, когда это стоит, т. е. только для того, чтобы хорошо работать? Нет работы, дешева работа, плата не зависит от количества работы, поденщина - и есть хорошо не стоит. Да, это так: когда глубокой осенью нет работы для лошадей, им овса не дают, весною, когда много работы, дают овес. Это так.
Харч хороший работать не заставит, если нет личной выгоды сработать более. Если нет выгоды более сработать, если работаешь не на себя, если не работаешь вольно, если работу сам учесть не можешь, то и не заставишь себя более сделать - все будешь прилениваться, приберегать себя, в жир пойдешь, отъедаться станешь.
Чтобы хорошо работать, каждый должен работать на себя. Поэтому-то в артели, если только есть возможность разделить работу, ее делят, и каждый работает свою дольку, каждый получает, сколько заработал. Отец с сыном, брат с братом при рытье канавы делят ее на участки и каждый отдельно гонит свой участок.
Работая, можно приберегать себя, можно работать и на рубль, и на восемь гривен, и на полтину. Даже следует приберегать, если предстоит другая, более выгодная работа. Всех денег не заберешь, работая сверх сил, только себя надсадишь, и это на тебе же потом отзовется, тебе же в убыток будет.
Люди точно знают, на какой пище сколько сработаешь, какая пища к какой работе подходит. Если при пище, состоящей из щей с солониной и гречневой каши с салом, вывезешь в известное время, положим, один куб земли, то при замене гречневой каши ячною вывезешь менее, примерно куб без осьмушки, на картофеле - еще меньше, например три четверти куба и т. д. Все это грабору, резчику дров, пильщику, совершенно точно известно, так что, зная цену харчей и работы, он может совершенно точно расчесть, какой ему харч выгоднее, - и рассчитывает. Это точно паровая машина. Свою машину он знает, я думаю, еще лучше, чем машинист паровую, знает, когда, сколько и каких дров следует положить, чтобы получить известный эффект. Точно так же и относительно того, какая пища для какой работы способнее: при косьбе, например, скажут вам, требуется пища прочная, которая бы, как выражается мужик, к земле тянула, потому что при косьбе нужно крепко стоять на ногах, как пень быть, так сказать, вбитым в землю каждый момент, когда делаешь взмах косой, наоборот, молотить лучше натощак, чтобы быть полегче. Уж на что до тонкости изучили кормление скота немецкие ученые скотоводы, которые знают, сколько и какого корма нужно дать, чтобы откормить быка или получить наибольшее количество молока от коровы, а граборы, думаю я, в вопросах питания рабочего человека заткнут за пояс ученых агрономов. Оно и понятно, на своей кишке испытывают.
Я не физиолог, физиологией никогда не занимался, но все же читал кое-какие книжки о питании и, вероятно, знаю не менее, чем обыкновенный человек из интеллигентного класса, а между тем многое, что я слышал от рабочих о пище, было для меня ново и интересно. Потому-то я и решился написать об этом. Все мы, например, считаем мясо чрезвычайно важною составною частью пищи, считаем пищу плохою, неудовлетворительною, если в ней мало мяса, стараемся побольше есть мяса. Между тем мужик даже на самой трудной работе вовсе не придает мясу такой важности. Я, конечно, не хочу этим сказать, что мужик не любит мяса, разумеется, каждый предпочтет щи с "крошевом" пустым щам, каждый с удовольствием будет есть и баранину, и курицу - я говорю только о том, что мужик не придает мясу важности относительно рабочего эффекта. Мужик главное значение в пище придает жиру. Чем жирнее пища, тем лучше: "маслом кашу не испортишь", "попова каша с маслицем". Пища хороша, если она жирна, сдобна, масляна. Щи хороши, когда так жирны, "что не продуешь", когда в них много навару, то есть жиру. Деревенская кухарка не скоро может привыкнуть к тому, что бульон должен быть крепок, концентрирован, а не жирен, ее трудно приучить, чтобы она снимала с супа жир; "что это за варево, коли без жиру". Если случится, что у меня обедает "русский человек", например заезжий купец, то Авдотья непременно подает жирный суп и все кушанья постарается сделать жирнее. Желая хорошенько угостить на никольщине почетного гостя, деревенская баба, подавая жареный картофель или жареные грибы, непременно обольет их еще сырым постным маслом. Когда хотят сказать, что богатый мужик хорошо ест, то не говорят, что он ест много мяса, а говорят, "он жирно ест", "масляно".
По-мужицкому, кислота есть необходимейшая составная часть пищи. Без кислого блюда для рабочего обед не в обед. Кислота составляет для рабочего человека чуть не большую необходимость, чем мясо, и он скорее согласится есть щи с свиным салом, чем пресный суп с говядиной, если к нему не будет еще какого-нибудь кислого блюда. Отсутствие кислоты в пище отражается и на количестве работы, и на здоровье, и даже на нравственном состоянии рабочих людей. Уж лучше червивая кислая капуста, чем вовсе без капусты. При продовольствии войск в походах на войне вопрос о щах, о кислой капусте, о кислоте есть вопрос первостепенной важности. Если бы мы получше знали мужика и поменьше увлекались немцем, то скорее подумали бы о своей кислой капусте, чем о немецкой гороховой колбасе.
Щи из кислой капусты - холодные или горячие - составляют основное блюдо в народной пище. Если нет кислой капусты, то она заменяется кислыми квашеными бураками (борщ). Если нет ни кислой капусты, ни квашеных бураков, вообще никаких квашеных овощей, как это иногда случается летом, то щи приготовляются из свежих овощей - свекольник, лебеда, крапива, щавель - и заквашиваются кислой сывороткой или кислыми сколотинами, получаемыми при изготовлении чухонского масла. Наконец, в случае крайности щи заквашиваются особенно приготовленным сырым кислым квасом или заменяются кислой похлебкой с огуречным рассолом, квасом, сильно закисшим тестом, сухарями изкислого черного хлеба (тюря, мурцовка, кавардачок).
Случается, что косцы на отдаленных покосах летом довольствуются пресною кашицею, но отсутствие горячей кислой пищи всегда составляет большое лишение для рабочих, и они стремятся пополнить этот недостаток кислым молоком, что, однако же, не вполне удовлетворяет, потому что молоко есть легкая пища, к трудной работе не идущая, а косьба требует пищи прочной, крутой, густой.
С кислыми продуктами всегда бывает наиболее хлопот. Случайные недостатки в пище, например неудавшийся, дурно выпеченный хлеб и т.п., могут быть вознаграждены лишней порцией водки и переносятся безропотно, но отсутствие кислоты - никогда. Понятно, что эта необходимость кислоты обусловливается составом русской пищи, состоящей из растительных веществ известного рода (черный хлеб, гречневая каша). Химики знают, что кислота, входящая в состав всех вышеназванных кислых продуктов - щей, квашеных бураков, соленых огурцов, сыворотки и пр., - есть одна и та же, именно молочная кислота. Очевидно, что при известном составе народной русской пищи кислота эта и, по всей вероятности, сопровождающие ее соли существенно необходимы для питания.
Крестьяне различают пищу на прочную и легкую, с множеством градаций, конечно. Жить можно и на легкой пище, например: грибы, молоко, огородина, но для того, чтобы работать, нужно потреблять пищу прочную, а при тяжелых работах - земляные, резка, пилка, косьба, корчевка и т. п. - самую прочную, такую, чтобы, поевши, бросало на пойло, как выражаются мужики, чтобы захотелось напиться, так напиться, как пьет после сытного, прочного обеда здоровый работник, когда он приляжет губами к ведру с квасом и сразу вытянет чуть не полведра.
Прочною пищей считается такая, которая содержит много питательных, но трудно перевариваемых веществ, которая переваривается медленно, долго остается в кишке, не скоро выпоражнивается, потому что раз кишка пуста, работать тяжелую работу нельзя и необходимо опять подъесть.
Так как черный ржаной хлеб составляет главную составную часть пищи, то хлеб должен быть крут, не вадок, не тестян, хорошо выпечен, из свежей муки. На хлеб рабочий обращает главное внимание. Хороший хлеб - первое дело, но одного только хлеба для полной работы мало. Затем прочная пища должна состоять из щей с хорошей жирной солониной или соленой свининой (ветчиной - только не копченой) и гречневой каши с топленым маслом или салом. Если при этом есть стакан водки перед обедом и квас, чтобы запить эту прочную, крутую пищу, то пища будет образцовая, самая прочная, такая, при которой можно сделать maximum работы, вывезти наибольшее количество земли, нарезать наибольшее количество дров, выпилить наибольшее количество досок. С такой пищей можно перейти Альпы, перетащить через Балканы, под звуки "Дубинушки", пушки, отмахать поход в Индию.
Совершенно понятно, что нормальная пища солдат - щи и каша,- выработанная продолжительным опытом, совпадает с образцовой народной пищей, при которой можно произвести наибольшую работу. Никакие гороховые колбасы, никакие консервы не могут заменить этой простой пищи, и вся задача только в том, чтобы эта пища была хорошо приготовлена и из хороших материалов.
Ши и каша - это основные блюда. Уничтожить кашу - обед не полный, уничтожить щи - нет обеда. Разумеется, если добавить что-нибудь к такому прочному обеду, так не будет хуже. И после такого обеда артель в 20 человек с удовольствием съест на закуску жареного барана или теленка, похлебает молока с ситником28, но все это уже будет лакомство.
В постные дни солонина в щах заменяется снетком29, который кладется только для вкуса, или горячие щи заменяются холодными, то есть кислой капустой с квасом, луком и постным маслом. Коровье масло или сало в каше заменяется постным маслом. Солонины, говядины или свинины в скоромные30 щи кладется немного, так что крепкого бульона не получается - лишь бы только навару (жиру) было побольше, если говядина не жирна, то к ней прибавляют свиного сала.
Замена различных составных частей нормальной прочной пищи другими делает пищу более или менее легкой, то есть такой, которая быстрее переваривается, быстрее выпоражнивается. Но тут необходимо еще заметить, что с понятием о хорошей прочной пище соединяется еще и то, что пища имеет густую консистенцию и бросает на пойло. "У него харч хороший; едят все густое, хлеб что не переломишь, каша - балиха, кисель - ножом режь".
Я имел случай наблюдать, как питаются рабочие, работающие сдельно артелью на своих харчах при условиях, когда выгодно хорошо есть. Это были резчики дров, работавшие не у меня, но в соседнем лесу и забиравшие у меня некоторые материалы для харчей. Народ - молодцы на подбор. Работали замечательно, дров нарезали количество непомерное. На харчи денег не жалели: каждый день водка, каша, такая крутая, что едва ложкой уколупнешь, с коровьим маслом, щи жирные. Но мяса ели мало, и вот тут-то я и убедился, что работающие люди вовсе не придают значения мясу, как питательному веществу; водку, например, предпочитают мясу во всех отношениях. Но я не могу сказать, чтобы это были пьяницы. Грешный человек, я сам предпочту обед, состоящий из стакана водки, щей с салом и каши, обеду, состоящему из щей, мяса, каши, но без водки. Думаю, что со мною согласятся интеллигентные люди, служившие солдатами в последнюю войну. Желал бы слышать и возражения, только не теоретические, не немецкие, отзывающиеся колбасой гороховой.
Все время самых трудных работ проходит без мяса. Петровки31, когда производятся земляные работы - а это самое лучшее время для таких работ: сухо и день велик, - пост, да и пост-то самый неудобный, потому что даже огородина не поспела. В ильинский мясоед32 - трудное время покоса - мяса еще не поспело, бараны не выросли, скот не вполне отьелся, да и сохранить мясо, даже посоленное, в жаркое летнее время невозможно. И зимней солонины в ато время достать трудно, потому что она начинает портиться: дух пускает, червяк заводится. Потом опять пост - спасовки33, время уборки хлеба. Да еще постоянно - середа да пятница, середа да пятница.
Какое малое значение придается мясу, видно из того, что рабочий человек всегда согласится на замену мяса водкой. На это, конечно, скажут, что известно, мол, русский человек пьяница, готов продать за водку отца родного и т. п. Но позвольте, однако же, тот же рабочий человек не согласится заменить молочную. кислоту нормальной пищи водкой, не согласится заменить водкой жир или гречневую кашу.
Насколько я мог заметить, растительные азотистые вещества, в особенности азотистые вещества злаков, вполне удовлетворяют потребностям питания работающего человека и при соответственном потреблении крахмала и жира дают ему возможность произвести maximum работы. Относительно азотистых веществ гороха и бобовых ничего сказать не могу, потому что эти вещества мало потребляются рабочим людом и не входят в состав народной нормальной пищи, замечательно, однако, что азотистые вещества бобовых сравнительно дешевле азотистых веществ злаков. Впрочем, я думаю, что наши химические сведения о растительных азотистых веществах чрезвычайно неполны - осмелюсь даже сказать, что мы ничего почти не знаем, - и химики до сих пор еще предпочитают заниматься хлор-бром-нитробензолами, чем заниматься изучением состава гречневой крупы (о которой, замечу в скобках, мы ничего почти не знаем). Оно и проще, и удобнее, и выгоднее.
(Энгельгард А.Н. Из деревни. М., 1987, с. 324-337)
ПИЩА ЧУКОЧ
Животная пища. Обычной пищей оленных чукоч является оленье мясо, приморских же чукоч - "морское мясо", т.е. мясо морских млекопитающих. Надо сказать, что последнее вообще является излюбленной пищей всего чукотского народа, вероятно, потому, что оно жирнее, а также и потому, что в древнее время оно было главной пищей чукоч. Оленные чукчи имеют большую склонность к морской пище. Это даже отразилось в народных традициях. В сказании "Еленди и его сыновья" старик и его жена, рискуя безопасностью своего стада, отправляют сыновей за "морской пищей". В этом сказании после победы над врагами старик изображается сидящим в пологе и едящим китовый жир, причем капли жира стекают по обеим сторонам его губ.
Оленные чукчи, не видя долгое время китового жира, проявляют крайнюю жадность к нему и готовы платить за него какую угодно цену. В весеннее время, когда к оленным чукчам приезжают торговцы с морского берега, начинается традиционное угощение и китовый жир, равно как и мясо морских млекопитающих, предлагается каждому, как лучшее лакомство.
С другой стороны, приморские чукчи и эскимосы также высоко ценят оленье мясо и называют его "сладкой пищей оленеводов". В их фольклоре оно часто выставляется лучшим из всех видов человеческой пищи. Приморские жители, предпринимая длительные экспедиции по морю и суше в поисках пропитания, иногда торгуют оленьим мясом среди эскимосов острова св. Лаврентия и Диомидовых островов. Хотя продаваемое оленье мясо обычно бывает в весьма несвежем виде, но оно идет за дорогую цену. Обычно оно выменивается на мясо морских млекопитающих, так как одним из принципов торговли в тамошних странах является, по возможности, обмен сходными товарами. Так, материя выменивается на шкуры, сахар - на оленьи языки, готовые рубашки - на изготовленную из шкур одежду, и т. д.
Оленным чукчам, по условиям их жизни, не представляется возможность питаться рыбой в значительно количестве. Но обрусевшие туземцы живут почти исключительно рыбой. Поэтому чукчи, живя вблизи их поселений, также пользуются рыбной пищей, однако пища эта называется у них "чужой пищей".
Приморские чукчи считают рыбу неважным продовольствием, но употребляют ее, когда представляется к тому случай, равным образом на песчаных отмелях и в мелких местах собирают для питания раковины и моллюски.
Способы варки пищи. В настоящее время чукчи употребляют большую часть мяса в вареном виде. Трудно сказать, как приготовлялась пища в прежние времена. Из некоторых традиций оленных чукоч можно усмотреть, что их предки в давние времена не имели глиняных котлов и мясо тогда жарилось на больших гладких раскаленных камнях. Та же самая традиция отражается в ламутском34 фольклоре. Но такой способ приготовления пищи возможен только на лесных окраинах, где имеется достаточно топлива. На тундре и на безлесном морском берегу удобнее способ приготовления пищи, требующий наименьшего количества дров. Вероятно, у чукоч и в древнее время для приготовления пищи использовались жирники и котлы. Юкагиры и камчадалы35 применяют способ варки мяса и рыбы в сосудах из дерева или из древесной коры посредством бросания в воду раскаленных камней. Такой способ варки до сих пор применяется охотниками, не носящими с собой котлов и вынужденными поэтому прибегать к древнему способу варки. Камчадалы центральной Камчатки при добывании рыбьего жира также пользуются раскаленными камнями.
В настоящее время чукчи мало едят жареное мясо. Они едва ли даже знают, как следует прожарить его настоящим образом. Рыба и внутренности, которые иногда поджариваются вблизи костра, всегда засыпаются золой, обугливаются сверху и остаются совершенно сырыми внутри. Юкагиры и камчадалы, наоборот, всегда хорошо зажаривают мясо и рыбу, надевая их на тонкие деревянные прутики и втыкая последние в землю вблизи костра.
Сырое мясо, гниющее, падаль. Сырое мороженое мясо употребляется оленными чукчами в пищу, как и всеми соседними племенами. Северные народности считают, что сырое и сильно промороженное мясо на вкус даже приятнее вареного мяса. Печенка, почки, сердце, сухожилия ног, хрящи носа, глаза, костный мозг употребляются в сыром виде летом и зимой непосредственно после убоя животного. Кровь употребляется также в сыром виде - свежей или несколько попортившейся. К употреблению в сыром виде других частей организма животного у чукоч имеется отвращение.
Оленные чукчи, в особенности пастухи, однако, не очень разборчивы в пище. Они, например, едят личинок оленьих оводов и различные травы, которые являются неприятными на наш вкус. В исключительных случаях они едят даже ядовитые грибы и зеленый полужидкий олений помет, образующийся при питании листьями в весеннее время. Все это смешивается с травой, небольшим количеством крови или вонючей печенки и употребляется в сыром виде.
О пастухах одного племени соседи рассказывают, что они едят сырых мышей, правда, очищая их от внутренностей. Об этих же пастухах рассказывается, что в период отела, когда нет времени оттаивать и согревать воду, они пьют жидкость, истекающую от самок при телении. Подобным образом приморские чукчи и эскимосы, убив моржа в летнее время далеко в открытом море, разрезают его и для утоления жажды выжимают жидкое содержимое внутренностей.
Приморские чукчи едят еще больше сырого мяса, чем чукчи-оленеводы, так как им часто затруднительно доставать топливо. В весеннее время, когда запас дров подходит к концу, а снег еще глубок, приморским чукчам приходится питаться почти исключительно сырым мясом или китовым жиром в мороженом и немороженом виде с прибавлением в небольшом количестве сушеного мяса, которое к этому времени успеет уже наполовину испортиться и сделаться горьким на вкус. Мясо животных, павших от болезни, чукчи едят без отвращения. Например, оленные чукчи употребляют в пищу мясо оленей, павших от копытной болезни, мясо оленьих телят, погибших от голода в неблагоприятную весну и т.п. Поздней весной и ранним летом состоятельные чукотские семьи почти исключительно питаются мясом павших животных, которых в это время бывает достаточно, бросать же всякий род пищи, без крайней необходимости, считается вообще грехом. Бедные люди, не имеющие большого количества оленей, а следовательно, и большого количества падали, живут в этот период времени битым оленем.
Олени, задранные волками, также употребляются в пищу, но не так охотно, как павшие от болезни. Детям запрещается есть их мозг и сердце. В прежнее время мясо оленя, задранного волками, считалось "табу": чукчи верили, что человек, поевший его, становится легко заметным для своих врагов. В настоящее время этот древний обычай потерял свою силу, но запрещение детям есть некоторые части оленя, задранного волками, вероятно, является отголоском древнего "табу".
Хотя в замерзающем грунте не предоставляется особенно затруднительным соорудить погреба, удобные для длительного хранения пищевых запасов, однако чукчи удовлетворяются своими плохо оборудованными погребами. Поэтому в течение лета и части зимы как приморские, так и оленные чукчи питаются полугнилым мясом.
Запреты. Существуют некоторые ограничения, связанные с животной пищей. Оленные чукчи воздерживаются от мяса росомахи и черного медведя, всех видов волков и большей части хищных птиц. Большие совы тундры и их большие яйца употребляются в пищу. Оленья селезенка считается причиняющей мужское бессилие и слабость женских грудей и является запретной для молодых людей обоего пола. Такое же "табу" существует относительно языка и некоторых других частей туши жертвенного оленьего теленка.
Приморские чукчи употребляют в пищу все виды животных, включая некоторых птиц, как-то: орла и ворона. Убийство первого, по их мнению, наводит густые туманы. При нужде ими часто употребляется мясо лисиц и волков.
Растительная пища. Растительная пища различных видов употребляется как оленными, так и приморскими чукчами, хотя ими пользуются скорее как заменой в случае недостатка мяса, чем как доставляющей удовольствие переменной.
Упомянутый выше полусварившийся мох, извлеченный из желудка убитого оленя, представляет из себя мягкую зеленоватую массу, напоминающую по плотности густую кашу. Чукчи употребляют зеленую кашицу для приготовления похлебки, кипятя ее с кровью, жиром и изрезанными кишками оленя. В прежнее время такая похлебка составляла обычный завтрак оленных чукоч. Моховая каша сохранялась в большом количестве и употреблялась в течение лета. Но затем распространение чая постепенно вытеснило моховую похлебку.
Ранним летом собираются листья низкорослого березняка, возвращаются в мягкую массу, смешиваются с моховой кашей и кладутся в мешки, где смесь предается брожению. После брожения масса получает острый кислый вкус и употребляется с порченым мясом как салат, но в небольшом количестве.
Внутренняя часть древесной коры толстых корней низкорослого березняка также употребляется в пищу. О прежнем значении этого рода пищи свидетельствует пословица: "Народ начинает оживать весной, потому что корни березы начинают оттаивать". Съедобная часть коры отдирается, размельчается, смешивается со свежей или попортившийся кровью и употребляется в свежем или вареном виде - как род похлебки.
Вообще растительная пища употребляется больше женщинами и детьми, чем мужчинами. В чукотских сказаниях мужчина, живущий в одиночестве, всегда описывается охотящимся на животных и добывающим себе мясную пищу; одинокая женщина, наоборот, чаще описывается собирающей травы и корни, запасающей растительную пищу, и часто рассказывается, как она вскормила ею несколько малолетних детей.
Чукотские блюда. ............Чукотское меню не очень разнообразно. Вареное мясо является постоянным блюдом, причем лучшей частью животного считается грудинка. Голова животного съедается обычно вначале, а затем, по порядку, в направлении к задней части туши, приготовляются для стола прочие части животного. Вот немногие, более установившиеся блюда. Первым из них является ki'vlet - род похлебки, сделанной из крови, смешанной с жиром, изрезанным кишками и съедобными корнями, если они имеются под рукой. Такое кушанье варится во время больших торжеств и предлагается гостям в качестве главного угощения. Оно употребляется также для жертвоприношений. Другое блюдо изготовляется из нарезанного мяса, смешанного с жиром и съедобными корнями и сваренного с небольшим количеством воды в виде похлебки.
Мелко изрубленное мясо смешивается с жиром, иногда также со съедобными корнями, варится в воде, затем хорошенько промешивается и изготовляется в виде больших круглых шаров; в зимнее время они сильно промораживаются и составляют главную провизию путешествующего чукчи. Человек, отправляющийся в путешествие, берет с собой этот своеобразный мерзлый мясной пудинг и также мерзлые мозги. Мясной пудинг приготовляется в большом количестве для праздника общественного характера, как, например, для свадебных пиршеств. Он является обычным подарком, которым обмениваются между собой семьи жениха и невесты.
Обычная еда чукоч состоит из одной только твердой пищи. Подобно прочим народам Северо-Восточной Сибири, чукчи пьют чай сразу после обеда. Бульон употребляется впоследствии в холодном виде, для чего он часто остужается при помощи снега. По сведениям путешественников прежних времен, чукчи для утоления жажды раньше употребляли снег, но с распространением чая этот обычай исчез.
Главная еда у чукоч бывает вечером, когда все члены семьи соберутся в спальное помещение. В это время чукчи едят много и плотно. Они поедают большое количество мяса, обгладывают кости и соревнуются друг с другом в поспешности. Однако чукчи не кажутся более прожорливыми, чем их соседи.
Чукчи любят пробовать "чужеземную пищу" и даже привыкают к таким культурным приправам, как горчица и перец. Они охотно приносят в жертву сахар, хлеб и проч., полагая, что духи также любят новые виды пищи. В случае добровольной смерти человек, обрекший себя на смерть, часто выражает в качестве последнего желания желание отведать "чужеземной пищи". Умирающий убежден, что в будущем мире возле него не будет других племен, и поэтому желает воспользоваться последним случаем поесть чужеземного.
Чай, табак и проч. Народы Северо-Восточной Сибири употребляют почти исключительно прессованный, так называемый кирпичный чай. Пьют его очень крепким, черным, если имеется достаточный запас чая. Чай пьют в большом количестве три и четыре раза в день, иногда до сорока больших чашек чая в сутки. Однако такое чрезмерное употребление чая не оказывает влияния на нервную систему. Вероятно, это объясняется тем, что прессованный чай, приготовленный из негодных, по существу, листьев, смешанных с бараньей или бычачьей кровью, содержит в себе ничтожное количество алкалоидов. Европейские путешественники по Северо-Восточной Сибири, употребляя много чая, также не терпят от него вреда. Чай у туземцев Сибири считается заменяющим еду. Главное его значение, однако, заключается в согревании человека. Поэтому он считается целительным средством. Туземцы убеждены, что в летнее время, когда им приходится кочевать по сырой тундре, употребление в большом количестве горячего чая предохраняет от лихорадки и прочих простудных заболеваний.
Чукчи также пристрастны к табаку, как и прочие туземные племена Северо-Восточной Сибири. Среди чукоч найдется очень немного лиц, не употребляющих в том или ином виде табак. Даже дети трехлетнего возраста, плохо умеющие ходить, уже начинают курить. Матери дают своим грудным детям трубку, чтобы унять их крик.
Для курения употребляется преимущественно листовой табак. Он тонко нарезается обычным ножом на маленькой доске. Две части табаку крепких сортов смешиваются с одной частью дерева. Для смеси употребляется сухая тополевая или осиновая кора или молодой тальник, который скоблится и растирается между пальцами.
Недостаток табаку ощущается острее, чем недостаток пищи или чая. В этих случаях пользуются черным осадком, выскребаемым из трубок. Этот никотинный осадок даже сберегается для будущего употребления. Он считается особенно подходящим для жевания. При длительной и трудной работе он прогоняет усталость и вялость гораздо лучше, чем настоящий табак.
Опьяняющие средства. Главным одурманивающим средством, имеющимся в употреблении у чукоч, является особый вид гриба из породы мухоморов. Мухомор обычно высушивается и нанизывается по три штуки на нитку - эта доза считается средней. Некоторые из туземцев, конечно употребляют его в гораздо большем количестве для получения более сильного опьянения. Употребление мухомора часто ведет к болезни, иногда же наоборот - повторный эффект может быть очень слабым.
При употреблении гриб отрывается маленькими кусочками и постепенно, кусок за куском, пережевывается и проглатывается с небольшим количеством воды. Симптомы опьянения мухомором аналогичны симптомам, производимым опиумом и гашишем. Опьянение наступает внезапно через четверть часа или полчаса после употребления гриба. В начале его человек остается в бодрственном состоянии, но туземцы рассказывают, что если поевший мухомора сразу засыпает, то гриб производит более сильное действие и через некоторое время человек просыпается под его влиянием в резком возбуждении. Опьянение имеет четыре стадии. Первая стадия характеризуется тем, что человек чувствует себя приятно возбужденным. У него возрастает ловкость и развивается более чем нормальная телесная сила. Поэтому некоторые охотники на оленей по среднему Анадырю перед началом охоты употребляют мухомор для приобретения большой ловкости и проворства. В этой стадии опьянения человек поет и пляшет, часто разражается громкими взрывами смеха без всякой очевидной причины, вообще находится в состоянии шумной веселости. Лицо принимает темный оттенок и нервно подергивается. Глаза то сжимаются, то почти готовы выскочить из орбит. Губы то сморщиваются, и при этом оскаливются зубы, то рот раскрывается в широкую улыбку.
Во второй стадии опьянения человек слышит странные голоса, приказывающие ему совершить более или менее несообразные действия. Он видит духов-мухоморов и разговаривает с ними. Однако он все еще осознает окружающие предметы, и когда с ним разговаривают, он в состоянии отвечать. Все предметы кажутся ему в увеличенном виде. Так, например, когда он входит в помещение и намеревается переступить порог, то чрезвычайно высоко поднимает ноги. Ручка ножа кажется ему настолько большой, что он хватает ее обеими руками.
Духи-мухоморы по внешнему виду считаются похожими на действительные грибы, и одурманенный стремится подражать им. Бывали случаи, что одурманенный внезапно схватывал небольшой узкий мешок и изо всех сил пытался натянуть его на свою голову и прорвать головой днище мешка, подражая, очевидно, мухомору, который своим ростом разрывает земную поверхность. Один пьяный мухомором ходил кругом со втянутой шеей и уверял каждого, что он не имеет головы; он становился на колени и быстро двигался, размахивая руками. Это делалось в подражание духам-мухоморам, относительно которых существует убеждение, что они не имеют шеи и ног, у них прямые цилиндрические тела, быстро вращающиеся.
Духи-мухоморы любят выкидывать шутки с людьми, находящимися под их влиянием. Прежде всего они требуют почтения к себе или к окружающим предметам: холмам, реке, месяцу и проч. Затем они показывают некоторые предметы в ложном виде. На вопрос, почему происходит такая странная перемена, духи отвечают, что это угроза смерти в случае, если человек не выразит требуемого почитания. Представьте себе человека, одурманенного мухомором. Он находится в таком состоянии, что может еще осмысленно разговаривать с окружающими. Но вот он неожиданно бросается в сторону, падает на колени и восклицает: "О, холмы, как вы поживаете, будьте здоровы". Затем вскакивает и, глядя на полную луну, спрашивает: "Луна, почему ты так быстро убываешь?" В ответ получает совет духа сделать один неприличный жест. Исполнив это, он внезапно приходит в нормальное состояние и смеется над своими глупыми действиями.
В третьей стадии опьянения мухомором человек находится в бессознательном отношении к окружающему, но еще активен, ходит, кружится по земле, что-то бормочет и ломает то, что попадает ему под руку. В этом периоде наркоза духи водят его по разным мирам, показывают ему странные видения и умерших людей. Затем наступает тяжелый сон, продолжающийся в течение нескольких часов. Во время этого сна спящего невозможно разбудить.
Насколько сильно наркоман чувствует над собой власть духов, показывает случай, когда одному одурманенному было приказано духами лежать среди своей собачье упряжки. И несмотря на то, что его собаки чуть не растерзали, его никак нельзя было заставить сойти с места. Так он оставался всю ночь.
По пробуждении наступает общая слабость и тяжелая головная боль, сопровождаемая тошнотой и часто жестокой рвотой. Состояние опьянения может быть возобновлено посредством одного только гриба. Таким способом закоренелые наркоманы поддерживают состояние опьянения день за днем.
Страсть к спирту у чукоч так же сильна, как и у всех прочих обитателей области. Едва ли теперь найдутся места, где бы не знали употребления алкоголя, и с большим трудом среди чукоч можно отыскать взрослого мужчину или женщину, воздерживающихся от спиртных напитков. Молодежи представляется меньше случаев к употреблению спиртного. При угощении они уступают водку старшим, а сами только смачивают губы в жидкости, чтобы показать свое участие в общем угощении. Одна капля напитка считается для них приятным угощением и придает им веселость. Чукчи не одобряют алкоголя, сильно разбавленного водой. Они в состоянии пить по одному большому стакану 95-градусного спирта, одна капля которого у непривычного человека на несколько минут обжигает губы. При случае они употребляют также неразведенный и неочищенный спирт.
ПИЩА ЭВЕНКОВ
Питание производилось регулярно 4 раза в день через точные промежутки времени. Первые две трапезы были легкими, вторые две - более основательными. Регулярность в питании нарушалась только во время перекочевок и на охоте.
Прежде принимали пищу у костра. Позже этот обычай сохранялся только как ритуальный. Перед едой пили чай или кипяченую воду с каким-либо суррогатом чая. Любой подошедший к началу трапезы мог участвовать в ней наравне с остальными. Разнообразие пищи определялось сезонами. Весной, в марте-апреле, преобладало мясо парнокопытных и медведей, чередовавшееся с небольшим количеством дичи. В мае-июне иногда добывали рыбу, а с половины июля к мясному или рыбному питанию добавлялись свежие ягоды. С начала сентября количество мяса увеличивалось и к нему добавлялся кедровый орех. В октябре-ноябре основным питанием служила боровая дичь, чередовавшаяся с мясом парнокопытных и медведей, изредка - с рыбой. Только в декабре-январе основой питания становились сухие запасы мяса и рыбы. Все эвенки предпочитали мясо диких мясу домашних оленей.
О той роли, которую играли мясные животные в питании эвенков, говорит и веками разработанная анатомическая терминология. Любопытны наши наблюдения, произведенные в экспедициях 20-х годов: вместо приветствия "Здравствуй" спрашивали: "Что ел?", "Кого убил?" Любой эвенк на вопрос: "Что ты ел?", - отвечал названием части туши животного, а не словом "мясо".
Основными способами приготовления мясной пищи у всех эвенков были варка в воде без приправ с очень незначительным количеством соли и обжаривание без соли на рожне. Варили недолго, чтобы вареное мясо сохраняло сок и аромат. Обжаривали мелкие куски также не до конца, при этом в зависимости от сорта мяса рожны ставили на разном расстоянии от огня. Мелкую дичь и мозги обжаривали на рогульках, сделанных на конце палочки. Лакомыми частями мяса считались головной мозг, мясо из-под спинных сухожилий или с задних частей, язык и почки. Языки, если их было много, предварительно коптили. Вареное мясо ели запивая бульоном, разлитым по чашкам. Провяленное в течение 3 - 5 дней мясо обжаривали на вертеле или, раздробив, смешивали с голубицей. Это блюдо называлось кулнин. Вяленое на солнце в течение 2 - 3 дней мясо слегка подкапчивали над очагом и ели, смешав с брусникой.
Собранную в пузыре кровь долго не хранили, при варке мяса ее подливали в бульон, одновременно взбалтывая. Получался белый густой суп. Летом в него добавляли голубицу и молоко. Некоторые обжаривали желудок, наполненный кровью.
Оленье молоко обычно пили с чаем и заливали им мучную кашу, размятые ягоды. Если же молока было много, восточные эвенки ставили в котел с кипящей водой посуду с молоком и варили последнее до загустения. Загустевшее молоко ели с хлебом. Некоторые из эвенков сбивали молоко в бутылке для получения масла.
(Василевич Г.М. Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII - начало ХХ века). Л., 1969, с.122-125)
ОДЕЖДА И АТРИБУТЫ ШАМАНА
<< Пред. стр. 1 (из 5) След. >>
Список литературы по разделу