<< Пред. стр. 8 (из 10) След. >>
Список литературы по разделу
В Китае подобный конфликт привел к настоящему разгрому административного аппарата в ходе "культурной революции". Мао Цзедун полагал, что самая страшная опасность для социализма ис-
Бюрократия 323
ходит от бюрократов - "стоящих у власти, идущих по капиталистическому пути". Продолжавшаяся в течение нескольких лет анархия поставила страну на грань катастрофы. Мао, к тому времени уже расправившийся с наиболее опасными политическими конкурентами, дал обратный ход. После смерти "великого кормчего" его преемники объявили своей целью модернизацию, и хотя "красные" по-прежнему заправляют в Пекине, режим относится к "экспертам" куда более терпимо, чем раньше.
Контроль над бюрократией
Изучение бюрократии привело уже М. Вебера к выводу о том, что система правил и инструкций и иерархическая структура в организации бюрократии таят в себе семена ее перерождения. По мере формального совершенствования бюрократии происходит все нарастающее подавление индивидуальности, утрата личностного начала. Приученные к определенному способу приложения своих знаний, к рутине и шаблону, чиновники оказываются беспомощными, когда сталкиваются с реальными проблемами общественной жизни, не поддающимися решению на основе предписанных правил. Предоставленный самому себе, административный аппарат начинает проявлять свои худшие стороны - негибкость, неэффективность, манию секретности. Расцветает коррупция. Весьма яркое и впечатляющее описание пороков бюрократизма принадлежит перу К. Маркса ("К критике гегелевской философии права. Введение"). В США популярно высказывание: "Государственный служащий - государственный для простых людей, а служащий дьявола".
Как обеспечить ответственность бюрократии перед политическим руководством? Ответить на этот вопрос становится все сложнее. Во-первых, постоянно расширяется круг проблем, поддающихся административным решениям и нуждающихся в них. Исполнительная власть дает лишь общие директивы, но не вникает в частности, оставляя их на усмотрение бюрократов. Когда таких частностей становится слишком много, они превращаются в большую политику. Во-вторых, политики приходят и уходят, а бюрократы остаются. На их стороне - несомненное преимущество постоянной, устойчивой организации. Но сложность задачи контроля над бюрократией не означает, что этот вопрос нет смысла и поднимать.
324
Невыборные власти
Различают формальные и неформальные способы контроля над бюрократией, а внутри второй категории - внешние и внутренние (табл. 31). В условиях либеральной демократии основная тяжесть контроля над бюрократией ложится на исполнительную власть во главе с президентами и премьер-министрами. Уровень и эффективность контроля определяются тремя основными факторами: удельным весом политических назначенцев на административные роли; нормами ответственности за принятые решения; использованием министерских советников. Эти факторы заслуживают того, чтобы их рассмотреть более подробно.
Таблица 31
Способы контроля над бюрократией
Формальные
Неформальные
внешние
внутренние
Политическое руководство со стороны министров
Средства массовой информации
Профессиональные стандарты
Министерские советники
Общественное мнение
Корпоративная этика
Парламентский контроль
Заинтересованные группы
Контроль со стороны вышестоящих чиновников
Судебный контроль
Общественный контроль
Удельный вес политических назначенцев на административные роли сильно колеблется от одной либеральной демократии к другой. В Великобритании лишь министры назначаются политиками (премьер-министрами), а остальные работники администрации - даже самые выскокопоставленные - профессиональные бюрократы. В принципе, то же самое наблюдается в ФРГ, но здесь на самые ответственные административные позиции всегда попадают чиновники, чьи политические симпатии близки правящей партии. В Италии тенденция к политизации аппарата управления проявилась наибо-
Бюрократия 325
лее ярко. Человек, критически относившийся к христианским демократам, до недавнего времени редко поднимался там выше среднего звена бюрократии. Некоторые ведомства контролировались даже не ХДП в целом, а ее отдельными фракциями.
Точно так же различаются нормы ответственности за принятые решения. В Великобритании, которая и тут представляет собой "предельный случай", вся ответственность возлагается на министров. При том, что министров - 24 человека, а чиновников - более полумиллиона, эту норму нельзя признать реалистической. Она не способствует и эффективной работе администрации: пользуясь статусом анонимных слуг короны, чиновники используют свою вполне реальную власть, не опасаясь понести ответственность за ошибки. В других либеральных демократиях такой подход не прижился. Например, в ФРГ норма индивидуальной ответственности каждого бюрократа очень велика. Правда, это имеет свой минус: политики получают возможность списывать свои ошибки и невыполнение предвыборных обещаний на "нерадивых администраторов". Золотую середину между этими двумя нормами найти очень трудно.
Использование министерских советников как мера контроля над бюрократией получило свое наиболее полное выражение в США. Исполнительный офис Белого дома представляет собой настоящую контрбюрократию, которая, как показал уотергейтский скандал, сама нуждается в контроле извне. Во Франции каждый министр формирует свой маленький "кабинет", состоящий из 15-20 человек (в основном - опытных администраторов), главная задача которых - помогать шефу управляться с административным штатом. "Кабинет" ведет постоянную позиционную войну с бюрократией, заставляя ее отвечать за свои действия. Недостатки такой системы коренятся в ее неформальном характере. Ее критики отмечают, что, не имея строго определенных полномочий, члены "кабинетов" вмешиваются во все дела и исподтишка узурпируют как политическую, так и административную власть. Не лучшей стороной министерских советников является и то, что, окружая политического руководителя, они навязывают ему свои бюрократические подходы и нормы поведения. В Великобритании в 70-х гг. некоторые министры экспериментировали с "кабинетами" по французскому образцу, но это так и не превратилось в систему.
326 Невыборные власти
Другие способы контроля над бюрократией менее эффективны. Парламенты и судебная власть могут наказывать чиновников, совершивших ошибки и злоупотребления, но очень редко способны провести эффективное расследование. Понимание этого побудило ввести в некоторых странах специальные должности для бюрократов, профессионально занимающихся борьбой со своими собратьями и разоблачающих их проделки. Эта система контроля хорошо зарекомендовала себя в Норвегии и Швеции (для ее обозначения и используется норвежское слово "омбундсман"). Однако классическая бюрократия чрезвычайно болезненно относится ко всем попыткам выставить на общее обозрение "священнодействие" административного процесса. Правда, бюрократам пришлось смириться с фактом постоянного давления со стороны заинтересованных групп и средств массовой информации.
Не последнюю роль в контроле над бюрократией отводят внутренним способам. М. Вебер придавал профессиональным нормам компетентности, ответственности и корпоративному духу административных работников первоочередное значение. Чиновников, допустивших серьезные ошибки, должны наказывать их вышестоящие коллеги. В ФРГ, Франции и других странах такой подход по-прежнему силен. К сожалению, практика показывает, что полагаться на сознательность бюрократов можно только до известного предела. Похоже, С. Файнер был прав, когда назвал совесть человека его главным сообщником.
Армия
Армия во многих отношениях похожа на бюрократию: она тоже представляет собой замкнутую, иерархически организованную корпорацию государственных служащих. Точно так же как бюрократия, армия нуждается в политическом контроле: офицеры и генералы далеко не всегда правят, но у них всегда есть оружие, которое они могут использовать для захвата власти. Предотвратить такую перспективу - важнейшая задача политиков во всех без исключения формах правления. Это касается даже военных режимов, которые испытывают постоянную угрозу со стороны конкурирующих групп внутри вооруженных сил.
Эрик Нордлингер выделяет три модели гражданского контроля над армией - традиционную, либеральную и интеграционную. Пер-
Армия 327
вал базируется на единстве основных ценностей властвующей и военной элит. Собственно говоря, само разделение между ними в данном случае можно провести только аналитически. В европейских абсолютных монархиях XVII-XVIII вв. одни и те же люди блистали при дворе и командовали войсками на полях брани. Аристократам не было нужды захватывать власть, опираясь на грубую силу, - они и так имели ее достаточно. Военные заговоры (которые не были редкостью, например, в России) могли привести к смене монарха, но никогда - к смене режима. Формы правления, более модернизированные, чем традиционный режим и соревновательная олигархия, уже не могли использовать эту эффективную модель контроля над армией.
В Западной Европе традиционная модель уступила место либеральной. Ее основание - жесткое ограничение полномочий властвующей и военной элит по отношению друг к другу. В обществе достигнут консенсус по поводу того, что политика - не занятие для военных. В обмен на невмешательство в государственные дела политическое руководство гарантирует вооруженным силам автономию, воздает должное их профессиональной чести (что выражается по-разному - от установления высоких окладов офицерам и генералам до награждения их орденами) и компетентности во всех вопросах, касающихся национальной безопасности.
Эта модель не исключает довольно активной роли военных в процессе принятия решений. В США Пентагон рассматривается как самая мощная из институциональных заинтересованных групп. Высшее армейское руководство извлекает немало политических выгод из взаимодействия с комитетами Конгресса, участия в Совете национальной безопасности и непосредственных контактов со средствами массовой коммуникации. Позиции армии тем более сильны, что ее естественным союзником является военно-промышленный комплекс. Следует, однако, подчеркнуть, что в целом политическая активность Пентагона протекает в рамках закона и, стало быть, не противоречит либеральной модели.
Интеграционная модель была "изобретена" почти одновременно в Советской России и в Мексике. Ее используют все эгалитарно-авторитарные и некоторые популистские режимы. Суть этой модели лучше всего выразил Мао Цзедун в своем известном высказывании: "Винтовка рождает власть. Но наш принцип состоит в том, что
328 Невыборные власти
партия направляет винтовку, а винтовка не должна направлять партию". Народно-освободительная армия Китая (НОАК) выросла из коммунистических партизанских отрядов: ее руководство с самого начала совпадало с партийным. Поэтому НОАК активно участвовала во всех политических катаклизмах, потрясших страну в 60-х и 70-х гг., а ее вождь Линь Бяо был одно время официальным преемником "великого кормчего". В течение какого-то времени фактический руководитель китайского государства возглавлял Центральный военный совет, даже не будучи формальным руководителем партии.
Главным недостатком интеграционной модели является то, что она не обеспечивает профессионализма высшего военного руководства. Так, СССР в конце 70-х гг. был втянут в бесперспективную войну в Афганистане не в последнюю очередь по вине Д. Устинова - опытного номенклатурного работника, не обладавшего, однако, никакими воинскими доблестями. Это не мешало военным руководителям быть мощной институциональной группой, "с подачи" которой военные расходы в СССР достигли фантастических (учитывая реальные возможности страны) размеров.
Если ни одна из этих моделей контроля не срабатывает, военный переворот становится почти неизбежным. Это особенно касается слаборазвитых стран, где произвол армии не сдерживается ни устоявшимися и прочными государственными институтами, ни политической культурой. Между 1945 и 1976 гг. военные перевороты произошли в половине из 18 стран Азии. Та же судьба постигла большинство африканских стран. В Латинской Америке ее избежали после 1945 г. только две страны - Мексика (где армия политизирована) и Коста-Рика (где ее нет вообще). Общая характеристика военному правлению дана в гл. 3. Здесь же остановимся на военном перевороте как таковом. Военный переворот в "третьем мире" выступает как один из основных механизмов передачи власти. Он не всегда приводит к военному режиму: иногда офицеры и генералы передают власть гражданским политикам. Но, с точки зрения организации, все успешные перевороты похожи друг на друга, как, перефразируя Л. Толстого, похожи друг на друга все счастливые семьи. Английский политолог Э. Латтуэк составил своего рода список рекомендаций, которыми должен руководствоваться амбициозный офицер, чтобы захватить власть. По мнению ученого, самая опасная фаза - это планирование
Армия 329
переворота. Нужно привлечь на свою сторону достаточно много людей, занимающих ответственные посты, и в то же время не раскрыть тайну заговора. Не поднимая шума, необходимо сосредоточить вокруг столицы лояльные заговорщикам воинские части; постараться скомпрометировать власть имущих и устранить тех, кто может оказать сопротивление; манипулируя политическими группировками и средствами массовой информации, создать вокруг правительства атмосферу недовольства и отчуждения.
Фаза планирования должна быть короткой, но эффективной. Следующий за ней переворот включает такие мероприятия, как обязательный захват резиденции президента, премьер-министра или монарха; арест всех членов политического руководства (во время одной из попыток переворота в Габоне сбежал лишь один министр, но он обратился за помощью к Франции, и вся операция пошла насмарку); закрытие столичного аэропорта; блокировка автодорог, ведущих к столице; перекрытие всех линий связи; военное присутствие во всех общественных зданиях и учреждениях; изоляция возможных критиков нового режима; захват радио и телецентров. Когда все это проделано, можно обращаться к народу с разъяснением целей переворота. Латтуэк выделяет несколько стилей таких обращений - от мессианского ("буржуазия упраздняется... занялась заря эры равенства всех граждан", - Ж.-Б. Бокасса, Центральноафри-канская республика, 1966 г.) до прагматического ("Нкрума правил страной так, словно это его частная собственность... Через несколько дней будет объявлен комплекс мер, необходимых для исправления положения", - Совет национального освобождения Ганы, 1966г.). Ученый подчеркивает, что к составлению деклараций нельзя относиться безответственно. Ведь это первый и в известном смысле решающий шаг к легитимации нового режима, т. е. к решению проблемы, которая становится камнем преткновения для очень многих военных диктатур.
Для характеристики любого военного переворота очень важно понять мотивы его организаторов. В связи с этим представляет интерес классификация, предложенная С. Файнером. Политолог выделяет пять разновидностей - национальные, классовые, институциональные, этнические и личные. В отдельных случаях эти мотивы могут переплетаться между собой, но бывает и так, что явно преобладает какой-то один из них.
330 Невыборные власти
Говорить о национальных мотивах переворота можно тогда, когда его участники исходят из собственного понимания общенациональных интересов. Более подробно о способах такого понимания было сказано в третьей главе (на примерах регулирующих, корректирующих и программных режимов). Не так уж редки и классовые мотивы. До середины нынешнего столетия армия в Латинской Америке часто выступала как союзница среднего класса в его борьбе против землевладельческой олигархии. В 1973 г. эта классовая ориентация офицерского корпуса получила подтверждение в Чили, но на сей раз - против экономически непривилегированных слоев населения, составлявших опору правительства С. Альенде. Напротив, в Африке и на Ближнем Востоке военные нередко мотивировали свои действия заботой об интересах трудящихся (Египет, Ирак, Сирия, Конго, Бенин, Буркина-Фасо, Мадагаскар, Эфиопия и т. д.). Объясняется это просто: в отличие от Латинской Америки на Востоке профессия офицера не очень престижна. Поэтому среди кадровых военных немало выходцев из социальных низов, болезненно воспринимающих неравенство и стремящихся положить ему конец.
В странах с низким уровнем социально-экономического развития особое значение приобретают этнические мотивы переворотов. Военные режимы в Африке всегда выступают от имени нации, но при ближайшем рассмотрении можно обнаружить, что в составе комитетов "освобождения" и "спасения" подозрительно много соплеменников, родственников и т. д. Даже в относительно развитой Сирии правят то генералы - алавиты, то генералы - шииты. Институциональные мотивы становятся ведущими тогда, когда вся армия оказывается под угрозой со стороны режима. Объявив о своем намерении политизировать армию, президент Индонезии Сукар-но положил конец собственной карьере. Президент Бусиа в Гане поплатился властью за то, что призвал к порядку ведших безобразно разгульный образ жизни военных (между прочим, это были те самые военачальники, которые тремя годами ранее обвиняли Нкру-му в расхищении богатств страны). Что касается личных мотивов переворотов, то они понятны - это страсть к власти и (или) к наживе. В течение многих лет главнокомандующий Иди Амин в Уганде завидовал премьер-министру Оботе. Дело кончилось тем, что Обо-те был свергнут. Так была установлена одна из жесточайших в мировой истории диктатур, вовлекшая страну в кровавый хаос.
Судебная власть 3 31
В развивающихся странах армия - не только один из немногих устойчивых социальных институтов, но и уникальный канал продвижения по ступеням общественной иерархии. В Нигерии, Бразилии и Египте амбициозный молодой человек, мечтающий о богатстве, престиже и власти, но не имеющий ни денег, ни связей, чаще всего поступает в военное училище. Каждый солдат носит в своем ранце президентский "паркер". Стоит ли удивляться, что военные режимы сменяют друг друга, как в калейдоскопе? Устойчивый социальный статус офицерского корпуса - главное условие либеральной модели контроля над армией - ныне является реальностью лишь в индустриально развитых странах.
Судебная власть
Уже создатели "протективной" модели демократии настаивали на независимости суда от вмешательства со стороны политиков. Ныне это конституционная норма всех либеральных демократий. Но нельзя сказать, что между юриспруденцией и политикой нет ничего общего. Применяя законы, судьи по необходимости интерпретируют их, наполняя реальным смыслом. Это составляет основу их политического влияния.
Независимость судей в условиях либеральной демократии обеспечивается механизмами их избрания или назначения. Главные способы: выборы судей всеобщим голосованием (некоторые из североамериканских штатов); выборы парламентом (в большинстве стран Латинской Америки); назначение главой исполнительной власти (Великобритания); кооптация (Италия, Турция). При условии "хорошего поведения" судьи сохраняют свое положение пожизненно. Эта норма соблюдается настолько строго, что в Италии и ФРГ составы судов не обновлялись даже после ликвидации авторитарно-инэгалитарных режимов. В формировании судебной власти нет обратного хода: орган, определивший ее структуру, уже не может ее изменить. Это и составляет основу независимости судов.
Но независимость, конечно, не означает нейтральность. Как и прочие люди, судьи являются носителями определенных социальных норм и ценностей. С этой точки зрения, не лишен смысла тот факт, что во всех либеральных демократиях судьи в подавляющем большинстве являются выходцами из привилегированных слоев - сред-
332 Невыборные власти
него или даже "высшего среднего" класса. Показано, что, например, в Великобритании для судей характерны весьма консервативные взгляды, отрицательное отношение к профсоюзам и положительное - к частной собственности. Конечно, непосредственно выводить политические пристрастия из социального происхождения - методика слишком простая, чтобы быть верной. Одним из самых ярых защитников обездоленных меньшинств Америки в 50-60-х гг. был председатель Верховного Суда Э. Уоррен - стопроцентный белый англо-саксонский протестант, из богатой семьи, славившейся своим консерватизмом. Говорят, далекий от либерализма президент Эйзенхауэр рассматривал назначение Уоррена как одну из самых жестоких ошибок своей жизни. Однако ситуация с Уорреном - исключение из общего правила. А оно состоит в том, что большинство судей в либеральных демократиях - носители консервативных установок. Существует мнение, что это не только неизбежно, но и желательно - ведь судебная власть должна быть стабилизирующей силой, хранительницей устоявшихся ценностей.
В некоторых странах судебная власть облечена специальными полномочиями по охране конституционного строя. Прежде всего это означает монополию судебной власти на интерпретацию основного закона в конфликтных ситуациях. Имеются в виду как конфликты между гражданами и государством по поводу основных свобод, так и споры между отдельными институтами (в том числе в федерациях, между центром и местами). Кроме того, суды выносят решения по поводу конституционности новых законодательных актов.
Самым могущественным в мире является Верховный Суд США Один американский деятель заметил: "Мы живем по конституции. Но конституция - это то, что говорят судьи". Задачи Верховного Суда - защита индивидуальных прав граждан, контроль над законодательством и исполнительной властью. Например, судьба президента Никсона была решена, когда высшая судебная инстанция потребовала от него представить записи конфиденциальных разговоров по уотергейтскому делу. В 2000 г. именно судебное решение определило окончательные итоги президентских выборов. Верховный Суд располагает настолько большим авторитетом, что позволяет себе в некоторых случаях не следовать прецедентам. Это позволяет ему адаптировать конституцию к новым ситуациям в стране и мире. В период "Нового курса" Верховный Суд США признал
Судебная власть 333
право исполнительной власти регулировать социальную и экономическую жизнь нации не противоречащим конституции. Понятно, что при решении таких сложных вопросов судебная власть прислушивается к общественному мнению.
Во многих федерациях судебная власть помогает отстоять конституционные права отдельных земель против централизаторских тенденций. Так, Верховный Суд Канады в конфликтах между Оттавой и провинциями почти всегда - на стороне последних. То же самое происходит в Австралии, Швейцарии и ФРГ. В Индии, где правительства Индийского национального конгресса часто нарушали права штатов, их последним защитником обычно оказывался Верховный Суд.
Крупнейший специалист по судебной власти Мауро Каппеллет-ти выделяет две модели использования ее полномочий по охране конституционного строя. Первая из них - децентрализованная - применяется в тех странах, где эти полномочия придаются судебной власти в целом. Любой суд вправе принять решение о неконституционности того или иного акта (естественно, последней инстанцией при этом оказывается верховный суд страны). Эта модель реализована в США и во многих других либеральных демократиях. Централизованная модель была впервые учреждена в Австрии, где она просуществовала до падения Первой республики в 1933 г. Суть централизованной модели - в том, что полномочия по охране конституционного строя полностью возлагаются на специализированное судебное присутствие, выведенное за рамки системы судебной власти и не разбирающее никаких дел, кроме имеющих конституционный аспект. Такие присутствия - конституционные суды -были созданы после второй мировой войны в Германии и Италии. Централизованная модель использования конституционных полномочий судебной власти предусмотрена и действующей конституцией России.
В условиях либеральной демократии судебная власть играет ведущую роль в поддержании стабильного конституционного порядка. Понятно, что такая функция является совершенно излишней в условиях авторитарного режима. Вот почему, например, эгалитарно-авторитарные режимы не знали и не знают независимой судебной власти. В большинстве развивающихся стран судьи служат объектом манипуляций и запугивания со стороны исполнительной власти. Можно утверждать, что судебная власть в собственном смысле
334 Невыборные власти
слова - атрибут и признак либеральной демократии. Как заметил К. Фридрих, правительство, действующее по закону и повинующееся закону, должно быть в значительной мере правительством судей.
Средства массовой коммуникации и политика
Политическое значение средств массовой коммуникации в современном мире очевидно, и его уже не могут игнорировать даже немногие сохранившиеся традиционные режимы. Что касается либеральной демократии, то ее история тесно переплетена с историей прессы. Газеты очень рано стали инструментом партийной политики и активно использовались в пропагандистских целях уже в прошлом столетии. Та же участь постигла в дальнейшем телевидение, радио, кино и так называемые электронные средства коммуникации. Однако если сам факт связи между средствами массовой коммуникации и политикой не подлежит сомнению, то интерпретировать его можно по-разному в зависимости от используемых исследователем теоретических рамок. Вот почему необходимо остановиться на трех теориях, которые сегодня доминируют в "науке о коммуникациях", - теории массового общества, марксизме и структурном функционализме. Разумеется, они будут нас интересовать лишь в той мере, в какой они затрагивают "четвертую власть", описывают и объясняют ее.
Теория массового общества возникла позднее марксизма, но мы не случайно выносим ее на первое место. Дело в том, что именно эта теория положила начало интерпретации прессы как самостоятельного и весьма важного фактора распределения власти в обществе. "Массовой" именуют социальную структуру, в которой человек нивелируется, становясь безликим "винтиком" неподвластного ему механизма. Оценивается такое положение по-разному. В рамках радикальной версии теории массового общества оно рассматривается как выражение громадной концентрации власти в руках правящих элит, цинично эксплуатирующих культурные запросы масс, делающих унификацию и стандартизацию личности средством ее порабощения (Карл Маннгейм, Дэвид Рисмен, Чарлз Райт Миллс). Напротив, Эдуард Шилз подчеркивает положительную роль интеграции масс в систему "массового общества": при этом они усваивают нормы и ценности, создаваемые элитой, и общество движется по
Средства массовой коммуникации и политика 335
пути преодоления социальных антагонизмов. Однако и радикальные и "умеренные" представители теории массового общества исходят из того, что главным агентом его становления выступают средства массовой коммуникации. Именно они предоставляют людям видение их собственного места в обществе, средства развлечения и отвлечения от проблем, в совокупности составляющие массовую культуру. Массовой эта культура является как по способу производства (который описывается по аналогии с поточно-конвейерной индустрией), так и по характеру потребления (ее потребитель - это "все люди", независимо от страны проживания, в предельном случае - все человечество). Поскольку же средства производства массовой культуры находятся под контролем политических и экономических элит и служат их интересам, в принципе не приходится ждать от них критического подхода к реальности. Подлинная задача массовой коммуникации - приспосабливать членов общества к выполнению запросов элиты.
Классическому марксизму такое повышенное внимание к средствам массовой коммуникации вовсе не было свойственно по вполне понятной причине: при жизни Маркса их политическое значение еще только намечалось. В принципе, однако, ничто не мешает рассматривать их как средства производства, находящиеся в собственности буржуазии и служащие как извлечению прибыли (коммерческая пресса), так и идеологическому контролю над трудящимися путем навязывания им определенного комплекса представлений. Первый аспект сегодня довольно активно разрабатывается в рамках так называемой политэкономической теории средств массовой коммуникации. Поскольку представители этой теории сознательно концентрируют внимание на экономической стороне дела и отвлекаются, насколько это возможно, от политики, мы не будем останавливаться на анализе их взглядов. Что касается второго аспекта, то в его разработку внесли особый вклад ученые, принадлежавшие к Франкфуртской школе, и их последователи. В 1944 г. в США вышла в свет "Диалектика просвещения" Теодора Адорно и Макса Хорк-хаймера, через восприятие которой во многом сформировалась современная социология средств массовой коммуникации. Центральное понятие этой книги - индустрия культуры - стало ныне общепринятым и употребляется исследователями, весьма далекими от марксизма. Тем важнее подчеркнуть, что основной вопрос, кото-
336 Невыборные власти
рый поставили перед собой Адорно и Хоркхаймер, состоял в следующем: "Почему на Западе так и не произошла социальная революция, предсказанная Марксом?" Основную причину провала марк-сова проекта авторы усмотрели в происходящем на этапе "позднего капитализма" изменении характера надстройки, которая обособляется от базисных экономических процессов настолько, что обретает способность повернуть их вспять. Рабочий класс был ассимилирован системой путем подчинения господствующей идеологии, и ведущую роль в этом сыграла как раз индустрия культуры. Для понимания роли термина в последующих исследованиях массовой коммуникации очень важна обнаруженная его авторами типологическая общность массы как пассивного, глубоко безвольного и беспредельно лояльного продукта социального строя "позднего капитализма". Это - совокупность самодовольно-ограниченных, но в действительности легко манипулируемых агентов массовой потребительской культуры (надо заметить, что на позиции авторов сказался как опыт их знакомства с американским коммерческим "мас-культом", так и наблюдения за формированием нацистского режима в Германии). "Индустрия культуры, - отмечают Адорно и Хоркхаймер,- это преднамеренное объединение ее потребителей сверху". Соответственно средства массовой коммуникации предстают как главный механизм классового господства и подчинения в современных условиях.
В отличие от предыдущих теорий структурный функционализм с самого начала претендовал на беспристрастное видение средств массовой коммуникации как вещи нейтральной самой по себе, которая может быть использована и на благо человека, и во зло ему. В 1948 г. Гарольд Лассуэлл сформулировал вопрос, по мере ответа на который становится ясным структурно-функционалистское понимание средств массовой коммуникации: "Кто говорит - что сообщает - по какому каналу - кому - с каким эффектом?" В соответствии с этой формулировкой как отдельные объекты изучения выделяются: коммуникатор (т. е. инстанция, организующая и контролирующая процесс массовой коммуникации); сообщения как таковые; технические средства; аудитория, ее количественно описываемые социальные и социально-психологические характеристики; результаты - изменения в сознании аудитории. Такова структура средств массовой коммуникации. Кроме того, им приписывают оп-
Средства массовой коммуникации и политика 337
ределенные функции. Уже из перечисления этих функций (по Дэни-су Макквейлу) ясно, что большинство из них носит политически релевантный характер:
1) информационная: информирование о событиях и существую
щих условиях в стране и мире; обозначение существующих отноше
ний власти;
2) корреляционная: объяснение и интерпретация информацион
ных сообщений; обеспечение поддержки существующим властям и
господствующим нормам; социализация; координация усилий от
дельных социальных субъектов; достижение консенсуса; фиксация
социальных статусов и приоритетов;
3) континуитивная: трансляция доминирующей культуры; под
держание общности социальных ценностей;
4) развлекательная: обеспечение средств расслабления; смягче
ние социальной напряженности:
5) мобилизационная: проведение кампаний в поддержку тех или
иных действий в областях политики (в том числе внешней), эконо
мики, труда и иногда религии.
Внимательный анализ этих функций показывает, что в действительности между подходами Адорно - Хоркхаймера и Лассуэлла много общего. И Франкфуртская школа, и структурный функционализм делают акцент на активной вовлеченности средств массовой коммуникации в поддержание существующего социального и политического порядка. И хотя оценивается это по-разному, обе теории вполне сходятся в характеристике средств массовой коммуникации как преимущественно консервативного социального института. Надо заметить, что, наряду с кризисом парламентаризма, усилением политической исполнительной власти и бюрократии, неокорпоратизмом и распадом массовых политических партий, рост политического влияния средств массовой коммуникации рассматривается как угрожающий симптом кризиса либеральной демократии в целом. Партийная пресса, в XIX-начале XX в. послужившая важным инструментом социальных изменений, почти повсеместно прекратила свое существование. Критики утверждают, что современные коммерческие газеты, радио и телевидение, во время предвыборных кампаний "продающие" политиков как товар, способствуют лишь стагнации, отвлекая граждан от действительно серьезных проблем.
338 Невыборные власти
Однако не хотелось бы заканчивать разговор о средствах массовой коммуникации на такой пессимистической ноте. Верно то, что, до тех пор пока они находятся под жестким контролем носителей политической и экономической власти, свобода слова остается в значительной мере фикцией. Но верно и то, что пока ее необходимость признается обществом, всегда сохраняется надежда на ее осуществление. Как ни странно, именно техническое развитие "позднего капитализма" в его цитадели - США - придало этой надежде новый импульс. Компьютерный набор сделал издание газеты или журнала доступным не только крупным магнатам, но и, по существу, каждому из граждан. Начиная с 80-х гг. в США наблюдается настоящий газетно-журнальный бум, связанный с появлением колоссального количества новых независимых печатных изданий, многие из которых носят отнюдь не коммерческий характер. Настоящую революцию в сфере средств массовой коммуникации произвело появление сети Интернет.
Один из стереотипов либеральной мысли прошлого столетия, доживший до наших дней, - необходимость полностью деполити-зировать бюрократию, армию и суды, устранить саму возможность манипуляций общественным мнением со стороны безответственных или находящихся под контролем привилегированных меньшинств средств массовой коммуникации. Современная политическая наука отвергает такой подход как нереалистический. Подлинная проблема заключается в том, как добиться ответственности этих институтов перед политическим руководством и (или) народом? Похоже, что единственный путь к ее решению - большая открытость государственного управления. Некоторые шаги в этом направлении сделаны в скандинавских странах и в США. Однако отчетливого понимания того, какие именно институциональные механизмы (и какое их сочетание) обеспечат эффективный контроль над невыборными властями, до сих пор нет.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В заключение хотелось бы остановиться на сложной проблеме, которая уже затрагивалась во второй главе этой книги. С одной стороны, политологи, занимающиеся сравнительным анализом, видят свою задачу в том, чтобы описывать властные структуры и социальный контекст их функционирования, а также выявлять действующие здесь закономерности. В связи с этим современная политическая наука избегает каких-либо конкретных оценок. Вопрос, что лучше - демократия или "сильная власть", а если демократия, то какая, - не для компаративиста, а для философа. С другой стороны, описать политический феномен - значит оценить его. И плохо, если исследователь этого не осознает.
Принципиальное решение этой проблемы до сих пор не найдено. Из предварительных решений наиболее популярно следующее: если без оценок не обойтись, лучше делать их осознанно и, главное, по общепринятой методике, которая могла бы до известной степени нейтрализовать индивидуальные пристрастия ученого. Такой подход, конечно, трудно признать безупречным с теоретической точки зрения. Но он позволяет политологам делать свое дело, не отвлекаясь на околофилософские спекуляции. В настоящее время существует целый ряд методик оценки различных политических режимов. Одна из них разработана Гарри Экстейном. Ученый предлагает "испытывать" режимы с помощью четырех тестов - на длительность, легитимность, эффективность и порядок. Каждый из них заслуживает отдельного рассмотрения.
Длительность - это время, в течение которого существует режим. Главная трудность при этом состоит в том, что не всегда ясен исходный пункт, с которого надо начинать отсчет лет. Это меньше касается авторитарных режимов - всякому ясно, что эгалитарно-авторитарный режим в России существовал с 1917 г., а военный в Индонезии - с 1965. Но как быть с либеральной демократией? На этот вопрос возможны два ответа. Во-первых, установление такого режима можно связывать с введением всеобщего избирательного права. Второй критерий (менее жесткий) принимает за начало либе-
340
ральной демократии первые выборы, в том числе и цензовые, после которых население призывалось на избирательные участки уже более или менее регулярно. В США выборы регулярно проводятся с 1789 г., в Норвегии - с 1814, в Бельгии - с 1831 г. Длительность прямо отражает способность режима решать важнейшую проблему мирной передачи власти. С этой точки зрения, либеральная демократия обладает явным превосходством над эгалитарно-авторитарными, авторитарно-инэгалитарными, военными и популистскими режимами. В США после убийства Дж. Кеннеди (что, конечно, само по себе было чрезвычайной ситуацией) возникла некоторая напряженность, но она не идет ни в какое сравнение с хаосом, воцарившимся в СССР через несколько лет после смерти Брежнева или в Югославии после смерти Тито.
Легитимность, как мы знаем, означает признание населением законности режима, а в более широком смысле - его права существовать и регулировать применение насилия. Это довольно подвижный показатель, с трудом поддающийся измерению, ибо уловить настроение людей нелегко. Тем не менее попытки такого рода предпринимались. Так, в 1977 г. в странах Европейского Экономического Сообщества был проведен опрос, в ходе которого респондентам предлагалось оценить по десятибалльной шкале функционирование демократии. Самый высокий результат был получен в ФРГ - 6.4. Далее следовали Бельгия (5.8), Ирландия (5.7), Нидерланды (5.7), Дания (5.5), Франция (4.9), Великобритания (4.9), Италия (3.4). Как видим, показатели весьма посредственные. Но интервьюирование участников опроса показало, что в подавляющем большинстве их разочаровывало не государственное устройство, а противоречащее демократическим нормам поведение власть имущих. Такая мотивация негативных оценок свидетельствует о достаточно высокой легитимности режима. В "третьем мире" легитимность большинства режимов стремится к нулю. Составляющие основную массу населения крестьяне относятся к столичным политикам с подозрительностью и недоверием, какие бы цели те не провозглашали. Считается (и не без оснований), что главная цель руководителей - ограбить народ. Вот почему бесконечные перевороты, заговоры и репрессии мало трогают население: "вор у вора дубинку украл" - ну и что? Исключение составляют немногие оставшиеся в мире традиционные режимы. Что касается эгалитарно-авторитарных режимов, то в 70-х гг. их легитимность оценивалась как высокая. Ныне даже те из
Послесловие 341
них, которые устояли под натиском "третьей волны" демократизации, переживают острый кризис легитимности.
Эффективность режима - это его способность достигать целей, которые он сам перед собой ставит. Только об одной форме правления - военной - можно с уверенностью сказать, что она неэффективна в подавляющем большинстве случаев (хотя есть важные исключения и из этого правила). Эгалитарно-авторитарные, авторитарно-инэгалитарные и популистские режимы могут демонстрировать достаточно высокую эффективность на своем первом этапе, когда их тактика - "буря и натиск", а население относится к целям революции с энтузиазмом. Но затем наступает спад. Бюрократизм, разочарование масс, злоупотребления "вождей" - все это отрицательно сказывается на эффективности режима. В СССР "застой" 70-х гг. закончился катастрофой в начале 90-х. Либерально-демократические режимы могут достигать различных уровней эффективности - от IV Республики во Франции с ее перманентным параличом власти до Великобритании, где устойчивый консенсус внутри властвующей элиты позволяет ей оперативно принимать необходимые решения и проводить их в жизнь.
Очевидно, что неспособность режима обеспечить гражданский порядок явно свидетельствует против него. В конце концов, обеспечение безопасности народа - главная задача политической власти. Тем не менее есть примеры режимов, которые сами служили источниками насилия и беспорядков. Проведенная в СССР под руководством Сталина коллективизация, а затем - "большой террор" стоили жизни миллионам людей. Во многих странах мира государство выступало как бич общества. Правда, иногда за это приходилось расплачиваться. Сомоса и его наследники в Никарагуа за десятилетия своего исключительно жестокого правления расхитили половину национального богатства страны. Стоит ли удивляться, что дело кончилось революцией?
Итак, "хорошее правление" должно быть длительным, легитимным, эффективным и справляться с задачей поддержания порядка. Примеров таких режимов немного, но они есть. К сожалению, в их число пока не входит Россия. Однако в заключение хотелось бы выразить надежду на то, что усвоение политической науки и ее творческое использование помогут людям России создать государственность, соответствующую их нуждам и запросам.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Адорно Т. "Разумно ли действительное?" // Новое время. 1989. № 46.
Арендт X. "Временный союз элиты и черни" // Иностранная литература. 1990. №4.
Аристотель. "Политика" // Соч. в 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1983.
Богданов А. А. Вопросы социализма. М.: Политиздат, 1990.
Вебер М. Избр. произв. М.: Прогресс, 1990.
Вебер М. "Харизматическое господство" // Социологические исследования. 1988. № 5.
Гоббс Т. "Левиафан" // Соч. в 2-х т. Т. 2. М.: Мысль, 1991.
Голосов Г. В., Галкина Л. А. (ред.). Современная сравнительная политология: хрестоматия. М.: МОНФ, 1997.
Голосов Г. В., Мелешкина Е. Ю. (ред.) Политическая социология и современная российская политика. СПб.: Борей-принт, 2000.
Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука. 1991.
Локк Дж. "Два трактата о правлении" // Соч. в 3-х т. Т. 3. М.: Мысль, 1988.
Лукач Г. "Материализация и пролетарское сознание" // Вестник Социалистической академии. 1923. Кн. 4, 5.
Маннгейм К. "Идеология и утопия" // Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы. М.: Прогресс, 1991.
Маркс К. "Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта" // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8. М.: Госполитиздат, 1957.
Маркс К. "Гражданская война во Франции" // Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 17. М.: Госполитиздат, 1960.
Маркс К. "К критике гегелевской философии права. Введение" // Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. М.: Госполитиздат, 1955.
Маркс К. "Немецкая идеология" // Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. М.: Госполитиздат, 1955.
Мертон Р. К. "Социальная структура и аномия" // Социологические исследования. 1992. № 2-4.
Монтескье ТУТ. "О духе законов" // Избр. произв. М.: Госполитиздат, 1955.
Патнэм Р. Чтобы демократия сработала. М.: Аё Маг§тет, 1996.
Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре// Трактаты. М.: Наука, 1969.
Хайек Ф. "Дорога к рабству" // Вопросы философии. 1990. № 10-12.
Хайек Ф. Пагубная самонадеянность: Ошибки социализма. М: Новости, 1992.
343
Энгельс Ф. "Положение рабочего класса в Англии" // Маркс К., Энгельс
Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. М.: Госполитиздат, 1955. Аёогпо, Т. апё НоЛЬетег, М. ОЫесИс оГ ЕпИ§Ь1ептеп1, Ые\у УоЛ:
СопИпишп, 1988.
АНогё, К. Раг(у апс!8оае(у, СЫса§о: Цшуегзйу оГСЫса§о Ргезз, 1963. А1топ<1,0. апё Ро\уе11. О. В. СотрагаНуе РоННсз:8у$1ет, Ргосезз ап<1 РоНсу,
Воз1оп: 1л"1е, ВГО\УП, 1978. А1топ<1, О. апё УегЪа, 8. (еёз.), ТЬе Сто СиИиге КеУ1$Ие(1, Воз(оп: 1лМ1е,
ВГО\УП, 1980. А1топ<1, О. апё УегЬа, 8. ТЬе СМс СиНиге, Ргтсе(оп: Рг1псе(оп 11п1уегз11у
Ргезз, 1963. АгепсИ, Н. ТЬе Оп§т$ оГ То1аН(апат$т, Ые\у Уог1с: 8ее1сег & \УагЬиг§,
1951. Агтег, М. апё ОптзЬа\у, А. (еёз.), СотрагаНуе8оаа1'КезеагсЬ, Ые\у УоЛ:
\У11еу, 1973.
Агоп, К. "ТЬе О1ГГизюп оГ Ыео1о§1ез", СопПиепсе, МагсЬ 1953. ВагЬег, В. 81гоп% Оетосгасу: РагИара1огу РоШк$ Сог а №и?А§е, Вег1се1еу:
11шуегз1(у оГСаНГогп1а Ргезз, 1984. Ве11. О. ТЬеЕп(1оГ1(1ео1о§у: Оп (ЬеЕхЬаизНоп оГРоННса!Меазт 1ЬеР1Ше5,
Ые\у Уогк: Ргее Ргезз, 1961. ВеппеК, К. I. (её.). Ьоса! ОоуегптепИп 1Ье №& Еигоре, Ьопёоп апё Ые\у
Уогк: ВеШауеп Ргезз, 1993. Веп(1еу, А. ТЬе Ргосезз оГ Ооуегптеп1 (1908), СатЬпё§е, Мазз.: Нагуагё
Цшуегз1<:у Ргезз, 1967. Веге1зоп. В.. ЬагагзГеШ, Р. апё МсРЬее, XV. Уо(т§, СЫса§о: 11шуегз1(у оГ
СЫса§о Ргезз, 1954. В1опёе1, I. СотрагаИуе Ооуегптеп(: Ап 1п(гос1ис1юп, Нете! Нетрз(еаё:
РЬШрАПап, 1990.
В1опёе1,1. СотрагаНуеЬе§1$1а(иге$, Еп§1е\уооё СНГГз. №.: Ргеп(юе-На11, 1973. Вгои§Ь(оп, О., апё Оопоуап, М. (еёз.). СЬап§т§Раг(у 8уз(ет$т \Уез(егп
Еигоре, Ьопёоп апё Ые\у УоЛ: Рт(ег, 1999.
ео1о§у, 81га1е%у ап<1 Раг1у СЬап^е: 8раИа1 Апа1у$е$ оСРо$1-Е1ес(юп Рго§гаттез т 19 Петосгааез, СатЪпс1§е: СатЬг1ё§е
Ргезз, 1987. Ви(1ег, О. апё 8(о1сез, О. РоНИса! СЬап§ет ВгИат:Рогсеа8Ьарт§Е1ес(ога1
СЬоке, Ые\у Уогк: 81. МаПт'з, 1969.
СатрЬеП, А. е( а1. Е1ес(юп$ ап<11Ье РоНИса! Огдег, Ые\у УоЛ: ^Пеу, 1966. СатрЬеП, А. е( а1. ТЬеАтепсап УоСег, Ые\у УоЛ: \У11еу, 1960. СарреПеШ, М. }и<Нс!а1 КеУ1'е\у т 1Ье Соп1етрогагу \УогШ, ТпШапароНз:
ВоЬЬз-МегпП, 1971.
Сагёозо, Р.Н. Оерепдепсу ап<1 Оеуе1ортеп( т ЬаИп Атепса, Вег1се1еу: оГСаНГогп1а Ргезз, 1979.
344
Сопуегзе, Р. апё Оиреих, О. "РоШгагайоп оГ(Ье Е1ес1ога(е т Ргапсе апё (Ье
ЦпКес! 8(а1ез", РиЬНс Ортюп (2иаг(ег1у, УО!. 26, 1962. Сох, О. XV. МаМп§ Уо(е$ СоипС: 8(га(е§к СоогсИпаИоп т (Ье \Уог1с1'$Е1ес1ога1
8уз{етз, СатЪпс1§е: СатЪпс1§е Цшуегзиу Ргезз, 1997. ОаЫ, К. "ТЬе Сопсер1 оГ Ро\уег", ВеЬауюга! Заепсе, УО!. 2, по. Ъ, 1957. ОаЫ, К. ОНеттаз оГР1игаН$Юетосгасу, №\у Науеп: Уа1е Цшуегзйу Ргезз,
1982.
ОаЫ. К. Оетосгасу ап<111$ СпНсз, Ые\у Науеп: Уа1е 11шуегз1(у Ргезз, 1989. Оа1(оп, I. апё ^а(1епЬег§, М. Р. "ТЬе N018о 81тр1е Ас( оГУо(т§", т Р1шГ(ег,
А. О. (её.), РоШка! Ваепсе: ТЬе 8(а(е оГ 1Ье ШзарИпе II, ^азЫп§(оп,
ОС: Атепсап РоН(юа1 Заепсе Аззослаиоп, 1993. Оа1(оп, К. е( а1. (еёз.). Е1ес(ога1СЬап§ет Адуапсед' 1пс1и$1па1'Петосгааез,
Ргтсе(оп: Ргтсе(оп Цшуегзйу Ргезз, 1984. Оа\узоп, К., РгешИ, К. апё Оа\узоп, К. РоНИса!8оааНгаИоп, Воз(оп: Ы((1е,
ВГО\УП, 1977. Оеи(зсЬ, К. Nа^^опа1^8т апс! 8ос!а1 СоттитсаНоп: Ап Iп^ш^у т(о 1Ье
РоипдаИопз оСNа^^опаШу, СатЬпё§е, Мазз.: М1Т Ргезз, 1953. Оо§ап, М. апё Ре1аззу О. Но\к1о Сотра^еNа^^оп$:8^^а^е§^е8^п СотрагаНуе
РоПИсз, СЬагЬат, Ш.: СЬагЬат Ноизе, 1990.
ОО\УПЗ, А. Ап Есопотк ТЬеогу оГ Оетосгасу, Ые\у Уог1с: Нагрег, 1957. Оиуег§ег, М. "А Ые\у Ро1Шса18уз(ет Моёе1: 8ет1-Ргез1ёеп(1а1 Ооуегптеп!",
Еигореап Лита! о(РоННса!КезеагсЬ, УО!. 8, 1980. Оиуег§ег, М. РоНИса!'РагИез: Пе1г ОщатгаНоп апс!Ас(ш(у т (пе Модегп
8(а(е, Ьопёоп: Ме(Ьиеп, 1954. Еаз(оп, О. "Ап АрргоасЬ (о (Ье Апа1уз13 оГРоН(1са1 8уз(етз", \Уог1с1Ро1Шсз,
УО!. 10, по. 2, 1957. Еаз(оп, О. А Ргате\ког1сГогРоИИса!Апа1уз18, Еп§1е\уоо<1 СНГГз, N1.: РгепИсе-
На11, 1965. Е<±5<:ет, Н. Ке§агс1т§РоИНсз:Е$$ауз оп РоШка! ТЬеогу, 8(аЫШуапс! СЬап§е,
ВеЛе1еу: 11шуегз1(у оГСаНГогша Ргезз, 1992.
Ес1с5<:ет, Н. ТЬе Еуа1иаИоп оГРо1Шса1 РегГогтапсе, Ьопёоп: 8а§е, 1971. Е1зепз1аё(:, 8. ТЬе РоНИса! 8уз(ет$ оГЕтряез, Ые\у УоЛ: Ргее Ргезз, 1963. ЕШегзуеИ, 8. РоНИса! РагИез т Атепсап 8ос!е(у, Ые\у УоА: Ваз1с ВооЬз,
1982. Епе1о\у, I. апё Нт1сЬ, М. (еёз.), Адуапсез т (Ье 8раНа1 ТЬеогу оГ УоНп§,
СатЬг1ё§е: СатЪпс1§е 11п1уегз11у Ргезз, 1990. Еи1аи, Н. "Ро1Шса1 8аепсе", т В. Р. НозеШг (её.), А Кеа<1ег'$ ОиШе (о (Ье
5ос1а15аепсез, Ые\у УоЛ: Ргее Ргезз, 1970. Ртег, Н. ТЬе ТЬеогу ап(1 РгасИсе оГМодегп Соуегптеп( (1932), Ые\у УоЛ:
Вагпез&ЫоЫе, 1961. р!пег, 8. ТЬе Мап оп Ног$еЬас1с ТЬе Ко1е оГ (Ье МПНагу т РоНИсз,
Нагтопёз\уог(Ь: Реп§ит, 1975.
345
Рюппа, М. Ке1гоаресИуе Уо1т§т Атепсап МаИопа! Е1есИоп$, №\у Науеп:
Уа1е Цп1уегз1<:у Ргезз, 1981. РгапЫт, М. "ТЬе ОесНпе оГС1еауа§е РоЬЧюз", т РгапЫт, М. е( а1. (еёз.),
Е1ес1ога1 СЪап^е: Ке$роп$е$ (о ЕУО!УШ§5оаа1апс!' АШ1и<1та181гис1иге$
т \Уе$(егп Соип1пез, №\у УоЛ: СатЬпё§е Цтуеш<:у Ргезз, 1992. РпеёпсЬ, С. апё ВггегтзЫ, 2. То(аН(апап О1с(а(ог$Ыр апс/ АиСосгасу,
СатЬпё§е. Мазз.: Нагуагё 11шуегз1(у Ргезз, 1956.
РпеёпсЬ, С. СопаШиИопа! Ооуегптеп1 ап<1РоНИсз, Ые\у Уог1с: Нагрег, 1937. Ри1сш, Н. "1арап: Рас(1опаНзт т а Ооттап( Раг(у 8уз(ет", т О. Ве11ег апё
Р. Ве11оп1 (еёз.), РасИоп Ро1Шсз: РоНИса! РагИез апс! РасИопаИзт т
СотрагаНуе РегвресНуе, ОхГогё: СНо Ргезз, 1978. РиЬиуата, Р. "ТЬе Мос1егш2т§ 1трега(1Уе: ТЬе 1188К аз ап Огётагу
Соип(гу", Nа^^опа11п1еге$1, 8ргт§ 1993. Оеег(2, С. "Ыео1о§у аз а Си1(ига1 8уз(ет", т О. Ар(ег (её.), Мео1о§у апс!
О15соп(еп(, Ьопёоп: Ргее Ргезз оГО1епсое, 1964. ОоИ(Ьофе, I. "ТЬе Сиггеп( 1пПа(1оп: То\уагёз а 8оао1о§юа1 Ассоип(", т I.
ОоШ(Ьогре апё Р. Н1гзсЬ (еёз.), ТЬе РоНИса! Есопоту оС 1пПаНоп,
Ьопёоп: Маг(т КоЬег(зоп, 1978. ОгоГтап, В. "РоН(1са1 Есопоту: Оо\упз1ап Регзрес(1Уез", 1п К. Е. Оооёт апё
Н.-О. К1т§етапп (еёз.), А №& Напс1Ъоо1с оГРоИИса!Ваепсе, ОхГогё:
ОхГогё ишуегз!(у Ргезз, 1996. На§ие, К. апё Наггор, М. СотрагаНуе Соуегптеп(:Ап 1п(го(1исИоп, Ьопёоп:
МастШап, 1982. Нагте!, К. апё 1апёа, К. "Ап 1п(е§га(её ТЬеогу оГ Раг(у Ооа1з апё Раг(у
СЬап§е", ^ои^па^ о1'ТЬеогеИса!' РоИИсз, Уо1. 6.1и1у, 1994. Нагте!, К., апё 1апёа, К. РагНезапсШеяЕпУ1гоптеп($:ЫтИ$ (о КеГогт?
№\у УоЛ: Ьоп§тап, 1982. Наггор, М., апё МШег, XV. Ь. Е1есИоп$ап(1 Уо(ег$:А СотрагаНуе 1п(го(1исНоп,
Ьопёоп: МастШап, 1987. Неаёу, Р. РиЫкА(1тш$1гаИоп:А СотрагаНуеРег$ресИуе, Згдед. Ые\у Уог1с:
Магсе! Ое^ег, 1984. НеМепЬетег, А. "Сотрага(1Уе Раг(у Ртапсе: Ыо(ез оп Ргас(1сез апё То\уагё
а ТЬеогу", Лита!оГРоШкз, УО!. 25, 1963. НеИ, О. Мос1е1$ оГОетосгасу, ОхГогё: РоШу Ргезз, 1987. Н1гзсЬ, Р. 8ос1а1ЫтИ$ (о Ого\у(А, Ьопёоп: Кои(1её§е & Ке§ап Раи1, 1977. 1п§1еЬаг(, К. ТЬе8Неп1Кеуо1и(юп: СЬап§т§ Уа1ие$ап(1Ро1Шса181у1е5Атоп§
\Уе$1егп РиЬНсз, Ргтсе(оп: Рппсе(оп Цшуеш<:у Ргезз, 1977. Нип(т§(оп, 8. "Ро1Шса1 Оеуе1ортеп( апё РоН(1са1 Оесау", \УогШ РоИИсз,
УО!. 17, 1965. 1ттег§и(, Е. М. "ТЬе ТЬеоге(юа1 Соге оГ(Ье Ые\у 1пз111и1юпаНзт", РоИНсз
апс!5оае{у, УО!. 26, по. 1, 1998. 1ас1стап, К. "РоН(1са1 1пз111и11опз апё Уо(ег Тигпои( т (Ье
346
Оетосгааез", Атепсап РоПНса!Заепсе КеУ1ем, УО!. 81, 1987. 1ас1стап, К. XV., апё МШег, К. А. "А Кегшззапсе оГ Ро1Шса1 Си1(иге?",
Атепсап Лита! о('РоИНса!Ваепсе, УО!. 40, N0. 3, 1996. Каг1, Т. Ь. "ОПеттаз оГ Оетосга(12а11оп т Ьа(т Атепса", СотрагаНуе
РоИНс8,чо\.1Ъ, 1990. Ка(2, К. А Пеогу оГРагНез ап<1 Е1ес(ога18уз(ет$, ВаШтоге: 1оЬпз НорЫпз
Ш1уегз11у Ргезз, 1980. Ка(2, К., апё Ма1г, Р. (еёз.), НомРагНез Ощашге: СЬап§еап(1А(1ар1аНопт
Раг(у ОщашгаИоп$т \Уез(егп Оетосгааез, Ьопёоп: 8АОЕ, 1994. КеПпег, Р. апё Сго\у(Ьег-Нип(, N. ТЬе Сш18егуап1$: Ап Iп^ш^у^п^о Вп(ат'$
КиНп§ С1азз, Ьопёоп: МасёопаИ, 1980.
Кеу, V. О. ТЬе Ке$роп$1Ые Е1ес(ога(е, СатЬпё§е: Ве1пар Ргезз, 1966. Ктёег, О. "РгезМепИа! Рго(о1урез", РоШка!ВеЬауюг, УО!. 2, 1980. К1гсЬЬе1тег, О. "ТЬе ТгапзГогта(1оп оГ(Ье ^ез(егп Еигореап Раг(у 8уз(етз",
т I. ЬаРа1отЬага апё М. ХУетег (еёз.), РоНИса! РагИеа ап<1 РоНИса!
Оеуе1ортеп(, Ргтсе(оп: Ргтсе(оп 11п1уегз11у Ргезз, 1966. К1т§етапп, Н.-О. "Меазигт§ Ыео1о§1са1 Сопсер1иаН2а1юп", т 8. Вагпез е(
а!., РоПИса! АсИоп, Веуейу НШз: 8а§е, 1979. ЬааЬзо, М. апё Таа§ерега, К. "ЕГГес(1Уе ЫитЬег оГ РагИез: А Меазиге \У1(Ь
АррНсайоп (о ^ез( Еигоре", СотрагаНуеРоШка!8(исИе$, УО!. 12, по. 3.
1979. Ьапе, К. "РоННса! СиНиге: Кез1ёиа1 Са(е§огу ог Оепега! ТЬеогу?",
СотратНуе РоПИса]81исИе5, УО!. 25, N0. 3, 1992. ЬаРа1отЬага, I. апё ^е!пег, М. (еёз.), РоНИса! РагИеа ап<1 РоНИса!
Оеуе1ортеп(, Ргтсе(оп: Ргтсе(оп 11п1уегз11у Ргезз, 1966. ЬаРа1отЬага, I. Вигеаисгасу ап<1 РоНИса!Оеуе1ортеп(, Ргтсе(оп: Рг1псе(оп
11шуегз1(у Ргезз, 1963. ЬаРа1отЬага, I. РоННса т(Ып NаНоп$, Еп§1е\уоо<1 СНГГз, N1.: Ргеп(1се-На11,
1974. Ьаропсе I. А. "Сапаё1ап" РоН(1са1 8<лепсе", 1п О. АпсЬаг апё Е. ВегпсИзоп
(еёз.). РоИНса!Ваепсе Ъе1\кееп 1Ье Раз1 апс! 1Ье РШиге, Не1$т1с1: РтшзЬ
РоШюа! 8аепсе Аззоааиоп, 1988.
ЬазЫ, Н. А Огаттаг оГРоИНсз, 4(Ь её, №\у УоА: НиташИез, 1957. Ьазз\уе11, Н. апё Кар1ап, А. Ромег апс! 8оае(у, №\у Науеп, Сопп.: Уа1е
11шуегз1(у Ргезз, 1950. Ьаз5\уе11, Н. РоШка: Шо СеСз ШаС, Шеп, //о^Ые^ УоЛ: МсОга\у-НШ,
1936. Ьазз\уе11, Н. ТЬе Апа!уз18 оГ РоННса! ВеЬауюг: АпЕтртса! АрргоасЬ, Ые\у
УоЛ: 11шуегз1(у Ргезз, 1948. ЬлеЪегзоп. 8. МаМп§П СоипС: ТЬе 1тргоуетеп1оГ§оаа!Ке8еагсЬапс1 ТЬеогу,
Вег1се1еу: 11шуегз1(у оГСаНГогша Ргезз, 1985. ЬцрЬаг(, А. "КеН§юп УЗ. Ьт§шз(ю УЗ. С1азз Уо(т§: ТЬе "Сгиаа! Ехрептеп!"
347
оГСотрапп§ Ве1§шт, Сапаёа, 8ои(Ь АГпса, апё 8ш<:2ег1апсГ, Атепсап
РоННса! 8аепсе КеУ1е№, УО!. 73, по. 2, 1979. ЬурЬаг1, А. "ТЬе СотрагаЫе-Сазез 8(га1е§у т Сотрага<луе КезеагсЬ",
СотрагаНуе РоШка! 81и<Не$, УО!. 8, по. 2, 1975. ЬцрЬаг(, А. Петосгааез: РаНегпз оГМа]оп1апап апс! Соп$еп$и$ Ооуегптеп(
т Т]уеп(у-Опе Соип1пез, №\у Науеп: Уа1е Цшуегзйу Ргезз, 1984. ЬцрЬаг(, А. Е1ес(ога18у$(ет$ апс! Раг(у 8у$(ет$: А 8(ис1у оГ Т]уеп(у-8еуеп
Оетосгааез, 1945-1990, ОхГогё: ОхГогё 11п1уегз1(:у Ргезз, 1994. ЬцрЬаг(. А. ТЬе РоШкз оСАссоттодаНоп: Р1игаН$т ап<1 Оетосгасу т 1Ье
№1Ьег1апдз, 2пс1 ес1. Вег1се1еу: Цшуегзйу оГСаНГогша Ргезз, 1975. Ьтг, I. "ТЬе РегИз оГ РгезМепИаНзт". }оигпа! оГ Оетосгасу, УО!. 1, по. 1,
1990. 1лрзе<:, 8. апё КоЬЬап, 8. "С1еауа§е 8(гис1игез, Раг(у 8уз(етз апё Уо(ег
АН§птеп(з", 1п 8. Ь1рзе( апё 8. КоЬЬап, Раг(у 8у$(ет$ апс! УоСег
АН§птеп($, Ые\у Уог1с: Ргее Ргезз, 1967. Ырзе!. 8. РоШка! Мап: ТЬе 8ос!а1 Ва$1$ оГРоИИсз, №\у УоА: ОоиЫеёау,
1960. Ьое\уепЪиг§, О. апё РаНегзоп, 8. Сотрапп§Ье§1$1а(иге$, Воз(оп: Ы((1е, ВГО\УП,
1979. ЬизЫп, К. "Меазигт§ РоШюа! 8орЫз11са1юп", Атепсап Лита! оГРоИНса!
8аепсе,чо\.Ъ\, 1987.
ЬиКлуаЬ, Е. Соир (1'Е1а(, Нагтопёз\уог(Ь: Реп§ит, 1969. Мас!уег, К. "1п1гос1ис<:юп", т Р.Огозз (её.), Еигореап Мео1о§1е8, Ые\у УоА:
РЫ1озорЫса1 ЫЬгагу, 1948. Мас1п(уге, А. "1з а 8аепсе оГСотрага(1Уе РоШюз Розз1Ые?", т Р. Ьаз1еи, XV.
Кипс1тап. апё р. 8стпег (еёз.), РЬПоаорЬу, РоНИса, ап<18ос1е1у, 4(Ь зег.,
ОхГогё: Ваз11 В1асЬуе11, 1972. МасрЬегзоп, С. В. ПеЫГеапд Ттез оГЫЬега!Оетосгасу, ОхГогё: ОхГогё
ишуегз11у Ргезз, 1977.
Маспё13, К. Пе81и(1уоГСотрагаИуеСоуегптеп1,^ъу/Чог\а'. Капёот, 1955. Ма1п\уагт§, 8. "Ргез1ёеп(1аНзт, МиШрагИзт, апё Оетосгасу". СотрагаНуе
РоИИса!81и&е$, УО!. 26, по. 2, 1993.
МсКау, О. Атепсап РоШкз апс!8ос!е(у, ОхГогё: Маг(т КоЬег(зоп, 1983. Ме1ег, К. "КергезепШгуе Вигеаисгасу", Атепсап РоНИса! Заепсе Кеу1е\к,
УО!. 69, .Типе 1975. Мегпат, С. апё СозпеП, Н. ЛГеи' А$рес1з оГ РоШкз, СЫса§о: 11шуегз1(у оГ
СЫса§о Ргезз, 1925. МеггШ, К. апё КоЬЬап, 8. (еёз.). Сотрапп§ Nа^^опз, Ые\у Науеп: Уа1е
11шуегз1(у Ргезз, 1966. М111ег, А. е( а1. "8сЬета(1с Аззеззтеп(з оГ РгезШепИа! Сапё1ёа(ез", Атепсап
Ро1Шса1 Ваепсе Кеу1е\к, УО!. 80, 1986. М111з, С. XV. ТЬе РопегЕШе, Ые\у УоА: ОхГогё ишуегзйу Ргезз, 1956.
348
МоНпаг, I. "Соип(т§ (Ье ЫитЬег оГ РагИез: Ап А1(егпа(1Уе 1пс1ех", Атепсап
РоПИса! Заепсе КеУ1е\у, УО!. 85, 1991. Ыеиз1аё1, К. РгезШепНа! Ромег: ТЬеРоИНсзоГЬеадегвЫрГгот РОК (о СагСег,
Ые\у УоЛ: \У11еу, 1980. N16, N. е( а1. ТЬе СЬап§т§ Атепсап УоСег, СатЬгШ§е, МА: Нагуагё
ИшуегзКу Ргезз, 1976. NоЫеп, О. Е1ес(юп$ апс! Е1ес(ога18у$(ет$, Вопп: Рогзсгшп§5тзШи<: ёег
РпеёпсЬ-ЕЬеП-8(1Пип§, 1984. Nогё1^п§ег, Е. 8о1(Иег$тРоНИса: МПИагу СоирзапдСоуегптеп($, Еп§1е\уооё
СНГГз, N1.: Ргеп1юе-На11, 1977.
N0210^, К. АпагсЬу, 8(а(еап(1 [Лорш, ОхГогё: Ваз!! В1ас1с\уе11, 1974. О'ОоппеП, О. апё ЗсЬтШег, Р. Тгап$Шоп$Ггот АшЬогИапап Ки1е: Теп(аИуе
Сопс1изюп$ аЬои( 11псег(аш Оетосгааез, Ва1(1тоге: 1оЬпз Нор1с1пз
11шуегз11у Ргезз, 1986. О1зоп, М. ТЬе Ьо§1с о/ СоНесНуе АсИоп: РиЬНс Соодз ап<1 (Ье ТЬеогу оС
Огоирз, N6^ УоЛ: ЗсЬосЬеп ВооЬз, 1968. Ра§е, В. СЬо1се$ ап<1 ЕсЬое$ т РгевШепНа! Е1есИоп$, СЫса§о: Цшуегз^у оГ
СЫса§о Ргезз, 1978. РапеЫапсо, А. РоНИса!РагНез: ОщатгаНоп ап^Ромег, СатЬпё§е: СатЬпё§е
ишуегз!(у Ргезз, 1988. РаЛт, Р. С1аз8, Iпе^иаШу апс! РоНИса! Огдег, Ьопёоп: МасО1ЬЬоп & Кее,
1971.
Рагзопз, Т. ТЬе 8осЫ8уз1ет, О1епсое, 111.: Ргее Ргезз, 1951. Ра(етап, С. РагИараИоп ап<1 ОетосгаНс ТЬеогу, СатЬг1ё§е: СатЪпс1§е
ишуегз!(у Ргезз, 1970. Реёегзеп, М. "СЬап§т§ РаКегпз оГ Е1ес(ога1 Уо1а(Ш<:у 1п Еигореап Раг(у
8уз(етз, 1948-1977: Ехр1ога(юпз т Ехр1апа(юп", т Р. МегЫ(её.), \Уе$(егп
Еигореап Раг(у 8уз(ет$: Тгеп<1$ап(1Рго5рес15,^ъу/Чог\а'. Ргее Ргезз, 1983. Ре(егз, О. ТЬе РоИИсз оГВигеаисгасу, N6^ УоЛ: Ьоп§тап, 1978. Ре(геп1со, А. "ТЬе Ки1е оГ Аи(осга1з? Оп§тз оГ А11-Ро\уегГи1 Ргез1ёепсу 1п
Роз1-8оу1е1 РоН^ез". ЦприЪНзЬес! тапизспр(. Еуапз(оп: Nо^(ЬVVез(:е^п
ишуегз1(у, 1998.
Рои1ап(2аз, N. 8Ше, Ромег, ЗоааПзт, Ьопёоп: УегзоАМЬВ, 1980. Ро\уе11, О. В. 1г. Соп(етрогагу Петосгааез: РагИараИоп, 8(аЫШу апс!
Ую1епсе, СатЬпё§е, Мазз.: Нагуагё 11шуегз1(у Ргезз, 1982. РгезШиз, К. ТЬе ОщатгаИопа!8оае(у, N6^ УоА: У1п(а§е, 1962. Рг2е\уогз1с1, А. апё 8рга§ие, I. Рарег 8(опе5: А Ш$1огу оГЕ1ес(ога1 ЗоааНзт,
СЫса§о: 11шуегз1(у оГСЫса§о Ргезз, 1986. Рг2е\уогз1а, А. апё Тейпе, Н. ТЬе Ьо§к оГ СотрагаНуе 8оаа11пдшгу, №\у
УоЛ: \У11еу-1п(егзс1епсе, 1970. Ри(пат, К. ТЬе СотрагаНуе 8(и(1у оГРоННса!Е1Иез, Еп§1е\уоо<1 СНГГз. N1.:
Ргепгюе-НаП, 1976.
349
<< Пред. стр. 8 (из 10) След. >>
Список литературы по разделу