<< Пред. стр. 8 (из 9) След. >>
Список литературы по разделу
Но мотылек по комнате кружил,
и он мой взгляд с недвижимости сдвинул.
И если призрак здесь когда-то жил,
то он покинул этот дом. Покинул.
Описательно-изобразительное начало преобладает в этих стихах. В центре изображения - локализованное, застывшее, мертвенное пространство. По контрасту с сугубо материальной, зримой, вещественной обстановкой комнаты, обильными предметными деталями (стул, лампочка, диван, стол, паркет, печка, буфет) особо ощутима эфемерность, призрачность, зыбкость, а потому неизбежный уход, исчезновение того, что когда-то связывало героя с предметом его чувства (мотылек, который еще кружит по комнате, и призрак любви, уже покинувший этот дом).
В 1963 г. Бродский пишет стихотворение-эпитафию "На смерть Роберта Фроста" ("Значит и ты уснул...") и "Большую элегию Джону Донну", который, по его словам, произвел на него такое сильное впечатление и у которого он научился строфике и некоей отстраненности, нейтральности в отношении к жизни и взгляде на мир. Уже с первых строк обращает на себя внимание какая-то особая медлительность и неторопливость, затянутая описательность, кажущееся бесконечным перечисление предметных деталей:
Джон Донн уснул. Уснуло все вокруг.
Уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,
весь гардероб, буфет, свеча, гардины.
Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы,
хлеб, хлебный нож. фарфор, хрусталь, посуда,
ночник, белье, шкафы, стекло, часы,
ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду.
Перед читателем встает неподвижный, уснувший мир, беспредельное пространство и как бы остановившееся время. Все в этом мире как будто статично. Но постепенно, в ходе приумножения деталей и стихотворных строк, возникает своя внутренняя динамика. Происходит естественное расширение сферы изображаемого - от комнаты и ближнего пространства (соседних домов, города, страны) - к мирозданью.
А дальше, на смену описательности и перечислительности, приходит разговор с собственной душой, которая "скорбит в небесной выси". И как итог вырастающего из описательно-перечислительных фрагментов, несколько отстраненного размышления-переживания возникают в живом, диалектическом взаимодействии ключевые слова-образы: душа, любовь, жизнь и смерть и, наконец, "звезда, что столько лет твой мир хранила".
В первой половине 60-х годов стихи Бродского, уже получившие довольно широкую известность в неофициальных кругах, не находят выхода к читателю, если не считать "Баллады о маленьком буксире", опубликованной в 1962 г. в детском журнале "Костер". Поэту приходилось зарабатывать на жизнь переводами с английского, польского и других языков, и этих заработков, по его словам, едва хватало на кофе, который он выпивал, работая над стихами. Вместе с тем его деятельность в условиях пошедшей на спад хрущевской "оттепели" привлекла внимание властей и "компетентных органов".
В феврале 1964 г. И. Бродский был арестован, в марте состоялся суд и был вынесен приговор, по которому поэт был осужден "за тунеядство" на пять лет административной высылки с привлечением к принудительному труду. Местом ссылки стала деревня Норенская Архангельской области. Однако в результате активных действий в его защиту в нашей стране (А. Ахматова, К. Чуковский, С. Маршак и др.) и за рубежом - уже через полтора года он был досрочно освобожден и вернулся в родной город.
После возвращения Бродский писал стихи, занимался переводами, но по-прежнему его творчество в нашей стране не имело доступа к читателю. Ему удалось напечатать всего несколько стихотворений в ленинградских альманахах, в частности, эпитафию "Памяти Т.С. Элиота" и "В деревне Бог живет не по углам...", написанные еще в ссылке ("День Поэзии 1967"). Вместе с тем, начиная с 1965 г., его произведения широко публикуются на Западе. Еще до вынужденного отъезда поэта в 1972 г. за рубеж, в США, там были опубликованы две его книги: "Стихотворения и поэмы" (1965) и "Остановка в пустыне" (1970).
Период с 1965 по 1972 г. был временем активного лирического творчества И. Бродского, интенсивной разработки его главных тем и мотивов, их обогащения, углубления его художнического мировосприятия, совершенствования в области поэтической формы. Одно из характерных в этом плане стихотворений - "Сонет" (1967), опубликованный под этим названием в ряде изданий, а в последнем четырехтомном собрании сочинений названном "Postscriptum".
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не умеет заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.
Как видим, здесь своеобразно раскрывается духовная жизнь современного человека, вечная тема человеческих отношений, любви и одиночества, переведенная в экзистенциальный, космический, философский план. Человеческая разобщенность ощущается в самой разорванности пространства и времени, дисгармонии формы (в данном случае по-особому воспринимается и "работает" отсутствие рифмы в сонете).
Следует заметить, что опыты такого рода (сонет, написанный белым стихом) были у поэта и раньше (см. сонеты "Мы снова проживаем у залива...", "Прошел январь за окнами тюрьмы..." "Я снова слышу голос твой тоскливый..." (1962) и др.). Но именно в поэтической структуре стихотворения 1967 г. все, условно говоря, элементы формы и содержания неразрывно слиты и предельно функциональны в рамках единого художественного целого.
Столкновение бытовых предметных деталей ("медный грош", "щербатый телефонный диск", "зуммер") с безбрежностью времени и пространства (космос, мир, ночь) усиливает чувство безнадежного отчуждения, тоски и ужаса, трагического одиночества человека во вселенском мраке. В драме любви, от которой остался лишь призрак, точнее, его эхо, выразились экзистенциальное восприятие и ощущение жизни, бытия. Не случайно слово "существование" дважды звучит уже в начале стихотворения, задавая тон и настрой движению мысли-переживания.
Во второй половине 60-х-начале 70-х годов Бродский пишет ряд стихотворений, как, например, "Anno Domini" ("Провинция справляет Рождество..."), раскрывающее сложные взаимоотношения личности и государства, "Письмо генералу Z" (1968), представляющее гуманистический протест, реакцию совести на вторжение советских войск в Чехословакию, "Конец прекрасной эпохи" (1969), выявляющее тупиковость существования во "второсортной державе" (позже Бродский отчетливо скажет:,империи") "в эпоху свершений", которая оборачивается слепыми и беспросветными временами (..Этот край недвижим... - тут конец перспективы"). И не случайно здесь зарождается трагическая мысль о поиске какого-либо, даже самого невозможного выхода: "То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом, / то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом".
Мотивы безнадежности и обреченности звучат и в написанном в 1970 г. ко дню рождения А. Кушнера стихотворении: "Паршивый мир, куда ни глянь. / Куда поскачем, конь крылатый? / Везде дебил иль соглядатай / или талантливая дрянь". И в посвященном Л.В. Лифшицу - "Я всегда твердил, что судьба-игра..." (1971):
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
В июне 1972 г. И. Бродский был вынужден уехать из страны, по сути оказался в изгнании и поселился в США, где стал преподавать в университетах и колледжах, выступать с лекциями и, добившись материальной независимости, смог более интенсивно заниматься поэтическим и - шире - литературным творчеством.
Изменение судьбы, смена окружающей среды происходила не безболезненно, и, главное, поэт не строил никаких иллюзий на этот счет. Еще незадолго до отъезда, в стихотворении "Письма римскому другу" (март 1972 г.), Бродский горестно констатировал: "Если выпало в Империи родиться, / лучше жить в глухой провинции, у моря". А в написанной через несколько лет "Колыбельной Трескового мыса" (1975), говоря о "перемене империи", он неоднократно употребляет это слово применительно к стране, в которой теперь живет, и своеобразным рефреном-обрамлением звучит здесь дважды возникающая строка: "Восточный конец Империи погружается в ночь..."
Вместе с тем творческая деятельность Бродского интенсивна и многообразна. Одна за другой на Западе, прежде всего в Соединенных Штатах, выходят его книги: "Часть речи" и "Конец прекрасной эпохи" (1977), "Римские элегии" (1982), "Новые стансы к Августе" (1983), "Мрамор: Пьеса" (1984), "Урания" (1987), "Примечания папоротника" (Швеция, 1990) и др.
Во второй половине 80-х-начале 90-х годов появляется ряд публикаций в периодике, а затем и отдельные издания на родине: "Назидание", "Осенний крик ястреба", "Часть речи" (1990), "Письма римскому другу", "Стихотворения", "Холмы" (1991), "Форма времени: Стихотворения, эссе, пьесы" в 2-х томах (1992), "Сочинения" в 4-х (1992-1995), "Пересеченная местность. Путешествия с комментариями" (1995) и др.
Говоря о поэзии Бродского, следует прежде всего подчеркнуть широту ее проблемно-тематического диапазона, естественность и органичность включения в нее жизненных, культурно-исторических, философских, литературно-поэтических и автобиографических пластов, реалий, ассоциаций, сливающихся в единый, живой поток непринужденной речи, откристаллизовавшейся в виртуозно организованную стихотворную форму.
Современность, история, так называемые "вечные", бытийные, экзистенциальные темы находят в его стихах всегда новую, непохожую на бывшие у других и своеобразную поэтическую трактовку. Можно было бы выделить, как это сделал М. Крепе в книге "О поэзии Иосифа Бродского" (США, 1984), его "излюбленные, коренные темы - время, пространство, Бог, жизнь, смерть, искусство, поэзия, изгнание, одиночество". Хотя сам исследователь ощущает неполноту этого перечня и добавляет к нему в качестве вариаций темы болезни и старения, Ада и Рая, Ничто (Небытия), разлуки, свободы, империи, части речи (творчества) и др.
Писавшие о Бродском, в том числе П. Вайль, А. Ранчин, Вл. Соловьев и др. отмечали у него мотив одиночества человека в мире, трагедийность мироощущения. Характерно название статьи критика Вл. Соловьева: "Апофеоз одиночества". И как выход из этой, казалось бы, обреченности и безнадежности, как преодоление трагедии человека и человечества возникает у Бродского тема творчества, слова, речи, иначе - поэзии, языка, развиваемая в его стихах и высказываниях 70-х-90-х годов.
Так, в беседе с французской слависткой Анни Эпельбуан в 1981 г. Бродский, в частности, говорил: "Язык не средство поэзии; наоборот, поэт - средство или инструмент языка... Поэзия, в сущности, высшая форма лингвистической, языковой деятельности... Язык - это важнее, чем Бог, важнее, чем природа, важнее, чем что бы то ни было иное, для нас как биологического вида". И при всей необычности высказываемых взглядов им не откажешь в цельности и последовательности.
По-своему выразил Бродский представления о месте человека в мире, о его роли в поэтическом творчестве, самой жизни и развитии языка - в большом цикле "Часть речи" (1975-1976), состоящем из 20 стихотворений, написанных уже после отъезда на Запад. Цикл отражает впечатления и ощущения от нового местопребывания, а вместе с тем - воспоминания об оставленном, обострившееся чувство неприкаянности и одиночества; поиски опоры в творчестве, в родном языке ("Тихотворение мое, мое немое..."). Серьезно и весомо звучит вывод: "От всего человека вам остается часть / речи. Часть речи вообще. Часть речи".
В произведениях Бродского 70-х - 90-х годов немало непосредственных откликов на события, связанные с его родиной. Так, в стихотворении "На смерть Жукова" (1974) историческая роль и масштабы деятельности героя-полководца Великой Отечественной войны и вместе с тем драматизм его личной судьбы передаются не только величавой торжественностью лексики и интонации ("Вижу колонны замерших внуков, / гроб на лафете, лошади круп. / Ветер сюда не доносит мне звуков / русских военных плачущих труб"), но и ассоциациями, аллюзиями из всемирной и российской истории (имена полководцев древности: Ганнибала, Помпея, образ А.В. Суворова, возникающий в финале отраженно - в отголоске известных державинских строк: "Бей, барабан, и, военная флейта, / громко свисти на манер снегиря").
"Стихи о зимней кампании 1980 года" (1980) - это непосредственный отклик на только что начавшуюся войну в Афганистане. Поэт не приемлет этой неправой и бесчеловечной акции. От жестоких в своей реалистической конкретности предметных деталей он идет к глобальному обобщению: "...как сбежавшая пенка, кровь, не успев впитаться / в грунт, покрывается твердой пленкой... / Тлеет кизяк, ноги окоченели; / пахнет тряпьем, позабытой баней... / Натяни одеяло, вырой в трухе матраса / ямку, заляг и слушай "уу" сирены. / Новое оледененье - оледе-ненье рабства / наползает на глобус".
В отличие от трагической тональности вышеприведенных стихов одно из новых произведений Бродского середины 80-х годов, выразившее его отношение к провозглашенным на родине "перестройке" и "гласности", выдержано в несколько необычном для него гротесково-пародийном ключе. В "Представлении" (1986), написанном в духе пэтов-концептуалистов (Д. Пригова, Т. Кибирова), Бродский всячески обыгрывает, иронически переиначивает и пародирует реалии и фразеологические клише предшествующего периода нашей истории. Однако если горькая ирония Т. Кибирова имеет ностальгический оттенок (ср. название его поэмы - "Сквозь прощальные слезы"), тональность гротесково-сатирического "Представления" Бродского говорит о безусловном и всецелом неприятии, отвержении им советского прошлого:
Входят строем пионеры, кто - с моделью из фанеры,
кто - с написанным вручную содержательным доносом.
С того света, как химеры, палачи-пенсионеры
одобрительно кивают им, задорным и курносым,
что врубают "Русский бальный" и вбегают в избу к тяте
выгнать тятю из двуспальной, где их сделали, кровати.
Что попишешь? Молодежь.
Не задушишь, не убьешь.
К 1979 г. относится важное высказывание Бродского, сделанное им в беседе с американским ученым Джоном Глэдом и имеющее непосредственное отношение к его собственному творчеству: "Вообще считается, что литература, как бы сказать, - о жизни, что писатель пишет о других людях, о том, что человек делает с другим человеком, и т.д. В действительности это совсем не правильно, потому что на самом деле литература не о жизни, да и сама жизнь - не о жизни, а о двух категориях, более или менее о двух: о пространстве и времени".
Эти категории в своем сложном соотношении и взаимодействии являются постоянным объектом художественно-философского постижения в его стихах. И, очевидно, не случаен вывод одного из исследователей, писавшего в послесловии к книге "Пересеченная местность":
"Детали пейзажа более наглядны и уловимы, чем мгновения, но благодаря постоянным сопоставлениям, уподоблениям времени и пространства, они становятся синонимичны... Пространство служит метафорой времени".
Дело в том, что после отъезда Бродского за рубеж одно из первых мест в его творчестве занимают стихи "географические", путевые впечатления, количество которых естественно возрастает (см.: "Роттердамский дневник", 1973, "Темза в Челси", 1974, "Мексиканский дивертисмент", 1975, "Декабрь во Флоренции", 1976, "В Англии", 1977, "Шведская музыка", 1978 и др.).
Симптоматичен выход в 1995 г. сборника "Пересеченная местность", в котором систематизированы прежде всего по географическому принципу сорок произведений "жанра путешествия" - со специальным комментарием автора о том, как возникло то или иное стихотворение. Заслуживает внимания и такое замечание Бродского о своих путевых стихах: "С одной стороны, это - пейзаж, с другой - автопортрет". Но главное в них - художественно реализуемая неразрывность пространства и времени, особо ощутимая в самом большом, итальянском разделе-цикле ("Римские элегии", "Бюст Тиберия" и др.). Не случайно Бродский так подытожил свои комментарии: "Что для меня Италия? Прежде всего то, откуда все пошло. Колыбель культуры".
Несомненна важнейшая роль античности в философско-поэтическом мироощущении Бродского. Отвечая на вопрос о теме античности в его творчестве, об эллино-римском мироощущении как компоненте его образной системы, поэт так сформулировал свою позицию: "Литература современная в лучшем случае оказывается комментарием к литературе древней, заметками на полях Лукреция или Овидия... Я бы добавил еще, что мироощущение, выраженное в эллино-римской культуре, более достоверно, более убедительно, нежели мироощущение, навязанное нам впоследствии культурной традицией христианства...".
Отсюда, очевидно, такое тяготение к темам, сюжетам, героям, атрибутам античности в его произведениях, появление стихов, персонажами и адресатами которых становятся реальные или вымышленные фигуры древнейшей греко-римской истории, мифологии, философии и литературы ("Орфей и Артемида", 1964, "По дороге на Скирос" ("Я покинул город, как Тезей..."), 1967, "Дидона и Эней", 1969, "Одиссей Телемаку", 1972, "Развивая Платона", 1976 и др.).
Наконец, заметное место у Бродского занимают произведения на библейско-евангельские сюжеты и мотивы из Ветхого и Нового Завета ("Исаак и Авраам", 1963, "Сретенье", 1972, "Бегство в Египет" 1988 и др.), в том числе особенно - "рождественские" стихотворения, которых с 1961 по 1991 г. он написал более десяти. Еще в начале 60-х годов, несомненно, под влиянием опыта старших поэтов (библейские стихи А. Ахматовой, "Рождественская звезда", "Магдалина", "Гефсиманский сад" Б. Пастернака из его цикла "Стихи из романа"), Бродский решил каждый год к Рождественским праздникам писать по стихотворению о рождении Христа и несколько лет исполнял задуманное, но затем такие стихи стали появляться не столь регулярно. И тем не менее он не оставлял своего замысла и уже в поздний период, в конце 80-х-начале 90-х годов, создал такие шедевры, как "Рождественская звезда", "Колыбельная" ("Родила тебя в пустыне..."), "25.XII. 1993" ("Что нужно для чуда? Кожух овчара...").
В одном из лучших произведений этой темы - "Рождественская звезда" (24 декабря 1987 г.) - Бродский дает свою философско-поэтическую интерпретацию библейских мотивов. На первый взгляд, здесь все достаточно традиционно, те же реалии, обстоятельства, действующие лица, что и в первоисточнике, или, к примеру, в одноименном стихотворении Б. Пастернака, только Бродский излагает сюжет и обстоятельства более конспективно, перечислительно и, быть может, несколько декоративно.
В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре,
чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе,
младенец родился в пещере, чтоб мир спасти;
мело, как только в пустыне может зимой мести.
Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар
из воловьих ноздрей, волхвы - Балтазар, Гаспар,
Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.
Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда.
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях ребенка, издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.
Однако условно-легендарное - в соответствии с библейским текстом: пещера, пустыня, зима, волы, волхвы, младенец в яслях, звезда - здесь по-особому поэтически конкретизируется, обрастает пластическими, зримыми, осязаемыми предметными деталями и вместе с тем - одухотворяется. А главное, возникает философский ракурс, ощущение беспредельного космического пространства. И ключевым становится емкий символический образ звезды, а с ней - Вселенной, Бога. Взгляды младенца - Сына Человеческого - и звезды - Отца - встречаются, скрещиваются, а на их пересечении как бы чувствуется зоркий и пристальный взгляд самого поэта.
Заметная часть стихов Бродского посвящена теме поэта и поэзии. Это - написанные в 1961 г. "Памяти Е.А. Баратынского", "Витезслав Незвал", уже упоминавшиеся "На смерть Роберта Фроста", "Большая элегия Джону Донну", "На смерть Т.С. Элиота" и др. Среди них особое место занимают двенадцать стихотворений с посвящениями А.А. Ахматовой и эпиграфами из ее стихов. Большая часть посвященного Ахматовой написана еще при ее жизни, в 1962-1965 годах, когда Бродский в непосредственном общении впитывал жизненные, нравственные и поэтические уроки своей великой современницы. А завершается этот ряд уже в 80-е годы проникновенным и редкостным по своей художественной емкости и совершенству поэтическим обращением или даже одой "На столетие Анны Ахматовой" (1989).
Это одно из лучших поздних произведений И. Бродского, отмеченных особой глубиной мысли и чувства, космизмом мироощущения, классической простотой формы. В нем не только воссоздан великолепный, поэтически и философски осмысленный образ-портрет А. Ахматовой, но и раскрывается художественная концепция бытия и творчества, образ человека, поэта в мире.
Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос -
Бог сохраняет все; особенно - слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь - одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, - тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
Ключевые слова: страница, огонь, зерно, Бог, слова (речь), любовь, жизнь, душа, моря, земля, вселенная - не только носители стиля, но и "знаки" художественно-поэтической концепции, видения мира в его первоосновах, в их диалектическом единстве, движения, взаимопревращении. Обращает на себя внимание возвышенность, но не отвлеченность этих слов-образов, ибо они сохраняют "рваный пульс" и "костный хруст" - реалии жизни поэта и сложных, трагических путей XX столетия; в их противоборстве - разрушающего, гибельного и возрождающего, творческого начал ("Страницу и огонь, зерно и жернова...") - душа человеческая и родная земля обретают бессмертие - "речи дар в глухонемой вселенной". В этих проникновенных строках слышится как бы единое воплощение голоса Бога, жизни, человека, поэта.
В 1987 г. Шведская Королевская Академия удостоила Нобелевской премии за достижения в литературе И. Бродского, ставшего пятым и среди русских писателей самым молодым Нобелевским лауреатом. В 1991 г. от стал вторым русским поэтом после А. Ахматовой, получившим мантию и диплом доктора "гонорис кауза" в Оксфорде. В том же году Библиотека конгресса США объявила его первым из неанглоязычных авторов поэтом-лауреатом, звание которого у американцев ценится значительно выше, чем Нобелевская премия.
Свои мысли о роли искусства, литературы, поэзии, языка, систему своих художественно-эстетических взглядов Бродский изложил в Нобелевской лекции, прочитанной им при вручении премии в Стокгольме. "Если искусство чему-то и учит (и художника - в первую голову), то именно частности человеческого существования", - говорил поэт, подчеркивая, что "ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности" превращает человека "из общественного животного в личность".
Говоря о том, что язык и литература - "вещи более древние, неизбежные и долговечные, нежели любая форма общественной организации", поэт видит цель и способ существования искусства в создании "всякий раз новой эстетической реальности". При этом он считает, что "новая эстетическая реальность уточняет для человека его реальность этическую. Ибо эстетика - мать этики..." (1, 9).
Наконец, повторяя неоднократно высказанную и излюбленную свою мысль, Бродский вновь подчеркнул: "...то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка... Поэт, повторяю, есть средство существования языка... Пишущий стихотворение пишет его потому, что язык ему подсказывает или просто диктует следующую строчку" (1, 15-16). Таким образом, он последовательно отстаивает взгляд на поэзию и язык как явления, развивающиеся по своим внутренним законам.
На протяжении десятилетий Бродский не раз говорил, что истинный поэт - это "инструмент" или "орудие родного языка", "часть речи". В его собственных стихах слово (речь) раскрываются как бы в их самодвижении, саморазвитии. Это своего рода вынесенный на всеобщее обозрение мыслительно-ассоциативный процесс, подчас изливающийся, кажется, нескончаемым потоком, виртуозная запись по виду и на слух абсолютно естественной и вместе с тем мастерски оформленной средствами звуковой организации стиха живой разговорной речи.
Что касается соотношения и взаимодействия мысли и чувства, логики и эмоции в поэзии Бродского, то надо сказать, что интеллектуально-философское начало в его стихах нередко существует как бы за счет лирико-исповедального. Мысль, порой рассуждение превалируют над чувством. Богатство ассоциативных рядов чаще всего мотивируется и обосновывается логически, интеллектуально, причем возникает как бы скрупулезное стенографирование мыслительно-ассоциативного потока, предметная детализация отчасти становится самоценной. Но важно, что за всем этим встают собственные, живые мысль и чувство, которые, потребовав от читателя определенной эрудиции и умственной работы, активного сотворчества, вызывают в его сознании и душе ответное сопереживание, обогащают его духовно.
Представляя богатый спектр разновидностей медитативной, медитативно-изобразительной, описательной и повествовательной лирики, стихи Бродского необычайно многообразны в жанровом отношении. Поэт широко использует и обновляет традиционные жанры элегии (свыше 10 стихотворений несут это жанровое обозначение в самих названиях), послания, эпитафии, жанровые формы сонета (о цикле "Двадцать сонетов к Марии Стюарт" сам поэт говорил как о примечательном "более всего вариациями сонетной формы"), стансов и других, в том числе редко встречающихся в современной поэзии форм эклоги, идиллии.
Талант Бродского проявился и в сфере лиро-эпоса, начиная с больших поэм "Шествие" (1961), "Горбунов и Горчаков" (1968). В 80-е годы он пишет прозаические пьесы и прежде всего своеобразную антиутопию "Мрамор", действие которой происходит на исходе второго тысячелетия нашей эры в идеально организованной тюрьме и герои которой Публий и Туллий, оказавшиеся здесь без вины, а просто в силу установленного законодательством "твердого процента" от общей численности населения, ведут философские и житейские разговоры, пересыпанные изрядной дозой ненормативной лексики.
В пародийно-сатирической одноактной пьесе "Демократия!" изображается ситуация недавнего времени, ее действующие лица - руководители небольшой страны или республики распадающейся советской "империи". "Глава государства" и его министры в ответ на поступивший "сверху" телефонный звонок лихорадочно пытаются приспособиться к условиям этой неведомой им "демократии", насаждаемой традиционным командно-административным путем. В ядовито-остроумной и яркой сценической форме Бродский выразил свою тревогу и беспокойство в связи с возможностями и перспективами наметившихся преобразований в нашей стране.
Оказавшись в изгнании, Бродский заявил о себе как прозаик. Он автор мемуарно-автобиографических и литературно-критических эссе, значительная часть которых написана им на английском языке. Характерно название работы одного из критиков об этой сфере его деятельности: "Джозеф Бродский - американский эссеист" (Вл. Соловьев). Не менее показателен и тот факт, что за свою большую, свыше 500 страниц книгу эссе "Less tran one" ("Меньше чем единица") он получил Национальную премию Круга критиков.
Помимо автобиографических ("Меньше чем единица", "В полутора комнатах") и путевых очерков ("Путешествие в Стамбул") важное место в эссеистике Бродского занимают статьи о поэтах: М. Цветаевой ("Об одном стихотворении"), О. Мандельштаме, А. Ахматовой ("Плачущая муза"), английском поэте У. Одене, греческом - К. Кавафисе и др. Сам поэт придавал немалое значение этой своей деятельности: "Для меня абсолютно естественно быть русским поэтом и писать эссе по-английски".
Перу И. Бродского принадлежит несколько стихотворений, написанных им на английском языке, а некоторые из своих стихов он сам перевел на английский. Но очевидно больший вес и значение имеют его переводы английских и американских поэтов на русский: Д. Донна, Р. Лоуэлла, Д. Леннона, П. Маккартни. Не менее интересны и значительны его переводы, которыми он занимался уже в молодости в связи с увлечением европейской поэзией: с польского (К. Галчинский, Ч. Милош), чешского (В. Незвал), итальянского (У. Саба, С. Квазимодо) и др.
Исследователи отмечали богатство освоенного Бродским отечественного и мирового художественного опыта и традиций, куда вошли античная мифология и литература (творчество Вергилия, Горация, Овидия и др.), русский классицизм и реализм, поэзия "серебряного века" (от Кантемира и Державина, Пушкина, Вяземского и Баратынского до Цветаевой и Мандельштама, Ахматовой, Пастернака и Хлебникова), западная метафизическая поэзия XVII-XX веков (от Джона Донна до Томаса С. Элиота) и др. При этом характерно его обращение к Урании (Музе астрономии), вселенский, надмирный, космический настрой, в то же время не противоречащий конкретности и заземленности изображения. Впрочем, это относится уже к особенностям художественного мира И. Бродского, стилевой характерности его поэтического творчества.
Что же касается своеобразия его поэтики и стиля, то писавшие о Бродском отмечали "синтетичность" поэтического мышления, "универсальность" поэтической философии, самой художественной позиции автора (М. Крепе), "универсализм" и своего рода "протеизм", способность к усвоению самых разных поэтических стилей и традиций (А. Ранчин). С этим связано и необычайное лексическое богатство, стилевое разнообразие лексики Бродского, о чем упоминали многие исследователи, "разнообразие разговорной речи и на уровне синтаксиса" (В. Полухина), тропы из самых разных, ранее редко осваиваемых сфер, в том числе географии, геометрии, химии, физики, биологии и др. (М. Крепе).
Обращают на себя внимание реализованные в поэзии Бродского богатейшие возможности ритмики (силлабо-тоники, дольника, по его собственным словам, "интонационного стиха"), виртуозность его рифмы и особенно строфики. Исследователи отмечали у него необычайное "разнообразие строфических форм", "открытие совершенно новых форм" (Б. Шерр). И действительно, такие формы строфической организации, как трехстишия, секстины, септимы, октавы, децимы и др., представлены в его творчестве во множестве разновидностей.
Несомненна та роль, которую Бродский сыграл в окончательном снятии каких-либо языковых ограничений и запретов, в поэтическом освоении богатств народно-разговорной, книжно-литературной, философской, естественнонаучной, бытовой речи, в расширении творческого потенциала, обогащении и развитии языка современной русской поэзии, в раскрытии еще не исчерпанных возможностей русского стиха.
Творчество И. Бродского, целый ряд его граней, проблем и особенностей, получило глубокое освещение в исследовательских работах у нас и за рубежом. Достаточно назвать имена Д. Бетеа, М. Крепса, Л. Лосева, В. Полухиной, Б. Шерра, К. Проффера, Дж. Смита, М. Гаспарова, А. Наймана, А. Ранчина, М. Айзенберга, П. Вайля и А. Гениса и многих других, писавших о поэте.
Тем не менее нельзя сказать, что созданное И.А. Бродским за сорок лет писательской деятельности исчерпывающе охарактеризовано в трудах ученых и критиков. То, что сделано в "бродсковедении", при всех достижениях, можно пока что оценить лишь как первое приближение и подступы к всестороннему научному изучению феномена его личности и творчества в контексте развития отечественной и мировой поэзии.
Литература
Русская литература 20-90-х годов XX века: основные закономерности и тенденции
Акимов В.М. Сто лет русской литературы. От "серебряного века" до наших дней. СПб., 1995.
Компактно излагается и в целом убедительно решается большой ряд основных проблем, которые ставит история русской литературы XX века. Книга вобрала в себя предшествующее издание - "От Блока до Солженицына. Судьбы русской литературы двадцатого века (после 1917 года). Новый конспект-путеводитель" (СПб., 1993). Большой раздел посвящен литературному процессу.
Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М., 1984. С. 206-294.
В главе "Время Блока и Маяковского" третий этап эволюции русского стиха в конце XIX - первой четверти XX века на основании статистических данных отнесен к 1913-1925 годам, т.е. в основном ко времени войны и революционных преобразований. В главе "Советское время" выделяются этапы 1925-1935, 1935-1955 и после 1955 г., что не буквально совпадает, но относится с периодами истории литературы в целом.
Голубков М.М. Раскол (Русская историко-культурная ситуация первой трети XX века и литературный процесс) // Научные доклады филологического факультета МГУ. М., 1996. Вып. 1. С. 204-239.
Спорная (Л.Н. Гумилев на месте Карла Маркса), но оригинальная и яркая гипотеза о причинах того, что произошло с русской литературой и культурой в XX веке, в связи с исконными особенностями национального менталитета и историей культуры после Петра I. Неточно и категорично интерпретируются позиции Ленина, Троцкого, Воронского.
Добренко Е. Искусство принадлежать народу. Формовка советского читателя // Новый мир. 1994. № 12. С. 193-213.
Большой фактический материал, относящийся к процессу целенаправленной выработки в массах советского сознания и его ограждения от мировой культуры в 20-50-е годы, с экскурсом в 70-е. Тезис "Социалистического реализма требовал читатель" (с. 198).
Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995. С. 159-287.
В главах о литературе XX века делается интересная попытка религиозного объяснения черт советской литературы и творчества некоторых писателей, не только советских (И. Бабеля, И. Шмелева, В. Набокова, В. Астафьева).
Кормилов С.И. Русская литература после 1917 года как предмет исторической поэтики // Ломоносовские чтения 1994. М., 1994. С. 73-91.
Определение принципов изучения литературы в означенном аспекте. Периодизация литературы XX века (с. 84-91). Допущены смысловые опечатки (число делегатов Первого съезда советских писателей определено в 532 вместо 582 и т.д.).
Николюкин А.Н. О целостности русской литературы (1920-30-е годы) // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 3. С. 3-7.
Небольшая статья по содержанию шире своего заглавия, фактически имеется в виду судьба всей русской культуры в XX веке.
Чагин А.И. Противоречивая целостность // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 4. С. 13-18.
В статье уточняется исходная установка Е.Г. Эткинда, а отчасти и А.Н. Николюкина по вопросу о целостности русской литературы в XX веке.
Шнейберг Л. Я., Кондаков И. В. От Горького до Солженицына. 2-е изд., испр. и доп. М., 1995.
Пособие, якобы "для поступающих в вузы", весьма поверхностное в плане интерпретации художественных произведений и литературного процесса, но представляющее интерес для студента как свод материалов о судьбах писателей в СССР, о реакции на их творчество политиков и критиков и об их собственных статьях.
Эткинд Е. Русская поэзия XX века как единый процесс // Вопросы литературы. 1988. № 10. С. 189-211.
Утверждение литературоведом-эмигрантом принципиального единства высших художественных ценностей XX столетия, созданных в России и в русском зарубежье.
А.А. Блок
Бахтин М.М. Лекции об А. Белом, Ф. Сологубе, А. Блоке. С. Есенине (в записи Р.М. Миркиной). Блок // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1993. № 2-3. С. 155-163.
Глубоко оригинальные наблюдения над творческой индивидуальностью Блока и его эволюцией.
Долгополов Л.К. Поэма Александра Блока "Двенадцать". Л., 1979.
Пристальный и разносторонний анализ текста поэмы, в частности ее композиции.
Исупов К.Г. Русская эстетика истории. СПб., 1992. С. 65-97.
Глава "Историзм А. Блока и символистская мифология истории" - самое основательное исследование философско-исторических воззрений поэта в ближайшем контексте.
Ломинадзе С.В. Концептуальный стиль и художественная целостность // Контекст. 1981. М., 1982. С. 146-191.
Серьезный разбор "Двенадцати", в частности, с точки зрения соотношения автора, повествования и героев поэмы.
Овчаренко О. А. Стихотворение А. Блока "Скифы" и традиции русской литературы // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1990. № 5. С. 12-20.
Добросовестный свод материалов о стихотворении,Скифы", его убедительный анализ с чрезмерно революционным выводом.
М. Горький
Неизвестный Горький. Материалы и исследования. М., 1994. Вып. 3. М., 1995. Вып. 4.
Сборники включают публикации новых материалов. связанных с творчеством Горького. - писем к В.И. Ленину. Р. Роллану, Л.Н. Лунцу и др., а также статьи, в которых предлагается новый взгляд на те или иные стороны горьковского творчества, на такие произведения, как "На дне", "Жизнь Клима Самгина". и др.
Примочкина Н. Писатель и власть. М. Горький и литературное движение 20-х годов. М., 1996.
Монография посвящена исследованию творческого пути писателя в 20-е годы. его роли во взаимоотношениях с современными ему писателями - Е. Замятиным, М. Булгаковым, Н. Клюевым. С. Клычковым и др., при этом автор акцентирует внимание на деформации литературного процесса под влиянием сталинского режима.
Спиридонова Л.А. М. Горький: диалог с историей. М., 1994.
Исследуя архивные документы, автор монографии по-новому освещает ряд спорных проблем горьковедения: Горький и марксизм, отношение Горького к большевикам и революции, тайна смерти писателя.
Сухих С.И. Заблуждение и прозрение Максима Горького. Нижний Новгород, 1992.
Книга впервые дает глубокий и научно объективный анализ духовной драмы Горького в 20-30-е годы, его движения от "Несвоевременных мыслей" к сотрудничеству с тоталитарным режимом и предлагает новое прочтение итогового произведения писателя "Жизнь Клима Самгина".
И.А. Бунин
Выготский Л.С. "Легкое дыхание" // Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1987. С. 140-156.
Одна из классических работ, вскрывающих черты стилевого мышления Бунина.
"Высочайшая правда творчества". Современники о И.А. Бунине // Нева. 1995. № 10. С. 201-208.
Подборка статей литераторов-эмигрантов: Г. Адамовича, Ф. Степуна, В. Вейдле, М. Алданова.
Гречнев В.Я. В мире лирико-философской прозы Бунина // Гречнев В.Я. Русский рассказ конца XIX-XX века. Л., 1979. С. 44-100.
В книге весьма точно и емко охарактеризованы жанровые качества рассказов Бунина, их эволюция и роль в развитии "малых" жанров в русской литературе.
Мальцев Ю.В. Иван Бунин. Франкфурт-на-Майне; М., 1994.
Книга представляет собой наиболее полное и объективное исследование жизни и творчества Бунина. Автор впервые широко привлекает материалы парижского архива. Предлагает оригинальную и во многом новаторскую трактовку бунинского творчества.
Михайлов О.Н. Литература русского зарубежья. М., 1995. С. 100-169.
Глава о Бунине - подробный рассказ в популярной форме о жизни и творчестве писателя в эмиграции.
И.С. Шмелев
Ильин И.А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики. Бунин. Ремизов. Шмелев. М., 1991. С. 135-195.
Творчество И. Шмелева представлено в связи с православным восприятием мира.
Кормилов С.И. "Самая страшная книга" (Соотношение изобразительного и выразительного в "эпопее" Ивана Шмелева "Солнце мертвых") // Русская словесность. 1995. № 1. С. 21-30.
Пристальный филологический анализ документально-художественного произведения И.С. Шмелева.
Михайлов О. Поэма о старой Москве. Иван Шмелев и его "Лето Господне" // Шмелев И. Лето Господне. М., 1988. С. 3-16.
Краткие сведения о судьбе И. Шмелева.
Скачков И.В. Вечный свет вещего слова // Шмелев И.С. Богомолье. М., 1994. С. 3-31.
В статье рассмотрены богословские мотивы творчества И. Шмелева, сделан акцент на "Лете Господнем", "Богомолье", "Куликовом Поле", "Старом Валааме".
Смирнова М. Иван Сергеевич Шмелев. Молитвы о России // Шмелев И. Солнце мертвых. М., 1991. С. 179-206.
Очерк жизни и творчества И. Шмелева с широким привлечением западных публикаций.
Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов. М., 1991. С. 117-123.
Описание литературной судьбы И. Шмелева с 1890-х годов до смерти писателя.
Сорокина О.Н. Московиана. Жизнь и творчество Ивана Шмелева. М., 1994.
Книга американской исследовательницы - первая монография об И. Шмелеве, основанная на архивных документах, мемуарах, статьях западной периодики.
С.А. Есенин
Бельская Л.Л. Песенное слово. Поэтическое мастерство Сергея Есенина. М., 1990.
Компактный анализ поэтики Есенина, в частности образной системы, соотношения традиционализма и новаторства, жанров, форм стиха.
Марченко A.M. Поэтический мир Есенина. М., 1989.
В монографии описан творческий путь С. Есенина в сопоставлении с современной и классической русской литературой, уделено внимание философским и эстетическим аспектам творчества.
Солнцева Н.М. Сергей Есенин. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. М., 1997.
Исследованы мировоззренческие поиски поэта, особенности его христианских убеждений; прослежена творческая судьба поэта, его эстетические ориентации; рассмотрены связи есенинского творчества с творчеством русских классиков.
Солнцева Н.М. Китежский павлин. Филологическая проза. Документы. Факты. Версии. М., 1992. С. 127-281.
Философские и эстетические искания С. Есенина рассмотрены в контексте творчества крестьянских писателей С. Клычкова, Н. Клюева, А. Ганина, А. Ширяевца) и др. Уделено внимание проблемам: Есенин и имажинизм, Есенин и революция, Есенин и "Скифы", поздняя лирика и др.
Шубникова-Гусева Н.И. Сергей Есенин в стихах и жизни // Сергей Есенин в стихах и жизни. Стихотворения 1910-1925. М., 1995. С. 3-26.
Статья представляет эволюцию творчества поэта; рассмотрены вопросы об отношении его к революции; проблемы "есенинского мифа" - соотношения лирического героя и поэта, его "театрализации жизни".
В.В. Маяковский
Альфонсов В. Нам слово нужно для жизни. В поэтическом мире Маяковского. Л., 1984.
Хотя книга посвящена преимущественно поэзии раннего Маяковского, в ней содержатся обширные выходы в его творчество 1920-х годов, дается во многом новое прочтение его стихов и поэм, анализ поэтики. Значительное место в книге занимает проблема связей Маяковского с традициями русской и мировой культуры.
Гаспаров М.Л. Современный русский стих. Метрика и ритмика. М., 1974. С. 372-468.
Детальная характеристика вольного и акцентного стиха Маяковского в сравнении со стихом его современников.
Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского. М., 1990.
В книге решительно опровергаются привычные представления о поэте, в творчестве и духовном облике которого автором многое не принимается. Книга написана увлекательно, темпераментно, однако есть смысл ознакомиться и с доводами ее критиков Ал. Михайлова (Маяковский: кто он? // Театр. 1989. № 12) и В. Ковского (Желтая кофта Юрия Карабчиевского: Заметки на полях одной книги // Вопросы литературы. 1990. № 3).
В. Маяковский в воспоминаниях современников. М., 1963.
Свод воспоминаний о жизни поэта от ранних лет до момента трагического ее завершения. Среди авторов книги - известные деятели русского искусства: С. Эйзенштейн, Вс. Мейерхольд, Д. Шостакович, Н. Асеев и др.
Михайлов Ал. Точка пули в конце. Жизнь Маяковского. М., 1993.
Книга представляет собой документально-художественное повествование о жизни Маяковского на фоне революционных событий в России. В ней использованы ранее неизвестные материалы, проливающие свет на загадку необычной любви и смерти поэта, приведено немало фактов из литературной жизни первой трети XX века.
Харджиев Н., Тренин В. Поэтическая культура Маяковского. М., 1970.
Книга посвящена вопросам поэтики, культуры стиха Маяковского, ее преемственной связи с классической традицией, с поэзией и искусством его современников, в частности, с авангардной живописью начала века.
О.Э. Мандельштам
Аверинцев С. Судьба и весть Осипа Мандельштама // Мандельштам О. Соч.:В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 5-64.
В работе развернуто глубокое понимание личности и творчества Мандельштама, его культурных корней, обоснована значительность его поэтической "вести" - той художественной новизны, которая была внесена им в "строение и состав" русской поэзии XX века.
Гаспаров М.Л. Поэт и культура. Три поэтики Осипа Мандельштама // Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М., 1995. С. 327-370.
В статье дан глубокий анализ поэтического творчества Мандельштама в целом и, что особенно важно, в плане поэтики, прослеженной в ее развитии.
Колобаева Л.А. "Место человека во вселенной..." (философия личности и видение мира в поэзии О. Мандельштама) // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1991. № 2. С. 3-14.
В статье творчество Мандельштама рассмотрено с точки зрения выразившейся в нем концепции личности.
Левин Ю.И., Сегал Д.М., Тименчик Р.Д.,Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. 1974-1975. № 7/8. P. 39-82.
В статье предложен продуктивный подход к пониманию "семантической поэтики" Мандельштама и Ахматовой, выявлены специфические художественные ее качества и роль в развитии поэтической культуры XX века.
Мандельштам и античность. Сб. ст. М., 1995.
В сборнике опубликованы основные работы по теме "Мандельштам и античность". Среди них статьи разных лет В.И. Терраса, Р. Пшибыльского, Н.А. Нильсона, К.Ф. Тарановского, В.А. Швейцер и др.
"Отдай меня, Воронеж..." Третьи международные мандельштамовские чтения. Воронеж, 1995.
В книге собраны работы по самым разнообразным проблемам изучения творчества Мандельштама - о поэтике, мифе, ритме и рифме, об исторической концепции в прозе поэта и др. Здесь представлены статьи В.Б. Микушевича, Е.Г. Эткинда, С.С. Аверинцева, Н.А. Кожевниковой, С.Н. Бройтмана и др.
Струве Никита. Осип Мандельштам. Томск, 1992.
Книга представляет собой живой очерк поэтической судьбы О. Мандельштама, обрисовывает его как художника, осуществившего синтез основных литературных течений начала XX века: символизма, акмеизма и футуризма - и обогатившего не только русскую, но и мировую поэзию.
М.И. Цветаева
Гаспаров М.Л. Марина Цветаева: от поэтики быта к поэтике слова // Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М., 1995. С. 307-315.
В статье прослеживается творческая эволюция поэта начиная с ранних стихов, характеризуются ее этапы, дается глубокий анализ отдельных произведений, их образности, "сближения слов по звуку" и "выдвижения слова как образа" в позднем творчестве.
Кудрова И.В. Версты, дали... Марина Цветаева: 1922-1939. М., 1991.
Книга посвящена судьбе и творчеству Цветаевой в эмиграции. Преимущественное внимание уделяется биографическому повествованию, обстоятельствам ее жизни за рубежом.
Разумовская Мария. Марина Цветаева. Миф и действительность. М., 1994.
Книга представляет собой биографию Цветаевой, обстоятельный рассказ о ее жизни и творчестве, трагической судьбе. В ней использованы малодоступные материалы, архивные документы, впервые опубликован ряд писем Цветаевой.
Саакянц Анна. Марина Цветаева: Страницы жизни и творчества (1910-1922). М., 1986.
Одна из первых работ, где исследуется личность, жизненный и творческий путь Цветаевой. Опираясь на многочисленные архивные документы, воспоминания современников, автор прослеживает развитие духовной биографии поэта - от выхода первой книги и до отъезда в эмиграцию.
Швейцер Виктория. Быт и Бытие Марины Цветаевой. М., 1992.
Одна из лучших в современном "цветаевоведении" книг о жизни и творчестве большого русского поэта - итог длительной собирательской и исследовательской работы автора. Цветаева представляется в ней личностью необычайно сложной. Многие материалы публикуются впервые.
А.Н. Толстой
Алпатов А.В. Алексей Толстой - мастер исторического романа. М., 1958.
До сих пор лучшая книга об исторических произведениях Толстого благодаря главным образом тщательному анализу их источников.
Воспоминания об А.Н. Толстом. 2-е изд. М., 1982.
Ряд любопытных фактических данных.
Кормилов С.И. А.Н. Толстой // Статьи о русской литературе. Учебное пособие для поступающих в МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 1996. С. 336-356.
Анализ "Петра Первого" (с. 344-355).
Крюкова А.М. Алексей Николаевич Толстой. М., 1989.
Научно-популярное, но содержащее современный объективный взгляд и архивные материалы издание в серии "История Москвы: портреты и судьбы".
Крюкова А.М. А.Н. Толстой и русская литература. Творческая индивидуальность в литературном процессе. М., 1990.
Наиболее глубокое современное исследование проблематики и отчасти поэтики Толстого в далеком и близком контексте. Но автор преувеличивает элемент "трагизма" в мировосприятии писателя.
Петелин В. Алексей Толстой. М, 1978.
Биография писателя в серии "ЖЗЛ".
Поляк Л.М. Алексей Толстой - художник. Проза. М., 1964.
Самое обстоятельное и глубокое из советских исследований творчества Толстого, но во многом принадлежащее своему времени.
А.Н. Толстой. Материалы и исследования. М., 1985.
Комментированные публикации дневников, записных книжек и писем Толстого. Ряд статей и сообщений о разных аспектах его творчества, не утративших научного значения.
А.Н. Толстой. Новые материалы и исследования. М., 1995.
Для изучаемого курса интерес представляют статьи В.П. Скобелева о приключенческой прозе А.Н. Толстого 20-х годов, М.А. Чернышевой о творческой истории "Золотого ключика", А.М. Крюковой "М.А. Булгаков об А.Н. Толстом (Заметки на полях дневников и писем современников)" и глава "Парижские встречи и размышления", не опубликованная в 1978 г. в книге В.В. Петелина "Алексей Толстой".
М.А. Булгаков
Булгакова Е. Дневник Елены Булгаковой. М., 1990.
Единственная в своем роде книга, день за днем воссоздающая последнее десятилетие жизни М.А. Булгакова.
Воспоминания о Михаиле Булгакове. М., 1988.
Свидетельства друзей и современников М.А. Булгакова, представляющие собой исторический, житейский и психологический комментарий к творческому пути писателя.
Золотоносов М. "Взамен кадильного куренья..." // Дружба народов. 1990. № 11. С. 247-262.
Характеристика проблем, идей, тенденций, определившихся в булгаковедении в канун столетия со дня рождения писателя.
Золотоносов М. "Родись второрожденьем тайным..." // Вопросы литературы. 1989. № 4. С. 149-182.
Глубокая современная интерпретация творческого поведения М. Булгакова в контексте историко-культурной ситуации 1920-1930 годов.
Золотусский И. Заметки о двух романах Булгакова // Литературная учеба. 1991. № 2. С. 147-165.
Сопоставительный анализ двух романов Булгакова, помогающий представить, каковы эстетические и нравственные приобретения и утраты, которыми сопровождалась творческая эволюция писателя.
Лесскис Г.А. "Мастер и Маргарита" Булгакова (манера повествования, жанр, макрокомпозиция) // Известия АН СССР. Сер. лит-ры и яз. 1979. Т. 38. № 1. С. 52-59.
Анализ "Мастера и Маргариты" как "двойного романа", представляющего собой единую жанровую структуру, разные уровни которой подчинены исторической, философской и этической проблематике.
Смелянский A.M. Михаил Булгаков в Художественном театре. М., 1989.
Книга воссоздает творческий облик Булгакова-драматурга, знакомит со сценической интерпретацией его пьес.
Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988.
Наиболее полное, основанное на архивных материалах научное исследование творческого пути М.А. Булгакова.
А.П. Платонов
Бочаров С.Г. "Вещество существования" (Мир Андрея Платонова) // Бочаров С.Г. О художественных мирах. М., 1985. С. 249-296.
Одно из первых (1968) научных исследований формы произведений Платонова, его затрудненного, "корявого" стиля в единстве с содержанием, с художественным мировидением и жизнью писателя.
Исупов К.Г. Русская эстетика истории. СПб., 1992. С. 98-117.
Глава "А. Платонов: Философия исторического творчества" - глубокое рассмотрение философии истории (и жизни в целом) Платонова, утописта и антиутописта одновременно.
Корниенко Н.В. История текста и библиография А.П. Платонова (1926-1946) // Здесь и теперь. М., 1993. № 1. 320 с.
Подробно рассмотрены проблемы текстологии и творчества Платонова.
Андрей Платонов: Воспоминания современников. Материалы к биографии. М., 1994.
Сборник содержит, помимо воспоминаний, публикации произведений Платонова, отзывы и рецензии разных лет на его произведения.
Андрей Платонов. Исследования и материалы: Сб. трудов. Воронеж, 1993.
Сборник содержит ряд ценных статей исследовательского характера, всего 17 статей.
Андрей Платонов: Мир творчества. М., 1994.
Сборник наиболее значительных статей о Платонове, изданных в разные годы, в том числе за рубежом (всего 19 статей). Библиография (1971 - апрель 1993. / Сост. Е.Д. Шубина. Зарубежные исследования. 1965 - 1990. / Сост. Э. Найман).
"Страна философов" Андрея Платонова: Проблемы творчества. М., 1995. Вып. 2.
Сборник содержит 16 статей.
Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. Библиография. СПб., 1995.
В сборнике 11 статей, публикации фрагментов произведений Платонова, библиография о писателе (1958-1994. / Сост. А.А. Харитонов).
Творчество А. Платонова. Статьи и сообщения. Воронеж, 1970.
Сборник ценен как первый в ряду коллективных сборников о Платонове, всего 20 статей. Библиография.
Чалмаев В. Андрей Платонов (К сокровенному человеку). М., 1989.
Наиболее детально разработан первый период творчества Платонова, исследуются связи между взглядами писателя и русских философов.
Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования. Об Андрее Платонове. Работы разных лет. М., 1987.
Сборник статей одного из известных исследователей творчества Платонова.
Б.Л. Пастернак
Альфонсов В. Поэзия Бориса Пастернака. Л., 1990. С. 368.
<< Пред. стр. 8 (из 9) След. >>
Список литературы по разделу