<< Пред.           стр. 16 (из 17)           След. >>

Список литературы по разделу

  — 1) сино­ним понятия истина, событие, результат; нечто реальное, в противоположность вымышленному; конкретное, единич­ное, в отличие от абстрактного и общего; 2) в логике и мето­дологии научного познания — особого рода предложения, фиксиру­ющие эмпирическое знание. Как форма эмпирического знания Ф. противопоставляется теории или гипотезе.
 В понимании природы Ф. в современной методологии науки можно выделить две тенденции: фактуализм и теоретизм. Сторон­ники фактуализма исходят из той идеи, что научные Ф. лежат вне теории и совершенно не зависят от нее. Поэтому подчеркивается автономность Ф. по отношению к теории. Если под Ф. понимают реальное положение дел, то его независимость от теории очевидна. Когда Ф. истолковывается как чувственный образ, то подчеркивается независимость чувственного восприятия от языка. Если же говорят о Ф. как о некоторых предложениях, то обращают внимание на особый характер этих предложений по сравнению с предложениями теории: они либо выражают чувственно данное, либо включают в себя резуль­таты наблюдения, либо верифицируются специфическим образом и т. п. Во всех случаях фактуализм резко противопоставляет Ф. и тео­рию. Из этого вытекает представление об инвариантности Ф. и языка наблюдения по отношению к сменяющим друг друга теориям. В свою очередь, с признаками инвариантности тесно связан примитивный кумулятивизм в понимании развития научного знания. Уста­новленные Ф. не могут исчезнуть или измениться, они могут лишь накапливаться, причем на ценность и смысл Ф. не влияет время их хранения: Ф., установленные, скажем, Фалесом, в неизменном виде
 
 
 
 [352]
 дошли до наших дней. Это ведет к пренебрежительной оценке позна­вательной роли теории и к инструменталистскому истолкованию пос­ледней. Надежное, обоснованное, сохраняющееся знание — это лишь знание неизменных Ф., а все изменчивое, преходящее в познании имеет значение лишь постольку, поскольку помогает открывать Ф. Ценность теории лишь в том, что после себя она оставляет новые Ф.
 Теоретизм также понимает под Ф. чувственные образы или пред­ложения. Однако, в противоположность фактуализму, он подчерки­вает тесную связь Ф. с теорией. Если Ф. истолковывается как чув­ственный образ, то теоретизм подчеркивает зависимость чувственно­го восприятия от языка и концептуальных средств теории. Ф. в этом случае оказывается сплавом чувственного восприятия с некоторым предложением, которое формулируется теорией. Изменение этих предложений приводит к изменению Ф. Напр., глядя на картинку, изображающую два профиля, повернутые друг к другу, мы можем «увидеть» два разных «факта»: два профиля или вазу. Какой именно «факт» мы установим, зависит от теории, которой мы руководству­емся. Чувственное же восприятие остается в обоих случаях одним и тем же. Т. о., теоретизм приходит к выводу о полной зависимости Ф. от теории. Эта зависимость с его точки зрения настолько велика, что каждая теория создает свои специфические Ф. Ни о какой устойчи­вости, инвариантности Ф. по отношению к различным теориям не может быть и речи. Поскольку Ф. детерминируются теорией, по­стольку различия между теориями отражаются в соответствующих различиях между Ф. Это приводит теоретизм к признанию несрав­нимости конкурирующих теорий и к антикумулятивизму в понимании развития научного знания. Сменяющие друг друга тео­рии не имеют общих Ф. и общего языка наблюдения. Старая теория ничего не может передать новой и целиком отбрасывается вместе со своими Ф. после победы новой теории. Поэтому в развитии науки нет преемственности.
 Можно согласиться с фактуализмом в том, что Ф. в определенной мере не зависят от теории и именно поэтому для теории важно соответствовать Ф. и иметь фактуальное подтверждение. Независи­мые от теории Ф. ограничивают произвол ученого в создании новых теорий и могут заставить его изменить или отбросить противореча­щую Ф. теорию. Для того чтобы Ф. могли влиять на создание, разви­тие и смену научных теорий, они должны быть в определенной сте­пени независимы от теории. Но сказать, что Ф. совершенно не зави­сят от теории, значит разорвать все связи между теорией и Ф. и лишить теорию всякой познавательной ценности. Можно согласить­ся и с теоретизмом относительно того, что теория в определенной
 
 
 [353]
 степени влияет на Ф., что Ф. «теоретически нагружены», что теория влияет на наше восприятие мира и на формирование Ф. Если мы признаем познавательную ценность теории, ее влияние на наше вос­приятие и понимание мира, мы не можем не признать ее влияния на Ф. Вместе с тем лишить Ф. всякой устойчивости по отношению к теории, сделать их целиком зависимыми от теории — значит отвер­гнуть их значение для процесса научного познания.
 ФАЛЬСИФИКАЦИЯ (от лат. falsus — ложный, facio - делаю)
  -процедура, устанавливающая ложность теории или гипотезы в ре­зультате эмпирической проверки. Понятие Ф. является фун­даментальным в методологической концепции К. Поппера, который обосновал важность этой процедуры для развития науки.
 С логической точки зрения процесс Ф. описывается схемой модус толленс. Из проверяемой теории Т дедуцируется некоторое эмпири­ческое предложение a, т. e. согласно правилам классической матема­тической логики имеет место Т ->> A. Посредством эмпирических методов познания (наблюдения, измерения или эксперимента) пред­ложение А сопоставляется с реальным положением дел. Выясняется, что A ложно и истинно предложение ~А (не-А). Из Т -> A и ~А следует ~ Т, т. е. ложность теории Т.
 Когда речь идет об изолированном предложении или гипотезе невысокого уровня общности и абстрактности, фальсифицирую­щий вывод часто оказывается полезным и помогает отсечь ложные предложения. Однако если мы рассматриваем сложную, иерархичес­ки упорядоченную систему предложений — теорию, то дело обстоит вовсе не так просто. Процедура Ф. обнаруживает только столкнове­ние теории с фактом, но не говорит нам, какой член противоречия ложен - теория или факт. Почему мы обязаны считать, что ложной является именно теория? Быть может, ложным является факт, кото­рый установлен в результате «грязного» эксперимента, неправильно истолкован и т. п.?
 К этому добавляется еще одно соображение. Из одной теории обычно нельзя вывести эмпирического предложения. Для этого к теории нужно присоединить специальные правила, дающие эмпири­ческую интерпретацию терминам теории, и предложения, описываю­щие конкретные условия эмпирической проверки. Т. о., эмпиричес­кое предложение А следует не из одной теории Т, а из Т плюс правила эмпирической интерпретации плюс предложения, описыва­ющие конкретные условия. Если учесть это обстоятельство, то сразу же становится ясным, что из ложности предложения А мы не имеем права делать вывод о ложности теории Т. Ложная посылка может входить в добавляемые правила или предложения. Вот поэтому в
 
 
 
 [354]
 реальной науке, обнаружив столкновение теории с некоторым фак­том, ученые вовсе не спешат объявлять теорию ложной. Они еще и еще раз проверяют чистоту экспериментов, предпосылок, на которые опираются истолкование экспериментальных результатов, звенья фальсифицирующего вывода и т. д. Только тогда, когда таких фак­тов накопится достаточно много и появится гипотеза, успешно их объясняющая, ученые начинают склоняться к мысли о том, что их теория, возможно, ложна.
 Несмотря на все трудности применения, процедура Ф. использу­ется в качестве одного из критериев научности гипотез и теорий. Всякая гипотеза или теория должна допускать возможность своего опровержения — только в этом случае она заслуживает серьезного рассмотрения. Если некоторая гипотеза в принципе неопровержима, то это означает, что она ничего не говорит о мире и не может прийти в столкновение с фактами. Следовательно, она ненаучна. Поэтому при выдвижении новых гипотез и теорий следует указы­вать, при каких условиях можно будет считать, что они опроверг­нуты. Если такие условия сформулировать нельзя, нет смысла рас­сматривать предложенную гипотезу или ставить эксперимент для ее опровержения.
 ФИГУРА СИЛЛОГИЧЕСКАЯ, см.: Силлогизм.
 ФИЗИЧЕСКАЯ МОДАЛЬНОСТЬ, см.: Онтологическая модальность.
 «ФИЛОСОФСКАЯ ЛОГИКА»
  - название, используемое иногда для обозначения разнообразных приложений идей и аппарата совре­менной формальной логики для анализа понятий и проблем фило­софии. Хотя формальная логика еще в прошлом веке отделилась («отпочковалась») от философии и перестала быть «философской дисциплиной», традиционная связь между этими науками не обо­рвалась. Обращение к философии является необходимым условием прояснения оснований логики. С другой стороны, применение в фи­лософии понятий и методов логики позволяет глубже осмыслить некоторые философские проблемы. «Философская логика» не явля­ется собственно логикой. Это — философия, точнее отдельные ее фрагменты, но трактуемые с применением не только естественного языка, дополненного определенной философской терминологией, но и с помощью искусственных (формализованных) языков логики. Последние позволяют придать ряду философских проблем недоста­ющую им точность, провести более ясные границы между философ­скими принципами, выявить логические их связи и т. п. Далеко не все философские проблемы допускают «логическую обработку», сама возможность последней не означает, что проблема, являющаяся по сути своей философской, превращается в проблему логики.
 
 
 [355]
 Из числа философских проблем, при обсуждении которых целесо­образно использовать логику, можно упомянуть проблемы научного закона, необходимости, причинности, детерминизма, объяснения и понимания, изменения и становления, искусственного интеллекта, ценностей и моральных принципов и др. Рассмотрение всех этих тем с привлечением логики не означает подмены ею философии. Логика только предоставляет средства, позволяющие философии с большей строгостью и убедительностью решать свои проблемы. В свою оче­редь, логика, используемая в философском анализе, сама получает мощные импульсы в результате обратного воздействия своих прило­жений. Имеет место именно взаимодействие логики и философии в исследовании определенных проблем, а не простое применение гото­вого аппарата логики к некоторому внешнему для него материалу.
 ФОРМАЛИЗАЦИЯ (от лат. forma — вид, образ)
  — отображение результатов мышления в точных понятиях и утверждениях. При Ф. изучаемым объектам, их свойствам и отношениям ставятся в соот­ветствие некоторые устойчивые, хорошо обозримые и отождествимые материальные конструкции, дающие возможность выявить и зафиксировать существенные стороны объектов. Ф. уточняет содер­жание путем выявления его формы и может осуществляться с раз­ной степенью полноты.
 Выражение мышления в естественном языке можно считать пер­вым шагом Ф. Дальнейшее ее углубление достигается введением в обычный язык разного рода специальных знаков и созданием час­тично искусственных и искусственных языков.
 Логическая Ф. направлена на выявление и фиксацию логической формы выводов и доказательств. Полная Ф. теории имеет место тог­да, когда совершенно отвлекаются от содержательного смысла ее исходных понятий и положений и перечисляют все правила логи­ческого вывода, используемые в доказательствах. Такая Ф. включает в себя три момента: 1) обозначение всех исходных, неопределяе­мых терминов; 2) перечисление принимаемых без доказательства формул (аксиом); 3) введение правил преобразования данных фор­мул для получения из них новых формул (теорем).
 В формализованной теории доказательство не требует обращения к содержанию используемых понятий, их смыслу. Доказательство является здесь последовательностью формул, каждая из которых либо есть аксиома, либо получается из аксиом по правилам вывода. Про­верка такого доказательства (но не его отыскание) превращается в чисто механическую процедуру, которая может быть передана вы­числительной машине.
 Ф. играет существенную роль в уточнении научных понятий. Мно­гие проблемы не могут быть не только решены, но даже сформули-
 
 
 
 [356]
 рованы, пока не будут формализованы связанные с ними рассуж­дения. Так обстоит дело, в частности, с широко используемым по­нятием алгоритма и вопросом о том, существуют ли алгоритмичес­ки неразрешимые проблемы.
 Только с Ф. арифметики появилась возможность поставить воп­рос, охватывает ли формализованная арифметика всю содержатель­ную арифметику. Как показал К. Гёдель, достаточно богатая содер­жанием теория (охватывающая арифметику натуральных чисел) не может быть полностью отображена в ее формализованной версии; как бы ни пополнялась дополнительными утверждениями после­дняя, в теории всегда останется невыявленный, неформализованный остаток (см.: Гёделя теорема).
 ФОРМАЛЬНАЯ ЛОГИКА, или: Л о г и к а,
  — наука, занимающая­ся анализом структуры высказываний и доказательств, обраща­ющая основное внимание на форму в отвлечении от содержания (см.: Содержание и форма). Определение «формальная» было введе­но И. Кантом (1724—1804) с намерением подчеркнуть ведущую особенность Ф. л. в подходе к изучаемым объектам и отграничить ее тем самым от других возможных логик.
 ФОРМАЛЬНАЯ СУППОЗИЦИЯ, см.: Суппозиция.
 ФОРМАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ
  — теория в формализованном языке. Важной особенностью Ф. т. является то, что содержательные утверждения заменены в них последовательностями символов, ма­нипуляции с которыми основываются лишь на их внешнем виде, и подразумеваемая логическая система явным образом включает­ся в теорию. Поэтому более точно Ф. т. можно определить как упорядоченную тройку (L, A, C), где L представляет формализо­ванный язык, A — множество аксиом и С — множество правил вывода.
 Ф. т. обычно строится следующим образом. Вначале задается алфа­вит языка — набор исходных символов, включающий в себя симво­лы для индивидных констант и переменных, для предикатов и функ­ций, для логических связок и кванторов. Затем определяется понятие правильно построенной формулы. Это определение дол­жно быть эффективным, т. е. должна существовать эффективная про­цедура, позволяющая для произвольной последовательности симво­лов решить, является ли она правильно построенной формулой. Из множества формул выбирается некоторое подмножество аксиом. Оп­ределение аксиомы также должно быть эффективным. Наконец фор­мулируются правила вывода, позволяющие получать из одних фор­мул другие.
 Добавляя к алфавиту языка новые математические, физические и др. символы и присоединяя к аксиомам дополнительные математи-
 
 
 
 [357]
 ческие или конкретно-научные принципы, получают формальную конкретно-научную теорию. Примерами Ф. т. являются: пропозицио­нальное исчисление, исчисление предикатов, теория порядка, тео­рия групп, теория решеток, теория множеств и т. п.
 ФОРМЫ МЫСЛИ, или: Формы мышления,
  — в традици­онной логике основными формами мысли считаются понятие, суж­дение и умозаключение. Каждая из этих основных форм имеет многочисленные разновидности.
 ФУНКТОР
  — средство преобразования знаковых выражений и порождения одних выражений из других. Напр., знак «+» можно рассматривать как Ф., преобразующий два числа в некоторое третье число. В зависимости от числа объектов, к которым применяется Ф., последние разделяются на нуль-местные, одноместные, двухместные и т. д. К числу нуль-местных Ф. в математической логике относят константы — индивидные и пропозициональные. Одноместными Ф. будут знаки отрицания, необходимости, возможности и т. п., двух­местными Ф. — бинарные логические связки: конъюнкция, дизъюнк­ция, импликация и т. п.
 Иногда Ф. подразделяются на экстенсиональные и ин­тенсиональные. Примером первых являются связки классичес­кой математической логики, для которых важны лишь истинност­ные значения тех простых высказываний, к которым они применя­ются. Если Ф. учитывает еще и смысловые, содержательные связи между теми элементами, к которым он применяется, он считается интенсиональным. К числу интенсиональных Ф. относят знаки воз­можности и необходимости, сильную, строгую, релевантную импли­кацию и т. п. (см.: Функция).
 ФУНКЦИЯ (от лат. functio — осуществление, выполнение)
  — соот­ветствие между переменными величинами х и у, в результате которо­го каждому значению величины х (независимой переменной, аргу­менту) сопоставляется одно-единственное значение величины у (за­висимой переменной). Это соответствие записывается в виде выражения y=f(x). Такое соответствие может быть задано не только формулой, но и графиком или таблицей (примером такой таблицы может быть таблица логарифмов). Множество элементов некоторой Ф., подставляемых вместо х, называют областью ее определения, а множество элементов у некоторой Ф. называют областью ее значе­ний. Обобщением понятия одноместной Ф. является понятие много­местной Ф. (см.: Отношение). В логике большую роль играет понятие о пропозициональной Ф. (см.: Ф. пропозициональная, Ф. переменная, Отношение функциональное).
 
 
 [358]
 
 
 Ц
 ЦЕЛЕВОЕ ОБОСНОВАНИЕ
  - обоснование позитивной оценки какого-то объекта ссылкой на то, что с его помощью может быть получен другой объект, имеющий позитивную ценность. Напр., по утрам следует делать зарядку, поскольку это способствует укрепле­нию здоровья; нужно отвечать добром на добро, т. к. это ведет к справедливости в отношениях между людьми и т. п. Ц. о. иногда наз. мотивационным; если упоминаемые в нем цели не являются целями человека, оно обычно именуется телеологическим.
 Центральным и наиболее важным способом эмпирического обо­снования описательных (дескриптивных) высказываний является выведение из обосновываемого положения логических следствий и их последующая опытная проверка. Подтверждение следствий — сви­детельство в пользу истинности самого положения. Общая схема косвенного эмпирического подтверждения:
 (1) Из A логически следует B; В подтверждается в опыте; зна­чит, вероятно, A истинно.
 Это — индуктивное рассуждение, истинность посылок не обеспе­чивает здесь истинности заключения. Эмпирическое подтвержде­ние может опираться также на подтверждение в опыте следствия причинной связи. Общая схема такого каузального подтвержде­ния:
 (2) A является причиной В; следствие В имеет место; значит, вероятно, причина A также имеет место.
 Напр.: «Если идет дождь, земля является мокрой; земля мок­рая, значит, вероятно, идет дождь». Это - типичное индуктивное
 [359]
 рассуждение, дающее не достоверное, а только проблематичное след­ствие. Если бы шел дождь, земля действительно была бы мокрой; но из того, что она мокрая, не вытекает, что идет дождь: земля может быть мокрой после вчерашнего дождя, после таяния снега и т. п.
 Аналогом схемы (1) эмпирического подтверждения является сле­дующая схема квазиэмпирического обоснования (под­тверждения) оценок:
 (1*) Из А логически следует В, В— позитивно ценно; значит, вероятно, A также является позитивно ценным.
 Напр.: «Если мы пойдем завтра в кино и пойдем в театр, то мы пойдем завтра в театр; хорошо, что мы пойдем завтра в театр; значит, по-видимому, хорошо, что мы пойдем завтра в кино и пойдем в театр». Это — индуктивное рассуждение, обосновываю­щее одну оценку («Хорошо, что мы пойдем завтра в кино и пой­дем в театр») ссылкой на другую оценку («Хорошо, что мы пой­дем завтра в театр»).
 Аналогом схемы (2) каузального подтверждения описательных высказываний является следующая схема квазиэмпирического целевого обоснования (подтверждения) оценок:
 (2*) A является причиной В; следствие В — позитивно цен­но; значит, вероятно, причина А также является позитивно ценной.
 Напр.: «Если в начале лета идут дожди, урожай будет большим; хорошо, что будет большой урожай; значит, судя по всему, хоро­шо, что в начале лета идут дожди». Это опять-таки индуктивное рассуждение, обосновывающее одну оценку («Хорошо, что в начале лета идут дожди») ссылкой на другую оценку («Хорошо, что будет большой урожай») и определенную каузальную связь.
 В случае схем (1*) и (2*) речь идет о квазиэмпирическом обо­сновании, поскольку подтверждающиеся следствия являются оцен­ками, а не эмпирическими (описательными) утверждениями.
 В схеме (2*) посылка «A является причиной В» представляет со­бой описательное утверждение, устанавливающее связь причины A со следствием В. Если утверждается, что данное следствие является позитивно ценным, связь «причина — следствие» превращается в связь «средство — цель». Схему (2*) можно переформулировать та­ким образом:
 А есть средство для достижения цели В, В— позитивно ценно; значит, вероятно, А также позитивно ценно.
 
 
 
 [360]
 Рассуждение, идущее по этой схеме, оправдывает средства ссыл­кой на позитивную ценность достигаемой с их помощью цели. Оно является, можно сказать, развернутой формулировкой хорошо из­вестного и всегда вызывающего споры принципа «Цель оправдыва­ет средства». Споры объясняются индуктивным характером скрыва­ющегося за принципом Ц. о. (оправдания): цель вероятно, но не всегда и не с необходимостью оправдывает средства.
 Еще одной схемой квазиэмпирического Ц. о. оценок является схема:
 (2**) Не-А есть причина не-В; но В - позитивно ценно; зна­чит, вероятно, A также является позитивно ценным.
 Напр.: «Если вы не поторопитесь, то мы не придем к началу спектакля; хорошо было бы быть к началу спектакля; значит, по-видимому, вам следует поторопиться».
 Иногда утверждается, что Ц. о. оценок представляет собой дедук­тивное рассуждение. Однако это не так. Ц. о., и в частности извест­ный со времен Аристотеля т. наз. практический силлогизм, представляет собой индуктивное рассуждение.
 Ц. о. оценок находит широкое применение в самых разных обла­стях оценочных рассуждений, начиная с обыденных, моральных, политических дискуссий и кончая методологическими, философски­ми и научными дискуссиями. Вот характерный пример, взятый из книги Б. Рассела «История западной философии» (М., 1993. — Т. 2. — С. 169): «Большая часть противников школы Локка, — пишет Рас­сел, — восхищалась войной как явлением героическим и предпола­гающим презрение к комфорту и покою. Те же, которые восприня­ли утилитарную этику, напротив, были склонны считать большин­ство войн безумием. Это снова, по меньшей мере в XIX столетии, привело их к союзу с капиталистами, которые не любили войн, так как войны мешали торговле. Побуждения капиталистов, конечно, были чисто эгоистическими, но они привели к взглядам, более созвучным с общими интересами, чем взгляды милитаристов и их идеологов». В этом отрывке упоминаются три разных целевых аргу­ментации, обосновывающих оправдание или осуждение войны:
 о Война является проявлением героизма и воспитывает презре­ние к комфорту и покою; героизм и презрительное отношение к комфорту и покою позитивно ценны; значит, война также пози­тивно ценна.
 о Война не только не способствует общему счастью, но, напро­тив, самым серьезным образом препятствует ему; общее счастье — это то, к чему следует всячески стремиться; значит, войны нужно категорически избегать.
 
 
 
 [361]
 >> Война мешает торговле; торговля является позитивно ценной; значит, война вредна.
 Убедительность Ц. о. для аудитории существенным образом зави­сит от трех обстоятельств: во-первых, насколько эффективной яв­ляется связь между целью и тем средством, которое предлагается для ее достижения; во-вторых, является ли само средство в доста­точной мере приемлемым; в-третьих, насколько приемлема и важна для данной аудитории оценка, фиксирующая цель. В разных аудито­риях одно и то же Ц. о. может обладать разной убедительностью. Это означает, что Ц. о. относится к контекстуальным (ситуативным) способам аргументации (см.: Обоснование, Эмпирическое обоснова­ние, Контекстуальное обоснование, Причина).
 ЦЕЛЬ-СРЕДСТВО
  - обоснование позитивной ценности сред­ства путем ссылок на позитивную ценность цели и наличие при­чинной связи между средством и целью. Таковым является, напр., обоснование внесения удобрений тем, что это способствует повы­шению урожая; позитивная оценка смертной казни на том основа­нии, что она якобы прямо влияет на сокращение числа тяжких преступлений, и т. п. Иногда идею обоснования Ц.-с. передают с помощью афоризма «Цель оправдывает средства», вызывающего постоянную полемику.
 Рассуждение, обосновывающее позитивную оценку средства ссыл­кой на позитивную ценность цели, идет по одной из следующих двух схем:
 (1) В есть средство для достижения A; A - позитивно ценно; значит, В, по-видимому, позитивно ценно.
 (2) Не-В есть средство, ведущее к не-A; А является целью (по­зитивно ценно); значит, вероятно, В также позитивно ценно.
 Связь Ц.-с. представляет собой перевернутую связь «причина-следствие»: если В есть причина А, то В есть тем самым средство или одно из средств достижения A. Схема (2) эквивалентна на базе про­стых принципов логики абсолютных оценок схеме:
 A есть причина В; В - отрицательно ценно; значит, A также, вероятно, является отрицательно ценным.
 Напр.: «Если все лето идут дожди, урожай будет невысоким; плохо, что урожай будет невысоким; значит, по всей вероятности, плохо, что все лето идут дожди».
 Рассуждения по схемам (1) и (2) являются не дедуктивными, а индуктивными, их заключение только вероятно или проблематич­но. Можно, таким образом, сказать, что принцип «Цель оправдыва-
 
 
 
 [362]
 ет средство» не является универсальным: иногда это действительно так, но иногда, какой привлекательной ни является цель, она не способна оправдать предлагаемые для ее достижения средства.
 Слово «причина» употребляется в нескольких различающихся по своей силе смыслах. В целевых обоснованиях обычно использу­ется не само это слово, а выражения «способствовать наступлению (какого-то) состояния», «способствовать сохранению», «препят­ствовать наступлению», «препятствовать сохранению». Эти выра­жения подчеркивают многозначность слова «причина». Наиболее сильный смысл этого слова предполагает, что имеющее причину не может не быть, т. е. не может быть ни отменено, ни изменено ника­кими иными событиями или действиями. Наряду с этим понятием полной, или необходимой, причины имеются также более слабые понятия частичной, или неполной, причины. Полная причина всегда или в любых условиях вызывает свое следствие, частичные при­чины только способствуют наступлению своего следствия, а следствие реализуется лишь в случае объединения частичной причины с некото­рыми дополнительными условиями. Чем более сильной является при­чинная связь, упоминаемая в целевом обосновании, т. е. чем эффек­тивнее то средство, которое предлагается для достижения поставлен­ной цели, тем более убедительным кажется целевое обоснование.
 Средство, указываемое в целевом обосновании, как правило, не является оценочно нейтральным. Если оно все-таки приемлемо для аудитории, целевое обоснование будет представляться ей достаточно убедительным. Но если средство сомнительно (негативно ценно), встает вопрос о сопоставлении наносимого им ущерба с теми преимуще­ствами, которые способна принести реализация цели.
 Независимо от того, насколько ценной является цель и в какой мере приемлемо предлагаемое для ее достижения средство, целевое обоснование является индуктивным рассуждением. Если даже ис­пользуемая в нем причинная связь является сильной, предлагаемое средство - вполне приемлемым, а поставленная цель - существен­ной, заключение целевого обоснования представляет собой пробле­матичное утверждение, нуждающееся в дальнейшем обосновании.
 Два примера целевого обоснования, взятые у философа XVIII в. Дж. Локка. Локк пишет в одном месте, что человек не должен иметь такого количества слив, которые не могут съесть ни он сам, ни его семья, т. к. они испортятся, но он может иметь столько золота и бриллиантов, сколько может получить законным образом, ибо зо­лото и бриллианты не портятся. По-видимому, Локк рассуждал так: «Если у человека слишком много слив, то часть из них непременно испортится; плохо, когда сливы портятся; значит, нельзя иметь
 
 
 [363]
 чересчур много слив». Это рассуждение является попыткой целевого обоснования нормы «Нельзя иметь слишком много слив». Рассуж­дение неубедительно, поскольку первая его посылка не является истинным утверждением: Локку не приходит в голову, что обла­датель большого количества слив может продать их или подарить прежде, чем они испортятся. Второе целевое обоснование Локка: «Драгоценные металлы являются источником денег и обществен­ного неравенства; экономическое неравенство достойно сожаления и осуждения; значит, драгоценные металлы заслуживают осужде­ния». Локк принимал первую посылку этого рассуждения, сожа­лел, хотя и чисто теоретически, об экономическом неравенстве и вместе с тем не думал, что было бы разумно предпринять такие шаги, которые могли бы предотвратить это неравенство. Логичес­кой непоследовательности в такой позиции нет, поскольку в дан­ном целевом обосновании, как и во всяком другом, заключение не вытекает логически из посылок.
 
 
 [364]
 
 
 Ч
 ЧАСТНОЕ СУЖДЕНИЕ
  - суждение, имеющее логическую струк­туру «Некоторые S суть Р» (частноутвердительное суждение) или «Некоторые S не есть Р» (частноотрицательное суждение). Примера­ми частных суждений могут быть: «Некоторые металлы являются жидкими» (1), «Некоторые металлы электропроводны» (2), «Неко­торые металлы не являются жидкими» (3), «Некоторые киты не являются рыбами» (4). Словно «некоторые» в случае Ч. с. употребле­но в смысле «по меньшей мере некоторые (а может быть, и все)». Это означает, что допускаются случаи, когда Ч. с. являются истинными и соответствующие им общие суждения также являются истинными. Таковы суждения (2) и (4). Суждение «Некоторые металлы элек­тропроводны» считается истинным, хотя и соответствующее ему общее суждение «Все металлы электропроводны» также является истинным. Более адекватно смысл частноутвердительного суждения выражается структурой «Существуют такие элементы множества S, которые обладают свойством Р», смысл же частноотрицательного суждения более адекватно выражается структурой «Существуют та­кие элементы множества S, которые не обладают свойством Р». Эта структура охватывает все случаи употребления слова «некоторые» в частных суждениях: и в смысле «только некоторые», и случаи, ког­да слово «некоторые» в частных суждениях не исключает того, что одновременно и «все S суть (не есть) Р».
 [365]
 
 
 Э
 ЭВРИСТИКА (от греч. heurisko - отыскиваю, открываю)
  - со­вокупность приемов и методов, облегчающих и упрощающих реше­ние познавательных, конструктивных, практических задач. Э. назы­вают также специальную научную область, изучающую специфику творческой деятельности. Эвристические методы противопоставля­ются рутинному, формальному перебору вариантов по заданным правилам. В сущности при решении любой задачи человек всегда использует те или иные методы, сокращающие путь к решению, облегчающие его нахождение. Напр., при доказательстве теорем гео­метрии мы обычно используем в качестве эвристического средства чертеж; решая математическую задачу, мы стараемся вспомнить и использовать решения других похожих задач; в качестве эвристи­ческих средств используются общие утверждения и формулы, ин­дуктивные методы, аналогии, правдоподобные умозаключения, на­глядные модели и образы, мысленные эксперименты и т. п.
 
 
 ЭЙЛЕРА КРУГИ
  - геометрическая наглядная иллюстрация объе­мов понятий и отношений между ними с помощью кругов. Если круг A иллюстрирует объем понятия «студенты», а круг В иллюс­трирует объем понятия «спортсмены», то отношение между объемами этих понятий можно изображать в виде двух пересекающихся кругов (см. рис.). Заштрихованная общая площадь кру­га A и круга В будет обозначать объем студентов, являющихся одновремен­но спортсменами.
 ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ, или: Равнозначность,
  - общее на­звание отношений, являющихся рефлексивными, симмет-
 
 [366]
 ричными и транзитивными (см.: Отношение типа равен­ства). Таковы, напр., отношения равночисленности, подобия, изо­морфизма и др.
 В логике Э. — сложное высказывание «р, если и только если q», образованное из высказываний р и q и разлагающееся на две импли­кации: «Если р, то q» и «Если q, то р», напр.: «Треугольник являет­ся равносторонним, если и только если он является равноуголь­ным». Термином «Э.» обозначается и связка «если и только если», с помощью которой из двух высказываний образуется данное слож­ное высказывание. Вместо «если и только если» для этой цели могут использоваться «в том и только в том случае, когда», «тогда и только тогда, когда» и т. п.
 ЭКВИВОКАЦИЯ — логическая ошибка,
  заключающаяся в том, что одно и то же слово используется в разных значениях в одном рас­суждении. Слова естественного языка, как правило, многозначны, по­этому всегда существует опасность совершить Э. в рассуждении или в понимании рассуждения. Напр.: «Старый морской волк — это дей­ствительно волк. Все волки живут в лесу. Таким образом, старые морские волки живут в лесу». Здесь ошибка обусловлена тем, что в первой посылке слово «волк» используется в качестве метафоры, а во второй посылке — в прямом значении. Э. часто используется как риторический, художественный прием.
 ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ ВЫСКАЗЫВАНИЕ (от лат. existentia - су­ществование)
  — высказывание о существовании к.-л. предметов и явлений, напр.: «Жизнь на Марсе существует», «Существуют ядови­тые грибы» и т. п. Для выражения таких высказываний в формаль­ном языке используется квантор существования «$х» (чи­тается: «Существует х такой, что...»). Высказывание «Существуют ядо­витые грибы» в формальном языке будет выглядеть так: «Существует х такой, что х есть ядовитый гриб». Отрицание Э. в. эквивалентно общему высказыванию: «Неверно, что существуют ядовитые грибы» эквивалентно «Все грибы неядовиты», и обратно, отрицание общего высказывания эквивалентно Э. в.: «Неверно, что все деревья теряют листву зимой» эквивалентно «Существует дерево, которое не теряет листвы зимой». Э.в. является следствием истинного единичного выс­казывания: из высказывания «Солнце — звезда» следует «Суще­ствуют звезды».
 ЭКЛЕКТИКА
  — соединение разнородных, внутренне не связан­ных и, возможно, несовместимых взглядов, идей, концепций, сти­лей и т. д. Для Э. характерно игнорирование логических связей и обоснования положений, непротиворечия закона, использование мно­гозначных и неточных понятий и утверждений, ошибки в опреде-
 [367]
 лениях и классификациях и т. д. Используя вырванные из контекста факты и формулировки, некритически соединяя противоположные воззрения, Э. стремится вместе с тем создать видимость логической последовательности и строгости.
 В качестве методологического принципа Э. появилась впервые в позднегреческой философии как выражение ее упадка и интеллек­туального бессилия. Э. широко использовалась в средневековой схо­ластике, когда приводились десятки и сотни разнородных, внутренне не связанных доводов «за» и «против» некоторого положения. Э. иногда используется как прием в рекламе и пропаганде, в системах массовой коммуникации, когда фрагментарность имеет большее зна­чение, чем цельность, внутренняя связность и последовательность.
 Пустота и теоретическое бесплодие Э. обычно маскируются ссыл­ками на необходимость охватить все многообразие существующих явлений единым интегрирующим взглядом, не упуская при этом реальных противоречий.
 Несостоятельная в качестве общего методологического приема описания действительности, Э. иногда выступает в качестве неиз­бежного момента в развитии знания. Чаще всего это имеет место в период формирования теории, когда осваивается новая проблемати­ка и еще недостижим синтез разрозненных фактов, представлений и гипотез в единую систему. Эклектичным было, напр., существование наряду друг с другом корпускулярной и волновой теорий света, позднее объединенных в рамках квантовой механики.
 Элементы Э. присутствуют также в начальный период изучения новой научной дисциплины, когда знания остаются еще фрагмен­тарными и несвязными и нет еще умения выделить в массе сведе­ний наиболее существенное и определяющее.
 ЭКСПЛИКАЦИЯ (от лат. explicatio - разъяснение)
  - уточнение понятий и утверждений естественного и научного языка с помо­щью средств символической логики. Содержание понятий естествен­ного языка чаще всего не вполне ясно и определенно. Обычно это не мешает нам в общении и рассуждениях. Однако в некоторых сложных и тонких случаях неясность и неточность понятий способ­на приводить к ошибочным или парадоксальным заключениям. Напр., теория множеств опирается на интуитивное понимание множества как совокупности любых объектов, объединяемых нашей мыслью. В большинстве случаев нам достаточно такого интуитивного понима­ния. Но когда мы сталкиваемся с парадоксальными множествами (типа множества всех множеств, не содержащих себя в качестве собственного элемента), неясность интуитивного понятия становится очевидной и требует устранения. В таких случаях мы прибегаем к Э.
 
 
 
 [368]
 Замена неясных, неточных понятий точными не только оберега­ет нас от ошибок в рассуждениях, но и служит средством более глубокого проникновения в содержание эксплицируемых понятий, позволяет отделить существенное от второстепенного, лучше понять собственные утверждения. Напр., в повседневной речи и в науке часто используются понятия «теория», «аксиома», «доказательство», «объяснение» и т. п. Но только благодаря Э. этих понятий мы осозна­ем, что в теорию должна включаться явно фиксированная логика, что факты или практика «доказать» в строгом смысле ничего не могут, что объяснение обязательно опирается на закон и т. п.
 Следует, правда, иметь в виду, что вводимое в процессе Э. более точное понятие обладает, как правило, гораздо более бедным содер­жанием, чем уточняемое интуитивное понятие, поэтому стремление полностью заменить интуитивное понятие его формальным экспликатом может стать препятствием для развития познания. Э. со­действует более глубокому пониманию и стимулирует новые иссле­дования. Но более глубокое понимание или изменение содержания в результате исследований может потребовать новой Э.
 ЭКСТЕНСИОНАЛЬНОСТЬ
  - объемность; сведение содержания, понятий, утверждений, контекстов к их объемам. Экстенсионалом языкового выражения в логике называют обозначаемый им объект или класс объектов. Экстенсионалом собственного имени является обозначаемый им объект; экстенсионалом общего имени будет класс обозначаемых им объектов; экстенсионалом предикатного выражения называют класс предметов, обла­дающих соответствующим свойством, и т. п.
 Экстенсиональный контекст
  — предложение или сово­купность взаимосвязанных предложений, говорящих только об экстенсионалах входящих в них выражений. Критерием для отличения экстенсиональных контекстов от неэкстенсиональных является прин­цип взаимозаменимости: если при замене двух выражений с одним и тем же экстенсионалом в некотором предложении это предложе­ние остается истинным, то, значит, мы имеем дело с экстенсиональ­ным контекстом. Если при такой замене истинное предложение пре­вращается в ложное, значит, контекст неэкстенсионален. Напр., выра­жения «высочайшая вершина мира» и «Эверест» обозначают один и тот же объект, т. е. имеют один и тот же экстенсионал. Рассмотрим истинное предложение «Высочайшая вершина мира находится в Ги­малаях». Если в этом предложении мы заменим выражение «высочай­шая вершина мира» экстенсионально эквивалентным выражением «Эверест», то предложение останется истинным: «Эверест находится в Гималаях». Следовательно, это предложение экстенсионально: для
 
 
 [369]
 него важен только экстенсионал входящих в него выражений. Рас­смотрим другое истинное предложение: «Н. не знал, что Эверест является высочайшей вершиной мира». Если мы проведем в нем замену, аналогичную предыдущей, то получим: «Н. не знал, что Эверест является Эверестом». Последнее предложение явно ложно, следовательно, контекст неэкстенсионален. Для него важны не только экстенсионалы входящих в него выражений, но и их интенсионалы, смыслы (см.: Имя, Интенсионал и экстенсионал).
 ЭЛЛИПТИЧЕСКОЕ ВЫСКАЗЫВАНИЕ
  - неполное, неразверну­тое высказывание, в котором пропущены, хотя и подразумеваются, некоторые части. Повседневная речь почти целиком состоит из Э. в. Напр., на вопрос «Ты пойдешь завтра в кино?» мы обычно кратко отвечаем «Да, пойду», заменяя этим выражением развернутый ответ «Да, я пойду завтра в кино». Типичным примером Э. в. являются энтимемы — сокращенные силлогические умозаключения, в ко­торых опущена одна из посылок или вывод. Напр., вместо разверну­того рассуждения «Всякий совершивший кражу заслуживает нака­зания; Н. совершил кражу, следовательно, Н. заслуживает наказания» мы обычно высказываемся гораздо короче: «Н. украл, поэтому он заслуживает наказания». Опасность Э. в. заключается в том, что под­разумеваемая часть может заключать в себе ошибку, которая остает­ся незамеченной именно потому, что эта часть не получила явного выражения. Напр., рассуждение «Этот человек не причиняет зла лю­дям, следовательно, он любит людей» кажется правдоподобным. Од­нако если мы явно сформулируем опущенную посылку, а именно «Всякий человек, не причиняющий зла людям, любит людей», то мы увидим, что наше рассуждение ошибочно, так как опирается на оши­бочную посылку: человек может не причинять зла другим вовсе не потому, что он любит, а потому, что лишен возможности делать это или попросту равнодушен ко всем окружающим.
 ЭМПИРИЧЕСКОЕ И ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ, см.: Теоретическое и эмпирическое.
 ЭНТИМЕМА (от греч. in thymos — в уме)
  — 1) рассуждение, доказательство, в котором некоторые посылки либо заключение не формулируются в явной форме, но подразумеваются; 2) силлогизм, в котором не выражена в явной форме к.-л. его часть: большая или меньшая посылка либо заключение. Примеры Э. в смысле (2): «Ртуть есть металл, поэтому ртуть электропроводна» (а), «Жадность заслу­живает порицания, так как всякий порок заслуживает порицания» (б), «Чтобы в такого рода ситуациях проявлять равнодушие, надо быть очень скверным человеком, а наш начальник проявил равно­душие именно в такой ситуации...» (в). В Э. (а) пропущена большая
 
 
 
 [370]
 посылка «Все металлы являются электропроводными»; в Э. (б) про­пущена меньшая посылка «жадность — порок»; в Э. (в) пропущено заключение «наш начальник является очень скверным человеком». Обоснованием для опускания посылок или заключения в силлогис­тических умозаключениях, осуществляемых в ходе естественного рассуждения, является простота подразумевания опущенных эле­ментов. Однако иногда Э. могут быть неверно составленными. Имен­но для раскрытия их ошибочности в логике разработаны правила восстановления Э. в полные силлогизмы. Если обнаружится наруше­ние хотя бы одного из правил силлогизма, то соответствующая ему Э. будет ошибочной. Напр., Э. «Петров — снайпер, так как он обла­дает твердой рукой и острым зрением» ошибочна. При восстановле­нии его в полный силлогизм мы получим:
 Все снайперы обладают твердой рукой и острым зрением. Петров обладает твердой рукой и острым зрением.
 Петров — снайпер.
 В этом силлогизме, построенном по второй фигуре, нарушено пра­вило: одна из посылок его должна быть отрицательной. В нашем же силлогизме отсутствует отрицательная посылка.
 ЭПИХЕЙРЕМА (от греч. epiheirema — умозаключение)
  — сокра­щенный силлогизм, в котором обе посылки представляют собой энтимемы. Примером Э. может быть следующее рассуждение.
 Ложь заслуживает презрения, т. к. она безнравственна.
 Лесть есть ложь, т. к. она есть умышленное извращение истины.
 Лесть заслуживает презрения.
 ЭРИСТИКА (от греч. eristika — искусство спора) — искусство ведения спора.
 Первоначально Э. получила распространение в Древней Греции и понималась как средство отыскания истины с помощью спора. Э. должна была учить умению убеждать других в правильности выска­зываемых взглядов и соответственно умению склонять человека к тому поведению, которое представляется нужным и целесообраз­ным. Но постепенно Э. стала пониматься и как умение вести спор, чтобы достигнуть единственной цели — выиграть его любой ценой, совершенно не заботясь об истине и справедливости. Э. распалась на диалектику и софистику. Первая развивалась Сократом, впервые при­менившим само слово «диалектика» для обозначения искусства вес­ти эффективный спор, в котором истина достигается путем взаи­мозаинтересованного обсуждения проблемы и противоборства мне­ний. Софистика же понималась как искусство достижения победы в
 
 
 [371]
 споре. От Аристотеля идет традиция отождествления Э. с софисти­кой. Такое понимание Э. развивал, в частности, немецкий философ А. Шопенгауэр, определявший ее как искусство спора или духовно­го фехтования с единственной целью - остаться правым.
 Э. не является отдельной наукой или разделом какой-то науки. Она представляет собой разновидность «практического искусства», принципы ее меняются от «учителя» к «учителю». В числе этих прин­ципов чаще других упоминаются следующие.
 >> Не следует спорить без особой необходимости. Если есть воз­можность достичь согласия без дискуссии и полемики, ею надо вос­пользоваться. Полезно всегда помнить, что спор представляет цен­ность не сам по себе, а как средство достижения определенных целей. Если ясной и важной цели нет или она может быть достигнута без всякого спора, затевать спор бессмысленно. Вместе с тем споров не следует бояться или уклоняться от них любыми средствами.
 >> Всякий спор должен иметь свою тему, свой предмет. Это -очевидное требование, но даже оно иногда нарушается.
 >> Предмет спора должен быть относительно ясным. Это условие редко удается соблюсти: в начале спора тема, как правило, не явля­ется в достаточной мере определенной, и сам спор во многом сво­дится к прояснению позиций спорящих сторон.
 >> Тема спора не должна изменяться или подменяться другой на всем протяжении спора. Это требование также нелегко выполнить: участники спора вынуждены постоянно уточнять свои позиции, что ведет к изменению подходов к теме спора, к смещению акцен­тов самой темы.
 >> Спор имеет место только при наличии несовместимых пред­ставлений об одном и том же объекте, явлении и т. д. Если такой противоположности нет, то в ходе спора выясняется, что спорящие говорят хотя и о разных, но взаимодополняющих аспектах одного и того же объекта и спорить в сущности не о чем.
 >> Спор предполагает определенную общность исходных позиций сторон, некоторый единый для них базис. Всякий спор опирается на определенные предпосылки, беспредпосылочных споров не существует. Общность базиса обеспечивает начальное взаимопонимание споря­щих, дает то пространство, на котором может развернуться проти­воборство. Те, кто совершенно не понимают друг друга, не способ­ны спорить, точно так же как они не способны прийти к согласию. С этим моментом связана средневековая пословица: «С еретиками не спорят - их сжигают», подчеркивающая невозможность спора с теми, с кем нет общности предпосылок, одинакового отношения к исходным и неоспариваемым идеям.
 
 
 
 [372]
 >> Спор требует известного знания тех вещей, о которых идет речь.
 Это знание не может быть полным, иначе не возникли бы разно­гласия и полемика. Но оно все-таки должно быть достаточно об­ширным, иначе придется спорить о малоизвестном и даже совсем неизвестном.
 >> В споре нужно стремиться к выяснению истины. Это одно из наиболее важных, если не самое важное требование к спору. Прин­ципиальное значение данного требования впервые подчеркнул еще Сократ, остро полемизировавший с софистами.
 >> В споре нужно проявлять гибкость. Ситуация спора постоянно меняется: вводятся новые аргументы, всплывают не известные ранее факты, меняются позиции участников. На все это необходимо реаги­ровать. Наиболее распространены два крайних способа ведения спо­ра: уступчивость и жесткость. Более эффективен, однако, способ, со­единяющий и то и другое. Там, где это возможно, нужно искать точки соприкосновения и совпадения взглядов, а там, где последние вступают в противоречие, настаивать на решении, основанном на беспристрастных критериях, не зависящих от спорящих сторон. Жес­ткость необходима, когда дело касается существа вопроса, в случае же деталей, частностей, личностных моментов, субъективных симпа­тий и антипатий лучше проявить уступчивость и терпимость. Это позволит решать сложные вопросы по существу, минуя мелкие пре­пирательства и вместе с тем не поступаясь своими взглядами и своим достоинством.
 >> Не следует бояться признавать в ходе спора свои ошибки. Главное в споре — это внести свою долю в положительную раз­работку обсуждаемого вопроса. Человек, убедившийся в невернос­ти каких-то своих представлений, должен сказать об этом с пол­ной откровенностью и определенностью, что сделает спор более плодотворным.
 >> Спор призван если не разрешить, то по меньшей мере прояс­нить обсуждаемую проблему.
 >> В споре не следует быть неразборчивым в применяемых сред­ствах. Приемы, позволяющие более успешно вести спор и, может быть, даже выиграть его, можно разделить на корректные (ло­яльные) и некорректные (нелояльные). В первых есть элемент хитрости, но нет прямого обмана. Приемы второго рода — это разно­образные обманные действия, сознательное применение которых в споре недопустимо, если его целью является истина, а не что-то другое. Спор — это борьба, и общие методы успешной борьбы приложимы также в споре. В споре важно то, кто задает его тему, как конкретно она определяется, по какому сценарию развивается по-
 
 
 [373]
 лемика. Полезно, в частности, попытаться возложить «бремя дока­зывания» на «противника». Рекомендуется также концентрация до­водов, направленных на центральное звено системы аргументов про­тивоположной стороны или на наиболее слабое ее звено. В споре может использоваться и эффект внезапности, когда, напр., самые неожиданные и важные сведения приводятся в конце спора. Эти и подобные им приемы можно отнести к лояльным, хотя их приме­нением вряд ли разумно злоупотреблять. Нелояльные приемы мно­гообразны, но суть их одна - выдать истинное за недостоверное, а то и просто ложное и представить ошибочное как заслуживающее доверия. Частный, но явно некорректный прием в споре - исполь­зование ошибки логической «подмена тезиса». Чувствуя невозмож­ность доказать или оправдать выдвинутое положение, спорщик мо­жет попытаться переключить внимание на обсуждение другого, мо­жет быть, и важного утверждения, но не имеющего, однако, прямой связи с исходным положением. Иногда вместо тезиса доказывается некоторое более слабое утверждение, вытекающее из него. Еще один некорректный прием - использование ложных и недоказанных ар­гументов в надежде на то, что противная сторона этого не заметит. Некоторые некорректные приемы ведения спора, применяемые до­вольно часто, получили названия аргумента к аудитории, аргумен­та к личности, аргумента к массам, аргумента к человеку, аргумен­та к тщеславию, аргумента к скромности или к авторитету, аргу­мента к силе, аргумента к незнанию и др.
 
 
 [374]
 
 
 Ю
 «ЮМА ПРИНЦИП»
  — принцип, утверждающий, что невозмож­но с помощью одной логики перейти от утверждений со связкой «есть» к утверждениям со связкой «должен». Принцип назван име­нем англ. философа Д. Юма (1711-1776), указавшего, что этика постоянно совершает грубую ошибку, полагая, что из описания того, что имеет место, можно вывести какие-то утверждения о мораль­ном добре и долге. С начала XX в. «Ю. п.» привлекает пристальное внимание этиков, теоретиков права и др. Нередко ему отводится главная роль в методологии наук, стремящихся обосновать опреде­ленные ценности и требования. Иногда даже утверждается, что в силу «Ю. п.» этика не способна перейти от наблюдения моральной жизни к ее кодификации, так что все системы (нормативной) эти­ки в равной мере не опираются на факты и в этом смысле авто­номны и равноценны.
 Логический анализ «Ю. п.» дается в рамках деонтической логики и оценок логики. Ни деонтическая логика, изучающая логические связи нормативных высказываний, ни логика оценок, исследующая логические связи оценочных высказываний, не нарушают «Ю. п.» и не санкционируют рассуждения (выводы), ведущие от чисто фак­тических (описательных) посылок к нормативным или оценоч­ным заключениям (к утверждениям с «должен»).
 Невозможным считается и логический переход от нормативных или оценочных высказываний к описательным (от «должен» к «есть»).
 Обсуждение проблемы «автономии этики» требует, конечно, учета этого логического результата. Вместе с тем ясно, что он не предопределяет решение методологической проблемы обоснования
 
 
 [375]
 этики и подобных ей наук. Невозможным является и переход с помощью только логики от фактов к естественнонаучным законам. Но это не означает ни того, что естественные науки независимы от опыта (автономны), ни того, что конкурирующие естественно­научные теории равноценны и между ними нет возможности сде­лать выбор.
 
 
 [376]
 Я
 ЯЗЫК
  — знаковая система, используемая для целей коммуника­ции и познания. Системность Я. выражается в наличии в каждом язы­ке помимо словаря также синтаксиса и семантики. Природа и значе­ние языкового знака не могут быть поняты вне языковой системы.
 Все языки могут быть разделены на естественные, искус­ственные и частично искусственные. Первые возника­ют спонтанно в процессе общения членов некоторой социальной группы (напр., этнические языки); вторые создаются людьми для к.-л. специальных целей (напр., языки математики, логики, шифры и т. п.). Языки естественных и гуманитарных наук относятся к частич­но искусственным. Характерной особенностью искусственных язы­ков является однозначная определенность их словаря, правил обра­зования и значения. Эти языки генетически и функционально вто­ричны в отношении естественного языка; первые возникают на базе второго и могут функционировать только в связи с ним.
 По вопросу об отношении языка к действительности имеются две противоположные точки зрения. Согласно первой из них язык есть продукт произвольной конвенции; в выборе его правил, как и в выборе правил игры, человек ничем не ограничен, в силу чего все языки, имеющие ясно определенную структуру, равноправны («прин­цип терпимости» Р. Карнапа). В соответствии со второй точкой зре­ния язык связан с действительностью и его анализ позволяет вскрыть некоторые общие факты о мире.
 Конвенционалистская концепция языка принималась многими представителями философии неопозитивизма. Она основана на пре­увеличении сходства естественных языков с искусственными и на ошибочном истолковании ряда фактов, касающихся этих языков.
 [377]
 Мышление есть одна из форм отражения действительности. Язык, являющийся инструментом мышления, также связан своей смысло­вой стороной с действительностью и своеобразно отражает ее. Это проявляется в обусловленности развития языка развитием челове­ческого познания, в общественно-историческом генезисе языковых форм, в успешности практики, опирающейся на информацию, по­лучаемую с помощью языка.
 Весьма распространенным является тезис о зависимости наших знаний о мире от используемого в процессе познания языка. К раз­личным формам этого тезиса ведут представления о языке как об одной из форм проявления «духа народа» (В. Гумбольдт) или реали­зации свойственной человеку способности символизации (Э. Кассирер), утверждение об искажении результатов непосредственного по­знания в процессе их выражения (А. Бергсон, Э. Гуссерль). Принцип неизбежной зависимости картины мира от выбора понятийного ап­парата вместе с положением об отсутствии ограничений в этом выборе составляет существо «радикального конвенционализма», при­нимавшегося К. Айдукевичем.
 Положения о связи языка с мышлением и действительностью позволяют найти правильное решение вопроса о роли языка в по­знании. Язык есть необходимый инструмент отображения челове­ком действительности, оказывающий влияние на способ ее воспри­ятия и познания и совершенствующийся в процессе этого познания. Активная роль языка в познании состоит в том, что он влияет на уровень абстрактного мышления, на возможность и способ поста­новки вопросов относительно действительности и получения отве­тов на эти вопросы. Утверждение, что язык является активным фак­тором формирования нашей картины мира, не означает, однако, ни того, что язык «творит» эту картину, ни того, что он определяет принципиальные границы возможностей познания. Язык не только влияет на познание, но и сам формируется в процессе познания действительности как средство адекватного ее отображения.
 Философы и логики неоднократно обращали внимание на ошиб­ки, проистекающие из неправильного употребления и несовершен­ства естественного языка, и призывали к осторожности в пользова­нии им. Наиболее радикальные из них требовали создания некото­рого «совершенного» языка (Г. Лейбниц, Б. Рассел). Современная лингвистическая философия положению, что язык должен быть предметом философского исследования, придала форму утвержде­ния, что язык является единственным или во всяком случае наибо­лее важным предметом такого исследования. Философия оказалась при этом сведенной к «критике языка», задача которой состоит в
 
 
 
 [378]
 том, чтобы туманные и запутанные мысли делать ясными и четко друг от друга отграниченными. В рамках лингвистической филосо­фии сложились два направления: одно из них ставит своей целью логическое усовершенствование естественного языка и замену от­дельных его фрагментов специально сконструированными языками (реконструкционизм); второе уделяет основное внимание исследо­ванию способов функционирования естественного языка, пытается дать наиболее полное описание его свойств и устранить тем самым затруднения, связанные с неправильным его употреблением (дескрипционизм).
 Анализ языка не является, однако, единственной задачей фило­софии и не может быть сведен к прояснению его логической струк­туры. Язык связан с мышлением и действительностью и не может быть понят вне этой связи. Он должен рассматриваться в контексте целого ряда проблем, связанных с познанием и общением; важна не только логическая, но и гносеологическая и социальная проблема­тика языка.
 ЯЗЫКА ФУНКЦИИ, или Употребление языка,
  — основные задачи, решаемые с помощью языка в процессе коммуникации и познания. Идея проведения различия между Я. ф. принимается в большинстве теорий языка; реализуется она, однако, по-разному.
 Широкую известность получило введенное в 20-е годы этого века Ч. Огденом и А. Ричардсом противопоставление референциального (обозначающего) употребления языка его эмотивному (выражающему) употреблению.
 Распространено также выделение следующих двух Я. ф.: форму­лирования мыслей в процессе познания и коммуникации этих мыс­лей, а также связанных с ними переживаний. Первая из этих Я. ф. иногда считается предельным случаем второй, т. е. мышление рас­сматривается как общение с самим собой.
 К. Бюлер, рассматривая знаки языка в их отношении к говоряще­му, слушающему и предмету высказывания, выделяет три функции языкового высказывания: информативную, экспрессивную и эвокативную. В случае первой язык используется для форму­лировки истинных или ложных утверждений; при второй - для выражения состояний сознания говорящего; при третьей — для ока­зания влияния на слушающего, для возбуждения у него определен­ных мыслей, оценок, стремлений к каким-то действиям. Каждое языковое высказывание выполняет одновременно все три указан­ные задачи; различие между тремя Я. ф. определяется тем, какая из этих задач является доминирующей. Так, утверждение о факте, яв­ляющееся типичным случаем информативного употребления язы-
 
 
 [379]
 ка, непосредственно описывает положение дел в действительности, косвенно выражает переживание говорящим его опыта и вызывает определенные мысли и чувства у слушающего. Основная функция команды, являющейся характерным образцом эвокативного упот­ребления языка, — вызвать определенное действие слушающего, но команда представляет также сведения о предписываемой деятельно­сти и выражает желание или волю говорящего, чтобы деятельность была выполнена. Восклицание непосредственно выражает эмоции говорящего, а косвенно оказывает влияние на слушающего и дает ему информацию о состоянии сознания говорящего.
 Выделение Я. ф. зависит от тех целей, для которых используется противопоставление употреблений языковых высказываний, и может поэтому быть разным в разных случаях. С точки зрения логики, важ­ным является проведение различия между двумя основными Я. ф.: описательной и оценочной. В случае первой отправным пун­ктом сопоставления высказывания и действительности является ре­альная ситуация и высказывание выступает как ее описание, ха­рактеризуемое в терминах понятий «истинно» и «ложно». При вто­рой функции исходным является высказывание, выступающее как стандарт, перспектива, план; соответствие ему ситуации характе­ризуется в терминах понятий «хорошо», «безразлично» и «плохо». Цель описания — сделать так, чтобы слова соответствовали миру, цель — оценки — сделать так, чтобы мир отвечал словам. Это — две противоположные Я. ф., не сводимые друг к другу. Нет оснований также считать, что описательная Я. ф. является первичной или более фундаментальной, чем оценочная функция.
 Иногда противопоставление описаний и оценок воспринимается как неоправданное упрощение сложной картины употреблений языка. Так, Д. Остин высказывает пожелание, чтобы наряду со многими другими дихотомиями, всегда плохо приложимыми к естественному языку, было отброшено и привычное противопоставление оценоч­ного (нормативного) фактическому. Д. Сёрль также говорит о необ­ходимости разработки новой таксономии, не опирающейся на про­тивопоставление оценочного — описательному или когнитивного — эмотивному. Сам Остин выделяет пять основных классов речевых актов: вердикты, приговоры; осуществление власти, голосование и т. п.; обещания и т. п.; этикетные высказывания (извинение, по­здравление, похвала, ругань и т. п.); указание места высказывания в процессе общения («Я отвечаю», «Я постулирую» и т. п.). Однако все эти случаи употребления языка представляют собой только раз­новидности оценок, в частности, оценок с санкциями, т. е. норм. Сёрль говорит о следующих пяти различных действиях, которые мы
 
 
 
 [380]
 производим с помощью языка: сообщение о положении вещей; по­пытка заставить сделать; выражение чувств; изменение мира словом (отлучение, осуждение и т. п.); взятие обязательства сделать. Здесь опять-таки первый и третий случаи — это описания, а остальные — разновидности оценок (приказов).
 Описание и оценка являются двумя полюсами, между которыми имеется масса переходов. Как в повседневном языке, так и в языке науки, имеются многие разновидности и описаний, и оценок. Чис­тые описания и чистые оценки довольно редки, большинство язы­ковых выражений носит двойственный, или «смешанный», описа­тельно-оценочный характер. Все это должно учитываться при изу­чении множества «языковых игр», или употреблений языка; вполне вероятно, что множество таких «игр» является, как это предполагал Л. Витгенштейн, неограниченным. Но нужно учитывать также и то, что более тонкий анализ употреблений языка движется в рамках исходного и фундаментального противопоставления описаний и оценок и является всего лишь его детализацией. Она может быть полезной во многих областях, в частности в лингвистике, но лише­на, вероятнее всего, интереса в логике.
 ЯЗЫК ЛОГИКИ
  — специально создаваемый современной логи­кой для своих целей язык, способный следовать за логической фор­мой рассуждения и воспроизводить ее даже в ущерб краткости и легкости общения. Я. л. является языком формализованным. Построе­ние его предполагает принятие особой теории логического анализа.
 Логика традиционная пользовалась для описания правильного мышления обычным языком, дополненным немногими специаль­ными символами. Этот язык имеет, однако, целый ряд черт, мешаю­щих ему точно передавать форму мысли. Он является аморфным как со стороны своего словаря, так и в отношении правил построения выражений и придания им значений. В нем нет четких критериев осмысленности утверждений. Не выявляется строго логическая фор­ма рассуждений. Значения отдельных слов и выражений зависят не только от них самих, но и от их окружения. Многие соглашения относительно употребления слов не формулируются явно, а только предполагаются. Почти все слова имеют не одно, а несколько значе­ний. Одни и те же объекты порой могут называться по-разному или иметь несколько имен. Есть слова, не обозначающие никаких объек­тов, и т. д.
 Все это не означает, что обычный язык никуда не годен и его следует заменить какой-то искусственной символикой. Он вполне справ­ляется с многообразными своими функциями. Но, решая многие зада­чи, он лишается способности точно передавать логическую форму.
 
 
 [381]
 Для целей логики необходим искусственный язык, строящийся по строго сформулированным правилам. Этот язык не предназначен для общения, он должен служить только одной задаче - выявле­нию логических связей наших мыслей, но решаться она должна эффективно.
 В формализованном Я. л. слова обычного языка заменяются раз­личными специальными символами. В нем четко разграничены син­таксическая и семантическая части, разделение которых в обыч­ном языке во многом условно. Вначале язык логики строится без всякой ссылки на ту действительность, которую он будет описы­вать. И только потом вводятся правила придания значений употреб­ляемым в нем комбинациям знаков, указывается его интерпрета­ция. Построение языка отличается тщательностью, с какой форму­лируются синтаксические и семантические правила, отсутствием неправильностей и исключений.
 Разделение синтаксиса и семантики позволяет определить поня­тие вывода логического чисто формально, не обращаясь к содержа­нию конструируемых и преобразуемых выражений. Вывод оказыва­ется подчиненным простым предписаниям, подобным правилам сло­жения и вычитания. Исчезают неясность и двусмысленность, всегда присутствующие при обращении с такой трудно уловимой вещью, как «смысл выражения». Место обычного в процессе рассуждения оперирования идеальными смыслами занимает манипулирование материальными вещами — цепочками знаков. Выведение одних идей из других превращается в «вычисление» по простым правилам.
 Научная революция в логике во второй половине XIX — начале XX в. привела к созданию логически совершенного языка. После­дний сделал возможным дальнейшее углубленное изучение и опи­сание закономерностей правильного мышления.
 ЯЗЫК НАУКИ
  – система понятий, знаков, символов, создаваемая и используемая той или иной областью научного познания для по­лучения, обработки, хранения и применения знаний. В качестве спе­циального языка конкретных наук обычно используется некоторый фрагмент естественного языка, обогащенный дополнительными зна­ками и символами. Я. н. отличается точностью и однозначностью своих понятий. Даже те понятия, которые заимствуются наукой из повседневного языка, напр. «сила», «скорость», «тяжесть», «звез­да», «стоимость» и т. п., получают гораздо более точное и порой даже парадоксальное с точки зрения здравого смысла значение. Если на первом этапе своего развития наука в основном пользуется по­нятиями естественного языка, то по мере углубления в предмет исследования появляются теории, вводящие совершенно новые тер-
 
 
 
 [382]
 мины, относящиеся к абстрактным, идеализированным объектам, к обнаруживаемым объектам, их свойствам и связям. В целом Я. н. возникает и формируется как орудие познания определенной обла­сти явлений, и его специфика определяется как особенностями изу­чаемой области, так и методами ее познания.
 Я. н. стараются строить т. о., чтобы избежать недостатков есте­ственного языка: многозначности терминов, расплывчатости и нео­пределенности их содержания, двусмысленности выражений, семан­тической замкнутости и т. п. Это обеспечивает ясность, точность и понятность выражений Я. н.
 ЯЗЫК СЕМАНТИЧЕСКИ ЗАМКНУТЫЙ
  – язык, который содер­жит в себе как выражения, относящиеся к некоторым внеязыковым объектам, так и выражения, относящиеся к характеристике самого языка. Всякий естественный язык является семантически замкнутым. Напр., рус. язык включает в себя слова и предложе­ния, относящиеся к предметам и явлениям окружающего мира, но в то же время в нем есть имена языковых выражений и семан­тические предикаты — «истинно», «ложно», «выводимо» и т. п. Польский ученый А. Тарский показал, что семантическая замкну­тость естественного языка приводит к возникновению в нем про­тиворечий и парадоксов. Напр., пытаясь ответить на вопрос, ис­тинно или ложно предложение «Данное предложение ложно» (ко­торое говорит о самом себе), мы приходим к противоречию. Если мы признаем его истинным, то это означает, что оно действительно ложно. Если же мы признаем его ложным, то это значит, что оно не ложно, т. е. истинно. Чтобы избежать возникновения таких противо­речий, при построении формальных языков различают объект­ный язык, на котором говорят о той или иной области объектов, и метаязык, на котором обсуждают свойства объектного языка и который содержит имена выражений объектного языка и семанти­ческие предикаты. Благодаря этому разделению мы избавляемся от семантической замкнутости, и в нашем языке теперь не могут по­явиться предложения, говорящие о самих себе (см.: Семантическое понятие истины).
 ЯСНОСТЬ
 – характеристика термина (понятия) с точки зре­ния определенности, отчетливости его смысла. Понимание терми­на, успешная его интерпретация предполагают знание его смысла и его денотации, т. е. класса тех объектов, к которым он отсылает. Если этот класс является четко очерченным и слагается из хорошо специфицированных объектов, о термине говорят, что он точен (см. Точность). Если смысл термина определен отчетливо и одно­значно, термин называется содержательно ясным или про-

<< Пред.           стр. 16 (из 17)           След. >>

Список литературы по разделу