ЯЗЫК И МEЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ М 2006 239 С 4

The Latin, queen of tongues (Ben Jonson, 1573-1637) [латынь, королева языков (Бен Джонсон, 1573-1637)].
Queen of pleasure [королева наслаждения].
Queen bee/ant/wasp [матка (букв. королева) у пчел, муравьев, ос].
Русский язык
Царица Небесная (Богоматерь).
Царица ночи.
Царица общества.
Царица моды.
Царица бала.
Царица цветов.
Царица полей (пехота).
Царица (пчелиная матка).
В отношении темы монархии особый интерес представляет русский язык, долгие годы хранивший то, что уже не "отражалось". Монархия в России была свержена, вся идеология, воспитание были резко антимонархическими, но над языком не властны ни режимы, ни правительства, ни идеологии. Язык сохранил почтительное и уважительное отношение к царю и его власти. Человек без царя в голове - это человек глупый и никчемный. Одной этой поговорки вполне хватило бы, чтобы сохранить хорошее отношение к царю и царизму. А все эти царские подарки, угощения, милости демонстрируют щедрость и всемогущество царя. Если когда-нибудь в России реставрируется монархия, можно считать, что язык уже сыграл в этом свою положительную роль.
Однако оба языка сохраняют и критическое отношение народа к монарху. Следующие контексты отмечают недостатки монарха, возможность его недостойного поведения, он внушает недоверие и страх:
83
Английский язык
King Harry robbed the church, and died a beggar [Король Гарри ограбил церковь, да умер нищим].
King loves the treason but hates the traitor [Король любит предательство, но ненавидит предателя].
Kings and bears often worry their keepers [Короли и медведи часто беспокоят своих сторожей. (Keeper - лорд-хранитель большой печати)].
Kings have long arms (hands), many ears and many eyes [У королей длинные руки, много ушей и глаз].
Русский язык
Где царь, там и страх.
Близ короля, близ смерти.
Царь да нищий без товарищей.
Приводимые ниже контексты также имеют отрицательные коннотации, показывая, что власть монарха ограничена, что он далек от народа и ничем не лучше человека из народа:
Английский язык
King can (may) make a knight, but not a gentleman [Король может сделать человека рыцарем, но не джентльменом].
Heaven is above all yet; there sits a judge
That no king can corrupt (Shakespeare. King Henry VIII)
[Над миром небо есть. Там судия,
Он неподкупен и для королей (У. Шекспир. Генрих VIII. Пер. Б. Томашевского)].
I think the king is but a man, as I am: the violet smells to him as it doth to me (Shakespeare. King Henry V) [Король такой же человек, как я. Фиалка пахнет для него так же, как и для меня (У. Шекспир. Генрих V. Пер. E. Бируковой].
Now the king drinks to Hamlet [Король пьет здравье Гамлета (У. Шекспир. Гамлет. Пер. М. Лозинского)] - эта цитата из "Гамлета" стала крылатой для выражения лицемерия.
Русский язык
До бога высоко, до царя далеко.
Не ведает царь, что делает псарь.
Жалует царь, да не жалует псарь.
Интересные данные о сложностях, вызванных культурным фоном русского слова царь привела 0. Д. Митрофанова. Исторический роман двуязычного азербайджанского писателя Чингиза Гусейнова "Фатальный Фатали" был написан сначала на русском, а потом переведен на азербайджанский самим автором. Но перевод не получился из-за "сопротивления русскоязычного текста". Сказалось то, что и герой романа - Мирза Фатали Ахундов, и сам автор - Чингиз Гусейнов сформировались как бы на стыке двух культур: русской и азербайджанской.
84
Ч. Гусейнов вынужден был отказаться от идеи перевода. Вот как он сам объяснял это: "Мог ли я допустить, чтобы произведение азербайджанского народа и адресованное азербайджанскому читателю звучало как переводное с русского? Оставалось создать новый оригинал, следуя тому, что уже было написано... Когда же организованный в сюжетно-композиционное и концептуальное целое первоначальный оригинал стал воспроизводиться по-азербайджански, и сказался диктат языка: русский, на котором изначально рождался текст, естественно, невольно, "стихийно" включил в структуру, содержание романа русско-европейские реалии, материалы, фигуры и судьбы. При этом даже восточный материал в оболочке русского языка был интерпретирован и эмоционально окрашен опять-таки в русско-европейском духе и традициях" 28.
В качестве примера приводится русское слово царь. Оказалось, что, когда в русском тексте "возникала интонация критико-иронического отношения к российскому царю, столь привычная и не заключающая в себе ничего противоестественного в стихии русского слова, фраза в целом оказывала сильнейшее внутреннее сопротивление, царь отторгался текстом, иная языковая стихия противилась. Но стоило, выбирая окольные пути, заменить царя иным, более общим обозначением царственной особы (государь, например), язык переставал сопротивляться и критическое отношение естественно включалось в текст. В чем дело? Оказалось, азербайджанский язык просто-напросто не имеет традиций негативного изображения белого царя-самодержца. Это для него непривычно, неестественно" 29. Похоже, что азербайджанский язык сохранил еще большую верность русскому царю, чем русский язык.
Ярким примером того, как в языке хранится культурная информация, служат термины университетского управления. И русские, и английские названия высших должностей руководства университетом - ректор, декан - хранят память о том, что во многих европейских странах образование как социальный институт зародилось в монастырях и первоначально было чисто церковным. Затем образование разделилось на духовное и светское, и последнее распространилось гораздо шире, чем первое. В советской России церковное образование почти сошло на нет, и ни преподаватели, ни студенты, ни их родители уже не помнят о том, что много столетий назад образование принадлежало исключительно духовенству.
В Англии об этом напоминает архитектура. Старейшие университеты по-прежнему располагаются в своих старых монастырских зданиях XIII, XIV, XV и последующих веков, с их кельями для монахов и знаменитыми галереями (cloisters) для прогулок, медитаций и молитв. И даже более поздние, "краснокирпичные" (red brick) здания университетов часто строились с элементами монастырской архитектуры.
Однако и в английском, и, особенно, в русском языке хранится культурный слой, раскрывающий исторические корни университетского образования:
28 Цит. по кн.: 0. Д. Митрофанова. Лингводидактические уроки и прогнозы конца XX века // Материалы IX Конгресса МАПРЯЛ, Братислава, 1999 г. Доклады и сообщения российских ученых. Москва, 1999, с. 352-353.
29 Там же, с. 356.
85
Декан - "руководитель факультета". Вероятно, через нем. Dekan из лат. decanus, первонач. "настоятель соборного капитула", а также "старший над десятью монахами" (Ф.).
Dean - 1. A head, a chief, or commander of a division of ten. 1483.
3. Head of ten monks in a monastery 1643. 4. Hence, the heart of the chapter in a collegiate or cathedral church. ME. 5. A presbyter invested with jurisdiction or precedence (under the bishop or archdeacon) over a division of archdeanconry. 6. In other eccl. uses 1647. 7. The officer or officers in the college of Oxford and Cambridge appointed to supervise the conduct and discipline of junior members 1577. 8. The president of a faculty or department of study in a University; in U.S. the registrar or secretary of the faculty 1524. 9. The president, chief or senior member of any body (The Shorter Oxford).
Декан - 1. Глава, начальник или командир отделения из десяти человек. 1483. 3. Глава десяти монахов в монастыре. 1643. 4. С этих пор - глава собрания капитула в университете или в кафедральной церкви. Ср.-англ. 5. Пресвитер, облеченный властью или превосходством (подчиняющийся епископу - в англиканской церкви его наместник - или архидиакону) над частью епископства. 6. В другом церковном употреблении. 1647. 7. Чиновник или чиновники в Оксфордских или Кембриджских колледжах, назначенные следить за поведением младших. 1577. 8. Президент (руководитель) факультета или учебного отделения в университете; в США - архивариус или секретарь факультета. 1524. 9. Президент, начальник, или старший любого заведения.
Ректор - впервые в 1643 г. Через польск. rektor из лат. rector "правитель, управитель" (Ф.).
Rector - † 1. The ruler or governor of a country, city, state, or people.
1685. † b. Applied to God as the ruler of the world, of mankind, etc. 2. One who, or that which, exercises supreme or directive control in any sphere. Now rare. 1482. 4. In scholastic use: a. The permanent head or master of a university, college, school, or religious institution (esp. a Jesuit college or seminary). In Eng. use now applied only to the heads of Exeter and Lincoln Colleges, Oxford. 1464. b. In Scottish universities: the holder of one of the higher offices. 1522. c. The acting head, and president of the administrative body, in continental universities. 1548 (The Shorter Oxford).
Ректор - 1. устар. Правитель или губернатор, управляющий страной, городом, штатом или людьми. 1685. 6. устар. Употребляется по отношению к Богу как правителю мира, человечества и т. д. 2. Тот, кто осуществляет высший контроль в любой сфере. Сейчас неупотребительно. 1482. 4. В сфере образования: а. Постоянный глава университета, колледжа, школы или религиозной организации (особенно иезуитского колледжа или семинарии). В английском употреблении применяется ныне лишь к главам Эксетерского и Линкольского колледжей в Оксфорде. 1464. 6. В шотландских университетах: руководитель одного из самых главных офисов. 1522. в. Действующий глава, президент административной организации в континентальных университетах. 1548.
Еще один пример из русского языка - непосредственно из жизни Московского университета. Главное здание МГУ, величественное и монументальное, делится на части, которые все называют зонами. Центральная часть здания, где расположен ректорат и некоторые факультеты, - это зона А, поликлиника - в зоне E, квартиры для преподавателей - в зонах И, К, Л, Н, общежития - в зонах Б, В, Г и др. Все попытки заменить зону на сектор оказались безуспешными: слово зона слишком прочно вошло в язык, устоялось, прижилось. За этим словом - страница истории России: здание МГУ строилось в 1948-1953 годах, вскоре после победы и одновременно с послевоенной волной репрессий. Как и большинство крупных объектов того времени, университет строили заключенные, которые жили в зонах. Зона - термин из жизни концла-
86
герей, который свидетельствует о не слишком далеком, но уже забытом прошлом.
Таким образом, язык не только отражает культуру своего народа, его социальное устройство, менталитет, мировоззрение и многое, многое другое, но и хранит накопленный им социокультурный пласт, который служит важнейшим и эффективнейшим способом формирования следующих поколений, то есть инструментом культуры.
Однако язык - это не копилка или склад, в котором хранятся вышедшие из употребления слова-понятия. В идиоматических выражениях, действительно, сохраняются "мертвые", давно вышедшие из употребления слова, вроде зги (ни зги не видно) или баклуши (бить баклуши), но это те самые исключения, которые подтверждают правила.
Язык - живой, непрерывно функционирующий и непрерывно изменяющийся организм. Метафора "живые и мертвые языки" отнюдь не случайна. Все языки когда-то родились, и одни из них умерли давно, некоторые недавно, а некоторые умирают сейчас. Языки умирают, когда исчезает народ, говорящий на этих языках. С народом исчезает и его культура, а без культуры, без ее движения и развития язык тоже перестает жить и становится мертвым, хранящимся в письменных памятниках.
Интересно, что культура для жизни языка важнее, чем сам народ, его носитель. С падением Римской империи остановилось развитие римской культуры и умерла латынь, хотя потомки римлян и сейчас живут в Риме. Но это уже другая культура, другой язык. То же самое с древнегреческим и с древнерусским языками: потомки народов, говоривших на этих языках, живы, но ни современные греки, ни современные русские не могут понять мертвых прародителей своих языков - древнегреческого и древнерусского - без специального их изучения.
Далее вопросы отражения культуры в языке будут рассмотрены в динамике, а именно: каким образом язык реагирует на изменения в общественной и культурной жизни, как идет сам процесс развития культуры, а вместе с ней и языка как ее зеркала.
Глава 2. Отражение в языке изменений и развития общественной культуры
§ 1. Постановка проблемы
Живой современный язык находится в постоянном движении и развитии. Каждый человек, говорящий или пишущий на родном языке, ПОВТОРЯЕТ УЖЕ ГОТОВЫЕ СТРУКТУРЫ, подражая миллионам носителей этого языка (если это развитой язык большого народа), черпая из сокровищницы своего языка опробованные в неисчисляемом количестве речевых актов, признанные и регулярно употребляемые словосочетания, и одновременно ТВОРИТ язык. Это творчество идет двумя абсолютно противоположными путями: стимулом может быть как талант художника слова, так и ошибки, оговорки, случайности. Даже ошибки иностранцев, изучающих язык, могут послужить стимулом к языковому творчеству. Об этом хорошо сказала Марина Цветаева: "Люблю, когда иностранцы коверкают чужой язык, как, например, Эмиль Людвиг: он недавно выступал здесь по радио. Его французский - ломанный. Но тем лучше! Тут открываются какие-то новые возможности. Конечно, так вот говорить нельзя, но почему бы не попробовать: это вроде опыта. Прежде люди говорили без грамматики и возникали новые диалекты: было больше разнообразия"1.
Очевидно, что язык как зеркало культуры отражает и все наиболее важные и устойчивые ИЗМЕНЕНИЯ в образе жизни и менталитете народа.
Нагляднее всего изменения и в жизни и, соответственно, в языке видны на примере реалий, то есть разного рода фактов внеязыкового, реального мира.
В вариантах "Евгения Онегина" у Пушкина есть такие строки: ""Женись!" - "На ком?" - "...На Лидиной". - "Что за семейство! У них орехи подают, они в театре пиво пьют"". Современный читатель недоумевает: какие явно негативные социокультурные коннотации не позволяют жениться на бедной Лидиной? Почему угощать орехами или в театре пить пиво настолько противоречило нормам дворянских женихов в культуре пушкинской эпохи, что исключало возможность брака.
1 М. Цветаева. Лебединый стан. М., 1921, с. 32.
88
Собственно значения слов орех и пиво, разумеется, никакого отношения к контексту не имеют и не проливают света на культурологическую загадку. Ясно одно: общественная жизнь (именно общественная, так как орехи подают гостям, а пиво пьют или не пьют в театре) изменилась настолько, что всякая связь с современностью утрачена, а с нею утрачены и культурные коннотации этих слов. Без специального исследования и последующего комментирования этот контекст непонятен современному русскому человеку.
§ 2. Вопросы понимания художественной литературы. Социокультурный комментарий как способ преодоления конфликтов культур
Чтение классической художественной литературы и понимание ее невозможно без комментария. Собственно говоря, комментарий часто требуется и для современных литературных произведений. И уж, разумеется, он просто необходим для иностранных читателей. Для классической литературы он нужен всегда, так как, по определению, литература становится классической, только если она прошла испытание временем и, следовательно, язык ее устарел - больше или меньше в зависимости от степени и возраста "классичности". Язык же устарел в связи с изменениями жизни и культуры и вместе с ними.
Таким образом, разрыв между культурами, их конфликт возможен не только в виде столкновения родной и чужой культур, но и внутри своей, родной культуры, когда изменения в жизни общества достигают такого уровня, что следующие поколения уже не помнят, не знают, не понимают культуры и мироощущения своих предков. Комментарий к КЛАССИЧЕСКОМУ литературному произведению, по определению удаленному от современности, выполняет роль моста над пропастью, разделяющей "наше" и "то" время, или очков, которые помогут сегодняшнему читателю разглядеть детали минувших эпох.
Еще 40 лет назад, в 1959 году, журнал "Вопросы литературы" опубликовал письмо филолога Юрия Федосюка, поставившего вопрос о том, что сотни выражений, встречающихся в сочинениях русских классиков и отражающих бытовые особенности дореволюционной России, становятся для все более широкого круга современных читателей "камнем преткновения" - либо непонятными вовсе, либо понимаемыми превратно". "Мне, знакомому лишь с метрической системой, - писал он, - неясно, богат или беден помещик, владеющий двумястами десятин земли, сильно ли пьян купец, выпивший "полштофа" водки, щедр ли чинов-
89
ник, дающий на чай "синенькую", "красненькую" или "семитку"" 2. Написанное им пособие на эту тему было издано только в 1998 году его сыном М. Ю. Федосюком, профессором факультета иностранных языков МГУ, под названием: "Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века".
В этом пособии автор обосновывает необходимость объяснения социокультурного фона классических произведений: "Да, люди всегда были людьми, они дружили и враждовали, трудились и развлекались,. уступали или боролись, защищая свои жизненные идеалы, - без этих общих с нами черт незачем было бы читать и перечитывать произведения о далеком прошлом. Но вот исторические условия, вся обстановка их жизни в очень многом отличались от современных". Знание истории русского быта описываемых в классической литературе времен нужно "для того, чтобы облегчить восприятие русской классической литературы, убрав слегка застлавшую ее дымку времени, затрудняющую понимание" 3.
Социокультурный комментарий, предназначенный представителям иной культуры, высвечивает изменения в родной культуре и в языке как зеркале культуры. Социокультурное комментирование, ориентированное на иностранцев, обнаруживает и одновременно улаживает конфликт культур. При этом, подчеркиваем, по большей части это конфликт не только родной культуры с иностранной, но и культуры прошлого, запечатленной в классическом произведении, с современной культурой того же народа.
В качестве материала исследования были использованы зарубежные (в основном английские) издания произведений Пушкина с учебным комментарием на английском языке.
Социокультурный комментарий, имеющий целью обеспечить наиболее полное понимание текста, восполнить недостаток фоновых знаний у читателя, разрешить конфликт культур и перевести его в диалог, остро необходим как иностранному читателю при изучении русского языка, так и современному русскому читателю. Важно то, что комментарий не только отражает восприятие писателя читателем, но и ФОРМИРУЕТ его.
Социокультурный комментарий называют также и реальным комментарием, чтобы подчеркнуть противопоставление реалий языковым фактам. Языковой комментарий, по понятным причинам, резко различается в зависимости от того, адресован он русскому или иностранному читателю.
Социокультурный комментарий для русских и иностранных читателей в основном совпадает, поскольку растущий разрыв между русской культурой пушкинского времени и современной все больше перекрещивается с различием между русской и другими культурами. Учебный социокультурный комментарий включает: 1. Историзмы - слова, вышедшие из употребления вследствие того, что обозначаемый ими предмет или явление уже неизвестны говорящим как реальная часть их повседневного опыта - и слова, и обозна-
2 Ю. А. Федосюк. Такое пособие необходимо // Вопросы литературы, 1959, № 6, с. 248.
3 Ю. А. Федосюк. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. М., 1998, с. 6.
90
чаемые ими реалии ушли из языка и из жизни народа. Например: бармы, власяница, воевода, боярство, бунчук, вече, дьяк, плаха, приказный, разрядная книга, синклит.
2. Архаизмы - устаревшие слова и обороты речи, вышедшие из употребления: свейский (шведский), лях (поляк), егож (форма родительного падежа относительного местоимения из церковнославянского языка: иже, еже), земь (земля), заутра (завтра утром), вечор (вчера вечером), дотоле (до тех пор), борзый (быстрый).
3. Слова, изменившие свои значения в современном русском языке: мамка (кормилица, няня), мошонка (кисет, кошелек), гость (купец, иностранец), деньга (медная монета), ток (струя, жидкость).
Во всех этих случаях (достаточно распространенных) слово сохранилось, но изменило свое значение в связи с уменьшением социальной роли или полным исчезновением обозначаемого им понятия и, соответственно, факта реальной жизни. Так, мамка существует сейчас как просторечное обращение к матери, но Пушкин в "Борисе Годунове" употребляет это слово в значении 'няня, кормилица':
А тут народ остервенясь волочит Безбожную предательницу-мамку.
Царские палаты. Царевич, чертит географическую карту. Царевна, мамка царевны.
Современное слово мытарство изменило и ударение (было мытарство), и значение - 'муки'. В "Борисе Годунове" мытарство употреблено в значении 'взимание пошлины, неправедная корысть', от мыт 'налог, пошлина' (отсюда, кстати, и названия Мытищи, Мытная улица). Для стилизации речи персонажа Пушкин вложил это устаревшее слово в уста беглого монаха старца Варлаама, намеренно заменившего перед стражником свое просторечие на церковнославянский:
Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства.
Варлаам жалуется на скудость подаяния:
Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться.
Полушка - полкопейки; слово ушло вместе с реалией, и напоминание о нем только в пословице: За морем телушка полушка, да рубь перевоз.
Мошонка - от мошна 'кошель, сумка, мешочек для денег с завязками' (Д.). Ушла реалия, ушло и значение слова. В современном русском это слово обозначает кожаный мешочек, где находятся мужские половые железы (0.).
91
Послушание - у Пушкина это церковный термин, означавший вид епитимьи в монастырях, наказания или добровольного исполнения всех работ, чтобы показать смирение и отсутствие гордыни:
ПИМЕН
Тогда я в дальний Углич
На некое был услан послушанье.
В современном русском языке послушание употребляется в значении 'повиновение, покорность'.
Слово язык, хорошо всем известное в разных значениях (в том числе и как 'военнопленный'), в нижеследующем контексте употреблено в давно забытом значении, которое уже у Даля имеет помету "стар." (устаревшее) и формулируется как 'обвинитель, обличитель пред судом, оговорщик на допросе':
Легко ль, скажи! Мы дома, как Литвой, Осуждены неверными рабами; Все языки, готовые продать, Правительством подкупленные воры.
Слово ток существует в современном русском языке, но употребляется в основном лишь терминологически - об электричестве. В значении 'струящаяся жидкость' оно уже почти забыто. Ср. в "Борисе Годунове":
Оставим их; пойдем, товарищ мой,
Венгерского, обросшую травой,
Велим открыть бутылку вековую,
Да в уголку потянем-ка вдвоем
Душистый ток, струю, как жир, густую.
4. Реалии, ссылки, аллюзии, требующие фоновых социокультурных знаний, отсутствующих у иностранных читателей и утраченных современным русским читателем.
Такой комментарий необходим представителям той же культуры, что и автор, и литературные герои, так как социокультурные изменения настолько велики, что современный читатель не имеет фоновых знаний как обоюдного кода (shared code), на котором зиждется коммуникация. Комментарий этого рода не просто "переводит" на современный язык устаревшее слово и не просто объясняет ушедшее из жизни народа понятие - он контекстуально ориентирован, помогает раскрыть замысел автора, дать характеристику персонажа, увидеть событие или действующее лицо через призму описываемого времени, прочитать за текстом, между строк, то, что было известно и понятно современникам автора.
Приведем примеры:
ВОРОТЫНСКИЙ
Ведь Шуйский, Воротынский...
Легко сказать, природные князья.
92
ШУЙСКИЙ
Природные, и Рюриковой крови.
ВОРОТЫНСКИЙ
А слушай, князь, ведь мы б имели право
Наследовать Феодору.
ШУЙСКИЙ
Да, боле,
Чем Годунов.
Ключевое понятие в этом отрывке из драмы Пушкина "Борис Годунов" - это рюрикова кровь. Комментарий к английскому изданию "Бориса Годунова" объясняет читателю очень важный момент: каждый русский князь, в отличие от не-князя Годунова, может по праву крови стать правителем русского народа, так как титул князя обозначает принадлежность к роду Рюрика, легендарного первого правителя Руси 4. Знание этого факта раскрывает глаза читателю и на коллизии драмы, и на обиды "природных, рюриковой крови" князей, и на успехи самозванца, и на дальнейшее, послегодуновское развитие русской истории с Шуйским на троне. Годунов "приемлет власть", наследуя "могущим Иоаннам" (Ивану III и Ивану IV Грозному) и "ангелу-царю". Современный читатель, не слишком искушенный в истории четырехсотлетней давности, не имеет четких культурных представлений о том, что "ангел-царь" - это царь Федор, слабый, кроткий сын Ивана Грозного, на фоне которого, по-видимому, было нетрудно заслужить звание ангела.
Приводимые далее отрывки становятся понятными читателю, узнавшему из комментария о родственных связях Бориса Годунова: его родная сестра - вдовствующая царица, супруга его предшественника царя Федора, сына Ивана Грозного, а его собственная жена - дочь печально известного предводителя опричников Малюты Скуратова 5.
Но месяц уж протек,
Как, затворясь в монастыре с сестрою,
Он кажется покинул всё мирское.
Его сестру напрасно умоляли
Благословить Бориса на державу;
Печальная монахиня-царица,
Как он тверда, как он неумолима.
И далее:
Какая честь для нас, для всей Руси!
Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,
Зять палача и сам в душе палач,
Возьмет венец и бармы Мономаха...
4 Theoretically at least, every Russian boyar who bore the title князь was descended from Riurik the Varangian who, according to tradition, founded the Russian state around A. D. 862. His blood was therefore as noble as that of the ruling dynasty [По крайней мере теоретически, каждый русский боярин, носивший титул князя, был потомком Рюрика - варяга, который, согласно преданию, основал Русь около 862 года после Р. X. Таким образом, его кровь была такой же благородной, как и кровь правящей династии] (А. С. Пушкин. Борис Годунов. Bristol, 1995, р. 123).
5 Godunov was supposed to have been descended from a certain Tartar prince who came to serve Ivan I ("Kalita") in the first of the 14th century. The Godunovs had been for generations free servants of the Grand Dukes of Muscovy. But Boris was the first Godunov to be made a boyar. The Czarina, Mania Godunova, was in fact the daughter of Grigory Luk'ianovich Skuratov-Bel'sky, nicknamed Maliuta, longtime favourite of Ivan IV and the most notorious of the oprichniki [Предполагается, что Годунов происходил от татарского князя, который находился на службе у Ивана I (Калиты) в начале XIV века. Несколько поколений Годуновых были свободными слугами Великих Князей Московских. Но Борис - первый из рода Годуновых, кого сделали боярином. Царица, Мария Годунова, на самом деле была дочерью Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского, по прозвищу Малюта, который долее всех оставался фаворитом Ивана IV и пользовался дурной славой как главный опричник] (Ibid., p. 123).
95
После смерти Годунова при восшествии на престол "законного царя" - Лжедмитрия народ нужно настроить против его предшественника:
Московские граждане!
Мир ведает, сколь много вы терпели
Под властию жестокого пришельца:
Опалу, казнь, бесчестие, налоги,
И труд, и глад - всё испытали вы.
Комментатор разъясняет, что "жестокий пришелец" - это ссылка на татарское происхождение Годунова 6. Становится понятной немедленная реакция народа, сотни лет страдавшего от татарского ига:
Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий!
Да гибнет род Бориса Годунова!
Наиболее распространенное комментирование такого рода - объяснение устаревших деталей быта, образа жизни, столь хорошо знакомых современникам Пушкина, но совершенно забытых их потомками. Эти детали весьма существенны для раскрытия внутреннего и внешнего мира героев, отношения к ним автора, оценок читателей-современников.
Рассмотрим, например, через "очки" комментария начало истории о станционном смотрителе:
Находился я в мелком чине, ехал на перекладных и платил прогоны за две лошади.
Многие комментаторы учебных изданий "Повестей Белкина" ограничиваются лишь переводом на английский язык или вообще не комментируют эту фразу. Однако современный читатель нуждается в разъяснении системы передвижения пушкинских времен. Езда на перекладных возможна только на почтовых трактах, по которым регулярно возили почту с остановками на станциях, где смотрителям предъявляли подорожную - свидетельство о чине, определявшее положенное количество лошадей. Прогоны - это плата за проезд, выделенная казной. И, наконец, главное: две лошади полагались служащим самого низкого звания 7. Все вместе эти данные характеризуют и рассказчика, и отношение к нему смотрителя, доверившего свою историю человеку именно из низшего, то есть наиболее близкого к нему самому, сословия.
Подобные примеры можно продолжать бесконечно долго, но основная мысль очевидна: меняется жизнь, меняется и отражающий ее язык, и чем разительнее перемены, тем нужнее специальные разъяснения (чтобы восстановить "связь времен") и специальный комментарий, восполняющий пробелы в культурных знаниях.
5. Скрытые, как правило, неосознаваемые читателем "непонятные места", в отличие от явных аллюзий, намеки на исторические факты, события, детали быта, образа жизни и пр.
6 An allusion to Godunov's Tartar origin [Намек на татарское происхождение Годунова] (Ibid., p. 121).
7 For the travels of low-ranking officials the State Treasury paid for only two horses (out of usual team of three) [Путешественникам низких рангов государственное казначейство оплачивало лишь двух лошадей (а не обычную тройку)] (A. S. Pushkin. Tales of the Late Ivan Petrovich Belkin. Oxford, 1947, p. 59).
94

Общеизвестно изображение "мирной цыганской жизни", в которую так хорошо вписался Алеко ("Цыганы"):
Старик лениво в бубны бьет,
Алеко с пеньем зверя водит,
Земфира поселян обходит
И дань их вольную берет;
Настанет ночь; они все трое
Варят нежатое пшено;
Старик уснул - и все в покое...
В шатре и тихо и темно.
Вся эта идиллия разбивается о комментарий к нежатому пшену: "lit. "unreaped millet", i. e. stolen from the fields [букв. "нежатое просо", т. e. украденное с полей]" 8. "Вольный житель мира", "презрев оковы просвещенья", питается ворованным пшеном. Эта бытовая деталь высвечивает всю двойственность его жизни, ее фальшь, борьбу в его "измученной душе", которая не может кончиться добром.
В калифорнийском издании "Повестей Белкина" комментарий к имени героя "Станционного смотрителя" Самсона Вырина сообщает читателю, что в первом издании "Повестей" Вырин был назван Симеоном, но ошибка была сразу же исправлена в приложенном списке опечаток. Это показывает, по мнению комментатора, что имя Самсон было значимым для Пушкина, так как одноименный библейский герой был погублен женщиной 9.
В повести "Выстрел" в сцене дуэли соперник Сильвио вызвал у последнего особое раздражение своим спокойным поведением перед лицом смерти: "Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, которые долетали до меня". Автор комментария к оксфордскому изданию "Повестей Белкина" разъясняет читателю, что эта сцена автобиографична: Пушкин также ел черешни во время своей дуэли с офицером Зубовым в Кишиневе 10.
Еще пример: "Столь же долго я не мог привыкнуть и к тому, чтоб разборчивый холоп обносил меня блюдом на губернаторском обеде". Оксфордское издание "Повестей Белкина" дает к этому важнейшее и ценнейшее пояснение: "This sentence obviously refers to a personal recollection: the unpleasant experience had happened to Pushkin himself at a dinner given by Strekalov, the military governor of Tiflis, during a journey made by the poet to the Caucasus in 1829, therefore a year before he wrote "The Stationmaster". The incident is mentioned in "Путешествие в Арзрум", Ch. 2 [Эта фраза явно имеет отношение к личным воспоминаниям: неприятный случай произошел с Пушкиным на обеде у Стрекалова, военного губернатора Тифлиса, во время путешествия поэта на
8 А. С. Пушкин. Цыганы. London, 1962, р. 27.
9 In the first edition the name of the stationmaster was given as Simeon Vyrin but the mistake was immediately corrected in the list of printer's errors appended to the volume, showing that the original name, Samson, referring to the biblical hero deprived of his power by a woman, was important to Pushkin [В первом издании имя станционного смотрителя приведено как Семен Вырин. Ошибка была сразу же указана в списке опечаток, прилагавшихся к изданию, где подчеркивалось, что подлинное имя, Самсон, ассоциирующееся с библейским героем (тот был лишен силы женщиной), было очень важно Пушкину]
(A. Pushkin. Complete Prose Fiction. Translated by P. Debreczeny. California, 1983, p. 96).
10 The detail is autobiographical: like Silvio's young adversary, Pushkin was eating cherries at the time of his duel in Kishinev with Zubov, a staff officer [Это автобиографическая деталь: как и противник Сильвио, Пушкин ел вишню во время своей дуэли в Кишиневе
с Зубовым, штабным офицером] (A. S. Pushkin. Tales of the Late Ivan Petrovich Belkin. Oxford, 1947, p. 18).
95
Кавказ в 1829 году и, следовательно, за год до написания "Станционного смотрителя". Этот инцидент упоминается в "Путешествии в Арзрум", гл. 2]" 11.
6. Факты, не поддающиеся объяснению из-за того, что "порвалась связь времен".
В некоторых случаях разрыв между культурой пушкинского времени и современной культурой настолько велик, что тот или иной факт реальности уже не поддается объяснению.
Выше приводился пример из черновиков "Евгения Онегина": на девушке нельзя жениться, потому что "у них орехи подают, они в театре пиво пьют". Эта культурная загадка остается нерешенной, поскольку в наши дни ни орехи, подаваемые гостям, ни пиво, распиваемое в театре, не имеют отрицательных коннотаций.
Еще пример - из "Бориса Годунова". Отец Варлаам говорит о Гришке Отрепьеве:
Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда - да еще спесивится; может быть кобылу нюхал...
Комментарий к этому выражению только отмечает вульгарность языка, вызывавшую негодование ранних критиков Пушкина 12, не разъясняя значения самого выражения. Значение же это "теряется во тьме веков": наказание плетьми по судебному приговору совершается на доске - кобыле 13.
§3. Виды социокультурного комментария
Сопоставительное исследование, комментирование реалий, приводимое ниже, наглядно и ярко иллюстрирует изменения языка и культуры, или, иными словами, отражение в языковой картине мира изменений картин реальной и культурной.
Воспользуемся комментариями к "Повестям Белкина", изданным в учебных целях для англоязычных учащихся, изучающих русский язык:
1. в Лондоне (Three Tales by Pushkin. Translated by R. T. Currall. London, 1945);
2. в Оксфорде (A. S. Pushkin. Tales of the Late Ivan Petrovich Belkin. Oxford, 1947);
3. в Москве, издательством "Русский язык" (А. С. Пушкин. Повести Белкина. М., 1975);
4. в Калифорнии (A. Pushkin. Complete Prose Fiction. Translated by P. Debreczeny. California, 1983).
Изучающим русский язык поясняются как собственно языковые трудности, так и внеязыковые факты: реалии культуры, быта, истории, соци-
11 А. С. Пушкин. Цыганы. London, 1962, р. 60.
12 It is this kind of shocking vulgar language that caused the indignation of some of Pushkin's early critics [Это как раз тот тип шокирующего, вульгарного языка, что вызвал негодование ранних критиков Пушкина] (А. С. Пушкин. Борис Годунов. Bristol, 1995, р. 116). 13 См.: А. С. Пушкин. Борис Годунов. Комментарий Л. М. Лотман и С. А. Фомичева. СПб., 1996, с. 363.
96
альной жизни и т. п. В данном случае мы остановимся только на "реальном комментарии", то есть на комментарии внеязыковых фактов: географических названий, собственных имен, явлений социальной и культурной жизни России. Предполагается, что объяснение внеязыковых фактов проще, чем собственно языковой комментарий 14.
Интересно показать, насколько различными могут быть способы комментирования даже такого наиболее очевидного, наиболее "легкого" материала, который как бы и не требует от комментатора самостоятельных творческих усилий.
Действительно, это мнение оказывается правильным в тех случаях, когда в качестве пояснения приводятся данные энциклопедического характера, перенесенные из справочников, то есть имеет место такой подход к комментированию, который можно условно назвать энциклопедическим. Именно так комментируются во всех изданиях такие реалии, как "Сенатские ведомости", Бородино, Артемиза, Никитские ворота, "Недоросль", Фонвизин, "Жоконд", Георгий в петлице и др.
Все комментарии в этих случаях ограничиваются сообщением популярно-энциклопедических сведений об упомянутых реальных фактах, явлениях и лицах, не делая при этом никаких попыток связать эти сведения с текстом художественного произведения. Основное требование к комментатору - дать точную информацию, не ввести читателя в заблуждение. Так, например, упоминание Бородино в "Метели" комментируется с разной степенью полноты приводимых сведений, но сам подход к комментированию остается чисто энциклопедическим в том смысле, что все данные имеют объективный характер, не раскрывающий ни лингвострановедческих, ни контекстуально обусловленных коннотаций.
London, 1945:
The battle which was fought at Borodino on August 24-26, 1812. The Russian lost 50 thousand killed and wounded, but the engagement was not fought to a finish, and Napoleon understood that the war with Russia was only beginning [Сражение проходило под Бородино 24-26 августа 1812 года. Русские потеряли 50 тысяч убитыми и ранеными, но не были разбиты, и Наполеон понял, что война с Россией только начинается].
Oxford, 1947:
The Battle of Borodino was fought on 7-th September, 1812 (according to the Russian calendar, 26-th August) [Сражение при Бородино произошло 7 сентября 1812 года (согласно русскому календарю, 26 августа)].
Moscow, 1975:
On the 26-th of August, 1812, a most important battle of the Patriotic War was fought between the Russian and the French armies at the village of Borodino (approx. 69 mi. from Moscow) [26 августа 1812 года произошло самое важное сражение Отечественной войны между русской и французской армиями недалеко от села Бородино (приблизительно в 69 милях от Москвы)].
Таков энциклопедический подход. Однако возможен и представляет гораздо больший интерес другой, творческий подход к комментированию реалий. В этом случае комментарий имеет общефилологичес-
14 "Нетворческий характер носит объяснение различных географических, исторических и прочих реалий. Преимущество комментатора перед читателем в данном случае в том, что в его распоряжении имеются многочисленные справочные издания, которыми учащийся обычно не располагает" (В. И. Фатющенко. О филологическом комментарии к учебному тексту // Melbourne Slavonic Studies, 1971, Nos 5-6, p. 52).
97
кий и социокультурный характер и, наряду с конкретной информацией, содержит дополнительные сведения, с одной стороны, раскрывающие специфические национальные, политические, культурно-бытовые или иные коннотации, а с другой - устанавливающие связь между данным фактом, лицом, названием и т. п. и самим произведением, его персонажами и автором.
Комментарий такого рода никак нельзя назвать нетворческим, и задача его автора отнюдь не сводится к механическому перенесению данных из справочников. Этот вид комментирования реалий можно назвать исследовательским или творческим, так как он требует от комментатора творческого, исследовательского подхода к объяснению того или иного внеязыкового факта. Исследовательский комментарий реалий, включающий в себя конкретные данные энциклопедического комментария, должен иметь характер:
1. лингвострановедческий (то есть раскрывающий национальные особенности восприятия внеязыкового факта);
2. контекстуально-ориентированный (то есть указывающий на ту роль, которую этот внеязыковой фактор играет в данном художественном произведении).
Примером лингвострановедческого комментария, раскрывающего национальные особенности восприятия внеязыкового факта, могут послужить пояснения названия Тула ("запечатав оба письма тульской печаткой" - в "Метели"), которое для русских ассоциируется с самоварами, Левшой, искусными оружейниками и лучшими в России мастерами по литью, металлу и серебру.
London, 1945:
Tula is the capital of the government of the same name in Central Russia. It is famous for the manufacture of hardware (iron and silver) [Тула - главный город губернии того же названия в центральной России. Знаменит изделиями из металла (железа и серебра)].
Oxford, 1947:
So called because of the town of Tula famous for its metal-work [Называется так в связи с Тулой, знаменитой изделиями из металла].
Moscow, 1975:
A seal made in the town of Tula, which was famous for its hardware (iron and silver) [Печатка сделана в Туле, знаменитой изделиями из металла (железа и серебра)].
Посмотрим комментарий к имени Артемиза, упомянутому в "Метели" в следующем контексте: "Соседы, узнав обо всем, дивились ее постоянству и с любопытством ожидали героя, долженствовавшего наконец восторжествовать над печальной верностию этой девственной Артемизы".
London, 1945:
Artemisia. Queen of the city of Halicarnassus in Caria renowned in history for extraordinary grief of the death of the husband (fourth century В. С.) [Артемисия. Царица из города Галикарнаса в Карий, вошедшая
98

в историю как безутешная вдова, скорбящая по умершему мужу (IV век до Р. X.)].
Oxford, 1947:
Artemisia 2 (4-th century В. С.), queen of Halicarnassus in Asia Minor who erected in memory of her husband Mausolus a magnificent monument therefore called Mausoleum, which was considered one of the seven wonders of the world [Артемисия 2 (IV век до Р. X.), царица Галикарнаса в Малой Азии, воздвигла в память о своем муже Мавсоле великолепный памятник, получивший поэтому название мавзолея, считавшегося одним из семи "чудес света"].
Moscow, 1975:
Artemisia (4-th cent. В. С.), а legendary queen of Halicarnassus, Asia Minor, known for her boundless devotion to her husband, King Mausolus. After the King's death she had a magnificent tomb (the Mausoleum) built in his memory. One of the wonders of the World [Артемисия (IV век до Р. X.), легендарная царица Галикарнаса в Малой Азии, известная своей безграничной преданностью своему мужу, царю Мавсолу. После смерти царя она построила великолепную гробницу (мавзолей) в его честь. Одно из "чудес света"].
California, 1983:
Artemisia (350 d. ca. B. С.) bereft widow of Mausolus, King of Caria (d. ca. 353 B. C.) erected a tomb (Mausoleum) in his memory in Halicarnassus [Артемизия (350 г. до Р. X.), безутешная вдова Мавсола, царя Карий (умер в 353 г. до Р. X.), воздвигла гробницу (мавзолей) в память о нем в Галикарнасе].
Из приводимых четырех комментариев оксфордский наиболее энциклопедичен: сообщает место, время, события, положение Артемисии, дает сведения о мавзолее как об одном из семи "чудес света" (что не имеет большого отношения к контексту произведения), но не упоминает главного в контексте "Метели": что Артемиза - это символ безутешной скорби по умершему мужу. Этот дополнительный момент контекстуально-ориентировочного плана подчеркнут в лондонском и московском комментариях и присутствует в калифорнийском. При этом в лондонском комментарии очень скупо даны энциклопедические сведения (вообще не упомянуты ни Мавсол, ни мавзолей). По-видимому, наиболее удачным следует признать московский комментарий, сочетающий сведения и энциклопедического, и контекстуально-ориентированного характера.
Пояснения к названию Разгуляй (повесть "Гробовщик") в московском комментарии носят чисто энциклопедический характер: "the name
99

of square-in Moscow [название площади в Москве]". Оксфордский же комментарий к тем же, но уточненным данным (не площадь, как в современной Москве, а квартал в Москве пушкинских времен) - "a quarter in Moscow", прибавляет контекстуально-ориентированное: "close to the Basmannaya where Adrian used to Live [недалеко от Басманной, где раньше жил Адриан]".
В пояснениях к реальным фактам фразы, с которой начинается "Гробовщик" ("Последние пожитки гробовщика Адриана Прохорова были
взвалены на похоронные дроги, и тощая пара в четвертый раз потащилась с Басманной на Никитскую"), читателю важно узнать не столько то, что имеются в виду Басманная и Никитская (затем улица Герцена, сейчас Большая Никитская) улицы, расстояние между которыми равно 3 милям (московский комментарий), сколько то, что эти две улицы были в те времена крайними точками Москвы - одна на северо-востоке, другая на юго-западе, то есть дроги тащились с одного конца Москвы на другой (оксфордский комментарий). В современной Москве оно было бы как от Бусиново до Бутово.
Для более полного понимания характера будочника Юрко ("Гробовщик"), которого автор сравнивает с "почталионом Погорельского", важно знать не только, что это герой повести "Лафертовская маковница" (1824) писателя Антония Погорельского (псевдоним Алексея Перовского, 1787-1836) - эти сведения энциклопедического характера дают все комментарии, но и то, что это образ верного слуги (московский комментарий).
Пояснения к слову бригадир совпадают во всех комментариях в конкретных ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИХ данных: военный чин между полковником и генерал-майором, который был отменен в царствование Павла I (1796-1801), однако дополнение к этим данным в московском комментарии важно и необходимо, так как оно связывает комментарий с текстом художественного произведения: "следовательно, в то время, когда происходит действие этой повести, были уже только отставные бригадиры".
Интересным проявлением крайностей двух возможных подходов к комментированию реалий - абстрактно-энциклопедического и контекстуально-ориентированного - оказывается пояснение следующей фразы из "Барышни-крестьянки": "В молодости своей служил он в гвар-
100

дии, вышел в отставку в начале 1797 года, уехал в свою деревню, и с тех пор оттуда не выезжал".
Московский комментарий сообщает читателю ряд энциклопедических данных о реальных исторических событиях 1797 года, но никак не связывает эти данные с контекстом повести: "resigned his commission in early 1797, i. e. after the death of Catherine II and the accession of Paul I, who took a hostile attitude to Catherine's Guard and started reorganising the Russian army in the Prussian manner [ушел в отставку в начале 1797 года, т. e. после смерти Екатерины II и восшествия на престол Павла I, который враждебно отнесся к гвардейцам Екатерины и начал реорганизацию русской армии на прусский манер]".
Оксфордский комментарий, напротив, концентрирует внимание на разъяснении поведения и характера Ивана Петровича Берестова, не информируя читателя в достаточной степени о реальном историческом фоне: "Berestov, therefore, belonged to those officers, fairly large number, who did not hold with the reorganisation of the army undertaken by Paul I and had left the service in 1797 [Берестов поэтому относился к тем офицерам, довольно многочисленным, которые были против реорганизации армии, предпринятой Павлом I, и оставил службу в 1797 году]".
Если, по оксфордскому комментарию, Иван Петрович Берестов - человек с принципами, не пожелавший участвовать в реорганизации русской армии (как мы знаем из московского комментария, на прусский манер), патриот, пожертвовавший своей военной карьерой, то калифорнийский комментарий рисует совершенно другой образ: "After the death of Catherine II in November, 1796, her successor Paul I dismissed many of the people, especially officers of the Guards who had surrounded her [После смерти Екатерины II в ноябре 1796 года ее преемник Павел I отстранил от должности многих людей, особенно гвардейских офицеров, из ее окружения]". В трактовке калифорнийского комментария Берестов не сам ушел в знак протеста, а был УВОЛЕН из армии Павлом I, избавлявшимся от сторонников Екатерины.
Эти три комментария наглядно показывают, насколько важно сочетание обоих моментов: собственно энциклопедического, дающего объективные сведения о времени, месте, характере события или названия, и контекстуально-ориентированного, углубляющего образ и раскрывающего связь между реалиями и идейно-художественным замыслом автора.
Итак, комментатор классического произведения должен быть высокообразованным человеком, должен знать как можно больше об описываемой эпохе, ее культуре, быте, приметах, предрассудках, привычках, обычаях, знать досконально биографию автора, критическую литературу о нем, его письма, дневники, черновики и т. п. Тогда он сможет увидеть "между строк" намеки, аллюзии, реминисценции. Увидеть и донести до читателя.
Комментирование реальных фактов, отсутствующих в ткани художественного произведения, представляет особые трудности и подчеркивает эрудицию и достоинства комментатора.
101
§ 4. Современная Россия через язык и культуру
История России в XX веке, начало и конец которого ознаменовался для нашей страны ДВУМЯ РЕВОЛЮЦИЯМИ,то есть полными оборотами, переворотами уклада, политики, экономики, образа жизни, идеологии, мировоззрения и т. п., представляет собой уникальный материал для лингвистов, историков, антропологов и культурологов, занимающихся динамикой, развитием процессов в языке, культуре и обществе. Действительно, радикальнейшие изменения в кратчайшие сроки в масштабах громадной страны - эти уникальные эксперименты могли бы осчастливить любого ученого (никакой "насильник над изучаемым предметом" о такого рода ломке и насилии не мог и мечтать), если бы этот ученый не был сам частью этого общества, носителем этого языка и продуктом этой культуры и если бы его собственное мировоззрение не претерпевало такого же насилия и ломки.
Коренные изменения русского языка после революции 1917 года изучались и описывались неоднократно, поэтому в настоящей работе они будут упоминаться лишь попутно - как фон или сопоставительный материал по отношению к постсоветскому русскому языку, языку наших дней. Обстоятельный итог советскому русскому языку подвел Андрей Синявский в своей работе "Советская цивилизация. История культуры" 15. Ниже приводится краткий обзор современных тенденций в развитии русского языка в постсоветской России.
Внезапные и радикальные перемены общественной жизни России немедленно были отражены языком. Часто именно через язык люди узнавали о переменах в общественной жизни. Никогда не забуду свою реакцию на слова таксиста в самом начале девяностых годов о том, что в таксопарке повесили транспарант:
Господа таксисты! Желаем вам удачной работы!
Обращение господа таксисты резало слух, звучало как оксюморон.
Таксист тоже был настроен скептически и говорил, что таксисты смеются над этим приветствием.
Итак, перемена первая - обращение. В начале постсоветского периода это была самая резкая и самая чувствительная перемена: уходило привычное слово товарищ, на смену возвращались старые - господин, госпожа.
Тенденция первая - возвращение старых слов. Кардинальная переоценка ценностей, поклонение всему, что сжигали, и сжи-

15 A. Sinyavsky. Soviet Civilization. A Cultural History. New York, 1988.
102
гание всего, чему поклонялись, привели к массовому возвращению реалий, понятий и слов: гимназия, лицей, губернатор, голова, глава администрации, войсковой атаман, казачий круг, благотворительные вечера (концерты, мероприятия, общества), меценат, меценатство, милосердие 16. Большинство этих слов имели в словарях советского времени пометы "ист." или "устар.".
Эта тенденция прямо противоположна переименованию очень многих понятий в советское время, особенно в ранние, двадцатые годы, когда Новый мир и Новая эпоха не мыслились без новых слов. В то время тенденция была - отделаться от старых реалий, отречься от старого мира и отрясти его прах (читай - слова) с наших ног (из нашего языка). Наркомы сменили ненавистных министров, милиция - полицию, товарищи - господ и т. п.
Министры вернулись еще в начале пятидесятых, после войны. Полиция потихоньку возвращается - налоговая полиция звучит страшнее, чем если бы это была налоговая милиция. Господа за последние десять лет практически вытеснили товарищей. Впрочем, в расколотом и политически, и экономически современном российском обществе сосуществуют оба обращения. В официальных средствах массовой информации - газетах, радио, телевидении - есть только один вид обращения и титула - господа (не считая, разумеется, оппозиционной прессы - газет "Советская Россия", "Правда", "Дуэль", "Завтра", но ее удельный вес - в плане тиражей - не велик). То же самое в деловых и официальных кругах.
На протяжении последних десяти лет жители России стали свидетелями и участниками процесса изменения и стилистических коннотаций, и сфер употребления, и частотности использования слов товарищ и господин (госпожа, господа)17. Слово господин в течение всей предшествующей жизни имело отрицательные коннотации и употреблялось только по отношению к иностранцам из капиталистических (то есть чуждых и враждебных) стран, подчеркивая их чуждость и враждебность.
Вспоминается эпизод из теперь уже далекого прошлого. В 1977 году во время визита в Лос-Анджелес наша делегация была приглашена на вечер в семью русских эмигрантов, представителей так называемой старой эмиграции (или эмиграции первой волны), уехавших из России после революции 1917 года. Хозяева дома называли нас господа. Когда мы вернулись в гостиницу, один из нас, вполне правоверный (как, впрочем, и мы все) советский человек сказал: "А знаете, мне понравилось - господин Петров! Как-то возвышает и звучит приятно". Помню свою реакцию на его слова: я была тайно согласна с ним, но удивилась его смелости и приписала ее расслабленности после хорошего ужина...
Сейчас, в 1999-2000 годах, обращение господин стало почти привычным ОФИЦИАЛЬНЫМ обращением, и смелость теперь нужна для употребления слова товарищ. Революция - revolution - полный поворот, оборот, круг...
16 По свидетельству профессора В. Г. Гака, его жена преподавала испанский язык в советское время учителям русского как иностранного. Когда она дала им в качестве лексического материала слова добродетель, милосердие, благородство, некоторые возмутились: "Зачем нам эти устаревшие слова?!"
17 См. подробнее об этом: L Minaeva. From Comrades to Consumers: Interpersonal Aspects of the Lexicon // Political Discourse in Transition in Europe 1989-1991. Ed. by Paul A. Chilton, Mihail V. Ilyin and Jacob L. Mey. Amsterdam, Philadelphia, 1998, p. 87-94.
103
Реально все еще сосуществуют оба обращения, но употребление того или иного стало социально различительным признаком. Господин - обращение официально принятое и поэтому обозначает поддержку существующего режима и согласие с ним. Товарищ может обозначать как политическую оппозицию, принадлежность к коммунистической партии или приверженность к старому режиму, так и просто привычку людей старшего поколения, выросших при советской власти.
Пожилые люди и многие из тех, кого называют "простой народ", привычно используют обращение товарищ и устно, и письменно. Объявления в "простых", народных учреждениях (магазинах, поликлиниках, больницах и т. п.) до сих пор еще часто начинаются обращением товарищи. Особенно это распространено в провинции, а провинция - это вся Россия, за исключением Москвы и Петербурга.
Интересные данные приводит Л. В. Минаева, профессор факультета иностранных языков МГУ. Опрос, проведенный центром социологических исследований "Останкино", дал следующие результаты:
22% процента москвичей предпочитают в качестве обращения слово товарищ,
21% - слово гражданин,
19% - слова мужчина, женщина,
17% - слова сударь, сударыня,
10% - слова господин, госпожа 18.
Возвращение старых названий, топонимов - заметная черта общественной жизни и культуры современной России. На смену переименованиям советской эпохи сейчас пришли пере-переименования: Петербург вместо Ленинграда, Екатеринбург вместо Свердловска, Воздвиженка вместо Метростроевской, Лубянка вместо площади Дзержинского. На первом этапе переименования проходили вполне демократически: путем голосований и народных референдумов. Поэтому, например, получилось, что город Петербург стоит в центре Ленинградской области: жители северной столицы захотели вернуть старое, историческое название города, а жители области остались верны Ленинграду.
Почему-то в Москве одной из первых переименовали станцию метро "Лермонтовская" в "Красные ворота". Народ удивился: Лермонтова-то за что обидели?
В настоящее время старые и новые названия сосуществуют. Поколение наших родителей переучивалось - мучилось со старыми (привычными) и новыми названиями. Теперь пришла наша очередь переучиваться. Язык - зеркало культуры.
Тенденция вторая - заимствования из иностранных языков, главным образом из английского. По своим масштабам, по обеспокоенности общественного мнения и опасности для русского языка и русской культуры эта тенденция должна быть первой, а не второй.
Открытие России миру и миром ознаменовалось, в первую очередь, лавиной иностранных, почти исключительно английских слов, которые массово ворвались в наш язык и нашу жизнь вместе с реалиями западной жизни (иногда после них, иногда - до), с бизнесом, компьютерами,
18 L. Minaeva. From Comrades to Consumers: Interpersonal Aspects of the Lexicon // Political Discourse in Transition in Europe 1989-1991. Ed. by Paul A. Chilton, Mihail V. Ilyin and Jacob L. Mey. Amsterdam, Philadelphia, 1998, p. 93.
104
Интернетом, фильмами, телевизионными сериалами, песнями, видеопродукцией. Издаются "Словари новых слов", "Словари перестройки", словари заимствований, одновременно растет поток огорченных, возмущенных, умоляющих призывов охранить русский язык от половодья, пожара, угара, лавины (выберите подходящее слово) заимствований.
Бартер, дайджест, данс-хит, диджей, эксклюзив, мониторинг, дилер, триллер, плейер, фрустрация, армрестлинг, лизинг, рэкет, андеграунд, шейпинг, тинейджер, хеппенинг, попса, поп (в Москве на Ленинском проспекте большая афиша "Королева попа" и фотография популярной певицы. Люди постарше, в том числе и автор этих строк, стояли ошеломленные: что бы это значило?! А это всего лишь родительный падеж от поп), скейтборд и т. п. - на целые словари хватает. Выдержки из прессы.
Татьяна Миронова, автор статьи с подходящим к случаю названием "Плач по русскому языку" ("Литературная Россия", 19.02.1993) писала:
Иноземные слова, доселе униженно околачивавшиеся где-то на окраинах русского языка, сегодня нахраписто полезли в хозяева, поперли занимать в языке места повиднее и получше. Заняли, укрепились и заполнили нашу речь. И не то страшно, что много этих слов, а пугает то, что с их нашествием исчезают из обихода родные, исконные наши слова, передающие те самые "неуловимые оттенки душевности", что греют любую русскую душу.
Думать не надо, утруждать душу выбором меткого, выразительного речения, когда вертятся на языке всегда готовые к услугам "сутр", "люкс", "процесс", "адекватно"... С виду умные солидные слова, для души они холодные и пустые, словно мыльные пузыри. Из живой речи лезут они в риторику, литературу, оттесняя слова коренные, навязывая привычку ходить за словами во французский, немецкий или английский словари.
Даже русская интонация подверглась иностранной муштре. Поблекло звуковое многоцветье, гибнет многострунность русской речи. По заученным небогатым интонационными моделям английского языка чеканят свои звуковые тексты комментаторы радио и телевидения, а вслед за ними - велика сила примера - многомиллионные слушатели, в первую очередь дети. Слушать "электронную", будто роботом воспроизводимую речь гадко и страшно. Кажется порой, что служители радио и телевещания сплошь подданные иноземных государств, наспех переученные из английской речи в русскую. А может, и не кажется, может, так и есть? Ведь даже названия программ радио и телевидения теперь не всякому под силу понять, что за иностранец их понавыдумывал: "Телемикст", "Бомонд", "Военное ревю", "Тинко", "Евромикс", "Телетайп", "Поп-магазин".
А вот еще одно свидетельство тех дней, когда лавина заимствований только началась. Газета "Третье сословие" (1993, № 1, без автора) - о Москве:

<< Пред. стр. 4 (из 12) След. >>

Список литературы по разделу