<< Пред. стр. 169 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
заставляя меня дергаться непроизвольно. Я вынужден был дышать через рот.
Паблито сказал, между щелканьем зубов, что нагваль поджидал его и что он
едва спасся из его когтей, когда наткнулся на меня и что я чуть не убил
его своим воплем. Я хотел засмеяться и издал самые адские звуки, которые
только можно вообразить. Когда я восстановил свое спокойствие, я рассказал
Паблито, что, очевидно, та же самая вещь произошла со мной. Конечным
результатом явилось в моем случае то, что усталость моя исчезла. Вместо
этого я ощущал неудержимую волну силы и хорошего самочувствия. Паблито,
казалось, испытывал те же самые ощущения. Мы начали глупо и нервно
хихикать.
Я услышал звук мягких и осторожных шагов в отдалении. Я различил этот
звук раньше Паблито. Он, казалось, прореагировал на то, что я застыл. У
меня была уверенность, что кто-то приближается к тому месту, где мы
находились. Мы повернулись в направлении звука. Секунду спустя показались
силуэты дона Хуана и дона Хенаро. Они шли медленно и остановились в
полутора--двух метрах от нас. Дон Хуан лицом ко мне, а дон Хенаро лицом к
Паблито. Я хотел рассказать дону Хуану, что что-то испугало меня до
безумия, но Паблито схватил меня за руку. Я знал, что он имеет в виду.
Что-то странное было в доне Хуане и доне Хенаро. Когда я посмотрел на них,
мои глаза начали выходить из фокуса.
Дон Хенаро дал резкую команду. Я не понял, что он сказал, но я знал,
что он говорит, чтобы мы не раскрывали глаза.
- Темнота опустилось на мир, - сказал дон Хуан, глядя на небо.
Дон Хенаро начертил ущербный месяц на твердой земле. На мгновение мне
казалось, что он использовал какой-то светящийся мел, но затем я
сообразил, что он ничего не держит в руках. Я воспринимал воображаемый
полумесяц, который он нарисовал своим пальцем. Он велел мне и Паблито
сесть на внутреннюю кривую вогнутого края в то время как дон Хуан и он
сели на концы полумесяца, скрестив ноги в полутора-двух метрах от нас.
Первым заговорил дон Хуан. Он сказал, что они собираются показать нам
свои олли. Он сказал, что если мы будем смотреть слева от них между бедром
и ребрами, то мы сможем "увидеть" что-то вроде тряпки или носового платка,
подвешенного к их поясам. Дон Хенаро добавил, что помимо тряпочек у них на
поясах были две круглых, похожих на пуговицы штучки, и что мы должны
смотреть на их пояса до тех пор, пока мы не "увидим" тряпочек и пуговиц.
Прежде чем дон Хенаро договорил, я уже заметил какой-то плоский
предмет, подобно куску материи, и один круглый камешек, который висел у
каждого из них на поясе. Олли дона Хуана был более темным и более
угрожающим, чем у дона Хенаро. Моей реакцией была смесь любопытства и
страха мои реакции испытывались в животе, поскольку я ничего не судил
разумным образом.
Дон Хуан и дон Хенаро достигли своих поясов и, казалось, отцепили
темные кусочки материи. Они взяли их своими левыми руками. Дон Хуан
подбросил свой в воздух у себя над головой, но дон Хенаро дал своему мягко
опуститься на землю. Кусочки материи распахнулись, как если бы
подбрасывание вверх и бросание вниз заставило их расстелиться, подобно
совершенно гладким носовым платкам. Они опускались медленно, ныряя как
воздушные змеи. Движение олли дона Хуана были точным повторением того, что
я воспринимал как его действие, когда он кружил несколько дней назад.
Когда кусочки материи стали ближе к земле, они стали твердыми, круглыми и
массивными. Сначала они свернулись, как бы упав на дверную ручку, затем
они расширились. Платок дона Хуана вырос в объемистую тень. Она выступила
вперед и двинулась к нам, дробя мелкие камни и твердые куски земли. Она
подошла к нам на один-полтора метра до самого углубления полумесяца между
доном Хуаном и доном Хенаро. В какой-то момент мне казалось, что она
собирается перекатиться по нам и растереть нас в пух и прах. Мой ужас в
этот момент был подобен пылающему огню. Тень передо мной была гигантской,
наверное около пяти метров в диаметре, и она двигалась, как бы ощупывая
свою дорогу без всяких глаз. Она дергалась и раскачивалась. Я знал, что
она разыскивает меня. Паблито в этот момент прижал свою голову к моей
груди. Ощущение, которое его движение вызвало во мне, рассеяло часть
пугающего внимания, которое я сфокусировал на тени. Тень, казалось, стала
рассыпаться, судя по ее беспорядочным рывкам, а затем скрылась из вида,
слившись в окружающей темноте. Я потряс Паблито. Он поднял свою голову и
издал сдавленный крик. Я взглянул вверх. Незнакомый человек смотрел на
меня. Он, должно быть, был сразу позади тени, может быть, прячась позади
нее. Он был довольно высоким и стройным. У него было длинное лицо, совсем
не было волос, и вся левая сторона его головы была покрыта болячкой или
экземой какого-то рода. Его глаза были дикими и горели. Его рот был
полуоткрыт. На нем был какой-то странный пижамообразный костюм. Его штаны
были ему слишком коротки. Я не мог различить, был ли он обут. Он стоял,
глядя на нас, казалось, долгое время, как бы ожидая просвета для того,
чтобы броситься на нас и разорвать на части. Так много было ярости в его
глазах. Это не была ненависть или жестокость, а какого-то сорта животное
чувство недоверия. Я не мог выдержать напряжения больше. Я хотел принять
боевую позицию, которой дон Хуан обучил меня несколько лет назад. И я так
бы и сделал, еслибы не Паблито, который прошептал, что олли не может пере-
сечь линию, которую Хенаро нарисовал на земле. Тогда я сообразил, что там
действительно была яркая линия, которая, казалось, отделяла все, что было
перед нами.
Через секунду человек двинулся прочь, налево, точно так же, как и
тень ранее. У меня было ощущение, что дон Хуан и дон Хенаро отозвали их
назад.
Последовала короткая спокойная пауза. Я больше не мог видеть ни дона
Хуана, ни дона Хенаро. Они уже не сидели на концах полумесяца. Внезапно я
услышал звук двух маленьких камешков, упавших на твердую каменистую землю,
где мы сидели, и в мгновение ока весь участок перед нами был освещен
расплывчатым желтоватым светом, который как бы включился. Прямо перед нами
находилось огромное прожорливое животное, отвратительно выглядящий койот
или волк. Все его тело было покрыто белым выделением, подобно поту или
слюне. Его шерсть была взлохмачена и мокра. Глаза его были дикими. Он
взвыл со слепой яростью, которая прогнала по мне дрожь. Его челюсти
дрожали и клочья слюны разлетались вокруг. Он загребал ногами землю, как
бешеная собака, пытающаяся сорваться с цепи. Затем он поднялся на задние
ноги и стал быстро двигать передними лапами и челюстями. Вся его ярость,
казалось, была сконцентрирована на том, чтобы сломать какой-то барьер
перед нами.
Я осознал, что мой страх перед этим бешеным животным был другого
сорта, чем страх перед теми двумя привидениями, которых я видел раньше. К
этому животному я испытывал физическое отвращение и ужас. Я продолжал
смотреть в полном бессилии на его ярость. Внезапно он, казалось, потерял
свою дикость и убежал из виду.
Затем я услышал, что что-то еще приближается к нам. Или может быть, я
почувствовал это. Совершенно внезапно фигура колоссальной кошки появилась
перед нами. Сначала я видел ее глаза в темноте. Они были огромными и
неподвижными как два озера воды, отражающие свет. Она тихо всхрапнула и
зарычала. Она выдохнула воздух и двинулась взад-вперед перед нами, не
отрывая от нас глаз. Она не обладала тем электрическим свечением, каким
обладал койот. Я не мог ясно различить ее детали, и, однако, ее
присутствие было бесконечно более опасным, чем присутствие другого зверя.
Она, казалось, собирала силу. Я чувствовал, что этот зверь настолько смел,
что он превзойдет свои границы. У Паблито, должно быть, было подобное
чувство, потому что он прошептал, что мне следует пригнуть голову и лечь
почти вплотную к земле. Через секунду кошка прыгнула. Она побежала к нам,
а затем прыгнула с лапами, вытянутыми вперед. Я закрыл глаза и спрятал
голову в руках, прижавшись к земле. Я ощутил, что животное разорвало
защитную линию, которую дон Хенаро начертил вокруг нас, и что оно уже
находится сверху нас. Я чувствовал ее вес, прижимающий меня к земле. Мех
ее брюха терся о мою шею. Казалось, ее передние ноги в чем-то завязли, она
дергалась, чтобы освободиться. Я ощущал ее рывки и дерганья и слышал ее
дьявольское пыхтение и сопение. Тогда я понял, что я пропал. У меня было
смутное чувство разумного выбора, и я хотел спокойно отдаться своей судьбе
в том, что я умру здесь. Но я боялся физической боли умирания при таких
ужасных обстоятельствах. Затем какая-то странная сила вырвалась из моего
тела. Казалось, что мое тело отказалось умирать и собрало всю свою силу в
мою левую руку. Я почувствовал неодолимую волну, идущую по ней. Что-то
неконтролируемое охватывало мое тело. Что-то такое, что заставило меня
столкнуть массивный и опасный груз животного с нас. Паблито реагировал
точно также, и мы оба поднялись сразу. Так много энергии было создано нами
обоими, что животное отлетело как тряпичная кукла. Усилие было свыше меня.
Я свалился на землю, хватая воздух. Мышцы моего живота были так напряжены,
что я не мог дышать. Я не обращал внимания на Паблито и на то, что он
делает. Наконец, я заметил, что дон Хуан и дон Хенаро помогают мне сесть.
Я увидел Паблито, распростертого на земле лицом вниз с распростертыми
руками. Казалось, он потерял сознание. После того, как они усадили меня,
дон Хуан и дон Хенаро помогли Паблито. Оба они растирали его живот и
спину. Они помогли ему подняться и через некоторое время он мог снова
сесть сам.
Дон Хуан и дон Хенаро уселись на концах полумесяца, а затем они
начали двигаться перед нами, как если бы между двумя концами был какой-то
рельс. Рельс, который они использовали для того, чтобы менять свое
положение туда и сюда с одного конца на другой. От их движения у меня
закружилась голова. Они, наконец, остановились рядом с Паблито и начали
шептать ему на ухо. Через секунду они поднялись все трое сразу и пошли по
краю утеса. Дон Хенаро поднял Паблито как если бы тот был ребенком. Тело
Паблито было твердым как доска. Дон Хуан держал Паблито за щиколотки. Они
раскачали его, видимо, чтобы набрать инерцию и силу, а затем отпустили,
забросив его тело в бездну через край куста. Я видел тело Паблито на фоне
темного западного неба. Оно описывало круги точно так же, как раньше это
делало тело дона Хуана. Круги были медленными. Паблито, казалось, набирал
высоту вместо того, чтобы падать вниз. Затем круги стали ускоряться. На
секунду тело Паблито завертелось как диск, а затем растаяло. Я воспринял
это так, как будто он исчез в воздухе. Дон Хуан и дон Хенаро подошли ко
мне, опустились на корточки и начали шептать мне в уши. Каждый из них
говорил разное, однако я не имел затруднений в том, чтобы следовать их
командам. Казалось, я был расщеплен в тот же момент, когда они издали свои
первые слова. Я чувствовал, что они делают со мной то же самое, что они
делали с Паблито. Дон Хенаро раскрутил меня, а затем у меня было
совершенно сознательное ощущение вращения или парения на какой-то момент.
Затем я несся сквозь воздух, падая вниз на землю с огромной скоростью.
Падая, я чувствовал, что моя одежда срывается с меня, затем мое мясо
слетело с меня, и, наконец, что мое тело расчленилось. Я потерял свой
чрезмерный вес, и таким образом мое падение потеряло свою инерцию, а моя
скорость уменьшилась. Мое снижение было больше пикированием. Я начал
двигаться взад-вперед, как листик, затем моя голова лишилась своего веса,
и все, что осталось от "меня", был квадратный сантиметр огорченного
тонкого галькоподобного осадка. Все мое чувство было сконцентрировано
здесь.
Затем неприятный осадок, казалось, взорвался на тысячи кусков. Я знал
или что-то где-то знало, что я осознаю тысячи кусочков как один. Я был
самим осознанием. Затем какая-то часть моего осознания начала собираться.
Она росла, увеличивалась. Она стала локализованной, и мало по малу я обрел
чувство границ сознания или чего бы то ни было. И внезапно тот "я" с
которым я был знаком, превратился в захватывающий вид всех вообразимых
комбинаций "прекрасных" видов. Это было, как если бы я смотрел на тысячи
картин мира, людей и вещей.
Затем сцена стала туманной. У меня было ощущение, что сцены
проносятся перед моими глазами на более высокой скорости, пока я ни одну
из них не мог уже выделить для рассмотрения. Наконец, стало так, как будто
бы я рассматриваю всю организацию мира, катящуюся перед моими глазами
неразрывной бесконечной цепью.
Внезапно я опять оказался стоящим с доном Хуаном и доном Хенаро на
скале. Они прошептали, что выдернули меня назад, и что я был свидетелем
неизвестного, о котором никто не сможет разговаривать. Они сказали, что
собираются швырнуть меня в него еще раз и что я должен позволить
развернуться крыльям своего восприятия так, чтобы они коснулись
одновременно и тоналя и нагваля, а не бросались от одного к другому.
У меня опять было ощущение, что меня раскрутили, бросили, ощущение
падения, вращения на огромной скорости. Затем я взорвался, я распался.
Что-то во мне поддалось. Оно освободило что-то такое, что я всю свою жизнь
держал замкнутым. Я полностью осознавал тогда, что затронут мой секретный
резервуар и что он неудержимо хлынул наружу. Больше не существовало
сладкого единства, которое я называл "я". Не было ничего, и, тем не менее,
это ничто было наполнено. Это не была темнота или свет. Это не был холод
или жара. Это не было приятное или неприятное. Не то, чтобы я двигался или
парил, или был неподвижен. И не был я также единой единицей, самим собой,
которым я привык быть. Я был миллиардами частиц, которые все были мной.
Колонии раздельных единиц, которые имели особую связь одна с другой и
могли объединиться, чтобы неизбежно сформировать единое осознание, мое
человеческое осознание. Не то, чтобы я "знал" вне тени сомнений, потому
что мне нечем было "знать", но все мое единое осознание "знало", что "я" и
"меня" знакомого мира было колонией, конгломератом раздельных и
независимых ощущений, которые имели неразрывную связь одно с другим. Нера-
зрывная связь моих бесчисленных осознаний, то отношение, которое эти части
имели одна к другой, были моей жизненной силой.
Способом описать это объединенное ощущение было бы сказать, что эти
крупинки осознания были рассеяны. Каждая из них осознавала себя, и ни одна
не была более важной, чем другая. Затем что-то согнало их, и они
объединились в одно облако, в "меня", которого я знал. Когда "я", "я сам"
оказывался таким, то я мог быть свидетелем связных сцен деятельности мира,
или сцен, которые относились к другим мирам и которые, я считаю, были
чистым воображением, или сцен, которые относились к "чистому мышлению",
то-есть я видел интеллектуальные системы или идеи, стянутые вместе, как
словесные выражения. В некоторых сценах я от души разговаривал сам с
собой. После каждой из этих связных картин "я" распадался опять в ничто.
Во время одной из этих экскурсий в связную картину я оказался на
скале с доном Хуаном. Я мгновенно сообразил, что я - это тот "я", с
которым я знаком. Я ощущал себя физически как реального. Я скорее
находился в мире, чем просто смотрел на него.
Дон Хуан обнял меня, как ребенок. Он посмотрел на меня. Его лицо было
очень близко. Я мог видеть его глаза в темноте. Они были добрыми.
Казалось, в них был вопрос. Я знал, что это за вопрос. Невыразимое
действительно было невыразимым.
- Ну? - сказал он тихо, как если бы ему нужно было мое подтверждение.
Я был бессловесен. Слова "онемелый", "ошеломленный", "смущенный" и
так далее ни в коей мере не могли описать моих чувств в данный момент. Я
не был твердым. Я знал, что дону Хуану пришлось схватить меня и удерживать
меня силой на земле, иначе бы я взлетел в воздух и исчез. Я не боялся
исчезнуть. Меня страстно тянуло в "неизвестное", где мое осознание не было
объединенным.
Наваливаясь на мои плечи, дон Хуан медленно привел меня к тому месту,
где находился дом дона Хенаро. Он заставил меня лечь, а затем покрыл меня
мягкой землей из кучи, которая, казалось, была приготовлена заранее. Он
засыпал меня до шеи. Из листьев он сделал мягкую подушку, на которой могла
лежать моя голова, и велел мне не двигаться и совершенно не спать. Он
сказал, что собирается сидеть тут же и составлять мне компанию до тех пор,
пока земля вновь не затвердит мою форму.
Я чувствовал себя очень удобно и почти необоримо хотел спать. Дон
Хуан не позволял мне. Он требовал, чтобы я разговаривал о чем угодно под
солнцем, коме того, что я испытал. Сначала я не знал, о чем говорить,
затем я спросил о доне Хенаро. Дон Хуан сказал, что дон Хенаро забрал
Паблито и зарыл его где-то поблизости, делая с ним то же самое, что он
делает со мной.
У меня было желание поддерживать разговор, но что-то во мне было
нецельным. У меня было необычное безразличие, усталость, которая больше
походила на душевное утомление. Дон Хуан, казалось, знал, что я чувствую.
Он начал говорить о Паблито и о том, как взаимосвязаны наши судьбы. Он
сказал, что стал бенефактором Паблито в то же самое время, когда дон
Хенаро стал его учителем, и что сила спаривала меня и Паблито шаг за
шагом. Он заметил, что единственным различием между Паблито и мною было
то, что в то время, как мир Паблито как воина находился в царстве насилия
и страха, мой мир управлялся восхищением и свободой. Дон Хуан объяснил,
что такая разница вызвана совершенно различными личностями бенефакторов.
Дон Хенаро был мягким, привлекательным и забавным, в то время как сам он
был сухим, строгим и прямым. Он сказал, что моя личность требовала сильно-
го учителя, но нежного бенефактора, и что Паблито был противоположностью.
Ему нужен был добрый учитель и суровый бенефактор.
Мы продолжали еще некоторое время разговаривать, а затем настало
утро. Когда над восточными пиками гор показалось солнце, он помог мне
подняться из-под земли.
После того, как я проснулся во второй половине дня, мы с доном Хуаном
сидели у дверей дона Хенаро. Дон Хуан сказал, что дон Хенаро все еще
находится с Паблито, подготавливая его к последней встрече.
- Завтра ты и Паблито отправитесь в неизвестное, - сказал он. - я
должен подготовить тебя к этому сейчас. Вы пойдете туда самостоятельно.
Прошлой ночью вы были, как мячики на резинке, и мы вас дергали взад и
вперед. Завтра вы будете в своих собственных руках.
У меня появился зуд любопытства, и вопросы о том, что со мной
произошло прошлой ночью, хлынули из меня. Мой поток не затронул его.
- Сегодня я должен выполнить самый критический маневр, - сказал он. -
я должен в последний раз разыграть с тобой трюк. И ты должен клюнуть на
мой трюк.
Он засмеялся и хлопнул себя по ляжкам.
- То, что Хенаро хотел показать вам первым упражнением прошлой ночью,
было то, как маги используют нагваль, - продолжал он. - нет способа
подобраться к объяснению магов, если по своей воле не используешь нагваль,
или, скорее, если по своей воле не используешь тональ для того, чтобы твои
действия в нагвале обрели смысл. Еще один способ прояснить все это - это
сказать, что вид тоналя должен превалировать, если собираешься
использовать нагваль так, как это делают маги.
Я сказал ему, что нахожу несоответствие в том, что он только что
сказал. С одной стороны, два дня назад он дал мне невероятный пересказ
своих поразительных действий в течение ряда лет. Действий, нацеленных на
то, чтобы повлиять на мою картину мира. А с другой стороны, он хочет, что-
бы эта же самая картина превалировала.
- Одно с другим никак не связано, - сказал он. - порядок в нашем
восприятии относится исключительно к тоналю. Только там наши действия
могут иметь последовательность. Только там они являются лесенкой, на
которой можно пересчитать ступеньки. В нагвале ничего подобного нет.
Поэтому картина тоналя - это инструмент, а как таковой, он не только
лучший инструмент, но и единственный, который мы имеем.
Прошлой ночью пузырь твоего восприятия раскрылся, и его крылья
развернулись. Больше нечего сказать об этом. Невозможно объяснить, что с
тобой произошло, поэтому я не собираюсь пытаться, и тебе не следует тоже.
Достаточно сказать, что крылья твоего восприятия были сделаны для того,
чтобы коснуться твоей целостности. Прошлой ночью ты вновь и вновь двигался
между нагвалем и тоналем. Тебя дважды забрасывали для того, чтобы не
осталось возможности ошибок. Во второй раз ты испытал свое путешествие
<< Пред. стр. 169 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу