<< Пред. стр. 189 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
валяться незакрепленной, поэтому ты просто не можешь делать никаких
ошибок. Ты должен остановить свой пристальный взгляд на том месте, куда я
брошу струну. Если ты хоть чем-нибудь отвлечешься, то струна станет
обычным камнем, и ты не сможешь отличить ее от других камней, валяющихся
вокруг.
Я предложил, было бы проще, если бы я перетаскал "струны" к подножию
холма по одной. Дон Хуан засмеялся и отрицательно покачал головой.
- Это струны, - настаивал он. - и они должны быть брошены мною и
подняты тобой.
Несколько часов потребовалось, чтобы выполнить эту задачу. Степень
концентрации, которая требовалась при этом, была мучительной. Дон Хуан
каждый раз напоминал мне, чтобы я был внимательным и фокусировал свой
взгляд. Делая это, он был прав. Поднять нужный камень, который катился
вниз, захватывая по пути другие камни, действительно было занятием,
сводящим с ума. Когда я полностью закрыл круг и взошел на холм, я думал,
что сейчас упаду мертвым. Дон Хуан поднял какие-то маленькие веточки и
устлал ими круг. Он вручил мне несколько листьев и сказал, чтобы я положил
их под штаны на кожу живота. Он сказал, что они будут меня согревать и что
мне не нужно будет одеяла для сна. Я свалился внутри круга. Ветки делали
постель довольно мягкой, и я заснул моментально.
Была вторая половина дня, когда я проснулся. Дул ветер, и было
облачно. Нависшие тучи состояли из плотных кучевых облаков, но к западу
они становились тонкими перистыми облаками, и солнце время от времени
проглядывало на землю.
Сон обновил меня. Я ощущал оживленность и счастье. Ветер не беспокоил
меня. Мне не было холодно. Я подпер голову руками и осмотрелся. Раньше я
этого не заметил, но холм был довольно высоким. Вид, открывавшийся к
западу, был внушительным. Я мог видеть широкую панораму низких холмов, а
за ними пустыню. К северу и востоку были видны гребни темно-коричневых
гор, а на юг - бесконечная протяженность холмов и низин и далекие синие
горы.
Я сел. Дона Хуана нигде не было видно. Я почувствовал внезапный
приступ страха. Я подумал, что он, может быть, покинул меня одного, а я не
знаю дорогу обратно к своей машине. Я лег обратно на подстилку из сучьев,
и, как ни странно, моя тревога исчезла. Я вновь испытал чувство
спокойствия и исключительное чувство хорошего самочувствия. Для меня это
было совершенно новое ощущение. Мои мысли, казалось, были выключены. Я был
счастлив. Я чувствовал себя здоровым. Очень спокойная бодрость наполняла
меня. С запада дул мягкий ветер и прокатывался по всему моему телу, не
охлаждая меня. Я чувствовал его на своем лице и вокруг ушей, как нежную
волну теплой воды, которая купала меня, затем отступала и купала снова.
Это было очень странное состояние, не имевшее никакой параллели в моей
занятой и неустроенной жизни. Я начал плакать. Не от печали или жалости к
самому себе, но от какой-то огромной необъяснимой радости.
Я хотел остаться на этом месте навсегда, и я мог бы это сделать, если
бы не пришел дон Хуан и не сдернул меня с него.
- Ты отдохнул достаточно, - сказал он, сталкивая меня.
Он очень спокойно прогулял меня по окрестностям холма. Мы шли
медленно и в полном молчании. Он, казалось, был заинтересован в том, чтобы
я осмотрел ландшафт, окружающий нас. Движением глаз и движением подбородка
он указал на облака и горы.
Пейзаж во второй половине дня был великолепен. Он пробуждал ощущение
испуга и отчаяния во мне. Он напоминал мне сцены моего детства.
Мы забрались на самую высокую точку холма, на вершину заостренной
скалы и удобно уселись, прислонившись спиной к камню и глядя на юг.
Бесконечная протяженность земли к югу поистине была величественной.
- Зафиксируй все это в своей памяти, - прошептал мне дон Хуан на ухо.
- это место - твое. Этим утром ты "видел", и это был знак. Ты нашел это
место при помощи "видения". Знак был неожиданным, но он был. Ты будешь
охотиться за силой, хочешь ты этого или нет. Это не человеческое решение и
не твое, и не мое.
Теперь, правильно говоря, вершина этого холма - твое место, твое
любимое место. Все, что находится вокруг тебя, подлежит твоей заботе. Ты
должен здесь смотреть за всем, и все, в свою очередь, будет смотреть за
тобой.
Я шутливо спросил, действительно ли все мое. Очень серьезным тоном он
сказал "да". Я засмеялся и сказал ему, что то, что мы делаем, напомнило
мне историю о том, как испанцы, которые завоевали новый мир, делили землю
именем своего короля. Они обычно забирались на вершину горы и
провозглашали своей всю землю, которую они могли увидеть в каком-либо
направлении.
- Это хорошая мысль, - сказал он. - я собираюсь отдать тебе всю
землю, которую ты сможешь увидеть не в одном направлении, а повсюду вокруг
тебя.
Он поднялся и указал вытянутой рукой, поворачиваясь вокруг, чтобы
охватить полный круг.
- Вся эта земля - твоя, - сказал он.
Я громко засмеялся.
Он усмехнулся и спросил меня:
- Почему бы нет? Почему я не могу дать тебе всю эту землю?
- Ты не владеешь этой землей, - сказал я.
- Ну так что ж, испанцы тоже не владели ею, однако они делили ее и
отдавали ее. Поэтому, почему я не могу отдать тебе ее во владение тем же
самым способом?
Я пристально его рассматривал, стараясь обнаружить, что в
действительности скрывается за его улыбкой. На него накатил приступ смеха,
и он чуть не упал со скалы.
- Вся эта земля, насколько ты ее видишь - твоя, - продолжал он, все
еще улыбаясь. - не для пользования, а для того, чтобы запомнить. Вершина
этого холма, однако, является твоей, чтобы ты ею пользовался до конца
твоей жизни. Я отдаю ее тебе, потому что ты сам нашел ее. Она - твоя.
Принимай ее.
Я засмеялся, но дон Хуан казался очень серьезным. Если исключить его
странную улыбку, то он, казалось, действительно верил, что он может отдать
мне вершину этого холма.
- Почему же нет? - спросил он, как будто читая мои мысли.
- Я принимаю ее, - сказал я, наполовину шутя.
Его улыбка исчезла. Он скосил глаза, глядя на меня.
- Каждый камень и каждая галька, и каждый куст на этом холме,
особенно на его вершине, находятся под твоей заботой, - Сказал он. -
каждый червяк, который здесь живет, является твоим другом. Ты можешь
использовать их, и они могут использовать тебя.
Несколько минут мы молчали. У меня было необычно мало мыслей. Я
смутно чувствовал, что его внезапное изменение настроения являлось мне
предупреждением, но не был испуган или встревожен. Я просто не хотел
больше разговаривать. Слова каким-то образом казались неточными, и их
значение трудно было вычленить. У меня никогда не было такого ощущения
относительно разговора, и, поняв свое необычное настроение, я поспешно
начал говорить.
- Но что я могу делать с этим холмом, дон Хуан?
- Зафиксируй каждую его черту в своей памяти. Это место, куда ты
будешь приходить в сновидениях. Это место, где ты будешь встречаться с
силами, где когда-нибудь тебе будут раскрыты секреты.
- Ты охотишься за силой, и это твое место. Место, где ты будешь
хранить свои ресурсы.
Сейчас это не имеет для тебя смысла, поэтому пусть на какое-то время
это будет оставаться бессмыслицей.
Мы спустились со скалы, и он провел меня к небольшому чашевидному
углублению на западной стороне вершины. Там мы сели и поели.
Без сомнения, было что-то неописуемо приятное для меня на вершине
этого холма. Еда, как и отдых, были неизвестным поглощающим ощущением.
Свет заходящего солнца бросал богатый почти медный отсвет, и все
вокруг, казалось, было покрашено золотой краской. Я полностью отдался
любованию пейзажем. Я даже не хотел думать.
Дон Хуан заговорил со мной почти шепотом. Он сказал, чтобы я следил
за каждой деталью вокруг, в независимости от того, какой бы маленькой или
тривиальной она мне ни казалась. Особенно за чертами того ландшафта,
который простирался в западном направлении. Он сказал, чтобы я смотрел на
солнце, не фокусируя на нем взгляда до тех пор, пока оно не исчезнет за
горизонтом.
Последние минуты света как раз перед тем, как солнце спряталось за
одеялом низких туч или тумана, были в полном смысле величественными.
Солнце, казалось, подожгло землю, превратив ее в большой костер. Я
почувствовал красный отсвет у себя на лице.
- Встань! - крикнул дон Хуан и дернул меня вверх. Он отпрыгнул от
меня и приказал мне повелительным, но срочным голосом бежать на том месте,
где я стоял.
Пока я бежал на одном и том же месте, я начал ощущать тепло,
заполняющее мое тело. Это была какая-то медная теплота. Я чувствовал ее на
небе и на "крыше" моих глазниц. Казалось, верхняя часть моей головы горит
холодным огнем и излучает медный свет.
Что-то внутри меня заставило меня бежать все быстрее и быстрее, когда
солнце начало исчезать. В определенный момент я действительно
почувствовал, что стал таким легким, что мог бы улететь. Дон Хуан очень
твердо ухватил меня за правое запястье. Ощущение, вызванное давлением его
руки, вернуло чувство трезвости и собранности. Я повалился на землю, и он
сел рядом со мной. Через несколько минут отдыха он спокойно поднялся,
похлопал меня по плечу и сделал мне знак следовать за собой.
Мы опять забрались на вершину заостренной скалы, где сидели до этого.
Скала заслоняла нас от холодного ветра. Дон Хуан нарушил тишину.
- Это был прекрасный знак, - сказал он. - как странно! Это произошло
в конце дня. Мы с тобой такие различные. Ты более ночное существо. Я
предпочитаю молодое сияние утра или скорее сверкание утреннего солнца,
ищущего меня. Но оно скрывается от тебя. С другой стороны, садящееся
солнце искупало тебя. Его пламя охватило тебя и не обожгло. Как странно!
- Почему это странно?
- Я никогда не видел, чтобы это бывало. Знак, когда он происходит,
всегда бывает в царстве молодого солнца.
- Почему это так, дон Хуан?
- Сейчас не время говорить об этом, - сказал он отрывисто. - знание -
это сила. Нужно долгое время для того, чтобы накопить достаточно силы,
чтобы даже говорить о нем.
Я попытался настаивать, но он резко переменил тему. Он спросил меня о
моем прогрессе в "сновидениях".
Я начал видеть сны о различных местах, таких, как университет или
дома нескольких друзей.
- Ты бывал в этих местах в дневное или ночное время? - спросил он.
Мои сны соответствовали времени дня. То есть тому времени, когда я
привык посещать эти места: в университете в дневное время, дома друзей - в
вечернее.
Он предложил, чтобы я попытался совершать сновидения во время
короткого дневного сна, и посмотрел, не могу ли я действительно
визуализировать выбранное место, как это было в то время, когда у меня шли
"сновидения". Если "сновидения" бывали ночью, то мое видение местности
должно относиться к ночному времени. Он сказал, что то, что испытываешь в
"сновидении", должно соответствовать тому времени дня, когда "сновидение"
имеет место. В противном случае видения будут не "сновидениями", а
обычными снами.
- Для того, чтобы помочь самому себе, ты должен избрать особый
предмет, относящийся к тому месту, куда ты хочешь отправиться, и
сфокусировать свое внимание на нем, - продолжал он. - здесь, на этой
вершине, например, у тебя есть особый куст, который ты сможешь наблюдать,
пока у тебя в памяти есть для него место. Ты можешь возвращаться сюда во
время сновидения, просто вспомнив этот куст или же эту скалу, где мы
сидим, или вспомнив любую другую вещь здесь. Во время сновидений
путешествовать легче, когда ты фокусируешь свое внимание на месте силы,
таком, как это место. Но если ты не хочешь сюда приходить, ты можешь
выбрать любое другое место. Может быть, университет, куда ты ходишь,
является для тебя местом силы. Используй его. Сфокусируй свое внимание на
любом предмете там и затем найди его в сновидении.
От этого особого предмета, который ты вспомнишь, ты должен
возвратиться обратно к своим рукам, затем к другому предмету и так далее.
Но сейчас ты должен фокусировать свое внимание на всем, что находится
на этом холме, потому что это самое важное место в твоей жизни.
Он взглянул на меня, как бы судя об эффекте своих слов.
- Это место, где ты умрешь, - сказал он мягким голосом.
Я нервно отпрянул, меняя положение, и он улыбнулся.
- Я вместе с тобой буду приходить на эту вершину вновь и вновь, -
сказал он. - а затем ты должен приходить сюда сам, пока ты не насытишься
ею. До тех пор, пока вершина не пропитает тебя. Ты будешь знать время,
когда вершина наполнит тебя. Вершина этого холма так, как она есть сейчас,
будет тогда местом твоего последнего танца.
- Что ты имеешь в виду под моим последним танцем, дон Хуан?
- Это место твоей последней стоянки, - сказал он. - ты умрешь здесь,
независимо от того, где ты будешь находиться. У каждого воина есть место,
чтобы умереть. Место его предрасположения, которое пропитано незабываемыми
воспоминаниями, где могущественные события оставили свой след. место, где
он был свидетелем чудес, где ему были открыты секреты, место, где он
хранил свою личную силу.
Воин имеет обязательство возвращаться назад к этому месту своего
предрасположения каждый раз, как он коснется силы, для того, чтобы хранить
ее здесь. Он идет туда или пешком или при помощи сновидения.
И, наконец, однажды, когда его время на земле окончится, и он
почувствует, что смерть хлопнула его по левому плечу, его дух, который
всегда готов, летит к месту его предрасположения, и там воин танцует для
своей смерти.
Каждый воин имеет специальную позу силы, которую он развивает в
течение всей жизни. Это своего рода танец. Движения, которые он исполняет
под влиянием своей личной силы.
Если у умирающего воина сила ограничена, то его танец короток, если
его сила грандиозна, его танец величественен. Но в независимости от того,
мала его сила или величественна, смерть должна остановиться и быть
свидетелем его последней стоянки на земле. Смерть не может одолеть воина,
который пересчитывает оружие своей жизни в последний раз, пока он не
закончит свой танец.
Слова дона Хуана вызвали у меня озноб. Тишина, сумерки,
величественный пейзаж, все, казалось, было помещено здесь, как иллюстрация
картины последнего танца силы воина.
- Можешь ты научить меня этому танцу, хотя я и не воин? - спросил я.
- Любой человек, который охотится за силой, должен знать этот танец,
- сказал он. - однако, я не могу тебя научить ему сейчас. Скоро у тебя
будет стоящий противник, и я покажу тебе тогда первые движения силы. Ты
должен сам добавить другие движения в ходе своей жизни. Каждое новое
движение должно быть достигнуто в битве силы, поэтому, точно говоря, поза,
форма воина, является историей его жизни, танцем, который растет по мере
роста его личной силы.
- И смерть действительно останавливается для того, чтобы посмотреть
на танец воина?
- Воин - только человек, смиренный человек. Он не может изменить
планов своей смерти, но его неуязвимый дух, который накопил силу после
поразительных трудностей, действительно может удержать смерть на какое-то
время. Время, достаточно долгое, чтобы он мог в последний раз порадовать
себя использованием своей силы. Мы можем сказать, что это тот договор,
который имеет смерть с людьми неуязвимого духа.
Я ощутил захватывающее любопытство и говорил просто для того, чтобы
удовлетворить его. Я спросил его, не знал ли он воинов, которые умерли, и
каким образом их последний танец повлиял на их умирание.
- Выбрось это из головы, - сказал он сухо. - умирание - это
монументальное дело. Это больше, чем подрыгать ногами и застыть.
- Буду ли я тоже танцевать до своей смерти, дон Хуан?
- Наверняка. Ты охотишься за личной силой, даже несмотря на то, что
еще не живешь, как воин. Сегодня солнце дало тебе свой знак. Лучшее, что
ты сделаешь в работе своей жизни, будет сделано к концу дня. Очевидно, ты
не любишь молодого сверкания раннего света. Утреннее путешествие не зовет
тебя. Твоей чашкой чая является заходящее солнце, старое, желтоватое и
таящее. Ты не любишь жара, ты любишь тепло.
И поэтому ты будешь танцевать перед своей смертью здесь, на вершине
этого холма, в конце дня, и в своем последнем танце ты расскажешь о своей
борьбе, о тех битвах, которые выиграл, и о тех, которые проиграл. Ты
расскажешь о своей радости и замешательстве при встрече с личной силой.
такой танец расскажет тебе о секретах и чудесах, которые ты накопил. И
твоя смерть будет сидеть здесь и следить за тобой.
Заходящее солнце будет заливать тебя, не обжигая, как это сделано
было сегодня. Ветер будет мягким и тающим, и твоя вершина будет дрожать.
Когда ты подойдешь к концу твоего танца, ты взглянешь на солнце, потому
что больше ты его никогда не увидишь ни в бодрствующем состоянии, ни в
сновидениях. А затем твоя смерть покажет на юг, в бесконечность.
14. БЕГ СИЛЫ
Суббота, 8 апреля 1962 года.
- Смерть - это личность, дон Хуан? - спросил я, как только сел на
веранду.
Во взгляде дона Хуана был оттенок замешательства. Он держал мешок с
продуктами, который я ему привез. Он осторожно положил его на пол и сел
передо мной. Я почувствовал себя ободренным и объяснил, является ли смерть
личностью или в роде личности, когда она наблюдает за танцем воина.
- Ну, какая тебе разница? - спросил дон Хуан.
Я сказал ему, что эта картина была очень захватывающей для меня, и я
захотел узнать, каким образом он к ней пришел. Откуда он узнал, что это
так.
- Все это очень просто, - сказал он. - человек знания знает, что
смерть является последним свидетелем, потому что он видит.
- Ты хочешь сказать, что ты сам наблюдал последний танец воина?
- Нет, нельзя быть таким свидетелем. Только смерть может это. Но я
видел, как моя собственная смерть наблюдала за мной, и я танцевал для нее,
как будто умирая. В конце моего танца смерть не указала ни в каком
направлении, и место моего предрасположения не дрожало, прощаясь со мной.
Так что мое время на земле еще не окончилось, и я не умер. Когда все это
имело место, у меня была ограниченная сила, и я не понимал планов своей
собственной смерти, поэтому я считал, что умираю.
- Была ли твоя смерть похожа на личность?
- Ты забавная птичка. Ты думаешь, что ты можешь понять, задавая
вопросы. Я не думаю, что ты поймешь, но кто я такой, чтобы говорить?
Смерть не похожа на личность, это скорее присутствие. Но можно также
<< Пред. стр. 189 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу