<< Пред.           стр. 222 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу

 область воли и также область, через которую все мы умираем. Я знаю это,
 потому что мой олли приводил меня к этой стадии. Маг приспосабливает свою
 волю, позволяя своей смерти овладеть им, а когда он становится плоским и
 начинает расширяться, его непогрешимая воля берет верх и собирает туман в
 другого человека снова.
  Дон Хуан сделал странный жест. Он раскрыл свои руки подобно двум
 веерам, поднял из на уровень своих локтей, повернул их, пока его большие
 пальцы не коснулись боков, а затем перенес их медленно вместе к центру
 тела над своим пупком. Он держал их там некоторое время. Его руки дрожали
 от напряжения. Затем он поднял их и кончиками средних пальцев коснулся
 лба, а затем опустил их в то же положение к центру своего тела.
  Это был страшный жест. Дон Хуан выполнил его с такой силой и
 красотой, что я был очарован.
  - Это маг собирает свою волю, - сказал он, - но когда старость делает
 его слабым, его воля слабеет и приходит неизбежный момент, когда он не
 может больше управлять своей волей. Тогда он не имеет ничего, чтобы
 противиться безмолвной силе его смерти, и его жизнь становится подобна
 жизни всех окружающих его людей, - расширяющимся туманом, движущимся за
 его пределы.
  Дон Хуан пристально посмотрел на меня и остановился. Он дрожал.
  - Ты можешь идти к кустам теперь, - сказал он. - уже послеполуденное
 время.
  Мне нужно было идти, но я не отваживался. Я чувствовал себя,
 возможно, скорее нервно, чем испуганно. Однако, у меня не было больше
 мрачного предчувствия об олли.
  Дон Хуан сказал, что это не имело значения, как я чувствую себя, если
 я был "тверд". Он заверил меня, что я был в полной форме и мог безопасно
 идти в кусты, пока я не приближался к воде.
  - Это другое дело, - сказал он. - Мне нужно искупать тебя еще раз,
 поэтому держись подальше от воды.
  Позднее он пожелал, чтобы я отвез его в соседний город. Я упомянул,
 что поездка будет приятной переменой для меня, потому что я был все еще
 слаб; мысль, что маг действительно играл со своей смертью, была совершенно
 ужасной для меня.
  - Быть магом - это ужасный груз, - сказал он убежденным тоном. - Я
 говорил тебе, что намного лучше научиться "видеть". Человек, который
 "видит", - это все; в сравнении с ним маг - это бедный человек.
  - Что такое магия, дон Хуан?
  Он смотрел на меня долгое время и почти незаметно потряс головой.
  - Магия - это значит приложить свою волю к ключевому звену, - сказал
 он. - магия - это вмешательство. Маг ищет и находит ключевое звено во
 всем, на что он хочет воздействовать, и затем он прилагает туда свою волю.
 Магу не надо "видеть", чтобы быть магом. Все, что ему надо знать, - это
 как пользоваться своей волей.
  Я попросил его объяснить, что он имеет в виду под ключевым звеном. Он
 задумался на мгновение, а затем сказал, что он знал, чем была моя машина.
  - Это явно машина, - сказал я.
  - Я имею в виду, что твоя машина - это запальные свечи. Это ключевое
 звено для меня. Я могу приложить к нему мою волю, и твоя машина не будет
 работать.
  Дон Хуан сел в мою машину. Он показал мне сделать так же, как он сам,
 и удобно сесть.
  - Наблюдай за тем, что я делаю, - сказал он. - Я - ворона, поэтому, в
 первую очередь я распущу свои перья.
  Он задрожал всем своим телом. Его движения напомнили мне воробья,
 смачивающего свои перья в луже. Он опустил свою голову, подобно птице,
 макающей свой клюв в воду.
  - Это действительно хорошо чувствуется, - сказал он и засмеялся.
  Его смех был странным. Он имел очень необычное гипнотическое
 воздействие на меня. Я вспомнил, что слышал такой же его смех много раз
 прежде. Возможно, что причиной, почему я никогда открыто не сознавал его,
 было то, что он никогда не смеялся подобно этому в моем присутствии.
  - Затем ворона расслабляет свою шею, - сказал он и начал крутить
 своей шеей и тереться щеками о свои плечи. - Затем она смотрит на мир
 одним глазом, а потом другим.
  Его голова встряхивалась, когда он утвердительно перекладывал свой
 взгляд на мир с одного глаза на другой. Звук его смеха повысился. У меня
 было нелепое чувство, что он собирается превратиться в ворону прямо на
 моих глазах. Я хотел отделаться смехом, но я был почти парализован. Я
 действительно чувствовал какую-то охватывающую силу вокруг меня. Я не
 чувствовал ни страха, ни головокружения, ни сонливости. Мои способности не
 были затронуты, по моему мнению.
  - Заводи свою машину теперь, - сказал дон Хуан.
  Я включил стартер и автоматически нажал на педаль газа. Стартер
 завращался, но зажигания мотора не было. Дон Хуан засмеялся тихим,
 ритмичным хихиканьем. Я попробовал включить снова: было то же снова. Я
 потратил, возможно, десять минут, вращая стартер моей машины. Дон Хуан
 хихикал все это время. Тогда я отказался и сидел там с тяжелой головой.
  Он кончил смеяться и рассматривал меня, и я "знал" тогда, что его
 смех вводил меня в гипнотический транс. Хотя я вполне сознавал то, что
 происходило, я чувствовал, что я не был самим собой. В течение времени,
 когда я не мог завести свою машину, я был очень послушным, почти онемел.
 Дон Хуан как будто сделал что-то не только с моей машиной, но и со мной
 тоже. Когда он кончил хихикать, я был убежден, что колдовство кончилось, и
 стремительно нажал на стартер снова. Я был уверен, что дон Хуан только
 гипнотизировал меня своим смехом и заставлял меня поверить, что я не мог
 завести машину. Уголком глаза я видел, что он с любопытством наблюдал за
 мной, когда я включал мотор и неистово накачивал газ.
  Дон Хуан мягко похлопал меня и сказал, что неистовство сделает меня
 "твердым" и, возможно, мне не нужно будет купаться в воде снова. Чем более
 неистовым я буду, тем скорее я смогу оправиться от моей встречи с олли.
  - Не смущайся, - сказал дон Хуан. - Дави ногой машину.
  Он разразился естественным обычным смехом, и я почувствовал себя
 смешно и глуповато засмеялся.
  Через некоторое время дон Хуан сказал, что он освободил машину. И она
 завелась!
 
 
 
  14
 
  28 сентября 1969 года.
  Вокруг дома дона Хуана было что-то жуткое. В этот момент я думал, что
 он спрятался где-то поблизости и наблюдал за мной. Я покричал ему, а затем
 собрал достаточно мужества, чтобы войти внутрь. Дона Хуана там не было. Я
 поставил две сумки бакалейных товаров, которые я привез, на кучу дров и
 сел дожидаться его, как делал много раз раньше. Но в первый раз за все
 годы моей связи с доном Хуаном я испугался оставаться один в его доме. Я
 чувствовал присутствие кого-то невидимого здесь со мной. Тогда я вспомнил,
 что несколько лет назад у меня было то же самое неясное чувство, что
 что-то неизвестное бродило вокруг меня, когда я был один. Я вскочил и
 выбежал из дома.
  Я приехал, чтобы увидеть дона Хуана и рассказать ему, что накопленные
 эффекты задачи "виденья" наложили свою дань на меня. Я начал чувствовать
 беспокойство, неясно воспринимаемое без какой-либо очевидной причины,
 усталость, не будучи утомленным. Затем моя реакция на присутствие одному в
 доме дона Хуана вызвала во мне общую память о том, как строился мой страх
 в прошлом.
  Страх перенес меня на несколько лет назад, когда дон Хуан навязал мне
 очень необычное сравнение между женщиной-магом, которую он называл "ла
 Каталина", и мной. Это началось 23 ноября 1961 года, когда я нашел его в
 доме с вывихнутой лодыжкой. Он объяснил, что у него был враг - ведьма,
 которая могла обернуться черным дроздом и которая пыталась убить его.
  - Как только я смогу ходить, я покажу тебе, кто эта женщина, - сказал
 дон Хуан. - Ты должен знать, кто она есть.
  - Почему она хочет убить тебя?
  Он нетерпеливо пожал плечами и отказался отвечать что-нибудь еще.
  Я вернулся увидеть его десять дней спустя и нашел его соверщенно
 здоровым. Он покрутил своей лодыжкой, чтобы продемонстрировать мне, что
 она в прекрасном состоянии, и приписал свое быстрое выздоровление природе
 гипсовой повязки, которую он сам сделал.
  - Хорошо, что ты здесь, - сказал он. - Сегодня я собираюсь взять тебя
 в небольшое путешествие.
  Затем он направил меня ехать в безлюдное место. Мы остановились там;
 дон Хуан вытянул свои ноги и удобно устроился на виденьи, как будто
 собираясь вздремнуть. Он велел мне расслабиться и оставаться совершенно
 спокойным; он сказал, что мы должны быть как можно незаметнее до
 наступления сумерек, потому что поздний вечер был очень опасным временем
 для дела, которым мы занимаемся.
  - Каким делом мы занимаемся? - спросил я.
  - Мы здесь для того, чтобы отметить ла Каталину, - сказал он.
  Когда стало значительно темно, мы незаметно, мы незаметно вышли из
 машины и очень медленно и бесшумно вошли в пустынный чаппараль.
  С места, где мы остановились, я мог разглядеть темные силуэты холмов
 по обеим сторонам. Мы были в плоском, красивом, широком каньоне. Дон Хуан
 дал мне подробную инструкцию о том, как оставаться слитым с чапаралем, и
 научил меня способу сидеть "в бодрствовании", как он называл это. Он велел
 мне подогнуть мою правую ногу под мое левое бедро и сохранять мою левую
 ногу в сложенном положении. Он объяснил, что подогнутая нога
 использовалась в качестве пружины для того, чтобы встать с большой
 скоростью, если это будет необходимым. Затем он велел мне сидеть лицом на
 запад, потому что это было направление дома женщины. Он сел рядом со мной,
 справа, и шепотом сказал мне держать мои глаза сфокусированными на землю,
 ища, или, скорее, ожидая волну ветра, которая произведет волнение в
 кустах. Когда волнение коснется кустов, на которые я фокусировал мой
 пристальный взгляд, я должен был взглянуть вверх и увидеть колдунью во
 всем ее "великолепном зловещем блеске". Дон Хуан действительно использовал
 эти слова. Когда я попросил его объяснить, что он имеет в виду, он сказал,
 что, если я обнаружу волнение в кустах, я просто должен посмотреть вверх и
 увидеть сам, потому что "колдунья в полете" имела такой необыкновенный
 вид, что это не поддавалось объяснениям.
  Дул чистый спокойный ветер, и я думал, что я обнаружил волнение в
 кустах много раз. Я поднимал глаза каждый раз, готовясь к
 трансцендентальному переживанию, но я ничего не видел. Каждый раз, когда
 ветер раздувал кусты, дон Хуан энергично ударял ногой по земле,
 поворачиваясь кругом и двигая руками, как будто они били. Сила его
 движений была чрезвычайной.
  После нескольких неудач увидеть колдунью "в полете" я уверился, что
 не буду свидетелем никакого трансцендентального события, однако, дон Хуан
 показывал "силу" так остро, что я не помнил, как провел ночь.
  На рассвете дон Хуан подсел ко мне. Он, казалось, был совершенно
 изнурен. Он едва мог двигаться. Он лег на спину и пробормотал, что ему не
 удалось "пронзить женщину". Я был сильно заинтригован этим заявлением; он
 повторил его несколько раз, и каждый раз его тон становился все более
 унылым, более отчаянным. Я начал переживать необычное беспокойство. Мне
 было очень легко проецировать мои чувства на настроение дона Хуана.
  Дон Хуан ничего не упоминал об этом случае или о женщине несколько
 месяцев. Я думал, что он или забыл или решил все дело. Однако, однажды я
 нашел его в очень взволнованном настроении, и в манере, которая была
 совершенно несвойственна его естественному спокойствию, он сказал мне, что
 "черный дрозд" сидел перед ним предыдущей ночью, и что он даже не заснул.
 Искусство женщины было таким большим, что он совсем не чувствовал ее
 присутствия. Он сказал, что, к счастью, он проснулся в определенный
 момент, чтобы подготовиться к самому ужасному бою за свою жизнь. Тон дона
 Хуана был взволнованный, почти патетический. Я почувствовал непреодолимую
 волну жалости и беспокойства.
  В мрачном и драматическом тоне он вновь подтвердил, что у него не
 было способа остановить ее и что в следующий раз, когда она придет к нему,
 это будет его последний день на земле. Я стал унылым и был едва не в
 слезах. Дон Хуан, казалось, заметил мое глубокое беспокойство и засмеялся,
 как я подумал, храбро. Он похлопал меня по спине и сказал, чтобы я не
 терзался, что он еще не вполне потерян, потому что имел одну последнюю
 карту, козырную карту.
  - Воин живет стратегически, - сказал он, улыбаясь. - Воин никогда не
 берется за груз, который он не может удержать в руках.
  Улыбка дона Хуана имела силу разогнать зловещие тучи судьбы. Я
 внезапно почувствовал приподнятое настроение, и мы оба засмеялись. Он
 похлопал меня по голове.
  - Ты знаешь, из всех вещей на земле, ты - это моя последняя карта, -
 сказал он отрывисто, взглянув мне прямо в глаза.
  - Что?
  - Ты являешься моей козырной картой в моем бою против этой ведьмы.
  Я не понял, что он имеет в виду, и он объяснил, что женщина не знала
 меня и что, если я сыграю своей рукой так, как он укажет мне, у меня будет
 более, чем хороший, шанс "пронзить ее".
  - Что ты имеешь в виду под этим "пронзить ее"?
  - Ты не можешь убить ее, но ты должен пронзить ее, как воздушный шар.
 Если ты сделаешь это, она оставит меня одного. Но не думай об этом теперь.
 Я скажу тебе, что делать, когда придет время.
  Прошли месяцы. Я забыл случай и был удивлен, когда я прибыл однажды в
 его дом: дон Хуан выбежал и не дал мне выйти из машины.
  - Ты должен уехать немедленно, - прошептал он со страшной
 безотлагательностью. - Слушай внимательно. Купи ружье, или достань его
 любым возможным путем; не приноси мне свое собственное ружье, ты
 понимаешь? Принеси любое ружье, за исключением своего собственного, и
 принеси его сюда немедленно.
  - Зачем тебе ружье?
  - Отправляйся сейчас же!
  Я вернулся с ружьем. У меня не было достаточно денег, чтобы купить
 его, но мой друг дал мне свое старое ружье. Дон Хуан не посмотрел на него;
 он объяснил, смеясь, что он был резок со мной, потому что черный дрозд был
 на крыше его дома и он не хотел, чтобы она видела меня.
  - Обнаружив черного дрозда на крыше, у меня возникла мысль, что ты
 мог принести ружье и пронзить ее из него, - сказал дон Хуан выразительно.
 - Я не хочу, тобы с тобой что-нибудь случилось, поэтому я посоветовал,
 чтобы ты купил ружье или достал его каким-нибудь другим путем. Видишь ли,
 ты должен уничтожить ружье после выполнения задачи.
  - О какой задаче ты говоришь?
  - Ты должен попытаться пронзить женщину из своего ружья.
  Он заставил меня начистить ружье, натерев его свежими листьями и
 стеблями особо пахнущего растения. Он сам протер оба патрона и вложил их в
 стволы. Затем он сказал, что я должен спрятаться за его домом и ждать до
 тех пор, пока черный дрозд не сядет на крышу, и затем, тщательно
 прицелившись, я должен был выпалить из обеих стволов. Эффект удивления,
 больше, чем дробь, пронзит женщину, и, если я был сильным и решительным, я
 мог заставить ее оставить его в покое. Таким образом, моя рука должна быть
 безупречной и таким же - мое решение пронзить ее.
  - Ты должен пронзительно закричать в момент выстрела, - сказал он. -
 Это должен быть убедительный и пронзительный выкрик.
  Затем он сложил кучу из пучков бамбука и дров в десяти футах от
 рамада его дома. Он велел мне опереться на эту кучу. Положение было очень
 удобным. Я полусидел; моя спина была хорошо подперта, и у меня был хороший
 обзор крыши.
  Он сказал, что ведьме было еще слишком рано появиться и что до
 темноты мы сможем сделать все приготовления; затем он притворится, что он
 заперся в доме, для того, чтобы привлечь ее и вызвать еще одно нападение
 на свою личность. Он велел мне расслабиться и найти удобное положение,
 чтобы я мог выстрелить без движения. Он заставил меня прицелиться на крышу
 пару раз и заключил, что действие - поднимание ружья к моему плечу и
 прицеливание были слишком медленными и нескладными. Затем он построил
 подпорку для ружья. Он сделал два глубоких отверстия железным бруском,
 поместил в них две рогульки и привязал длинную жердь между их развилинами.
 Конструкция давала мне упор для стрельбы и позволяла держать ружье
 нацеленным на крышу.
  Дон Хуан посмотрел на небо и сказал, что ему было время идти в дом.
 Он встал и медленно и спокойно пошел внутрь, дав мне последнее
 предостережение, что мое старание не было шуткой и что я должен был
 поразить птицу с первого выстрела.
  После того, как дон Хуан ушел, всего лишь несколько минут были
 сумерки, а затем стало совершенно темно. Казалось, как будто темнота ждала
 до тех пор, пока я останусь один, и внезапно спустилась на меня. Я пытался
 сфокусировать мои глаза на крыше, которая вырисовывалась на фоне неба; на
 время на горизонте было достаточно света, поэтому очертания крыши были еще
 видимы, но затем небо стало черным, и я едва мог видеть дом. Я сохранял
 свои глаза сфокусированными на крыше часы, не замечая совсем ничего. Я
 видел пару сов, пролетевших к северу; размах их крыльев был совершенно
 удивительным, и их нельзя было принять за черных дроздов. В определенный
 момент, однако, я отчетливо заметил черную тень маленькой птицы, севшей на
 крышу. Это определенно птица! Мое сердце начало сильно стучать; я
 почувствовал гул в моих ушах. Я прицелился в птицу и спустил оба курка.
 Раздался очень громкий выстрел. Я почувствовал сильную отдачу ружейного
 приклада в мое плечо, и в тот же самый момент я услышал очень
 пронзительный и ужасающий человеческий крик. Он был громкий и жуткий и,
 казалось, шел с крыши. У меня был момент полного замешательства. Затем я
 вспомнил, что дон Хуан указывал мне закричать в момент выстрела, а я забыл
 это сделать. Я подумал перезарядить мое ружье, когда дон Хуан открыл дверь
 и выбежал. Он держал керосиновую лампу. Он казался очень взволнованным.
  - Я думаю, ты попал в нее, - сказал он. - мы должны теперь найти
 мертвую птицу.
  Он принес лестницу и велел мне залезть и посмотреть на рамада, но я
 ничего не нашел там. Он влез и посмотрел сам, с равно отрицательными
 результатами.
  - Может быть, ты разнес птицу на куски, - сказал дон Хуан, - в таком
 случае, мы должны найти, по крайней мере, перья.
  Сначала мы начали осматривать вокруг рамада, а затем - вокруг дома.
 Мы осматривали при свете лампы до утра. Затем мы снова начали осматривать
 всю площадь, которую мы покрыли в течение ночи. Около 11.00 дон Хуан
 прекратил наши поиски. Он сел удрученный, глуповато улыбнулся мне и
 сказал, что мне не удалось прикончить его врага и что теперь, более, чем
 когда-либо прежде, его жизнь не стоила крика совы, потому что женщина была
 несомненно раздражена и жаждала отомстить.
  - Ты в безопасности, однако, - сказал дон Хуан уверенно, - женщина не
 знает тебя.
  Когда я шел к своей машине, чтобы вернуться домой, я спросил его,
 должен ли я уничтожать ружье. Он сказал, что ружье не сделало ничего и что
 я мог вернуть его владельцу. Я заметил глубокое отчаяние в глазах дона
 Хуана. При этом я почувствовал такое волнение, что я собирался заплакать.
  - Чем я могу помочь тебе? - спросил я.
  - Ты ничего не можешь сделать, - сказал дон Хуан.
  Мы молчали некоторое время. Я хотел уехать немедленно. Я чувствовал

<< Пред.           стр. 222 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу