<< Пред. стр. 227 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
за горами в отношении к холму, где я был, и к месту, где я упал на землю.
Я переориентировался и, когда я убедился, что моя оценка основных точек
была правильной, начал менять свое положение, чтобы моя голова указывала в
новом, "лучшем" направлении, на юго-восток. Я медленно начал передвигать
свои ноги влево, дюйм за дюймом, пока я не подогнул их в икрам. Затем я
начал выравнивать свое тело ногами, но как только я начал переползать
горизонтально, я почувствовал необыяный толчок; у меня было действительно
физическое ощущение какого-то прикосновения к незакрытой поверхности
задней стороны моей шеи. Это случилось так быстро, что я невольно
вскрикнул и снова замер. Я напряг мускулы моего живота и начал глубоко
дышать, и запел мои пейотные песни. Мгновение спустя я еще раз
почувствовал такой же легкий удар по своей шее. Я съежился. Моя шея не
была закрыта, и я не мог ничего сделать, чтобы защитить себя. По мне снова
постучали. Моей шеи касался очень мягкий, почти шелковистый предмет,
подобно меховой лапке громадного кролика. Он коснулся меня снова, а затем
он начал пересекать мою шею взад и вперед до тех пор, пока у меня не
выступили слезы. Это было так, как будто стадо молчаливых, мягких,
невесомых кенгуру ступали ногами по моей шее. Я мог узнать мягкий большой
палец их лап, когда они нежно ступали по мне. Это вовсе не было
болезненным ощущением, но, тем не менее, это раздражало. Я знал, что, если
я не займусь каким-нибудь делом, я сойду с ума, вскочу и побегу. Поэтому я
медленно начал снова маневрировать своим телом в новое положение. Моя
попытка двинуться, казалось, усилила похлопывание по моей шее. Оно,
наконец, достигло такого бешенства, что я дернулся всем своим телом и
сразу выровнял его в новом направлении. У меня не было никакой мысли
относительно результата моего действия. Я просто действовал, чтобы
защититься от полного буйного сумасшествия.
Как только я изменил направление, похлопывание по моей шее
прекратилось. После долгой, мучительной паузы я услышал ломающиеся в
отдалении ветки. Шум не приближался. Он как будто отступал в другое
положение далеко от меня. Звук трескавшихся веток через мгновение слился
со звуком сорванных, шелестевших листьев, как будто сильный ветер пронесся
по всему холму. Все кусты вокруг меня, казалось, затрепетали, однако,
ветра не было. Шелестящий звук и треск веток вызвал во мне чувство, что
весь холм был в огне. Мое тело было твердым, как камень. Я сильно вспотел.
Я начал чувствовать себя все тплее и теплее. В этот момент я был
совершенно убежден, что холм горел. Я не вскочил и не побежал, потому что
я так оцепенел, что был парализован; фактически, я не мог даже открыть
глаза. Все, что имело значение для меня в этот момент, это вскочить и
убежать от огня. У меня в животе были ужасные спазмы, которые начали
отрезать мне поглощение воздуха. Мне стало очень трудно дышать. После
долгой борьбы я был способен снова глубоко дышать и мог также заметить,
что шелест утих; был только время от времени потрескивающий звук. Звук
ломающихся веток становился все более и более отдаленным и спорадическим,
пока соверщенно не прекратился.
Я мог открыть глаза. Я посмотрел сквозь полуоткрытые веки на землю
перед собой. Был уже рассвет. Я долгое время ждал, не двигаясь, а затем
начал вытягивать свое тело. Я перекатился на спину. На востоке над холмами
было солнце. У меня заняло часы выпрямить ноги и потащиться вниз по
склону. Я пошел к месту, где дон Хуан покинул меня, которое было,
возможно, только в миле; к полудню я был только на опушке леса, все еще в
доброй четверти мили от него.
Я не мог больше идти, но не по какой-нибудь причине. Я подумал о
горных львах и попытался взобраться на дерево, но мои руки не могли
удержать мой вес. Я прислонился к скале и примирился с мыслью умереть
здесь. Я был убежден, что стану пищей для горных львов или других
хищников. У меня не было силы даже бросить камень. Я не был голоден и не
хотел пить. Около полудня я нашел маленький ручеек и выпил много воды, но
вода не помогла мне восстановить силы. Так как я сидел там в совершенной
беспомощности, я чувствовал себя больше подавленным, чем испуганным. Я был
таким уставшим, что не заботился о своей судьбе и заснул.
Я проснулся от какой-то встряски. Дон Хуан склонился надо мной. Он
помог мне сесть и дал мне воды и жидкой каши. Он засмеялся и сказал, что я
жалко выглядел. Я попытался рассказать ему о том, что случилось, но он не
стал слушать и сказал, что я не заметил свою отметку - место, где я
предполагал встретиться с ним, было в сотне ярдов в стороне. Затем он
почти понес меня вниз. Он сказал, что он вел меня к большому потоку и
собирался искупать меня в нем. По пути он заткнул мне уши какими-то
листьями, которые были у него в сумке, а затем завязал мне глаза, наложив
по одному листу на каждый глаз и примотав из куском ткани. Он заставил
меня снять одежду и велел мне положить руки на глаза и уши, чтобы быть
уверенным, что я не мог видеть и слышать ничего.
Дон Хуан натер мое тело листьями, а затем сбросил меня в реку. Я
почувствовал, что это была большая река. Было глубоко. Я стоял и не мог
достать дна. Дон Хуан держал меня за правый локоть. Сначала я не
почувствовал холода воды, но мало-помалу я начал застывать, а затем холод
стал нестерпимым. Дон Хуан вытащил меня и обтер какими-то листьями,
которые имели специфический запах. Он одел меня и повел прочь; мы прошли
большое расстояние прежде, чем он снял листья с моих глаз и из моих ушей.
Дон Хуан спросил меня, чувствую ли я себя достаточно сильным, чтобы
вернуться к своей машине. Была странная вещь: я чувствовал себя очень
сильным. Я даже взбежал на крутой холм, чтобы удостовериться в этом.
По пути к своей машине я находился очень близко к дону Хуану. Я
спотыкался множество раз, а он смеялся. Я заметил, что его смех был
особенно укрепляющим, и он стал центральной точкой моего пополнения силы:
чем больше он смеялся, тем лучше я себя чувствовал.
На следующий день я рассказал дону Хуану последовательность событий
со времени, когда он оставил меня. Он смеялся все время при моем отчете,
особенно когда я рассказал ему, что я думал, что это была одна из его
хитростей.
- Ты всегда думаешь, что над тобой шутят, - сказал он. - ты веришь
себе слишком много. Ты действуешь так, как будто ты знаешь все ответы. Ты
не знаешь ничего, мой маленький друг, ничего.
В первый раз дон Хуан назвал меня "маленьким другом". Это захватило
меня врасплох. Он заметил это и улыбнулся. В его голосе была огромная
теплота, и это заставило меня сильно опечалиться. Я сказал ему, что я был
беззаботным и неспособным потому, что это была врожденная склонность моей
личности, и что я никогда не пойму его мира. Я чувствовал себя глубоко
взволнованным. Он был очень ободрен и заявил, что я сделал хорошо.
Я спросил его о значении моего переживания.
- Это не имело значения, - ответил он. - та же самая вещь могла
случиться с каждым, особенно с подобным тебе, кто имеет свой просвет уже
открытым. Это очень обычно. Любой воин, который отправляется на поиски
олли, расскажет тебе об их действиях. То, что они делали с тобой, было
мягким. Однако, твой просвет открыт, и вот почему ты такой нервный. Никто
не может превратиться в воина сразу. Теперь ты должен отправляться домой и
не возвращаться до тех пор, пока не излечишься и пока твой просвет не
закроется.
17
Я не возвращался в Мексику несколько месяцев; я использовал это
время, чтобы работать над своими записями, и впервые за 10 лет, с тех пор,
как начал ученичество, учение дона Хуана начало приобретать реальный
смысл. Я чувствовал, что долгие периоды времени, когда я должен был
оставаться вдалеке от ученичества, производили очень отрезвляющее и
благотворное действие на меня; они предоставляли мне возможность проверить
сведения и расположить их в интеллектуальном порядке, свойственном моему
воспитанию и интересу. Однако, события, которые имели место в мой
последний визит на поле действия, указывали на ошибочность моего оптимизма
по отношению к пониманию знания дона Хуана.
Я сделал последнюю запись в своих заметках 16 октября 1970 года.
События, которые имели место в этом случае, отметили переходный период.
Они не только закрыли цикл обучения, но они также открыли новый цикл,
который так сильно отличался от того, что я делал до сих пор, что я
чувствую, что это точка, где я должен кончить мой репортаж.
Когда я приблизился к дому дона Хуана, я увидел его сидящем на его
обычном месте под рамада под дверью. Я поставил машину в тени дерева, взял
свой портфель и чемодан с бакалейными товарами из машины и подошел к нему,
громко поздоровавшись с ним. Затем я заметил, что он был не один. Позади
высокой кучи дров сидел другой человек. Они оба смотрели на меня. Дон Хуан
помахал мне рукой и так же сделал другой человек. Судя по его наряду, он
не был индейцем, а был мексиканцем с юго-запада. Он был одет, как левис: в
бежевую рубашку, техасскую ковбойскую шляпу и ковбойские ботинки.
Я заговорил с доном Хуаном и затем посмотрел на человека: он улыбался
мне. Я пристально смотрел на него некоторое время.
- Здесь маленький Карлос, - сказал человек дону Хуану, - И он совсем
не разговаривает со мной. Не говори мне, что он сердит на меня!
Прежде, чем я мог сказать что-нибудь, они оба разразились смехом, и
только тогда я понял, что незнакомец был дон Хенаро.
- Ты не узнал меня, да? - спросил он, все еще смеясь.
Я должен был признаться, что его наряд сбил меня с толку.
- Что ты делаешь в этой части мира, дон Хенаро? - спросил я.
- Он прибыл насладиться теплым воздухом, - сказал дон Хуан. - не
правда ли?
- Верно, - вторил дон Хенаро. - Ты не представляешь, что может
сделать теплый воздух для тела старого человека, подобного мне.
Я сел между ними.
- Что делает он с твоим телом? - спросил я.
- Теплый ветер говорит чрезвычайные вещи моему телу, - сказал он.
Он повернулся к дону Хуану и глаза его заблестели.
- Не так ли?
- Дон Хуан кивнул ему головой утвердительно.
Я сказал им, что это время горячих ветров санта-ана было худшей
частью года для меня и поэтому очень странно, что дон Хенаро приехал
искать теплый ветер, в то время как я убегал от него.
- Карлос не переносит жары, - сказал дон Хуан дону Хенаро. - когда
наступает жара, он становится, как ребенок, и задыхается.
- За... Что?
- За... дыхается.
- Мой бог! - сказал дон Хенаро, прикинувшись обеспокоенным, и сделал
жест отчаяния, который был неописуемо забавным.
Затем дон Хуан объяснил ему, что меня не было несколько месяцев из-за
неудачного случая с олли.
- Итак, ты наконец столкнулся с олли! - сказал дон Хенаро.
- Я думаю, да, - сказал я осторожно.
Они громко расхохотались. Дон Хенаро два или три раза похлопал меня
по спине. Это было легкое похлопывание, которое я воспринял, как дружеское
выражение участия. Он задержал свою руку на моем плече и посмотрел на
меня, и я почувствовал спокойную удовлетворенность, которая длилась только
момент, а затем дон Хенаро сделал со мной что-то необъяснимое. Я внезапно
почувствовал, что он положил валун на мою спину. У меня было ощущение, что
он увеличил вес своей руки, которая лежала на моем правом плече, так, что
он заставил меня согнуться вниз и удариться головой о землю.
- Мы должны помочь Карлуше, - сказал дон Хенаро и бросил
заговорщиский взгляд на дона Хуана.
Я снова выпрямился и повернулся к дону Хуану, но он смотрел в
сторону. У меня возникло колебание и досадная мысль, что дон Хуан вел себя
так, как будто он был в стороне, отдельно от меня. Дон Хенаро смеялся; он,
казалось, ждал моей реакции.
Я попросил его положить свою руку на мое плечо еще раз, но он не
хотел делать этого. Я убеждал его по крайней мере объяснить мне, что он
делал со мной. Он довольно посмеивался. Я снова повернулся к дону Хуану и
сказал ему, что вес руки дона Хенаро едва не раздавил меня.
- Я ничего не знаю об этом, - сказал дон Хуан самым комическим тоном.
- он не клал свою руку на мое плечо.
- Тут они оба расхохотались.
- Что ты делал со мной, дон Хенаро? - спросил я.
- Я просто положил свою руку на твое плечо, - сказал он невинно.
- Положи ее снова, - сказал я.
Он отказался. Дон Хуан вступил в этом месте и попросил меня описать
дону Хенаро то, что я ощущал в моем последнем переживании. Я подумал, что
он хотел, чтобы я добросовестно описал то, что происходило со мной, но чем
серьезнее становилось мое описание, тем больше они смеялись. Я
останавливался два или три раза, но они убеждали меня продолжать.
- Олли явился к тебе, не считаясь с твоими чувствами, - сказал дон
Хуан, когда я кончил свое повествование. - я имею в виду, что ты не
сделаешь ничего, чтобы соблазнить его. Ты можешь сидеть, бездельничая или
думая о женщинах, а затем внезапно - легкий удар по твоему плечу, ты
поворачиваешься - и олли стоит перед тобой.
- Что я могу сделать, если случается что-то, подобное этому? -
спросил я.
- Эй! Эй! Подожди минутку! - сказал дон Хенаро. - это нехороший
вопрос. Не спрашивай о том, что ты можешь сделать, - Очевидно, что ты не
можешь сделать ничего. Спроси о том, что может сделать воин.
Он повернулся ко мне, прищурившись. Его голова слегка наклонилась
вправо, а его рот сморщился.
Я посмотрел на дона Хуана, чтобы он намекнул мне, не было ли это
положение шуткой, но он сохранял непроницаемое лицо.
- Хорошо! - сказал я. - что может сделать воин?
Дон Хенаро прищурился и зачмокал своими губами, как будто ища
подходящие слова. Он взглянул на меня пристально, поддерживая свой
подбородок.
- Воин мочит в свои штаны, - сказал он с индейским спокойствием.
Дон Хуан закрыл свое лицо, а дон Хенаро хлопнулся на землю,
разразившись воющим смехом.
- Испуг - это нечто такое, отчего никогда нельзя навсегда избавиться,
- сказал дон Хуан, когда смех утих. - Когда воин попадает в такое трудное
положение, он просто повернется к олли спиной, не думая дважды. Воин не
может потакать себе, поэтому он не может умереть от испуга. Воин позволяет
олли прийти только тогда, когда он в хорошей форме и готов. Когда он
достаточно силен, чтобы сразиться с олли, он открывает свой просвет,
выманивает олли, хватает его, держит его прижатым к земле и сохраняет свой
пристальный взгляд на нем ровно столько, сколько ему надо; затем он
отводит свои глаза, освобождает олли и отпускает его. Воин, мой дружок, -
это мастер в любое время.
- Что случится, если ты будешь слишком долго пристально смотреть на
олли? - спросил я.
Дон Хенаро посмотрел на меня и изобразил комический жест
высматривания.
- Кто знает? - сказал дон Хуан. - может быть, Хенаро расскажет тебе,
что случилось с ним.
- Может быть, - сказал дон Хенаро и захихикал.
- Ты расскажешь мне, пожалуйста?
Дон Хенаро встал, потрещал костями, выпрямляя свои руки, и открыл
свои глаза до такой степени, что они стали круглыми и выглядели безумно.
- Хенаро собирается произвести дрожь пустыни, - сказал он и пошел в
чапараль.
- Хенаро решил помочь тебе, - сказал дон Хуан доверительным тоном. -
он делал то же самое для тебя в своем доме, и ты почти _в_и_д_е_л_.
Я подумал, что он ссылался на то, что случилось у водопада, но он
говорил о таинственных грохочущих звуках, которые я слышал у дома дона
Хенаро.
- Между прочим, что это было? - спросил я. - мы смеялись над этим, но
ты никогда не объяснял мне, что это было.
- Ты никогда не спрашивал.
- Спрашивал.
- Нет. Ты спрашивал меня обо всем, за исключением этого.
Дон Хуан обвиняюще посмотрел на меня.
- Да.
- Это было искусство Хенаро, - сказал он. - только Хенаро может
делать это. Ты почти _в_и_д_е_л_ тогда.
Я сказал ему, что мне никогда не приходило в голову связать "виденье"
с необычными шумами, которые я слышал тогда.
А почему ты не связывал? - спросил он решительно.
- "Видеть" - это значит глазами для меня, - сказал я.
Он рассматривал меня некоторое время, как будто со мной было что-то
не так.
- Я никогда не говорил, что "виденье" - это только глазами, - сказал
он, покачав с недоверием головой.
- Как он делает это? - настаивал я.
- Он уже сказал тебе, как он делает это, - резко сказал дон Хуан.
В этот самый момент я услышал необычайный грохот.
Я вскочил, а дон Хуан начал смеяться. Грохот был подобен грому
лавины. Прислушавшись к нему, я сделал забавное заключение, что
воспринимаемые мною звуки определенно происходили в кино. Низкий гул,
который я слышал, походил на звуковой трюк кино, когда целая сторона горы
рушится в долину.
Дон Хуан держался за бока, как будто они болели от смеха. Грохочущий
гуд потрясал землю, где я стоял. Я отчетливо услышал удар чего-то, что,
казалось, было увесистым булыжником, который катился вниз. Я услышал ряд
сокрушительных ударов, что создало у меня впечатление, что валун неумолимо
катился ко мне. Я испытал момент крайнего замешательства. Мои мускулы
напряглись; все мое тело было готово к бегству.
Я взглянул на дона Хуана. Он пристально смотрел на меня. Затем я
услышал самый ужасающий удар, какой я когда-либо слышал в моей жизни. Как
будто огромный валун приземлился прямо позади дома. Все содрогнулось, и в
этот момент у меня возникло наиболее необычное ощущение. На мгновение я
действительно "увидел" валун величиной с гору прямо позади дома. Это не
было образом, наложенным на картину дома, на который я смотрел. Это также
не было видом настоящего булыжника. Это было, скорее, тем, как если бы шум
создавал образ валуна, катящегося на своих огромных боках. Я действительно
"видел" шум. Необъяснимый образ моего восприятия привел меня к глубокому
отчаянию и замешательству. Никогда в жизни я не представлял себе, что мои
чувства могли воспринимать таким образом. На меня напал рациональный
страх, и я решил спасаться бегством, чтобы сохранить свою жизнь. Дон Хуан
схватил меня рукой и повелительно приказал мне не убегать и также не
оглядываться, но повернуться лицом в направлении, куда ушел дон Хенаро.
Я услышал следующую серию шумов, которые походили на звук камней,
падающих и громоздящихся друг на друга, а затем все снова стало спокойно.
Через несколько минут дон Хенаро вернулся и сел. Он спросил, "видел" ли я.
Я не знал, что сказать. Я повернулся к дону Хуану за указаниями. Он
пристально смотрел на меня.
- Я думаю, что он "видел", - сказал он и засмеялся.
Я хотел сказать, что не понимаю, о чем они говорят. Я чувствовал себя
ужасно расстроенным. У меня было физическое ощущение возмущения, крайнего
неудобства.
- Я думаю, мы оставим его _з_д_е_с_ь_ сидеть одного, - сказал дон
<< Пред. стр. 227 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу