<< Пред. стр. 234 (из 284) След. >>
Позднее, когда он проснулся и пришел за дом, я был более расслаблен.Мы сели за еду, и в процессе еды он три раза спрашивал меня, как я себя
чувствую. Поскольку это было редкостью, я, наконец, спросил:
- Почему тебя заботит мое самочувствие, дон Хуан? Уж не ожидаешь ли
ты, что у меня будет плохая реакция на то, что я выпил сок?
Он засмеялся. Я думал, что он действует, как проказливый мальчишка,
который подстроил какую-то каверзу и время от времени проверяет, нет ли
уже результата. Все еще смеясь, он сказал:
- Ты не выглядишь больным. Совсем недавно ты даже говорил грубо со
мной.
- Я не делал этого, - запротестовал я. - Я вообще не помню случая,
чтобы я с тобой так разговаривал.
Я был очень уверен на этот счет, так как вообще не помнил, чтобы я
когда-нибудь был раздражен доном Хуаном.
- Ты выступил в ее защиту, - сказал он.
- В чью защиту?
- Ты защищал "траву дьявола". Ты уже говорил, как влюбленный.
Я собирался еще более энергично протестовать против этого, но
остановился.
- Я действительно не отдавал себе отчета, что защищаю ее.
- Конечно, не отдавал. Ты даже не помнишь того, что говорил, так?
- Нет, не помню. Признаю это.
- Вот видишь, "трава дьявола" такая. Она подбирается к тебе, как
женщина, ты даже не замечаешь этого. Все, чему ты уделяешь внимание, так
это тому, что дает хорошее самочувствие и силу: мышцы надуваются жизненной
силой, кулаки чешутся, подошвы ног горят желанием затоптать кого-нибудь.
Когда человек знает ее, то он действительно становится полон ухищрений.
Мой бенефактор обычно говорил, что "трава дьявола" держит людей, которые
хотят силы, и избавляется от тех, кто не умеет ею владеть. Но тогда сила
была более обычна, ее искали более активно. Мой бенефактор был
могущественным человеком и согласно тому, что он мне рассказывал, мой
бенефактор был еще более одарен, в смысле преследования силы. Но в те дни
было больше причин быть могущественным.
- Ты думешь, что в наши дни нет причин для приобретения силы?
- Для тебя сейчас сила хороша. Ты молод. Ты не индеец. Возможно,
трава дьявола будет доброй. Тебе она, как будто нравится. Она заставляет
тебя чувствовать себя сильным. Я все это чувствовал и сам. И все же она
мне не понравилась.
- Можеть ты сказать, почему, дон Хуан?
- Мне не нравится ее сила. Для нее больше нет применения. В другие
времена, вроде тех, о которых рассказывал мне мой бенефактор, был смысл
искать могущества. Люди делали феноменальные дела, их почитали за их силу,
их боялись и уважали за их знание. Мой бенефактор рассказывал мне о
поистине феноменальных делах, которые выполнялись давным-давно. Но теперь
мы, индейцы, не ищем более этой силы. В наше время индейцы используют
листья и цветы для других дел. Они даже говорят, что это лечит их нарывы.
Но они не ищут больше ее силы, силы, которая действует, как магнит, все
более мощный и все более опасный для обращения, по мере того, как корень
уводит нас все глубже в землю. Когда доходишь до глубины 4-х ярдов а
говорят, некоторые люди это делают, то находишь трон постоянной силы, силы
без конца. Очень редкие люди делали это в прошлом, и никто не делает этого
теперь. Я говорю тебе, что сила "травы дьявола" мало по малу утратила
интерес к себе. Я сам не ищу ее, и все ж, одно время, когда я был твоего
возраста, я тоже чувствовал, как она разбухала внутри меня. Я чувствовал
себя, как ты сегодня, но только в пятьсот раз сильнее. Я убил человека
одним ударом руки. Я мог бросать валуны, огромные валуны, которые даже
двадцать человек не могли поднять. Раз я подпрыгнул так высоко, что сорвал
верхние листья с верхушек самых высоких деревьев. Но все это было не
нужно. Все, что я делал - это пугало индейцев, только остальные, кто
ничего не знал об этом, не верили этому. Они видели или сумасшедшего
индейца, или что-то движущееся у вершин деревьев.
Мы долгое время молчали. Мне нужно было что-то сказать.
- Было совсем по-другому, когда были люди в мире, - продолжал он, -
люди, которые знали, что человек может быть горным львом или птицей, или,
что человек может просто летать. Так что я больше не использую "траву
дьявола". Для чего? Чтобы пугать индейцев?
Я видел его печальным и глубокое сочувствие наполнило меня. Я хотел
что-то сказать ему, даже если бы это была банальность.
- Дон Хуан, может быть, это судьба всех людей, которые хотят знать?
- Может быть, - сказал он спокойно.
23 нояюря 1961 года.
Я не увидел дона Хуана сидящим на своей веранде, когда я подъехал. Я
подумал, что это странно. Я громко позвал его, и его невестка вышла из
дома.
- Он внутри, - сказала она.
Оказалось, что он несколько недель тому назад вывихнул себе
щиколотку. Он сделал себе сам "гипсовую повязку", смочив полосы материи в
кашице, изготовленной из кактуса и толченой кости. Материя, туго обернутая
вокруг щиколотки, высохла в легкий и гладкий панцирь. Повязка имела
твердость гипсовой, но не имела ее громоздкости.
- Как это случилось? - спросил я.
Его невестка, мексиканка из Юкатана, которая за ним ухаживала,
ответила мне:
- Это был несчастный случай. Он упал и чуть не сломал себе ногу.
Дон Хуан засмеялся и подождал, пока женщина вышла из дома, прежде чем
ответить.
- Несчастный случай, как бы не так. У меня есть враг поблизости.
Женщина, "Ла Каталина". Она толкнула меня в момент слабости, и я упал.
- Зачем она это сделала?
- Она хотела таким образом убить меня, вот зачем.
- Она была здесь, с тобой?
- Да.
- Но зачем ты позволил ей войти?
- Я не позволял. Она влетела.
- Извини, я не понял.
- Она - черный дрозд. И очень успешно. Я был застигнут врасплох. Она
пыталась покончить со мной в течение долгого времени. В этот момент она
действительно близко подошла.
- Ты сказал, что он - черный дрозд? Я имею в виду, что она, птица?
- Ну вот. Ты опять со своими вопросами. Она - черный дрозд. Точно так
же, как я ворона. Кто я, человек или птица? Я человек, который знает, как
становиться птицей. Но возвращаясь к "ла каталине", она - враждебная
ведьма. Ее намерение - убить меня, столь сильно, что я еле мог от нее
отбиться. Черный дрозд ворвался прямо в мой дом, и я не смог остановить
ее.
- Ты можешь стать птицей, дон Хуан?
- Да, но это нечто такое, к чему мы подойдем с тобой позднее.
- Почему она хочет убить тебя?
- О, это старые раздоры между нами. Она вышла из рамок, и теперь дело
обстоит так, что мне следует покончить с ней прежде, чем она покончит со
мной.
- Ты собираешься пользоваться колдовством? - спросил я с большой
надеждой.
- Не будь глупым. Никакое колдовство на нее не подействует. У меня
есть другие планы. Как-нибудь я расскажу тебе о них.
- Может ли твой о_л_л_и защитить тебя от нее.
- Нет, дымок только говорит мне, что делать. А защищить себя должен я
сам.
- А как насчет мескалито? Может он защитить тебя от нее?
- Нет, мескалито - учитель, а не сила, которую можно было бы
использовать в личных целях.
- А как насчет "травы дьявола"?
- Я уже сказал, что должен защищаться, следуя указаниям своего
о_л_л_и - дымка. И настолько, насколько я знаю, дымок может сделать все.
Если ты хочешь узнать что бы то ни было в возникшем вопросе, то дымок тебе
скажет. И он даст тебе не только знания, но и средства для проведения его
в жизнь. Это самый чудесный о_л_л_и_, какого только может иметь человек.
- Является ли дымок более лучшим о_л_л_и для каждого?
- Он не одинаков для каждого. Многие его боятся и не станут касаться
его, даже приближаться к нему. Дымок, как и все остальное, не создан для
всех нас.
- Какого рода дымок он собой представляет?
- Дымок волшебников.
В его голосе было заметное преклонение. То, чего я ни разу в нем не
замечал.
- Я начну с того, что мой бенефактор сказал мне, когда начал учить
меня об этом. Хотя в то время, так же, как и ты, я, пожалуй, не мог понять
этого.
"Трава дьявола" - для тех, кто ищет силу. Дымок для тех, кто хочет
наблюдать и видеть. И, по-моему, дымок не имеет равных. Если однажды
человек вступил в его владения, то любая другая сила оказывается под его
командой. Это чудесно. Конечно, это потребует всей жизни. Уходят годы
только на знакомство с его двумя жизненными частями: трубкой и курительной
смесью. Трубка была дана мне моим бенефактором, и после столь долгого
обращения с ней, она стала моей. Она вросла в мои руки. Передать ее в твои
руки, например, будет действительно задачей для меня и большим достижением
для тебя, если ты добьешься успеха. Трубка будет чувствовать напряжение от
того, что ее держит кто-то другой; если один из нас сделает ошибку, то не
будет никакого способа предотвратить то, что трубка сама по себе
расколется или выскользнет своей силой из наших рук и разобьется, даже,
если она упадет на кучу соломы. Если это когда-нибудь случится, это будет
означать конец для нас обоих. В особенности для меня. Невероятными путями
дымок обратится против меня.
- Как он может обратиться против тебя, если это твой о_л_л_и ?
Мой вопрос, казалось, прервал поток его мыслей. Долгое время он не
отвечал.
- Трудность составных частей, - внезапно продолжил он, - делает
курительную смесь одной из самых опасных субстанций, какие я знаю. Никто
не может приготовить ее без того, чтобы не быть пораженным. Она смертельно
ядовита для каждого, кроме протеже дымка. Трубка и смесь требуют самой
интимной заботы. И человек, пытающийся учиться, должен подготовить себя,
ведя усердную, спокойную жизнь. Его действия столь ужасающи, что лишь
очень сильный человек может выдержать даже небольшую затяжку. Все пугает и
запутывает сначала, но каждая следующая затяжка проясняет вещи. И внезапно
мир открывается заново. Невообразимо. Когда это случится, то дымок
оказывается о_л_л_и этого человека. Он открывает любые секреты, позволяя
ему входить в неощутимые миры.
Это величайшее качество дымка. Это его величайший дар. Он выполняет
такую функцию, не причиняя ни малейшего вреда. Я называю дымок истинным
о_л_л_и_.
Как обычно, мы сидели перед его домом, где земляной пол всегда чист и
хорошо утоптан, внезапно он поднялся и вошел в дом. Через несколько минут
он вернулся с узким свертком и снова уселся.
- Это моя трубка, - сказал он.
Он наклонился ко мне и показал мне трубку, которую было он вытащил из
чехла, сделанного из зеленой парусины. Она была, пожалуй, 22-25 см длиной.
Чубук был из красного дерева. Он был гладким, без украшений. Чашечка
трубки тоже, казалось, сделана была из дерева, но она была довольно
громоздка по сравнению с тонким чубуком. Она была гладкая до блеска,
темно-серого цвета, почти как каменный уголь.
Он подержал трубку перед моим лицом. Я думал, что он подает ее мне. Я
протянул руку, чтобы взять ее, но он быстро отдернул свою руку обратно.
- Эта трубка была дана мне моим бенефактором, - сказал он, - в свою
очередь я передам ее тебе. Но сначала ты должен знать ее. Каждый раз,
когда ты будешь приезжать сюда, я буду давать ее тебе. Начнешь с
прикосновения к ней. Держи ее очень немного сначала, пока ты и трубка не
привыкнете друг к другу. Затем положи ее в свой карман или, может, за
пазуху и, наконец, медленно и осторожно поднеси ее ко рту. Все это должно
делаться мало-помалу. Когда связь установится, ты будешь курить из нее.
Если ты последуешь моему совету и не будешь спешить, то дымок может стать
и твоим предпочитаемым о_л_л_и_.
Он вручил мне трубку, но не выпускал ее из своих рук. Я протянул
правую руку.
- Обеими руками.
Я коснулся трубки на очень короткий момент обеими руками. Он не
полностью протянул ее мне, так, что я не мог ее взять, а мог лишь
коснуться ее. Затем он спрятал ее обратно.
- Первый шаг в том, чтобы полюбить трубку. Это требует времени.
- Может трубка невзлюбить меня?
- Нет. Трубка не может невзлюбить тебя, но ты должен научиться любить
ее, чтобы к тому времени, когда ты будешь курить, трубка помогла бы тебе
не бояться.
- Что ты куришь, дон Хуан?
- Это.
Он расстегнул воротник и показал скрытый под рубашкой небольшой
мешочек, который висел у него на шее наподобие медальона. Он вынул его,
развязал и очень осторожно отсыпал на ладонь немного содержимого.
Настолько, касколько я мог судить, смесь выглядела, как тонко
натертые чайные листья, варьирующие по окраске от темно-коричневого до
светло-зеленого с несколькими пятнышками ярко-желтого.
Он возвратил смесь в мешочек обратно, закрыл его, завязал ремнем и
опять спрятал под рубашкой.
- Что это за смесь?
- Там масса вещей. Добыча всех составных частей - очень трудное
предприятие. Нужно далеко путешествовать. Маленькие грибы, необходимые для
приготовления смеси, растут только в определенное время года и только в
определенных местах.
- У тебя есть разные виды смеси для разных видов помощи, в которой у
тебя может быть нужда?
- Нет. Есть только дымок один, и нет другого, подобного ему. - он
показал на мешочек, висевший на его груди, и поднял трубку, которая у него
была зажата между колен.
- Эти двое - одно. Одно не может быть без другого. Эта трубка и
секрет этой смеси принадлежали моему бенефактору. Они были переданы ему
точно так же, как мой бенефактор передал их мне. Эта смесь, хотя ее и
трудно приготовить, восполнима. Ее секрет лежит в ее составных частях и в
способе их сбора и обработки. Трубка же - предмет на всю жизнь. За ней
следует следить с бесконечной заботой. Она прочна и крепка. Но ее никогда
не следует ни обо что ударять. Ее надо держать сухими руками. Никогда не
браться за нее, если руки потные и пользоваться ею лишь находясь в
одиночестве. И никто, абсолютно никто не должен видеть ее, разве что ты
намерен ее передать этому человеку. Вот чему мой бенефактор учил меня. И
именно так я обращался со своей трубкой всю мою жизнь.
- Что случится, если ты утеряешь или сломаешь трубку?
- Я умру.
- Все трубки магов такие, как твоя?
- Не все имеют трубки, подобные моей, но я знаю некоторых, у кого они
есть.
- Можешь ли ты сам сделать трубку, такую, как эта, дон Хуан? -
настаивал я. - Предположим, что ты не имел бы ее. Как бы ты передал мне
трубку, если бы ты хотел это сделать?
- Если бы у меня не было трубки, то я бы не мог; да и не захотел бы
тебе ее передать. Я бы дал тебе взамен что-нибудь еще.
Казалось, что он почему-то мною недоволен. Он положил свою трубку
очень осторожно в чехол, который, должно быть, имел вкладыш из мягкого
материала, потому что трубка, которая входила в чехол, скользнула внутрь
очень мягко. Он пошел в дом убирать трубку.
- Ты не сердишься на меня, дон Хуан? - спросил я, когда он вернулся.
Он, казалось, удивился моему вопросу.
- Нет. Я никогда ни на кого не сержусь. Никто из людей не может
сделать ничего достаточного и важного для этого. На людей сердишься, когда
чувствуешь, что их поступки важны. Ничего подобного я больше не чувствую.
26 декабря 1961 года.
Специальное время для пересадки "саженца", как дон Хуан называл
корень, не было установлено, хотя предполагалось, что это будет следующий
шаг в приручении силы растения.
Я прибыл в дом дона Хуана в субботу, 23 декабря, сразу после обеда.
Как обычно, мы некоторое время сидели в молчании. День был теплый и
облачный. Прошли уже месяцы с тех пор, как он дал мне первую порцию.
- Время вернуть траву земле, - сказал он внезапно. - но сначала я
собираюсь устроить защиту для тебя. Ты будешь держать ее и охранять ее, и
никто, кроме тебя одного, не должен ее видеть. Поскольку я собираюсь
устанавливать ее, то я тоже увижу ее. Это нехорошо, потому что, как я уже
говорил тебе, я не поклонник "травы дьявола", мы с тобой не одно и то же.
Но моя память долго не проживет, я слишком стар. Ты должен охранять ее от
глаза других, на то время, пока длится их память об увиденном, сила защиты
подпорчена. - Он пошел в свою комнату и вытащил три узла из-под старой
соломенной циновки. Он вернулся на веранду и уселся.
После долгого молчания он открыл один узел. Это было женское растение
дурмана, которое он нашел вместе со мной. Все листья, цветы и семенные
коробочки, которые он сложил ранее, были сухими. Он взял длинный кусок
корня в форме игрек и вновь завязал узел.
Корень высох и сморщился, и складки коры широко отставали и
топорщились. Он положил корень к себе на колени, открыл свою кожаную сумку
и вынул нож. Он держал корень сухой передо мной.
- Эта часть для головы, - сказал он и сделал первый надрез на хвосте
игрека, который в перевернутом виде напоминал человека с расставленными
ногами.
- Это для сердца, - сказал он и надрезал вблизи соединения игрека.
Затем он обрезал концы корня, оставил примерно по 7-8 см на каждом
отростке. Затем медленно и терпеливо он вырезал фигурку человека.
Корень был сухой и волокнистый. Для того, чтобы вырезать из него, дон
Хуан сделал два надреза, он разворошил и уложил волокна на глубину
надрезов. Тем не менее, когда он перешел к деталям, то он придал форму и
кистям рук. Окончательным продуктом была вытянутая фигура человека со
сложенными на груди руками и кистями рук, сплетенными в замок.
Дон Хуан поднялся и прошел в голубой агаве, которая росла перед домом
рядом с верандой. Он взял твердый шип одного из центральных мясистых
листьев, нагнул его и повернул 3-4 раза. Круговое движение почти отделило
шип от листа. Он повис. Дон Хуан взял между зубами и выдернул. Шип вышел
из мякоти листа, таща за собой хвост белых нитевидных волокон, сросшихся с
деревянным шипом длиной около 60 см. Все еще держа шип между зубами, дон
Хуан скрутил волокна вместе между ладонями и сделал шнур, который он
обернул вокруг ног фигурки, чтобы свести их вместе. Он обматывал нижнюю
часть фигурки, пока шнур весь не кончился. Затем очень ловко он приделал
шип, как копье, к передней части фигурки, под сложенными руками так, что
острый конец выступил из сцепленных ладоней. Он вновь использовал зубы и,