<< Пред.           стр. 237 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу

 ли?
  - Да.
  - Вот так он и учит. Только ты этого не знал. Но если бы ты был
 внимателен к нему, то он бы с тобой говорил.
  - Когда?
  - Тогда, когда ты в первый раз его увидел.
  Он, казалось, был очень раздражен этими вопросами. Я сказал, что
 задаю ему их, так как хочу узнать все, что можно.
  - Не спрашивай _м_е_н_я_, - он улыбнулся. - спроси его. В следующий
 раз, когда ты проснешься, спроси его все, что ты пожелаешь.
  - Тогда мескалито _я_в_л_я_е_т_с_я_, как лицо, с которым можно
 поговорить...
  Он не дал мне закончить. Он отвернулся, взял флягу, сошел со склона и
 исчез за скалой. Я не хотел оставаться тут один и, хотя он не звал меня,
 последовал за ним. Мы прошли около 150 метров к небольшому источнику. Он
 помыл лицо и руки и наполнил флягу. Он прополоскал во рту, но не пил. Я
 набрал в ладони воды и стал пить, но он остановил меня, сказав, что пить
 не обязательно.
  Он вручил мне флягу и отправился обратно. Когда мы пришли на место,
 то снова уселись лицом к долине, а спиной прислонились к скале. Я спросил,
 не можем ли мы развести костер; он реагировал так, словно тут бессмысленно
 было задать такой вопрос. Он сказал, что этой ночью мы гости мескалито, он
 позаботится, чтобы нам было тепло.
  Было уже темно. Дон Хуан вынул из своего мешка два тонких одеяла,
 бросил одно из них мне на колени и сел, скрестив ноги и накинув лругое
 одеяло себе на плечи. Под нами долина была в темноте, и края ее тоже
 расплылись в вечерних сумерках.
  - Дон Хуан сидел неподвижно, обратясь к долине с пейотом. Равномерный
 ветер дул мне в лицо.
  - Сумерки - это трещина межлу мирами, - сказал он легко, не
 оборачиваясь ко мне.
  Я не спросил, что он имел в виду. Мои глаза устали. Внезапно я
 почувствовал себя покинутым, и имел странное всепобуждающее желание
 плакать. Я лег на живот: каменное ложе было твердым и неудобным, мне
 приходилось менять свое положение через каждые несколько минут. Наконец, я
 сел, скрестив ноги и накинув одеяло на плечи. К моему удивлению эта поза
 была в высшей степени удобной, и я заснул.
  Когда я проснулся, я услышал, что дон Хуан что-то говорит мне. Было
 очень темно. Я не мог его хорошо видеть. Я не понял того, сто он мне
 сказал, но я последовал на ним, когда он спустился вниз со склона. Мы
 двигались осторожно или, по крайней мере, я из-за темноты. Мы остановились
 у подножья скалы. Дон Хуан сел и знаком показал мне сесть слева от него.
 Он расстегнул рубашку и достал кожаный мешок, который открыл и положил
 перед собой на землю.
  После долгой паузы он поднял один из батончиков (таблеток). Он держал
 его в правой руке, потирая его несколько раз между большим и указательным
 пальцами и тихо пел. Внезапно он издал оглушительный крик: "амиииии!" это
 было неожиданно. Это испугало меня. Смутно я понимал, что он положил
 батончик пейота в рот и начал жевать его. Через минуту он наклонился ко
 мне и шепотом велел взять мешок, взять один мескалито, положить затем
 мешок опять перед ним и делать все точно так же, как это делал он.
  Я взял батончик и тер его так, как это желал он. Тем временем он пел,
 раскачиваясь взад и вперед. Несколько раз я пытался положить батончик в
 рот, но чувствовал себя не в своей тарелке из-за необходимости кричать.
  Затем, как во сне, невероятный вопль вырвался у меня: "аиии!".
 Какой-то момент я думал, что это кто-то другой крикнул. Опять я
 почувствовал последствия нервного потрясения у себя в желудке, я падал
 назад. Я терял сознание.
  Я положил батончик пейота себе в рот и разжевал его. Через некоторое
 время дон Хуан достал из мешка другой батончик. Я почувствовал облегчение,
 увидев, что он после короткой песни положил его себе в рот.
  Он передал мешок мне, и я, положив его перед нами, взял один
 батончик. Этот круг повторялся пять раз, прежде, чем я заметил какую-либо
 жажду. Я поднял флягу, чтобы напиться, но дон Хуан сказал, чтобы я лишь
 прополоскал рот, но не пил воду, так как меня иначе вырвет. Я несколько
 раз прополоскал рот. В какой-то момент желание попить стало ужасным
 искушением и я проглотил немного воды... Немедленно мой желудок стал
 сжиматься. Я ожидал безболезненного и незаметного излияния жидкости у меня
 изо рта, как это было при первом моем знакомстве с пейотом, но к моему
 удивлению, у меня было лишь обычное ощущение рвоты. Однако, она не длилась
 долго.
  Дон Хуан взял другой батончик и вручил мне мешок, и круг был
 возобновлен и повторен, пока я не разжевал 14 батончиков. К этому времени
 все мое ощущение жажды, холода и неудобства исчезли.
  Вместо них я ощутил незнакомое чувство тепла и возбуждения. Я взял
 флягу, чтобы освежить рот, но она была пуста.
  - Можно нам сходить к ручью, дон Хуан?
  Звук моего голоса не вырвался изо рта, а отразился от неба обратно в
 горло и катался эхом взад-вперед между ними. Эхо было мягким и музыкальным
 и, казалось, имело крылья, которые хлопали внутри моего горла. Их касания
 ласкали меня. Я следил за их движением взад и вперед, пока они не исчезли.
  Я повторил вопрос. Мой голос звучал так, как если бы я говорил внутри
 пещеры. Дон Хуан не ответил. Я поднялся и повернул в направлении ручья. Я
 взглянул на дона Хуана, не идет ли он тоже, но он, казалось, к чему-то
 внимательно прислушивался.
  Он сделал повелительный жест рукой, чтобы я замер.
  - Абутон уже здесь! - сказал он.
  Я раньше ни разу не слышал этого имени и колебался, спросить его об
 этом или нет, когда заметил звук, который походил на звон в ушах.
  Звук становился громче и громче, пока не стал подобен звуку рева
 гигантского быка. Он длился короткий момент и постепенно затих, пока снова
 не наступила тишина. Сила и интенсивность звука испугали меня. Я трясся
 так сильно, что едва мог стоять, и все же рассудок мой заработал
 совершенно нормально. Если несколько минут назад меня клонило в сон, то
 теперь это чувство полностью пропало, уступив свое место исключительной
 ясности. Звук напомнил мне научнофантастический фильм, в котором
 гигантская пчела, гудя крыльями, вылетает из зоны атомной радиации. Я
 засмеялся при этой мысли. Я увидел, что дон Хуан опять откинулся в свою
 расслабленную позу. И внезапно на меня вновь нашло жужжание огромной
 пчелы. Это было более реально, чем обычная мысль. Она (мысль) была
 отдельной, окруженной исключительной ясностью. Все остальное было изгнано
 из моего ума.
  Это состояние умственной ясности, которое никогда ранее не бывало в
 моей жизни, вызвало у меня еще один момент страха. Я начал потеть. Я
 наклонился к дону Хуану, чтобы сказать ему, что я боюсь.
  Его лицо было в нескольких дюймах от моего. Он смотрел на меня, но
 его глаза были глазами пчелы. Они выглядели, как круглые очки, имеющие
 свой собственный свет в темноте. Его губы были вытянуты вперед и издавали
 прерывистый звук: - пе'та-пе'та-пе'та, - я отпрыгнул назад, чуть не
 разбившись о скалу позади меня. В течение, казалось, бесконечного времени
 я испытывал невыносимый ужас. Я сопел и отдувался. Пот замерзал у меня на
 коже, придавая мне неудобную твердость. Потом я услышал голос дона Хуана:
  - "Поднимайся! Двигайся! Поднимайся!"
  Видение исчезло, и я снова мог видеть его знакомое лицо.
  - Я принесу воды, - сказал я после бесконечной паузы. Мой голос
 прерывался. Я с трудом мог выговаривать слова. Дон Хуан согласно кивнул.
 По пути я понял, что мой страх исчез так же загадочно, так же быстро, как
 и появился.
  Приближаясь к ручью, я заметил, что могу ясно видеть каждый предмет
 на пути. Я вспомнил, что только что ясно видел дона Хуана, тогда, как
 сразу перед тем, я с трудом мог различать очертания его фигуры. Я
 остановился и посмотрел вдаль и смог даже ясно видеть другую сторону
 долины. Я мог различать совершенно ясно отдельные камни на другой стороне
 долины. Я подумал, что, видимо, уже утро, но мне показалось, что я потерял
 чувство времени. Я взглянул на часы. Было десять минут двенадцатого. Я
 послушал часы, ходят ли они. Они ходили. Полдень сейчас быть не мог.
 Значит, это полночь. Я намеревался сбегать за водой и вернуться назад к
 скалам, но увидел, что дон Хуан идет вниз, и подождал его. Я сказал ему,
 что могу видеть в темноте.
  Он долгое время смотрел на меня, ничего не говоря, если он и говорил,
 то, может быть, я его прослушал, так как все внимание было направлено на
 мою новую уникальную способность - видеть в темноте. Я мог различать
 мельчайшие песчинки. Временами было все так ясно, что казалось, что сейчас
 утро или вечер. Потом потемнело, потом опять посветлело. Вскоре я понял,
 что яркость совпадает с дистолой моего сердца, а темнота с его систолой.
 Мир становился ярко-темным-ярким снова с каждым ударом моего сердца.
  Я полностью ушел в это открытие, когда тот же странный звук, который
 я слышал раньше, появился вновь.
  Мои мышцы напряглись. "Ануктал (так я расслышал слово в этот раз)
 здесь" - сказал дон Хуан.
  Звук казался мне таким громоподобным, такми всепоглощающим, что ничто
 другое значения не имело.
  Когда он утих, я почувствовал, что объем воды внезапно увеличился.
 Ручей, который с минуту назад был в ладонь шириной, увеличился так, что
 стал огромным озером. Свет, который, казалось, падал сверху, касался
 поверхности, как бы сверкая сквозь толстое стекло. Время от времени вода
 сверкала золотистым и черным. Затем оставалась темной, неосвещенной, почти
 невидимой, но все же странно присутствующей.
  Я не припомню, сколь долго я стоял там, просто наблюдая, изумляясь,
 на берегу черного озера. Рев, должно быть, этим временем прекратился, так
 как то, что возвратило меня назад (к реальности) было снова устрашающим
 гудением.
  Я оглянулся, ища дона Хуана. Я увидел, как он вскарабкался и исчез за
 отрогом скалы. Однако, чувство одиночества совсем не беспокоило меня, я
 топтался на месте, в состоянии полной уверенности и покинутости.
  Рев снова стал слышен. Он был очень интенсивным, подобно звуку очень
 сильного ветра. Прислушиваясь к нему так внимательно, как только смог, я
 улавливал определенную мелодию. Она состояла из высоких звуков, похожих на
 человеческие голоса в сопровождении барабана. Я сфокусировал все свое
 внимание на мелодии и снова заметил, что систола и дистола моего сердца
 совпадали со звуками барабана и с темпом мелодии. Я остановился, и музыка
 прекратилась. Я попытался услышать удары сердца, но это не удалось. Я
 снова потоптался, думая, что, может, это положение моего тела вызывало эти
 звуки! Но ничего не случилось! Ни звука! Даже звука моего сердца!
  Я решил, что с меня хватит, но когда я поднялся, чтобы уйти, то
 почувствовал дрожь земли. Земля под моими ногами тряслась. Я терял
 равновесие. Я упал на спину и лежал в этом положении, пока земля сильно
 тряслась.
  Я попытался схватиться за скалу или куст, но что-то ехало подо мной.
 Я вскочил, секунду стоял, опять упал.
  Земля, на которой я сидел, двигалась, соскальзывая в воду, как плот.
 Я оставался, неподвижно скованный ужасом, который был, как и все прочее,
 уникальным, беспрерывным и абсолютным. Я двигался через воды черного озера
 на клочке почвы, который был похож на земляное бревно. У меня было
 чувство, что я двигаюсь в южном направлении, влекомый течением. Я мог
 видеть, как вода вокруг двигалась и завихрялась. Она была холодной и
 странно тяжелой на ощупь... Мне казалось, что она была живая.
  Не было никаких различных берегов или береговых объектов, и я не могу
 припомнить своих мыслей и чувств за это путешествие.
  Через, казалось, долгие часы плавания мой плот сделал под прямым
 углом поворот налево. Он продолжал прямолинейное движение очень недолго и
 неожиданно наткнулся на что-то. Инерция бросила меня вперед. Я закрыл
 глаза и почувствовал острую боль в коленях и вытянутых руках от падения на
 землю.
  Через секунду я открыл глаза. Я лежал на земле. Казалось, мое
 земляное бревно врезалось в землю. Я сел и оглянулся. Вода отступила! Она
 двигалась назад, как откатившаяся волна, пока не исчезла.
  Я долго сидел так, пытаясь собраться с мыслями и привести все, что
 случилось, в осмысленный порядок. Все мое тело ныло, я прикусил себе губу,
 когда "приземлился". Я встал, ветер дал мне понять, что я озяб. Моя одежда
 была мокрой. Мои руки ноги и челюсти так тряслись, что мне снова пришлось
 лечь. Капли пота затекали в мои глаза и жгли их так сильно, что я взвыл от
 боли.
  Через некоторое время я восстановил чувство равновесия и поднялся. В
 темных сумерках пейзаж был очень ясен. Я сделал пару шагов. Отчетливый
 звук многих человеческих голосов донесся до меня. Казалось, они громко
 разговаривали... Я пошел на звук. Я прошел примерно 100 метров и
 остановился. Передо мной был тупик. Место, где я находился, было коралем,
 окруженным огромными валунами. Я мог за ними различать еще один ряд, затем
 еще и еще, пока они не переходили в отвесные горы. Откуда-то среди них
 доносились звуки музыки. Это был текучий, непрерывный, приятный для слуха
 поток звуков.
  У подножья одного из валунов я увидел человека, сидящего на земле,
 его лицо было повернуто ко мне почти в профиль. Я приблизился к нему, пока
 не оказался чуть ли не в трех метрах от него; затем он повернул голову и
 взглянул на меня. Я замер: его глаза были водой, которую я только что
 видел! Они были так же необъятны, и в них светились так же золотые и
 черные искорки. Его голова была заостренной, как ягода земляники, его кожа
 была зеленой, испещренной бесчисленными оспинами.
  За исключением заостренной формы, его голова была в точности, как
 поверхность растения пейота. Я стоял перед ним и не мог отвести от него
 глаз. Я чувствовал, что он намеренно давит мне на грудь весом своих глаз.
 Я задыхался. Я потерял равновесие и упал на землю. Его глаза отвернулись
 от меня. Я услышал, что он говорит со мной. Сначала его голос был подобен
 мягкому шелесту ветерка. Затем я услышал его, как музыку: как мелодию
 голосов - и я "знал", что мелодия говорила:
  - Чего ты хочешь?
  Я упал перед ним на колени и стал говорить о своей жизни, потом
 заплакал.
  Он снова взглянул на меня. Я почувствовал, что его глаза отталкивают
 меня, и подумал, что этот момент будет моментом моей смерти.
  Он сделал мне знак подойти поближе. Я момент колебался, прежде чем
 сделать шаг вперед: когда я приблизился к нему, он отвел от меня свои
 глаза и показал мне тыльную сторону своей ладони.
  Мелодия сказала:
  - Смотри.
  В середине его ладони была круглая дырка.
  - Смотри, - опять сказала мелодия.
  Я взглянул в дырку и увидел самого себя.
  Я был очень старым и слабым и бежал от нагонявшей меня погони. Вокруг
 меня повсюду летели искры. Затем три искры задели меня: две - голову и
 одна - левое плечо. Моя фигура в дырке секунду стояла, пока не выпрямилась
 совершенно вертикально, затем исчезла вместе с дыркой.
  Мескалито вновь повернул ко мне свои глаза. Он был так близко от
 меня, что я услышал, как они мягко гремят тем самым непонятным звуком,
 который я уже так много раз слышал этой ночью. Постепенно они стали
 спокойными, пока не стали подобны тихим озерам, прорываемым золотыми и
 черными искрами.
  Он опять отвел глаза и отпрыгнул, как кузнечик, на расстояние чуть не
 в 25 метров. Он прыгнул еще и еще и исчез.
  Следующее, что я помню, так это то, что я пошел... Очень сознательно
 я пытался узнать знакомые объекты, такие, как горы вдали, для того, чтобы
 сориентироваться. Я был лишен точек ориентации в течение всего
 приключения, но считал, что север должен быть слева от меня. Я долгое
 время шел в этом направлении, пока не понял, то уже наступил день, и что я
 уже не использую свое "ночное виденье". Я вспомнил о часах и посмотрел:
 время было 8 часов.
  Было уже около десяти утра, когда я пришел к скале, где я был прошлой
 ночью. Дон Хуан лежал на земле и спал.
  - Где ты был? - спросил он.
  Я сел, чтобы перевести дыхание. После долгого молчания он спросил
 меня:
  - Ты видел его?
  Я начал пересказывать ему последовательность моих приключений с
 самого начала, но он прервал меня, сказав, что все, что имеет значение,
 так это, видел я его или нет. Он спросил, как близко от меня был
 мескалито... Я сказал, что почти касался его.
  Эта часть моего рассказа заинтересовала его. Он внимательно выслушал
 все детали без замечаний, прерывая лишь, чтобы задать вопросы о форме
 местности, которую я видел, об ее расположении и прочих деталях.
  Было уже около полудня, когда дону Хуану стало, видимо, уже
 достаточно моих рассказов. Он поднялся и привязал мне на грудь полотняный
 мешок. Он велел мне идти за ним, сказав, что будет срезать мескалито и
 передавать их мне, а я должен буду осторожно укладывать их в сумку.
  Мы попили воды и отправились. Когда мы достигли края долины он,
 казалось, секунду колебался, в каком направлении идти. Как только он
 сделал выбор, мы уже шли все время по прямой.
  Каждый раз, когда мы подходили к растению пейота, он склонялся перед
 ним и очень осторожно срезал верхушку своим коротким зазубренным ножом. Он
 сделал надрез вровень с землей и потом посыпал "рану", как он называл это,
 чистым порошком серы, который он нес в кожаном мешочке.
  Он держал батончик кактуса в левой руке, я посыпал срез правой рукой.
 Затем он вставал и вручал мне батончик, который я принимал двумя руками и,
 как он велел, клал внутрь мешочка.
  - Стой прямо и не давай мешку коснуться земли или кустов или
 чего-либо еще, - несколько раз повторил он, как будто считая, что я могу
 забыть. Мы собрали 65 батончиков. Когда мешок был полностью наполнен, он
 поместил его мне на спину, а на грудь привязал новый мешок.
  К тому времени, когда мы пересекли долину, мы уже имели два полных
 мешка, содержащих 110 батончиков пейота. Мешки были так тяжелы, громоздки,
 что я едва мог идти под их тяжестью, и объемом.
  Дон Хуан прошептал мне, что мешки потому так тяжелы, что мескалито
 хочет вернуться к земле. Он сказал, что печаль при покидании своих
 владений делает мескалито тяжелым. Моей истинной задачей было не дать
 мешкам коснуться земли, так как, если я это сделаю, то мескалито уже
 никогда не позволит мне взять его снова.
  В один определенный момент давление лямок на мои плечи стало
 невыносимым. Что-то применяло поразительную силу, чтобы пригнуть меня к
 земле. Я чувствовал себя очень ответственным. Я заметил, что убыстряю
 шаги, почти бегу. В некотором роде я трусцой бежал за доном Хуаном.
 Внезапно тяжесть на моей спине и груди почти исчезла, ноша стала легкой,
 как будто в мешках была губка. Я свободно бежал, чтобы не отстать от дона
 Хуана, который был впереди меня. Я сказал ему, что больше не чувствую
 тяжести. Он объяснил, что мы вышли из владения мескалито.
 
  3 июня 1962 года.
  - Я думаю, что мескалито почти принял тебя, - сказал дон Хуан.
  - Почему, дон Хуан, ты говоришь, что он п о ч т и принял меня?
  - Он не убил тебя и даже не нанес тебе вреда. Он дал тебе хороший
 испуг, а не то, чтобы действительно плохой. Если бы он не принял тебя

<< Пред.           стр. 237 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу