<< Пред.           стр. 49 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу

  - Похоже, нам не избавиться от него, - сказал он с безнадежным
 смирением. - пойдем спокойненько, словно мы совершаем чудесную прогулку по
 парку, ты расскажешь мне сейчас историю из твоего детства. Для этого самое
 время и, как никогда, подходящее окружение. Ягуар последует за нами, урча
 от жадности и голода, а ты будешь вспоминать о прошлом - идеальное
 неделание бегства от ягуара.
  Он громко рассмеялся. Но когда я сказал ему, что полностью потерял
 интерес ко всяким историям, его даже скрючило от хохота.
  - Ты наказываешь меня теперь за то, что я не захотел тебя выслушать,
 не так ли? - спросил он.
  И я, конечно же, начал оправдываться. Я сказал ему, что его обвинение
 просто нелепо. Я действительно потерял нить истории.
  - Если маг не имеет собственной важности, он не вешает лапшу на уши о
 том, что потерял нить истории, - сказал он со злобным блеском в глазах. -
 и поскольку у тебя не осталось ни грамма собственной важности, ты должен
 рассказать свою историю сейчас. Расскажи ее духу, ягуару и мне так, словно
 ты вообще не терял никакой нити.
  Я хотел сказать ему, что мне не хочется подчиняться его желаниям,
 потому что история была очень глупой, а окружающая обстановка подавляла
 меня. Я хотел предложить более подходящую обстановку для этого, другое
 время, как он сам поступал со своими историями.
  Я еще ничего не сказал, а он уже отвечал мне.
  - И ягуар, и я можем читать мысли, - сказал он, улыбаясь. - если я
 выбираю нужное окружение и время для моих магических историй, то это
 потому, что они служат обучению, и я хочу выжать из них максимальный
 эффект.
  Он дал мне знак, и мы пошли. Мы спокойно прогуливались бок о бок. Я
 сказал, что восхищен его бегом и выносливостью, и что остатком собственной
 важности была сердцевина моего восхищения, поскольку я считал себя хорошим
 бегуном. Потом я рассказал ему историю из моего детства. История
 вспомнилась мне, когда я увидел, что он так прекрасно бегает.
  Я рассказал ему, что мальчишкой играл в футбол и очень хорошо бегал.
 Фактически, я был так проворен и быстр, что чувствовал свою
 безнаказанность в любых проделках, так как мог удрать от любого, кто
 погнался бы за мной, особенно это касалось стариков-полицейских, которые
 пешком патрулировали по улицам моего родного города. Стоило мне разбить
 уличное освещение или сделать что-нибудь в этом роде, я тут же бросался
 наутек и был в безопасности.
  Но однажды, а я этого не знал, старых полицейских поменял новый
 полицейский корпус из военного училища. Кошмарный момент наступил, когда я
 разбил окно в магазине и побежал, надеясь, что моя быстрота гарантирует
 спасение. Молодой полицейский помчался за мной. Я бежал так, как не бегал
 никогда прежде, но все было напрасно. Офицер, который оказался отличным
 центр-форвардом полицейской футбольной команды, был более быстр и
 вынослив, чем мое десятилетнее тело. Он схватил меня и гнал пинками до
 самого магазина, где я разбил окно. Он мастерски называл все свои удары,
 словно тренировался на футбольном поле. Он бил меня не больно, только
 беззлобно пугая меня, и все же мое сильное унижение смягчалось восхищением
 десятилетнего мальчика перед его удалью, его талантом настоящего
 футболиста.
  Я сказал дон Хуану, что в этот день я почувствовал то же самое по
 отношению к нему. Он был способен обогнать меня, несмотря на солидную
 разницу лет и мою старую склонность быстро удирать.
  Еще я сказал ему, что в течение нескольких лет у меня был часто
 повторяющийся сон, в котором я бегал так быстро, что молодой полицейский
 больше не мог обогнать меня.
  - Твоя история более важна, чем я думал, - заявил дон Хуан. - я
 думал, что будет рассказ о том, как твоя мама шлепала тебя по заднице.
  Он так интересно произносил слова, что его заявление получилось очень
 забавным и насмешливым. Он добавил, что в некоторых случаях дух, а не наш
 рассудок, доводят до конца наши истории. Это был один из таких случаев.
 Дух запустил эту историю в мой ум, без сомнения, потому, что она имела
 дело с моей неразрушенной собственной важностью. Он сказал, что факел
 гнева и унижения горит во мне с тех самых лет и мое чувство неудачи и
 подавленности по-прежнему остается целым.
  - Психологу понадобился бы целый день на твою историю и ее настоящий
 контекст, - продолжал он. - в твоем уме я, по-видимому, отождествился с
 молодым полицейским, который разбил твою идею непобедимости.
  Как только он высказался, я тут же признал, что это и было мое
 чувство, хотя я сознательно не размышлял над ним, пытаясь выразить его.
  Мы шагали в молчании. Я был захвачен его аналогией и совершенно
 забыл, что ягуар выслеживает нас, но дикое рычание напомнило мне о нашей
 ситуации.
  Дон Хуан приказал мне подпрыгивать вверх и опускаться на длинные,
 низкие ветви кустов. Сломав несколько ветвей, я собрал что-то наподобие
 метлы. Он сделал то же самое. Когда мы побежали, волоча метлы по сухой
 песчаной почве, за нами поднялось целое облако пыли.
  - Это должно обеспокоить ягуара, - сказал он, когда мы остановились,
 чтобы перевести дыхание. - у нас осталось всего несколько часов светлого
 времени. Ночью ягуар непобедим, поэтому нам лучше всего бежать к тем
 скалистым холмам.
  Он указал на какие-то холмы, которые находились примерно в полумиле к
 югу.
  - Нам надо бежать на восток, - возразил я. - эти холмы уходят далеко
 на юг. Если мы пойдем туда, мы никогда не доберемся до моей машины.
  - В любом случае мы не дойдем до нее сегодня, - спокойно ответил он.
 - а возможно, даже и завтра. Кто сказал, что мы вообще когда-нибудь
 вернемся к ней?
  Я почувствовал приступ страха, а затем необычное спокойствие овладело
 мной. Я сказал дон Хуану, что если мне суждено погибнуть в этой пустыне, я
 надеюсь, что смерть моя будет безболезненной.
  - Не волнуйся, - сказал он. - смерть мучительна только тогда, когда
 она влезает в твою постель во время болезни. В битве за свою жизнь ты не
 почувствуешь боли. А если и почувствуешь что-нибудь, так только ликование.
  Он сказал, что наиболее впечатляющим различием между цивилизованным
 человеком и магом был образ, в котором к ним приходит смерть. Только с
 
 магами-воинами смерть добра и ласкова. Даже будучи смертельно ранены, они
 не чувствуют боли. Но еще более удивительным было то, что смерть
 останавливается в ожидании до тех пор, пока маги сами не призовут ее.
  - Величайшая разница между обычным человеком и магом заключается в
 том, что маг своей быстротой управляет своей смертью, - продолжал дон
 Хуан. - что бы там ни случилось, ягуар не с" ест меня. Он сожрет тебя,
 поскольку ты не знаешь достаточной скорости, чтобы сдержать натиск своей
 смерти.
  Затем он подробно изложил все сложности идеи магов о скорости и
 смерти. Он сказал, что в мире повседневной жизни наши слова или наши
 решения могут быть с легкостью изменены. Единственной бесповоротной вещью
 в нашем мире была смерть. В мире магов, с другой стороны, естественную
 смерть можно отменить, но слова магов - ни в коем случае. В мире магов
 решения нельзя ни изменить, ни переработать. Единственное, что они могут
 сделать, это остановиться навсегда.
  Я сказал ему, что его заявления, какими бы впечатляющими они ни были,
 не убедили меня в том, что смерть можно отменить. Тогда он объяснил еще
 раз то, что объяснял прежде. Он сказал, что для видящих люди
 представляются либо продолговатыми, либо сферическими светящимися
 сплетениями бесчисленных, статичных, но вибрирующих энергетических полей,
 и что только маги способны вызвать движение в этих сферах неподвижной
 светимости. За долю секунды они могут перемещать свои точки сборки в любое
 место в их светящемся сплетении. Это движение и скорость, с которой оно
 было произведено, влекут мгновенное переключение и восприятие другой,
 совершенно отличной вселенной. Или они могут перемещать свои точки сборки
 без остановок через все поле своей светящейся энергии. Сила, созданная
 этим движением, так велика, что мгновенно воспламеняет всю их светящуюся
 массу.
  Он сказал, что если сейчас на нас обрушится горный обвал, он сможет
 уничтожить естественный эффект случайной смерти. Используя скорость, с
 какой может передвигаться его точка сборки, он заставит себя изменить мир,
 или сожжет себя за долю секунды огнем изнутри. Я же, с другой стороны,
 умру естественной смертью, придавленный камнями, так как моей точке сборки
 не хватает скорости, чтобы вытащить меня из такой ситуации.
  Я сказал, что, по-видимому, маги просто находят альтернативный путь
 смерти, а это было совершенно непохоже на отмену смерти. Он повторил, что
 все, о чем он говорил, касалось того, что маги управляют своей смертью.
 Они умирают только тогда, когда этого захотят.
  Хотя у меня не было сомнений в том, о чем он говорил, я продолжал
 задавать вопросы, почти играя с ним. И пока он говорил, мысли и
 незакрепленные воспоминания о другом осознаваемом мире возникали в моем
 уме, как на экране.
  Я сказал дон Хуану, что меня одолевают странные мысли. Он засмеялся и
 посоветовал мне подумать о ягуаре, поскольку он был так реален, что только
 и мог претендовать на истинную манифестацию духа.
  Идея о том, что реален зверь, заставила меня содрогнуться.
  - Не было бы лучшим изменить направление вместо того, чтобы идти
 прямо к холмам? - спросил я.
  Я думал, что мы вызовем замешательство ягуара неожиданной сменой
 направления.
  - Слишком поздно менять направление, - сказал дон хуан. - ягуар уже
 знает, что у нас нет другого пути, как только к холмам.
  - Этого не может быть, дон Хуан! - воскликнул я.
  - Почему же нет? - спросил он.
  Я сказал, что хотя и могу засвидетельствовать способность животного
 быть на один прыжок впереди нас, я не могу полностью принять то, что ягуар
 обладает предвидением того, куда мы хотим пойти.
  - Твое заблуждение в том, что ты размышляешь о силе ягуара в терминах
 его способности рассчитывать вещи, - сказал он. - он не может думать. Он
 только знает.
  Дон Хуан сказал, что наш маневр с пылевым облаком смутил ягуара, дав
 ему сенсорную информацию о чем-то таком, чего мы еще не использовали. Мы
 не смогли развить реального чувства поднимания пыли, хотя наши жизни и
 зависели от этого.
  - Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь, - пожаловался я.
  Напряженность начинала действовать на меня. Мне с трудом удавалось
 концентрироваться. Дон Хуан объяснил, что человеческие чувства подобны
 горячим или холодным потокам воздуха и могут легко обнаруживаться
 животными. Мы как бы отправители, а ягуар - получатель. Какими бы ни были
 чувства, переживаемые нами, они находят свою дорогу к ягуару. Или, скорее,
 ягуар читал любые чувства. В случае маневра с пылью чувство, которое мы
 имели об этом, было из ряда вон выходящее, поэтому оно создало только
 вакуум у получателя.
  - Другим маневром, продиктованным безмолвным знанием, будет топание
 по грунту, - сказал дон Хуан.
  Он взглянул на меня, как бы ожидая моей реакции.
  - Сейчас мы пойдем тихим шагом, - сказал он. - и ты будешь топать по
 земле, как десятиметровый великан.
  Наверное, у меня была глупая физиономия, тело дон хуана затряслось от
 смеха.
  Подними облако пыли своими ногами, - приказал он мне. - чувствуй себя
 огромным и тяжелым.
  Я попытался и тут же подхватил чувство массивности. Пугливым тоном я
 заявил, что его сила убеждения была невероятной. Я действительно
 чувствовал себя гигантским и свирепым. Он заверил меня, что мое чувство
 величины ни в коей мере не было продуктом его убеждения, но являлось
 результатом перемещения моей точки сборки.
  Он сказал, что люди древних времен стали легендарными из-за того, что
 благодаря безмолвному знанию они знали о силе, получаемой с помощью
 передвижения точки сборки. В уменьшенном масштабе маги повторяют основные
 пункты древней силы. Благодаря движению своих точек сборки они могут
 манипулировать своими чувствами и изменять вещи. Я изменил ситуацию,
 почувствовав себя огромным и свирепым. Чувства, обработанные таким
 образом, называются "намерением".
  - Твоя точка сборки уже переместилась еще чуть-чуть, - продолжал он.
 - теперь ты находишься в позиции, где ты либо потеряешь полученное, либо
 заставишь свою точку сборки выйти за то местоположение, где она находится
 сейчас.
  Он сказал, что, вероятно, каждый человек в нормальных жизненных
 условиях в одно или другое время имеет возможность уйти от пут
 условностей. Он подчеркивал, что не имеет в виду социальные условности,
 которые связывают наше восприятие. Минуты восторга может хватить для
 сдвига наших точек сборки и ликвидации наших условностей. Точно так же и с
 моментами испуга, болезни, гнева или горя. Но обычно, в момент, когда у
 нас есть шанс сдвинуть наши точки сборки, мы становимся испуганными. В
 игру вступает наш религиозный, академический, социальный фон. Он убеждает
 нашу безопасность вернуться в стадо, возвращая наши точки сборки к
 предписанной позиции, позиции нормального жития.
  Он сказал мне, что все мистики и духовные учителя, которых я знал,
 поступали следующим образом: их точки сборки сдвигались либо с помощью
 дисциплины, либо случайно до определенной точки, а затем они возвращались
 в нормальное состояние, имея при себе воспоминание, которое служило им всю
 жизнь.
 
  - Ты мог стать очень набожным и добрым парнем, - продолжал он. - и
 забыть о первом движении твоей точки сборки. Или ты мог выскочить за свои
 разумные ограничения. Но ты по-прежнему находишься внутри них.
  Я знал, о чем он говорит, но у меня была какая-то странная
 нерешительность, которая заставляла меня колебаться.
  Дон Хуан выдвинул следующий аргумент. Он сказал, что обычный человек,
 неспособный найти энергию для осознания того, что существует за пределами
 его повседневного мира, называет сферу экстраординарного восприятия магии
 колдовством или деятельностью дьявола, бросаясь прочь от нее без хотя бы
 какой-нибудь ее проверки.
  - Но ты не можешь поступать таким образом, - продолжал дон Хуан. -
 тебя не назовешь религиозным, и ты слишком любопытен, чтобы так легко все
 отбросить. Единственной вещью, которая тормозит тебя сейчас, является
 трусость.
  - Преврати все в то, чем оно является - в абстрактное, дух, нагваль.
 Нет колдовства, нет зла, нет дьявола. Есть только восприятие.
  Я понял его. Но не мог точно выразить, что же он хотел от меня.
  Я взглянул на дон Хуана, пытаясь найти более подходящие слова.
 Кажется, я вошел в крайние функциональные рамки ума и не хотел потратить
 зря ни одного слова.
  - Будь гигантом, - приказал он мне, улыбаясь. - избавься от рассудка.
  Тогда я понял, чего он хотел. Фактически, я знал, что Могу увеличить
 интенсивность моих чувств размера и свирепости до тех пор, пока на самом
 деле не стану гигантом, возвышающимся над кустами и наблюдающим все вокруг
 нас.
  Я попытался выразить свои мысли, но тут же отказался от этого. Я
 понял, что дон Хуан знает все, о чем я думаю, и, по-видимому, даже еще
 больше.
  А затем со мной произошло нечто невероятное. Моя способность
 рассуждать перестала функционировать. Я буквально чувствовал, что меня как
 бы накрыло темной пеленой, которая скрыла все мои мысли. И я позволил уйти
 моему рассудку с непринужденностью того, кто не заботится о мире. Я был
 убежден, что если захочу развеять эту непроглядную тьму, мне потребуется
 лишь почувствовать себя прорывающимся через нее.
  В этом состоянии я ощутил, что двигаюсь вперед, набирая ход. Что-то
 вынуждало меня физически передвигаться из одного места в другое. Я не
 испытывал никакой усталости. Скорость и легкость, с которыми я
 передвигался, окрыляли меня.
  Я не чувствовал, что иду - но я и не летел. Скорее, меня несла
 поразительная легкость. Мои движения становились резкими и неизящными
 только тогда, когда я пытался думать о них. Когда же я наслаждался ими
 бездумно, я входил в уникальное состояние физического восторга, для меня
 совершенно беспрецедентного. Если я когда-нибудь в жизни и имел подобные
 случаи физического счастья, то они, наверное, были настолько скоротечными,
 что я не сохранил о них воспоминания. И все же, когда я испытывал этот
 экстаз, появлялось смутное узнавание, словно я знал его, но забыл.
  Оживление от движения через чапарель было таким сильным, что все
 остальное исчезло. Для меня существовало только одно - эти периоды
 оживления и моменты, когда я прекращал двигаться и находил себя в
 чапареле.
  Но еще более необъяснимым было полное телесное ощущение парения над
 кустами, которое возникало в тот момент, когда я начинал двигаться.
  В один момент я ясно увидел фигуру ягуара, бегущего впереди меня. Он
 удирал, как только мог. Я чувствовал, что он пытается уклониться от шипов
 кактусов, тщательно выбирая место, куда ему ступить.
  Меня переполняло желание побежать за ягуаром и напугать его так,
 чтобы он потерял свою предосторожность. Я знал, что тогда он нарвется на
 колючки. Затем в мой безмолвный мир ворвалась мысль - я подумал, что ягуар
 может стать более опасным, если его поранят колючки. Эта мысль вызвала
 такой эффект, словно кто-то пробудил меня от сна.
  Когда я осознал, что процесс моего мышления заработал вновь, я
 обнаружил, что нахожусь у основания низкой цепи скалистых холмов. Я
 осмотрелся. Дон Хуан находился в нескольких шагах от меня. Казалось, он
 выбился из сил. Его лицо было бледным, и он тяжело дышал.
  - Что случилось, дон Хуан? - спросил я, прочистив свое горло.
  - Это ты расскажи мне, что случилось, - задыхаясь, прохрипел он.
  Я рассказал ему, что я чувствовал. И вдруг понял, что с трудом
 различаю вершину горы прямо перед собой. Почти стемнело, а это значило,
 что я бежал или шел более двух часов.
  Я попросил дон Хуана объяснить мне это несоответствие времени. Он
 сказал, что моя точка сборки перешла с места отсутствия жалости в место
 безмолвного знания, но мне все еще не хватает энергии, чтобы
 манипулировать им самостоятельно. Чтобы манипулировать им самостоятельно,
 я должен иметь достаточно энергии, чтобы перемещаться по своей воле между
 рассудком и безмолвным знанием. Он добавил, что если у мага хватает
 энергии - или даже если он не обладает достаточной энергией, но
 перемещение необходимо ему как вопрос жизни и смерти - он может колебаться
 между рассудком и безмолвным знанием.
  Его вывод обо мне был следующим - благодаря серьезности нашей
 ситуации, я позволил духу передвинуть мою точку сборки. Результатом было
 мое вхождение в безмолвное знание. Естественно, сфера моего восприятия
 возросла, и это дало мне чувство высоты, парения над кустами.
  В этот миг, из-за моего академического воспитания, я страстно
 заинтересовался обоснованием согласованности. Я задал ему мой стандартный
 вопрос тех дней.
  - Если кто-нибудь из департамента антропологии наблюдал бы за мной,
 он увидел бы меня гигантом, продирающимся через чапарель?
  - Этого я действительно не знаю, - сказал дон Хуан. - попробуй
 выяснить это, сдвинув свою точку сборки, когда ты будешь в департаменте

<< Пред.           стр. 49 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу