<< Пред. стр. 53 (из 284) След. >>
Я взглянул на него с удивлением. Он замолчал и уставился на меняозорными глазами.
- Когда мы приходим к магии, наши личности уже сформированы, - сказал
он и пожал плечами, выражая смирение, - поэтому все, что нам остается
делать, это практиковать контролируемую глупость и смеяться над собой.
Наплыв сочувствия заставил меня сказать, что он, по моему мнению, ни
в коей мере не мелочный.
- Но такова моя основная индивидуальность, - настаивал он.
Я с этим не согласился.
- "Сталкеры", практикуя контролируемую глупость, верят, что в
вопросах личности вся человеческая раса делится на три категории, - сказал
он и улыбнулся так, как делал это всегда, когда выдавал себя за меня.
- Это абсурд, - возразил я. - человеческое поведение слишком
запутано, чтобы его можно было характеризовать так просто.
- "Сталкеры" говорят, что мы не так сложны, как нам кажется, - сказал
он. - и что мы все принадлежим к одной из трех категорий.
Я нервно рассмеялся. Обычно я принимал такие заявления как шутку, но
в этот раз, благодаря тому, что мой ум был совершенно чист, я
почувствовал, что он говорит совершенно серьезно.
- Ты не шутишь? - спросил я вежливо, как только мог.
- Я совершенно серьезен, - ответил он и начал смеяться.
Его смех немного расслабил меня. И он продолжил объяснение системы
классификации, созданной "сталкерами". Он сказал, что люди первой
категории являются идеальными секретарями, помощниками и компаньонами. Они
обладают очень подвижной индивидуальностью, но их подвижность не является
вдохновляющей. Тем не менее они полезны, заботливы, полностью приручаемы,
изобретательны до определенных границ, забавны, воспитаны, милы и
деликатны. Другими словами, это люди, приятнее которых не найти, но у них
есть огромный недостаток - они не могут действовать самостоятельно. Они
всегда нуждаются в тех, кто бы направлял их. Получив направление, каким бы
напряженным и противоречивым оно ни было, они потрясающи в его реализации.
Но предоставленные самим себе, они погибают.
Людей второй категории милыми вообще не назовешь. Это мелочные,
мстительные, завистливые, недоверчивые и эгоистичные люди. Они говорят
только о себе и обычно требуют, что-бы люди подчинялись их стандартам. Они
всегда перехватывают инициативу, даже если с ней им неуютно. Им не по себе
в любой ситуации, и они никогда не расслабляются. Такие люди ненадежны и
всегда всем недовольны, при большей незащищенности они становятся еще
более отвратительными, чем есть на самом деле. Их смертельным недостатком
является то, что они должны убивать, чтобы быть лидерами.
К третьей категории относятся люди, которые ни милы, ни
отвратительны. Они никому не служат и никому не навязывают себя. Скорее
всего они равнодушны. У них есть возвышенное понятие о самих себе,
составленное из грез и желаемых мечтаний. В чем они экстраординарны, так
это в ожидании, что вот-вот что-то произойдет. Они ожидают, что будут
открывателями и победителями. Они обладают чудесной способностью создавать
иллюзию того, что их ждут великие дела, которые они всегда обещают себе
выполнить, но не делают этого никогда, поскольку для этого у них нет,
фактически, никаких ресурсов.
Дон Хуан сказал, что он сам определенно принадлежит ко второй
категории. Потом он попросил меня классифицировать самого себя, и я начал
трещать без умолку. Дон Хуан, согнувшись от хохота, свалился на землю.
Он предложил мне еще раз классифицировать себя, и я неохотно
предположил, что представляю собой комбинацию всех трех категорий.
- Мне не нужна эта комбинация чепухи, - сказал он, по-прежнему
извиваясь от хохота. - мы просто люди, и каждый из нас представляет только
один из трех типов. И как я убежден, ты принадлежишь ко второй категории.
"Сталкеры" называют таких людей пердунами.
Я начал протестовать, что его схема классификации унизительна. Но
остановился на середине фразы. Вместо этого я понял, что это правда, что
существует только три типа личностей и каждый из нас пойман в одну из трех
категорий, в жизни нет места надежде на изменение и освобождение.
Он согласился, что это как раз тот самый случай. Но все же остается
один путь к освобождению. Маги давно научились тому, что только наше
личное самоотражение бросает нас в одну из категорий.
- Наша беда в том, что мы принимаем себя слишком серьезно. - сказал
он. - в какую бы категорию не попадал наш образ самих себя, вопрос
заключается только в нашей собственной важности. Если у нас нет
собственной важности, значит, нет и вопроса, к какой категории мы
относимся.
- Я всегда был пердуном, - продолжал он, и его тело затряслось от
смеха. - так же, как и ты. Но теперь я тот пердун, который не принимает
себя серьезно, в то время как ты по-прежнему делаешь это.
Я был возмущен. Я хотел поспорить с ним, но не мог собрать для этого
энергии.
На пустой площади реверберация его смеха была неестественно жуткой.
Потом он сменил тему, и скороговоркой произнес основные ядра, которые
мы с ним обсуждали: манифестация духа, стук духа, надувательство духа,
нашествие духа, требование "намерения" и управление "намерением".
Он повторил их, словно давал моей памяти шанс полностью сохранить их.
А затем он кратко изложил все, что прежде говорил мне о них. Было так,
словно он нарочно вынуждал меня сохранить всю эту информацию в
интенсивности этого момента.
Я отметил, что основные ядра по-прежнему оставались тайной для меня.
У меня появилась все та же озабоченность о моей способности понимать их. У
меня было впечатление, что стоит ему прекратить обсуждение темы, и я тут
же потеряю ее смысл.
Я настаивал на том, что должен задать ему массу вопросов об
абстрактных ядрах.
Он, казалось, мысленно оценил сказанное мной и тихо кивнул головой.
- Эта тема была очень трудна и для меня, - сказал он. - и я тоже
задавал много вопросов. Возможно, я был более эгоцентричным, чем ты. И
таким же противным. Придирки были единственным способом задавания
вопросов, который я знал. Ты же скорее воинственный инквизитор. В конце
концов, конечно, и ты, и я в равной степени надоедливы, но по различным
причинам.
Прежде чем сменить тему, дон Хуан добавил к нашей беседе об основных
ядрах еще одну вещь: то, что они открывали себя очень медленно, то
появляясь, то капризно уходя.
- Я не могу повторять слишком часто, что каждый человек, чья точка
сборки сдвинулась, может передвинуть ее дальше, - начал он. - и
единственная причина, по которой мы нуждаемся в учителе, заключается в
том, что кто-то должен постоянно подстегивать нас. В противном случае
нашей естественной реакцией будет остановка для того, чтобы поздравить
себя с окончанием такой большой темы.
Он сказал, что мы оба являемся хорошими примерами нашей
отвратительной тенденции поменьше касаться самих себя. Его бенефактор, к
счастью, будучи потрясающим "сталкером", вообще не щадил его.
Дон Хуан сказал, что в течение их ночных путешествий по диким местам
нагваль Хулиан пространно обучал его природе собственной важности и
движения точки сборки. Для нагваля Хулиана собственная важность была
монстром с тремя тысячами голов. И тот, кто вступал с ней в бой, мог
победить ее одним из трех способов. Первый способ состоял в отсечении
каждой из голов по очереди, вторым было достижение таинственного состояния
бытия, называемого местом отсутствия жалости, которое разрушало
собственную важность, медленно убивая ее голодом, третьим была оплата
немедленного уничтожения тысячеголового монстра своей символической
смертью.
Нагваль Хулиан рекомендовал третий выбор. Но он говорил дон Хуану,
что считал бы себя счастливым, если бы мог выбирать. Для этого был дух,
который обычно решал, каким путем идти магу, и маг был обязан следовать
ему.
Дон Хуан сказал, что так же, как и он вел меня, его бенефактор
заставил его отсечь три тысячи голов собственной важности, одну за другой,
но результат был совершенно разным. В то время, как я реагировал очень
хорошо, он не реагировал на это вообще.
- Со мной была особая ситуация, - продолжал он. - с того самого
момента, как мой бенефактор "увидел" меня, лежащим на дороге с пулевой
раной в груди, он знал, что я новый нагваль. Он действовал в соответствии
с этим. Он сдвинул мою точку сборки вскоре после того, как это позволило
мое здоровье. И я с легкостью увидел поле энергии в образе
человека-чудовища. Но это достижение, вместо того, чтобы помочь, как
предполагалось нагвалем, помешало дальнейшему движению моей точки сборки.
И в то время, как точки сборки других учеников двигались без остановки,
моя оставалась фиксированной на моей способности "видеть" монстра.
- Но разве твой бенефактор не говорил тебе, что делать с этим? -
спросил я, озадаченный ненужным затруднением.
- Мой бенефактор не верил в передачу знания по наследству, - сказал
дон Хуан. - он считал, что знание, переданное таким образом, теряет свою
эффективность. Не было такого, чтобы кто-то нуждался в нем. С другой
стороны, если о знании лишь намекали, заинтересованный человек должен был
придумать способ, чтобы потребовать это знание.
Дон Хуан сказал, что разница между его методом обучения и методом его
бенефактора заключается в том, что он сам верит в свободу выбора. Его
бенефактор ее отрицал.
- А учитель твоего бенефактора, нагваль Элиас, рассказал тебе о том,
что происходит? - настаивал я.
- Он пытался, - сказал дон Хуан и вздохнул. - но я действительно был
невыносим. Я видел все. Я просто позволял двум людям говорить мне все, что
угодно, но никогда не слушал того, что они мне говорили.
Чтобы выйти из этого тупика, нагваль Хулиан решил заставить дон Хуана
выполнить еще раз, но уже другим путем, свободное движение его точки
сборки.
Я перебил его вопросом, произошло ли это до или после его переживания
в реке. История дон Хуана не имела хронологического порядка, который мне
так нравился.
- Это случилось несколькими месяцами позже, - ответил он. - и ни на
миг не думай, что я действительно изменился благодаря своему переживанию
разделенного восприятия, я не стал ни мудрее, ни трезвее. Ничего
подобного.
- Подумай о том, что случилось с тобой, - продолжал он. - я не только
раз за разом разрушал твою последовательность, я разносил ее в клочья, а
посмотри на себя - ты по-прежнему действуешь так, словно ты целый. Это
ярчайшее достижение магии, "намеренного" действия.
- Я был таким же. На время я пошатнулся под ударом того, что пережил,
но потом я все забыл и связал разорванные концы, словно ничего и не
произошло. Бот почему мой бенефактор верил, что мы можем действительно
измениться только тогда, когда умрем.
Вернувшись к своей истории, дон Хуан сказал, что нагваль использовал
Тулио, необщительного члена его семейства, чтобы нанести новый
сокрушительный удар по его психологической последовательности.
Дон Хуан сказал, что все ученики, включая и его самого, никогда не
были в полном согласии друг с другом кроме того, что Тулио - презрительно
надменный человечишко. Они ненавидели Тулио из-за того, что он либо
избегал их, либо постоянно их осаживал. Он всегда обращался с ними с таким
пренебрежением, что они чувствовали себя подобно грязи. Они все были
убеждены, что Тулио никогда не разговаривает с ними, потому что ему нечего
им сказать, и что его наиболее рельефной чертой, его высокомерным
равнодушием была скрываемая им робость.
Но несмотря на его неприятную личность, к огорчению всех учеников,
Тулио имел несообразное влияние на всех обитателей дома - особенно на
нагваля Хулиана, который, казалось, души в нем не чаял.
Однажды утром нагваль Хулиан отправил всех учеников в однодневную
поездку в город. Единственным человеком, который остался в доме, не считая
старых хозяев дома, был дон Хуан.
Около полудня нагваль Хулиан отправился в свой кабинет, чтобы
заняться ежедневными деловыми расчетами. Проходя мимо, он небрежно
попросил дон Хуана помочь ему с бухгалтерией.
Дон Хуан начал разбираться с квитанциями и вскоре понял, что для
продолжения работы ему нужна некоторая информация от Тулио, который,
будучи ответственным за имущество, забыл сделать необходимые записи.
Нагваля Хулиана ужасно разозлило упущение Тулио, что доставило немало
удовольствия дон Хуану. Нагваль нетерпеливо приказал дон Хуану отыскать
Тулио, который в это время присматривал на полях за рабочими, и попросить
его зайти к нему в кабинет.
Дон Хуан, радуясь идее досадить Тулио, пробежал полмили по полям в
сопровождении слуги, который защищал его от человека-чудовища. Он нашел
Тулио, который, как всегда, следил за работой на расстоянии. Дон Хуан
заметил, что Тулио не любит вступать в прямой контакт с людьми и всегда
наблюдает за ними издалека.
Резким тоном и в преувеличенно властной манере дон хуан приказал
Тулио следовать в дом, поскольку нагвалю требуется его помощь. Тулио едва
слышным голосом ответил, что он слишком занят в данный момент, но в
течение часа, возможно, освободится и придет.
Дон Хуан настаивал, зная, что Тулио не снизойдет для спора с ним и
просто спровадит его кивком головы. Он был шокирован, когда Тулио начал
кричать ему непристойности. Сцена так не вязалась с характером Тулио, что
даже рабочие перестали трудиться и вопросительно посмотрели друг на друга.
Дон Хуан был уверен, что они никогда не слышали, чтобы Тулио повышал свой
голос и при этом выкрикивал неприличную брань. Его удивление было таким
сильным, что он нервно рассмеялся, и этот смех ужасно рассердил Тулио. Он
даже швырнул в напуганного дон Хуана камень, вызвав его бегство.
Дон Хуан и его телохранитель немедленно прибежали в дом. Около дверей
они встретили Тулио. Он что-то тихо рассказывал и пересмеивался с
несколькими женщинами. По своему обыкновению, он отвел голову в сторону,
игнорируя дон хуана. Дон Хуан начал сердито отчитывать его за то, что он
болтает здесь в то время, когда его требует в кабинет сам нагваль. Тулио и
женщины посмотрели на дон Хуана так, словно он спятил.
Но Тулио в этот день был каким-то необычным. Он вдруг закричал на дон
Хуана, приказывая ему закрыть свой гнусный рот и подумать о своих
собственных гнусных делах. Он нагло обвинил дон Хуана в попытке
представить его в плохом свете перед нагвалем Хулианом.
Женщины выказывали свою встревоженность, громко вздыхая и
неодобрительно посматривая на дон Хуана. Они пытались успокоить Тулио. Дон
Хуан еще раз приказал Тулио идти в кабинет нагваля и пояснить счета. Тулио
послал его подальше.
Дон Хуан затрясся от гнева. Простое задание проверить счета
превращалось в кошмар. Но он сдержался. Женщины внимательно следили за
ним, и это злило его пуще прежнего. В безмолвном бешенстве он побежал к
нагвалю. Тулио и женщины вернулись к разговору и тихо смеялись, как бы
радуясь удачной шутке.
Удивление дон Хуана нельзя описать словами, когда, вбежав в кабинет,
он увидел Тулио, сидящим за письменным столом нагваля, погруженным в
изучение квитанций. Дон Хуан сделал огромное усилие и поборол свой гнев.
Он улыбнулся Тулио. У него больше не было надобности сводить с Тулио свои
счеты. Он вдруг понял, что нагваль Хулиан использовал Тулио, чтобы
проверить его, посмотреть, можно ли его вывести из себя. Но он не даст ему
этого удовольствия.
Не отводя глаз от квитанций, Тулио сказал, что если дон Хуан
разыскивает нагваля, он, возможно, найдет его в другом конце дома.
Дон Хуан помчался в другую часть дома и застал нагваля Хулиана
медленно шагающим вокруг патио с Тулио под ручку. Нагваль, казалось, был
поглощен беседой. Тулио мягко потянул за его рукав и сказал тихим голосом,
что сюда пришел его помощник.
Нагваль по деловому объяснил дон Хуану все, что надо было сделать со
счетами. Это было длинное, подробное и доскональное объяснение. Потом он
попросил дон Хуана принести расчетную книгу из кабинета сюда, чтобы они
могли сделать записи, а потом Тулио подпишет свои.
Дон Хуан не мог понять, что происходит. Подробное объяснение и
деловой тон нагваля переносил все в сферу мирских дел. Тулио нетерпеливо
приказал дон Хуану поторапливаться и принести книгу, поскольку он был
очень занят. Ему куда-то надо было спешить.
Но теперь дон Хуан смирился со своей ролью клоуна. Он знал, что
нагваль задумал что-то еще, он понял это по странному выражению его глаз,
которое у дон Хуана всегда ассоциировалось с его кошмарными шутками. К
тому же Тулио в этот день сказал больше слов, чем за все два года, которые
дон Хуан был в этом доме.
Не сказав ни слова, дон Хуан вернулся в кабинет. Как он и ожидал,
Тулио оказался здесь первым. Он сидел на углу стола, ожидая дон Хуана и
нетерпеливо постукивал каблуком об пол. Он протянул гроссбух дон Хуану и
сказал, что тот может убираться прочь.
Даже будучи подготовленным, дон Хуан был поражен. Он смотрел на
человека, который в это время сердился и ругал его. Дон Хуан изо всех сил
пытался не раздражаться. Он продолжал говорить себе, что все это просто
проверка его выдержки. Ему казалось, что его выгонят из дома, если он не
выдержит испытания.
В центре своего смятения он все же удивлялся той скорости, с какой
Тулио всегда удавалось быть на прыжок впереди него.
Дон Хуан, конечно же, предвидел, что Тулио уже поджидает его с
нагвалем. И все-таки, когда он увидел его там, это хотя и не удивило его,
но заставило заподозрить неладное. Он же мчался через дом по кратчайшему
пути. Тулио никак не мог обогнать его. Кроме того, если бы Тулио и бежал,
ему бы следовало бежать рядом с дон Хуаном.
Нагваль Хулиан с равнодушным видом принял от дон Хуана расчетную
книгу, потом сделал запись, и Тулио зарегистрировал ее. Затем они вновь
заговорили о счетах, не обращая внимания на дон Хуана, который буквально
пожирал глазами Тулио. Дон Хуану хотелось разгадать, какой вид испытания
они подготовили для него. Ему казалось, что это было испытание его
отношения к другим. В конце концов в этом доме его отношение к другим
всегда было проблемой.
Нагваль отпустил дон Хуана, сказав, что хочет наедине с Тулио
обсудить некоторые дела. Дон Хуан пошел искать женщин, чтобы разузнать,
что же они скажут об этой странной ситуации. Не прошел он и десяти метров,
как встретил двух женщин и Тулио. Между ними шел оживленный разговор. Он
увидел их раньше, чем они заметили его, поэтому дон Хуан бросился назад к
нагвалю. Тулио был там, беседуя с нагвалем.
Невероятное подозрение закралось в ум дон Хуана. Он побежал в
кабинет, Тулио так углубился в бухгалтерию, что даже не обратил внимания
на дон Хуана. Дон Хуан спросил его, что происходит? Тулио на этот раз
поступил по своему обыкновению, он и не ответил и даже не взглянул на дон
хуана.
В этот миг у дон Хуана появилась другая невообразимая мысль. Он
побежал на конюшню, оседлал двух лошадей и попросил своего утреннего
телохранителя сопровождать его снова. Они галопом поскакали туда, где
видели Тулио прежде. Он был точно там, где они оставили его. Он ни слова
не сказал дон Хуану и только пожал плечами и отвернулся, когда дон Хуан
начал расспрашивать его.
Дон Хуан и его компаньон галопом вернулись домой. Он попросил
человека позаботиться о лошадях и вбежал в дом. Тулио обедал с женщинами.
Тулио разговаривал с нагвалем. Тулио работал со счетами.